виртуальный клуб Суть времени

Призыв к совести и страсти: С.Кургинян и А.Проханов на конференции журналистов

Аватар пользователя etz

Оригинал взят у don_servantes в Призыв к совести и страсти: С.Кургинян и А.Проханов на конференции журналистов в Новосибирске (1), (2)

Часть первая

С 26 марта по 1 апреля в Новосибирске, в рамках ежегодной международной ярмарки «СибРеклама. Полиграфинтер Сибирь. СибПресса» проходит очередная большая конференция работников СМИ «Журналистика — категория нравственная». Она тоже имеет статус международной, так как на нее съезжаются работники слова не только со всей Сибири, но и из республик бывшего СССР. На сей раз приехали журналисты из Казахстана, Латвии, Приднестровья, Таджикистана, Киргизии. Хотя такие конференции проводятся уже седьмой год, нынешняя от них отличается: впервые в ней приняли участие одни из главных бойцов всероссийских политических медиабаталий. Это Сергей Кургинян — лидер движения «Суть времени», главный редактор одноименной газеты и журнала «Россия — 21-й век», а также Александр Проханов — известнейший писатель и главный редактор газеты «Завтра».

Организатором конференции стал Союз журналистов Новосибирской области в лице его председателя Андрея Челнокова.


Президиум конференции (слева направо): Сергей Кургинян, Андрей Челноков, Александр Проханов

Участие столь крупных столичных фигур, прибывших прямо с фронта информационной войны на это «тыловое» журналистское собрание (хотя где сейчас тыл?), весьма симптоматично. Ведь заявлена тема «нравственность в журналистике». Ставим восклицательный знак. Потому что это происходит на фоне очередного селя из словесного поноса, сошедшего с вершин либеральной прессы в связи с оскорбительным наездом «Московского комсомольца» на женщин-депутатов из «Единой России». К ним, к этим женщинам, можно относиться по-разному, но причем здесь профессиональная журналистика? И вообще: что это такое — «профессиональная журналистика» в данной политической, экономической, культурной и всякой другой ситуации в России?

Почти одновременно с большой конференцией журналистов в Сибири прошел съезд Союза журналистов Москвы, который единогласно (sic!) переизбирал Павла Гусева — главного редактора «МК» и главного по СМИ в Общественной Палате РФ — председателем своего Союза. «Болото» снова бурлит и квасится. Так что приезд Кургиняна и Проханова в Новосибирск, где журналисты говорят о «нравственности», можно расценить и как ответный удар по вражеским штабам. Не все пропало в Датском королевстве. Не все мужики — сволочи, и не все бабы — проститутки. Я имею в виду журналистов, а не только депутатов Госдумы.

Записки сумасшедших

На конференции был представлен весь спектр журналистов — от тех, кто уже давно ветеран, до студентов факультетов журналистики Новосибирских вузов. От газетчиков и телевизионщиков — до преподавателей журналистики и блогеров. Мэтры, как сразу же окрестили здесь Проханова и Кургиняна, задали высочайший уровень разговора: что есть «метафизика правды», добро и зло в журналистике, что есть достоверность и компетентность, что есть журналистика вообще и что с нею происходит сейчас?

Лидер «Сути времени» в интервью, которое он дал местным СМИ, напомнил о потрясшем его факте. О том, что более ста журналистов из крупнейших изданий, желая «доказать», что Кургинян — это «кремлевский проект», объявили его организатором и участником «лоялистского» «Марша в защиту детей», который прошел в Москве 2 марта. Хотя еще за три недели до события было объявлено, что ни движение «Суть времени», ни его лидер участвовать в марше не будут.

«Они абсолютно отказывались смотреть на мой пресс-релиз и осуществлять элементарную процедуру, которой учат на 1-м курсе, — говорил он, — позвоните в офис и спросите, подтвердите информацию, проверьте. Что ж вы делаете, журналисты? Вы можете меня любить или не любить, но вы же видели, что меня там нет? Или это уже безумие, при котором у турецкого бея под носом шишка, как у Гоголя в "Записках сумасшедшего"?..Вот это понятие достоверности информации и всего прочего — оно исчезает, стирается грань между выдумкой и реальностью. Произошла пиаризация всего. Поскольку пиар — это царство сплошных выдумок, то пиарщик победил журналиста, он его оседлал, в него внедрился, как вирус, и он ему повернул мозг. Пиаризация прессы — опасная вещь, потому что дальше скажут: вы не несете информацию в массы, вы ее выдумываете, всё — фейк, А тогда зачем это нужно?».


Сергей Кургинян — прессе: «Пиаризация прессы — опасная вещь»

Кто в первую очередь должен бороться за достоверность? — спросили Сергея Ервандовича.

