Ссылка на youtube, файлы для скачивания и расшифровку в полной версии новости.

Западные подстрекатели! Руки прочь от Украины и России!

ПОДПИШИСЬ!

СВ-ДНР №11 from ECC TV .

Скачать файл.avi (avi -231 Мб)
Звуковая дорожка, файл.mp3 (mp3 - 35 Мб)

Youtube
 

Телевидение «Суть времени — ДНР» Выпуск 11

11 июля 2014 года

Интервью с А.С. Ходаковским, командиром бригады «Восток»

Вопрос: В информационном пространстве распространяются слухи, что бойцы из батальонов бегут, что их численность все время уменьшается. Действительно ли бегут? Какая обстановка в Вашем подразделении?

Ходаковский: Вы правильно эту информацию охарактеризовали. Это исключительно слухи. Приток не прекращается. Слава богу, эти люди, которые готовы идти с оружием в руках отстаивать свою землю, они мало проводят времени в интернете и все эти слухи там не фиксируют. И это никак не влияет на количество ополченцев и никак не влияет на формирование бригады.

Вопрос: А как Вы можете прокомментировать вчерашний штурм аэропорта в Донецке?

Ходаковский: Неверно называть те действия, которые проводились в районе аэропорта, штурмовыми действиями. Потому что цель, которая ставилась перед этими действиями, — выявление системы огня и количества тех огневых средств, которые успели накопиться в аэропорту. То есть различными уколами, различными атаками с разных сторон, обстрелом аэропорта мы в принципе полностью обнаружили и выявили систему огня и большинство тех средств, которые там находятся. Огневых, прежде всего. Ставилась исключительно эта задача. Эта задача была реализована. Теперь мы понимаем, куда были нацелены и на что были нацелены те силы, которые сконцентрировались в аэропорту, их возможности и соответственно степень угрозы с их стороны. Сами понимаете, что когда ты вооружен знаниями, ты уже наполовину победил.

Вопрос: Какие были потери у бригады «Восток»? Какие были потери у противника?

Ходаковский: Наша бригада почти полдня участвовала в этой работе и со своей стороны мы потерь не понесли. Каковы потери со стороны противника — нам неизвестно. То, что мы знаем об их вооружении системы огня и системе огня — это уже в принципе информационная потеря для них.

Вопрос: А что произошло во время прошлого штурма аэропорта, который так активно обсуждается в информационном пространстве? В связи с этим событием в Ваш адрес прозвучало много обвинений. Хотелось бы услышать Ваш комментарий.

Ходаковский: Собственно говоря, сама идея штурма аэропорта, этого первого штурма, она принадлежит не моему перу. Как понятно, что мы работаем во взаимодействии, так и понятно, что мы прислушиваемся к рекомендациям, к просьбам и должны на них как-то реагировать. Но поскольку я являюсь в некотором роде специалистом в вопросах штурмовых действий, я понимал прекрасно, что штурм аэропорта — это задание абсолютно невозможное к реализации. Потому что ополченческими силами, [с их] степенью вооружения и оснащения, штурмовать целый комплекс зданий (тем более, таких, как аэропорт), которые имеют и дополнительные коммуникации в виде бомбоубежищ, в принципе невозможно. Но поскольку в плане это было внесено (штурм аэропорта) как одна из подзадач, которые нужно было реализовывать ополчению, то в той или иной форме работу с аэропортом нужно было провести. Вопрос только в том, как нужно было отработать эту задачу —сделать хотя бы некоторое усилие, чтобы взять аэропорт под контроль. Потому что необязательно штурмовать аэропорт для того, чтобы взять под контроль взлетно-посадочную полосу. Для этого достаточно занять удобную для обстрела позицию, чтобы можно было не допустить посадки недружественных нам бортов.

