Ссылка на youtube и файлы для скачивания - в полной версии новости

Западные подстрекатели! Руки прочь от Украины и России!

ПОДПИШИСЬ!

Смысл игры - 66 from ECC TV .

Скачать файл.avi (avi - 831 Мб)
Звуковая дорожка, файл.mp3 (mp3 - 126 Мб)
Версия для мобильных устройств, файл.3gp (3gp - 172 Мб)

Youtube
 

Иногда нужно что-то обсуждать в спортивном зале, потому что помимо некоторого интеллектуального содержания нужно предъявить еще нечто [ударяет кулаком по столу]. И именно совокупность предъявляемого делает обсуждение убедительным. Иногда это нужно делать в кузнице, потому что необходимы очень емкие, и, к сожалению, не всеми всегда до конца понимаемые метафоры, потому что эти метафоры надо предъявить особым, в том числе и международным, собеседникам. А иногда надо так сесть и внимательно, спокойно, вместе с другими читать тексты. Мне придется сейчас прочитать несколько текстов и обсудить их, потому что тексты люди не хотят внимательно и спокойно читать. Они вместо этого реагируют на определенные документы, так и не ознакомившись всерьез с их содержанием и не осмыслив это содержание. А это нехорошо, так не работают.

Какие бы ни стояли перед вами цели: обеспечение какой нибудь стратегической паузы и оформление результатов того, что вы получили, стратегическое наступление. Вы все равно перед тем, как что-то делать, должны вчитаться в тексты, которые так или иначе соотносятся с вашими действиями, в них надо вчи-тать-ся. Спокойно. Потому что боевой дух не имеет никакого отношения к истерии, к растерянности, покрываемой броскими фразами, к бездумности. Уяснить задачу, оценить обстановку, принять решение и отдать боевой приказ. Сначала надо уяснить задачу — в чем она? Потом надо оценить обстановку, свои возможности и многое другое. Потом принять решение на основе оценки обстановки, в которую ты погрузился в реальности и там ты понял, какова обстановка. И в чем твоя задача-то, ты уяснил по-настоящему, да? Потом ты принимаешь решение и отдаешь боевой приказ и начинаешь действовать. Это речь касается военных действий, осуществляемых кем угодно, командирами мелких и крупных подразделений. В политике же все еще более серьезно, но я сейчас специально, поскольку речь идет о такой военной все еще ситуации, обсуждаю все это на военном языке.

Ну так давайте перед тем, как принимать решение, «торпедировать» некий документ, поддерживать его, относиться к нему нейтрально, бороться за его улучшение или делать что-то еще, давайте мы документ прочитаем. И подумаем, что именно в нем написано, — а потом начнем действовать, в том или ином направлении. Они могут не совпадать, у разных людей могут быть разные цели, у разных политических структур — тем более. Я понимаю, что любой процесс, так сказать, человеческий, — он же строится еще на основе каких-то страстей; много пролито крови, принесены огромные жертвы на алтарь определенного процесса, и дальше что? Ну вот Великая Отечественная война. Какие были принесены жертвы, какой кровью была куплена Победа и как она была убедительна! Ну что, надо было дальше наступать? Столкнуться с объединенными силами американской, английской, французской и прочих армий? Французская невеликая тогда была, ну американская и английская... И с уже сделанным атомным оружием?

Еще и еще надрывать свое население, которое уже абсолютно было измотано этой удивительно изнурительной войной? Так прямо, без паузы переходить к войне нон-стоп? Нет, заключили какие-то соглашения, с плюсами и минусами. Долго торговались. Но ведь всегда кто-то, кто хотел бы, чтобы война длилась и длилась, считает себя обманутым, говорит: «За что боролись?».

Кому-то всегда кажется мало, а есть экстремисты или спекулянты, которые всегда могут закричать, что мало. Вот, любой договор — это взаимные уступки, да? «Вот еще и это можно было, и это взять». И ведь действительно, договариваясь, торговались, стучали кулаками, кричали, отказывались от чего-нибудь, рвали отношения, снова восстанавливали. Потому что это природа дипломатии, природа мира, и любая война кончается миром — тем или иным. Все время на место солдат, которые льют кровь, громят противника и всё, приходят дипломаты, которые это оформляют определенным образом. Отрицать дипломатическую слагаемую миропроектной конкуренции, конкуренции между странами и все сводить только к военной составляющей — ну, это... это сумашедший дом. А как только начинается переговорный процесс, в нем чего-то добиваются, каким-то образом уступают, правильно? Иначе не бывает, да?

Договор может быть плохим или хорошим, ошибочным или верным, отвечающим нашим интересам или нет, но он же должен быть! Он может быть необратимым и обратимым, ситуационным или стратегическим, но вообще-то без него нельзя. И всегда, повторяю, кому-нибудь кажется: «А почему, собственно говоря, тут надо начать переговоры, когда можно и дальше, и дальше идти, и дальше?». Кому кажется? Я не хочу приуменьшать героизм людей, которые сражаются против бандеровцев, — это героизм, вызывающий глубокое восхищение, — но этих людей мало. Без прихода к ним на помощь новой силы, новой волны ополчения они бы захлебнулись, да. И они всё время говорили, что захлебнутся без этого. Пришли на помощь, отбросили врага, разомкнули окружение, отчасти вернули территории, которые были отданные — когда-то в результате страшных боев, героически отданные и разумно, а когда-то, вот как в случае Стрелкова, с помощью бездумного бегства, ничем не оправданного. Там еще <да и?> не вернули эти территории. Ну что, сразу кричать, там: «На Киев!», «на Львов!»? Ну если нужно кричать, то можно кричать и разгоряченный человек верит, что он дотуда дойдет, потому что он боец, он герой, он этого хочет. Но ведь есть полководцы, а они говорят: «Ресурсы, возможности, живая сила, техника, этапность». А есть еще стратеги, которые говорят: «Мы же не только воюем, мы еще ведем информационно-идеологическую войну, экономическую, собственно политическую, мало ли еще какую. Что нам выгоднее по этому комплексу мер: вот сейчас здесь скорость снизить, а здесь нарастить — или наоборот?».

Вот всё, что я говорю, называется «контекст», а есть еще просто сам буквальный текст. И в него ведь тоже надо вчитаться. Я буду говорить о нескольких документах. В данном случае «Протокол по итогам консультаций трехсторонней контактной группы относительно совместных шагов, направленных на имплементацию мирного плана президента Украины П. Порошенко и инициатив президента России В. Путина». Есть люди, у которых уже там глаза наливаются кровью: «Как, план Порошенко, этот убийца, этот человек, который должен сидеть на скамье подсудимых» и так далее. Я убежден, что он должен сидеть на скамье подсудимых, и я даже думаю, что он будет сидеть на скамье подсудимых.

Но это всё будет добываться с помощью довольно сложной многомерной игры, а не с помощью налитых кровью глаз и бросания на противника в яростной атаке без оглядывания на возможности и без учета действий самого противника, и вообще в том состоянии бешенства, в котором нельзя ни драться, если речь идет о боевых искусствах, ни вести тем более войну. Спокойно. Спокойно прочтем текст, этот, а потом будем читать еще и другие тексты.

Итак,

«По результатам рассмотрения и обсуждения предложений, внесенных участниками консультаций в Минске 1 сентября 2014 г., Трехсторонняя контактная группа в составе представителей Украины, Российской Федерации и Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе достигла понимания относительно необходимости осуществления следующих шагов:

1. Обеспечить незамедлительное двустороннее прекращение применения оружия».

— http://sprotyv.info/ru/news/4608-obse-opublikovala-minskiy-protokol-po-donbassu-tekst и http://www.osce.org/ru/home/123258?download=true

Ну, вот прекратили мы применять оружие. Кто выиграл, кто проиграл при том прекращении? Кто-то скажет, что: «А вот мы громили противника, и теперь противник будет перегруппировать силы». Кто «мы»? В процесс была введена новая сила, гражданская, можно назвать «ополчение новой волны», да? Ведь эта сила переломила ход событий. Вы, как бы, спроси́те эту силу, как дальше вести военные действия. Что, в принципе, тут выгоднее? А также спросите тех, кто это ведение военных действий, собственно военных, узко военных, сочетает с другими слагаемыми. Итак, стороны прекращают применение оружия. Они, естественно, не до конца прекращают, там продолжаются какие-то, так сказать, перемещения войск, столкновения, и все что угодно, но в целом интенсивность боевых действий снижается. И это первый пункт данного протокола.

«2. Обеспечить мониторинг и верификацию со стороны ОБСЕ режима неприменения оружия».

— там же

Ну, то есть наблюдать за тем, что действительно прекратили. Это вспомогательный пункт. Теперь главный пункт.

«3. Провести децентрализацию власти, в т.ч. путем принятия Закона Украины „О временном порядке местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей“ (Закон об особом статусе)».

— там же

Значит, осуществляется децентрализация власти на Украине, не сказано «на Украине», но понятно что на Украине. А дальше написано главное слово, оно, как бы, «в т.ч.» — «в том числе путем принятия этого Закона Украины» об особом статусе. В том числе! Значит, принятие этого закона об особом статусе не исключает других последовательных мер по децентрализации власти на Украине. А это фактически пункт украинской капитуляции, с далеко идущими последствиями. Уже одного этого закона об особом статусе достаточно, для того чтобы ополченцы, героически сражавшиеся с бандеровцами, могли перегруппироваться, сформировать аппараты власти, мобилизовать население, поднять дух этого населения и сформировать другую армию. Которая могла бы как защищать более эффективно данный плацдарм — я настаиваю: плацдарм, каковым является этот регион, об особом статусе которого идет речь, — так и наступать с этого плацдарма. Да, ополченцы героичны, но мы же понимаем, что их очень мало, и что без вот этой новой силы, скажем так, «второй волны» ополчения, они бы ничего не смогли сделать.

А им надо мочь что-то делать, для этого им нужны аппараты государственной власти свои и прочие, потому что у противника-то они есть, плохие, хорошие. Украина как государство сформировалась 20 с лишним лет назад, а здесь-то нет ничего. Информационной работы, пропагандистской работы, экономической работы, никакой этой комплексной работы нет, позволяющей соединить тыл и фронт, построить другой фронт и так далее. А теперь они получают этот закон об особом статусе, как возможность пустить там корни и, соответственно, вырасти. И они получают некий плацдарм. Украина могла это сделать, только находясь в состоянии ужаса.

