виртуальный клуб Суть времени

Христианский социализм в творчестве Сергея Николаевича Булгакова

Сегодняшняя лекция будет посвящена Сергею Николаевичу Булгакову – известному богослову, философу, экономисту, социологу.
Булгаков, вообще – фигура знаковая. Человек, который всю жизнь, с разной степенью вовлечённости, занимался социальными вопросами, и, в то же время, был человеком Церкви. И, надо сказать, что это был и по своей душе человек замечательный. Это отметил сам Господь. Я начну не с рождения, а со смерти. Вот представьте себе ситуацию: в 1944-м году, в Париже, у декана богословского Свято-Сергиевского института случается инсульт, сразу после Троицына дня. Отнимается речь, он лежит. И, через несколько дней, сиделка-монахиня вдруг видит такую картину: лицо у Булгакова преображается, начинает светиться, как лицо Серафима Саровского при его разговоре с Мотовиловым. Сиделка зовёт других людей, и они в течение двух часов наблюдают эту картину. Глаза движутся, он как-бы разговаривает с Богом, и Бог ему показывает, как же на самом деле устроен небесный мир, о котором он столько писал и в который он как-бы хотел мысленно проникнуть. 40 дней длилось болезнь, после – агония, и на Петра и Павла Булгакова Господь забирает.
А родился Сергей Николаевич в русской глубинке, в старинном и очень патриархальном городе Ливны Орловской губернии. Городок очень небольшой, 10 000 жителей. Такая среднерусская природа, неброская, но замечательная. Родился он в семье священника - священника кладбищенской церкви Николая Васильевича Булгакова. Поэтому неудивительно, что всё детство Булгакова прошло около церкви и даже в самой церкви. Причём он любил больше ходить не в отцовскую церковь на кладбище, а в этом городе была замечательная церковь Сергия Радонежского. Не знаю, существует ли сейчас этот храм, но Булгаков о нем пишет с очень большим восторгом. И вся его жизнь была посвящена церковному распорядку: исповедь, причащение, соблюдение постов. На Пасху, в страстную седмицу - жизнь буквально по часам: все дети как-бы проходили крестный путь Христа. 9 человек детей было. Но, удивительное дело, все они умерли. До взрослого состояния, кажется, дожили только Сергей и его старший брат Владимир. Брат стал священником, но умер молодым. Как пишет Булгаков – умер от туберкулёза, но наследственный алкоголизм, как он выразился, здесь сыграл свою роль. И отец его, видимо, не был свободен от этой дурной привычки. Булгаков вообще рисует, например, такие картины церковной жизни: люди не знают, проспится на Пасху главный церковный бас, или нет.
Булгаков был, видимо, в семье очень необычным ребёнком, выделялся среди остальных детей. И был надеждой родителей. Булгаков по стопам отца заканчивает Ливенское духовное училище. После – поступает в орловскую семинарию. И вдруг - происходит совершенно неожиданное и для него, и для его отца: он теряет веру. Буквально. Вдруг он посчитал, что Бога нет. Видимо, настолько бездарно, плохо было поставлено обучение в Орловской семинарии, что Булгаков встает на путь, который выбрали многие в русском обществе. Например, Чернышевский, Добролюбов – они оставили священнический путь и стали интеллигентами.
Булгаков говорит, что он потерял веру в Бога, но не веру вообще. Эта вера трансформировалась у него в веру в человечество, в служение народу, служение идеалам. Он уходит из семинарии в 14 лет, поступает в Елецкую гимназию, которая в то время славилась, кончает её и поступает в московский Университет на юридический факультет. Причём избирает для себя направление политической экономии. Почему так? А потому что он считал, что именно знания политэкономические больше всего принесут пользу в его будущем деле служения народу. Он упорно грызёт гранит этой науки, и там он быстро находит связи с марксистами, которые тогда – в конце XIX века - в большом числе были в Московском Университете. Проникается марксистскими идеями и даже пишет небольшую книжечку о рынках при капиталистическом производстве. Книжечка вызвала положительную реакцию Ленина. У Ильича есть фраза «книжечка Булгакова недурна».