А именно такая задача стояла. Потому что накануне, за несколько дней, мы предпринимали неоднократные выезды для того, чтобы блокировать посадку бортов в аэропорту с грузами, которые имели военное назначение. Эти выезды наши в район аэропорта и блокирование всех основных ворот, они зафиксированы, об этом все знают. Собственно говоря, каждый раз по информации о том, что на территорию Донецка прибывают какие-то борта военного назначения — это было бы не рационально. Поэтому имело смысл взять под контроль какую-то из коммуникаций аэропорта — для того, чтобы контролировать взлетно-посадочную полосу.

Собственно говоря, сам штурм аэропорта расценивался мной как невозможный и как более чем кровопролитный. Мы бы положили там значительную часть ополченцев, а задачу бы не решили. Потому что нам противостояли нормально подготовленные, экипированные и оснащенные бойцы спецподразделения ГРУ. Бригады ГРУ. Соответственно, мы приняли решение о том, что нужно использовать оперативные возможности для того, чтобы избежать кровопролития. Основная задача именно и заключалась в том, чтобы решить проблему с посадкой на территории Донецка недружественных нам бортов, и при этом не понести никаких жертв.

Потом, используя наши возможности и знание о том, что новый терминал аэропорта оборудован специальными помещениями для организации штаба антитеррористической операции на случай захвата летательного средства, мы проникли в это помещение. Это помещение имело выход на крышу для того, чтобы занять доминирующую высоту. Собственно говоря, это мы и проделали. Вечером мы накопились в здании нового терминала, поднялись на крышу, заняли, так сказать, доминирующую высоту — потому что новый терминал возвышается над старым терминалом, где дислоцировались на тот момент спецназовцы ГРУ. Мы имели достаточно огневых средств для того, чтобы предотвратить посадку любого борта.

Как только мы заняли свои позиции, мы вдвоем с человеком, который имел контакт с командиром этой бригады, выдвинулись в старый терминал, договорились о встрече и без оружия вдвоем зашли в фойе старого терминала, где у нас состоялась встреча с руководителем этой группировки, которая там находилась, и комиссаром. Насколько мы поняли, это представитель «Правого сектора» (которые в изобилии находятся сейчас при каждой воинской части для отслеживания состояния боевого духа). В течение десяти минут мы обозначили свои позиции. Мы не вели переговоров, потому что командир части не имеет права от своего лица делать какие-то заявления (я имею в виду противоположную сторону). Соответственно, мы просто их поставили перед фактом своего присутствия, обозначили те огневые средства, достаточно разрушительные, которые у нас есть, чтобы они понимали, что любая попытка выбить нас оттуда закончится для них провалом. То есть они понесут достаточно серьезные потери, потому что мы сделали ситуацию паритетной. Мы их не можем выбить, но, соответственно, и они нас не могут выбить, потому что мы оказались в равном положении. Естественно, они это приняли как факт для себя.

Наше требование было единственное — снизить активность на территории аэропорта и убрать секреты, которые они постоянно разбрасывали по периметру в районе взлетно-посадочной полосы. Это единственное было требование. Мы заверили, что мы не предъявляем никаких претензий и требований, мы не будем пытаться их разоружить и не будем предпринимать в отношении них интенсивные действия. Но при этом таким образом мы поставили в известность, что ни один самолет на территории аэропорта донецкого не сядет без согласования с нами. Но поскольку по международным нормам и требованиям, в случае присутствия вооруженных групп на территории аэропорта, все полеты прекращаются, то уже был исключен и вариант посадки здесь гражданских бортов и, соответственно, поддержания нормального гражданского сообщения авиационного. То есть, аэропорт закрыли полностью, и в новом терминале, кроме нас, никого не осталось.

Утром следующего дня мы усилили наши позиции, добавили некоторое количество личного состава и вооружения. Прямая связь с командиром подразделения ГРУ, которое нам противостояло, у нас была налажена. И когда с утра он предупредил нас о том, что готовится авианалет, мы, естественно, не могли предположить, что это правда, потому что до сих пор в истории военных отношений между ДНР и Украиной применения авиации не было. Мы открыли эту страницу, с нас это началось. Но в тот момент, когда информация поступила, естественно, мы отнеслись к ней с недоверием. И, естественно, мы после получения такой информации не имели права покинуть занятые позиции, потому что это бы выглядело просто как трусость, но при этом мы просто отказались бы от решения той задачи, которую мы в принципе уже на 50% решили, овладев доминирующей высотой. Но когда через некоторое время начался авианалет, мы понесли первые потери. Но эти потери были незначительные на первых порах.