Вдумайтесь: еще совсем недавно все говорили о том, что либо Россия введет войска, то есть развяжет большую войну с соответствующими последствиями и непонятными, в том состоянии, в котором она сейчас находится, механизмами укоренения на территории. Потому что развязав большую войну и заняв большой кусок территории, она должна была встретиться не только с войсками НАТО, в том или ином виде, но она должна была встретиться еще и с некоторыми настроениями самого населения на территории, куда бы она зашла. Значит, либо, всё — бандеровцы маршируют в Донецке и Луганске, парады. Порошенко принимает эти парады, позор. Порошенко говорил: «За несколько дней справимся», — что теперь? Теперь они капитулируют и говорят: «Всё! У вас особый статус, делайте что хотите, мы больше не можем». Между прочим, потому что эта новая сила подоспела, да? Это же не надо снимать со счетов, ведь понятно же, почему и кому обязаны. Значит, принимается этот закон, но он осуществляется в рамках целого комплекса действий по децентрализации власти, он принимается «в том числе», значит, этот процесс децентрализации власти надо вести дальше, в сторону конституционной реформы. Что и является стратегической победой над Украиной. А если он не идет дальше — можно сказать: «Ну вот вы же сказали, что „децентрализация власти в том числе“, а вы не идете дальше, и значит не выполняете протокол».

Четвертый пункт не так важен:

«4. Обеспечить постоянно действующий мониторинг на украинско-российской государственной границе и верификацию со стороны ОБСЕ с созданием зоны безопасности в приграничных районах Украины и РФ.

5. Безотлагательно освободить всех заложников и незаконно удерживаемых лиц. (Чем плохой пункт? Хороший. — С.К.)

6. Принять закон о недопущении преследования и наказания лиц в связи с событиями, которые имели место в отдельных районах Донецкой и Луганской областей Украины».

— там же

А вот это вполне серьезно. Значит, все эти лица, у которых большие проблемы, с семьями, которые остались на территориях и не могут оттуда выехать, да и вообще очень много проблем других, вдруг оказываются не преследуемыми беглецами, с непонятным статусом, а людьми с полнотою статуса, позволяющим им иначе действовать, у них развязаны руки для очень разных действий, не правда ли? У них же развязаны руки, у них, а не у их противников; у их противников и так были развязаны руки. Значит, это односторонняя уступка Украины, это одностороннее завоевание.

Дальше самый главный пункт, седьмой:

«7. Продолжить инклюзивный общенациональный диалог».

— там же

Это понятно что значит? «Инклюзивный» понятно? То есть это диалог, в котором на равных будут участвовать представители этого особого региона и представители Украины. Всё, это признано, нет разговора о том, что Россия пусть с Украиной там обсуждает о каких-то там дончанах и луганчанах, каких-то там их судьбу. Сами они обсуждают свою судьбу. Они признаются субъектом международного диалога. Чтобы на это всё согласиться, нужно много. И заметьте, что это же подписывает второй президент Кучма, а не Порошенко. Поэтому это всего лишь протокол.

Но написано-то ого-го что, «инклюзивный общенациональный диалог». О том, будем ли жить вместе или не будем. Он будет продолжен. И в ходе диалога выясняется, что жить вместе не можем — это кому плохо? Ну, подумайте, разгоряченные люди или не умеющие читать тексты, подумайте всерьез, и все-таки, сообразуйте свои претензии со своими возможностями! У вас больше претензий? Ну наращивайте возможности, вам тоже нужно для этого время. Но у вас же их нет, этих возможностей! Вообще нет! А вы кричите, там, не знаю, что «займите Киев, Львов, Варшаву», что угодно.

Дальше восьмой:

«8. Принять меры по улучшению гуманитарной ситуации на Донбассе.

9. Обеспечить проведение досрочных местных выборов в соответствии с Законом Украины „О временном порядке местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей“ (Закон об особом статусе)».

— там же

Значит, будут проведены выборы. Возникнут уже не только полевые командиры, чей статус будет непонятен, эти же героические ополченцы, полевые командиры получат возможность объединить политический статус и военный.

«10. Вывести незаконные вооруженные формирования, военную технику, а также боевиков и наемников с территории Украины».

— там же

Ну конечно, всё будет выведено, ну... безусловно. Кроме того, что будет одето в милицейскую форму и форму сил самообороны, а всё остальное выйдет с территории. А разве там это есть? Там ничего и нет, кроме ополченцев, придется сшить им форму, Россия поможет поднять их боевой дух и дисциплину. Россия поможет — да и сами смогут. Люди эти, вместо того чтобы находиться в каком-нибудь неопределенном статусе, станут, там, капитанами, лейтенантами, полковниками, прапорщиками — не важно кем. Это будет ядро общего состава правоохранительных сил, к этому ядру будет добавлена периферия, в соответствии с этими законами. Никто из этого зловещего бандеровского сообщества, именующего себя «киевской властью», туда не сунется — близко не сунется! Протокол о том, что не сунутся. Все это укрепится и станет законным. Незаконное будет выведено; если случайно окажется, что оно строго равно нулю, ну так и равно нулю. А законные получат совершенно другой внутренний статус, возможность, мощь.

«11. Принять программу экономического возрождения Донбасса и восстановления жизнедеятельности региона.

12. Предоставить гарантии личной безопасности для участников консультаций».

— там же

Протокол вообще никого ни к чему не обязывал, никаких опасностей он не несет, чего бы люди ни хотели. Вот хотят продолжения войны — он хорош; хотят укрепления на территории, с тем чтобы потом делать следующие комплексные, не обязательно же военные, шаги — он хорош; хотят еще чего угодно, буквального наращивания будущих военных действий — он тоже хорош. Он абсолютно в той мере неопределенен, в какой нужно. «В т.ч. путем», «продолжить инклюзивный национальный диалог». Он включает в этот диалог Донецк и Луганск, он является настолько вопиюще очевидно победительным по отношению к маршу бандеровцев по улицам Донецка и Луганска, который обязательно состоялся бы без введения новой силы, что дальше некуда. Он и есть полная реализация вот этого «третьего пути». Россия избежала большой войны, не только по модели «Сербия-Хорватия», но и по гораздо более суровой модели. И Россия ничего не сдала, всё защитила.

Ни одна тварь, говорившая, что там, в Донецке и Луганске и других местах, будут люди второго сорта, не сможет туда сунуться!

Что же касается сопредельных территорий и других территорий, то это же вопрос поэтапный, тонкий и основанный на уяснении задачи, оценке обстановки, принятии решений и так далее. Но для всего этого нужно иметь ресурсы. Уясняя задачу, ты понимаешь, какими ресурсами тебя снабжают под ее решение, оценивая обстановку, ты понимаешь, какие у тебя ресурсы и возможности. Если у тебя их нет, их надо мобилизовать. Значит, во всем этом нет ничего, кроме выигрыша, если, конечно, не считать единственным выигрышем разгром российской армией украинской армии, вооруженный конфликт НАТО и России, мобилизацию всех российских сил для того, чтобы дойти до границ между Украиной и Европой и обеспечение на этой территории каких-то мер особого периода с ликвидацией сопротивления противника. Все это в существующей реальной ситуации реализовано быть не может. Вот в реальной России, реально позиционированной в мире, так как она позиционирована, это все реализовано быть не может.

А если хотеть, чтобы это было реализовано, то сначала нужно изменить Россию, а потом, очень сильно подумав, достаточно ли серьезны и основательны результаты твоих изменений, начать предельно мягко и гибко делать нечто в этом духе. Сейчас же можно сделать одно — закрепиться на некоем плацдарме, усилиться на нем десятикратно или двадцатикратно, приобрести на нем новое дыхание, построить новые связи с населением, а дальше комплексно и прежде всего политически, пропагандистски, экономически и иначе начать наступление дальше. И вот тогда слова «Дойдем до Киева!» и так далее обретут плоть. Они станут реальностью, а не пустой болтовней жалких пиарщиков или разгоряченным восклицанием крайне благородных людей, решившихся на все и готовых даже погибнуть, но не способных в этом состоянии соотнести свой идеал со своими возможностями, а политика — это всегда искусство возможного.

Общие вопросы я еще буду обсуждать, связанные с вот этими наступлениями, Россией и всем остальным. И я еще раз вернусь ко всей ситуации с этим перемирием. Сейчас же, оговорив какие-то мелочи в виде каких-то соглашений между полевыми командирами и того, в какие расклады они будут входить, а они будут входить все время в разные расклады, вот такие вещи я обсуждать не буду, а буду подробно читать следующий, с моей точки зрения, важный текст, который никто всерьез не читает, или не вчитывается в который никто всерьез. Я имею в виду пресс-конференцию Игоря Ивановича Стрелкова. Перед тем, как просто вчитываться в текст, позволю себе несколько общих соображений.

У Майн Рида есть такое произведение «Всадник без головы». Там речь идет о человеке, которого убили, ему отрезали голову, сунули ее в сумку, притороченную к его седлу, самого его посадили на коня, и вот он там скачет, пугая всех окрест. Все считают, что это то ли призрак, то ли непонятно что еще. Вот если воспользоваться этой метафорой, то слишком много всадников без головы скачет по нашим необъятным просторам.

И это не только всадница по имени Псаки, которая радует российских телезрителей своими экзотически безголовыми высказываниями. Таких всадников слишком много и у нас тоже. Как говорилось когда-то в одной присказке: «Много у нас диковин, каждый чудак — Бетховен». Так вот, всадники эти без головы, это же на самом деле все-таки люди, им эти головы не отрезали да, это же метафора. Они могут вынуть из сумки, приставить, заставить эту голову включиться да, начать думать. У них же есть какие-то мозги, эти мозги в принципе могут быть задействованы. И в сущности, современный всадник без головы — это человек, который отказывается задействовать свои мозги, понимаете, вот свои собственные. Он действует, не приходя в сознание, высказывается, не приходя в сознание. Его ум — неважно, огроменный или крохотный, изощренный или примитивный — не включается вообще. Действует какой-нибудь речевой аппарат, какие-то там инстинкты социальные — приспособление, угадывание тенденций — работают, подменяя собой ум, хитрость иногда подменяет его, но ум вообще не включается. И не потому что у человека его нет, а потому что он отказывается от права его включить. Маркиз де Позо говорил королю Филиппу: «Сир, дайте человеку свободу мыслей». Вот нет свободы мыслей, если человек не хочет думать, потому что свободно мыслить может только тот, кто готов мыслить, использовать данный ему мозг с теми возможностями мозга, которые у него есть. Ваш мозг не может быть плохим или хорошим, совершенным или несовершенным, он ваш, и если вы готовы его использовать, то это в неизмеримое число раз лучше, если вы отказываетесь от этой возможности.