Он кончает Университет. Его оставляют при Университете для дальнейших занятий и подготовке докторской степени. А таких людей обычно командировали на 1-2 года за границу. Такая была практика: и Соловьёв ездил, вот и Булгакова отправили. Но перед этим в жизни Булгакова совершилось два важных события. Где-то в 24 года, после 10-летнего периода безверия, он снова обретает веру в Бога. И, во-вторых, немного позже этого, он женится на Елене Ивановне Токмаковой. Она в то время была весьма известной писательницей народнического направления, из довольно большой семьи. Дело в том, что её отец был, как сейчас говорят, бизнесмен. Довольно крупный заводчик, который жил где-то на границе с Китаем. Он схватил туберкулёз – бич всей дореволюционной России, – и ему посоветовали переехать в Крым – там хорошие условия для туберкулёзников. Он переезжает, занимается там виноградарством, виноделием, и отстраивает шикарный особняк в Олеиз – это недалеко от Ялты и Алупки, на берегу моря. И вот Булгаков попадает в такую семью. Это, конечно, повлияло на его дальнейшее мировоззрение.
Молодая чета едет заграницу. Там Булгаков изучает немецкую философию – он был очень склонен к абстрактному мышлению, к немецкой и вообще всякой иной философии. Там он встречается с известными марксистами: Бебелем, Каутским. Там у него рождается первая дочь Мария Булгакова.
После он возвращается. Но в его сознании марксизм уже имеет подмоченную репутацию. Тем не менее, он пишет книгу «Капитализм и земледелие». Это большой двухтомный труд, его написанием он в основном и занимался за границей. Булгаков представляет его на соискание магистерской степени. Он надеялся, что Учёный Совет, в силу капитальности труда, даст ему сразу докторскую степень. Но так не получилось: Учёный Совет присвоил ему только степень магистра. А у Булгакова был чисто житейский план стать профессором Московского Университета. Это не удалось; раз не доктор – то, стало быть, и не профессор. В этом Университете правила достаточно строго соблюдались ещё в то время, не только в наше. Предложили место доцента, а это ему не очень понравилось, потому что семья увеличилась: родился второй сын Федя, которого, как говорит Булгаков, назвали в честь Достоевского.
Надо как-то кормить семью. И тут ему приходит приглашение из Киева занять профессорское место в Киевском Коммерческом Институте. Это было довольно известное заведение, и он выезжает в Киев в 1901 году. Уезжает в Киев уже с другой ментальностью.
Вообще я вам должен сказать, что для Булгакова очень характерна смена парадигм. Он прошёл несколько этапов, когда его мировоззрение очень сильно, почти полностью менялось, и на следующем этапе он часто писал совершенно противоположное тому, что он писал на предыдущих этапах. Поэтому, чтобы в Булгакове разобраться, нужно чётко понимать, в каком году эта статья написана. Иначе - каша полная.
Так вот, тогда уже он входит в новый свой период – период идеализма. Пишет несколько статей, встречается с уже не марксистской интеллигенцией, а с интеллигенцией верующей. Правда, не так ортодоксально по-православному верующей, но по-интеллигентски верующей. Участвует в сборнике статей «Проблемы идеализма», составляет свой сборник с характерным названием «От марксизма к идеализму» - там больше десятка статей. И после как-то судьба его возносит: он, может быть неожиданно для себя, становится редактором журнала «Вопросы жизни». Этот журнал издаётся в Питере. Булгаков часто ездит в Питер, его ближайшим сотрудником и соредактором становится Николай Александрович Бердяев. Булгаков очень активно занимается этим журналом, берёт бразды правления в свои руки.
И в 1905 году у него начинается ещё один период – период христианского социализма.
Революция весь 1905 год, но журнал, тем не менее, всё равно выходит – Булгаков как-то умело находит спонсоров. И в нём публикуется ряд значительных статей. Во-первых, статья Булгакова «Без плана». Где он делает вывод, что Церковь обязательно должна заниматься социальными проблемами. Что направленность на чисто личное, индивидуальное спасение – она неверна. Церковь не может так жить, когда рядом происходят такие события. Когда в России происходит такая явная несправедливость, не замечать Церковь этого не может. Она обязана заниматься социальными проблемами, или - он берёт термин Соловьёва - христианской политикой. После, в августе, в его журнале выходит известная статья Владимира Эрна «Христианское отношение к собственности». Статья замечательная. У меня на сайте есть заметка, полностью посвящённая разбору этой статьи. Это одна из лучших статей по этому вопросу. Эрн тогда был очень молодым человеком, и это была его первая статья, но статья блестящая. Там он с евангельских позиций доказывает, что подлинный христианский взгляд на собственность – это именно общая собственность. Личный взгляд – это отдать всё, а взгляд христианско-общественный – это коммунизм, общая собственность. И, наконец, в следующем, сентябрьском номере, выходит статья самого Булгакова «Неотложные задачи», которую можно считать манифестом христианского социализма. Очень хорошая статья, на мой взгляд. Там он, во-первых, повторяет свой ранний вывод о том, что Церковь должна заниматься христианской политикой, то есть социальными вопросами. И то, что она игнорирует это – это прямо таки преступно, как он формулирует. И, во-вторых, он делает вывод, что социальным строем наиболее близким, адекватным христианству, является именно социализм. И это обосновывает тем, что социализм ближе всего к христианской любви. Конечно, можно мыслить и христианский капитализм, но только абстрактно. Потому что на самом деле капитализм влечёт за собой несправедливость, и поэтому с христианством он несовместим. Очень хорошая статья. И в конце статьи он говорит, что надо переходить от слов к делу, и предлагает создать партию «Союз христианской политики». В качестве приложения к статье он публикует программу будущей партии.