Авианалет, где вертолеты чередовались с самолетами, длился несколько часов. В это время активизировались те силы, которые нам противостояли внутри аэропорта. Они задействовали все свои возможности для того, чтобы подавить нас в новом терминале. А поскольку новый терминал — это сооружение, которое абсолютно не приспособлено к обороне (все стены фасадные стеклянные, соответственно, очень легко пробиваются). Плюс работа многочисленных снайперских пар, которые были разбросаны на территории, сковывала возможности нашего маневра. Тем не менее, мы им вели достаточно активные действия, для того, чтобы сковать возможности противника. Противник понес достаточно серьезные потери, потому что уже после того, как мы покинули аэропорт, неоднократно приземлялись борта для вывоза пострадавших со стороны ГРУ и Национальной гвардии, которые там находились. Я не готов оперировать какими-то конкретными цифрами их потерь, но на тот момент с их стороны потери были, на наш взгляд, значительными. Потому что нам, несмотря на активное противодействие снайперских пар, удавалось выдвигаться на удобные для нанесения ответного удара огневые позиции, и, собственно говоря, этот удар наносить.

Однако, следуя логике майдана, снайперские группы наемнические для того, чтобы активизировать действия и с нашей [стороны], и со стороны нашего противника, стреляли не только по нам, но и стреляли по военнослужащим украинской армии. В результате чего, к нашему удивлению, ГРУшники развернули зенитную установку и обработали центр управления полетами, на котором находились снайперские пары, и подавили эту огневую точку. Чем, собственно говоря, оказали нам неоценимую услугу.

Лично моя позиция в этот момент была неподалеку от аэропорта, с внешней стороны. Мы с группой, состоявшей из двух десятков бойцов, обеспечивали отход тех, кто находился внутри.

С момента начала боя я находился вместе с премьер-министром Бородаем, и как только мы получили информацию о том, что в аэропорту начался бой, мы выдвинулись к месту, подъехали на достаточно безопасное расстояние. Я вышел из машины и в сопровождении одного из бойцов пешком пошел в направлении здания аэропорта. Я был одет в черном, камеры меня зафиксировали, и в интернете эту запись можно найти. С этого момента, как только я туда прибыл, на передовые позиции, я оттуда не уходил. И покинул их только после того, как последний человек из аэропорта через «зеленку» пешком ушел в направлении города. Только после этого мы снялись и с группой в составе 15 человек пешком пришли в город.

То есть все это время я находился на месте и все это время я поддерживал связь с бойцами, которые находились внутри, несмотря на то, что в принципе были попытки связь глушить, и не все телефонные операторы на этот момент работали в зоне аэропорта. Но однако нам удавалось поддерживать связь, и мы постоянно уясняли, уточняли положение дел и внутри, и то, что происходит снаружи.

Поэтому то, что произошло, в принципе, и те потери, которые мы понесли, они абсолютно не закладывались в план-схему. То, что преследовалось нами — взять доминирующую высоту, — мы реализовали. Реализовали без единой потери, без единого выстрела. Однако применение со стороны Украины авиации и массированные артобстрелы не позволили нам дальше находиться в этом стеклянном сооружении. Потому что вертолеты насквозь простреливали здание, и укрыться там практически было негде. А с учетом работы, очень активной работы снайперов, которые на моих глазах расстреляли несколько машин, находящихся и находившихся буквально в двадцати метрах от меня, делал невозможным какие-либо активные действия вокруг аэропорта для того, чтобы деблокировать наших товарищей, которые там внутри находились.