На протяжении целой недели после пресс-конференции Стрелкова я отказывался от того, чтобы прокомментировать его высказывания, потому что я считал, что эти высказывания должны прокомментировать прежде всего те, кто восхищается Стрелковым. Ведь должна же у них быть какая-то сатисфакция, это первое. И второе, я уже по короткому высказыванию Стрелкова все понял и прокомментировал это в кузнице, и не считал нужным на каждое высказывание Стрелкова реагировать очередным своим выступлением. Так вот, всю эту неделю Стрелкова обсуждали люди, которые не удосужились включить свой мозг. Они что-то другое включали, или вообще ничто, или просто инстинкт речеговорения, сопряженный с какой-то там, не знаю, политической хитростью. Они метались, извивались, кривлялись, деланно восхищались, деланно разочаровывались, но они не выполнили своей общественной функции обсуждения текста выступления, а они должны были это выполнить — прежде всего они. Потому что Стрелков то ли все еще их герой, то ли их бывший герой, но они с ним связаны. Они нам говорили, что он вот-вот вернется. Они нам говорили, что он тайно всем руководит. Они нам много еще что говорили. Они нам говорили, например, что если только он уйдет, то Новороссия рухнет, и сразу же вообще украинцы займут Донецк — они же тоже это говорили. Вы вспомните все, что они говорили... в политической курилке. Произошло нечто, не имеющее никакого отношения к тому, что они говорили. Они все, что они говорили, забыли тут же, стерли из собственной памяти... Табула раса — чистый лист. И дальше перед ними возник во всей его неумолимости текст выступления Стрелкова.

Им нужно было начать его осмысливать, обсуждать. Что они сделали вместо этого? Они начали скакать по политическому интернету как всадники без головы и пугать окружающих цокотом своих, так сказать, копыт своих коней. Мои мысли — мои скакуны. Своего безмыслия, своей крикливости, своего страстного желания выдать желаемое за действительное, своей изворотливости, всего чего угодно, кроме мысли, которая же у них есть, которую они могли включить в процесс. И, между прочим, обязаны были включить, потому что все это — Родина моя. Все это представители нашего общества, наше общество действительно в существенной степени приговорено Западом. Протекают очень опасные мировые процессы, и ничего нет хуже вот этих всадников без головы, сеющих вокруг себя общественное бездумие и безумие. Потому что бездумие и безумие связаны друг с другом.

Вот теперь мне приходится, через неделю уже почти после этого события под названием «Пресс-конференция Игоря Стрелкова», обсуждать что-то из того, что Стрелков сказал. Потому что никто не захотел это обсудить. Все подменили это обсуждение реально сказанного Стрелковым чем угодно, всем, чем угодно, всем, чем только можно, — только не тем, что нужно обществу. Которое в значительной степени, к сожалению, потеряло способность само вчитываться в текст, «слишком много буков», как говорят в Интернете, и которому надо помочь. Конечно, ему стратегически нужно помочь выйти из этого состояния неспособности вчитываться. Уж коль скоро мы имеем то, что имеем, то хотя бы надо вчитываться самим, тем более, что те, кто не хотят вчитываться, они что-то еще делают, не важно что, пепси-колой в киосках торгуют, я не знаю, полы моют, наоборот, какими-нибудь очень важными вещами заняты, делают ракеты, самолеты, чем-то еще заняты. А есть люди, которые сказали: «Мы будем обсуждать тексты». Это наша профессия, ну так ее же надо, как профессию медика и так далее, реализовывать на практике, не уклоняясь от этого, правда же?

Ну так вот, я просто зачту большие куски из выступления Стрелкова и их прокомментирую.

Игорь Стрелков: «Как уже сказал уважаемый Анатолий (с этого начинается стенограмма — С.К.), я сначала зачитаю как бы текст определенный».

— http://www.youtube.com/watch?v=aUQeJHqNZFs

Непонятно, «как бы текст» или «как бы определенный», я не понял, но главное тут «зачитаю». Стрелков подчеркивает, что он будет зачитывать текст.

Игорь Стрелков: «Ну, заучивать наизусть я, уж извините, не стал. (А кто-то требовал? — С.К.)

Можете быть совершенно уверены, что это действительно полностью от начала и до конца мои слова».

— там же

Ну это же не заверениями делается, когда открывается компьютер и начинает зачитываться текст, это очень плохой жанр. Я понимаю, что возможно, что пресс-конференция должна быть длинная, а Стрелков больше трех минут не может внятно говорить. Но тем не менее, знаете, когда берут бумагу и начинают зачитывать текст, то это как раз первое свидетельство того, что текст не твой. А фраза «Можете быть совершенно уверены, что это действительно полностью от начала и до конца мои слова» трактуется обществом известным способом. Ну, когда человек зачитывает текст и говорит: «Можете быть уверены, что это мои слова», — то общество уже окончательно начинает считать, что это не слова того, кто требует, чтобы все были в этом совершенно уверены.

Игорь Стрелков: «Начинаю.

Прошел ровно месяц с момента, когда мне пришлось оставить пост министра обороны Донецкой Народной Республики, командующего ополчением. Не скажу, что данное решение далось мне легко, непростыми были обстоятельства, в которых оно принималось. В Донецке вся группировка вооруженных сил ДНР находились в оперативном окружении и с огромным трудом отбивали непрекращающиеся атаки карателей со всех сторон».

— там же

Естественно, что после того как были оставлены Славянск и другие города, группировка попала в оперативное окружение. Она фактически оказалась в этом оперативном окружении потому, что была лихорадочно сжата территория и после этого окружение стало неминуемым.

Но не это самое главное.

Игорь Стрелков: «И лишь единицы в руководстве нашей республики знали, что данная ситуация должна измениться в самые ближайшие дни. И врагу будет в ближайшие же дни нанесено серьезное, жестокое поражение. Я был в числе этих немногих».

— там же

Вот оставим в стороне вопрос о том, что это не так. Предположим, что это так. Что он здесь описывает?

Игорь Стрелков: «...лишь единицы в руководстве нашей республики знали, что данная ситуация должна измениться в самые ближайшие дни. И врагу будет в ближайшие же дни нанесено серьезное, жестокое поражение».

— там же

Они это знали почему? Потому что вот новая сила, ополчение новой волны было на подходе, так? А когда эта новая сила и это ополчение новой волны начало формироваться для того, чтобы нанести этот удар? Иначе говоря, когда он узнал о том, что этот удар будет нанесен? В числе неких этих единиц, которые это знали. Понимаете? Если нечто формируется для того, чтобы нанести удар, то оно формируется не один день, и не два дня, и не три дня, да? Это первое.

Второе. Если ты об этом знаешь, как о чем-то, что загодя формируется, то зачем уходить из Славянска? Если же это формирование началось только после ухода из Славянска, то когда же именно оно началось?

И, наконец, если оно все-таки началось и это было известно, то зачем были все те слова, которые говорились о двойном кольце окружения, о том, что «конец-конец-конец», что все мы издыхаем, что все мы на последнем издыхании, ведь все же эти песни продолжались и после ухода из Славянска. Зачем это все делалось?

Значит, если люди заранее что-то готовят, то они не уходят из Славянска. Если же они это лихорадочно готовят уже уйдя из Славянска, а это невозможно. Ну не важно, не они готовят, готовится новая сила. То они иначе себя ведут в Донецке, без тех элементов очевидной паники, которые были. А если это происходит в несколько дней, то что именно он описывает? И наконец, все это описание есть фантазия пишущих, которая им кажется потрясающе красивой, а на самом деле является абсолютно бредовой.

Игорь Стрелков: «Но не мог даже намекнуть своим подчиненным, что вскоре мы начнем наступать и отвоевывать захваченные врагом позиции».

— там же

Вновь все те же вопросы. Когда это начало формироваться? Если заранее знал, что будет формироваться, то не в коем случае нельзя было сдавать территорию. Если узнал в последний момент, то о чем идет речь? И почему продолжала задействоваться та же риторика, которая задействовалась в Славянске, но еще более надрывно?

Все это проистекает из готовности зачитывать текст по компьютеру, подменять свою голову, свои человеческие возможности, свое живое чувство, разного рода заготовками, про которые еще надо сказать, что «заучивать их наизусть, извините не буду». Да? «Текст как бы определенный», ну уж «будьте уверены, от начала до конца мои слова».

Я читаю не подряд, я очень много буду читать, но не подряд же. Это было бы странно — читать все подряд.

Игорь Стрелков: «Морально тяжело было покидать своих товарищей, так сказать, в предрассветный час, когда темнота гуще всего. Когда гибель нашего дела многим казалось неизбежной».

— там же

А разве об этой гибели говорили многие, а не Стрелков? Всё, если сейчас же не введете войска, если не сделаете это и это, мы немедленно погибнем. Всё, у нас нет оружия, нет ничего. Это была такая военная хитрость? На фоне подготавливаемого наступления и в условиях изобилия оружия?

Игорь Стрелков: «Останавливаться на обстоятельствах, вынудивших меня к отставке, не буду. Скажу лишь, что принятое решение оправдало себя, позволив накануне наступления объединить руководство ДНР в одних руках и избежать многих конфликтов, словно проказа, разъедавших республику».

— там же

Значит, решение, согласно которому Стрелков покинул территорию Новороссии и был отстранен от всех своих должностных обязанностей, позволило «накануне наступления объединить руководство вооруженными силами ДНР в одних руках и избежать многих конфликтов, словно проказа, разъедавших республику». Так кто был проказой? И вообще, Стрелков-то говорит, что это было гениальное решение, которое спасло ДНР, ЛНР, Новороссию, Донбасс. А говорилось-то, что это чудовищное решение! Которое приведет к немедленной катастрофе. Значит, все «стрелковцы» говорили диаметрально противоположное тому, что говорит Стрелков. И все-таки мне хочется знать, если удалили только Стрелкова, и после этого «объединилось руководство ДНР», если удалили только Стрелкова, и нечто перестало разъедать процесс как проказа, то кто — проказа?

