виртуальный клуб Суть времени

Ссылка на youtube, файлы для скачивания – в полной версии новости.

Смысл игры - 107 from ECC TV .

Скачать файл.avi (avi - 966 Мб)
Звуковая дорожка, файл.mp3 (mp3 - 147 Мб)
Версия для мобильных устройств, файл.3gp (3gp - 175 Мб)

Youtube
 

Добрый вечер. Сейчас, пока мы здесь разговариваем, идет «Поединок» у Владимира Соловьева с Гозманом. Вопрос о том, что именно сказал Путин в связи с тем, что мы суверенитетом не торгуем, и что именно говорили Кудрин и Титов, является не вопросом о том, что говорили Кудрин и Титов. Это схватка огромной и очень сильной либеральной команды, которая требует сейчас фактически разворота в сторону некоей идеи компромиссов — а это команда мощная — и патриотического крыла. В этой схватке надо участвовать. Мы не можем поддерживать это либеральное крыло, потому что понимаем, что оно антинациональный курс проводит по большому счету. Хотя и, будучи во власти, оно всё время говорит, что оно жутко типа патриотичное и всё прочее. Частью идеологической политики по разгрому этого крыла является выступление на крупных телеканалах в вот таких вот серьезных поединках. Я не знаю, что будет происходить в Москве, но я знаю, что в Хабаровске господин Гозман не может набрать 10%, никак не может. Но это Хабаровск, посмотрим, что будет дальше. Но я не думаю, что даже большинство москвичей поддержит господина Гозмана, я думаю, что всё будет так, как должно быть. А это еще какая-то лепта в то, чтобы сдвинуть курс в нужную сторону.

Я, кстати, должен сказать, что этот сдвиг будет не так однозначно только триумфален, потому что с этой стороны еще есть белые, и они проявляют себя всё более деструктивно. И в этом смысле не надо сразу так вот ликовать, когда разгромлено это крыло либеральное. И оно не скоро будет разгромлено. Но всё-таки его разгромить надо. И надо постараться это сделать всеми возможными способами. После того, как я сейчас сделаю это вступление, я попрошу Юрия Вульфовича прокомментировать почему, сделать некое заявление от клуба, я думаю, что мы его поддержим.

Меня можно — как делать нечего — какими-нибудь директивами убрать с экрана. Когда уберут — будем ликовать по поводу того, что времени еще больше высвободилось. Но это делают не припадочные маргинальные идиоты, это может сделать властное сообщество, но оно этого не делает, и тоже более-менее понятно почему. Потому что борьба между патриотическим и либеральным крылом усилилась, она уже принимает очень острые формы. Кроме того, она накладывается на борьбу внутри так называемую. Если считать силовой блок нелиберальным (а это можно только с трудом так считать, при большом желании считать, что он весь такой консервативно-патриотичный, там все сложнее), то он разделился, как я уже говорил, на две головы, и головы не любят друг друга. Внутри отношений господина Золотова с его оппонентами много всего такого, что мешает их примирению, хотя хотелось бы, чтобы оно было достигнуто, но, видимо, оно невозможно. Я об этом подробно писал в книге «Качели», ничего больше к этому добавить не могу, кроме того, что теперь всё это оформилось в виде двух центров силовой власти: Национальной гвардии и всего остального. И армии. По существу, у нас нет больше центров силовой власти. Всё остальное — это центры интриг, прослушиваний, но не брутальные вещи.

Брутальных центров осталось два. И они не слишком гармонично живут друг с другом, поэтому я не могу не выражать по этому поводу тревоги. Всегда считал, хотя бы этот силовой блок, поскольку он хотя бы условно патриотичен, он должен хотя бы условно друг с другом дружить. Он не делает никаких попыток это осуществить. И как я говорил в 2008 году, что это не доведет до добра, так говорю сейчас. Он окажется случайно каким-то образом сильно подорван в результате этой внутренней грызни, которую, с моей точки зрения, и поощряют те, кто хотят, чтобы он был подорван. Это первая причина.

И вторая причина заключается в том, что Президент Путин, с одной стороны, продолжает очень мощно по-человечески верить в «невидимую руку рынка» и вот в эти вообще либерально-экономические ценности, с другой стороны, всё более твердо понимает, что без какой-то очень жесткой новой политики ему не удастся обеспечить ни целостность России, ни какое-то место России в мире. Он все время хочет сочетать это, и ему представляется, что оно может сочетаться. Я не убежден в подобной возможности. А либералы всё время говорят, что у нас не будет никаких необходимых типа денег и так далее, инвестиций, технологий, всё время говорится всё то же самое, что говорилось в конце 80-х годов при Горбачёве, абсолютно: «если мы не уступим, не ляжем, не отдадим, не обнимемся...»

При этом Путин понимает, что вопрос-то идет в конечном итоге о Крыме, а любая сдача Крыма означает полный снос всей политической системы. Всей: парламента, Совета Федерации, Конституционного суда, всех судов вообще, всех партий, включая Зюганова, Жириновского и так далее. Это такой погром, очень сходный, в принципе, с тем, который был на Украине, это сходство говорит о том, что «а почему бы нет?» Теоретически всё можно представить, но все-таки Россия — не Украина, партии достаточно живучие, Путин — не Янукович, и как-то всё-таки хочется верить, что ничего подобного не будет, а это минимальная цена, минимальная цена того, что наш противник называет «уступками в сфере снижения геополитической напряженности». Именно поэтому Путин так резко высказался по поводу того, что мы ею не торгуем, потому что он понимает, к какой, собственно, идее его подводят и что ему говорят.

Но, понимая все это, Путин не готов переходить к любой экономической политике, кроме либеральной, потому что он считает, что либеральная обеспечивает минимальную устойчивость, а все остальные не обеспечат. Я не могу сказать, что я не понимаю совсем, почему он так упорен в этом вопросе. Мне просто кажется, что он не видит даже контура какой-то этой нелиберальной команды, он не верит, что это будет команда, и что эта команда не погрязнет во всех тех грехах, в которых другие команды купаются, понятно, да? — в воровстве и во всём прочем. Он не верит, что возникнет большая другая команда, которая будет действовать иначе, он ее не видит. А если создать более-менее мощную такую систему, нацеленную на то, о чем будет говорить Юрий Вульфович, то, конечно, для нее нужно иметь большую разветвленную команду, которая не будет воровать. Которая как бы... воздержится хотя бы, как знаете «завязал», которая «зашьется» и на протяжении определенного времени воровать не будет. Без этой команды вообще нельзя осуществлять консервативный курс. Либеральный можно. Либеральный курс обладает единственным преимуществом: он гораздо более индифферентен по отношению к воровству. Там всё как-то крутится, крутится в этом бардаке, всё уравновешивается чуть-чуть, и оно там на месте как-то так чавкает и никуда не катится вниз. А если создать сильно ворующую нелиберальную команду, то это абзац: она украдет всё, экономика разрушится и, действительно, мы потеряем даже те, типа стабильности, которые мы сейчас имеем. А мы их имеем, мы же видим, что всё, хоть и плохо, но достаточно стабильно, тьфу-тьфу-тьфу.

Этот конфликт существует и, пока либералы не переходили в очень сильное наступление, можно было сказать, что сидят они и сидят, «я бы жил еще чуть-чуть лучше, чем царь, потому что я бы еще немножко шил». Вот они немножко шьют, миллиардов на 5 в год, на 10 (в долларах), ну и как-то что-то там то исчезает, то появляется, то, какая-нибудь дорога построится, то куда-нибудь она не построится, то какой-нибудь полигон создастся, то не создастся. Как-то мы живем в такой ситуации умеренного дерьма.

А если мы создадим мощную и здоровую команду, которая пойдет вот этим консервативным курсом (я имею в виду сейчас консервативно-буржуазный курс), то мы будем иметь резко меньше дерьма и очень большой рост. Будем. Но ее же надо создать, она должна отвечать характеристикам лояльности, стабильности, ну мало чего еще, а это очень трудно сделать. Это почти невыполняемая задача в условиях, когда имеет место справедливое недоверие к людям, а у Владимира Владимировича Путина оно имеет место в очень высокой степени. Может, благодаря этому он и оказывается устойчивым сам и сохраняет устойчивость. Поэтому у меня нету однозначного отношения к тому, что связано с переходом к консервативному экономическому курсу, к кейнсианству и всему прочему.

Но либералы пошли в атаку. Они же пошли в атаку не в принципе того, что снести госрегулирование и «дайте нам еще порулить монетаристски», они пошли в атаку, требуя снижения геополитической напряженности, то есть снятия суверенитета. Они вышли за рамку — заявление Кудрина выводит либеральный блок за ту рамку, в которой он существовал до данного момента. Мне скажут, что всё это происходит где-то на полях, полуконфиденциально, не для прессы и всё прочее. Простите, а что еще обсуждает пресса, кроме этого, и на какой же я передаче был, мне же не приснилось, что я был на одной из самых рейтинговых передач центрального телевидения, где обсуждается этот вопрос? Значит, он уже вынесен с глубокого подземелья на поверхность политического процесса. А, собственно говоря, мы же прекрасно понимаем, что в каких-то случаях, когда это не надо, эти вопросы не выносят на эту поверхность. Значит, момент назрел.

Момент назрел. Либеральный блок вышел за свою территорию и хочет захватить новую. Захватом новой территории, особенно геополитически, действительно угрожает Перестройка-2. Этого нельзя допустить. Ну и в связи с этим на какой-нибудь передаче, которые всегда сопряжены с какими-то внутренними издержками... Это определенный формат телевидения с определенными чертами, но вот это та машина, которая есть. Как именно к ней я отношусь, я говорил давно, и теперь это с восторгом повторяет ряд телеведущих, что «Россия — это гнилое бревно, которое подпирает дверь, в которую ломятся псы ада». Это правда, вот я так действительно считаю, я так считал всё время, и, в сущности, вся политика исходит из этого. Да, гнилое бревно, но вот оно подпирает такую-то дверь. Да, гнилое телевидение, но оно подпирает какую-то дверь. Да, да, да. Не лучшая армия, не лучшая экономика, не самый лучший технологический комплекс, в высшей степени совсем плохое образование и здравоохранение, но всё в целом ― эта машина, и дверь, в которую «ломятся псы ада», она запирает. Сколько она ее будет запирать ― неважно. Но я имею в виду под этим то, что триумф так называемого глобального мира, то есть ада на Земле, ― он не может наступить без того, чтобы Россия не была сметена. Потому что России в этом места нет, и ей даже не предлагают это место. Соответственно, она начинает упираться рогом. Как она упирается — криво, косо...

В этой связи хочу сказать о праздновании 9 мая. Так намного лучше, чем так, как было. И можно быть счастливыми от того, что это настолько лучше, чем то, что было. И конечно, в Бессмертном полку, который идет по Москве и по другим городам крупным, ― там ощущается внутреннее желание людей погрозить кулаком тем внешним силам, которые хотят, чтобы их не было. Они хотят сказать, что вот мы есть, и, если надо, вот на. Но! При всех этих огромных преимуществах, при том, что я все это просто не могу не поддерживать, мне бы хотелось быть понятым, что это стопроцентный улучшенный вариант позднего Брежнева. Я имею в виду не «Путин ~ Брежнев», Путин не Брежнев. Совсем. И никакого отношения к нему не имеет. Путин — явление в каком-то смысле совершено новое, ни с кем из наших генсеков и кем-то его сравнить нельзя, это явление новой жизни. Но вот митинги, хождения и всё прочее — это «улучшенный Брежнев», потому что в этом гораздо меньше административного ресурса и больше искренности. Но это вот «Брежнев», вот мы живем в эпоху, я не знаю, в 1978 году, или там в 1981. Вот мы живем в 1981 году. И мы чище, чем то, что жило в 1981 году, и чуть-чуть энергичнее, чуть-чуть. Точка. Но ведь разница заключается в том, что никакого 81-го года нет. Ну нет его. Есть совершенно другая реальность, понимаете? В 1981 году чуть более искренне, чуть менее, не надо завышать неискренность, и не надо завышать искренность — мы же все помним, те, кто там жил, что было: профкомы, парткомы, тыр-пыр, на всех этих демонстрациях, куда ж не помнить-то, но и с удовольствием ходили, потому что, а чего бы не походить-то вместе всем. Но была мировая соцсистема, граница между нами и противником проходила по Берлину, нам в страшном сне не могла присниться потеря Украины, Белоруссии, Кавказа и всего остального. И также была какая-то внутренняя устойчивость социальной жизни, которая, конечно, имела свои издержки и показала их в Перестройку, но она же все-таки была. И, в конце концов, военная мощь тоже была несколько другая в соотношении с мощью противника. И люди ходили по тому принципу, по которому было сказано у Лермонтова «полный гордого доверия покой»:

Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не победит ее рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой...

Это был полный гордого доверия покой. Мы все понимаем, что живем в супердержаве, мы все понимаем, что эта жизнь может быть слегка скучна, и что-то в ней есть и не то, но в целом она позитивна. Мы все понимаем могущество этой державы, мы все понимаем, что все нас боятся, и что... так далее, и так далее. И мы как-то так ходим.

Сейчас, конечно все чуть-чуть энергичнее. Люди идут, потому что они беспокоятся, у них нет полной расслабухи, а они чувствуют, что пахнет чем-то нехорошим в воздухе. Это маленький, но очень важный и позитивный нюанс. Но ведь реальность-то совсем другая. И, с моей точки зрения (не к тому, чтобы критиковать то, что происходит, я восхищаюсь этим Бессмертным полком, людьми, которые там выходят, я считаю, что это надо продолжать и наращивать, что это все очень позитивно), в порядке поясняющей метафоры, а не буквального предложения, я бы считал, что молодежь должна брать огневую полосу препятствий на 9 мая. Бежать, с ножами забираться на вертикальные стенки деревянные, прыгать, стрелять в рамках ДОСААФ и т.д. и т.п. А старшее поколение, ну смотреть и поддерживать, кто может. Или скромно, достаточно скромно, класть гвоздики и говорить «предки, погибшие за нас, простите, мы ничего не удержали. Мы не удержали Украину, мы не удержали Приднестровье, мы не удержали это, мы не удержали... Простите!»

А есть такое ощущение, что живем в конце 70-х, и ничего не изменилось. Что это всё тот же «полный гордого доверия покой». Но его же нет! Вот этот разрыв между совершенно критической реальностью и каким-то ощущением все-таки патриотического, но успокоенного существования, ― он не может не беспокоить. Конечно, патриотическое успокоенное существование, во-первых, не есть стопроцентно успокоенное, там есть внутреннее возбуждение, небольшое, но есть. И, во-вторых, лучше оно, чем подавленность, пофигизм, алкоголизм, нежелание поднять задницу со стула, ― понимаете, да? Это намного лучше, но я же говорю не о «лучше». Как я говорил и повторяю, опять не в смысле конкретного предложения, а в смысле метафоры, поясняющей, что такое, с моей точки зрения, какой-нибудь поиск нового стиля. Я не хочу сказать, что я его знаю. Я опять очень прошу не принимать, то, что я говорю, буквально. Это вот некое пояснение, некие поясняющие сказки.

