виртуальный клуб Суть времени

ТВ «СВ - ДНР», Выпуск 108 from ECC TV.
Youtube
 

Петр: Меня зовут Петр, я житель города Макеевки.

Корр.: Расскажи, Петр, интересно твое мнение как жителя Макеевки и жителя вообще Донецкой области, что сейчас происходит, на твой взгляд, вот у вас. Что это за война? Гражданская это война или это передел сфер влияния каких-то бизнес кланов? Или это война с фашизмом? Что происходит, как ты считаешь?

Петр: Что эта война началась задолго или, правильно сказать, гораздо раньше, чем появился Майдан и прочие проявления массовых протестов. До этого времени, живя в районе Макеевки, занимаясь своим делом... Я — водитель погрузчика, занимался погрузкой угля. И семья, которая правила этим регионом и страной, централизовала все направления угольной промышленности конкретно. И люди остались без работы. То есть полгода уже абсолютно не было никакой работы по той сфере деятельности, по которой я занимался. И это время людям, таким же, как и я, приходилось выживать.

После того, как произошли перемены, там, власти, когда скинули власть Януковича и его семьи, новая власть не сделала того, чтобы этих беспорядков и той войны, которая сейчас идет, чтобы ее не было. Они не сделали этого ничего. Для того чтобы сегодня люди шли в ополчение, украинская власть делает все... ополчались и шли защищать свою семью. И самая большая война — это информационная, которая идет сегодня против нашего региона, против людей, которых называют «террористами». Эти люди на самом деле сегодня делают все, чтобы выжить. И эту ситуацию допустила украинская власть. Когда я слышу возгласы «слава Украине», то я считаю, что там героев нет, просто их нет.

Если вернуться немножко назад, в нашем регионе очень много было, так скажем, мутных милиционеров, полковников, которые носили часы по 100 тысяч долларов, ездили на работу на «бентли» и на все, скажем, правила и нормы плевали. Сегодня этих людей здесь нет, и эти вещи, которые здесь происходят, они связаны напрямую с тем беспределом, который они творили.

Поэтому просто немножко жизнь поменялась, поменялись игроки, а в остальном все осталось по-прежнему. И сегодняшняя война, она идет, игнорируя все моральные принципы. Идут артиллерией, страдают по большей мере мирные жители. Разрушаются их дома и места работы, останавливаются предприятия, и скоро от нашего региона уже не останется ничего. Если не будет каких-то резких глобальных перемен, то наш регион — и все жилые сектора, и вся инфраструктура — будут разрушены полностью.

Корр.: Они же говорят, что они воюют, там, с террористами, а вот просто мало кто знает про то, какие объекты инфраструктуры разрушаются, что они делают на самом деле. Ты, как местный житель, тебе же оно, наверное, виднее. Можешь что-то рассказать об этом?

Петр: Да, могу рассказать об этом. Вот, например, есть у нас такие предприятия, как ЯКХЗ. Это предприятие уже... это — Коксохим Ясиноватский, на который свозят уголь с нашего региона и коксующуюся группу углей превращает в кокс. Это предприятие уже на грани остановки. Они там остаются только поддерживать, чтобы не затушить печи и надеяться на лучшее. То есть это предприятие уже на грани закрытия. Это — один из гигантов нашего региона. Потом в дальнейшем предприятия вроде шахты (неразборчиво) Глубокая. Это предприятие уже сократило добычу угля до минимума, и предприятие на грани остановки. Скоро у людей не будет работы уже. Люди, несмотря на то, что идет война, оставили самых необходимых, все равно хоть одна работа работает. Но эти предприятия уже на грани остановки.

И магазины закрываются, отрезают поставку товаров. И сегодня, сегодня в нашем регионе, я не знаю точно, какие там есть цели, потому что я этого знать не могу. Но есть такое предположение, что хотят, чтобы у нас не было ничего: не было продуктов питания, не было работы у людей, чтобы продолжать этот хаос, который есть сейчас. Со стороны ополчения я понимаю, что они делают все, чтобы был порядок, то есть какой бы он ни был, но порядок. Всего там они не успевают, потому что надо и воевать, и защищать границы, защищать, отбивать кольцо, которое сужается.