Итак, ещё в начале 1906 года Булгаков – христианский социалист (в статье «Религия и политика» он ещё об этом говорит). Но, опять-таки, в том же 1906-м году всё меняется. Причём меняется всё опять-таки радикально. То есть христианским социалистом Булгаков был полтора года. А после он уже пишет статью – надо всё время за Булгакова додумывать, что он же он на самом деле хочет сказать – и предлагает идею «трёх социализмов».
Он говорит, что если у капитализма идеология одна – это идеология наживы, то у социализма, как экономического строя, идеология может быть разная. Причём, разная до противоположности. И он насчитывает в этом смысле три социализма. Во-первых – социализм, как он говорит, гедонистический, который ставит своей задачей наиболее полно наполнить свой живот, удовлетворить потребности человеческие. А поскольку работа сообща всегда выгоднее работы индивидуальной, то в этом смысле мы видим преимущество социализма, которое можно таким образом использовать. Но такой социализм довольно быстро переходит в социализм атеистический, связанный с отрицанием Бога, и даже в социализм богоборческий. О богоборческом социализме он явно пишет после, в своей работе 1906 года «Карл Маркс как религиозный тип», где он уже окончательно прощается с марксизмом и рассматривает теорию Маркса как чистое богоборчество. Но может быть и третий вид социализма – христианский социализм. Он рассматривается как реализация христианский любви в обществе. И что это вполне возможно, и это – правильный тип социализма.
Следующий кульбит идеологии Булгакова опять-таки выразился в нескольких статьях, которые после составили его знаменитый большой сборник «Два града». Это – два тома, довольно толстых, которые вышли в 1911 году, а до этого печатались в разных журналах. Идеология этого периода такая. Во-первых – три социализма превращаются в два социализма. Первый – социализм недоктринальный, то есть социализм, рассматривающийся как чисто экономический строй, без идеологии. А второй социализм – социализм человекобожеский. То есть социализм атеистический, социализм богоборческий. То есть он делает вывод, что на самом деле идеологией социализма по факту является и может являться в дальнейшем только атеизм. А христианский социализм он упраздняет. А после, в 1916 году, он вообще говорит, что все разговоры о христианском социализме основаны на недоразумении. Но, тем не менее, он от социализма не отказывается. Парадоксальным образом он считает, что не может быть никакого церковного христианского социализма – Церковь выше любого социального строя, и в этом смысле она ни на каком социальном строе зацикливаться не должна, Боже упаси. Но социализм может быть использован как реализация тех христианских идей, которые христиане проповедуют. Но это должен быть один социализм, общий для всего общества: и для верующих, и для неверующих. И Церковь должна впрячься в общую упряжку по такому трудному и такому долгому созданию социализма в обществе. Вот такая немного странная, противоречивая позиция.
В связи с этим ещё один секрет Булгакова открою. Этот человек никогда не боялся противоречий и, более того, никогда их в своих мыслях не замечал. Это удивительно! Обычно, когда всякий нормальный человек видит противоречие в своей мысли – это звоночек. Значит – что-то не то, надо разобраться, я где-то неправильно говорю. У Булгакова это отсутствует полностью, поэтому он так легко перепрыгивает от одного мировоззрения к другому.
Новое мировоззрение изменяет и его отношение к капитализму. Капитализм – это некая реальность. И, что поделаешь, христиане должны к нему относиться объективно: жить в капитализме, исполняя при этом свои христианские обязанности. При этом он вспоминает своего тестя Ивана Фёдоровича Токмакова, который был одновременно и заводчиком, и христианином. Он построил Церковь в Кореизе – рядом, где он жил, - и вообще был церковным человеком.