Надо сказать: русская армия занимает страны, в которых находятся у нее памятники вместе с саперными дивизиями. Она объявляет, что она делает, и на двое суток просит, предупреждает, чтобы никто не дергался, потому что кто дернется, тот получит. Делает она это за 24 часа в той зоне, где у нее стоят памятники. После чего она берет эти все памятники саперами, выносит уже на подготовленную огромную аллею и маршем с развернутыми знаменами уходит. Но не оккупирует эти территории, даром не нужно мараться на них. Она просто показывает, что такое предки.

Бесконечные разговоры о том, что, а вот там кто-то поддержал, а вот тут не поддержали... Всё хорошо, правильно. Но уровень-то оскорбления каков? Нам наносят буквально метафизическое оскорбление. При этом надо говорить: «Коллеги не надо преувеличивать, давайте вот не так, а так». Понимаете? Я не убежден, что мы в этом выживем, я не убежден, что на этом градусе существования нация способна выдержать те нагрузки, которые ей предстоят. И я твердо убежден, что предстоят огромные нагрузки. Никто не хочет, чтобы Россия жила. Это обнаружится постепенно, может быть, за три года, может быть, за два, а, может быть, за несколько месяцев, ― откуда я знаю. Я что-то по этому поводу потом, после доклада Юрия Вульфовича, буду говорить.

Ну вот я сказал насчет того, что высочайшие директивы могут привести к тому, что я испарюсь с телевидения. Я буду с величайшим облегчением воспринимать это. Но их нет. Есть то, что есть: эта наша противоречивая жизнь с условным равновесием консервативной и либеральной групп, внутренним страшным ослаблением либеральной группы с точки зрения поддержки обществом, внутренним расколом консервативной группы, силовой в том числе, который меня очень беспокоит, этот раскол. При том что я совершенно не идеализирую качество этой группы, мне все равно кажется, что этот раскол неправильный, он не нужный.

Я хотел охарактеризовать вот эту неустойчивую зону некоего коридора, в котором существует страна. И обратить ваше внимание на то, что выступление Кудрина и реакция Путина на него, хоть и происходило это все в кулуарах, является очень крупным событием в нашей жизни, и что по поводу этого события нужно принять некое заявление. И мне кажется, что его наличие может сыграть какую-то роль в развитии общественно-политической ситуации. Я не скажу, что это будет большая роль. Но когда ситуация так колеблется (а я обсуждал все эти мелкие события нашей жизни именно потому, что мне хотелось показать, как она сильно колеблется, всё ― такая зона неустойчивого равновесия), то в этой ситуации, никоим образом не преувеличивая, но и не приуменьшая возможности данного документа, я хотел бы, чтобы вы с ним ознакомились, и предлагаю Юрию Вульфовичу его зачитать. Подряд вот с этого места.

Бялый Ю.В.: Документ называется «Суверенитет в обмен на инвестиции и технологии». Судя по неофициальным сообщениям участников, 25 мая на закрытой части заседания президиума Экономического совета при Президенте вице-председатель этого совета Алексей Кудрин заявил, что, цитирую: «Россия технологически отстала, и страна должна, пусть и на вторых ролях, встроиться в международные технологические цепочки. А для этого нужно снизить геополитическую напряженность». Почти то же самое сказал на этом же заседании и другой вице-председатель, бизнес-омбудсмен Борис Титов. Цитирую: «Мы тоже говорим, что нам нужна открытая экономика. В нашей программе „Экономика роста“ мы также пишем, что без перезагрузки отношений с Западом невозможны реформы, потому что доступ к новым технологиям, финансовым ресурсам во многом закрыт. Поэтому мы тоже призывали, чтобы сегодня уже приступить к тому, чтобы восстанавливать те отношения, которые были раньше». По тем же неофициальным сообщениям с этого же события, президент Путин ответил, цитирую: «Пусть страна в чем-то отстала, но у нее тысячелетняя история, и Россия не станет торговать суверенитетом». А далее пообещал защищать суверенитет страны не только пока будет президентом, но и до конца своей жизни.

Итак, о чем речь. Речь идет о необходимости инициатив России в направлении снятия геополитической напряженности ради очередной политической перезагрузки. Это в условиях, когда высшие должностные лица США, Великобритании, НАТО и т.д. — могу перечислять: Обама, Меркель, Йенс Столтенберг (генсек НАТО), главнокомандующий войсками НАТО в Европе Филип Бридлав и т.д. и т.д. ― так вот, когда эти должностные лица уже не раз объявляли минимальную цену снижения геополитической напряженности в отношении России. Во-первых, для этого Россия должна прекратить обеспечивать защиту международного права и своих стратегических интересов в Донбассе и в Сирии. Во-вторых, и это главное, Россия должна вернуть Украине Крым. То есть Россия должна ради новой перезагрузки не только поступиться своим правом вести самостоятельную политику, то есть национальным суверенитетом. Россия должна допустить победу в Сирии самых радикальных исламистских террористических сил, ведущих геноцид сирийских граждан, нацеленных на установление нового халифата, и — внимание! — угрожающих распространить свою изуверскую власть на громадные территории Евразии, включая Россию. Россия должна допустить геноцид миллионов жителей Донбасса, которые отказались признавать власть в Киеве, установившуюся в результате вооруженного государственного переворота, и защищают свое право на такое решение с оружием в руках. Россия, наконец, должна аннулировать волеизъявление народа Крыма, который на законном референдуме высказал просьбу о присоединении к России, и опять-таки допустить в отношении этого народа акции вооруженного подавления со стороны киевской власти. Причем в условиях, когда истинность этого решения крымчан была подтверждена (об этом практически никто нигде не пишет) широким социологическим опросом такой авторитетной американской организации как «Гэллап». Там желание войти в Россию подтвердили более 80% респондентов — это не мы, это не «фальшак», это «Гэллап». И заодно Россия должна грубейшим образом нарушить собственную Конституцию, поскольку население Крыма уже 2 года является гражданами России.

Пока оставим в стороне вопрос о том, может ли Россия в принципе удовлетворить эти перезагрузочные требования Запада без полного социально-политического обрушения. Поскольку это происходит в условиях, когда по данным всех государственных и негосударственных социологических служб политику российской власти в отношении Сирии, Донбасса и Крыма поддерживает не менее 70-80% наших граждан. Меньше даже не было у «Левады» — наиболее такого либерального, склонного к другой интерпретации данных, центра.

Теперь, что такое всё-таки суверенитет. Это, по словарям, право на полное политическое верховенство, не подчиненное какой-либо более высокой власти, при принятии и проведении в жизнь политических решений. В системе международных отношений — это право государства на полное самоуправление, независимость государства во внешних делах и верховенство государственной власти в делах внутренних. То есть, по сути, суверенитет — это способность страны самостоятельно и независимо определять цели своего развития и самостоятельно и независимо эти цели реализовать. В Древней и Новой истории изъятие суверенитета страны-противника, как правило, происходило в результате победы над этим противником в войне. Иногда, как в ряде войн Древнего Рима в Галлии или Дакии, или в ряде колоний Англии, особенно в Индии, с побежденного нередко не только взималась дань — репарации разного рода — но ему одновременно представлялись инвестиции. Например, на строительство дорог, общественных зданий и пр. При этом инвестиционными условиями обычно оказывалось полное подчинение побежденного политике победителя и его обязательство поддерживать победителя в будущих войнах. Так это было в Древнем Риме, так это было в колониальной Индии, так это было везде.

В Новейшей истории наиболее яркие примеры открытого изъятия суверенитета в обмен на инвестиции — это послевоенное развитие побежденных Германии и Японии.

Для Германии инвестиционными условиями плана Маршалла были: оккупация страны, ее нахождение под прямым внешним, особенно американо-британским, политическим и экономическим управлением, причем это внешнее управление только смягчалось, но не снималось и после создания в 1949 году Федеративной Республики Германия. Далее, внешнее регулирование отраслей и направлений инвестирования, обеспечивающее нужную оккупантам трансформацию производственного контура страны. Включая, прежде всего демилитаризацию промышленности и фактическую остановку развития новых научно-технологических комплексов. А также инвестиции, капиталовложения, в основном, в те предприятия, в которых и до войны, и во время войны, — внимание! — американскому и отчасти британскому капиталу принадлежали крупные пакеты акций (эти предприятия, принадлежащие американскому и британскому капиталу, успешно работали на Гитлера и до войны, и во время войны, в которой Британия и Штаты воевали против Германии), включая такие компании, как концерн И. Г. Фарбениндустри, филиалы концерна «Крупп», филиалы корпорации «Дюпон», «Кодак» и т.д. Далее, в Германии до сих пор сохраняется режим военной полуоккупации, включая самые мощные и многочисленные в Европе американские военные базы, американские военные контингенты, а также, напомню, американское ядерное оружие. Оно никуда не делось. Его то пытались вывезти, то сократили, а в последнее время, напротив, снова увеличили количество ядерных бомб американских на складах в Германии. И при любых протестах германского общества эти базы, эти контингенты и это оружие США из Германии выводить не собираются. Помимо этого, в Германии до сих пор сохраняются, а в некоторых случаях наращиваются крупные пакеты американского капитала во многих ключевых германских корпорациях и в крупнейших германских банках — кстати, включая крупнейший «Дойче Банк», — и в крупнейших инвестиционных группах. А это, конечно же, не может не оказывать очень большое влияние на, скажем так, пределы самостоятельности экономической германской политики. Несомненный факт заключается в том, что после Второй мировой войны правительство Германии ни разу не осмеливалось проводить всерьез политику, идущую вразрез интересам США, т.е. в реальности по-прежнему Германия не является политически и экономически суверенной.

В том, что касается Японии, различие с Германией заключается только в том, что в Японии США сохранили формальную власть императора и не проводили денацификацию. А также в том, что инвестиционный, широко разрекламированный между прочим, план Макартура для Японии был, скажем так, гораздо скромнее, чем план Маршалла для Германии. Точнее, серьезных американских инвестиций в Японию вообще не было. Там были некие инвестиции для того, чтобы спасти некоторые провинции Японии от голода, вот это действительно было, грубо говоря, гуманитарная помощь, а не инвестиции. А вместо этого приказным порядком были расформированы все крупнейшие японские промышленные конгломераты «дзайбацу», с их производственными цепочками, инвестиционными подразделениями. Полностью расформированы. Правда, потом упрямые японцы долго и трудно пересобирали свои конгломераты эти, и сумели собрать в новую вполне полноценную конфигурацию промышленного контура страны. Япония, как и Германия, с тех пор вынуждена держать на своей территории крупнейшие в Азиатско-Тихоокеанском регионе американские военные базы. Причем, по договору 1960 года уточняющему, США сохранили за собой не только право использовать эти базы и японскую инфраструктуру, но и — внимание! — размещать на территории Японии любое количество войск с маленькой оговорочкой: по согласованию с правительством Японии. То есть в реальности Япония, как и Германия, до сих пор сохраняет политическую несуверенность в отношении победителя. При этом нужно напомнить, что созданная после Второй мировой войны Организация Объединенных Наций, в которую в том числе входят, естественно, и Германия, и Япония, учреждалась как — внимание! — сообщество независимых суверенных государств, добровольно объединяющих свои суверенитеты. Не делегирующих, не отдающих, а объединяющих.

В современности сугубо военные оккупационные методы изъятия суверенитета, в том числе в обмен на инвестиции, практически исчезли, хотя налицо достаточно много примеров десуверенизации стран методами именно экономической войны, которые давно уже описывают и объединяют под общим названием «неоколониализм».

Видимо, самые обстоятельные описания современных методов такого обмена национального суверенитета на инвестиции и технологии дал Джон Перкинс в двух своих книгах «Исповедь экономического убийцы» и «Тайная история американской империи». Он много лет проработал в спецгруппе, которая навязывала развивающимся странам десуверенизирующие американские инвестиции. И описывал их, этих самых инвестиций, грядущие блистательные последствия. Так вот он откровенно пишет (Перкинс), что каждый такой инвестиционный проект являлся капканом, призванным взять экономику, а затем и политику облагодетельствованной страны под контроль американских корпораций. То есть изощренной формой неоколониального завоевания, понятно. Вот как он цитирует наставления своего руководителя:

Работа ... будет заключаться в «подталкивании лидеров разных стран мира к тому, чтобы они всемерно способствовали продвижению коммерческих интересов Соединенных Штатов. В конце концов эти лидеры оказываются в долговой яме, которая и обеспечивает их лояльность. При необходимости, мы можем их использовать в своих политических, экономических или военных целях».

― Дж. Перкинс. "Новая исповедь экономического убицы"

Это вот цитата прямая. Но кто-то может сказать, что Перкинс в своих книгах не приводит достаточно убедительных доказательств такого рода деятельности и таких ее результатов. Хотя отмечу, по следам его публикаций было довольно много статей, в которых показывали, что, увы, он, в основном или почти во всем, пишет правду и только правду, не преувеличивая.

Но, ладно, доказательство Перкинса ― это одно, доказательства в избытке ведь дает современная экономическая история. Очень наглядный пример, в частности, это Аргентина. На рубеже 90-х годов в стране был острый инвестиционный голод и в значительной мере несовременный промышленный контур. Страна была ограждена от глобального рынка высокими тарифными барьерами и новое правительство Карлоса Менема и его министра экономики Доминго Кавалло, а также их американские консультанты начали проводить в стране новую неолиберальную политику. А именно: провели широкомасштабную приватизацию государственных активов, создали максимально благоприятные условия для привлечения иностранных инвестиций, а также привязали национальную валюту (песо) к доллару, так называемый режим currency board.

Инвестиции действительно хлынули в страну. Ключевые крупные предприятия были скуплены нерезидентами, и начали, используя местную дешевую рабочую силу, производить конкурентоспособную продукцию (прежде всего автомобили, но не только) и на экспорт, и для внутреннего рынка. Внутренний рынок в условиях резко сниженных импортных тарифов наполнялся импортом. Местные предприятия, будучи не в силах выдержать конкуренцию с новыми производствами и с импортом, массово разорялись, резко росла безработица. Из-за сокращения налоговых поступлений от местных производителей, а также из-за налоговых льгот для нерезидентов, которые дали ради инвестиций, быстро рос дефицит бюджета. Для покрытия этого дефицита, для обслуживания долгов и оплаты импорта привлекались кредиты МВФ и всё более крупные кредиты частных, преимущественно американских, банков. В результате быстро рос госдолг: с 1991 по 2001 год (за 10 лет) он вырос с 53 млрд долларов до 132 млрд долларов. То есть Аргентина, с одной стороны, почти полностью утратила свой экономический суверенитет, но при этом довольно активно, и как считали Соединенные Штаты (об этом писали просто тогда) ― слишком активно, выстраивала систему политических и экономических отношений со своими латиноамериканскими соседями, прежде всего, с Бразилией. В рамках своего собственного латиноамериканского блока МЕРКОСУР.

