виртуальный клуб Суть времени

10 февраля в пресс-центре ГТРК-Новосибирск «Встречи на Вертковской» состоялась пресс-конференция Новосибирского областного регионального отделения Общероссийской общественной организации защиты семьи «Родительское всероссийское сопротивление» (РВС). Статьи и сюжеты в СМИ выйдут позже, а видеозапись двух прямых включений на канал «Россия 24» и полная аудиозапись мероприятия выложены на сайт nsktv.

На пресс-конференции представители РВС подняли перед общественностью несколько важных проблем, которые удалось выявить в последнее время, рассказали о своих последних результатах в деле защиты семьи.

О формах работы организации, которой накануне исполнился год, рассказала секретарь Областного отделения РВС Марина Вдовик. Это, в первую очередь, полемические публикации, аналитические обзоры (на сайте РВС сейчас еженедельно выходит больше десятка статей), семинары для родителей, просветительская работа со школами. Это участие в обсуждении областных и муниципальных стратегий действий в интересах детей, законодательная работа (законопроект РВС получил высокую оценку экспертов и рассматривается в Комитете Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей). И, конечно, это помощь конкретным семьям, которые к нам обращаются в острых случаях, когда целостность семьи подвергается угрозе со стороны социальных служб. Именно этот живой опыт позволяет выявить и прочувствовать системные проблемы, грамотно сформулировать предложения, страхует всю просветительскую работу от отвлечённой митинговщины.

Открытый штаб ОблРВС собирается еженедельно, в 14.00 в офисе «Сути времени» (ул. Фабричная, 17, к.6).

Как работает РВС в случаях нарушения прав семьи, рассказал член Облсовета РВС Николай Кутявин.

Наше грозное название говорит о сопротивлении известным стратегиям, но в конкретных отношениях мы вполне мирные люди. Когда начинаем разбирать проблему обратившихся людей, наша задача не в том, чтобы придраться к нарушениям закона со стороны опеки и кого-то наказать. Нарушения всегда можно найти — опека редко работает строго, а отчасти и вынуждена работать по наитию (некоторые служащие опеки признаются, что сами не рады, что не хватает строгих регламентов). Но в законах, правилах, постановлениях Верховного суда есть и такое требование — нужно сначала сделать всё, чтобы сохранить семью. И здесь практически всегда есть пространство для манёвра. Мы приходим и по принципу «один ум хорошо, а два лучше» находим какой-то вариант сохранения семьи, который опека без нас найти не смогла. Находим в том числе потому, что имеем некоторый специфический общественный ресурс (включая и журналистские методы). Одновременно обычно находится и юридически корректный способ как, не подставляя опеку, найти законный метод откатить ситуацию назад и семью восстановить. Такая работа в итоге обычно приносит удовлетворение всем сторонам, включая и самих социальных работников.

Фактически это означает, что по каждой ситуации возникает такой неформальный «штаб», или «совет», или «консилиум», состоящий из гос.служащих и нас, общественников, не связанных с государством грантовой или должностной зависимостью. Это такой хороший опыт — «государственно-общественный совет», который, мы думаем, надо как-то закрепить организационно, и примеры этому в других городах есть.

Например, в таком стиле была решена ситуация в одном из райцентров Новосибирской области: женщине удалось вернуть четырёх детей, попутно, в залог прочности ситуации, сумев наладить испорченные отношения между ней и соц.работниками.

Но, конечно, бывают и острые ситуации, когда с органами РВС не сотрудничают, исходя из каких-то то ли амбиций, то ли интересов — и тогда нам приходится официально обращаться к должностным лицам, в прокуратуру, в суд, и — как «высшая мера социальной защиты» — в медиапространство. Сейчас, к сожалению, у нас есть одна такая острая ситуация, когда наш мирный план отвергнут, опека ведёт с женщиной войну за пределами всякой необходимости. Но мы не теряем надежды вернуть обсуждение проблемы в мирное русло.

Конкретные примеры работы с пострадавшими семьями привёл председатель Облсовета РВС Александр Коваленин, рассказав несколько историй — из тех, которые мы не делали «громкими» (трёх из них мы уже касались в нашем блоге).

1. Летом к нам обратилась женщина, которая не могла забрать из детских учреждений своих четверых детей. Она обивала пороги опеки в своём районе, ей не давали разрешения забрать детей, требуя каких-то справок и заключений. (Это само по себе дико — почему она, не лишённая родительских прав, должна была собирать справки. Такая система — чистая самодеятельность социальных служб.) А пока она добивалась разрешения, именно за то, что она не забрала детей (это формулировалось «отказалась забрать»), отделы опеки тех районов, в которых находились дети, готовились лишить её родительских прав! Одну дочь уже даже отдали в замещающую семью. В результате работы все недоразумения выяснились, иск о лишении был отозван, детей вернули маме. А начиналась история с доноса соседки о том, что дети без мамы, в то время как мама, не найдя работы в своём райцентре, уезжала на заработки в город.