Игорь Стрелков: «За прошедшие несколько недель обстановка на фронтах Новороссии изменилась кардинально. (И дальше Стрелков описывает, как блистательно она изменилась — прим. С.К.) ...Под ударами армии ДНР враг, огрызаясь, попятился на запад, его войска и руководство охватила паника».

— там же

И так далее. Далее Стрелков начинает следующий тур своих, как он говорит, «действительно полностью от начала и до конца своих слов», которые он не стал заучивать наизусть.

Игорь Стрелков: «Но что же произошло дальше? На наших глазах в дело вновь вмешались те силы, которые ранее уже едва не погубили „Русскую весну“ и с тех пор не оставляли попыток уничтожить народно-освободительное движение русского народа Новоросии. Нет такой подлости, на которую не готовы пойти эти силы, уже неоднократно проявлявшие себя в современной истории Отечества в самом зловещем качестве».

— там же

Естественно, хочется знать, что же это за силы? Кто же вмешался? После этого блистательного как бы события, которое является разгромом бандеровцев, чему мы все радуемся, «вмешались некие силы». Страшные силы вмешались и стали эту победу, которая произошла потому, что была излечена проказа, которой был известно кто, отнимать у народа Новороссии. Вот тут-то Игорь Стрелков делает нечто, вызывающее во мне весьма смешанные чувства, в которых существенным слагаемым является глубочайшее удовлетворение. К этому удовлетворению всё, естественно, не сводится, и почему, я объясню далее.

Что же это за силы, много раз в современной истории отечества уже губительно себя проявлявшие и проявляющие себя теперь?

Игорь Стрелков: «Именно они, руководимые из-за рубежа, сыграли решающую роль в разрушении СССР в 1991 году. А потом, все 90-е годы, откровенно издевались над народами России, устроив вакханалию грабежа огромного советского экономического и культурного наследия. Они ставили над остатками нашей Родины чудовищные по последствиям либеральные эксперименты, нисколько не заботясь о последствиях для страны. Которую именовали и сейчас продолжают именовать с презрительным эпитетом „эта“. Вакханалия развала сопровождалась спровоцированными ими кровавыми войнами, диким разгулом преступности, безнравственности. Моральным падением, пропагандой всех самых мерзких пороков, какие только можно придумать. Уничтожением экономической независимости и внешне-политического суверенитета».

— там же

Первое чувство, которое у меня возникает по этому поводу, — действительно глубокое удовлетворение. Потому что я абсолютно солидарен с тем, что здесь сказал Стрелков по поводу того, что есть эти силы, что они делали именно это, что они руководимы из-за рубежа, что их окончательная задача — уничтожение России и так далее. Это преступные силы. Понятно из высказывания Стрелкова, что это так. И это преступные силы, которыми руководила из-за рубежа понятно кто: система западных спецслужб, западных политических элит. И понятно, в чем была зловещая цель этих зловещих сил: разрушение Союза Советских Социалистических Республик. Я полностью поддерживаю эту позицию, с одной оговоркой, которую осуществлю несколько позже.

Но для начала я хочу, чтобы были названы эти силы. Из-за рубежа, с помощью западных спецслужб, разрушавшие Советский Союз. Кто из-за рубежа разрушал Советский Союз? Александр Бениксон, который, как показывают признания жены Синявского, написал двадцать одну работу по поводу «исламского взрыва» на территории Советского Союза с тем, чтобы расчленить Советский Союз? Сергей Пален, он же Серж де Пален? Жорж де Мениль и другие? Это представители белогвардейской, как и иных эмиграций, вступившие в плотнейший союз с западными спецслужбами. Союз очевидный. Уже названы по именам, кто именно, как звали господ, которые руководили этими белоэмигрантами. Вот эти господа, руководившие белоэмигрантами, и сами белоэмигранты были существенным слагаемым тех сил, которые разрушали Советский Союз после Великой Отечественной войны. Тогда белоэмигранты действовали под руководством разведок НАТО и, прежде всего, ЦРУ. И до Великой Отечественной войны, когда те же люди действовали под руководством гестапо, вермахта, СС и других гитлеровских структур.

Если речь идет о злодейском разрушении СССР, то ясно, кто злодей. Если речь идет [цитирует Стрелкова] о «вакханалии развала», «либеральных экспериментах», «грабеже огромного советского экономического и культурного наследства», то у этого процесса тоже много «героев». Один из таких «героев» — Борис Йордан, у которого начинал работать господин Малофеев и который сказал, что «мои деньги в процессе приватизации — цитирую свободно — сделали все то, что не могли сделать мои родственники, служившие в вермахте». То есть разрушить СССР. Понимает ли Игорь Иванович, — или как, Игорь Всеволодович уже, я запутался, — Стрелков, что он говорит? Он включает свой собственный мозг в процессе речеговорения, глядя в компьютер?

Если он переходит на эту позицию, то, значит, он отказывается от всего, что он говорил раньше. И он отказывается от некоего принципа, согласно которому Советский Союз есть чудовищно извращенная Российская империя, Царство зла, которое должно быть уничтожено. Ради этого уничтожения, этого чудовищного Царства зла можно договариваться даже с Гитлером, как это делали «герои», которых восхвалял Стрелков в предыдущее время. Все эти фон-паннвицы, шкуро и другие.

Если Советский Союз был так хорош, а силы зла, которые на него посягали, были так чудовищны, то причем тут все те, с кем работает Стрелков? Они-то где в этом процессе? Они часто говорят о том, что Советский Союз был чудовищным, а вот Российская империя — замечательной. А Советский Союз надо было разрушить. А потом там пришлось работать по законам новой рыночной экономики. Они же — законы тотального грабежа. В этих словах есть одна логика, а в том, что говорит Стрелков, — другая.

Он понимает, с какой политической территории, где он находился, на какую политическую территорию он переходит? С какого эгрегора на какой эгрегор он переходит? О белых, кричащих о красном Царстве зла и так сказать, засилии известно каких сил. У них есть своя там правда. С моей точки зрения, так предельно поганая, погнавшая их к Гитлеру и далее, со всеми остановками, — в ЦРУ. Но она у них есть. Она выстрадана.

У того, что здесь зачитывает Стрелков, есть своя правда. Эта та правда, которую мы говорим, начиная с какого-нибудь 1987-го, 1988-го года. На протяжении, страшно подумать, уже чуть ли не тридцати лет. Ни разу не сдвигаясь с этого фарватера, с этой линии, с этого принципа. И дополняя его другим, который я здесь сейчас повторю еще раз: за гибель Советского Союза прежде всего должно отвечать политическое руководство Советского Союза, политическая элита Советского Союза. Это первое. ЦРУ чинило все эти пакости, используя всех, кого оно могло использовать. Нашу пятую колонну, наших эмигрантов разного типа, которых оно причудливо сочетало вместе. Это так.

Но почему не КГБ развалило США, а ЦРУ — СССР? Процесс, естественно, гораздо сложнее того, что только пятая колонна здесь и силы из-за бугра работали на разрушение СССР. Во-первых работали слишком многие — почитайте мою книгу «Красная весна». А во-вторых, если бы не было совершено фундаментальных ошибок архитекторами СССР, если бы наряду с блистательными творениями, позволившими создать великолепную страну, они не допустили этих ошибок, то СССР был бы жив. А они их допустили. И поэтому нужно не просто оплакивать или восстанавливать тире реставрировать СССР, который рухнул в том числе из-за допущенных ошибок, а создавать нечто новое. Объединять то великое, что было в Советском Союзе, с тем, что является исправлением ошибок тогдашних архитекторов СССР. Выявление этих ошибок, глубокий их анализ и создание новой державы, исторически преемственной к СССР, восхищающейся Советским Союзом и притом качественно новой и ориентированной на лидерское положение именно в том, что касается идей, главных идей XXI века, — вот задачи «Сути времени». Поэтому мы никогда не согласимся, что на 100% всё связано только с происками ЦРУ, Запада и нашей пятой колонны.

Мы признаем огромную роль ЦРУ и этих происков, но мы никогда не откажемся от полного анализа причин гибели глубоко любимого нами советского государства, советского общественного строя и всего, что с этим связано. Но меня в данном фрагменте интересует даже не то, что Стрелков вдруг с позиции друга фон Панвица и т.д. перешел чуть ли не на язык, я не берусь сказать, каких-нибудь таких советско-фундаменталистских печатных органов.

Зюганов использует данную формулу, но он ее как бы всегда еще с чем-нибудь как-нибудь сочетает. Стрелков же ее прямо вот зачитывает, как «Отче наш». Ну, он хоть понимает — что он этим делает? А его соратники? Они понимают — о чем идет речь? Это же надо как-то сочетать с тем, что было сказано самим Стрелковым. А дальше?

Давайте тогда обсудим еще гораздо более важный вопрос. А все эти «Генрихи Гиммлеры», которых у нас известно кто восхвалят? При которых царил там плюрализм, и так далее, и тому подобное? А все эти ультраправые элиты? А все эти черные интернационалы? Они ведь тоже ставили своей главной целью разрушение Советского Союза, не правда ли? Что, Мун не ставил перед собой такую цель? Он был одним из руководителей ВАКЛа и навещал Михаила Сергеевича Горбачева.

Потрясающая, между прочим, вещь. Когда Рейган, Президент США общается с Горбачевым, Президентом СССР, — это понятно, а Мун-то тут при чем? Что, какой-нибудь Отто фон Габсбург не грезил распадом СССР, или Мэтр Виоле? Я говорю о «черном интернационале», «Круге Виоле» и прочих структурах этого типа. Так что ж мы будем делать с крайне правыми-то, а? Если все злодеи, кто разрушал СССР, то как из этого списка можно вывести всех крайне правых и их покровителей?

Вы понимаете, что из этого списка нельзя вывести, например, НТС — ни правое, ни левое крыло (левое — условно, «ультрадемократическое»)? Что делать с существенной частью конфессиональных сил, которые говорили, что их мечта — развалить СССР? Нам-то понятно — что делать, мы хотим понять: что будет делать Стрелков и его команда? Они зачитывают все это, вкладывают в уста Стрелкова для того, чтобы дальше двигаться по определенному пути, или это — просто фигура речи?