В декабре 2001 года МВФ, который ранее свободно предоставлял Аргентине очередные кредитные транши, вдруг отказал стране в кредитовании — перекрыл, и всё. Иностранные инвесторы начали спешно выводить деньги за рубеж, бюджет, пенсионная система и рынки рушились, платить пенсии было нечем, зарплаты ― было нечем. И в итоге страна была вынуждена объявить крупнейший в истории дефолт по суверенному долгу. А следующие 10 лет Аргентина с очень большими трудностями выбиралась из кризиса, выплачивая и реструктуризируя свои долги. Если в 1999 году в стране за чертой бедности было чуть более 28 % населения, то в 2002 году, по результатам этих самых реформ, — 54,3 % ниже уровня бедности (не минимального прожиточного уровня, а ниже уровня бедности). И хочу отметить, что сейчас, после фактического свержения власти президента Дилмы Руссефф и ее команды в Бразилии, примерно такую же политику закабаления начинают проводить новый президент и новая команда бразильская под руководством американских консультантов, которые просто живут в кабмине и у президента. И диктуют, что и как нужно делать. То есть это аналогичный либерализационно-инвестиционный капкан, который сейчас организуется в Бразилии. Видимо, что-то похожее сейчас организуется и в Мексике, которая вынуждена проводить распродажу госкомпаний и либерализовать инвестиционный режим с США.

Хочу здесь напомнить, что в 90-х годах Россия оказалась практически в таком же положении капкана и неуклонной утраты экономического и политического суверенитета по описанному аргентинскому сценарию. Россия также создала режим наибольшего благоприятствования для иностранных инвестиций. Россия также установила режим фактической привязки рубля к доллару. Россия также открыла возможности широкой приватизации госактивов нерезидентами. Россия также пользовалась возможностями массированного кредитования и со стороны МВФ, и со стороны зарубежных частных корпоративных финансовых групп. И накопила также гигантский внешний долг, и также была вынуждена объявить дефолт по собственному суверенному долгу. При этом, подчеркнём, никаких современных технологий зарубежные инвестиции в эту ельцинскую Россию не принесли, но одновременно очень резко подавили тот высокотехнологический потенциал, который Россия унаследовала от СССР. Его почти полностью, подчистую вымели. Всё последующее десятилетие Россия с немалым трудом выплачивала долги. И, будучи крайне зависимой от этих долгов (действительно, пенсии нельзя было выплатить без кредитов — не было денег в казне), она [Россия] оказалась вынуждена только робко протестовать в ситуации крупных геополитических эксцессов, которые остро затрагивали наши национальные стратегические интересы. Включая незаконную, проведённую без мандата ООН войну НАТО против Югославии, столь же незаконную войну без мандата ООН в Ираке, а также незаконное и обещанное России как невозможность расширение НАТО всё ближе и ближе к нашим национальным границам.

Еще один яркий пример, современного уже, обмена суверенитета на инвестиции ― это состояние экономик новых стран-членов Евросоюза из Восточной Европы. После распада Варшавского договора и СССР все они начали интегрироваться в мировую экономику. И принимать экономическое законодательство, которое максимально способствовало притоку иностранных инвестиций в их страны. Вскоре оказалось, что практически все их банки и почти все предприятия экспортоспособных отраслей попали под контроль западных транснациональных корпораций и в большинстве своем стали просто местными филиалами этих западных корпораций. При этом никакие новейшие западные технологии ни в одну из этих стран не попали. А после приема этих стран в ЕС не только их национальные экономики, но и их политические системы оказались практически полностью десуверенизированы, то есть подконтрольны политическим решениям Еврокомиссии и, что греха таить, Соединённых Штатов. Которые они слушают чаще гораздо внимательнее, чем Еврокомиссию.

А как это выглядит, мы сегодня видим на примере Болгарии, которой пришлось под давлением, открытым давлением США и ЕС, включая специальные визиты в Софию меняющихся госсекретарей Соединённых Штатов, ― так вот, им пришлось отказаться сначала от строительства двух российских ядерных реакторов на атомной электростанции «Белене», а затем от крайне выгодного для страны проекта газопровода «Южный поток». Они сейчас повторяют, как это было выгодно, кусают локти, просят нас вернуться к этому проекту, но «поезд ушел». Но, подчеркиваю, отказались они ― Бойко Борисов, президент их, решительно заявил «нет» только после того, как его очень сильно прессовали комиссар Евросоюза и госсекретарь США. Это просто в прессе есть, это не секрет.

Столь же показательный пример ― Чехия, которая недавно заключила контракт на опытную эксплуатацию топливных сборок американо-японской корпорации «Вестингауз» на реакторных блоках АЭС «Темелин» с перспективой (они прямо говорят об этом) постепенной и полной замены на станции (а это станция российской постройки) российского топлива корпорации «ТВЭЛ». Здесь важно и то, и другое: и то, что топливо «Вестингауз» гораздо дороже, чем топливо «ТВЭЛ», и, главное, то, что ранее на той же самой АЭС «Темелин» уже был плачевный опыт использования топливных сборок от «Вестингауз», когда в результате разгерметизации этих сборок реактор оказался в предаварийном состоянии, слава Богу его успели вовремя остановить.

Я уж не говорю про Украину, в которой, для того чтобы продавить поставки топливных сборок «Вестингауз», господин Арсений Яценюк просто смел комиссию по ядерной энергетике государственную, назначил туда новых людей, и после этого они сказали: «Да, пусть будет топливо „Вестингауз“, которое сейчас поступает на Южно-Украинскую АЭС, пока в качестве частичной замены российских сборок». А далее должно поступать на Запорожскую АЭС. Это совсем не мелочь, потому что, если бабахнет, как мы понимаем, это слишком близко к нам. Но и к Европе тоже.

В завершение обсуждения этих примеров нужно подчеркнуть, что и прямые зарубежные инвестиции, и кредитные деньги Запад дает странам, открывающим свой рынок для таких инвестиций вовсе даже не на вольное применение. Инвестируют западные банки и корпорации только в такие проекты, которые не только приносят им большую прибыль, но и, главное, исключают конкурентный ущерб для этих самых западных корпораций и стран их базирования.

То же самое МВФ. Практически всегда предоставляет странам кредиты так называемого связанного типа, где в договоре, в соглашении на кредит точно указываются цели и условия использования этих кредитов. То есть нельзя получить вообще кредит и направить его на что угодно. При этом кредиторы и инвесторы, которые обладают высокими технологиями, никогда не инвестируют в проекты, предполагающие предоставление подобных технологий странам — потенциальным конкурентам. Вот говорят, что сейчас это связано с санкциями, а так мы все это получим. Ничего подобного. Это связано не с санкционными режимами, как сейчас в отношениях между Западом и Россией или как это было во времена холодной войны, когда в отношении СССР и советского блока действовал так называемый «Режим КОКОМ», запрещающий компаниям США и их союзникам поставлять в страны советского блока высокие технологии. Дело все не в этом, а в том, что новейшие технологии, особенно так называемого двойного (гражданского и военного) назначения, это очень важное конкурентное преимущество. Это преимущество не только с точки зрения прибыльности и возможности расширения масштабов бизнеса. Это еще и преимущество в том смысле, что мы можем воздействовать на всех других, не опасаясь аналогичного ответного воздействия. И поэтому обладатели таких технологий полностью ими не делятся даже с самыми близкими союзниками. Потому что понимают, что эти союзники могут однажды стать соперниками. По этой причине совершенно наивно рассчитывать на то, что зарубежные инвестиции принесут нашей стране, да и любой стране, какие-либо новейшие технологии. Это просто не бывает. Экспортируют только такие технологии не первой свежести, которые для экспортера представляют давно пройденный этап и только после того, когда экспортер уже, грубо говоря, коммерциализировал эти старые технологии и уже освоил следующие, более передовые технологические рубежи.

Сейчас, когда об этом идет речь, нередко говорят и пишут, что мол вот Китай ― это другой пример. Китай получил от Запада и громадные инвестиции, и самые современные технологии. Но это вовсе даже не так. Реальные успехи Китая в современных технологиях связаны либо с удачным копированием западных разработок (а мы очень хорошо знаем, да и весь мир знает, что китайцы умеют копировать сложные вещи как никто другой в мире), либо ― причем это сейчас происходит все чаще ― с собственными достижениями китайских ученых и инженеров. Которые прошли выучку в западных университетах, практику (школу) в западных корпорациях и вернулись на родину. А в остальном Китай является великой технологической державой, ну скажем так, довольно условно. В частности, например, в том потоке китайской продукции современной электроники, которая сегодня захлестывает мировой рынок, та добавленная стоимость, которая достается в качестве прибыли китайским производителям, составляет в среднем 5-7%. А все остальное ― всю остальную прибыль ― получают зарубежные держатели патентов и производители комплектующих для китайских аппаратов от микросхем до дисплеев и от микродвигателей до сенсоров. А все это китайские компании закупают у хозяев соответствующих технологий.

И здесь еще важное замечание о приватизации и сокращении бюджета как о средствах привлечения иностранных инвестиций. Давно установлено ― в частности это показали и теоретические труды Джона Мейнрада Кейнса и кейнсианства, и практика американской администрации президентства Франклина Делано Рузвельта в 30-х годах, в эпоху депрессии ― это все показало, что в ситуации острого экономического кризиса никакой свободный рынок никакие антикризисные задачи решать не может. И что эффективный выход из кризиса способен обеспечить лишь только достаточно сильный и активный автономный государственный спрос, то есть, переводя на другой язык, госсектор экономики, административно управляемый в целях реализации антикризисных мер или мер развития, и мощный государственный бюджет, способный финансировать целевые антикризисные программы.

Глубокая приватизация в духе минимального государства, а также сокращение бюджета резко ограничивают возможности государства генерировать автономный спрос. То есть делает его практически беззащитным и экономически и политически не суверенным в условиях кризиса. И в связи с этим нужно отметить, что совсем уж удивительны обнародованные в России планы реализации иностранными инвесторами блокирующих пакетов таких специфических российских предприятий, как концерн «Вертолеты России». Это, подчеркнем, единственный в России разработчик и производитель и военной, и гражданской вертолетной техники. А теперь, в последнее время, еще и определенных классов беспилотников. Иностранные инвесторы, которые приватизируют такой блок-пакет, имеют право получить доступ к тем высоким технологиям двойного назначения, которые, между прочим, определяют конкурентное преимущество наших новейших вертолетов, и которые в конечном счете являются важным фактором поддержки национального суверенитета России. И причем ни одна западная рыночная страна, ни одна корпорация подобные приватизации не допускает.

Вот, в частности, примеры в США. Говорят, что китайцы скупают все на корню, ― ужас, ужас. Вот в последние годы комитет по иностранным инвестициям заблокировал ряд сделок по приобретению китайскими компаниями активов американских фирм, занимающихся разработками в сфере электроники, компьютерной техники, фармацевтики. То есть купить «дочку» «Дженерал электрик» по производству бытовой техники ― это пожалуйста. А вот компании высоких технологий вроде светотехнического подразделения Филипса или Fairchild Semiconductor, которые являются одним из американских лидеров по разработке в полупроводниковой электронике ― это ни-ни. Нельзя.

Приведенные примеры показывают, что в нынешней мировой реальности поступаться суверенитетом ради иностранных инвестиций и высоких технологий попросту бессмысленно. А если это так, то как возможно обеспечить полноценное развитие страны в условиях кризиса? Во-первых, повторю, никакие сугубо рыночные механизмы выхода из серьезного кризиса, в том числе роста инвестиций, никогда нигде не обеспечивали. Таких примеров просто нет. В частности, последний пример: США и Евросоюз после 2008 года никак не ответили на нарастание обвала национальных экономик и глобальных рынков в недавней так называемой великой рецессии, в отличие от той великой депрессии. Они совершенно нерыночными (фактически административными) мерами накачивали гигантскими объемами денег финансовые системы ― так называемое количественное смягчение знаменитое. Их было помимо первого пробного еще три в США, и сейчас идет первая, и как бы уже назначена вторая ступень в Европе европейским центральным банком. Никакого отношения к рыночным классическим мерам это не имеет. Это именно административные командные экономические меры. Я не буду обсуждать отдельный вопрос об антикризисной эффективности этих мер ― это спорный вопрос, тем не менее мы должны признать, что у российского Центробанка и у российского правительства ни денег для такого рода мер, ни, главное, механизмов, способных направить эти деньги на инвестиционный контур нашей экономики, ну попросту нет. Но у нашего правительства нет и механизмов, которые способны направить на антикризисные программы те скромные деньги (скромные, но на самом деле огромные), которые в стране в реальности есть. Можно перечислить, что есть.

Во-первых, большие деньги банков, которые сейчас накопили более триллиона рублей только на счетах казначейства. Только ― это свободные деньги ― только на счетах казначейства. Но почти не выдают кредиты, потому что эти кредиты у банков никто не хочет брать, в том числе по запредельным ставкам, которые банки могут предложить будущим должникам.

Далее, у нас есть очень немалые свободные деньги, по разным оценкам до 6-8 триллионов рублей, у множества сравнительно благополучных предприятий. Они не тратят эти деньги на развитие, поскольку не видят перспектив выхода из кризиса и роста спроса на свою продукцию. Им некуда девать то, что они производят. Зачем развивать, зачем вкладывать в развитие? И потому они предпочитают либо правдами и неправдами конвертировать эти деньги в валюту и выводить за рубеж, либо помещать эти деньги в кубышку в собственной стране, в России, либо в ценных бумагах, либо в депозитах на банковских счетах. Это хоть дает приличную прибыль какую-то и позволяет хоть отчасти то, что они накопили, защитить от инфляции.

Далее. У нас есть многомиллиардные (в долларах причем) деньги российского бизнеса, которые хранятся в зарубежных офшорах. По самым осторожным минимальным оценкам это не менее 160-180 миллиардов долларов.

Наконец, у нас есть огромные, более 23 триллионов рублей, деньги ― накопления наших граждан на рублевых (кроме того есть и на валютных) счетах в банках.

И наконец, у нас есть пока очень немалые, около 390 миллиардов долларов, валютные резервы. Которые, конечно, надо признать, важны в качестве финансовой подушки безопасности, но при правильной экономической политике вполне могли бы тратиться не только на затыкание дыр в бюджете, но и на серьезные антикризисные цели. Предлагаемые господином Кудриным и компанией меры антикризисной трансформации национальной экономики никакой реальной инвестиционной активизации этих денег не предполагают. Не предполагают, между прочим, справедливо, потому что только рыночными методами эти деньги мобилизовать, активировать принципиально невозможно. У рынка нет таких мер. Но одновременно предлагаемые господином Кудриным меры не предполагают ― по крайней мере, может быть, в будущем они что-то сочинят, но пока такой программы нет, только начинают ее якобы разрабатывать ― не предполагают и каких-нибудь не рыночных способов поощрения в России той самой инвестиционной активности, в том числе в сфере новых высоких технологий, которая совершенно справедливо называется сегодня нашей острейшей потребностью, острейшей потребностью развития.