Поэтому бой был затяжным, но бой был практически непрерывным. Все те несколько часов с момента, как начались авиаатаки, стрельба и использование гранатометов и ручных противотанковых огнеметов не прекращалось. Нас не расстреливали там, как попавших в западню. Мы достаточно активно вели ответные боевые действия. Поэтому противник нес потери, может быть, меньшие, чем мы, поскольку у нас не было авиации, но, тем не менее, ощутимые. Поэтому исключительно преимущество в техническом вооружении и наличие авиации обеспечило противнику перевес. И все наши потери были вызваны исключительно этим и обусловлены этим.

Если бы применения авиации не было, мы бы до сих пор находились в аэропорту. Потому что такое штурмовать здание, которое пусть и стеклянное, но имеет массу перегородок и пр., и наполнено вооруженными до зубов людьми — я знаю хорошо. Соответственно, решиться на такое... Нужно быть безумцем, чтобы какой-то командир отдал приказ своему подразделению штурмовать здание. Единственная возможность, которую можно реализовать, это именно та, которую они и реализовали. Либо применение артиллерии для того, чтобы разрушить здание, а потом зачистить оставшихся. Либо применение авиации. Они пошли на применение авиации.

Собственно говоря, все инсинуации, которые вокруг этого мероприятия возникли за последнее время, — это плод больного воображения. На самом деле как такового плана штурмовать аэропорт не было. Аэропорт никто не штурмовал. Мы спокойно, методично, без единого выстрела проникли в здание через соответствующий вход, накопились, поднялись на доминирующую высоту, заняли эту господствующую высоту, взяли под контроль взлетно-посадочную полосу, перрон и подступы к территории, на которой дислоцировался наш противник. И если бы не применение авиации, то контроль над аэропортом был бы в наших руках. Но поскольку никто не мог предположить (на тот момент даже в Славянске авиацию еще не использовали, а мы первые, кто открыл эту страницу), то, естественно, и мер каких-то для того, чтобы бороться с авиацией, мы не приняли. Но, откровенно говоря, на тот момент мы и средств соответствующих не имели. Если бы в нашем распоряжении на тот момент были бы средства для борьбы с авиацией, то я думаю, что итог и результат этой операции был бы совсем иным. Поэтому только технический перевес в вооружении со стороны противника, с которым мы воюем, обеспечил те результаты, которые мы на сегодняшний день имеем.

Вопрос: Ходит множество слухов по поводу боя в приграничной Мариновке. Что там произошло на самом деле?

Ходаковский: Вы знаете, я очень отрицательно отношусь к людям, которые не проявляют — особенно, во время таких сложных ситуаций для страны — какой-либо инициативы. Перед нами не стояла задача выдвигаться в укрепленный район Снежное, собственно говоря, на территории которого находился этот контрольно-пропускной пункт Мариновка. Эту задачу получили другие подразделения. Но с учетом информации о положении вещей и об обстановке в том районе, и о тех действиях активных, которые предприняли в тот же день, точнее, рано утром местные ополченцы, захватив казарму погранотряда в Дмитриевке (это населенный пункт, который находится неподалеку от Снежного), мы приняли решение выдвинуться туда для усиления местного ополчения для того, чтобы тот участок границы, который был ими открыт, не был снова открыт украинскими погранчастями.

Это была исключительная инициатива с нашей стороны, несмотря на то, что такой задачи изначально не стояло. Просто спланированные действия, которые были согласованы, которые были утверждены, нарушились инициативой ополченцев (в данном случае, инициатива выступила против нас), и нужно было принимать экстренные меры для того, чтобы, скажем так, укрепить позиции в этом районе. Все понимают, что контроль над границей со стороны ДНР — это важная задача. Соответственно, эту задачу надо было решать. Но поскольку инициатива местных ополченцев внесла свои коррективы в разработанный план, нам пришлось экстренно реагировать. Вопрос только в том, что те части, на которые было возложено решение этой задачи, на тот момент были не вполне готовы ее решать. А поскольку наше подразделение постоянно находится в состоянии боевой готовности, постоянно мобильно и достаточно оснащено, мы приняли решение самостоятельно туда выдвинуться для того, чтобы завершить то дело, которое начали местные ополченцы.