Вот Стрелков здесь говорит, что он знал, что данная ситуация изменится в ближайшие дни. Ничего он не знал! Ничего он не знал. А сказав, что он это знал, он попал в ловушку, которую ему выстроили те, как он сказал там, что «это действительно полностью от начала и до конца мои слова». Те, кто дали ему эти слова, а он не стал заучивать наизусть. Потому что как только он это сказал, возникает полный бред! А слова про то, что принятое решение оправдало себя и позволило изъять проказу — это самодонос, потому что единственные, кто был изъят, — это Стрелков и Бородай. Тогда они и есть проказа.

А слова про СССР и все прочее, которые, повторяю, я практически полностью поддерживаю, с очень мягкими оговорками. Которые меня радуют искренне. Все эти слова означают, что прежний Стрелков это просто как бы действительно «свирепый Савл, который превращается в Павла». Под воздействием чего? Кого он там увидел-то? Какой свет? «На пути в Дамаск». На каком пути какой свет он увидел?

Дальше он описывает пятую колонну: «Откуда <...> такая наглость?» у пятой колонны, там которая чинит всякие козни, даже как бы против Президента и так далее.

Игорь Стрелков: «Объяснение предельно простое. Всё, что имеет ценность для представителей пятой колонны, то есть деньги и иные материальные ресурсы, а также семьи и отпрыски, давным-давно вывезены за рубеж (или находятся там. Белоэмигрантские семьи находятся там, им нечего терять тут. Они давно вписаны и в западные спецслужбы и западную элиту, я имею в виду привилегированных людей — С.К.), и их сохранение зависит исключительно от милости иностранных хозяев. (Конечно, но это касается и всех тех, кто так восхищал Стрелкова, в чьи структуры он входил, белоэмигрантские и так далее — С.К.)

...Стойкость и самоотверженность ополченцев не позволили карателям подавить восстание до момента, когда реальная помощь из России все-таки достигла адресата. Ополчение перешло в наступление».

— там же

Я все-таки подчеркну «помощь гражданского общества» [подчеркивает в тексте], «ополчение перешло в наступление». Ну так вопрос заключается в том, что «стойкость и самоотверженность ополченцев», которыми мы все восхищены, гораздо эффективнее проявляла бы себя без отступления в сторону Донецка из Славянска.

Далее Стрелков начинает проклинать либералов, выступающих против Президента и его курса. Поскольку либералы, выступающие против Президента и его курса, на самом деле выступают против России и так далее, то, конечно [подчеркивает в тексте], я не могу не поддержать эти фразы. Нам стало ясно, что теперь Стрелков категорически открещивается от всякого участия в любом майдане, от любых совместных действий вместе с либералами или нацистами, которые уже вместе с либералами были на Болотной и Сахарова. И если это не зачитанные дежурные слова, а действительно серьезная позиция, то слава богу.

Игорь Стрелков: «...изменники надеются довести ситуацию до заключения наиболее позорного и унизительного мира, сопровождающегося предательством русского населения Украины, чтоб вызвать дополнительную волну возмущения в самой России. А дальше в полном соответствии с отработанными еще в начале ХХ века технологиями, московский Майдан, на котором якобы в справедливом возмущении сольются правые и левые, патриоты и либералы. (Вот эта губительная акция для Стрелкова, да? Запомним это. — прим. С.К.) Апробированный сценарий 1905–1917 гг. по схеме „позорное поражение, экономический кризис, дискредитация власти, народные волнения, дворцовый переворот“ вновь в действии».

— там же

Игорь Стрелков: «Оценивая собственное место в борьбе против планов подрывных сил, хочу сказать, что сделал свой выбор. Основной фронт борьбы за Россию сейчас проходит здесь. Надеюсь, что именно в России смогу принести наибольшую пользу».

— там же

А я-то в кузнице говорил, что Стрелкову надо все-таки как-то реабилитировать себя, взять Харьков или сделать хоть что-нибудь еще. Нет. Он хочет работать в России, против союза антипутинских патриотов и либералов, которые захотят свергнуть Путина и организовать новый Майдан.

Что касается Путина:

Игорь Стрелков: «...считаю необходимым безусловно выступить в его поддержку, как единственного легитимного главнокомандующего, главного гаранта свободы и независимости страны».

— там же

Игорь Стрелков: «Тем же, кто прилежно приступил к лепке в СМИ образа полковника Стрелкова — лидера народного протеста, сообщаю, что пусть даже не рассчитывают на то, что им удастся купить меня фальшивыми похвалами и посулами. Суть долга офицера — служить своей стране и своему народу. Разменять пусть часто неблагодарную, но верную службу, на фальшивую славу и мимолетную популярность в угоду врагам Отечества — это для меня верх бесчестия. Пусть поймут, наконец...».

— там же

Вот тут бы ему остановиться!

«Пусть поймут, наконец, что есть еще в России люди (я не про себя одного говорю), которые ставят долг и порядочность превыше собственной выгоды и тщеславия».

— там же

Гречневая каша не должна сама себя хвалить. Но в принципе, все очень правильно.

Игорь Стрелков: «На мой взгляд, реально защитить подвергающуюся нацистскому геноциду Новороссию (Видите — нацистскому геноциду. Совершенно правильная фраза. Значит, нацистский геноцид — это зло, а у нас некоторые фашизм опять начали восхвалять, из друзей Стрелкова, да? Как мы знаем. Так вот, — С.К.) необходимо в первую голову путем разоблачения и отстранения от дел тех ее, в кавычках, доброжелателей, которые довели нас до грани военного поражения».

— там же

Давайте спокойно разберемся. Когда мы оказались на грани военного поражения там? Когда? Сам же Стрелков говорит, что на грани военного поражения всё оказалось после окружения Донецка. Окружение Донецка стало возможно только после сдачи Славянска, Краматорска, Дружковки и так далее. Так кто довел нас до грани военного поражения? Стрелков. Своим уходом из Славянска. То, что он там, в Славянске, отстаивал — Новороссию от бандеровцев — никто же это не снимает в качестве позитива. Отстаивал вместе с другими. Вначале — в отчаянных условиях.

Кстати, не он первый начал отстаивать эту территорию. Там местные люди поднялись. Он потом к этому присоединился. Но все равно он отстаивал, в тяжелейших условиях, вместе с другими. Сначала — в условиях очень слабой вооруженности ополчения, потом — и это никто не хочет понять, но вы поверьте, вам придется рано или поздно это усвоить, — потом, оружия в Славянске и других местах, в которых находились части Стрелкова, стало огромное количество. И все эти потрясания деревяшками вместо автоматов, носили жалко-декоративный, демагогический характер. И в этих условиях тоже. Пока он находился в Славянске — не было ни каких вопросов. А потом он из этого Славянска и другой территории, которая составляла половину контролируемой ополченцами части ДНР, он с этой территории ушел. И этим довел нас всех до грани военного поражения. Он довел.

Теперь он говорит, что нужно защитить от тех, кто довел, отстранив их от дел. Ну вот его и отстранили. Это самоописание в психоанализе называется «проекция». Он говорит о других, а на самом деле говорит о себе. Как говорил Лейбниц: «Петр, рассказывая о Павле, гораздо больше рассказывает о Петре». Стрелков, рассказывая о каких-то негодяях, гораздо больше рассказывает о своем грехе. Никто заслуги с него не снимает. Но это не значит, что нет этого, тяжелейшего греха. Он отдал приказ о бегстве из Славянска и других населенных пунктов, важнейших для нас. Он лично его отдал. Это было бегство, немотивированное.

Для его же соратников, которые отстаивали эту территорию вместе с ним, это был самый стыдный час в их жизни, когда они бежали. И этим он довел нас всех до грани военного поражения. А теперь он говорит о ком-то еще! Кого надо отстранить. Не знаю о ком он говорит, но он уже отстранен за это.

Дальше идут вопросы. Его спрашивает телеканал «Царьград».

Андрей Афанасьев, телеканал «Царьград»:

— Каково Ваше послание русским людям на Украине, в Новороссии, в России? Что сейчас нам делать для того, чтобы сохранить государство? Каждому в отдельности.

Игорь Стрелков:

— ...необходимо в любом случае строго воздерживаться от любой оппозиционной деятельности, от деструктивной оппозиционной деятельности. И понимать, что против нас ведут войну.

— там же

Ну как это не поддержать? Только понятно, кто ведет деструктивную деятельность. И кто к этому призывает сейчас. Это вчерашние ближайшие друзья Стрелкова.

Александр Губанёв (?), Информагентство «Новороссия»:

— ...собираетесь ли Вы здесь, в России, заниматься политической деятельностью, например, участвовать в выборах?

Игорь Стрелков:

— Нет, не собираюсь.

— там же

Сергей Давыденко, «Lifenews»:

— Вы не жалеете о том, что ушли из Славянска? И после того, как оказались здесь, в России, как Вы вообще оцениваете то, что сейчас происходит в Донецкой Народной Республике? Я имею в виду, с точки зрения командования. (Вы слышите вопрос? «Вы не жалеете, что ушли из Славянска и как оцениваете командование и так далее»? Я зачитываю всё, что Стрелков говорит в ответ, всё до следующего вопроса. — С.К.)

Игорь Стрелков:

— С точки зрения командования я хочу сказать, что в тех условиях, в которых воюет ополчение, командование, пожалуй, действует достаточно адекватно. Кроме того, нельзя забывать, что ополченцы по-прежнему находятся в меньшинстве относительно украинских сил, как они и относились... Единственное что, естественно, численность ополчения и вооруженность выросла, но превосходство противника и в живой силе, и вооружении остается по-прежнему достаточно большим. Каким-либо образом критиковать действия ополчения я не намерен, тем более после тех успехов, которые были достигнуты.

— там же

Всё! Понятно, что он здесь не сказал? Он не ответил на вопрос «Вы не жалеете, что ушли из Славянска?». Он ни слова по этому поводу не сказал.