В кризисе, повторю, в кризисе на фоне серьезной неопределенности экономического и политического будущего страны, когда в кризисе падает и потребительский спрос, и инвестиционный спрос, совершенно невозможно без какой-либо новой, очень ясной и жесткой стратегической программы развития страны мобилизовать никакие деньги. Без того, чтобы было ясно куда эти деньги пойдут и будет ли прибыль, и будет ли ― это немаловажная цель в России всегда ― будет ли какой-то позитивный результат для страны, никакие деньги мобилизовать невозможно.

А Россия сейчас оказалась в экономической, политической и социальной ситуации острой необходимости догоняющей модернизации. Слишком глубоко и тяжело в постсоветские годы ремодернизировали нашу экономику и нашу социальность. И несмотря на то, что в стране ещё осталось немало кадров, компетенции и производственных островков действительно высоких, современных технологий, слишком много за постсоветское время утеряно. А сделано крайне мало. Слишком мало. Потому и нужна реальная программа форсированной догоняющей модернизации. Но это, понятно, должна быть программа, которая заявлена от имени государства. И главное, самим своим содержанием уже ― не лозунгами, а содержанием ― демонстрирующая, что государственная власть приняла решение эту программу строго и неукоснительно исполнять. И далее эта программа должна быть поддержана прежде всего инвестициями государства, а также понятными и решительными, конкретными антикризисными действиями государства.

Между прочим, в мире есть немало примеров таких модернизаций. Причём, иногда, ну, скажем честно, в худших стартовых условиях, чем у сегодняшней России. Были и примеры проведения таких модернизаций в условиях кризисов и санкций. Но при этом нужно оговорить, что все такие успешные модернизации были авторитарными. То есть нарушающими, в том числе, законы так называемого «свободного рынка». Это было в Китае, Сингапуре, в Южной Корее, во Вьетнаме... Менее успешно — в ряде стран Латинской Америки. Но это было во многих странах. Были ли в этих модернизациях какие-то решительные ущемления демократии? Некоторые, как бы, были. Например, в Сингапуре и в Южной Корее довольно сильные были ограничения, временные ограничения, на проведение забастовок в промышленности и на транспорте. В Китае были ограничения на проведения митингов и демонстраций. Других мер серьёзного, действительно серьёзного, ущемления политической демократии в большинстве реализованных авторитарных модернизаций не было. Были жёсткие меры. Какие? Меры, не допускающие перехода политической борьбы в регистр уличных бунтов и вооружённых столкновений, а также попыток свержения власти по тем моделям, которые ныне получили наименование вот этих «оранжевых революций».

И я тут должен напомнить, что во время Великой депрессии в Соединённых Штатах очень демократичная администрация президента Рузвельта существенно ограничила право на забастовки, мощно ужесточила полицейский режим и наказание за нарушение правопорядка, а также вполне репрессивными государственными мерами фактически сгоняла безработных (прежде всего, молодёжь, но и не только) в так называемые «трудовые лагеря». Это было в Соединённых Штатах. Это обнародовано широко. Это не есть измышление неких конспирологов. А в этих лагерях в основном молодёжь за мизерную плату, за еду и за кров работала, вкалывала, строила и ремонтировала мосты, дороги, акведуки, всякие разные инфраструктурные объекты, сажала леса и парки, чистила озёра и реки. И, между прочим, что признают в Америке, в огромной степени создала ту Америку зелёных парков и автобанов, которую они до сих пор наследуют. И, между прочим, та же самая правительственная администрация реконструкции обеспечивала антикризисную и, одновременно, модернизационную программу Америки мощнейшими государственными, сначала, а затем и частно-корпоративными инвестициями.

И я не хочу здесь каких-нибудь аналогий, но нельзя не обратить внимание на факт, который в нашей прессе почти не появляется. Только после кровавых событий на площади Тяньаньмэ́нь, когда выступления студентов, поддержанных, скажем так, переодетыми силовиками (об этом тоже пишут) на центральной площади Пекина против власти были достаточно беспощадно разогнаны войсками и полицейскими подразделениями, национальной полицией (при этом, по разным оценкам, погибло от 200-300 до 700 или 1000 человек, вот эти события я имею в виду) ― так вот, только после того, как эти события произошли, в Китай пошли по-настоящему серьёзные инвестиции. Сначала ― государственные, затем ― инвестиции тех внутрикитайских компаний, которые к этому времени уже вызрели и поднакопили жирок. Затем ― большие инвестиции зарубежных китайских бизнесменов хуацяо. А затем, несмотря на то, что за Тяньаньмэнь на Китай наложили довольно жесткие санкции, пошел массово косяком крупный иностранный бизнес. Инвестиции крупных, в том числе и развитых западных стран, причем не портфельных, не в фондовый рынок, т.е. не спекулятивные инвестиции, а целевые прямые инвестиции в производственные предприятия.

А инвестиции пошли в Китай по той причине, что события на Тяньаньмэнь ― конечно, очень неоднозначные, приветствовать подобные подавления никто не может, и не случайно они были решительно осуждены мировым сообществом ― но тем не менее они показали миру, что китайское руководство полно решимости отстаивать свои суверенные права, т.е. любыми, в том числе очень жесткими мерами обеспечивать в стране социально-политическую, а значит, и общеэкономическую, а значит, и инвестиционную стабильность. Мир понял, что в Китай инвестировать можно. Это надежно. Там не сгорит. И тогда пошли крупные инвестиции. И по той же причине событий на площади Тяньаньмэнь на родину в Китай потянулись те зарубежные китайские научные и инженерные кадры, которые учились и работали в западных университетах и ведущих западных компаниях, просто потому, что эти ученые и инженеры поняли, что Китай принимает мощную, глубокую, очень амбициозную программу развития страны, и, значит, эти кадры китайские будут в стране востребованы. И что в Китае грядет не очередная смута ― а в Китае очень хорошо это помнят, периоды распада царств, периоды смуты, возрождения и т.д., там как бы привычно мыслить этими категориями, они этого страшатся, многие очень пугаются: «Да, это было, было, тогда, тогда, тогда...» ― так вот, они поняли, что не очередная смута идет, а совсем другое. Значит, это действительно будет технологическая и экономическая модернизация. И именно эти кадры, между прочим, возглавили сначала экономически, с гигантскими темпами более десятка процентов в год рост Китая, а затем и тот технологический рывок, который вот мы сегодня видим по его плодам, в том числе на наших рынках весьма современные электронные и прочие техники.

Так вот, возвращаясь к авторитарным модернизациям, напомним, какие действия в законодательной и исполнительной сфере, прежде всего в экономике, сопровождали переход к антикризисной модернизационной политике.

Во-первых, это были, как в Сингапуре, Китае, Вьетнаме, законодательное оформление, и далее реализация беспощадной совершенно борьбы с экономическими преступлениями, в том числе разными формами воровства и коррупции. То есть не только в Китае расстреливали на площадях ― в других странах было не менее беспощадно. В Сингапуре Ли Куан Ю за это наказывал не менее страшно.

Во-вторых, это была существенная чистка полиции и судебных органов от непрофессиональных и коррупционных кадров. Ну в Малайзии, в Южной Корее это мы наблюдали.

В-третьих, это везде практически были меры по ограничению вывода капиталов из страны. Отмечу, что это не только в развивающихся странах, примеры которых я перечисляю. В частности, в кризисной послевоенной Великобритании для предотвращения вывода капиталов до середины 50-х годов, а по некоторым позициям даже позже существовали разные валютные курсы фунта стерлингов для внутренних расчетов, для торговых операций резидентов, для иностранных инвесторов, для нерезидентов, и т.д. То есть, для того чтобы вывести капиталы из страны с большой прибылью, были поставлены жесткие барьеры. И завлечь инвестиции в Великобританию оказалось возможно только целенаправленной очень жесткой британской экономической политикой во главе с государством. Там были гигантские ренационализации, там железные дороги, уголь и многое другое было национализировано, и туда вкладывались сначала огромные деньги английской власти, государства. И под это удалось подтянуть, несмотря за запрет вывода активов из страны, валюты ― под это удалось подтянуть солидные инвестиции зарубежные. Но и в Малайзии, например, в ходе модернизационных преобразований, а также в кризисе 1998 года были введены количественные ограничения на вывод валютных доходов из страны (то есть нельзя сверх какого-то количества), а также жесткий запрет на вывод активов нерезидентов с фондового рынка до установленного при инвестировании срока. Ну, например, ты вложил деньги в акции ― раньше, чем через три месяца, ты их вывести (т.е. продать) не имеешь права. Спекулятивная игра эти три месяца для тебя табуирована. Аналогичные меры, между прочим, принимали очень много стран, в том числе и ряд развитых стран Европы. Это не нововведение некоей слаборазвитой Малайзии или упрямая наглость ее бывшего президента Мохамада Махатхира. Нет, это достаточно широкая практика, которая явно нелиберальна, но о которой наши и другие не либералы предпочитают скромно молчать.

Далее, в-четвертых, и это главное, в Сингапуре, Тайване, Южной Корее, Китае были созданы и реализованы государственные программы инвестиционного и материально-технологического обеспечения приоритетных сегментов экономики. Программ развития, к которым, причем на льготных условиях, подключался местный и зарубежный, частный и корпоративный инвестиционный капитал. Именно на таких условиях государственно-частного партнерства, очевидно стратегического и долговременного, в обязательном порядке возглавляемого государственными деньгами и государственным администрированием, в Тайване и Сингапуре возникала и крепла сначала промышленность бытовой техники и электроники, а затем гигантская лучшая в мире сегодняшняя компьютерная индустрия. Именно на таких условиях в Южной Корее появились крупная автомобильная промышленность и самое мощное в мире, самое современное судостроение. Именно на таких условиях в Китае возникли современные тяжелая и цветная металлургия, современная индустрия строительства автодорожной и железнодорожной инфраструктуры. Сейчас они готовы во Франции, в Германии, где угодно дороги строить, потому что строят дешевле и лучше, чем западные компании. Появилось современное, в том числе точное машиностроение (увы, мы точмаш станки вынуждены закупать в Китае, потому что у нас их практически разучились производить) и современные технологии добычи и переработки нефти и газа и т.д.

Вот это были те меры, которые были обязательны для того, чтобы развернуть догоняющую успешную модернизацию. А вот какие еще меры должны обеспечить успех российской антикризисной (одновременно модернизационной) программы? Конечно, подробно это обсуждать здесь бессмысленно. Это предмет отдельных очень обстоятельных дискуссий и переговоров, обсуждений возможного и невозможного, приоритетов, очередности и т.д. Но есть некие обязательные условия, принципы реализации такой программы, которые нельзя не перечислить. Это:

• Решительное отстаивание Россией всех элементов национального, экономического и политического суверенитета как на международной арене, так и внутри страны.
• Убежденность российского бизнеса и всего российского общества в том, что эта программа всерьез и надолго, то есть что суверенитет России способен гарантировать ее реализацию. Вот поймите: программа может быть всерьез и надолго и в нее поверят только если государственный суверенитет способен гарантировать ее реализацию. Дожить до ее завершения. Если этого суверенитета нет, если с ним слегка проторговались, то уже не получится.
• Далее. Жесткость карательных мер за неисполнение, за саботирование, за коррупционные и криминальные попытки «откусить маржу» при реализации программы и отправить эту «маржу» в оффшорные гавани.
• Система поощрительных мер и льгот, направленных на вовлечение в реализацию программы всех доступных для инвестирования российских капиталов, от банковских до промышленных, от оффшорных денег до сбережений граждан.
• Система поощрительных мер и льгот, направленных на возвращение в страну эмигрировавших за рубеж российских научных, инженерных и образовательных кадров высокой квалификации.
• Выделение особых приоритетов развития тем оставшимся в стране научным и инженерным коллективам и предприятиям высоких технологий, которые сегодня становятся главным интеллектуальным и технологическим капиталом для быстрого развития России.
• И наконец, фундаментальная перестройка системы российского образования, способного обеспечить новое поколение не узкими компетенциями качественных потребителей, в духе высказываний г. Фурсенко, а широким знанием, пониманием, творческим потенциалом строителей великой страны.

И при этом нам вряд ли нужно бояться того, что очередные санкционные меры не позволят России выдержать внешнее давление. Как показал опыт сегодняшнего дня, Россия пока это давление, конечно, с трудностями, но выдерживает. Поставки наших экспортных ресурсов ― нефти и газа ― России запретить не могут. Некоторые мечтают, что вот отсечем. Не могут. Хотя бы просто потому, что в сегодняшнем мире никто не в состоянии в среднесрочной перспективе эти наши поставки возместить. Нет таких желающих. Возможностей нет. Долговременные откаты цен на нашу нефть к минимальным уровням января этого года (27$ за баррель), которые, естественно, очень сильно сокращают наш валютный баланс внешней торговли, так вот, они уже вряд ли возможны. Кратковременные ― да, спекулятивные ― возможно, а долговременные ― нет. За последние два года нефтяная отрасль ― во всех странах мира ― была совершенно катастрофически недоинвестирована. По разным оценкам, в нее недовложили примерно 380 миллиардов долларов, которые надо было бы вложить для того, чтобы восполнить запасы. Так вот, цены сейчас растут неслучайно, потому что запасов дешевых разведанных энергоресурсов в мире почти не остается. Исключение ― у саудитов, у Ирана и Ирака, но они все равно не способны обеспечить [своим предложением] полноценный спрос.

Далее. Внешний долг нашей страны, включая долги государственных корпораций, за два года санкций не поднялся, а снизился, причем более чем на 200 миллиардов долларов, и сейчас это примерно 500 миллиардов долларов. Причем из них государственный долг уже менее 50 миллиардов долларов, он все время сокращается. А из оставшихся примерно 450 миллиардов долларов наших корпоративных долгов более половины ― это фактически долги наших корпораций самим себе. То есть долги, которые российские филиалы наших корпораций, зарегистрированных в офшорах, как бы накопили своим материнским структурам тоже российского происхождения. То есть с этими долгами нужно разбираться ― во всяком случае в первую очередь нужно разбираться ― хозяевам этих российских корпораций, а не российскому бюджету, не российскому государству.

Далее. Внутренний долг России ― это чуть более 7 триллионов рублей. Это где-то 110, может быть, чуть больше миллиардов долларов по нынешнему курсу. Т.е. это совсем небольшой долг по сравнению с типичными долгами современных развитых стран. Я не беру особое положение Америки, у которой долг уже давно перевалил за 19 триллионов долларов, а других развитых стран, где 100-120% ВВП внутреннего и внешнего долга ― это ничего, это не страшно. У нас несравненно меньше.

Далее. У нас есть валютные резервы около 390 миллиардов долларов, которые пока более чем достаточны для покрытия основных финансовых дефицитов в чрезвычайных ситуациях. А тратить эти [средства], как угрожает Кудрин, и угрожает вслед за ним Силуанов, на покрытие бюджетных дефицитов, ― и вот они уже в 2017 году кончатся, в 2018 уж точно кончатся, ― это некие мантры, которые предполагают, что Россия и дальше будет ничего не делать для того, чтобы повысить доходы, а будет падать, опускаться в расчете на то, что вдруг там санкции снимут. Тогда, действительно, до 2019 года резервов наших может и не хватить, если стараться их тратить на затыкание дыр. А если по-умному распоряжаться, то это очень много. По нашей экономике, по нашим размерам достаточный, по международным стандартам, объем международных валютных резервов около 120-130 миллиардов долларов. У нас ― 390, повторяю, сейчас.