Однако, по информации ополченцев, мы должны были столкнуться с теми пограничниками, которые покинули населенный пункт Дмитриевка и переместились на КПП Мариновка. И которые в принципе там не воевали и не должны были воевать в Мариновке. То есть нам часто приходится полагаться на информацию, которая исходит из местных источников, и мы ориентируемся иногда излишне доверчиво на эту информацию. Сейчас, по мере того, как мы набиваем руку в боевых действиях, естественно, мы подвергаем подобного рода информацию проверке — перепроверке, анализу, доуточнению, перепроверке через собственные источники. Но на тот момент, когда боевые действия только разворачивались, мы только учились воевать и восстанавливали эти навыки ведения войны, мы полагались на информацию из местных источников больше, чем она того заслуживала. Это один фактор.

Второй фактор — мы еще жили инерционно мнением о том, что нам нужно максимально щадить кадровых украинских военных, и кадровую армию, и кадровые пограничные части. Соответственно, нам не очень хотелось — собственно говоря, я не могу сказать, что нам и сейчас хочется это делать, но тогда особенно не хотелось нам причинять какой-либо вред тем пограничникам, которые там находятся. Однако в результате дезинформации мы столкнулись с противником, который готов был воевать и хотел воевать. Там, помимо пограничников, присутствовали бойцы десантного подразделения, которое дислоцировалось неподалеку, в Алексеевском. Соответственно, нам навязали боестолкновение.

В результате где-то около двухчасового боя часть наших бойцов обошла здание КПП и уже практически проникала внутрь. Мы обработали пристройки (постройки на территории КПП) теми огневыми средствами, которые у нас были, и получили возможность доступа. Пока группа, в которой я находился, вызывала на себя огонь и вела в принципе прямое боестолкновение, группа людей, специально обозначенных, зашла со стороны, которая не обстреливалась, и практически проникла уже в помещение. Однако поступила информация о том, что к месту боестолкновения подлетают самолеты, и нам надо было принимать решение об отходе. Помимо этого, у нас образовалось уже некоторое количество раненых, которых надо было срочно выносить с места боя для того, чтобы сохранить им жизнь.

В результате часть нашей группы, которая находилась на территории Украины, сгруппиовалась и отошла в укрепрайон, а часть группы, которая находилась ближе к границе России, вместе с ранеными выдвинулась на территорию России для того, чтобы передать раненых в руки российских медиков, которые, нужно сказать, отработали очень оперативно и достаточно быстро эвакуировали всех наших раненых в медицинские учреждения. Раненым была оказана своевременная помощь и из всех тяжелых, которых мы выносили, от потери крови скончался один. Все остальные получили медицинскую помощь, сейчас находятся на излечении и по окончании его снова вступят в строй. Но ситуация была достаточно простая.

Вопрос: Как Вы можете прокомментировать планы украинцев о том, чтобы взять Донецк в кольцо, перерезать дорогу между Донецком и Луганском и осуществить зачистку самого города? Такие планы активно обсуждаются.

Ходаковский: Ну, я полагаю, что использование средств массовой информации — это и способ давления, с одной стороны. Муссируя подобные планы и активно выкладывая на общественное обсуждение... Естественно, мы сразу же, исходя из этого, должны понимать, что конкретные планы никто на суд общественности не выносит. То, что это предполагается логикой войны — окружить противника и заставить его либо сдаться, либо уничтожить, — это понятно.

Однако понятно и то, что украинская армия к ведению боевых действий в условиях города абсолютно не приспособлена. Абсолютно. И, собственно говоря, ведение боевых действий в условиях города даже для приспособленной к этому армии чревато огромными потерями. В этой ситуации — да, можно не окружить, но блокировать основные направления и основные магистрали и развязки, но только блокировать. Для того, чтобы окружить территорию с периметром в сотни километров, всей украинской армии не хватит, чтобы плотно закрыть все подступы к городу. Можно, да, подтянуть группировки с определенных направлений, можно попытаться даже поработать по окраинам, можно применить артиллерию, можно уничтожить какое-то количество мирных, ни в чем не повинных граждан, можно уничтожить какое-то количество зданий и сооружений — это можно сделать.