Ну и что же вы не обсуждаете речь своего кумира, «русского мифа» и так далее? У нас есть люди, которые то говорят, что КГБ — это атлантическая структура, а ГРУ — евразийская, то вдруг находят евразийское КГБ, то говорят о том, что они континенталисты, то восхваляют Алистера Кроули, главного так сказать атлантиста, то говорят, что они истинно православные, то восхваляют этого Кроули, который, между прочим, буквальный сатанист и так далее. И которые мечутся как угодно, вот так [показывает рукой зигзагообразную линию] по всей траектории. Считая, видимо, что это и есть связь традиционализма и постмодернизма. А это элементарная неспособность выдержать никакую политическую линию.

Ни вы не получите никакой энергии от эгрегора, от той мировоззренческой сущности с которой вы связаны, — нельзя быть связанным сразу со всеми взаимопротиворечащими сущностями, — ни вы не передадите никому эту энергию. А отсюда такая вот небрежность к слову, потому что у слова есть источник, энергетический источник. Воистину, не в силе бог, а в правде. Не в силе, вот высшая энергия в правде. И Ленин не зря говорил, что надо говорить массам правду. Нельзя вот так менять траектории, не оправдывая это ничем, не обосновывая, не каясь за что-нибудь, не признавая своих ошибок, а зачитывая нечто по компьютеру. Неких слов, свидетельствующих о наличии у тебя страстного желания участвовать в противодействии новым майданным тенденциям в России. О сжигающем тебя изнутри, испепеляющем тебя желании формировать антимайданные тенденции.

— Что читаете, милорд?

— Слова, слова, слова...

Об антимайданных тенденциях и о том, как именно будет разворачиваться майдан в России, я хочу поговорить спокойно, развернуто, не комкая этот разговор и не лишая его неких необходимых детализаций именно в этой передаче.

А перед тем как перейти к такой теме, мне кажется, может быть, самой важной сейчас. Я хотел бы вкратце, вот уже не на уровне обсуждения конкретных пунктов каких-то там протоколов или принятых на их основе законов, а на уровне такого концентрата методологического, концептуального изложить свою позицию по отношению к будущему Новороссии.

Я не меньше таких самых ярых ястребов войны до победного конца и так далее, до полного поражения Украины хочу этого поражения бандеровской по своей сути сейчас Украины, которую я не отождествляю с украинским народом, и триумфа Новороссии. И я абсолютно готов на то, чтобы в этом вопросе идти до конца, не идти на какие-то компромиссы и так далее. Я только хочу одного, чтоб в результате нечто состоялось в действительности, реально, понимаете? Чтобы не болтали об этом, а чтобы произошло нечто возможное. Политика — искусство возможного.

С концептуальной, методологической точки зрения тут что главное? Главное — понимать, что ты располагаешь некоей системой и эта система способна действовать при определенных нагрузках. А при других нагрузках она действовать не может. Вот стол [ударяет по столу]. Вы можете поставить на него стакан [ставит на стол стакан], и он выдержит так. Как система [убрал стакан]. Вот вы поставили на него не стакан, а, я не знаю, оперлись на него [опирается на стол], и он выдерживает. На него можно даже сесть (не буду садиться), и он выдержит, вскочить и начать на нем плясать, наверное, он выдержит. Стучать кулаком по столу [стучит] — безусловно, выдержит. Но вы не можете на него поставить танк. Правильно? Он не выдержит, он рухнет. У него есть, как у системы, некие нагрузки, которые он выдерживает, и есть нагрузки, которые он не выдерживает, он рушится.

Вот всегда, когда вы действуете, важно понять, какие нагрузки-то система, которую вы имеете, выдерживает? Вы посылаете человека в пекло и говорите там: пробеги туда-то, схвати там то-то и сделай другое. Но если там температура, при которой он раньше сгорит, чем что-нибудь выполнит, то его надо либо одеть в скафандр, либо я не знаю каким-то еще способом там понизить температуру, но зачем его туда посылать для выполнения задания, если он сгорит раньше, чем он выполнит? Вот этот человек как биологическая система.

Теперь государство. Реальное российское государство, такое, как оно есть, может выдерживать определенные нагрузки. И других нагрузок оно выдержать не может. Это государство не создано для холодной войны с Западом, для острой конфронтации с Западом. Оно создано для совсем других целей. Оно создано, во-первых, для того чтобы насладиться неким очень сомнительным очень проблематичным так сказать потребительским благополучием. Которое одно наверху, другое — как бы внизу, и вот как-то там все это сочетается весьма причудливым образом.

А где-то это уже положение отчаянное, но и там, где оно отчаянное, вон деревня наверху [показывает рукой в сторону некоей деревни], так сказать, которая уже совсем умирает, там живет несколько семей, отчаянно плохо живут. Тоже там какие-то элементы потребительского наслаждения существуют, в виде какой-то иностранной техники аудио, которая там громко играет, в виде каких-то там тряпок. И подите это все еще отберите сразу. Тоже какое-то там потребительское ущербное совсем, социально неблагополучное благополучие. Вот для этого создано это государство. Оно создано для того, чтобы, ну не скажу вот только выполнять волю запада, но вести себя с ним по-доброму, мягко уступчиво, в меру упрямо по определенным вопросам.

Ну в меру упрямо по предельным вопросам. Для этого оно тоже создано. Тоже это осуществляется достаточно осторожно, но поскольку Запад — это система, боящаяся совсем каких-нибудь нагрузок, то удается что-то. Вот в Сирии очень неплохо удалось, ну и так далее. Но оно создано для этих нагрузок, понимаете? Для этих нагрузок!

Это стол. На нем можно стоять, плясать, стучать по нему кулаком, можно ставить на него десять стаканов, но танк на него поставить нельзя! Хотите ставить танк? Возьмите вместо него здоровенную железобетонную глыбу и поставьте танк. На постаментах стоят танки? И ничего. Сделайте другую систему, другое государство!

Его надо делать. Его придется сделать. Без него все равно рано или поздно нагрузки станут запредельными, и это государство рухнет. Но его надо делать, понимаете? А потом подвергать другим нагрузкам. А не кидать нечто, эти нагрузки не способное выносить, на выполнение задач, которые связаны обязательно с этими нагрузками, чтобы все рухнуло.

Если бы мы просто взяли и тупо, грубо, нагло, со всеми соответствующими атрибутами ввели войска сейчас на какую-то часть территории Украины, мы бы столкнулись с нагрузками, которые это государство выдержать не может. И поэтому этого хотели ВСЕ. Все, кто хотят краха России, хотели этого. А уж больше всего этого хотели украинские бандеровцы. Мечтали об этом, понимаете? Меч-та-ли.

Значит, мы не могли ни «слить» протест населения Донбасса, предать его, не могли сделать этого ни из политических соображений, ни из соображений моральных и высших, ни влезть в это дело грубейшим, тупым способом так, чтобы подвергнуть свое государство нагрузкам, которые оно не выдержит.

Нужно было искать третий путь, и его нашли. Этот путь и называется «приднестровский сценарий», сценарий Приднестровья. Сценарий донбасского, или там новороссийского, как хотите, отдельного от России, дружественного предельно России, поддерживаемого Россией государства. При этом Украина, естественно, не согласится с существованием такого государства, как не согласилась Молдавия с существованием приднестровского государства, или Азербайджан с существованием Карабаха, или Грузия с существованием Абхазии.

Но Абхазия, Карабах, Приднестровье и другие такие государства, тем не менее, существуют, и их формирование не привело ни к каким запредельным нагрузкам, и эти государства — Приднестровье и Абхазию — формировали вообще в условиях ельцинского государства, которое гораздо меньшие нагрузки выдерживало. И сформировали же?

Значит, нужен этот третий путь. По крайней мере до тех пор, пока российское государство и российское общество не будет очень мягко трансформировано, общество не перейдет на мобилизационные рельсы (пойди его еще переведи после двадцатилетия потребительства), а государство станет способным вот к этой холодной войне, к острой конфронтации, изменив элиты (я позже об этом скажу), и сделав эти элиты, так сказать, безразличными к тем вызовам Запада, которые называются шантажом, по поводу запрета въезда и бог знает еще чего, там закрытия счетов. Вот не должно быть уязвимости ко всему этому. И ментально должна быть неуязвимость. Не может быть такого, что «Ах, боже мой, Запад — это свет в моем окошке, я без него вообще жить не могу, его ценности боготворю, и теперь с ними приходится бороться!». Всего этого не должно быть — ни в элите, ни в обществе. И потребительства этого, которое справедливо называют потреблятством, тоже не должно быть.

Ротация элит. Новая политическая конструкция государства и трансформация общества в сторону мобилизации, отвержение хотя бы самых грубых потребительских соблазнов. Не затягивать пояса, но хоть сколько-то трансформироваться в сторону вот этого мобилизационного единого существования, которое в Советском Союзе в эпоху Великой Отечественной войны было, а в Российской Империи в эпоху Первой мировой не было. Как говорят в таких случаях — почувствуйте разницу. Она-то всё и определила.

Нам нужна Победа. Победа Новороссии, победа России. Нам не нужна война, в которую нас втянут и которая кончится нашим поражением. Как кончилась поражением русско-японская война и как кончилась поражением Первая мировая. И тут, конечно, существуют две силы. Одна сила, которая говорит: «Ой-ой-ой, только не воюйте, только не воюйте, потому что мы... связаны тесными узами с теми западными или неважно какими еще системами, которые вы хотите атаковать». Или: «Мы так сильно коррумпированы и т.д.», (в Японии это особенно было ярко, что мы не готовы к нормальной войне, мы всё время будем работать «и нашим — и вашим») и т.д.

Модернизация, позволяющая действительно предъявить врагу ту технику, которая победит, и использовать эту технику нужным образом, армия с соответствующим духом, общество, тыл, всё прочее... Мировоззрение — если речь идет о холодной войне, вряд ли мы хотим горячей войны со всем Западом, неизбежно ядерной... Вот это всё нужно медленно создавать. А пока этого нет, нужно действовать сообразно тем нагрузкам, которые данное государство может выдержать. Не надо подвергать его избыточным для него нагрузкам, потому что тогда оно рухнет.

И нельзя все время апеллировать к опыту 1905-го года, опыту 1917-го года и не понимать этой элементарной истины! С одной стороны — сила, которая не дает выйти из войны или не войти в нее, а с другой — сила, которая не дает ее выиграть. И обе силы действуют вместе, иногда, между прочим, они связаны воедино загадочным образом. Никакого отношения ни к каким большевикам они не имеют, большевики на тот момент — карликовая структура. Эти силы находятся в элите Российской Империи, дворцовой аристократии — повсюду.