Наконец, какие-то принципиально новые экономические санкции, которые существенно затрагивают наши интересы, США и их союзники на Россию в общем-то наложить уже практически не могут. Доступный санкционный список возможностей для них уже почти исчерпан. То есть они могут придумать, что, вот, «мы еще менеджерам крупнейших корпораций запретим въезд в США и в Евросоюз. А мы еще можем кого-то из журналистов, по примеру Украины, запретить, потому что они, гады, ведут антинатовскую и антиамериканскую пропаганду». Но сомневаюсь, что до этого дойдет. Они все-таки хотя бы чуть-чуть, в отличие от Киева, они чуть-чуть свое политическое реноме блюдут. Не думаю, что до этого дойдет.

А других серьезных санкционных инструментов у них и не осталось. Поэтому бояться, что вот очередная волна санкций... Ну добавят фигур, добавят корпораций, которым будет труднее торговать. Ничего принципиально нового это не сделает.

Что в этих условиях является сегодня главной угрозой для России? По нашему мнению, их три, главных угрозы. Две из них внутренние, одна внешняя.

Первая главная угроза, действительно главная, это отсутствие у значительной части российской политической и экономической элиты, а также у части российской власти понимания того обстоятельства, что на новую перезагрузку в отношениях с Западом и отмену ключевых болезненных для России санкций в обозримой перспективе надеяться нельзя. Не будут они снимать. Цели у них другие ― додавить Россию. Поэтому санкции ― только инструмент для этой цели, а совсем даже не наказание и совсем даже не морковкоснятие для наших либералов. Наив. Соответственно, раз значительная часть нашей элиты и определенная часть власти надеется на то, что уступки дадут отмену или снижение жесткости санкций, они, эта часть элиты и власти, соответственно, принципиально не готовы, психологически не готовы, к решительной смене нынешней мирно-либеральной экономической политики на новую антикризисную модернизационную политику. Это и психологическая неготовность, и понимание определенных частей власти (о чем говорил С.Е. Кургинян), что команды нет, и, наконец, то, о чем давно говорится ― слишком у многих слишком большие там интересы. Они уже и чувствуют, что все пропало, что там уже эти интересы не реализуются. Но признаться внутренне даже самим себе, что все, сдались, что оттуда пора бежать, не могут люди. И это есть.

Вторая крупная угроза ― это существование в России немногочисленной, но по-прежнему достаточно агрессивной и политически влиятельной социальной группы, которая мечтает о перезагрузке отношений с Западом любой ценой, хотя бы и ценой любых потерь суверенитета. И ради этого представители данной группы считают необходимым не только революционный снос нынешней российской власти по лекалам оранжевого бунта, что уже происходило на рубеже 2011-2012 годов, такая попытка, но и уже снова готовы организовать, только на гораздо большем серьезе, как они считают, попытку такого бунта при первом удобном случае. Например, в ходе будущих парламентских или президентских выборов.

Ну и наконец, третья внешняя угроза ― это не нулевая вероятность того, что наш западный противник устроит на Украине, или вблизи наших границ ― в Прибалтике, или где-то еще, очень крупную какую-нибудь (террористическую, например) провокацию, обвинит в этой провокации Россию и попытается подавлять российский суверенитет уже внеэкономическими средствами, в том числе с использованием очень большого, нужно признать, военного потенциала НАТО.

Ну вот в любом случае нам нужно понять и признать, что нынешняя Россия, которую на Западе называют «Россия Путина», и которая в 2014 году впервые предельно откровенно и жестко предъявила миру свои суверенные амбиции, так вот такая Россия без катастрофического саморазрушения отменить этот свой суверенный приоритет уже принципиально не может. Вот исходить нам нужно из этого. Спасибо.

Кургинян С.Е.: Перед тем, как обсудить, я просто прокомментирую что-то с такой вот как бы политической точки зрения. Мы можем сколько угодно обсуждать, что там желательно, и что не желательно, и куда что движется ― а жизнь такова, какова она есть. Катастрофический проигрыш 1991 года и вообще проигрыш Советского проекта не мог осуществляться без того, чтобы не было некой глубокой червоточины:

«Вот тот гнойник довольства и покоя,
Прорвавшись внутрь, он не дает понять, откуда смерть».

            «Гамлет», Шекспир.

Вот без этого гнойника никакой крах советского проекта был невозможен. Значит, внутри что-то было. Нельзя говорить, что было просто несколько предателей, хотя они были. Нельзя говорить о пятой колонне, нельзя говорить об американском империализме, хотя всё это было. Потому что КПСС и ее актив, собравшийся, например, на 28 съезде, мог снять Горбачёва и повернуть страну в другую сторону. Ему это ничто не мешало сделать, он этого не сделал, потому что сам этот актив облизывался на будущую приватизацию и на буржуазный путь — это совершенно ясно. Можно еще перечислять дальше все эти причины, но смысл заключается в том, что катастрофа невероятно глубока. И, может быть, эта катастрофа не была бы столь глубока, но вторым фактором внутри этой катастрофы, кроме советского номенклатурного предательства... Я этим не отменяю ни фактор козней ЦРУ, естественно, что были козни ЦРУ, а почему бы нет, ― мы были геополитическими противниками. Естественно, что были козни мирового транснационального империалистического государства, высших элит ― конечно, были, но ведь это не вопрос, это внешний враг. А были козни Гитлера, но почему-то мы были в Берлине. Значит, никаким образом это нельзя объяснить иначе, как признав главное: то, что за любой крах отвечает правящая власть. За крах Российской империи отвечает Николай Второй, за крах Временного правительства отвечает Керенский и правительство, за крах Советского Союза отвечает КПСС как правящая и направляющая сила. Никакой другой модели, как мне представляется, будучи нравственно честными, признать нельзя. И на протяжении последних 25 лет делается все возможное, чтоб бегать вокруг и не сказать этой правды.

―А вот ЦРУ!
― Ну, конечно, ЦРУ, а кто-нибудь спорит, разумеется.
― А вот американцы!
― Разумеется, американцы.
― А вот это, а вот это...

Подождите, а вы где все были? У вас в руках была власть. Это были внешние угрозы, вы должны были их смягчать или, наоборот, напрягать — это был ваш вопрос, вам народом были отданы все возможности. У вас была абсолютная власть в стране, «руководящая и направляющая сила», вы сами же от этого отказались. Вы ввели демократию, Съезд Народных депутатов СССР. Что, у Коммунистической партии Советского Союза не было большинства на этом съезде? Да было оно, безусловно было. Что, я не видел, как секретари обкомов поддерживали Ельцина в определенных ситуациях, уже на съездах депутатов народных РСФСР? Тоже было.

Ответственность существовала, и мы должны бесконечно разбираться ― почему у этой самой правящей партии... Ленин говорил, что если она рухнет, то всё будет плохо — это и произошло. Это были первые тревоги Ленина по поводу того, что, вот мы все, власть взяли, но что-нибудь сделаем не то, вот все эти «Как нам реорганизовать Рабкрин», «О нашей революции» и т.д. и т.п. ― ну вот это примерно и образовалось. Предупреждали о том, что если не сделать каких-то крупных смен, то управленческий класс встанет в позицию правящего и захочет буржуазной реставрации ― были эти разговоры. Он это и сделал. Короче говоря, произошла мировая катастрофа. С крахом СССР и коммунистической системы произошли чудовищные процессы. Это никакой ледник, никакая смена оси не может сравниться с тем, что произошло. Эти процессы ударили по всему, по состоянию общества, по массе (неясно) вещей.

Этот фактор — коммунистический — придет назад, если приложить невероятные усилия, и нет никакой возможности спасти мир, если он не придет назад, ― на сегодняшний день выброшен в сторону с площадки, на которой идет борьба. Борьба реально идет между буржуазными национальными государствами и правительствами, то есть между проектом «модерн», основанным на буржуазном суверенитете, на национальном государстве и прочем, и вот этой глобалистической машиной, такой, как я убежден, внутренне страшно гностической и собирающейся какую-то внечеловеческую диктатуру устанавливать на планете, которая называется глобализм. Вот две силы, которые борются в Сирии, в Ливии, по всей Северной Африке. Наша борьба — это в конечном итоге борьба этих же сил. Китай, Юго-восточная Азия — всюду конфликт в этом. Он является магистральным конфликтом эпохи. Вне этого конфликта и вне понимания того, что он сегодня является системообразующим, а возвращение или невозвращение коммунистической компоненты в мировую историю после того чудовищного пинка, который она получила и была отброшена в результате краха Советского Союза, — это дело и мужества, и стойкости, и времени, и невероятных усилий. Без этого борьба за человечество не может вестись на современном этапе. Совершенно ясно, что на этом этапе национальное суверенное буржуазное государство является единственным препятствием на пути становления глобализма в его абсолютно внечеловеческой... так сказать, в таком варианте, по отношению к которому Гитлер — ничто. Если он придет, скажут, что Гитлер — это гуманистический такой умеренный правитель. И он наступает, видно, что наступает по всем направлениям. Все тревоги, непрерывные интервью идут Папы Римского, Кирилл выступает (Патриарх,) все религиозные лидеры говорят о том, что что-то нехорошее творится, что-то совсем скверное наползает, и что так нельзя.

Значит, в этой ситуации нужно понять, что сегодня вопрос о том, буржуазные националистические (национальные суверенные) государства или этот глобализм — это и есть главный конфликт эпохи. Это как бы говорю о всемирно-историческом содержании процесса. Если национально-буржуазные государства откинут машину глобализма, то внутри них неизбежно произойдет глубокая трансформация, и тогда, действительно, может вернуться всё коммунистическое-социалистическое. Если глобализм уничтожит сопротивление национальных буржуазных государств, то он никогда ничего не допустит ― не только коммунизма, но и вообще гуманизма в целом ― он его раздавит до конца.

В этом конфликте у России оказалось больше значения, чем можно было предполагать, ибо по всем разумным понятиям, главный ответ глобализму и его лидеру — Соединённым Штатам Америки —должен был дать Китай, как держава № 2 и т.д. и т.п. Китай держится в стороне, спрятался, выжидает, а русские, как всегда оказались на острие этой атаки и сказали, что «шел бы ты нафиг, это всё» и тут что протесты против ювенальной юстиции, что война в Сирии — это все единые фрагменты одной объемной композиции. В которой есть место и культуре и всему остальному. Мы не выдумали эту композицию, когда создавали Школу высших смыслов, ― это реальный процесс, вот так, как он есть. Внутри этого процесса существует некий расклад сил, действующих в современной России. Сейчас задача заключается в том, чтобы помочь победе национально-буржуазного государства над глобализмом. Как это ни звучит парадоксально, как это ни противоречит неким тезисам о том, что «а давайте мы вместе с глобализмом свергнем национальную буржуазию, и тогда у нас пойдет музыка не та, запляшут лес и горы» — это все преступные иллюзии. Единственное, что можно сделать реально, чтобы спасти мир — это сейчас на этом этапе всеми силами поддержать национально-буржуазное государство.

Внутри страшно несовершенного национально-буржуазного государства, которым является Россия, второго ядерного государства мира, обладающего ядерным наследством СССР и сумевшего каким-то способом сохранить свой оборонный комплекс... Могу сообщить присутствующим, если они не знают, что в натуральном выражении в торговле оружием Россия опередила Соединенные Штаты. В натуральном выражении, т.е. имеется в виду «доллар-рубль», все эти махинации с валютными курсами, они приводят нас на второе место, что тоже совсем немало. Но вот если считать это все не в этих вот валютных, так сказать, петлях, а в действительных продуктах, в штуках, в продуктах, то это означает, что Россия на первом месте в мире. Так что разговоры о том, что мы только сырьевая держава, что у нас ничего нет — это сказки, когда все эти изделия летают. Да, плохо, да воруют, да не вводят вовремя, но это... не могу сказать, что этого когда-нибудь у нас не было, может быть, этого сейчас гораздо больше, чем когда-нибудь было, и, может быть, при Сталине это бы всплыло гораздо лучше. Не будем об этом тосковать, произошедшее произошло, мы занимаемся не ностальгией, а реальной политикой.

Есть государство, которое стало на острие, стало флагманом борьбы национально-буржуазной против глобалистической. И это государство — Россия. У этого государства есть и ядерное, и иное оружие, есть какой-то драйв населения, и есть какое-то желание защитить национальную независимость и наш суверенитет. Вот диспозиция на сегодня. Каждый, кто в этой диспозиции пытается каким-то образом подменять реальные политические задачи ностальгийными воплями, каждый такой человек работает на врага, вольно или невольно. Есть жесткая беспощадная правда момента. Внутри этой правды момента есть вот это банальное, в пределах России, разделение, которое скучно обсуждать. Но которое, тем не менее, является осью происходящего. Это, условно, разделение на консервативную и либеральную часть. Либеральная часть очень близка к глобалистической, а консервативная — очень близка к национально-буржуазной.

Путин держал равновесие между двумя этими силами. Он является фигурой равновесия. При этом он считал и считает, что либералам надо отдать экономику, а консерваторам — военную стратегию и внешнюю политику.

Эта граница была прописана и является внутренним абсолютно неафишированным, ни в каких документах не закрепленным внутренним консенсусом путинской 16-летней эпохи. В этом суть. Было сказано: «Отзыньте от оборонки, армии и всего прочего и занимайтесь вашим ЦБ, вашими экономическими моделями, министерством финансов, копите так или иначе деньги. Я вам отдаю эту прерогативу, а туда не лезьте».

Сформировалось две группы. Все, что происходит сейчас, является в каком-то смысле тихим и смягченным вариантом 22 июня 1941 года. Потому что... Ну или как еще, если В.В. Путин все цитирует: «От тайги до британских морей Красная Армия всех сильней» ― там много ярких строк еще, их все не буду приводить, ― то можно сказать иначе: «В эту ночь решили самураи перейти границу у реки». Но это сильнее, чем переход самураями границы у реки, когда три танкиста что-то завели и поехали ― это сильнее. И конечно, я только условно это могу сравнить с 22 июня 1941 года. Либералы перешли границу. Они атаковали святая святых консервативного лагеря.

Я не просил Кудрина лезть в проблему суверенитета. Он качал бабки туда-сюда, прятал, перегонял, и жил себе припеваючи. Воруй, копи, перегоняй, мурлычь, барахтайся в этих бабках, что угодно, ― не лезь в суверенитет! Это не твоя проблема! Этим занимаются другие люди. В этом разделение. Попытка выступить и квакнуть на тему, что нам вот здесь для экономики нашей нужно, чтобы вы там геополитически снизили напряженность ― это нарушение фундаментальных правил игры во всю эту эпоху. За это в предыдущую эпоху происходило то, что происходило с Березовским, Ходорковским и другими. Это не ваше поле. Вы вот здесь все делайте [показывает на либеральную часть на рис. 2].