Но в данном случае имеется конкретная причина, почему Булгаков уходит от христианского социализма. Дело в том, что именно в 1906 году он решает, что он должен быть священником. Дело в том, что семья Булгакова была наследственно священнической семьёй. Он писал, что «во мне текла левитская кровь шести поколений». И в 1906 году он почувствовал, что вот эта левитская кровь в нём взыграла. Что все шесть этих поколений с неба требуют от него, чтобы он продолжил их дело и стал бы священником. Он это твердо решает. Но стать священником, будучи христианским социалистом, - дело в Росси совершенно безнадёжное. В то время Церковь всё время говорила, что смешивать одно с другим - полный абсурд. Это как круглый квадрат, вещи несовместимы друг с другом. Что нельзя рай смешивать с адом. И все христианские социалисты, если они были в каком-то сане, были из сана извергнуты. Например, священник Григорий Петров, или архимандрит Михаил Семёнов: их всех очень жёстко выкинули. Поэтому ему волей-неволей пришлось менять идеологию, если он хочет стать священником. И в нём, видимо, боролись честность социолога и желание стать священном. И оба эти противоположных стремления и привели к такой компромиссной идеологи.
Надо сказать, что к социализму Булгаков всю жизнь относился положительно. И считал, что, хотя никакой смычки, никакого христианского социализма быть не может, а может быть положительное отношение между Церковью и социализмом. И уже с этой позиции он никогда не сходил. Однажды, много позже, в 1920-м году он попал в Крым, и ему там в каком-то церковном совете предложили высказать своё отношение к социализму - в смысле разругать и анафематствовать его. А вот этого Булгаков не сделал. Он ответил, что у Церкви нет поводов отрицательно относиться к социализму. Конечно, не к социализму атеистическому – здесь есть повод, - а к социализму именно недоктринальному, как к экономическому строю. Он вполне соответствует христианским ценностям.
Дальше – ещё интереснее. Через год после «Двух градов» выходит книга Булгакова «Философия хозяйства». Это, наконец-то - докторская диссертация, книга, которую он представил на соискание докторской степени. Он её защитил, степень получил. Правда, перед этим он переезжает в 1906 году в Москву, получив место профессора уже в Московском Коммерческом Институте, который только открылся. Преподаёт одновременно и в Московском Университете. А в 1912-м году он в том же Московском Университете защищает докторскую диссертацию. Книга «Философия хозяйства», надо сказать, интересная и значительная. Это водораздел между экономическо-социальными работами Булгакова и его богословскими работами. Можно сказать, что это последняя экономическая работа и первая богословская. Называется она «Философия хозяйства», но на самом деле лучше бы её было назвать «Богословие хозяйства». Потому что решается в этой книге именно проблема богословия хозяйства.
Здесь Булгаков смотрит на хозяйство и все хозяйственные процессы как-бы с высоты Бога, с высоты Космоса. Его основной вопрос – каково значение хозяйства с точки зрения теургического процесса, с точки зрения создания и развития Божьего мира. Это, конечно, совершенно иной взгляд на проблему. И, надо сказать, что такая постановка задачи –заслуга Булгакова. С этой точки зрения он по-другому смотрит и на процесс труда, который у нас, к сожалению, в православном богословии не был разработан. Был разработан труд как аскетическое упражнение: монахи плели корзины, например. Но какое-то социальное значение труда, его мировое значение – этого у нас никогда не было. Булгаков первый ставит так задачу.
Но у этой книги был, на мой взгляд, очень серьёзный изъян. Дело в том, что точка зрения нравственная в книге полностью отбрасывалась. Все предыдущие авторы, которые писали об экономке, становились на какую-то нравственную точку зрения: рассматривали, справедливо это или несправедливо. Богатство и бедность – хорошо это или плохо? Так вот у Булгакова этого в книге нет совершенно. Он как бы говорит читателю: нравственная точка зрения на экономку – это XIX век, а мы живём уже в XX веке, и точка зрения должна быть иной. Поэтому он даже постоянно применяет термин «хозяйство», а не «экономка». Экономкой занималась политэкономия, а политэкономия, начиная с английских экономистов, и у Маркса так или иначе не чужда нравственных вопросов. Правда, в предисловии Булгаков пишет, что это только первый том, а во втором томе мы рассмотрим нравственную философию хозяйства. Но второй том он так и не написал. А написал другую книгу - «Свет невечерний», почти целиком посвящённую Софии.
