виртуальный клуб Суть времени

В 2003 году была опубликована книга А. Кобякова и М. Хазина «Закат империи доллара и конец Pax Americana». Изложенная в работе теория мирового экономического кризиса и сделанные на её основе прогнозы развития ситуации сразу получили широкую известность среди читателей, но были практически полностью проигнорированы официальной экономической наукой. Очень скоро события показали, что теория, разработанная российскими экономистами, позволяет понять природу нынешнего экономического кризиса и прогнозировать его развитие несопоставимо точнее и глубже, чем это доступно представителям либерально-монетаристского официоза. Следует особо подчеркнуть, что М.Хазин был одним из очень немногих отечественных экономистов, кто говорил о приближении кризиса 2008 г. и называл его сроки, в то время как  огромное большинство его коллег видели на горизонте мировой экономики только лёгкие облака, не предвещающие никаких серьёзных осложнений. Или вообще предрекали ясную погоду.

Участникам клуба «Суть времени» предлагается краткое изложение теории М. Хазина, отражающее основные идеи его работы. С текущими публикациями М. Хазина и его единомышленников, с их оценками действий ФРС, G-8, властей ведущих мировых держав, в том числе правительств США и России по преодолению кризиса, а также с экономическими прогнозами можно ознакомиться на сайте http://worldcrisis.ru/   

В основу конспекта положен доклад М. Хазина «Теория кризиса», с которым он выступил на конференции в г.Модена, Италия, 9 июля 2008 года, и несколько его концептуальных статей, размещенных на сайте http://worldcrisis.ru/  в рубрике «Рекомендуется к прочтению». 

 

 

1. Основания теории.

1.1. Труд и капитал. Теория кризиса основывается на двух основных положениях. Первое из них было разработано политэкономией XIX века в рамках развития трудовой теории стоимости и состоит в том, что продукт труда распределяется между двумя факторами производства – трудом и капиталом, неравномерно. Капитал рассматривает продукт труда как свою частную собственность, и, как следствие, владельцы труда не получают за него необходимое возмещение. Поэтому имманентной, неотделимой проблемой капитализма является постоянное ускоренное приращение капитала. Оно неизменно опережает рост конечного спроса, т.е. спроса или потребителей, или государства, т.к. в рамках производственных отношений потребители выступают со стороны труда, а спрос государства, в конечном счёте, также существенным образом зависит от возможностей потребителей.

Решение этой проблемы для капитала принципиально важно и осуществлялось за всю историю человечества тремя основными способами. Первый возник в период классического капитализма, когда регулярно происходили кризисы перепроизводства. Кризисы обеспечивали перераспределение активов и «сжигание» избыточного капитала. Этот способ работал эффективно, но по мере развития мировой экономики кризисы становились все сильнее и сильнее, так что нужно было искать что-то новое.

Вторым способом стал вывоз капитала на еще неосвоенные территории – соответствующая политика получила в конце XIX века название империализма. Этот способ неминуемо вызвал острую конкуренцию не только за рынки сбыта товаров, но и за рынки вывоза капитала и привёл, последовательно, к двум мировым войнам.

Появление сначала СССР, а потом и мировой системы социализма создало системную угрозу самому существованию капиталистической системы, поэтому её участникам потребовалось проведение более согласованной политики. В результате, в 1944 году были заключены Бреттон-Вудские соглашения. Они, во-первых, регулировали вывоз капитала - для этого учреждались соответствующие институты: ГАТТ (ныне ВТО), МВФ, Мировой банк. Во-вторых, они регулировали систему мировых финансов, которая начала функционировать на базе американского доллара. Доллар был привязан к золоту и контролировался Федеральной резервной системой США.

 

1.2 Мировое разделении труда. Вторым базовым элементом теории кризиса является роль мирового разделения труда. Принципиальным моментом здесь является то, что каждый очередной виток научно-технического прогресса (НТП) неминуемо сопровождается углублением процессов разделения труда, а они, в свою очередь, требуют увеличения объемов рынков сбыта. Как следствие, движение любой страны на пути научно-технического развития в последние 250 лет требовало расширения рынков сбыта её продукции, то есть, как мы понимаем, рынков, которые она была способна  контролировать.

 

Соответственно, количество технологически независимых государств в мире последние два века все время сокращалось. В Европе еще в середине XIX века речь шла о десятке реально независимых, т. е. имеющих возможность самостоятельно развивать полный спектр технологического, в том числе и военного производства, государств. К началу ХХ века их осталось от силы 5  - Российская империя, Германская, Австро-Венгрия, Франция и Великобритания.  В середине ХХ века уже не только в Европе, но и во всем мире было только два реально независимых государства – СССР и США.