И в этом регионе люди сегодня могут либо выехать, либо приспосабливаться. Тем людям, которым некуда выехать, они будут только приспосабливаться, но они находятся всегда в опасности, что сегодня или завтра их дом разбомбят. Что сегодня или завтра.... сегодня или завтра к ним в дом придут люди или к ним прилетит новый снаряд. Или скоро не будет детям медикаментов, так как люди все зависимы, ну не все, но многие зависимы... гипертоники и так далее и тому подобное. Мои родители отсюда не выезжают. И уже достаточно проблематичны те необходимые медицинские препараты, от которых зависит, например, моя мама. То есть эти вещи уже реальные, они... с каждым днем ухудшается момент поставки. Это касается всех направлений. Дорожает бензин, закрываются все заправки, остается небольшая их часть. Поэтому такая ситуация — она сейчас в регионе сложилась.

Корр.: Как вот местные жители относятся к ополчению?

Петр: Ну, люди относятся к ополчению положительно. Скажем так, негодяи есть везде, от этого никто не застрахован. И в этом вопросе, скажем так, с разного характера хамами и мародерами в ополчении есть к кому обратиться, и люди на это реагируют. К ополчению относятся положительно в общем и целом люди. У меня товарищей очень много в ополчении. Есть, которые уже погибли, защищая наш регион, наш край. Очень печально от того, что люди гибнут в этой странной войне. Она для меня очень странная.

Корр.: А в чем её странность? Вот основные странности.

Петр: Основные странности её в том, что к нам посылают молодых пацанов умирать. Умирать обманутыми их информационной войной. Они считают, что здесь находятся террористы, которые терроризируют данную часть Украины, данную часть региона.

Корр.: В Донецкой и Луганской областях живет семь миллионов человек. Это что, все террористы, по их мнению?

Петр: Ну, по их мнению, что уже, наверно, я так слышал, я точно не могу сказать, но слышал, что «все люди выехали, остались одни террористы». Я думаю, что кому-то удобно называть этих людей террористами. Я вам хочу сказать даже большее. Я думаю, что вот у людей как бы свободы как таковой нет, у них есть иллюзия свободы. Так вышло, что у нас даже иллюзию свободы забирают. То есть люди вышли, потому что у них забирают даже иллюзию свободы. То есть их называют террористами и, не идя на какие-то переговоры... Это очень просто удобно — назвать их террористами, чтобы не вести переговоры, а вести артобстрелы и заниматься, скажем так, может быть даже разрушением целых регионов и обездоливанием целых тысяч, может даже миллионов семей.

Корр.: А у тебя, у друзей уже есть погибшие? Среди твоих знакомых или твоих друзей?

Петр: Да. Среди моих друзей есть погибшие. Мои товарищи, которых я знал лично, с ними общался. И несколько дней назад погиб мой товарищ, которого я видел за день до того, как он погиб.

Корр.: А как вообще это меняет твое отношение к жизни? Потому что я по себе знаю, это очень сильно человека меняет. Кто-то из его близких умирает вот. Как происходит? Я просто про Кавказ говорю. Там есть такое понятие, ну не кровная месть, ну такая вот. Можно назвать ее кровной местью. Понятие мести за близких, за друзей, всего остального. Есть ли у вас понятие нечто подобного?

Петр: Ну, сейчас я скажу по поводу себя. За всех я сказать не могу. По поводу себя скажу. На сегодняшний день я еще никого не убил. Я езжу с оружием по той причине, что сегодня от меня зависит, ну я считаю, что я ответственный за жизнь своей семьи. Я езжу с оружием, и мое отношение поменялось в каком плане: сегодня я готов и понимаю, что я могу умереть в любой день, в любой момент. То есть сегодня, мы живем, ну, скажем так, на пороховой бочке, можно сказать так. Каждый из нас может либо не проснуться, либо попасть уже под минометный обстрел.

Дом моих родителей был обстрелян. Был артобстрел, и осколками пробило там ряд хоз. построек, и во дворе гуляли маленькие мои племянники, и осколки грамм по двадцать и такого плана уже летают над моей семьей конкретно. Под минометный обстрел попал мой товарищ. Ну, нормально там все, там немножко машину побило. Так все целы живы. То есть ехал по Донецку просто попал под обстрел минометов или чего-то подобного.

