виртуальный клуб Суть времени

Контрмодерн

Русское ноу-хау, или Чем занимались коммунисты

Аватар пользователя spirit
Русское ноу-хау, или Чем занимались коммунисты

Сергей Кургинян о проекте «Модерн» и о том, почему хотят уничтожить русскую цивилизацию  
 

В современном мире существует несколько типов обществ, отличающихся друг от друга по системе используемых регуляторов. Но главным является способ существования, именуемый модерном. Этот способ начал развиваться примерно около 1500 года нашей эры и сейчас завершается на наших глазах. Соответственно, мы говорим об обществе модерна, об эпохе модерна и так далее.
В пределах эпохи, конечно же, есть и другие общества. Есть премодерн, то есть общества, не осуществившие переход в модерн. Есть контрмодерн, то есть общества, желающие вернуться в очень модифицированный модерн. И есть постмодерн, считающий, что он своим отрицанием модерна как бы преодолел его.
Модерн, а также премодерн, контрмодерн и постмодерн – это типы обществ, которым свойственны определённые нормы и принципы, регулирующие социальную жизнь. Модерн – это тип общества, регулируемый
а) светским национальным правом,
б) секуляризацией общественной жизни, то есть превращением всей жизни в светскую. Религия отделяется от государства, она остаётся как частное дело людей, но её прерогативы резко сокращаются, им указана граница. Атомизация, индивидуализация индустриализация и так далее. Общество модерна иногда называют индустриальным или даже буржуазным, но с определёнными оговорками.
Премодерн – это тип общества, предшествующий модерну и регулируемый религией, традицией, сословной корпоративностью, преобладание сельскохозяйственного уклада. Общество премодерна иногда называют традиционным или аграрным.
Контрмодерн – это тип общества, сходный с премодерном, но искусственно насаждаемый в эпоху модерна и даже постмодерна. И избавляющий премодерн от развития, от гуманности. Ведь когда премодерн существовал, в нём же тоже было развитие.
Постмодерн – это тип общества, формирующийся на обломках модерна и проблематизирующий основные принципы всей социальной регулятивности. Если модерн собирал всё к одному знаменателю, разрешая многообразие и потом собирая его рациональностью, то постмодерн говорит: «Всё, ничего не собираем, всё распускаем».
Типы обществ формироваться стихийно или на основе чёткого замысла.
Замысел, сообразно которому создаётся общество определённого типа, – это проект. В наибольшей степени на основе чёткого замысла осуществлялись модерн, контрмодерн и постмодерн, что позволяет говорить о проекте «Модерн», о проекте «Контрмодерн» и о проекте «Постмодерн».
Давайте перечислим регуляторы, они же фундаментальные принципы, обеспечивающие в рамках модерна структуризацию общества, его функционирование и развитие.