Хотя политические и социальные модели государства в СССР и США были принципиально разными, но вот процессы НТП протекали там практически параллельно. И та, и другая страна опирались на необходимость окупить очередной виток НТП за счет расширения рынков сбыта, хотя технология использования рынков (то есть окупаемости) была у них различной. В США финансирование НТП шло за счет нагрузки на потребителей, а в СССР – за счёт централизованного перераспределения общественных фондов.

Но поскольку процессы развития науки и техники продолжались, эти два мировых лидера должны были уже к последней четверти предыдущего века столкнуться с проблемами финансирования следующего этапа научно-технического прогресса.

 

2. Кризис 70-х годов и «рейганомика».

Кризис капитализма 70-х годов прошлого века был вызван, с точки зрения приведенных выше соображений, сразу двумя причинами. Во-первых, к этому времени вновь возникла проблема утилизации избыточного капитала в связи с исчерпанием регионов для вывоза капитала. Во-вторых, прекращение роста рынков сбыта резко усложнило процессы развития НТП. Допускать острые кризисы перепроизводства или войны в условиях существования мировой системы социализма было нельзя категорически, и эффективность капитала стала снижаться.

Как следствие, начался серьезный кризис, который носил не локальный, а общесистемный характер. В 1971 году США объявили дефолт по доллару, отвязав его от золота, в 1973 году начался нефтяной кризис. Отметим, что в СССР проходили аналогичные по содержанию процессы, получившие позднее наименование «застоя». Выход из положения обе стороны должны были искать в рамках решения задачи повышения эффективности капитала, что могло бы обеспечить следующий виток НТП. В СССР эта задача так и не была решена, - с известными результатами.

В США решение задачи было найдено в конце 70-х годов и связано с именами тогдашнего руководителя ФРС Пола Уолкера и группы советников президента США Дж.Картера. Состояло оно в том, чтобы увеличить денежную накачку экономики за счет эмиссионных долларов. Только направить эти доллары необходимо было не на поддержку капитала (ради чего, собственно, и был создан в США в 1913 году частный центральный банк – Федеральная резервная система), а на прямое стимулирование конечного спроса, как государственного, так и частного. С точки зрения описанных выше механизмов разделения труда это решение можно описать так: если невозможно расширить рынки сбыта, то нужно увеличить эффективность потребления каждого участника доступных рынков. Это и был третьим способом решения проблемы ускоренного приращения капитала.

Потребителям была предложена «жизнь взаймы», фактически, схема рефинансирования долга, когда заемщик не должен возвращать «тело» долга, а только выплачивать проценты. За время действия системы рефинансирования долга его объем существенно вырос. Так, например, до начала Второй мировой войны средний долг домохозяйств в США не превышал 50% от их годового дохода, к началу 80-х гг. ХХ в. он ограничивался величиной 60—65%. А вот с начала 80-х, когда стала применяться схема рефинансирования долга, он вырос до более чем 130% от годового дохода. Для других субъектов экономических отношений, от государств до корпораций, ситуация схожая — объем долга превышает нормальные до того значения в разы. Вернуть такой долг в рамках нормальной экономической деятельности невозможно.

Главным бенефициаром созданной схемы стал финансовый сектор. До 40-х годов ХХ в. он получал не более 10% совокупной прибыли корпораций, к началу 80-х увеличил эту цифру до 20% (при резком росте сложности финансовой системы), а с начала 80-х масштаб перераспределяемой в его пользу прибыли вырос до 50, а то и 70%.

Однако стимулирование конечного спроса посредством системы рефинансирования было только одной частью решения задачи. Другая её часть состояла в том, чтобы направить средства, полученные путём дополнительного эмиссионного стимулирования, на потребление продукции высокотехнологичных секторов экономики. А для этого было необходимо удешевить товары повседневного спроса – путём вывода их производства в страны с дешёвой рабочей силой.  Ведь стоимость рабочей силы в США такова, что если при нынешней производительности труда продукцию, например, лёгкой промышленности будут производить внутри страны, то стоимость изделий будет существенно выше по сравнению с текущей ситуацией. То есть её покупатели (все население США), должны будут серьезно перераспределить в её пользу свои бюджеты. А за счет чего? Не за счет же еды или образования детей? А это значит, что «секвестру», скорее всего, будут подвергнуты как раз бюджеты на покупку продукции отраслей высокотехнологичных, информационных, что поставит под серьезную угрозу всю политику государства, которая в последние десятилетия направлена на их поддержку. Да и вообще неизвестно, смогут ли функционировать эти, в естественной ситуации убыточные отрасли, если реальный спрос на их продукцию вдруг начнет падать.