«Сам класс, корпорация журналистов, — ответил он. — Если журналист дал неверную информацию, то он выбывает из корпорации. Выбывает не потому, что кого-то разоблачил, — за это он только высокий рейтинг в корпорации получает... Но этого нет, нет сообщества, нет принципа его саморегуляции, нет его внутренних норм, нет цеха, касты, которая могла бы говорить „стоп!“. Она оказалась податлива к покупателю, к буржуа, который всегда заказывает какую-нибудь дезу, к пиарщику, который опять-таки заказывает... То есть платить начали люди, которых не интересует достоверность. И заказ на недостоверность был поддержан исполнителем заказа. За счет этого корпорация сдала позиции. Она не сказала, что мы вступим с вами в диалог на равных, она говорит — „что нужно, то и напишем“. Не важно, что платят, — важно, что платят за непрофессионализм, и люди соглашаются. А с этого момента — они дешевка, они начинают сбивать цену на свой товар в виде масс-медийного слова. Исчезает поэзия профессии, ее государственность. Ведь журналисты служат государству в том смысле, что понимают: без правды, без их правды, все подернется ложью...».

Потом, в ходе конференции я задал Сергею Ервандовичу вопрос: каким он видит образ журналиста будущего или будущего журналиста, чем будет обусловлено его право на слово? Спрашивал я не столько ради себя, сколько ради той молодежи, которая пришла на конференцию. Потому что стыдно стало в публичном месте без лишней надобности говорить, что ты — журналист. Авторитет журналиста совершенно точно упал. И его всячески добивают изо всех орудий. Недавно, напомнил я, получил огласку вопиющий случай, когда замминистра Министерства связи и массовых коммуникаций Алексей Волин, выступая на факультете журналистики МГУ , заявил, по сути, что журналисты должны забыть о какой-то там общественной миссии, так как они теперь рабочие скоты медиахозяина, который делает бизнес. Отвечая на мой вопрос, мэтр сказал:

«Все всё уже поняли, осталось пройти последнюю черту, когда будет сказано: «Засуньте себе эти ваши бабки в одно место, поняли? Вот вы поняли?», — и они поймут. Потому что сейчас они считают, что все продается. И чем больше они так считают, тем все катастрофичнее. Как доказывал мне один олигарх: вот ваши активисты, говорите, — они такие бескорыстные. Но если им дать по сто тысяч долларов, они все вас предадут, или не все? — мы же всех купим. Поэтому вопрос заключается в том, что существует черта, у которой человек понимает: есть любовь, есть то, что не продается. Дети не продаются, дружба не продается, любовь не продается-не покупается — покупается секс, то есть антилюбовь. Что честь, долг существуют. А все они — богатые, растленные, пытающиеся навязать свою тенденцию, — шваль, пыль у наших ног, и мы ее сметем. Вот если эти принципы молодежь возьмет на вооружение, она победит, и путь к победе не будет продолжаться сто лет. Вот эта революция в понимании, революция отказа — она будет длиться пять лет, и на пятом году вся жизнь страны изменится. Все держится на том, что люди еще волокутся за этими дорогими машинами, за этими «Бриони»... Но уже устали волочься. Это — русские. Они двадцать лет протанцевали этот танец, они его спародировали, они, конечно, стебутся, это уже гротеск полный... Это — войду я «не в протестантский прибранный рай, а туда, где разбойник и мытарь и блудница крикнут: вставай!». Это русские, они остались тем, кто они есть, ядро не повреждено. Всё! У меня есть активистка в городе Свердловске. Она зарабатывает сейчас тем, что моет полы и окна, а до этого работала архитектором. Я спрашиваю, — а что так? А она говорит: «Шеф ко мне зашел и сказал: Алина, запомни, — архитектура это проститутская профессия, чего изволите». На следующий день, рассказывает она, я ушла с работы, и теперь я занимаюсь конструктивизмом 20 века и мою полы. Вот! (фиг, — авт.) он сделает из меня проститутку. Вот это «вот!» в массовом масштабе — это молодежный исход, молодежная революция ценностей. И она вполне сыграет главную роль. Я чувствую, что она начинается, ее надо только чуть-чуть подтолкнуть. В сущности, я свою миссию вижу именно в этом. А дальше все это само пойдет. Я говорю: ничего комфортного не обещаю, но счастье гарантирую».

Матери-оленихе дали по рогам...

Практически каждая «филиппика» Кургиняна или Проханова получала аплодисменты, иногда бурные, что свидетельствовало о том, что большинство зала хорошо их понимало и воспринимало. 20 с небольшим лет назад «журналистское сборище» вряд ли так сочувственно отнеслось бы к тому же Александру Проханову, — даже здесь, в Сибири, где плотность либеральных помоев на душу населения все же поменьше, чем в Москве. Совершенно своеобразный пафос Проханова был здесь очень уместен.