Поэтому это поменяло моё отношение, в каком плане: я людей убивать не хочу, я считаю, что нельзя оправдать убийства людей. Но если к нам идут люди, и нас обстреливают артиллерией, то я встану, и мне это придется делать. Я этого не хочу. Мне придется защищаться, защищать свою семью, близких.

Корр.: Вот украинские особенно СМИ говорят, что местные жители не гибнут, а гибнут только террористы. Вот что ты можешь, как очевидец, сказать, кто на самом деле гибнет по большей части?

Петр: На самом деле по большей части, самое большее страдает, больше погибших среди мирных жителей. И самое большее погибших среди украинских военнослужащих — тех пацанов молодых, необстрелянных, которых направляют как пушечное мясо. То есть обороняющаяся сторона, она всегда имеет преимущество.

Корр.: У украинских военных, ты считаешь, бОльшие потери?

Петр: Большие, очень огромные. У них огромные потери. Те видео, которые я наблюдал, видел, снятые ополченцами, показывают то, что среди ополчения потерь в десятки раз меньше, чем среди... Они тоже погибают, они тоже попадают в засады, они тоже... их тоже обстреливают с минометов, они тоже гибнут, гибнут геройски, вызывая огонь на себя и так далее. Они... на Саур-Могиле это было, слышал недавно о ребятах, которые вызвали огонь на себя и погибли. И я считаю, что эти ребята — они действительно герои. Они герои, потому что, понимая, что их меньшинство, понимая, что они в кольце, понимая все эти вещи, люди не боятся... ну, может, не боятся идиоты... они осознают правильно это все. Понимая, что каждый из нас может умереть рано или поздно. Но они считают, что лучше умирать за правильные хотя бы идеи и принципы. И когда мы умрем, известно Господу Богу одному.

Ну, а кем мы умрем, — зависит от нас. Кем мы окажемся на той стороне, это зависит от нас. То есть либо мы умрем людьми, которые будут стоять за свою семью, за себя и за свой край, в котором живет до последнего, пока не остынет в жилах кровь, до победы, до логического завершения, победы здравого смысла, как минимум. Либо умереть бегущим куда-то. Или остаться жить, но быть человеком, который будет знать, что он сначала принял одну сторону, а потом убежал. То есть если этот человек принимает решение для себя идти в ополчение и защищать свой край, он должен принимать это решение и идти до конца. Но я для себя это решение принял, и я идти до конца готов. И все уезжать мне некуда, и я бежать никуда не буду. Есть у Константина Никольского такая песня «Я ни разу за морем не был». Там вот такие слова: «То ли птицы летят перелетные, то ли крысы бегут с корабля». Так вот, самое печальное, когда крысы бегут с корабля, это самое печальное. Меня это расстраивает.

Корр.: Ну а как вообще состояние духа все равно у населения? Что, готовы бороться или сдаваться? Или, там, ждать, как оно само развернется?

Петр: Ну, я думаю, что сдаваться уже никто не будет. Всех, кого я знаю, верят в победу. Победу ополчения, победу здравого смысла. И сдаваться никто не будет.

Корр.: Среди личного состава есть какие-то противоречия? С разными людьми общаешься, с разных подразделений.

Петр: Когда есть непонимания, происходят противоречия. Личный состав, он как бы, в основном, люди ж подневольные все. У них есть командиры. И не все люди, которые командиры, этими командирами являются. Они не все, эти люди, люди военные. Из-за того, что люди в ополчении, тоже ж там много гражданских людей которых еще надо готовить было, и какую-то подготовку минимальную они прошли. Но, как минимум, эти люди не военные. Поэтому противоречия появляются, недовольство появляется по каким-то поводам. Но это все капля в море. И оно все не имеет большого влияния на дух тех людей которые защищают регион. То есть на дух ополчения, я думаю, что дух на нормальном уровне, на подъеме. Удары по городу самому не очень хорошо воспринимаются людьми, но они готовы стоять до конца.

Корр.: То есть, по-твоему, даже если вдруг, вдруг — гипотетически представим, как получилось в Славянске, — какой-то будет приказ чей-то там отступить от города, оставить город, то ополченцы будут защищать или также вот уйдут?