Ну, я думаю, что в этой ситуации — я всегда говорил, что не считаю правильным называть воюющую с нами сторону фашистами, с точки зрения того, что — ну какие там фашисты? Там если и есть сторонники национал-социалистической идеологии, но они представлены единицами и это люди, которых очень хорошо видно. На самом деле, мы воюем с украинской армией, с украинским народом. Это полноценная гражданская война. Соответственно, мы их фашистами не считаем. Мы считаем их противниками — даже не врагами. Мы не вносим сюда какого-либо эмоционального контекста, мы их не ненавидим. Но если они сделают то, что они хотят, если они начнут сейчас гаубичным огнем и с применением авиации (что затруднительно, поскольку у нас есть средства борьбы с авиацией, и они могут потерять последние свои самолеты), если они начнут атаковать мирный город, если они начнут убивать ни в чем не повинных людей, которые в принципе не верят... Почему люди не уходят? Почему нет эвакуации? Потому что люди не верят в то, что их собратья, их единоверцы способны на такое кровавое безумство, что они будут с применением всех имеющихся военных средств уничтожать мирных людей. Поэтому они не уходят отсюда. Если бы они верили на уровне сознания или подсознания в то, что украинцы способны уничтожать безжалостно украинцев, то сейчас бы вы видели огромные очереди идущих пешком людей с детьми, с котомками, которые покидали город.

Люди не уходят из города, потому что они не верят в то, что украинцы способны на такое. Не верят в то, что военные способны переступить через все нормы морали и нравственности и уничтожать ни в чем не повинных людей, расстреливать здания, расстреливать какие-то коммуникации, школы, детские сады. Ведь если будут массированные артобстрелы, здесь пострадает всё. Невозможно как-то ювелирно в этой ситуации работать. Люди пока еще просто не верят. Но если украинская армия и правительство решатся на это, тогда клеймо «фашисты» будет применено к ним по праву. Кем еще можно будет назвать тех, кто устраивает геноцид, как не фашистами? Это не вписывается ни в какие законы морали и нравственности.

Поэтому если более конкретно ответить на ваш вопрос, то если они начнут атаку города, то они автоматически вызовут гнев всей мировой общественности в свой адрес. А нам они в этой ситуации облегчат задачу — нам их легче будет уничтожать. В условиях города мы имеем все преимущества. Поэтому баланс сравняется и ценой огромных жертв и разрушений мы все-таки уничтожим украинскую армию.

Вопрос: Ваш комментарий как командира, как ополченца и как жителя города — Вы собираетесь отступать или собираетесь бороться до конца?

Ходаковский: Я могу показать свой паспорт — там стоит украинская прописка. Я житель этого города. И если иногородние могут позволить себе покинуть эту территорию — у них есть, куда отступать, — то нам отступать некуда. Здесь наша земля. Здесь мой дом. Здесь я вырос. Здесь я вырастил своих детей. Соответственно, мы отсюда никуда не уйдем. И те люди, которые нас окружают, эти ополченцы, подчас неумелые, подчас не до конца смелые, но они учатся только воевать, и у них это хорошо получается на сегодняшний день. Каждый из них останется здесь.

Со щитом или на щите — мы этот город не покинем. И в наших активах есть то, что здесь уже неважно, есть командир, нет командира, будет он устранен или будет он в строю, — люди знают, что им делать. Есть простая, незамысловатая тактика. Каждая группа, которая на сегодняшний день сформирована, знает свою задачу, знает свой участок работы, имеет оборонительные пункты в городе и будет бить противника из-за каждого угла. Противник будет не знать, откуда к ним прилетит граната или очередь.