Это началось не этим заявление Кудрина, которое мы рассматривали. В сущности, что-то содержится и в ответах президента на горячей линии, или как это называется? В прямом общении с народом, где все время — внутренняя тематика, дороги и все остальное. Значит, была первая часть атаки. У них же огромная сила и огромные возможности заходить, и так далее. Значит, первая часть, абсолютно незримая. Потом была вот эта вот линия Путина, на которой уже начались какие-то вот эти вот вещи. Какие-то вещи отражаются в деле Савченко и т.д., я это отдельно разберу. А потом Кудрин сказал, что нужно снизить геополитическую напряженность, иначе стратегически мы ничего не можем делать. Вот не можем ничего делать стратегически!

Вот, мы отстали навеки ― это сказал президент IBM-фирмы, forever ―и потому нам нужно мириться с американцами, чтобы получить у них технологии. А чтобы мириться с американцами, нужны демократические выборы. А чтобы были демократические выборы, нужно демонтировать КПСС. А чтобы демократические выборы были действительно демократическими, надо допустить парад суверенитетов. А чтобы допустить парад суверенитетов, надо допустить распад СССР. А когда мы допускаем распад СССР, то уже никаких технологий нет. Приходят другие хозяева и начинают выкачивать нефть. И не платить налоги. Всё.

Вот сейчас происходит нечто тихое, но по масштабу это же самое. Сначала мы заходим и говорим: «А что мы можем? Все плохо. Бабок нет. Ой-ой-ой, и все такое». Потом мы видим, что у нас что-то даже получилось. И уже у нас там даже перенесены акценты во внутреннюю проблематику с этой геополитической... Потом мы говорим: «Мы требуем снижения геополитической напряженности», ― прекрасно известно, что такое снижение, ― «А потому что мы хотим спасти Родину. Родину хотим спасти! Вернуть сюда технологии и инвестиции. А потому что без них как „без воды и ни туды, и ни сюды“. Поэтому мы как бы во имя своей экономической программы просим всё вот здесь обуздать».

Ответом на это стал вопрос о том, что «суверенитетом мы торговать не будем». Но этого мало. Это ответ: «Лезь сюда [показывает на левую часть рисунка 4]. И здесь сиди тихо, надувай губы, воруй, качай бабки, вертись туда-сюда. Черту не нарушай».

Поскольку самурай нарушил черту, перешел границу у реки, и явно ведет системное наступление, и этим не кончится, надо сейчас немедленно не просто дать отпор самураю, а ворваться в город на плечах неприятеля.

Если самураи залезли сюда [показывает на правую часть рис. 5], то они тем самым просто вынуждают нас залезть сюда [показывает на левую часть рис. 5]. И мы лезем не потому, что нарушаем консенсус. А потому что они нарушили консенсус.

Закон о разделении властей. Военно-внешнеполитической и экономической. Это нигде не оговоренный незыблемо соблюдаемый закон путинской эпохи. Он его нарушил ― Кудрин, он сюда полез [показывает на правую часть рис. 5]. Не я полез туда. Но если он туда полез, то я лезу сюда. Все зафиксировано видеокамерами. Хулиган напал. Можно отвечать.

Теперь я отвечаю. Первое. Он нагло врет, как и весь этот экономический блок. Как и все те, кто стоят за его спиной и спрятались за нею. Как и все эти чубайсы. Кто там ещё у них есть? Высшая школа экономики. Этот, как его там... Кузьминов. И все остальные вместе. Они нагло врут, что денег нет. Деньги есть: есть золотовалютный резерв, есть деньги наших корпораций, есть деньги на счетах банков, есть огромные накопления населения. Есть деньги. У нас на руках около триллиона долларов.

У нас очень маленький, по отношению к другим странам, внешний долг. У нас приличное состояние населения для этих целей, поэтому единственное, что нужно сделать, это, действительно, намотать на этот наконечник всю остальную систему. Но делается это просто, во всем мире, и другого метода нет. Государство создает железно исполняемые беспощадные и эффективные целевые программы стратегические вот этого модернизационного развития. Вкладывает деньги оно. Оно эти программы заваливает деньгами и расстреливает каждого, кто сунет свою грязную лапу в эти деньги. В эти деньги совать уже нельзя. Кончилась халява. Всё. Когда это происходит, и все видят неукротимую волю государства к такому поведению (и оно сорит этими деньгами, помогая), то на эти бабки прилетают первые грязные мухи ― наши национальные капиталисты с их бабками. Они все прилетят туда. А когда они прилетят вместе, надо будет, восстановив расстрельную статью, шлепнуть десяток, который захочет сунуть туда свои грязные лапы и что-то отмывать и назад прокачивать. Как только они туда прибегут и там заколготятся с большими доходами, точно зная, что это надолго ― и им надо это показать, это нельзя сделать без политического разгрома ― они знают: все, этот поезд поехал туда. Когда это произойдет, придет иностранный капитал. На коленях приползет. И ему до глубокой фени, кто мы такие. Его это не интересует. Права у нас человека, не права у нас человека. Его интересует сколько он заработает. Пытаться ему понравиться, ― это самая идиотская идея, которая может быть. Если кто-то из них ее реально исповедует, тогда они ― полные идиоты. Это возможно.

Прочитать по лицу Кудрина кто он такой ― трудно. Может быть и так, may be. Но если они не идиоты, то они просто нагло врущая мразь. Потому что никогда никакая акула империализма мирового не даст тебе ни копейки, потому что ты ей понравился. Он перепутал это с дворцовой системой. Западный бизнес придет тогда, когда он поймет, что ему выгодно. И ты для него хорош, только если ты выгоден. Если ты не выгоден ― нет тебя. А если ты еще шатаешься, и у тебя там внутри еще какой-то бардак между либералами и консерваторами, то тебя тогда просто нет. Зачем тогда к тебе приходить? Тебя надо грохнуть, а потом прийти ― понятная логика любого уголовника. А никакой разницы между логикой этого уголовника и логикой поведения крупнейших акул мирового империализма нет. Это та же логика. Значит, вот тогда они прибегут. И это есть альфа и омега любой модернизационной системы буржуазно-национального развития. Нет другой модели буржуазно-национального развития. Нет ее в природе. Ее не бывает.

Если в оккупационных моделях что-то начинают развивать, то начинают развивать только потому, что хотят на кого-то заточить. Зачем развивали немцев или японцев? Во-первых, их не развивали, их встраивали в свои модели. Это было зависимое развитие, но оно было развитием, потому что они должны были воевать с Советским Союзом. С кем мы должны воевать, чтобы нас начали развивать? С китайцами? Понятно же, что просто так зависимое развитие не осуществляется. Кроме того, нет по отношению к России этой модели зависимого развития. Никто не собирается ее так использовать в XXI веке. Ее хотят расчленять. Она мешает. Фундаментально. Она не вписывается в глобальный проект. Нет ей там места. Значит, единственное, что можно сделать...

Ах, бабок мало? Ах, ты хнычешь или изображаешь тут хныканье по поводу того, что тебе нужны технологии? Технологии не даёт никто. Технологии никогда не даёт никто. Вообще! Их нельзя получить ― их можно украсть, изобрести или скопировать. Больше ничего. А что касается инвестиций, то инвестиции инвестициям рознь. Если к тебе заходят твари, которые хотят выкачать у тебя 1000% в год, — это инвестиция? Это грабёж. Портфельная инвестиция — это инвестиция? Это грабёж и провокация соросовских выкормышей. Стратегические инвестиции ― вообще отдельная вещь. И придут только тогда, когда поймут: закрутилось, зажило, убедились, проверили пять раз, понюхали, попробовали пошатать — не получилось. Вот тогда придут.

Так если вы мешаете нам проводить соответствующую внешнюю политику и соответствующим образом отстаивать геополитические интересы, и полезли сюда [указывает на правую часть рисунка — сторону консерваторов: оборона и внешняя политика], мы отвечаем: «Вы хнычете, что у вас мало бабок? Вы лжёте. У вас есть триллион долларов. Есть». Это мало для глобального развития страны. Для стратегического, я имею в виду, развития. Не глобального, а стратегического. Это мало, но это и не мелочь. Это суммы, которые и не произносятся иначе как шёпотом. У нас есть этот триллион. Его мало? Значит, ещё мощнее должны быть эти государственно-частные корпорации, которые будут проводить эту линию на развитие. Ещё больше надо успеть потратить, чтобы следующий эшелон притянуть. А следом за ним должны прийти иностранные [инвестиции, деньги]. Но тогда они придут на тех условиях, которые поставит суверенная страна. Так же, как они приходят в Китай. И даже тогда они технологии не дадут. Китаю только что комиссия Соединённых Штатов Америки, экономическая, запретила покупать даже блокирующие пакеты тех американских корпораций, которые связаны с технологиями высокими. По-настоящему высокими. «Туда не лезь. Не лезь ― это наше».

Мир очень жесток. Никакой другой модели развития нет. Всё, что они предлагают, — фигня, хоть Крым отдадут. При этом всё тут полетит вверх тормашками, и будет вообще уже не до развития. Потому что, чтобы ты развивался или нет, ты должен быть. Должен быть субъектом. Существовать. Когда ты рушишься в качестве бытия, кто тебя будет развивать? Но даже если всё отдать и сохраниться субъектом — ни гроша не дадут. Ничего. Может быть, вот эти, нужные спекулянтам, дешёвые западные кредиты. Чтоб они сюда их тащили, тут отмывали, деньги перекачивали... Но это не имеет никакого отношения к развитию. А про технологии вообще забудьте. И все же они знают, что это так! Вот ведь, что бесит.

Значит, тогда мы говорим не о каких-то высших там приоритетах социалистического, коммунистического развития ― об этом поговорим после. Мы говорим о том, чтобы двинуть машину национально-буржуазного развития России. Двинуть её вперёд. Она такая. Другой быть не может. Её нет в природе. Нет страны, которую можно назвать, в которой что-нибудь происходило иначе. Значит, конечно, эта машина обладает двумя недостатками.

Первое. Она совершенно несовместима с либеральным блоком [очерчивает либеральный блок на рисунке]. Но если либеральному блоку неймётся, и он лезет не в свои дела, то ответить ему надо следующим образом: «Если существование России несовместимо с тобой — ты уходи». 16 лет они не лезли. Ну, чуть-чуть квакали, там, при Медведеве. «Перезагрузка», те-те-те, инвестиции опять. Ну, их чуть-чуть, там [щелкнули] — и они были отброшены. Сейчас они пошли свиньёй.

Поэтому я предлагаю такой тихий интеллигентный текст, в отличие от моих текстов, Юрия Вульфовича (без всякой иронии говорю, совершенно этим восхищаюсь) принять за основу нашего заявления.

Теперь я всё-таки скажу о политике. Имеют место некоторые события и высказывания, которые мне, может быть и не хотелось бы комментировать, потому что субъекты этих высказываний, авторы этих высказываний и организаторы этих событий мне представляются недостойными того, чтобы их комментировать. Но, тем не менее, сами события и сами высказывания выходят за рамки того, что представляют собой те, кто организуют события и нечто говорят. Поэтому мне хочется это прокомментировать с общей точки зрения. И, как мне кажется, понять это можно только с какой-то общей точки зрения. В чем эта точка зрения состоит? Она состоит в том, что, разумеется, Советский Союз, коммунистическая система, которые стали одним из решающих факторов ХХ века, вызывали очень разные чувства у разных людей. Были патриоты, националисты, супер-националисты, которые ненавидели Советский Союз и при этом любили Великую Россию или, не знаю, что, Великий Татарстан, Великую Украину, Великую Армению, Великий Азербайджан, Великий Казахстан, всё, что угодно. Они были.

Эти люди, как только распался Советский Союз, вошли в пантеоны соответствующих националистов: татарских, башкирских ― неважно ― казахских, армянских, азербайджанских, белорусских, украинских и т.д. Но дело заключается в том, что эти, так называемые крайние националисты, горевшие самыми разными чувствами, искали силу, которая в состоянии им помочь разрушить Советский Союз, и на обломках этого Советского Союза создать свои национальные государства, свои великие государства и т. д. и т. п. Они боролись при этом и с коммунистической системой, и за создание этих отдельных государств. В самом тяжелом положении находились русские, которые искали той или иной помощи, а помощи этой после 1933 года искали у Гитлера. Потому что чувствовалось, что Гитлер ненавидит коммунизм, чувствовалось, что Гитлер рано или поздно будет воевать с Советским Союзом. Все это понимали, что 1939 год — это некая пауза, и всё равно он нападет. Подчеркиваю, все это понимали, включая советское руководство, иначе на Урале не сделали бы до начала войны все нулевые циклы для будущих заводов, а их сделали.

Итак, Гитлер, нападая на Советский Союз, не хотел строить Россию. Великую Россию Гитлер строить не хотел. И все эти националисты: татарские, башкирские ― наугад говорю ― удмуртские, белорусские или украинские — имели шанс что-то построить — армянские, азербайджанские. А русские — не имели. Потому что нельзя одновременно с татарскими или башкирскими националистами бороться против коммунизма за Великую Россию. Потому что или Великий Татарстан, Великая Башкирия, или Великая Россия. Эта борьба совместно невозможна: одно исключает другое. Кроме того, Гитлер и его последователи в дальнейшем, американские и пр., готовы были оформить этот Татарстан или Армению, или Азербайджан или что-нибудь еще.

Единственное, к чему они были не готовы, это оформить Русь, хоть какую-то большую, автономную — она должна была быть уничтожена окончательно, этого государства быть не должно было. Поэтому все русские националисты оказались в крайне сложной, коварной, странной ситуации. Ситуации совсем другой, чем остальные националисты. Даже в отношениях с Гитлером. Почему в Конгресс порабощенных народов входили народы кроме русского? А потому что не нужно было американцам или украинцам, которые вместе с американцами создавали этот Конгресс, чтобы еще и русский народ там каким-то способом оформился. Потому что, как только он начинает оформляться, всё остальное так или иначе подтягивается к нему — по принципу из известного фильма «если я встану, то ты ляжешь» ― слишком большой народ. Поэтому его суверенитет, его государственность не предполагали ни Гитлер, ни американцы после 1945 года (те из американцев, кто планировал расчленения Советского Союза). Этого не было. Поэтому все крайние националисты, тянувшиеся к внешним силам, гитлеровским или американским, русские оказались в наиболее странном положении.

Не говоря о том, что Советский Союз воплотил в себе всё то, о чем мечтало, так сказать, русское имперское сознание: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь» ― до Берлина зона влияния некой империи, и она очевидным образом для всех является русской. Ну, тошнит от коммунизма, но русское величие Деникину понятно, и Деникин соответствующим образом к нему относится. Когда Советский Союз распался, и начался не только парад суверенитетов, но и парад национализмов, каждый анклав — суверенное государство соответствующее: Азербайджан, Армения, Беларусь, Украина и т.д., — заполучили своих крайних националистов, в том числе и тех, кто сотрудничал с Гитлером, а потом ― с американцами, если успел. Соответственно, в каждом из этих движений за национальное освобождение оказался встроен серьезный компонент такого ультранационализма, который успел провзаимодействовать и с Гитлером, и с ЦРУ в дальнейшем. Эти куски национализмов оказались встроены в так называемые «движения за национальный суверенитет».