Александр Проханов: «В сегодняшнем мире происходит гигантская идеологическая схватка».

"По огромным регионам России ходят гигантские волны страдания, мучительного исчезновения, энтропии, — говорил писатель и журналист. — Смешиваются добро и зло, смешиваются все оттенки, все энергии, слипаются в один ком партии, культура, репутации. Эта страшная энтропия лишает огромный многострадальный народ каналов для исторического творчества, они затромбированы. Их тромбирует власть, но это не главное. Затромбированы внутренние, духовные каналы каждого из нас. Потому что после 91 года, когда разрушилась великая грандиозная Красная Родина, над Россией опустился туман, апатия, люди перестали понимать, для чего они существуют, в каких ценностях они пребывают, за что им нужно умирать, за что им нужно молиться. Отсюда — духовная тишина, уныние и смерть... Победить эту энтропию, победить этот чертов закон термодинамики, взорвать эту липкую, безразмерную, бесструктурную ситуацию, вспороть ее иногда провокацией, иногда молитвой, иногда какой-то экстравагантной идеей — задача журналистов... Этот форум чрезвычайно важен — и для Сибири, и для нашей журналистской профессии, и для меня, как гостя этого форума... В сегодняшнем мире происходит гигантская идеологическая схватка, захватывающая континенты, народы, культуры. Эта схватка идет и у нас в России. Никакого мирового консенсуса, компромисса быть не может. Мы живем в атмосфере беспощадной войны — войны идеологий, войны политик и войны танков. Я только что из Сирии, прилетел с Сирийской войны. Я вижу, как в Сирии схватились две огромные машины идеологические, и они сражаются, убивают друг друга и превращают цветущую еще вчера страну в обглоданный черный скелет пожарищ, руин... Журналистика — она участница этой войны, этой схватки. И каждая из сторон имеет своих журналистов, своих агентов, своих носителей вот этой — не корпоративной, а метафизической правды. И через журналистику и начинаются эти войны, они реализуются с начала в форме интеллектуальной, информационной, гуманитарной войны. Это уже потом приходят танки, летают штурмовики, крылатые ракеты. Я думаю, журналистика — это элемент войны. Не элемент созерцания, не элемент самовыражения. Хотим мы этого или и не хотим — журналисты они становятся либо на одну сторону, либо на другую...».

В Новосибирск прилетел еще один московский гость со своей арией. Это был Андрей Гуськов — председатель Всероссийского переселенческого движения, который хотел повернуть дискуссию в «конструктивное», как ему представлялось русло. Он рассказал о доктрине добровольного переселения в сельскую местность жителей мегаполисов, о том, что в Госдуме уже разрабатывается соответствующий закон, что ее даже и Путин как бы поддержал. Искал бескорыстной поддержки своей, наверное, полезной идее: заселить пустующие черноземы и пастбища людьми, которые хотели бы покинуть надоевшие им города, но сохранить при этом уровень городского комфорта. В связи с этим он заявил, что собирается задать тон в дискуссии о том, что такое журналистика — «девушка по вызову или мать-олениха». «Мы можем, — говорил он, — дать кусок хлеба, мяса и стакан чистой байкальской воды каждому пятому жителю планеты, а это полтора миллиарда человек!» Оратор хотел привлечь журналистов к бескорыстной пропаганде «амбициозного плана», который заключался в том, чтобы за 10 лет довести стоимость экспорта продовольствия из нашей страны до уровня стоимости сырьевого экспорта. Но дело даже не в этом космическом проекте — накормить еще один Китай, — а в выборе образа, которому должна соответствовать журналистика.


Андрей Гуськов: «Журналистика — это девушка по вызову или мать-олениха»?

Слово опять взял Александр Проханов.