2. История Надежды также началась с доноса из её бывшего окружения. В доме появилась инспектор полиции и начала придираться к обстановке. Дочь без всяких законных процедур отобрали, поместили в больницу. Наше срочное обращение в прокуратуру и главврачу — и дочь вернули. Но инспектор уже дала ход делу. В итоге — административное предупреждение и иск о лишении родительских прав. В результате нашей работы иск отозван, предупреждение отменено судом.

3. Осенью к нам обратился отец, который был ограничен в родительских правах и не мог добиться восстановления, чтобы забрать из детдома родного сына. В начале этой, уже давней истории — донос сердобольного родственника (потом жалевшего об этом), затем типично грубое изъятие двух детей — родного сына и сводной дочери. Потом — попытки вернуть сына через суд, который не видел оснований пересматривать дело. Представитель отца сумел грамотно подать заявление, и дело было рассмотрено. В суде все, включая представителей опеки и детдома, были единодушны, мальчик вернётся к отцу. Но неснятые обвинения мешают вернуть ещё и девочку.

4. Зимой к нам обратилась Наталья, которая воспитывала мальчика на правах опекуна с 5-месячного возраста до 5-летнего. Фактически это была настоящая семья, но юридически положение опекуна бесправное. Донос — рейд по обследованию детей — отобрание ребёнка, как обычно, без непосредственной угрозы жизни и здоровью, без соблюдения должных процедур. Отстранение от опекунства.

Последнее дело вылилось в принципиальную дискуссию с опекой.

Во-первых, потому что поводом явилось физическое наказание ребёнка. После этого все — очень положительные! — характеристики развития мальчика для опеки потеряли значимость. Наказание всё перевесило. Это принципиальный момент, чисто «ювенальный».

Во-вторых, о понимании интересов ребёнка. «Мы защищаем ребёнка, а вы почему-то мать». И мы не успеваем объяснить, что защищаем не мать (с ней у нас может быть свой строгий разговор), а семью — живую связь между любящими людьми. Как, между прочим, написано в «Основных направлениях государственной семейной политики» — «Объектом государственной семейной политики является семья». Мать и ребёнок любят друг друга — это в данном случае очевидно, и их союз нельзя не защищать.

Пока нам удалось только защититься от передачи ребёнка чужим людям (о чём уже заговорила было опека), передав его под родственную опеку в другой город. И то не без приключений, благодаря помощи администрации. Остальное пока сложно. Но мы не теряем надежды на то, что предложенный нами мирный план будет рассмотрен, и поэтому пока не называем имён и мест, где происходит эта «дискуссия».

Все эти случаи имеют некоторые общие черты, что позволило участникам пресс-конференции говорить о явлениях, которые требуют привлечения внимания общества.

1. Доносы — общая черта всех случаев, без исключения.

Во-первых, это доносы системные — в рамках «межведомственного взаимодействия». Родители жалуются, например, что если ребёнка приводят в детскую поликлинику с бытовым ушибом или ожогом, то через три дня в доме появляется участковый полиции. Каким документом регламентируется такое поведение врача в нашей области — мы просим помочь выяснить. Стоит обратить внимание руководства области на положительный опыт решения этого вопроса в Москве — приказом Минздрава столицы перечень случаев, в которых следует сообщать в органы, сокращён до действительно тяжёлых случаев, типа огнестрела или химического поражения. По пустякам участковых теперь не отвлекают. После пресс-конференции мы с радостью узнали, что темой «медицинских доносов», которую мы поднимали ранее (см. аудиодорожку эфира 10.10.2013 после 35 минуты), уже занялись новосибирские журналисты.

Во-вторых, это доносы доброжелателей, которые уверены, что государство поможет. Часто они потом жалеют, когда видят, что получилось.

В-третьих, отмечаются уже и случаи доносов недоброжелателей, использующих опеку как своеобразный репрессивный аппарат, «ремень для взрослых». Система профилактики в том виде, в котором она сейчас разворачивается — прекрасная почва для такой деятельности.

2. Процедура работы системы профилактики — острейший вопрос. Именно в ходе рейда этой системы, как мы не сразу узнали, у Натальи был отобран ребёнок. «Отобрание» — это квалификация деяния прокуратурой. Сама же опека, сознавая, что в таком случае она нарушила всё, что можно, оправдывается: «мы не отобрали, мы просто провели рейд». Что это за рейды, которые заканчиваются «рейдерскими захватами» детей? Нам не сразу удалось выяснить, какие службы этим у нас занимаются, и до сих пор остаётся неясным — на каком юридическом основании социальная служба получила полномочия проводить «обследования семей», которых нет даже у полиции?

Мы достоверно знаем, что регламента межведомственного взаимодействия в области нет — он ещё разрабатывается, чтобы войти в силу в 2015 году, вместе с Законом об основах социального обслуживания граждан. По этому закону органы опеки будут обязаны обследовать семьи «для профилактики» (что вызвало в декабре наши протесты). (Хотя это не значит, что они не должны будут соблюдать другие законы, по которым гражданин не обязан их пускать к себе в дом, то есть закон добавит в обществе напряжённости).