Здесь мы переходим к очень интересному моменту. Дело в том, что София появляется уже в «Философии хозяйства». Как формулирует Булгаков, трансцендентальный субъект хозяйства – это София. Совершенно неожиданный поворот для читателя. Но не для самого Булгакова. Дело в том, что по своим философским воззрениям Булгаков, был типичный платоник. Он признавал, что есть мир вещей, а над ним существует мир идей. Но он был больше, чем платоник: для вещей сложных, в которых участвует человек (например, хозяйство), идея должна быть одушевлённой. Эта идея, которая объемлет всё хозяйство, должна быть личностью. И она должна в себя включать всё знание о хозяйстве, весь смысл хозяйства. Эти знания она получает от Бога и передаёт их уже конкретным хозяйствующим субъектам, то есть людям. Объясняет он это так: смотрите, хозяйство – это единое целое, единый организм. Там всё согласовано друг с другом. Каждый работает в соответствии со своей маленькой целью, но, тем не менее, все эти цели собираются в одну большую цель. Это – развитие человечества, прогресс человечества. И это всё одухотворяет София. Она находится как-бы между Богом и человеком. В «Философии хозяйства» - только одна глава, посвящённая Софии. Прочие главы имеют другой характер –. он ругает марксизм, пишет что такое социология. Кстати он там уже говорит, что христиане новую науку социологию, которая появляется, отрицать не должны, в ней есть смысл.
А Софии полностью посвящена его следующая книга - «Свет невечерний». Книга очень экзальтированная, где-то в стиле Бердяева написана. София там – основное действующее лицо. И уже там у Булгакова возникают догматические трудности с Софией. Он никак не может её пристроить. Что же такое София: это нечто тварное, или причастное к Богу? Если это тварное, то этот очень низкий статус Софии, и это ему совершенно не нравится. А если София включена в Бога? Но, поскольку она личность, получается четвёртая ипостась. Бог-Отец, Бог-Сын, Бог-Дух Святой, и ещё четвёртая ипостась – София. Это православная догматика очень строго запрещает: в Боге ровно три ипостаси, ни больше, ни меньше. И после он, бедняга, с этими трудностями мучился всю жизнь. Он массу вариантов перепробовал, но ни один из них не устроил ни его, ни, главное, его критиков.
Книга «Свет невечерний» выходит в 1917-м году ещё до Революции. А уже через год, в 1918 году, Булгаков всё-таки добивается священства. Но в то время всё изменилось. Был Всероссийский церковный собор 1917-1918 года, где Булгаков активно участвует. Он даже написал первое окружное послание нашего вновь избранного Патриарха Тихона. Он на Соборе делает доклад, посвящённый проблеме Церкви и государства. Всё изменилось, и он, будучи человеком, приближённым к Патриарху, испрашивает у него благословения на священство. Но интересно, что патриарх Тихон - конечно, человек святой –неожиданно сказал ему следующее: «Вообще-то Вы нам, то есть Церкви, гораздо более полезны в сюртуке, чем в рясе. Ну уж коли вы этого так хотите – ладно». И, действительно, это были где-то пророческие слова. Всё-таки, на мой взгляд, наиболее ценные свои работы Булгаков написал именно в сюртуке, а не в рясе, хотя он и после очень много писал.
А тогда, на Троицу 1918 года, его рукополагают в дьяконы, а на следующий день его сразу рукополагают в священника. Он служит месяц, а после он едет к своим родственникам в Крым, в тот самый шикарный особняк И.Ф. Токмакова. Он там каждый год проводил лето: и сейчас лето - и он уезжает туда. Но оказывается, что он уезжает навсегда из Москвы. Доехать-то он доехал в начале июля 1918-го года. А после там началась страшная заваруха (в 1918-м году Киев переходил из рук в руки), и проехать обратно в Москву не было никакой возможности. Булгаков застрял в Крыму.
Крым стал опорой белого движения. Сам Булгаков очень критически относился к большевикам, которые устроили именно богоборческий социализм. И всегда он очень жёстко к ним относился. И, естественно, он встроился в некие белые структуры. Одновременно стал профессором в Симферополе, служил Литургию. Но в это время он ужасно мучился. У него были метания: и просто физические – есть было нечего, и духовные метания – он чуть не обратился в католичество. Если бы не письмо Флоренского, который ему мозги вправил, то не исключено, что он бы решился перейти в католичество. Надо сказать, что идея экуменизма, то есть согласия всех христианских конфессий, сотрудничества между ними ему очень нравилась, и он был закопёрщиком многих экуменических съездов в эмиграции.