Так вот, то, что мы все время предлагаем, — это извлечь максимум из того, что может победительно сделать это несовершенное государство и это несовершенное общество, а также мягко трансформировать несовершенное государство и несовершенное общество в сторону более совершенного общества и государства, способного выдерживать большие нагрузки, потому что все равно враг начнет нас подвергать этим нагрузкам. Нам все равно придется это сделать, но это нельзя сделать в одночасье!

Мы уходим в сторону Востока? Прекрасно! Но мы не можем уйти туда в одну минуту. ШОС — это замечательно, но мы не можем в миг единый преодолеть противоречия между Индией и Пакистаном. Между Индией и Китаем. Между Турцией и Ираном. Мы не готовы сейчас формировать этот альтернативный блок в полном объеме. Потому что там, у этих мощных достаточно государств — Китая, Индии и т.д., — свои интересы, свои ограничения, свое представление о темпе развития процесса. Китайцы вообще никогда никуда не торопятся. И не известно, в итоге, как поведет себя Индия. Захочет ли она вкусить от возможности конкуренции с Китаем (она — третья страна, Америка — первая, а Китай — вторая), или она все-таки не пойдет этим путем? Вроде бы она не очень хочет идти этим путем, но кто знает — тут любая торопливость приводит к тому, что все рушится. И есть огромные внутренние противоречия даже в этой конструкции!

Значит, ее надо строить? Надо. Экономику туда, на Восток, надо переводить? Надо. У этого есть определенные сроки? Есть. А самое-то главное не в этом. И даже не в том, что военно-промышленный комплекс тоже можно наращивать в определенном темпе. Вот закладываем новые подводные лодки, корабли, делаем новое оружие. Ну, мы не можем его сделать по принципу: закрыл глаза — и оно уже есть? Масса проблем!

Но и это не самое главное. Самое главное — общество и элита, идеология, работа средств массовой информации — все это должно медленно трансформироваться, для того чтобы мы выдерживали бо́льшие нагрузки. А пока страна может выдерживать определенные нагрузки — приднестровский сценарий для Новороссии (или Донбасса) является оптимальным. И в пределах этого сценария можно добиться безумно многого. Бояться того, что там будет какая-нибудь конфедерация и мы потеряем это как часть своей территории (конфедерация в пределах Украины), совершенно не стоит, потому что никогда конституцию Украины в эту сторону не сдвинут. Как только возникнет конфедеративное устройство Новороссии — возникнет конфедеративное устройство Западной Украины. А потом все потребуют себе это. И всем это придется дать. И не та сейчас элита на Украине, чтобы на это пойти. Элита обезумела от русофобии и подчинила русофобии существенную часть украинского общества.

Если есть этот особый статус, это все время вот такой серый вариант прекращения прямой конфронтации, а потом все предуготовляются к новой фазе — и снова конфронтация. И потом снова какой-то серый вариант — и снова конфронтация. Так и живем в разных точках земного шара: в Карабахе, в Приднестровье, в Абхазии и так далее. Противник силы накапливает для того, чтобы перейти в новое наступление. Те части, которые этого противника отбивают, тоже накапливают силы и дают отпор. Возникает такая вот цикличность: отпор — стабилизация, отпор — стабилизация, отпор — стабилизация. Плохо? Да. Несовершенная конструкция? Несовершенная. Но этот сценарий можно реализовать в пределах данного государства. А вот этот сценарий кавалерийского наскока, наступления, отрывания кусков, разрывания всего на свете — его реализовать с этой Россией, которая есть, нельзя. Она рухнет. Возникнут слишком большие нагрузки по части сокращения потребительских ожиданий. Элита все равно останется та, которая есть. А это не может быть сообразно связано с повышением нагрузок на общество: одни кормят вшей в окопах, а другие на рысаках катаются, или на роллс-ройсах. Так не живут в условиях мобилизации.

Элита слишком сильно будет все равно облизываться на Запад. Идеология, информация и всё остальное будут оставаться вот в этом каком-то межеумочном состоянии, в котором они не могут обосновать для населения, почему так надо жить, почему так надо сражаться, за что сражаться. Все это предстоит сделать, и это можно сделать мягко. В эту сторону все будет сдвигаться, но пока все это не сделано, избыточным нагрузкам подвергать Россию нельзя.

Кроме того, по-настоящему реализованный приднестровский сценарий для Донбасса создает и большую армию Донбасса. Где армия-то в 70, 80, 100 тысяч людей, которая действительно может как народно-освободительная армия Украины наступать и входить там в Киев. И мы должны в плоть облекать все эти слова «на Киев, на Львов», которые без этого становятся абсолютно пустой риторикой. Кто пойдет на Киев и на Львов? Кто? Честь и слава героическим ополченцам! Сколько их? Вы-то знаете! На что они реально способны? Что бы было, если бы не была введена вот эта новая сила? Так она должна туда идти, да?

Сестры-черногорки хотели, чтобы Россия истекала кровью и, так сказать, засеивала поля сражений трупами ради Черногории, да? А теперь надо вот таким же вот бездумным способом поступить по отношению к Донбассу? Зачем? Реализуем приднестровский сценарий: разворачиваем там более высокую степень мобилизованности, создаем там более благой образ жизни, убеждаем население других частей Украины, что это есть наилучшее. Создаем там большую армию, настоящую политическую систему, настоящую идеологию и информацию.

Уже зимой Украине предстоят тяжелейшие экономические испытания. И поскольку это не братская нам Украина, а Украина, управляемая бандеровской хунтой, то эти испытания пусть обрушатся. «Вам хочется песен? Их есть у меня». Как только эта победа возникает — она вдохновляет сопредельные регионы. И там можно управлять общественными тенденциями. Дальше враг все равно обрушится, и надо давать ему сокрушительный отпор, и подымать новые регионы на этот отпор. Это многотактная схема. Комплексная и многотактная. Вы хотите в один такт и грубой силой сделать это. А это невозможно. Просто Россию погубим, спалим и ничего не сделаем.

И, наконец, как это все должно быть? Ну объясните, как это должно быть в XXI веке, в этом мире и так далее? Вошли на территорию. Если там настроения, так сказать, против нас, мы их должны подавлять? Как? Воскрешаем Лаврентия Павловича Берию? Создаем такое, гипержесткое, диктаторское государство? При этой элите? При этом обществе? При всем остальном? Переходим на аскетические формы существования? Ну не надо, не надо это все осуществлять по принципу «что нам стоит дом построить: нарисуем — будем жить». Да? Нарисовать легко. Делать надо. Делать. Медленно, терпеливо, осторожно. И ни в коем случае не потеряв ту Россию, которая есть.

Да, будут люди, которые из своих корыстных интересов — и тут они все едины: что ваш Малофеев и его партнер Юрьев, которые влезли в эти украинские бумаги, облигации, и им нужно, поскольку они их скупали по низкой цене, продавать их по более высокой; что какие-нибудь там либеральные олигархи, что олигархи центристские, любые — будут выторговывать что-то для себя. А мы должны заставить их забыть об этом «для себя» и сделать максимум, извлечь максимум для Новороссии (или Донбасса). Придать законный статус всем существующим нашим силовым возможностям. Усовершенствовать силовые возможности. Подкрепить их политически. Извлечь новые возможности. И после этого такта начать новый такт.

Поймите! Это реальный процесс. У нас одна Россия. Не надо дурью маяться. Не надо пытаться извлечь из себя какие-то риторические блажные псевдовыгоды, разрушая консолидацию по поводу того, как мы боремся с Украиной. Не надо как бы создавать в виде противников тех, которые так же хотят бороться с бандеровской Украиной, как и вы. Не надо подменять реальную борьбу театром на тему о борьбе. Потому что, как только эта подмена происходит, как только все это начинает напоминать разговоры в курилках и всякую дешевую болтовню, мы дробим ряды тех, кто хочет бороться, мы не можем добиться настоящей победы, мы не видим, где настоящие изъяны. И все это — ради чего?! Ради того, чтобы сделать хорошую мину при плохой игре? Так нельзя. Россия этого не простит. Понимаете? Есть люди, которые могут заставить свою совесть замолчать. Но она же у них есть. Они же люди. Это гностики говорят, что есть там пневматики, психики, хилики и что хилики — это не люди. Мы же так не считаем?!

Для нас все, с кем мы сейчас разговариваем, это люди. Может, обезумевшие, отупевшие или впавшие в ложный азарт войны с псевдоврагами, но ведь люди. Пробудите совесть! Мы на пороге огромных испытаний для России. Нельзя, восклицая о том, что нельзя допустить 1905 и 1917 год, делать ровно то, что делали элиты, которые это всё допустили. Нельзя второй раз наступать на те же грабли. Как нельзя и на Ленина ссылаться, что поражение в войне приведет к революции и всему прочему. Другая была ситуация, другое общество. Другой международный контекст. Начнет только это рушиться — и тут же, так сказать, натовская авиация над рушащейся Россией. Не будет никакой там революции. Будет бардак и наведение оккупационного порядка силами НАТО — всё!

Понимаете, что ситуация безумно сложная? Хотите жить в реальности? Чувствуете свою какую-то ответственность за Россию, за что-то? Хоть что-то любите?! Ну поймите же, что так, как вы поступаете сейчас, покрывая реальную ситуацию какими-то идиотскими воплями о войне до победного конца и о всем прочем — нельзя так поступать, если не хочешь майдана! По-настоящему, нельзя. Это путь к майдану в России. Это путь к срыву резьбы. Это путь к перенапряжению того, что так перенапрягаться не может. Давайте создадим то, что сможет так напрягаться! У нас еще есть два-три года на это. И оно уже начинает формироваться. И что же? В угоду совсем дешевому политиканству, совсем мелким целям вы всё это, что может сформироваться, растаптываете? И вот, как всадники без головы, несетесь, не известно куда, и пытаетесь волочь за собой общество и еще говорите об антимайданных тенденциях?