Я призывая всех отцов, матерей Украины задуматься над тем, что здесь произойдет. Мы здесь останемся до тех пор, пока либо мы не уничтожим противника, либо противник не уничтожит нас. Но вопрос только в одном — что противник сюда зайдет по приказу, а мы свою участь выбираем добровольно. И отступать не собираемся. И если те, кто рассчитывает на то, что, только продемонстрировав здесь наличие большого числа техники, вооруженных сил, одним видом нас напугают и заставят бегством спасаться и уходить за пределы города, — эти люди очень сильно ошибаются. Вид техники нас уже не пугает. Разрывы над нашими головами людей уже не смущают. Потери мы несем. Соответственно, смерть — это уже не нечто запредельное для нас, мы к ней уже приготовились так или иначе. И даже, повторяюсь, даже ликвидация лидеров сопротивления повстанческих, она на ситуацию не повлияет и людей не деморализует. Я такой же боец, как и все остальные. Точно так же умею держать в руках автомат. И если вдруг случится так, что руководство будет либо уничтожено, либо деморализовано, люди сами сделают свою работу, потому что они добровольцы. Они добровольно сюда пришли не для того, чтобы кому-то подчиняться, а для того, чтобы бить врага. И они его будут бить до тех пор, пока его не станет.

Поэтому всё очень просто. На демонстрацию с вашей стороны мы заявляем, что вы не надейтесь на легкую победу. Задумайтесь над тем количеством смертей, которые вы здесь получите. И те ручьи из цинковых гробов, которые потекут в Украину, народ Украины точно не порадуют. Задумайтесь над этим. Ни одна техника в условиях города не может выполнять свою функцию. Они будут гореть, эти коробки, даже от «коктейлей Молотова». Даже когда у нас закончится всё — вас будут жечь. Поэтому подумайте — стоит ли вам сюда идти. Задумайтесь — нужно ли выполнять приказы, которые обернутся потом гибелью украинской армии.

А правительству следует подумать и над историческими контекстами. Еще ни одна непопулярная война не позволяла сохранить свои позиции. Если отсюда сотнями, тысячами будут вывозить мертвых, участь Порошенко будет предрешена. Поэтому либо мы воюем до победного. Либо мы договариваемся, но на условиях, которые удовлетворят народ, который поднялся, встал на защиту своей земли и уходить никуда не собирается. Условия любых договоренностей должны быть только такими, при которых те люди, которые здесь сейчас — и с оружием в руках, и без оружия —морально поддерживают, получат то, что они хотели.

Общественный подъем, то движение, которое здесь началось, началось не против Украины и не против украинцев. Если бы на начальном этапе общественно-политического движения нас услышали, никто бы сейчас никого не убивал, и гражданской войны не было. Но поскольку кто-то хотел реализовать свои амбиции, а кто-то хотел реализовать геополитические задачи... Если поднять мои старые, которые выложены в интернет, беседы с кем-то на наших конференциях, на наших собраниях, я говорил о том, что это серьезное наступление Америки в сторону России. И что Америка всеми доступными ей средствами будет пытаться втянуть Россию в войну на нашей территории. Это говорилось не один месяц назад. То, что мы сейчас видим, это явное этому подтверждение.

Америке нужно. Она находится за океаном, не на ее земле ведутся боевые действия — на нашей земле. И мы убиваем друг друга, не понимая, что мы не в нашем локальном конфликте столкнулись, а в геополитическом конфликте, который к этому времени вызрел. И, соответственно, сейчас нужно правильно понимать, кто и для кого таскает жареные каштаны из огня. Если мы объединились с нашим русским миром и с русскими добровольцами для того, чтобы спасать этот русский мир, то что делают те русские, которые стоят с оружием в руках против нас?

Откройте глаза и посмотрите, что все предлоги, все обвинения в наш адрес в сепаратизме и прочем — это только прикрытие настоящих намерений.

Вы не понимаете, что правительство, которое выполняет задачи Америки на сегодняшний день, просто использует вас, задавливает в вас собственное мнение, используя все средства обработки сознания, хорошие, отточенные средства по работе с массовым сознанием, промывает вам мозги, рассказывает и уводит вас от истинного понимания ситуации?