«Моя доктрина, как я уже сказал, в том, что журналистика — это оружие. Не приятное времяпрепровождение, а оружие, иногда смертельное. Исходя из этой доктрины, пистолет Макарова — это «девушка по вызову» или «мать-олениха»? (смех в зале). Видит Бог, мой опыт говорит о том, что журналистика — это смертельно опасная работа. Идет схватка представлений о мире... Вот опыт моей газеты: мы создавались в период, когда Советский Союз рушился — столбы были подпилены, кровля трещала, весь советский истэблишмент был по существу антисоветским уже. Мы создали свою газету в момент, когда страна была практически обречена... И восстали, когда казалось, что историческая правда на стороне разрушителей, когда на стороне этой «исторической правды» выступал президент Горбачев и его сподвижник Яковлев, когда главные чины госбезопасности содействовали распаду Советского Союза, участвовали в создании «народных фронтов», и вся культура, советская культура, став в один момент либеральной, разрушала базовые основы государства. В этот период и появилась газета «День» (затем стала называться «Завтра», — авт.). Это было восстание почти безнадежное, восстание, обреченное на гибель, на смерть, но мы восстали... Наша редакция — это был какой-то табор людей, в котором выкраивалась новая журналистка, новое представление о журналистской миссии. Наши журналисты были на всех фронтах. Они были на фронтах в Карабахе, в Приднестровье, в Абхазии, потом — после 93 года — на двух чеченских войнах. Мы были на самом главном и страшном фронте, который проходил через Россию, прямо через центр Москвы в 93 году. Мы находились в непрерывном сражении. За нами охотились, за нами ходила наружка, нас били в подворотнях кастетами, нас покупали, нас блокировали, не давали возможности издаваться... Но у нас была энергия, у нас была звезда, которая светила перед нами. Мы вырвались из всего огромного журналистского сообщества, где делались карьеры, деньги, репутации... У нас была вот эта страсть, как у Лермонтова — «он знал одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть»... Сейчас ситуация изменилась — изменилась таинственным образом. В 93 году я с моими товарищами убегал из Москвы от преследователей. А теперь меня приглашают в Кремль... Произошли глубинные изменения внутренней сути нашего государства. Страна с одной стороны падает в пропасть, элита разрушается и разлагается, а с другой стороны Россия стремится восстановиться в новом качестве, (выработать) идеологию прорыва, восстановить свою сверхдержавную роль. И в этом контексте наша проповедь, которая звучала, как какое-то безумие 20 лет назад, она оказалась востребованной. Так кто мы? — «девушка по вызову» или «мать-олениха»?...

...и вбили осиновый кол в «цепного пса демократии»

Другой образ для журналистики предложила Регина Лочмеле, преподаватель журналистики из Латвии. «У нас в Латвии, — делилась она опытом, — для журналистики существует абсолютно четкий образ. Журналистика должна быть сторожевым псом демократии, стоять на страже ценностей, которые декларированы в конкретном обществе, по которым это общество живет, строит свой идеальный мир... Миссия журналистов — реально отражать действительность и общественное мнение, влиять на общественные процессы и само общество с целью их усовершенствования». Симпатичной Регине хватило обаяния и смелости спросить с Кургиняна: а по какому пути пойдет журналистика России, чтобы обеспечивать общественный контроль и в то же время качественно выполнять функцию сторожевого пса демократии?


Регина Лочмеле: «Журналистика — это цепной пес демократии»

Вопрос с подковыркой, как будто журналистика безвариантно «пес», а не олениха или другое что. Сергей Ервандович счел своим долгом ответить, потому что интересно же — для начала, — по какому пути пойдет прибалтийская журналистика в таком вопросе, как правда? И напомнил о стрельбе по людям во время митинга у вильнюсской телебашни в Литве в 1991-м году. Тогда погибли 13 человек, и в их убийстве были обвинены стянутые в город «русские десантники». Это было объявлено «преступлением советского режима», а за отрицание подобных преступлений в Литве садят в тюрьму, как за отрицание холокоста в Израиле. Давно известно, по словам Кургиняна, что расстреливали митинг с крыш домов люди, действовавшие в плотном контакте с Эйве — црушником литовского происхождения, американским гражданином. А «русские десантники» никого не убивали.

«Не может быть двух правд, — завелся мэтр. — Либо в 1991 году стреляли наши десантники, либо Эйве и прочие. Теперь обнаружено окончательно то, о чем я писал в „Московской правде“ еще тогда. С крыш стреляли под руководством Эйве. Почему журналисты Прибалтики молчат об этом на протяжении уже 22 лет, если ваша пресса такая объективная и честная? Прибалты или русские — это не имеет значения, — они должны получить правду? Тут не может быть двух позиций, это не вопрос идеологической войны. Либо на крыше сидели люди Эйве, либо русские десантники. Кто сидел на крыше? Если вам, как журналисту, докажут, что с крыш стреляли црушники, напечатаете ли вы это и в какой газете?»...
«Я спрашиваю, —
развивал наступление Кургинян, — если вам завтра объяснят, что врагом демократии является, например, Советской Союз и поэтому не надо говорить, что с крыш стреляли црушники, а надо сказать „советские“, то как будет действовать парадигма „сторожевой пес демократии“? Будет ли сказано, что стреляли црушники? Можно ли солгать во имя демократии?».

Не дав прямого ответа, Регина попыталась перевести разговор на другую тему. Однако мэтр продолжал доставать преподавателя журналистики:

«Я же имею право отреагировать на то, что вы говорите, хотя, возможно, я враг демократии, и сторожевой пес должен мне отказать. Но для начала меня надо выслушать. Я просто хочу поднять уровень дискуссии и сказать вам, что формула „сторожевой пес демократии“ — это бред! (аплодисменты). Это бред американских шавок, которые это повторяют. У демократии есть один отец — правда. Не может быть „сторожевого пса демократии“. Если Саддам Хусейн имел химическое оружие, надо сказать, что он его имел. Если он его не имел, то надо сказать, что Буш мерзавец, который налгал на Саддама Хусейна. Плохой Саддам Хусейн или нет, враг он демократии или нет... Поэтому давайте примем единую демократическую концепцию — концепцию правды. И похороним „сторожевого пса демократии“, вбив в него осиновый кол! (аплодисменты)».