Далее Врангеля выставляют из Крыма, приходят большевики. В это время семья Булгакова находится в Крыму, кроме сына Феди. Надо сказать, что после Феди родилось ещё два сына: Сергей и Ивашечка. Ивашечка умер после тяжёлой болезни в 4 года в страшных страданиях. Эта смерть, в 1909 году ещё, она очень сильно повлияла на Булгакова. До этого он был демократом, ругал царизм, а в 1909 году он и здесь обратился, стал монархистом и считал, что царь – почти святой человек. Хотя и сознавал, что он во многом виноват в том, что в России происходит такой кошмар.
Большевики его арестовывают. Но, поскольку в его деле было написано «христианский социалист», это ему здорово помогло. Тогда, в 1922 году, началась компания высылки за границу разной оппозиционной интеллигенции. Такой, не очень понятной. Которая вроде бы и не за советскую власть, но которую поставить к стенке, сразу шлёпнуть – будет лишний скандал. Это люди известные: Бердяев, Ильин, Новогородцев. Поэтому по разным причинам решили выслать из России довольно много - человек 200 – известных юристов, философов и т.д. В том числе и Булгакова, несмотря на то, что он сотрудничал с белыми, и таких тогда сразу «щёлкали». Но «христианский социалист» помогло. Ему сказали, что «сутки на сборы, и Вы из Севастополя первым подходящим пароходом выезжаете вместе с семьёй в Константинополь без права возвращения в Россию». Иначе – расстрел. Он так и сделал – уехал. Там были тоже большие трудности, поскольку никаких денег и имущества с собой взять было нельзя: только пальто, две пары белья и всё. Но тем не менее Булгаков сумел как-то обосноваться в Константинополе. После переехал в Прагу и потом – в Париж. Там в это время организовывался Свято-Сергиевский православный институт. Наша эмиграция, которая в основном засела в Париже, там сумела купить какую-то немецкую кирху, её переоборудовала в православный храм, и около храма организовался институт. И Булгакова туда пригласили профессорствовать. После он стал инспектором в этом институте, а после – деканом. В этом институте не было факультетов, а был ректор института, но по положению это был епископ. Но, естественно, епископу особенно некогда было заниматься текущими делами. Поэтому декан фактически исполнял обязанности ректора.
Давайте познакомимся с работами Булгакова периода эмиграции. Он много пишет про Софию, причём и с богословской точки зрения, и с точки зрения социологической. Это очень интересно. Выходит пара его статей, тоже очень эзоповским языком написанных. Из которых ясно, что София в «Философии хозяйства» появилась вовсе неспроста. Это был довольно глубокий демарш. Они никогда не оставлял идеи, что Церковь должна заниматься христианской политикой, иначе говоря – социальным преображением общества. Но он всегда скорбел, что нет никакой догматической базы под это церковное служение. Одна нравственная обязанность. Но, знаете ли, нравственная обязанность – это растяжимо. И он очень хотел догматически обосновать это социальное служение Церкви. И посчитал, что вот таким догматом или, как он говорил, «Никеей», будет именно София. Мысль, надо сказать, нетривиальная. Он пишет толстые богословские работы: «Неопалимая купина», «Агнец Божий» и ещё несколько.
Но дело в том, что идея Софии, которую он начинает сначала проповедовать в Свято-Сергиевском институте далеко не всем нравится. И у него образуется оппозиция. Его как замечательного, любвеобильного, тихого, интеллигентного, такого замечательного человека все любят, но его Софию многие принимают в штыки. Это ересь. И, честно говоря, я лично тоже считаю это несовместимым с христианством. И критики Булгакова здесь правы: она не встраивается в христианскую догматику, никак не встраивается. Либо надо это всё переделывать и все церковные соборы надо переиначивать, либо не принимать саму Софию.