Пробудитесь, посмотрите на ситуацию под другим углом зрения, поймите, что сейчас вас используют для того, чтобы реализовывать задачи, которые выходят даже за рамки вашего понимания.

Это не наша с вами война. Эта гражданская война нам навязана. Не мы организовали майдан, не мы его проплачивали, не мы ежедневно по спецпочте через дипломатическое представительство гнали на поддержание майдана ящики с деньгами. Не мы. Это всё делала Америка.

И сейчас вашими руками управляет Америка. Сейчас мы, добровольцы, пытаемся не дать развязать здесь, на территории Украины, мировую войну. Если сюда зайдут российские войска, то очередной этап столкновения с натовской армией здесь неизбежен. И не думайте, что это не коснется вас.

Сейчас мы в одном порыве спасаем и наш русский мир, и эту же нашу Украину, и позволяем вам бить себя, только для того, чтобы избежать введения сюда войск со стороны НАТО и введения войск со стороны России.

Мы в состоянии справиться с этой ситуацией, но для этого надо, чтобы все правильно посмотрели на эту ситуацию, под правильным, нужным углом. И если вы думаете, что мы против единой Украины, вы на самом деле очень глубоко заблуждаетесь. Мы против того, что Украину делают американской и про-американской. Мы не против наших сограждан. Мы только хотим, чтобы Украина была частью славянского мира и не отторгалась от своих истоков и корней.

Легко прилепиться к обещанным каким-то перспективам, которые могут идти из Европы или которые могут идти из Америки. Легко поддаться на искушение. Но предать свою суть и предать свою историю — невозможно. Я не представляю себе, чтобы русские люди, которые живут в Украине, ненавидели русских людей, которые живут в России, и готовы были с оружием в руках, как того хотят наши заокеанские руководители, выступать против своих же. Здесь речь идет только об этом — мы не против единой Украины. Мы только хотим, чтобы Украина шла правильным курсом и правильным путем, не отрекаясь от своих братьев. Только против того, что американцы на сегодняшний день пытаются использовать Украину в борьбе с Россией, мы и выступили. Это наша самая главная, основная задача.

Мы не против Украины и наших украинских братьев. И потому мы с таким скрипом воюем с украинской армией. Потому что мы продолжаем считать их своими братьями. Как бы это ни муссировалось в интернет- и прочих ресурсах, в средствах массовой информации. Мы пропустили это всё через себя, когда были на майдане. Мы видели собственными глазами и слышали собственными ушами, как средства массовой информации, принадлежащие нашим украинским олигархам, превращали черное в белое, белое в черное. Процесс продолжается. Они только сменили мишени: в этот раз мишенями стали мы. Сейчас они называют нас террористами, сепаратистами, для того чтобы все остальные, вся остальная Украина только так и думала, и с воодушевлением шла сюда и убивала, уничтожала наши земли, уничтожала наши города. И при этом ещё радовались победам, радовались количеству убитых здесь людей, считали это своим достоинством.

Мы так на эту ситуацию не смотрим. Хотелось бы, чтобы и вы перестали смотреть на эту ситуацию именно так.

Поэтому все должны правильно понимать то, что здесь происходит. Но при этом, повторюсь, что есть два варианта: это мы пытаемся отстоять причастность нас к нашему славянскому и русскому миру, это мы сейчас боремся за всю Украину, и представляем Украину в борьбе против Америки. Мы.

Все, кто против нас, это союзники американцев против России. Не мы придумали геополитику, не мы придумали конгломераты и огромные формирования экономические и финансовые, которые на сегодняшний день борются за ресурсы.

Но мы сейчас стали той землей, тем Куликовым полем, на котором ведется битва.

Поэтому посмотрите на эту ситуацию вот таким образом, и тогда все станет проще и понятнее. Тогда и мир возможен, и тогда и кровопролитие может прекратиться.