Что называется, полный зал

Подключился к травле «сторожевого пса» и опытный волк Проханов, съевший не одну демократическую собаку.

«Сторожевой пес демократии» — прекрасная формула, — оценил он противника, приняв самоуничижительную личину. — Хотя я не очень осведомленный человек, я провинциал, живу в России, а это дикая страна, но мне кажется, что в Латвии довольно сильны профашистские тенденции. Эсэсовские организации там устраивают марши своих ветеранов. Вот их структуры, их пресса, их пропаганда — можно ли их действия расценить, как действия сторожевых псов демократии? И как соотносится, например, свастика с демократическими институтами?" (аплодисменты).

Регина и здесь не растерялась. Она рассказала о том, что русскоязычная пресса Латвии гораздо объективнее относится к латышам и вообще к чувствительным моментам второй мировой войны, которую в России все еще называют «Великой Отечественной». По ее мнению, из «российских сюжетов» следует, что все латыши — фашисты, и что по ним можно стрелять, не задумываясь. На самом деле сама она — наполовину русская, наполовину латышка, училась в русской школе, а родилась так вообще на Украине. И ей больно смотреть, как «чудесный латышский народ», который она всегда будет защищать, сталкивают предвзятыми «сюжетами» с народом русским. Разжигают, так сказать. Чего, мол, пристали к этим ветеранам второй мировой — «приезжайте и посмотрите, их там 20 человек выходит на марши, всем им уже по 80 лет, отсидели в лагерях» (советских, — авт.). И вообще — в Латвии нет «эсэсовских организаций». Регина даже подготовила большой доклад, провела исследовательскую работу на предмет того, что СМИ нередко тенденциозны, подгоняют факты под идеологическую концепцию. Она уверена: журналистика как сторожевой пес демократии и журналистика как выразитель правды и объективного отношения к реальности «не противоречат друг другу, а мирно сосуществуют»...

Кургинян не согласился:

«Этого не может быть, Регина — просто по определению этого не может быть, и спасибо вам за замечательный диалог»...

Не знаю, поймет ли учительница журналистики, что имелось в виду. Но я, как и многие здесь, в России, не могут не видеть, что по всему периметру бывшего СССР поднял голову густопсовый фашизм — что в Грузии, что в Прибалтике, что на Украине, что в Молдавии... А на смену советскому «режиму» неумолимо приходит фашистская «демократия». Не знаю, почему вполне образованная латвийка считает, будто мы в нашей «деревне», плохо осведомлены... Вот она вам — информационная война, прямо тут, на конференции.

Часть вторая

1 апреля в Новосибирске завершилась большая конференция работников СМИ «Журналистика — категория нравственная», которая проходила в рамках ежегодной международной ярмарки «СибРеклама. Полиграфинтер Сибирь. СибПресса». На нее съехались работники слова не только со всей Сибири, но и из нескольких республик бывшего СССР. Как я уже писал в первой части отчета об этой конференции, 26 марта в ней приняли участие Сергей Кургинян (лидер движения «Суть времени», главный редактор одноименной газеты и журнала «Россия — 21-й век») и Александр Проханов (известнейший писатель и главный редактор газеты «Завтра»).

Разговор с участием едва ли не самых ярких бойцов нынешних медиабаталий (зал их сразу окрестил «мэтрами») представляется мне принципиально важным для журналистского сообщества, которое, по мнению Кургиняна, находится на развилке, в точке бифуркации. Речь шла ни много ни мало о судьбе страны, которая зависит от того, куда повернет это сообщество. Либо в сторону деградации, либо в сторону правды и достоверности.

Ложь и демократия

Мэтры говорили о проблематике «правды факта». Сергей Кургинян, в частности, сделал упор на такой прием массовой демократической лжи, как «разрезание цитат».