Но, хотя регламента ещё нет, закон ещё не вступил в силу, а рейды уже проводятся. На сайте КЦСОН Центрального района такие рейды не только не скрывают, о них рапортуют. В одной новости сообщается, как «участники мобильной бригады посетили 7 семей „группы риска“ с целью контроля социального климата в семье». Из другой видно, что обследуют не только тех, кто на учёте, но и просто, значит, по «сигналам». При этом ссылаются на загадочную «операцию Семья». Как видно из приказа по школам, которым (см. п.3) от педагогов требуется собрать сведения о семье, операция имеет статус пись­ма Глав­ной ко­мис­сии по де­лам несо­вер­шен­но­лет­них. Что ещё в нём содержится? Не превышает ли комиссия своих полномочий? Почему пожелания этой комиссии принимаются к исполнению другими ведомствами?

Эти вопросы мы уже задали прокуратуре, приглашаем и коллег-журналистов помочь нам их выяснить.

3. Наказание как преступление. С ещё одним явлением, на которое мы считаем нужным обратить внимание, мы также столкнулись в конкретном деле в Новосибирске. В январе в разных городах страны мы зафиксировали публикации о том, что родителей привлекают за лёгкие телесные наказания по уголовной статье 116. Вот, например, заметка из Волгограда. «в дежурную часть отдела полиции поступил телефонный звонок от 17-летнего волгоградца. ...В семье произошел очередной конфликт по поводу нежелания парня учиться. Возбуждено уголовное дело по признакам состава преступления, предусмотренного частью 1 статьи 116 УК РФ „Побои“». У нас нет статистики, но старые адвокаты, когда об этом слышат, хватаются за голову — «такого раньше не было».

Подчеркнём — речь не об истязаниях детей; а о том, что не вызывает расстройства здоровья, а только служит у большинства родителей ситуативным средством быстро пресечь неправильное поведение — шлепки, подзатыльники, таскания за уши. Да если и о наказании ремнём — конечно, чаще всего это не лучший педагогический метод, иногда даже прямое правонарушение, но если это считать уголовным преступлением, то большинство наших родителей — непойманные преступники.

Что это — ювенальный тренд или снижение правовой культуры обвинения? Похоже (по крайней мере, по нашему случаю), это слом правовой культуры под давлением ювенального тренда. То есть когда дознание не хочет возбуждать дело, не видя состава преступления, а прокурор заставляет.

В чём правовая суть проблемы, то есть почему уголовная статья 116 без явной натяжки не подходит под родительские воспитательные воздействия, можно популярно объяснить одной иллюстрацией. Вот что вынужден писать (и действительно пишет!) дознаватель, чтобы имея одни лишь формальные признаки преступления (физическую боль) натянуть дело на полноценный состав преступления:

«Такого-то числа в вечернее время — точное время установить не представилось возможным — обвиняемая находилась в квартире такой-то, где также находился малолетний ребёнок. В это время на почве личных неприязненных отношений, у обвиняемой возник преступный умысел на нанесение побоев ребёнку, причинивших физическую боль.
В то же время и в том же месте, обвиняемая, реализуя сформировавшийся у нее преступный умысел, направленный на нанесение телесных повреждений ребёнку, причинивших физическую боль, действуя умышленно, последовательно и целенаправленно, осознавая общественную опасность и противоправность своих действий, предвидя возможность наступления общественно опасных последствий, в виде причинения физической боли и желая их наступления, подошла к ребёнку и имеющимся у нее ремнем нанесла ему не меньше 3 ударов по телу, причинив последнему сильную физическую боль».

Этот образец обвинительного текста потому и воспринимается как гротеск, что каждый, кто шлёпал или кого шлёпали, знает, что в этом обвинении всё неправда, на деле всё происходит не так! Ничего общего с хулиганской дракой или другим неприязненным выяснением отношений в родительском воздействии нет. То есть налицо проблема, которую придётся поднимать и на уровне здравого смысла, и на уровне теоретико-правовой дискуссии; и в судах, и в СМИ.

4. Но самый главный вопрос, который был поднят на пресс-конференции — системно-политический. Как получилось, что серьёзные изменения фундаментальных понятий общества, подходы к политике в важнейшей для общества сфере — семье — проводятся в обход демократической системы? Уже много лет государственных служащих обучают на семинарах, проводимых по разработанным частными фондами программам, часто прямо иностранцами. И содержание этих программ не обсуждается заранее — не только с народом, но и с представительной властью!

Наши местные примеры — областная и городская стратегии действий в интересах детей обсуждались и принимались не депутатами, а исполнительной властью (хотя, во втором случае, и с участием общественности).

Предлагаем вместе подумать, какие механизмы для этого можно предложить. Как взять под контроль все нововведения в сфере детства, как защитить страну, свою область и город, от всего, что не диктуется ни законами, ни традициями общества? По-видимому, это станет реальным, когда в дело включаться широкие массы родителей. Необходимо сразу и обстоятельно обсуждать всё, что происходит в этой сфере — в школах, в детсадах, в отношениях с социальными службами.

Информацию можно присылать в нашу группу вКонтакте (если надо — в личку ведущему группы). Она будет обсуждаться на заседаниях штаба РВС, в том числе на его открытых заседаниях по воскресеньям.