Когда начались все те процессы, которые привели сейчас к самостоятельной, более или менее, политике Российской Федерации, к тому, что Российская Федерация стала наследником СССР и в деле Великой Победы, и в каких-то представлениях о суверенитете такого типа, который позволяет сдерживать Соединенные Штаты и продвижение глобализма, то возникла очень странная ситуация. Потому что в эту ситуацию потребовалось как-то встроиться так называемым крайним русским националистам — ярым ненавистникам Советского Союза, поклонникам Гитлера, готовым сказать, что 22 июня — это не великая наша трагедия, это день отмщения русских за то, что их ущемили при построении Советского Союза и распаде Российской империи. Вот все эти силы должны были как-то встроиться в процесс. Часть из них сразу встроилась банальным образом: на стороне антирусских сил. И есть такие крайние русские националисты, которые встраиваются в украинские движения, во что угодно. А часть из них заняла двусмысленную позицию, потому что они-то начали как бы пристраиваться к тем движениям, которые стали бороться против Америки, против ЦРУ, против этого, так сказать, окончательного уничтожения Российской Федерации, против наступления НАТО и всех остальных антирусских сил Запада на наши границы, против всего, что угрожало окончательным разрушением Российской Федерации. Они пытались встроиться в эти силы. А встроиться в эти силы на про-гитлеровской позиции, на позиции поддержки тех, кто взаимодействовал с Гитлером, — Власов это или кто бы то ни было еще, Республика Локоть и т.д. — невозможно. Невозможно, как потому что все эти движения фактически интегрированы с теми, кто взял гитлеровское наследие (то есть ЦРУ и т. д.), и носят однозначно антироссийский характер, потому что носят характер проамериканский. Нет эмигрантских дееспособных русских движений, не интегрированных в американский (в целом в западный) мир, в ЦРУ и во все остальное. Их нет. Они интегрировались туда десятилетия и десятилетия назад, они плотно там сидят, с ними невозможно взаимодействовать в деле борьбы с ЦРУ, Америкой, американским влиянием и т.д. Если ты дружишь с ЦРУ и Америкой, ты можешь с ними взаимодействовать, они в банки вписаны во всякие, во все остальное, они деньги могут помочь добыть, не знаю, с кем-то познакомить. Но как только ты начинаешь бороться ― они не открепятся от этого. Они не могут от этого открепиться. И не дураки они, чтобы от этого открепляться, ― все эти Палены, Голицыны и прочие. Никакого они отношения к России в строгом смысле слова не имеют.

Как только Россия вступает в фазу какой-нибудь холодной войны, конфликта с Западом и т.д., не могут они позволить себе открепиться от этого Запада — они там живут, у них там корни, у них там семьи, у них там капиталы и всё остальное. А ведь они являются запускающим механизмом, по отношению к которым все эти ультрарусские националистические движения — это просто шестерни, приводимые этим запускающим механизмом. Все запускающие механизмы там находятся, а все остальные почитатели белого дела — это просто шестерни, вращающиеся так, как надо этому механизму.

Как только я понял, что на Донбассе начинается перехват управления этими структурами ― я знал, что будет дальше. Сначала эти структуры заявят, что 22 июня — это день отмщения, что они на самом деле являются ультраантикоммунистическими и т.д., и так или иначе они начнут перестукиваться с другими неофашистскими структурами, потом они нащупают связь с бандеровцами, потом они начнут играть вместе с бандеровцами в двусмысленную игру. И эту-то игру и нащупали на Донбассе 2 года назад, ее-то и сорвали тогда. Потому что вместе бандеровцы и это так называемое ультрарусское движение за Донбасс и всё прочее, возглавляемое этим Стрелковым-Гиркиным, ― они же и снюхались там уже. Можно было об этом говорить, предъявляя людям, зачумленным этим ощущением того, что «ах-ах, как там этот патриот Гиркин воюет на Донбассе», ― можно было сколько угодно говорить, и никто ничего не понимал до момента, когда этот Гиркин сдал ключевые Донбасские территории, бежал оттуда и хотел дальше бежать из Донецка. Это надо было останавливать срочно. Бюрократия в таких случаях не помощник: она будет 3 месяца думать, кто это затеял, кто ему дал тайный сигнал и так далее. А ему никто не дал тайный сигнал, кроме бандеровцев, ― они договорились о мятеже. Этот будет всё время орать, что «Путин слил! Путин слил!» и бежать с Донбасса, он отдаст территорию Донбасса бандеровцам и поднимет мятеж в Ростове или где-нибудь еще. Они к этому шли, когда по ним ударили по-настоящему.

И теперь, через два года, всё видно. Что мы видим: два года жевали какую-то жвачку покровители этого Стрелкова-Гиркина по поводу того, что он путинец, но анти-сурковец, вот он такой вот патриотическое крыло у Путина. Теперь что он говорит? Что он теперь-то говорит? Что он начал свою священную войну против Путина, всё: «власть предателей, власть негодяев, власть неизвестно еще кого, Путин сам негодяй и т.д.». Сразу кто бежит к нему в объятья? Навальный. Кто начинает его после этого поддерживать, вот сейчас начнет поддерживать? Западная пресса. Всё. Это такой вот Ельцин против Горбачёва. Такая вот фигура, встроенная для удара справа, с националистической стороны по существующей власти. Чем это чревато? Да тем, о чем говорят друзья этого Стрелкова. Тем, что Конституция должна быть отменена, государство заново перестроено, части этого государства должны быть отделены, ну все то, что было с Ельциным. Ельцин 2.0 как часть Перестройки 2.0. Удар обязательно должен был последовать оттуда, с этой националистической стороны, он последовал — теперь-то никто не будет спорить. Вот извиняются передо мной, еще и еще раз говорят «ах-ах, мы же не знали, мы не думали». А что тут можно было не думать, это все было очевидно. Особенно было очевидно, когда он бежал, бросил территории, оставил их без всякой необходимости. Готов был (сам рассказывает об этом) бежать дальше из Донецка, отдав всю территорию бандеровцам — вот бы они там повеселились как следует. А под вопли «Путин слил!» они бы подняли мятеж в Ростове.

Что из этого вытекает? Из этого вытекает то, что все эти крайние националистические силы, сильно провзаимодействовавшие с Гитлером и взаимодействовавшие потом на базе распада СССР с гитлеровскими последователями, теми, кто это гитлеровское наследство взял под себя, там, Ален Даллес, не важно, английская разведка и всё прочее ― они не суверенны. Они не заняты своими территориями, своими национальными суверенитетами. Они заняты этими суверенитетами постольку, поскольку им это позволяют делать их западные хозяева. Чем они радикальнее, тем больше эта зависимость. Это вхождение в единый неофашистский блок, который окормляется Америкой, американской разведкой, называется он «антибольшевистский блок наций» или как-нибудь еще, ― он весь един. Это не автономная сила. Эта сила зависима от Запада. В той степени, в какой Запад поддержит суверенитеты, она может на эти суверенитеты работать. В той степени, в какой Запад против этих суверенитетов, она будет эти суверенитеты разрушать. Она подчинена Западу, эта сила. Она не является в этом смысле национальной.

Теперь, в наибольшей степени антинациональной является русская часть этой силы, потому что в наименьшей степени Запад хочет делать что-нибудь с русским суверенитетом в варианте существующей власти или любой другой. Не нужно ему это. Территория готовится к расчленению. Нужны расчленители. Когда эти расчленители, я не знаю, кто — башкиры, татары — понятно, они могут говорить о своих национально-государственных интересах. Тоже будут те еще интересы. Но хотя бы на словах это понятно. А когда это русские, то о чем они говорят? Ну вот они и говорят устами разных мерзавцев о том, что будут русские субэтносы, что будет, ну я не знаю, Северная Русь, еще какая-нибудь Русь. О расчленении говорят. Одни говорят об этом откровенно, а другие говорят об этом шепотом, на своих секретных встречах, а орут о русском великом державном деле, и о том, что существующая власть этому делу изменяет. Все вписано в эту матрицу. Мы говорили об этом, объясняли этот общий принцип. Вот он полностью себя показал в том, что касается этого Стрелкова-Гиркина.

Теперь что будут говорить его покровители? Все эти малофеевы, их союзники ― Малофеев сам прекрасно перечисляет, кто его союзники. Все эти ультрапатриотические группы с конфессиональным огнем, сильно сопряженным не с русской православной церковью, а с другими конфессиями православными, которые опять-таки находятся в соответствующей зависимости от Запада. Вот что они теперь будут говорить? Они все говорили, что они ведут Стрелкова, что он будет частью этого русского дела, что это такое консервативное крыло путинизма. Где это консервативное крыло путинизма? Что теперь будет говорить весь этот так называемый православный блок? Он же должен что-то сказать. А ему сказать нечего.

Теперь о других республиках. Вот поднимается крик по поводу Нжде. Нжде — это такой армянский деятель, который действительно взаимодействовал с Гитлером на националистической антисоветской основе. «Вот, все какие-то там армяне, которые русских националистов, которые сотрудничали с Гитлером, гнобят ― они же своих не будут гнобить». Почему это мы не будем? Будем. Провзаимодействовал с Гитлером ― отправляйся в эту обойму. Нжде не мог в нее отправиться, потому что он оказался в советской тюрьме и умер в советском лагере. Ну, конечно, все эти ультранационалистические силы, которые кричат об его имени и которые успели вписаться в ЦРУ и во всё прочее ― они являются такой же частью этого прозападного конгломерата, который крутится по указке западных центров, как и азербайджанские силы, и прочие. И будут они в итоге вместе. Ультранационализм азербайджанский и ультранационализм армянский будут вместе, потому что они будут связаны через эти терминалы. И будут их крутить куда хотят. Поэтому поверьте, у тех, кто отстаивает День Победы, величие Победы, Победу как главную ценность, вокруг которой строится русская история, и Победу как главную гуманистическую ценность XXI века, не залежится осудить все, что связано с Нжде и так далее. Вы только поймите общую логику-то этого процесса. Общая логика заключается в том, что как только начался парад суверенитетов и все эти распады, вынырнули эти герои, потому что для националиста оголтелого, который ничего не понимает в том, что касается этих двойных игр, конечно, каждый такой как Нжде армянский, или какой-нибудь его аналог в Азербайджане, или в Татарстане, или на Украине ― ведь это герой. А как же? Против русских боролись! Против коммунистов боролись! С кем при этом обвалялись вместе в грязи — это не имеет значения: «Отстаивали великое дело!».

Значит, во-первых, великое дело нельзя отстаивать, всё время обваливаясь вот в этой грязи. Во-вторых, в ней нельзя бесконечно валяться, не оказавшись пристёгнутым к этим самым западным центрам. А когда ты к ним пристёгнут, и сейчас начинается последний этап Большой Игры, связанный с расчленением России, то ясно, на что тебя будут затачивать. Тебя будут затачивать против русских в западных интересах, и с националистических позиций ты будешь всё это проклинать. А русские националисты что будут делать? Они тоже будут говорить, что крах Российской Федерации, этот последний крах русской государственности для них желанен, потому что по ту сторону него они что-то выстраивать будут? Их уберут с этого поля как самых грязных шавок. Кому-нибудь что-нибудь оставят в этой империи, так сказать, из микронационализмов. А этот, русский национализм, конечно, в итоге будет зачищен до конца. А все, кого в него встроили, все эти, так сказать, господа, ― они мирно поедут отдыхать. Кто в Венецию, кто куда-нибудь ещё. А кто и под нож. Это уж как кому повезёт: кого сохранят как агентуру для завтрашних вещей, для полицайского такого управления оккупированными территориями, а кого под нож пустят. Разбираться будут хозяева. Вот в чём общая формула ситуации.

И исходили-то мы в тот момент, когда действовали определённым образом на Донбассе, из этой формулы. Увидели рядом мерзавца, который начал орать, что 22 июня — день отмщения, было ясно — профашистский блок. Нету табу на сотрудничество с гитлеризмом. Услышали про фон Паннвица и всё прочее ― опять стало ясно. Увидели, как раскалывали единство просоветских и антисоветских сил ― опять стало ясно. Но всё это были мелкие ясности до момента бегства. Людям показали: это человек, который сдаёт территории, бежит, оголяет фронт. Готов убежать дальше, вообще с территории, которую он должен отстаивать. Это враг. Чего орали? «А-а-а, это наш русский миф, это миф! Ава-ва-ва-ва...». Потом: «Это путинист! Путинист! Но это против Суркова! Это против кого-то».

Чего теперь?! Чего теперь-то? За этот базар рано или поздно надо будет ответить. Во-первых, надо будет ответить политически. А во-вторых, надо будет ответить экзистенциально. И накручивать тут всякие ситуации Нжде больше-меньше — не на тех напали. У нас не залежится разобраться с каждым союзником Гитлера. Потому что каждый союзник Гитлера, в сущности, вне зависимости от его личной судьбы, является по большому счёту сначала союзником Гитлера, а потом союзником Аллена Даллеса. Так построено это. Это значит — врагом всего, что связано с независимым развитием постсоветских государств вообще и Российской Федерации в первую очередь.

Стрелков заявляет: «„откат“ Путина на позиции „либерального крыла“ его окружения продолжается стремительно и непрерывно». Значит, ему неймётся, да?

«Без каких-либо публичных объяснений „Комитет 25 января“ самоликвидировался и переучредился в „Общерусское национальное движение под руководством Игоря Стрелкова“».

— пишет эль-Мюрид

То есть, сделано то, что требовал Просвирнин. Помните, да? Он выступил, говорит: «Я — человек скромный. Но если Стрелков хочет выжить, пусть быстро это делает».

«Опубликована его декларация. (Строго буквоедски, это, конечно, не декларация, а программное заявление, но какая, в сущности, разница)

Откровенно говоря, всю последнюю неделю, узнав о переименовании комитета, я пытался объяснить москвичам [„я“ — это не я, это такой Анатолий Несмиян (эль-Мюрид) — С.К.], что они совершают принципиальную ошибку, однако увы. Еще одной организацией профессиональных русских стало больше, однако чем она отличается от бесконечного числа остальных таких же — для меня так и осталось загадкой. »

— там же

Потому что там Гиркин будет кушать. Ему же тоже надо кушать. Гуманитарной помощи мало.

«Мне неясен лишь один вопрос — как быть людям, которые поверили первоначальной идее объединения разных взглядов и нахождения точек соприкосновения и даже успели за это время создать отделения К25, как у нас в Петербурге. <...> На мой взгляд, создание националистической организации — это тупик, как идейный, так и организационный. Национализм может быть инструментом решения некоторых задач, но уж точно не целью. На дворе 21 век, а не 18...

Мое личное отношение к произошедшему категорически отрицательное, что решат люди, которые поверили первоначальной идее — они будут решать самостоятельно. Повторюсь — на мой взгляд, совершена ошибка, причем отыграть назад ее уже невозможно.»