«Есть книга, на которой рукой Иосифа Виссарионовича Сталина написан некий текст, — говорил он. — Этот текст цитируют, при этом разрезают его пополам и вторую половину не цитируют. И половина является глупостью, а полный текст — весьма талантливым высказыванием... Правда звучит так: «Эта штука посильнее, чем „Фауст“ Гете — любовь побеждает смерть». «Любовь побеждает смерть» они убирают, и получается, что произведение Горького «Девушка и смерть» сильнее, чем «Фауст» Гете. Полная фраза — это фраза православного мистика, в ней есть глубокий смысл... Кастрированная цитата — это преступление перед правдой. Оно делается во имя того, чтобы победила «десталинизация». Что в итоге побеждает? В итоге гибнет страна, никто не побеждает, потому что в основе должна быть правда... Когда Мукусев берет высказывание простой, нормальной, незащищенной женщины, которая выступает в телевизионной передаче и говорит «у нас в Советском Союзе нет секса, есть любовь», когда он урезает «есть любовь» и женщина мечется по стране и просит, чтобы ее репутацию восстановили и дали ее полную фразу, а Мукусев усмехается и говорит, что для победы его концепции ему нужно, чтобы фраза была усечена, то что делает этот журналист? Он совершает кощунство, подлость по отношению к этой женщине ни в чем не повинной, которую подняли на смех. Вы поставьте себя на ее место... Величайший психолог и сексопатолог мира Франкл рассказывал, как он быстро заработал свои деньги, когда лечил американские сексопаталогии. Приходит, говорит, ко мне больной, у него отношения с женщинами не ладятся, и он считает, что я буду его лечить, как Фрейд, А я спрашиваю: а кем ты занимаешься? Он — конечно, собой. Тот — займись женщиной. Больной приходит через два дня и сообщает: у меня с сексом все в порядке. Франкл, поэтому, говорит, что «вся теория американского секса уничтожила любовь». Я вам цитирую фразу гения 20 века, высшего специалиста. Любовь — либо занятие другим, и тогда все в порядке, либо секс — то есть занятие собой. Американцы извратили любовь и секс. Это говорит еврей, который сидел в Освенциме и выжил в нем, гений мировой...Значит, он говорит фактически то же, что и эта женщина: «у нас нету секса, у нас есть любовь». Женщина сказала умную вещь, и эта умная вещь была разрезана пополам, женщина была подвергнута поношению на 20 лет, и до сих пор ее позорят. Это журналист или это подонок? А этот человек, который фразу Сталина разрезал пополам и выдает ее за правду — это историк? ...»

В свою очередь Александр Проханов, только что вернувшийся из Сирии и говоривший о схватке идеологий в нынешнем мире, выдвинул тезис о том, что единой универсальной правды нет. Существуют, с его точки зрения, разные правды, за каждую из которых люди готовы жертвовать жизнью.

2
Александр Проханов: «Правда — это та правда, из-за которой люди могут жертвовать жизнью».

«Хемингуэй приехал на фронт, в Испанию, как носитель западного, антифашистского, либерального проекта, — напомнил он об известном факте из биографии писателя. — И у него, конечно, была своя правда. Но я не думаю, что наши коминтерновцы, умирая на улицах Мадрида, исповедовали ту же правду, что и Хемингуэй. Это была другая — красная правда. А сегодняшняя Сирия? Это огромный ком мусульманских радикалов, которые собрались со всего белого света... Они обвешиваются поясами шахида, и у них одно желание — умереть на поле боя, из какой-нибудь сирийской деревни вознестись на небеса. У одного пленного шахида, в его поясе, нашли дорогое женское белье и спросили его: зачем оно тебе? Он говорит: когда попаду в рай, гуриям хочу подарить... Я думаю, правда — это та правда, из-за которой люди могут жертвовать жизнью. Патриот это кто? Это тот, кто готов жертвовать жизнью за Россию... Я как участник непрерывных информационных войн всегда говорил моим товарищам: нам не нужна правда, нам нужна победа...»

Империя и правда

На конференции нашелся охотник «повозражать». Им оказался Григорис Зубаревс, тележурналист из Латвии, ведущий программы «За кадром» на 1-м Балтийском канале. Вряд ли бы кто-то стал интересоваться, почему его имя и фамилия заканчиваются на «с», но он сам решил объяснить.

«Так написано у меня в паспорте, — сообщил он, — а вообще-то я русский, и зовут меня Григорий Зубарев. Это по моему желанию у меня написано Григорис Зубаревс. Потому что я себя отождествляю со своей Родиной. А моя Родина — Латвия, я патриот Латвии... Я мог бы написать в своем паспорте Григорий Зубарев и более того — указать свое отчество, — но я этого не сделал. Здесь я в восприятии многих, наверное, плохой русский. Но какой уж есть... Я четко понял, друзья, что вашу страну никто никогда не победит. Господин Проханов утверждает: „правда ничто, победа все“. А господин Кургинян, приведя фантастические примеры, когда правда ничто, а победа все, назвал людей, стоящих на такой позиции, мерзавцами. Вместе с тем они признаются в любви друг к другу, оба вещали о том, что Россия вновь станет империей. Берлускони сделает новую Римскую империю, кто-то сделает великую русскую империю — нормально всё, здорово... И чем тогда вам не нравится тезис о том, что журналистика — это сторожевой пес демократии? Ведь вы представьте — выбивается на нашу арену пес Проханова, потом пес Кургиняна, эти два пса изливаются в любви друг к другу и делают великую псовую империю... Демократию надо охранять. Пока есть нападающие на нее... Мы в Латвии у себя демократию, как можем, охраняем...».