Принцип номер один – несовершенство человека. Неисправляемое несовершенство человека. Модерн говорит: «Человек фундаментально зол и несовершенен. В нём всегда есть свинья, и её количество равно константе. Мы должны исходить из этого, как из данности. И мы должны заставить это работать на прогресс, на благо, на развитие. Утопия усовершенствования человека – злая утопия. Человек зол – мы должны исходить из этого, ставить его в рамки, при которых это зло будет работать на благо. Пар, нагнетаемый в котле, может взорвать дом, но он же может создать паровую машину. Мы должны работать так, – говорит модерн, – и мы обеспечим прогресс».
Так он его обеспечил! Модерн – великий проект. Он обеспечил развитие. Но в итоге оказалось, что качество «хомо сапиенса» не меняется и даже ухудшается, а развитие производительных сил идёт чуть ли не по экспоненте.
И возникает вот такая ситуация: развитие технической среды, в которой обитает антропос, идёт вверх, а сам антропос остается на месте (или идёт вниз). Нарастают антропотехнические «ножницы». Человек не меняется, а среда стремительно развивается.
В результате техническое развитие подходит к некоему критическому барьеру. Антропотехническому барьеру, иногда в кулуарах называемому «барьером Питерса». Этот неуправляемый рост смертельно опасен. И мы подходим к этому барьеру.
«Что ж тогда делать?» – спрашивают.
Либо начать сворачивать научно-технический прогресс (и это и есть контрмодерн). А как его свернёшь? Его же и свернуть нельзя!
Либо начать наращивать человека, а это и есть сверхмодерн.
Этим-то и занимались коммунисты! Этим-то всё время и занималась Россия столетиями. За это-то её и костерили. Но сейчас же наступает момент, когда без этого типа развития, который уже не есть модерн, мы просто окажемся у «барьера Питерса». Мы просто «навернёмся» раз и навсегда.
Это только один главный принцип, который уже говорит о том, что модерну, великому проекту, который осуществлялся очень долго, хана. Он подходит к финальной точке. Те принципы регуляции, которые он предлагал, исчерпаны.
Но если это так, то всё, что делали русские (как в рамках XIX и XVIII века, так и в рамках коммунизма), все русские мечты о том, чтобы человек развивался так же, как развиваются производительные силы, чтобы одно развитие сочеталось с другим, – она только сейчас приобретает, эта мечта, безальтернативный характер. Только сейчас человечество вдруг понимает, что без этого действительно хана.
Русское ноу-хау выходит на передний край само собой, в силу краха конкурента. Русские этого не добивались. Крах происходит в силу естественных причин и в силу того, что его добивают, этот модерн, мировые элиты, которые грезят просто неразвитием.
Но тогда всё, что остаётся человечеству от альтернативного развития, – это русское ноу-хау. И именно в этот момент нужно уничтожить и русскую цивилизацию, и это ноу-хау, и всё на свете. Ради чего? Тут же возникает главный вопрос – ради чего?
Для того чтобы шанса на развитие, совместимого с жизнью, у человечества не осталось. У Шиллера по этому поводу король спрашивает у Инквизитора: «Кому же я оставлю державу?» Он отвечает: «Тлению, но не свободе».
Поэтому все, кто болтает о свободе, говорят о ней, ноют, источают из себя какие-то странные звуки по поводу модерна – все эти люди на самом деле являются марионетками в руках других, которые тяготеют к фундаментальному злу.