Петр: Город Донецк оставлять ребята не будут. То есть, будут бои. Макеевку, даже Макеевку оставлять не собираются. То есть будут бороться, пока не закончатся боеприпасы. То есть будут либо умирать уже там, на месте. Не по-глупому, а будут умирать в бою. То есть, готовы обороняться до последнего. Уходить и оставлять город никто не будет.

Корр.: Сейчас армия уже окружает фактически Донецк. И когда она уже окружит, она, скорей всего, будет заходить в город. Что ты об этом думаешь?

Петр: Ну, я думаю, что украинская армия боится городских боев. Она будет заходить, может, какими-то малыми диверсионными группами. Может быть, я этого не знаю. Я думаю, что ситуация может в скором времени кардинально поменяться. 90 дней, как прошел референдум Донецкий, и должны объявить о независимости данного региона.

Это вот, может быть, дни решающие: либо начнутся городские бои, и будет очень много потерь снова украинской армии, и будет меньше у ополчения (потому что ополчение — это обороняющаяся сторона, она имеет преимущество)... Будут очень большие потери среди украинских военнослужащих, опять же, тех пацанов, которых прислали сюда умирать, то есть у них будут большие очень потери. Я думаю, что у ополчения потерь гораздо будет меньше. В десятки, может в сотни раз. То есть и я думаю, что ополчение к городским боям готово. И я уверен, что мы победим.

Корр.: А еще вот расскажи вот про само вот про ополчение. Людям интересно, кто там воюет в этом ополчении, слухи ж всякие разные ходят: про наемников, про чеченцев, еще про кого-то. Кто там вот составляет основную массу ополченцев, кто эти люди?

Петр: Ну, основную массу ополченцев составляют, конечно, местные в основном люди, люди с Мариуполя, люди с нашего региона. Есть среди них приехавшие, я лично знаю таких, приехавших из России, но приехавшие как добровольцы, не как наемники. Вот у меня есть знакомый, его недавно ранило. Этот русский человек, из России, и эти люди приехали добровольно. Есть люди с Осетии, они тоже приехали добровольно, защищают наш регион. Здесь бездумно уничтожается целый регион, даже два региона бездумно уничтожают просто. И они, это понимая, приехали, чтобы помочь. Добровольно, я наемников еще в своей жизни не видел, только слышал, что они с украинской стороны.

Корр.: Много слухов ходит про вот этих вот наемников с украинской стороны.

Петр: Я слышал, да, что есть польские, даже о том, что есть американские наемники частных военных компаний. Есть ополченцы — ополченцы, которые были в плену, которых обменяли потом как следствие на украинских офицеров. Эти люди рассказывали о том, что находясь там, в плену, слышали людей, которые говорят на английском языке и на языках, которых они не знают. То есть они, находясь там, видели и слышали наемников, видели инструкторов.

Мы очень сильно проигрываем в информационной войне, очень сильно проигрываем, потому что люди на той стороне дезинформированы. Очень сильно войну выигрывают украинские СМИ, которые навязывают людям то, что у нас здесь происходят зверства, здесь происходит что-то за рамками морали, и так далее и тому подобное.

За рамками морали... Любая война будет за рамками морали. И зло порождает зло. Как бы ничего нового в этом нет. Но поведение ополченцев и, скажем так, культура обращения с людьми, с местными жителями — эту работу проводят. То есть и с мародерами борются, и с людьми, которые против мирных жителей проявляют себя хамски, с ними тоже борются.

Цель моего интервью — чтобы люди хотя бы немного услышали... я не могу сказать, там... правды. Правда — это вещь такая, знаете ли, у каждого своя... Немного истинного положения дел. вот в нашем конкретно... на том месте, где я живу и где я общаюсь и бываю. Обратиться хотел бы, конечно, к людям, чтобы... Вот та информация, которую я довожу, чтобы они понимали, что У нас здесь есть и люди, которые... которых я лично террористами назвать не могу. И за то, чтобы у нас было спокойно и мирно — я готов умереть. И таких людей, как я, много. Как оно будет дальше, я не знаю, но надеюсь на лучшее.

Корр.: Спасибо большое.