Григорис Зубаревс: «Здесь я в восприятии многих, наверное, плохой русский. Но какой уж есть».

Вызов, брошенный мэтрам, не остался без ответа.

«Меня зовут Александриус, а имя мое Проханиус (смех, аплодисменты), — не без иронии начал свою отповедь Александр Андреевич. — Может быть, слишком эпатажно прозвучала моя формула — „мне не нужна правда, мне нужна победа“, и это поддается неверной интерпретации, если мы говорим о примате факта как правды. Но есть мировоззрение, которое охватывает жизнь континентов, целых исторических эпох... Например, советское красное мировоззрение, которое господствовало в мире на протяжении всего 20 века. Я думаю, что мировоззрение — это гигантский факт исторической жизни человечества. .. И когда я говорю, что в мире идет схватка идеологий, я говорю, что идет схватка вот этих метафизических фактов. Вы — сторонники демократии, и это прекрасно... Но для меня демократия не является чем-то основным. Я не демократ. И для жителей современного Ирана демократия не является абсолютной ценностью. Есть другие формы, есть другое мировоззрение. Мне страшно, когда демократия, считающая себя абсолютной религией, абсолютно задуманной изначально формой бытия, посылает штурмовики для истребления другой формы сознания, другого факта... И я сражался вот с этой доминантой других мировоззрений. Я повторяю — мне, когда я сражаюсь с демократией как с фактом, наплевать на эту правду, мне важна моя победа над вами. Прошу меня вот так понимать. Всегда ваш Александриус Проханиус (смех, аплодисменты)».

Сергей Кургинян подхватывает волну:

«Меня зовут Кургиняниус (смех в зале), хотел про Проханова сказать... Как бы ему ни нравилось говорить, что его не правда волнует, а что-то еще, он ни разу не лгал. И никогда никакие высказывания, как Мукусев, не обрезал, никакую женщину на позор не выставлял. Он говорит совершенно о другом: должно ли быть беспристрастие, или любовь выше любой правды?... Если он не беспристрастен, это не значит, что он лжив. Второе: у меня есть такой друг в Латвии — Татьяна Жданок. Она математик, укоренена в Латвии, могла бы очень много иметь. Но единственное, из-за чего она пожертвовала своей карьерой, — она не захотела быть Татьяниус Ждановикус,.. Она стала депутатом Европарламента. Она под этот каток не легла. И в этом смысле вопрос стойкости — это тоже вопрос журналистской правды (аплодисменты). Если ее нет, — тебя уже нет. А дальше тебя уже покупают — сначала по пятьсот долларов, а потом по пять центов. Это обязательная эволюция падения...»

Не знаю, как отнесся к такой эскападе провинциальный латышский телестрелок, но в любом случае нарвался он сам. A la guerre com a la guerre. Скажем ему, однако, спасибо — он помог высветить мысль о том, что не простая эта категория — правда. И любовь нужна («небеспристрастность»), и мировоззрение... Без целостного, «объемного» восприятия факта нет правды у журналиста, — я бы так сказал. Как выразился на конференции Юрий Бялый, заместитель главного редактора журнала «Россия — 21-й век», нужна не «только правда», а «вся правда».


Юрий Бялый: «Нужна не „только правда“, а вся правда»

Интернет и журналистика: кто кого?

Один из выступавших сформулировал вопрос, который касается выживания журналистики как таковой, учитывая возможности интернета.

«Я считаю, что у нас, — говорил он, — наблюдается упадок так называемых классических СМИ. Тиражи газет все меньше и меньше. В то же время даже непрофессиональные журналисты, которые печатаются в блогах, имеют большие рейтинги, их читают, их цитируют. Происходит замещение журналистов. Должно ли как-то журналистское сообщество ответить на этот вызов?»

Вопрос, что называется, в яблочко. Но и ответ был тоже в яблочко. Дал его Сергей Кургинян.