 

Все, кто болтают о свободе и модернизации, – марионетки в руках фундаментального Зла

26 апреля 2011 г.

Про Четвертый проект

Аватар пользователя spirit
Про Четвертый проект

Сергей Кургинян о тайне «русского чуда»  
 

Если ПОСТМОДЕРН, который мы должны обсуждать отдельно, является проектом #1 (это Запад); сам МОДЕРН, ставший из мирового движения частью движения (обособившейся, окуклившейся и потому приобретшей совершенно другие качества), является проектом #2 [Большой Дальний Восток]; КОНТРМОДЕРН является проектом #3 [Большой Юг], – то что может сделать Россия в этом мире, если она не вписывается в эти три проекта? Выдвинуть четвёртый!..
Если не будет четвёртого проекта, опирающегося на историческую почву, то миру кранты, а нам в первую очередь. И вопрос здесь заключается в том, возможен ли в мире четвёртый проект? Чем он является, и почему русские могут предложить что-то своё в рамках четвёртого проекта? Если всмотреться в советское наследство:
а) как в факты,
б) как в смыслы,
в) как в нечто, непонятое до конца,
г) как в нечто недостроенное,
если соединить эти а), б), в) и г) – в единство, то выяснится, что внутри этого комплекса, особенно на его этажах, связанных с непостроенным, отброшенным и тем, что мы не видим, на этих этажах содержится некое ядро, говорящее о том, что русские осуществляли не сталинскую модернизацию, а некий альтернативный проект развития. Что во время советской власти русские – и все народы, объединившиеся вокруг России, – осуществляли не сталинскую модернизацию, а альтернативный проект развития.  В котором были избытки классической модернизации, но было и нечто, что к ней явным образом не сводилось, явным образом. Что же это, прежде всего?
Русские (и советские народы в целом) осуществляли форсированное, мощнейшее развитие, которое все видели, без разрушения традиционного общества и даже с его укреплением. Потому что, что бы мы ни говорили о колхозе – это укрепление традиционного общества.
Могут сказать: «Его здесь укрепляли, чтобы оттуда выдёргивать дрова для «топки» и бросать их в котёл современного уклада».
Нет. Потому что и современный уклад долгое время представлял собой уже нечто коллективистское. И, как я уже говорил, советское предприятие было предприятием общинного типа – со своей социальной средой, со своими профилакториями, санаториями и всем прочим. И это было не случайно. И советский дворик, где играл граммофон, был частью того же самого индустриального коллективизма. То есть русские не только создали и сохранили аграрный коллективизм колхозов. Они же ещё создали новый индустриальный коллективизм. А затем и новый постиндустриальный коллективизм стали создавать понемножку.
Чем был русский прорыв? Вот это знаменитое «русское чудо», кроме цифр, чем оно было ещё? Что оно значит с социальной, философской и иных точек зрения? А если это любовь? А если там, внутри вот этих четырёх уровней – фактов, смыслов, недообнаруженного и отброшенного, – находилась в зачатке тайна способа развития без сокрушения коллективизма, другого способа развития?
Тогда вдруг оказывается, что русские-то знают, как развиваться без сокрушения коллективизма, как развиваться альтернативным модерну путём. А если они это знают, а модерну наступает естественный кирдык... то единственный шанс человечества сохранить развитие, а значит своё бытие в XXI веке, связан с русским советским наследством, совершенно по-новому понятом.
Тут находится русское слово, находящееся в русском наследстве, в советском наследстве. Вот если бы сейчас реально был выдвинут новый проект – принципиально новый, опирающийся на такие фундаментальные камни, как индустриальный и постиндустриальный коллективизм в соединении с коллективизмом аграрным; как «новый человек», «новый гуманизм», «история как сверхценность». Если бы на этих камнях русские построили новое здание, опираясь на своё великое наследство, опираясь на гигантский гипертекст, который они уже создали и который нужно переосмыслить... Если бы они это всё сделали, то возник бы четвёртый проект.
Вот если бы это «четвёртое» возникло сейчас (во втором-третьем десятилетии XXI века), то, может, XXI век не стал бы веком конца человечества. Поэтому ставки огромны.
Создав этот четвёртый проект и реализовав его, мы выживаем в мире, мы приносим миру новое слово и мы ломаем все эти тенденции, которые нас уничтожают в мире, которые не дают нам места в нём. Сколько бы мы ни искали места в том мире, который сейчас формируют американцы, окажется де-факто, что нам места нет. Но если мы сформируем другой мир, то нам в нём место окажется. И не только нам, но и всему человечеству. И не к катастрофе Третьей мировой войны и конца истории мир будет идти, а он будет дальше двигаться по колее истории. Он вернётся на неё весь, целиком. И мы опять окажемся не в арьергарде, а в авангарде.
Вот о чём сегодня важно думать. Потому что без постановки таких максимальных задач вся эта «минимизация» ничего не говорит русской душе. И она предпочитает умереть или заснуть, чем тешить себя малыми удовольствиями жалких суррогатов, которые ей предоставляет существующая картина мира.
 
Мы построим новый, другой мир для России и человечества! Мелкие задачи ничего не говорят русской душе...
 
21 февраля 2011 г.