И сначала карловацкая церковь, то есть церковь Антония Храповицкого, издаёт такой что ли документ, где булгаковская София объявляется ересью. А в 1935 году примерно такой же документ издаёт и московская патриархия, в то время ведомая митр. Сергием Страгородским. Конечно, Сергий Страгородский был квалифицированный богослов. Но, может быть, сам бы он и не решился на такой шаг, если бы не его консультант Владимир Николаевич Лосский. Это наш замечательный русский богослов. Его работы – это блеск, это бездна ума. Человек умел мыслить по-православному. Не повторять какие-то формулы, не обходиться цитатами, а умел мыслить. И он написал книгу «Спор о Софии», где он эту булгаковскую Софию расчистил под орех. Он вскрыл все булгаковские противоречия, причём настолько чётко, настолько аргументированно, что бедному Булгакову совершенно нечем было крыть. Булгаков написал ему письмо: Мол, зачем же Вы так. Я вижу, что Вы – квалифицированный богослов, но здесь же творчество, поэтому Вы, основываясь на старых догмах, не можете творчески мыслить. И поэтому не можете принять Софию. Булгаков оправдывался тем, что еретик – это человек, который вменяет Церкви свой мнение, он его проталкивает, как правильное. А я, мол, его не проталкиваю, это моё частное богословское мнение. Как во многих вопросах частное богословское мнение имели и многие святые, и ничего здесь такого нет. Эти частные богословские мнения были и правильными, и неправильными. Ну и что же? Я, как истину, обязательную для всей Церкви, Софию не предлагаю. В общем – правильная линия защиты.
Но, тем не менее, уже после, в последние годы, он свою Софию в богословском институте не преподавал. Как выясняется, он читал курс христианской социологи в этом Свято-Сергиевском институте. И этот курс худо-бедно студенты записали. Получилась книжечка. Неизвестно, правил её Булгаков, смотрел ли. Может быть и правил. Она называется «Христианская социология». Она попала в булгаковске труды. И это очень любопытная книга: первая попытка как-то систематически описать христианскую социологию, то есть рассмотреть общество с христианских позиций. Там не всё хорошо, на мой взгляд: книга слишком фрагментарна. Там рассмотрены далеко не все вопросы, касающиеся общества. Это только начало начал, которое Булгаков как-то пытался сделать. Но, тем не менее, это значительная попытка.
Несмотря на то, что Булгаков большевиков ругал, он всегда был патриотом России. И всегда в войну радовался победам Советской Армии. Но в военный период он очень сильно заболел: рак горла. Ему сделали две тяжёлых операции, причём без общего наркоза. Он писал, что одну из операций он видел в зеркале, которое было над операционным столом. Потерял полностью голос. После как-то громадными усилиями научился снова говорить, по сути дела – хрипеть и шипеть. Но, тем не менее, стал даже служить иногда Литургию и иногда читать лекции. А после, в 1944-м году, – тот инсульт, с которого я начал своё повествование. Вот такая удивительная жизнь этого человека.
Кое-что о детях. Которые, как всегда, совершенно не дотягивают до своего отца. Мария Николаевна Булгакова за границей была первой подружкой Марины Цветаевой. И вышла замуж за Родзевича – героя поэмы Цветаевой. Все ей говорили, что, мол, это же большевистский шпион, он явно работает на НКВД. А она говорила: ну что вы, он такой интеллигентный человек, этого не может быть.
Сын Фёдор, который остался в России, и о судьбе которого Булгаков всё время ужасно волновался, потому что о его судьбе никаких известий долгое время не было - он оказался самым удачливым. Он стал художником, учился у знаменитого Нестерова. И даже женился на его дочке. Долгое время жил в Москве и умер где-то в 80-х годах.
Сын Сергей, хоть и уехал за границу, но у него ужасная такая судьба: какая-то внебрачная дочь Франсуаза, в общем - ничего из него не получилось. Кстати, эта Франсуаза – русофилка, приезжала в Москву, там встречалась с Фёдором Булгаковым.
Ну, и сын Ивашечка – в 4 года умер. Вот, собственно, всё. Давайте вопросы.

(Вопрос). Он так и не пришёл к заключению, чем же или кем была София? То есть тварным созданием, или божественным?
(Лектор). Нет. Понимаете, он перепробовал несколько вариантов. И такой, и такой. И ещё пробовал вариант, который ему предлагал Владимир Лосский: рассматривать Софию как энергию Божию. Как одно из имён Божиих, которые, по православной мысли, являются чем-то вроде личности неличностной природы. Это даже признавал сам Владимир Лосский. Но этот вариант ему тоже не понравился. Потому в одном и том же сочинении (например, в «Свете невечернем») София - одновременно и тварь, и часть божества.

(Вопрос). Николай Владимирович, а почему всё-таки он считал, что христианский социализм невозможен? Исходя из каких идей он так считал? Вы сказали, что, когда он захотел стать священником, он от этого отошёл. А он как-то это объяснял? Не только же тем, что на данном этапе жизни ему надо было от этого отойти.