«СМИ выживут только в том случае, — говорил он, — если на них будет стоять знак качества... Мы понимаем, что на том, что есть в интернете, не стоит знака качества. И если классические СМИ уподобляются интернету, то тогда они оказываются заведомо на три порядка хуже него. Они все равно недостаточно резкие, недостаточно компактные. Они начинают вымирать. „Классика“ может существовать только тогда, когда она задает очень высокую планку, и общество хочет этой планки. Вторая часть проблемы — это текст. Если мы потеряем текст, и возникнет клип, то мы, по большому счету, потеряем очень много, мы человека потеряем. Интернет имеет свое место в процессе. Это блестящее, важное и опасное средство. Но если СМИ поползут по качеству вслед за интернетом, интернет их поглотит. И журналистов тоже. Не будет разницы между человеком, который пишет все, что угодно, и человеком, который получил профессию, умеет расследовать и так далее... Если этот релятивизм возобладает, то в обществе возникнет каша, а СМИ не будет, и профессии журналистской не будет. Поэтому я адресуюсь здесь ко всему журналистскому цеху с тем, что наш общий корпоративный интерес защитить эту иерархию. А это требует этики и всего остального (аплодисменты)...»

Сергей Ервандович обратил внимание и еще на один ресурс, благодаря которому за журналистикой, умеющей создавать качественный контент, — будущее.

«Мы подписали все соглашения по „digital“ (цифровое вещание, -авт.), и этот „digital“ через три года будет, — утверждает он. — Будет цифровое телевидение, значит, будет 200-300-500 каналов. Чем они будут их заполнять? Если сегодня хозяином СМИ является владелец тяжелой инфраструктуры — типографий и телевизионных башен, то уже через пять лет хозяином будет владелец контента. Меняется взаимоотношение между ценой контента и ценой инфраструктуры... Будущее за журналистом, а не за работодателем. Потому что сегодня журналист еще сильно связан с дорогой инфраструктурой, а через пять лет работодатель за ним будет гоняться. Нет контента!»...


Сергей Кургинян: «СМИ выживут только в том случае, если на них будет стоять знак качества».

«Исправить поломку в сфере любви»

И, наконец, главная, на мой взгляд, мысль, которая прозвучала на конференции. К ней стягивается вся дискуссия.

«Почему все проваливается, — задается вопросом Сергей Кургинян. — В том числе корпорация журналистская? Потому что где-то все сломалось после краха Советского Союза. В сфере высокой любви, в сфере высших смыслов. Оно когда сломалось — начало ломаться следом за ним что? Идеалы. Нет идеалов — нет стратегических целей. Не может быть „длинных“ стратегических целей у человека без идеалов. Нет стратегических целей — нет ценностей. Нет ценностей — нет норм. Нет норм — нет смыслов. Нет всех этих норм и смыслов — нет значений... Гумилев говорил: „дурно пахнут мертвые слова“. Нет значений — нет языка как средства коммуникации. Нет языка — нет коммуникаций... Беда в том, что Россия сегодня оказалась безсубъектной, потому что там, наверху сломалось, а когда наверху сломалось — оно идет донизу. И единственная возможность это преодолеть — это излечить поломку наверху. Мы должны научиться любить».

Как это — «научиться любить» применительно к журналистике?

«Первый уровень — факты, говорит Кургинян. — Факты всегда должны быть точные. Почему читают отдел расследований газеты «Завтра»? Потому что там есть факты. Это всем нужно. И враги читают, и Госдеп читает. За фактами идут интерпретации... Конфликт интерпретаций всегда существует. Но это же не право на ломку фактов. Дальше есть высшее понятие — любовь. Мы любим Родину? — да?.. И в той мере, в какой мы любим, мы через эту любовь с соответствующим уровнем мировоззрения идем к интерпретации и к фактам. Но мы не будем лгать по поводу фактов. Потому что потеряем доверие. Как только пресса потеряет доверие, она потеряет место на рынке. Капитализация падает — мели-мели Емеля, твоя неделя... Потерять доверие может только сумасшедший. Он один раз его потерял — всё! Потому что в глазах людей важна реальность, важна точность... Этот процесс — люмпенизации журналистики — стремительно происходит. Но часть ее будет бороться за свое место. И когда она будет бороться, она должна знать: у нее на руках все карты. Все! Роль контента в 21 веке усиливается, значение компетенции никуда не падает, значение репутации — осталось, классика — осталась. Достаточно объединиться, наметить правильную стратегию, и все будут отдыхать. Но никто не хочет — все по мелкой играют! На вот этих люмпенских рынках... Это развилка. Мы все стоим перед этой точкой бифуркации. Как сословие, как группа, и важно — куда мы пойдем, направо или налево. И это судьба каждого журналиста, судьба всего нашего сословия. А поскольку мы отвечаем за сознание общества, то это еще и судьба общества, а значит, судьба страны, которую мы любим. Я не хочу, чтобы страну сводили с ума — в какую угодно сторону. Я хочу, чтобы ее вылечили, а не окончательно загадили полной ерундой, по любому поводу! Цена вопроса в конечном итоге — наш народ. И в руки людям, которые его обыдливают и превращают в безумца, мы страну не отдадим. Поэтому будет новая пресса, и будут новые СМИ, и я призываю смело их формировать, идти на любые издержки, потому что в противном случае навернется всё...»