Про модернизацию России

Аватар пользователя spirit
Про модернизацию России

Сергей Кургинян о том, почему модернизации в России невозможна  
 

У нас почти все, включая высшую политическую элиту, верят, как дети, что  у России есть место в какой-то там модернизации.
Поясняю. Модернизация («модерн» или «модернити»), взятая как большая стратагема, а не как способ апгрейда самолётов или компьютеров, заключается в первом приближении в следующем. Есть традиционное общество (крестьянское, коллективистское, аграрное). И есть современное индустриальное общество. Берётся материал из традиционного общества, выдёргивается оттуда крестьянин – порядочный, трудолюбивый, очень скромно живущий, совсем нищий. И этому крестьянину дают чуть-чуть больше и ставят его к станку. Из-за этого «чуть-чуть больше» он согласен работать. Поэтому у него сильная трудовая мотивация.
Модернизация – это процесс, при котором в топку бросается, как дрова или уголь, «традиционное общество», и поэтому паровоз едет. Он едет до тех пор, пока есть что бросать в топку – это первое.
Второе. Как модернизация это бросает в топку? Она уничтожает коллективистское традиционное общество. Она его индивидуализирует, атомизирует, переводит в современное состояние, навязывает ему другие стандарты регуляции и так далее.  
С этой точки зрения, модернизация сегодня идёт только на Большом Востоке, в одной из частей мира. И, между прочим, авторитарные партии, коммунистические или другие, прекрасно с этим справляются.  
Гармония между богатыми и бедными обеспечивается правящей авторитарной партией. С одной стороны, она изымает часть дополнительного произведённого богатства у богатых и говорит им: «Не отдадите – палкой по голове». С другой стороны, она отдаёт это бедным и говорит: «Если бедные потребуют больше, тоже палкой по голове». Этот баланс строится на том, что там капиталистический класс может дать эти 8-9 % прироста богатства, и он находится в узде крупных партий.
И рост населения... И регион растёт. Как коммунистические Вьетнам, Китай, так и полудемократическая Индия, так и классически капиталистические Южная Корея, Сингапур и так далее. Весь регион Большой Дальний Восток стал регионом #1, регионом модерна.
Есть второй регион – Большой Запад, в который включаются и Соединённые Штаты. Этот регион отказался от модерна как такового. Он присягнул постмодерну как форме жизни: имморализм, отсутствие индустриального движения, опора не на традиционное общество, не на индустрию, а на сервис. Это гигантский сервисный регион.  
И теперь на глазах у нас формируется третий регион. Если первый регион – это регион модерна, если регион №2 – это регион постмодерна, то третий – это регион контрмодерна, где люди говорят: «А мы не хотим этой вашей «модернити». Это всё скверна, это всё зло. Мы хотим песок пустыни, верблюда, саблю и шатёр. И шли бы вы куда подальше. Вы – наши враги, мы хотим другого».
Этот регион, конечно, в основном исламский.
Итак, есть три эти региона. Три региона, запомним ещё раз:
Регион #1 – Большой Дальний Восток, модерн.
Регион #2 – Большой Запад, постмодерн.
И регион #3 – Большой Юг или контрмодерн.
Теперь скажите мне честно, положа руку на сердце: где здесь место России? Россия может войти и конкурировать с Большим Дальним Востоком по части модерна? У неё нет традиционного общества! Она уже трижды себя модернизировала, она давно вошла в постиндустриальный мир. Модернизация проводилась несколько раз: при Петре, при Столыпине, при Сталине. И потом ещё, когда разрушались бесперспективные деревни. У нас нет традиционного общества, которое мы можем бросить в топку модернизации, это утопия! Мы не можем таким способом идти, потому что даже если бы мы захотели, у нас нет для этого ресурсов. Понимаете, нет и нет. Вообще нет.
Мы не регион модерна, мы не Большой Дальний Восток.
Но мы и не Большой Запад. Все, кто стремятся втащить нас в этот Большой Запад, просто наивны до предела. А ведь эти наивные попытки идут уже 20 лет.
Так кто же мы? Мы и не этот Юг.
Здесь возникает катастрофа: наша Родина бесконечно нам нужна, бесконечно нами любима и бесконечно для нас ценна. Но с точки зрения этой картины, ее приговорили все внешние силы. Ей просто нет места на формирующейся карте мира!
 
В мире, который формируют американцы, России места нет...
 
16 февраля 2011 г.
Ленты новостей