(Лектор). Конечно, конечно. Он не был конъюнктурщиком. Идеи у него в нужный момент появились. Их ему подсказали. Подсказал Евгений Трубецкой, который считал, что Церковь не может связывать себя ни с каким социальным строем. И даже не может считать один строй лучше с христианской точки зрения, а другой – хуже. Это будет обмирщением Церкви. После он считал, что невозможно именно явное участие Церкви и построение каких-то христианских общин на коммунистических началах. Почему он так считал, я сказать не могу, но он очень критично относился, например, к неплюевской общине. Он знал о ней. Правда, там ни разу не был: знал только по публикациям. И считал это совершенно нецерковным делом, просто безобразием считал.
После он высказал такую мысль: что на самом деле тот первохристианский коммунизм, который устроили апостолы в иерусалимской общине – он не настоящий коммунизм, ибо там апостолы совершенно игнорировали производство. Они только собрали складчину со всех и ждали пришествия Господа. Даже не пытались организовывать производство. Поэтому первохристианская община не может быть образцом социального строя даже для христиан, а уж тем более не может быть образцом вообще для всего человечества. Вот такие у него были соображения. Вообще, конечно, надо почитать более внимательно эти «Два града». Он говорит, что христианский социализм – это наивная попытка установления рая на Земле. Это – возрождение древнего, ветхозаветного хилиазма – он сближает социализм именно с этим. А после иронизирует, что рабочий класс – это мессия. Вот такие аналогии проводит, в бердяевском стиле.

(Вопрос). А разочарование пришло тогда, когда начали действовать большевики жёстко?
(Лектор). Нет. Разочарование произошло в 1906 году. Во-первых, большевики участвовали в революции, но, всё-таки, не на первых ролях. И он, Булгаков, участвовал в демонстрациях, но он пишет, что я надел красный бант, пошёл на демонстрацию, но вдруг я почувствовал такой жуткий сатанизм во всём этом действе, что ушёл и бросил этот бант в клозет. Вот разочарование у него было ещё в связи с революцией, которая ему страшно не понравилась.

(Вопрос). А как он воспринял эмиграцию? Это довольно специфично всё-таки. Тяжело ему было вдали от России? Он мучился?
(Лектор). Мучился, да. Он любил Россию. Но ему повезло: он попал в этот Свято-Сергиевский институт. Он только образовался - и его тут же взяли. Он не был ни таксистом, как многие наши эмигранты, а сразу стал заниматься своим делом. Он был активным эмигрантом, проводил экуменистические съезды. В общем - много работал.

(Вопрос). А можно так сказать, что, разочаровавшись, он перестал верить в человека? К этому можно подвести, или нет?
(Лектор). Не знаю. Но вряд ли так уж. Он, естественно, перестал верить в человека как в Бога. Человекобожество он отрицал. Но он всегда верил в человека как в образ Божий. И в то, что человек – это очень высоко. И что правильная позиция – это богочеловечество, то есть синергия человека и Бога. Поэтому нельзя сказать, что он разочаровался в человеке.

(Вопрос). А какие главные, основные мысли для нас полезны и наиболее ценны у Булгакова?
(Ответ). Ценны? Ну вот полезна мысль о том, что социалистическая экономка на самом деле отделяется от идеологии. И одной и той же экономике может соответствовать несколько разных идеологий. Потому что нам сейчас всё время говорят, что социализм неизбежно связан с атеизмом. И, к сожалению, Булгаков после во многом на эту мельницу воду лил. Но на самом деле перед этим он говорил, что этот недоктринальный социализм, то есть социализм как экономический строй, может сочетаться с разными идеологиями. Это очень ценная мысль, которую вполне можно использовать.
Вторая его мысль – в этом он не оригинален, здесь он идёт за Соловьёвым – то, что Церковь обязана заниматься социальными вопросами. Если она любит свою паству, если любит людей, то должна этим заниматься. И он даже попытался взять реванш – подвести догматическую основу под эту мысль. Правда – неудачно совершенно, и тем самым её ещё больше дискредитировал, к сожалению.

(Вопрос). Вы сказали, что социалистическая экономика может сочетаться с разными идеологиями.
(Лектор). Да.
(Вопрос). Наверное, с разными религиями, а не с идеологиями? Ведь не может же социализм сочетаться с капиталистической идеологией.
(Лектор). Если считать атеизм религией – то в этом смысле Вы правы. Может сочетаться с разными религиями, с разным отношением к Богу.