 

3. Постиндустриальное общество

Из этого, кстати, следует, что никакого постиндустриального общества в реальности не существует – ни в США, ни в Европе. Дело в том, что у настоящей новой парадигмы общества всегда было одно принципиальное свойство – самодостаточность. Этот термин необходимо объяснить более подробно. И модерн по отношению к премодерну, и постмодерн по отношению к модерну должны быть самодостаточны в том смысле, что их существование не должно в обязательном порядке требовать рядом наличия большого количества обществ, находящихся на предыдущем этапе развития. Разумеется, если такие общества существуют, то их можно и нужно использовать, но само такое взаимодействие неминуемо влечет разрушение более «старых» обществ, их переход на следующую стадию. 
Модерн в XVI – XIX веках старательно разрушал традиционные общества (премодерн) – и даже не потому, что ставил себе такую цель, просто его образ мысли и образ действия, ценностная система, не могли сосуществовать с образом мысли традиционным. И сохранение традиционного общества именно как общественно-исторической модели в рамках модерна не просто невозможно было себе представить – такого не могло быть, «потому что не могло быть никогда». Разве что в рамках создания «заповедников», куда бы не ступала нога человека модерна.

Однако тот комплекс отношений, который характерен, для нынешних США, не может быть даже зародышем «постмодерна», поскольку способен существовать исключительно в окружении значительно превышающего его по масштабу (и экономическому, и демографическому) индустриального модерна. Соответственно, нет в США и «постиндустриальной» экономики. А современная «постиндустриальность» носит чисто идеологический характер

Апологеты теории «постиндустриального общества» возражают на это, что в рамках высокоразвитой постиндустриальной, информационной экономики возможно построить станки-роботы, которые будут производить достаточное количество изделий лёгкой промышленности (станков, джинсов, автомашин, необходимое подчеркнуть, недостающее добавить по вкусу) по вполне приемлемой себестоимости. Но вот реальной потребности в разработке таких роботов пока просто нет – поскольку Китай (Индия, Корея, Европа, Япония) вполне закрывают насущные потребности. А вот если что-нибудь случится – все, что нужно, будет разработано и построено. То есть теоретическая самодостаточность – есть, а вот практической – пока нет, ну и Бог с ней, когда будет нужно, тогда и разберемся...
Отметим, что нынешние объемы дефицитов (бюджетного и платежного) в США уже достигли такого угрожающего масштаба, что, по мнению многих специалистов, объективная потребность в таких разработках уже настала, однако пока они даже не анонсируются. И понятно почему. Дело в том, что информационные технологии не вызвали роста производительности труда в традиционных отраслях, этот рост в рамках глобализации был связан исключительно с процессами разделения труда. А это значит, что станки-роботы, обеспечивающие производство, например, носков в США появиться не могут. Либо стоимость их разработки, либо уровень образования (то есть зарплаты) тех, кто должен на них работать, либо техническое сопровождение, либо потребление энергии, либо страховка от экологических последствий их работы, либо еще что-то, а, скорее всего, все вместе, будут настолько велики, что полностью нивелируют низкую себестоимость собственно работы.

 

То есть, иными словами, существуют отрасли промышленности, скажем, легкой, обойтись без которых современное «постиндустриальное» общество не может, но которые в рамках современной ценовой практики, без государственной поддержки, государственного регулирования цен сегодня в США существовать в принципе не могут! Поскольку потребуют для своей окупаемости те ресурсы, которые сегодня искусственно перераспределяются в пользу развития отраслей «постиндустриальных».

Здесь на поверхность вылезает еще один идеологический миф современности, который удачно дополняет картину. Основная критика социалистической экономики, которая имела место со стороны «западной» экономической науки (на сегодня, почти тотально – монетарно-либеральной), состояла в том, что при социализме искажается «естественная» система цен. Однако анализ показывает, что весь феномен современной американской «постиндустриальности» построен исключительно на принципиальном и серьезном искажении ценовых пропорций в американской экономике. И в этом смысле очень прозрачна аналогия о сходстве советской «оборонки» 60-х – 80-х годов и современной «новой» экономики в США. Добавим еще, что, в отличие от СССР, в США «невозможные» на сегодня отрасли относятся не столько к высокотехнологическим оборонным, сколько к самым простым и бесхитростным отраслям промышленности. Т. е., современное американское общество, в рамках своей «постиндустриальности», не в состоянии обеспечить за счет собственных ресурсов даже самые простые потребности своих членов! 

 

4. Основные выводы.

На протяжении нескольких десятилетий американская экономика существовала в условиях постоянного завышенного спроса, созданного путём внеэкономического, эмиссионного стимулирования, что в первую очередь относится к сектору «новой» экономики. Этот сектор, в который входят отрасли, связанные с информационной экономикой, а также оптовая и розничная торговля, занимая по потребляемым ресурсам примерно 25% экономики США, «выдает» обратно в экономику всего около 15%. Т.е., как минимум 10% экономики страны существует лишь за счет эмиссии. В случае ее прекращения, целенаправленного или объективного, эта часть экономики должна прекратить свое существование. Но не только она, поскольку в рамках межотраслевого баланса эта часть перераспределяет избыточный ресурс в другие сектора, которые также должны в такой ситуации погибнуть. Оценить их масштаб можно, используя коэффициент, который меняется в зависимости от типа экономики, но для США он оценивается примерно в 2.5. Таким образом, значительная часть американской экономики, не менее 25% по оптимистическим оценкам и порядка 35% по пессимистическим, существует лишь постольку, поскольку создан эмиссионный по происхождению поток денег на ее поддержание.