— там же

Чего вопили эти клопы? Что они выли тут на протяжении этих лет: «Великий Стрелков и всё». Теперь. Это же черт с ними. Кто такой эль-Мюрид вообще? ― Никто. В микроскоп не видно. Но есть же другое. Значит, этот манифест-то националистического нового движения, общерусского национального. Здесь написано:

Мы считаем, что существующий в России порядок обречен, причем в ближайшей исторической перспективе.

Мы отказываем нынешнему политическом режиму в поддержке.

— политическая декларация Общерусского национального движения под руководством Игоря Стрелкова

Вот он так нуждается в твоей поддержке, что вопросы...

Но дело же не в этом. У этого клопа под названием «Стрелков» и его клопиков эль-мюридов и прочих, у них же есть спонсоры, опекуны. А это часть элиты. А она нам что обещала? Что этот стрелок будет прямо в оперативном отношении точно по курсу. Что он не вздохнет — не выдохнет. Есть более грубые военные поговорки. И чего? И что я вижу? Я вижу мятеж. Так черт с ним. Мятеж клопа — это мятеж клопа. Я спрашиваю о тех, кто этот зоопарк-то клопов выводил. Они-то что думали? А они нам говорили, что они оперативно ведут. Так ты ведешь или нет, элитарий чертов?! Если ты его ведешь, значит, ты его ведешь на мятеж. Что мы тоже говорили. А если ты его не ведешь, то ты — импотент, а не оперативник. Значит, смысл заключается в том, что это — провал белогвардейской группы. Или мятеж белогвардейской группы. А если ее это мятеж, то это ― согласованный мятеж либеральных групп. Самураи идут с двух сторон. Эти говорят: «уйдите на уступки», ― а те говорят: «Предательство, уступки, мы отказываем в поддержке».

Дальше этот ― он же вертится, он же на подписке, Стрелков-Гиркин, это же было понятно сразу. Не был бы он на подписке, его бы давно раздавили. А он болтается, как дерьмо в проруби, и надоел смертельно.

«Мы отказываем нынешнему политическому режиму в поддержке».

Данное положение тоже не избежало достаточно подробного обсуждения. Принципиально не возражал никто — людей, у которых остались иллюзии, что наша поддержка нужна Путину и «его команде» хотя бы теоретически, среди нас уже нет. У него востребованы другие люди и другие идеи. Но предлагалось дополнить ...

— Игорь Стрелков об утверждённой политической декларации

А при чем тут вот это «востребованы»? Этот Просвирнин: «А нам не дают денег. А вот значит, мы не нужны. А если не нужны, мы отказываем в поддержке. А если дадите денег...»

Но предлагалось дополнить это чем-то вроде «за исключением противостояния внешней агрессии против Российской Федерации». После обсуждения это дополнение было отвергнуто.

— там же

А-а-а! «Потому, потому, потому...» Вот у них липкие лапки, за деньги капитулируют. Милошевич, Янукович...

Неважно. Всё. Спрашиваем не этих тварей, потому что чего их спрашивать? Их природа была понятна. Спрашиваем оперов и тех, кто руководит операми. Где обещанные ошейник с поводком? Где поводок? Либо вы своих клопов натравливаете, либо вы их не контролируете. Выбирайте из двух. Либо принимайте решение. Мне вас учить? Вы уставных требований не знаете? Инструкции не читали?

Дальше Алексей Навальный говорит: «Вот, зашибись, особенно хорошо „мы считаем, что существующий порядок обречен, особенно в ближайшей перспективе“». А дальше абсолютные доказательства связи Навального с Браудером. Не по каким-то там вытащенным серверам, а уже по всему. Всё вскрыто, всё засвечено, вся переписка, всё. Так что же получается? Что Навальный этот радуется этому новому документу? Значит, они вместе уже, они объединились. Что и должно было быть. А кто вел Навального? Те же опера, которые вели Стрелкова. И чего мы видим? Мы видим... я лично вижу мятеж. Согласованные действия групп — Браудер, Навальный, Стрелков. Всё. Они же есть вместе. И все эти кудрины. Они пошли в атаку.

Когда мне говорят: «А Путин»... Я не отвечаю за чьи-то действия. Я объясняю картину. Ну, дальше вопрос заключается в том, что Демушкин и все прочие тоже пошли в атаку и сказали, что Украину не надо было это, что чудовищная ошибка была в том, чтобы брать Крым, и т. д.

Дальше начинается история с Савченко. Всё, что я говорил о Савченко, я говорил тогда, когда надо было говорить по каналам ЦТ. Я сказал, что это грубая политическая ошибка, я сказал всё на этом телевидении ― мне должны были закрыть туда дорогу. Что произошло? За кулисами стояли руководители, которые заключали меня в объятия.

Но что теперь произошло с этой Савченко? Я все равно считаю, что это — ошибка. Но эта Савченко ввязалась в смертельную войну с Тимошенко. Просто в смертельную. Тимошенко пришла с цветами, чтобы ей презентовать. Та сказала: «Ты! Я с тобой разберусь. Кто ты такая?!»

То есть на самом деле вопрос заключается в том, что туда запустили эту дамочку. Я не буду искать объяснений в том, под чьим оперативным контролем она находится. Это не мой вопрос. То, что там... что бесконечный вкус к службистским играм перекрывает представление об идеологии и политике. С точки зрения идеологической нельзя было отпускать. Она была очень неприятна. Совершенно неясно было, кто ее нам подсунул, и нафиг нам нужна была эта узница совести. Ну раз уж есть, ну пусть сидит. Уже много накричали. Но тут история другая — мы ее перекодируем, запустим в зоопарк, она в зоопарке съест вот это, напугает этих, понятно, да? Там идет такая стратегия хаоса. Я говорю, я всегда считал, что идеология выше комитетских игр. Но мы... Я совершенно не собираюсь рвать на себе остатки волос (даже не знаю, как это сделать) по причине того, что кому-то понравилось сыграть в эту игру. Она сейчас там много перебьет посуды. А если она еще и призовет к обострению ситуации, то кто первый «перейдет границу у реки», тот уже не выйдет. Если они двинут масштабно, я думаю, что это все кончится тем, что Минск-3 будет намного аппетитнее Минска-2 и будет выполнен. Полностью.

Вот тут масса документов о том, что «дорогой мистер Браудер», и как шла переписка Навального, ― так это все вместе.

Вот еще одна система. Вот что такое либералы? Они говорят: «А мы сейчас найдем лобби в Америке, купим этих конгрессменов. У нас с ними все хорошо, у нас все лобби под нами, у нас все это, мы вам такое нарядное сделаем, что дальше некуда». Им говорят: «Делайте. Делайте, ну что...» Они сделали лоббирующую группу, и долго-долго лоббировали, чтобы закон Магнитского был отменен, или хотя бы не был назван Магнитским. Это все названо Майклом Вейссом в Daily Beast Грязная игра Путина в конгрессе США. Но смысл не в том, грязное или не грязное. Ради Бога. Только бы по плану. Грязная игра в Путина в супер-грязном конгрессе ― это не вопрос. В супер-грязном конгрессе грязная игра является чистой. Значит, понятно ― чище, чем конгресс. А дело в том, что не Путин, а вот эти сислибы сделали там группки, да? Решили, что они что-нибудь сделают с этим законом Магнитского, а им сказали: «Фи-и-г. Фиг». Вот это мелкий пример на тему «уступки, уступите, дайте Савченко, дайте ещё что-нибудь, а мы такого натворим, что дальше некуда!» Да заберите вашу Савченко! Где что-нибудь? Где обещанное? Где отмена закона Магнитского и т.д.? Обманывают, твари! Всё время обманывают, всё время. Браудер мечется.

Путин заявил на пресс-конференции с премьер-министром Алексисом Ципрасом, что мы хотим восстановить отношения с турками, почему турки не восстанавливают? Да, конечно, мы хотим. Мы не хотим никаких войн. Мы с Украиной не хотим крупномасштабной войны. Эта система не должна воевать! Она либо сначала станет другой и тогда может, да и то это надо делать мягко, быстро и без перехода в ядерные игры ― они никому не нужны. Но эта система вообще не должна вести крупную войну — она её проиграет и тогда рухнет, а вместе с ней рухнет всё будущее. Поэтому мы не хотим воевать. Но это же не значит, что не хочет воевать Турция.

Провоцирующие статьи: «Когда деньги кончатся», «Чиновники обсуждают налоги». Если воровать, то кончатся. Денег как грязи! Вопрос заключается в том, что их нужно больше, чтобы они их разворовывали. Ну совсем уже, свинье нужно много этой грязи воровской! Она должна в ней хрюкать и всё прочее. Ещё чтобы взять там 75-летних бабушек-дедушек обложить налогом на ЖКХ, кого-нибудь ещё... Это хрюкающая такая свинья. Но если это всё оставить, тогда денег никогда не хватит.

Стратфор: «Российская экономическая революция так и не произошла». Имеется в виду всё та же перезагрузка. Алистер Крук: «Путина подталкивают к войне». Стратфор: «Россия готовится к противостоянию с США». Каждый день мы слышим о войне. Вот эти все разговоры: «А вы дайте им, уступите, тогда будет всё хорошо», ― не будет хорошо! Это им нужна война, им нечего делать с мировой системой. Они не знают, что с ней делать.

На Ближнем Востоке события тоже разворачиваются соответствующим образом. В Пакистане уничтожен лидер «Талибана». Это значит, что у «Талибана» есть опять свобода возможности маневра и для нас самое главное — будет ли он маневрировать в сторону ИГИЛ. Если он будет маневрировать в сторону ИГИЛ или договора с ИГИЛ, мы ещё больше сдвинемся в сторону халифата, являющегося необходимой частью глобализма. Халифат — главный инструмент глобализма.

Пионтковский, о котором я никогда не говорю, постоянно кричит вот об этом конфликте двух... он ни о чем больше думать не может, как о конфликте золотовской группы с антизолотовской, которая по неизбежности, после такой передачи силового ресурса Золотову, стала армейской. Всё остальное бежит туда. И надо сказать, что дорожки есть! Всё антизолотовское бежит туда. А дорога давно протоптана, с 2008 года. Знаю, что говорю. «Беглецам открыты материнские объятья Елизаветы!» И просто ни о чем больше он не вопит, кроме этого.

Мой вывод: если эта система впадет в состояние конфликта, она может потерять устойчивость в течение полутора лет и быстрее. Здесь я всегда говорил о том, каковы варианты.

Если белые действительно атакуют, а мы это увидим по Стрелкову — тест-индикатор. Вот если клопа опустить в воду и смотреть за тем, куда он движется, то можно померить скорость водяного потока. Почему клопа? Неважно что опустить: кусок бумаги, клопа какого-нибудь ― главное, чтобы плыл и можно было мерить скорость. «Плыви мой челн по воле волн». Мы сейчас будем смотреть. Если на самом деле образовалась ситуация, о которой я всё время говорю, что это всё антисоветский, антикоммунистический ящик [рис. 6], который сформировался на развалинах Советского Союза и крахе коммунизма, и в него входит антикоммунизм либеральный (гайдаровский и прочий), антикоммунизм прагматическо-центристский, антикоммунизм националистский, антикоммунизм фундаменталистский и антикоммунизм фашистский (то есть какой-нибудь условно — дугинский, условно — (фундаменталистский) катакомбная церковь или РПЦЗ, в националистском — условно Рогозин, центристский — Путин там, и либеральный — какой-нибудь Чубайс), то

система, которая движется, отстреляв вот это [перечеркивает антикоммунизм либеральный], дальше, она дальше будет отстреливать это [перечеркивает антикоммунизм центристский] и двигаться сюда [показывает в сторону националисткого коммунизма и дальше в сторону фашстского]. Это её органический ход.

Единственная возможность что-то сделать, очень мало вероятная, — это пробить здесь дырку и выйти отсюда за пределы того, что здесь задается, в условиях 80% населения, так или иначе неосоветски настроенного.

Сейчас не так много нужно для этого. Оставьте за людьми право на советский образ жизни, на коммуны, на всё прочее, создайте большие сети, сделайте их ещё одним слагаемым индустриального рывка и не делайте больше ничего! Создайте мощнейшие госкорпорации для индустриального, модернизационного рывка, создайте структуры для постиндустриального и отдайте их в эту сторону и создайте всю эту рыночную экономику, как она есть, даже освободите её и больше не трогайте. Достаточно два-три уклада в пределах общества, и оно будет устойчивым железно.

Но дело заключается в том, чтобы это ушло. Если оно не уйдет сюда [в дыру, рис. 8], то оно пойдет сюда [к фашизму]. Но если (и Путину гораздо удобнее, естественней человечески идти сюда [к национализму], даже самому, сминая там всех этих Рогозиных, говоря им: «Галстук поправь!» ― чтобы он позеленел от ужаса и т.д.), двигаясь куда угодно, он куда-нибудь сюда зайдет и где-нибудь здесь ещё остановится... Но! Это всё [фашистско-националистическая часть] его уже атаковало! Потому что всё это — это ЦРУ, всё! Все фашистские структуры были завербованы, в 1946 году уже полностью закончена вербовка и они крутились в определенной системе. Все эти белогвардейские движения и раньше были завербованы, и потом. И всё там — это ЦРУ. А ЦРУ не хочет никакого нашего суверенитета, поэтому сюда двигаться некуда, здесь барьер, а с этой стороны либералы требуют «снизить геополитическую напряженность». Естественный путь ― сюда [в дырку]. Но этот естественный путь никогда не реализуется просто так. Человек — не машина и не сумма интересов. Человек — это человек, с его ценностями и всем остальным. Поэтому да здравствует национально-буржуазное форсированное развитие, которое обязательно потребует глубокой идеологической и прочей переоснастки. Это ещё не будет СССР 2.0, но это будет большой ход туда, большой ход в эту сторону. А если этот путь не сделать, хода не будет вообще ― России просто не будет.

И тогда отвечу: «Да, если всё начнет рушиться до конца...» Все эти кривляния идиотские, клопиные — «отказываем в поддержке, не отказываем в поддержке»... Мы сражаемся за национально-буржуазное государство, потому что мы так видим процесс. Если национально-буржуазный суверенитет существует, то мы его поддерживаем, потому что мы понимаем, какие будут трансформации. Мы его не просто поддержим — мы только что озвучили его экономическую программу, которую должны были озвучить они! А также так называемые консервативные экономисты, входящие в пул Путина. А они молчат, потому что боятся правительства. Значит, мы это озвучим как буржуазно-модернизационный курс на суверенитет (экономическую часть, политическая и всякая прочая понятна). И место России как лидера в этом столкновении тоже озвучим.

Если же всё рухнет, то сражаться будем за Россию. И в этом случае все условные фигуры уже не будут важны, потому что в момент обрушения они рухнут вместе с обрушением. Мы сделаем всё, чтобы не допустить этого обрушения. Всё, жертвуя любыми своими частными идеологическими интересами. Но если это тем не менее рухнет, то «кто не спрятался, я не виноват». Сражаться будем уже за новую великую Россию, за СССР 2.0 До встречи в СССР! Спасибо!