«Избыточная» часть американской экономики «наросла» за последние 30 лет за счет постоянного и все время увеличивающегося эмиссионного стимулирования потребительского спроса. Сегодня США не могут ни финансировать эту часть экономики, ни «закрыть» ее, поскольку она стала слишком велика. Теоретически, подобную ситуацию надо бы признать и начать прямую антикризисную политику, но это совершенно невозможно по чисто  политическим причинам, поскольку такой масштаб падения самой крупной экономики мира делает абсолютно невозможным для США сохранения не только роли единственного мирового лидера, но и продолжения существования мировой финансовой системы на базе доллара и американских банков. Не может он также не вызвать весьма и весьма серьезных последствий для всей мировой экономики (в том числе и России), в частности, падение мирового совокупного спроса составит по итогам острой стадии кризиса около 20%, однако эти последствия выходят далеко за рамки чисто экономических решений.

Остановить кризис уже невозможно – поскольку падение спроса, либо инфляционное, либо ресурсное (отказ от эмиссии) будет продолжаться. При этом масштаб структурного падения составит как минимум 25% нынешнего ВВП США (это уже масштаб «Великой» депрессии), а за ним последует падение депрессионное, объем которого можно оценить по опыту России начал 90-х годов и США 30-х годов прошлого века, то есть 30-40% от ВВП, правда, уже уменьшенного.

 

5. Несколько слов в заключение

Что касается Европы, то у неё очень тяжелое положение.

Более того, та спецоперация, которая была организована против Ливии, в том числе и в информационном поле, сегодня Соединенные Штаты Америки собираются организовывать против Евросоюза. США сейчас приложат много усилий для того, чтобы обрушить финансовый сектор Евросоюза. И это будет сделано исключительно из прагматических соображений.

Дело в том, что американские рынки падают, а выборы у них в ноябре следующего года. У них остался последний ресурс, который можно использовать, - это очень крупная эмиссия. Но в отличие от ситуации 2008 года эмиссия неминуемо вызовет инфляционную волну с некоторым лагом. Поэтому они не могут начать эту эмиссию слишком рано.

Им надо дожить до конца весны - начала лета следующего года. Единственный способ это сделать - это обеспечить массовый приток денег с мировых рынков. Единственный мировой рынок, где есть деньги в достаточном количестве, - это Евросоюз. Скорее всего, США уже начали спецоперацию по обрушению финансовых рынков Евросоюза.

Есть косвенные данные, есть выступления Гринспена, есть данные разных трейдеров, которые говорят, что в этом направлении дело идет. Посмотрим. Но, очевидно, то, что произошло в Ливии - это обкатка технологий, которые будут очень скоро применяться и внутри западного мира. Через лет 5-8 мощностей промышленных Европы хватит на то, чтобы обеспечить все рынки - и Европы, и США. И американских мощностей хватит на то, чтобы обеспечить все рынки - и США, и Европы. И по этой причине либо одни, либо другие должны умереть.

На сегодня существуют социально-политические технологии контроля над обществом, чтобы оно не заскакивало куда-нибудь в сторону, чтобы не было экстремизма. Эти технологии построены на Западе, а также и в нашей стране на так называемом среднем классе. В СССР средний класс был практически все общество, а на Западе, условно говоря, от 30 до 60 процентов - средний класс.

Но последние 30 лет в условиях рейганомики средний класс был не по доходам, он был по расходам, которые осуществлялись в основном в кредит. И проблема состоит в том, что в течение 5-8 лет ближайших средний класс исчезнет как вид, его не будет. Будет некоторое количество богатых, а все остальные - очень бедные. И те, кто входит в средний класс, никогда не простят потери того, что они имели.

Поэтому нужно менять социальные технологии. И, скорее всего, это будут технологии жесткого подавления. То, что происходит сегодня в Англии - это, с одной стороны, демонстрация. То есть, людям сейчас объяснят, что: ребята, те, кто выйдет на улицы хоть раз, мы вас вычислим, и вы будете очень страшно наказаны. Мы лишим вас вообще всего, что у вас есть. Мы лишим вас социального жилья, мы лишим вас возможности получать пенсии, мы лишим вас права иметь семью - всего лишим. Это первое, то есть это угроза. А второе - это отработка технологий. Они готовятся...