Я перехожу к этим антимайданным тенденциям. Есть такая вот картинка [показывает картинку-магнит, изображающую разрушенную Красную площадь]. Ее бандеровцы издают миллионными тиражами и предлагают навешивать на холодильники, прикреплять ее к холодильникам, другим-всяким... к бытовой технике, машинам, к стеклам машин, не знаю, еще куда... Посмотрите-посмотрите на нее! У меня тут побывала такая журналистка из издания «Коммерсантъ-Власть» Елизавета Сурначева. И описала все, что происходит в Александровском, да и в «Сути времени» вообще по стандартам честной либеральной журналистики, подчеркиваю: честной либеральной журналистики. По лучшим ее стандартам.

Вот она — это было видно — не испытывает симпатии ни ко мне, ни к «Сути времени», но все сделала так, как полагается делать не псевдолибералам, которые всё это облаивают, а вот просто честно. Вот когда честно не любишь и что-то описываешь. Что-то она сократила. В частности, все, что было связано с этим антимайданным разговором. Это абсолютно ее право.

Я показывал тоже ей эту картинку.

Говорю:

— Елизавета, вот скажите, вы хотите, чтобы так было в Москве?

Она говорит:

— Да это страшилки. Это так все, мелочи, какая-то... комиксы. Зачем этому придавать такое значение?

Я говорю:

— Но ведь в Киеве тоже казалось, что никогда Майдана не будет и что никто не будет там отрубать руки, выкалывать глаза — да? Что не будет всех этих зверств, всех этих плясок? А они мгновенно ведь возникли. Почему вы считаете, что этого не может быть в Москве? Вы же не можете этого хотеть? Вы же понимаете, что тогда жить по тем стандартам, к которым вы привыкли, так писать, так рассуждать будет уже нельзя? И я вот вижу, что вы никуда сбежать не хотите. А зачем тогда все это? К этому же надо вместе готовиться, как этого не допустить! Да?

— Нет-нет, этого не будет. Это всё пугают, это пугают.

И вот тут я вспомнил Поклонную гору. Вспомнил ее как «воспоминания о будущем». Вспомнил ее как что-то одновременно очень конкретное и системно значимое. Конечно же, нельзя сказать, что Поклонная гора — это такое... я начал там махать флагом... все собрались, встали в ряды и задушили своего политического противника. Придушили, я не знаю, отпихнули. Но ведь нельзя сказать и по-другому, что все сделалось системой, что она манипулировала всем, истина-то где-то в другом.

И надо очень пристально всмотреться в происходящее. Тут важнее детали, фактура происходящего для того, чтобы предуготовиться. Я не готов, например, сказать, что зимой 2011–2012 года произошел распад системы. Началось другое. Началось опаснейшее заболевание определенного типа, а чтобы понять, что это за заболевание, надо спокойно обсудить, во-первых, модель элиты общества. А во-вторых — что именно реально произошло.

Вначале о модели. Модель состоит из следующего. Есть ядро системы, т.е. собственно бюрократия, а есть некоторые суррогаты гражданского общества или сателлиты, которые вращаются вокруг этого бюрократического ядра, как планеты вокруг Солнца.

Эти сателлиты не есть система, но система без них не может. И система, поскольку не понимает, что такое настоящее гражданское общество и с ним работа, все время хочет работать с сателлитами. Бюрократия не любит гражданское общество, не понимает его, боится его и не знает, как с ним работать. Она все время действует по принципу «подобное к подобному». Бюрократы или бюрократища — ничего плохого в этом не вижу, во всех обществах есть бюрократия, ее не может не быть, — все время пытаются создать между гражданским обществом бюрократиков, т.е. вот эти сателлитные суррогаты гражданского общества, которые вертятся вокруг бюрократии и хотят-то по существу чего? Согреваться в лучах этого бюрократического солнца, да? А по возможности даже войти в эту систему. У них других целей нет. Система все время хочет опереться на конформизм, т.е. на то, на что опереться невозможно. И защищает свое право опираться на конформизм цитатами, например из Пушкина, из «Бориса Годунова»:

Привычка — Душа держав.

— http://www.skaz-pushkina.ru/poetry/stihi.php?sid=832&st=35

Я в таких случаях настойчиво пытаюсь нечто объяснять и напоминаю, что великое произведение Пушкина «Борис Годунов» начинается фразами:

[отстукивает ритм]

Венец за ним! он царь! он согласился!

Борис наш царь! да здравствует Борис!

— http://www.skaz-pushkina.ru/poetry/stihi.php?sid=832&st=6

А заканчивается ритмически повторяемыми фразами другого содержания, которым Пушкин придает буквально тот же ритм:

Вязать! Топить! Да здравствует Димитрий!

Да гибнет род Бориса Годунова!

— http://www.skaz-pushkina.ru/poetry/stihi.php?sid=832&st=37

И это и есть трагедия попытки опереться на конформизм. Создать эти сателлитные структуры и на них начинать опираться, понимаете? А нельзя их создавать и на них опираться. Нельзя к гражданскому обществу относиться по принципу сателлитных структур, вращающихся вокруг бюрократического солнца. Нельзя подменять подлинно гражданское общество его суррогатами, так не борются. Так сначала радуются приятностям, а потом умирают. И всё.

В этой связи я хочу вспомнить некий момент начала распадения не ядра системы, а системы как целого. Подчеркиваю, бюрократическое ядро системы в 2011–2012 году не распалось. Оно осталось достаточно консолидированным, началось другое. Началось то, после чего и ядро начало бы распадаться.

Началось отпадение сателлитных частей, периферии системы. Ну это теория, на практике все было не так.

После того, как в Приднестровье все устаканилось, я не хотел участвовать в борьбе вчерашних боевых товарищей, она же политическая конкуренция Смирнова, Маракуца, да кого угодно. Просто отошел в сторону. Но я сохранил очень теплую память о том, что было тогда, и о Игоре Николаевиче, который сыграл очень позитивную роль в войне с Молдавией, тогда которую выиграло Приднестровье, вообще весь Приднестровский сценарий мне был безумно дорог.

Когда Игорь Николаевич позвонил мне, попросил о помощи на выборах, а помогать ему надо было, простите, в борьбе с «Единой Россией», которая выдвинула другого кандидата, то я согласился и приехал туда, чем мог, помогал, и вот я приехал один раз, уехал для того, чтобы дать задание своему аналитическому центру, и должен был поехать второй раз, и сижу в аэропорту Внуково, а люди знают, что зимой, а это была зима, в Одессе туман и это — бич всех, кто летит в этот регион. Туман, еще туман, туман не рассеивается, сидите — ждите, наверное, до утра, а, может быть, и не до утра. И в этот момент, а это во второй половине дня, ближе к вечеру, мне звонят, говорят: «Отечество — в опасности, помогите».

Я всегда откликаюсь. Сейчас что-нибудь такое будет, я тоже откликнусь. Я просто знаю, что я для ситуации «бюрократия плюс сателлиты» крайне неудобен. Просто крайне неудобен. И в этом смысле всегда минимизирую свое участие в чем-то подобном. Но никогда не делаю этого на основе какой-то конфронтации и фыркания, расплевывания, вообще не мой стиль поведения.

Я вызываю свою машину, сажусь и еду, чуть опаздываю к началу этого совещания, на котором я являюсь третьей фазой и где присутствуют все эти бюрократы плюс сателлиты, и встречаю одного из этих сателлитов, человека очень милого, способного и в принципе достаточно уравновешенного, в состоянии абсолютной неуравновешенности. Мы сталкиваемся в момент ожидания, что лифт опустится и можно будет подниматься на это совещание, и он уже перед тем, как войти в лифт, мне кричит:

— Что, абзац? Абзац, да? Абзац, полный абзац?!

Ну, естественно, несколько грубее.

— Ну, почему? Очень большой кризис, серьезная ситуация, но почему так?

— Нет, все так!

Мы едем в лифте, он прижимается к стенке, ударяется о нее, кричит: «Абзац, абзац, абзац».

А потом, на совещании, он вдруг говорит, что «Вы скажите...» Кто этот «Он», вы никогда не угадаете и я никогда не скажу. Я просто вспоминаю нечто, что нужно вспомнить, как «воспоминание о будущем», он как бы кричит руководству этого совещания, а я слушаю. Он кричит ему: «Вы скажите этим милиционерам, чтобы не стреляли ни в коем случае! Ни в коем случае! Потому что там будут на Болотной члены моей семьи, мои друзья!»

С одной стороны сказанное им — ужасно, а с другой стороны — что вы предлагаете делать?!

Он не может воевать, понимаете? Он не может вот в этой холодной войне участвовать. Он может вращаться вокруг этого бюрократического солнца пока всё нагрето до некоторых умеренных температур, а дальше он не может. У него действительно члены семьи идут на Болотную площадь, у него друзья на Западе, у него в целом всё — его менталитет, его система ценностей — она вся ориентирована на Запад. Как его можно использовать для холодной войны?! Это невозможно!

Он талантливо будет делать нечто другое при других нагрузках. А при этих нагрузках он отключается, рушится. И не он один. Все сателлиты вели себя по-разному. Кто-то в крайнем возбуждении кричал: «У нас тоже работники наших корпораций туда идут, и мы не можем это остановить!» Кто-то кричал: «Хоть палите меня — я готов, но это палево!» Кто-то вел себя более жестко.

Сами бюрократы, присутствующие на этом совещании, были абсолютно холодны. Холоднее всех был руководивший этим совещанием господин Сурков, который там парил над этим всем, в такой абсолютной безэмоциональности, в отсутствии каких-либо нервных выявлений, относился ко всему этому неврозу крайне скептически и рассуждал о том, как относился Федор Михайлович Достоевский к либералам, — почему он, не принимая их, тем не менее, их боялся как огромной силы и так далее.

К чему я все это рассказываю? К тому, что тогда, перед Болотной, не ядро системы начало распадаться — бюрократия выдержала, а начали отпадать сателлиты. Они не могут работать в этих условиях. Я под сателлитами имею в виду представителей творческих профессий, информационщиков и так далее. Они не могут существовать в этих условиях. Они чувствуют, что система не уверена, что она раздваивается. Она ведь раздваивалась, сама бюрократическая система? «Башни» воевали друг с другом, да? Она чувствует, что возникает столкновение части гражданского общества с этой системой. И это ее часть гражданского общества, этих сателлитных всех структур, это ее, свои — по крови, по духу, по всему остальному. Она не может с ними воевать, она не может их тронуть, она их боится. Она чувствует, что она плоть от плоти вот этой части гражданского общества. Тогда она впадает либо в ступор, либо просто отпадает от всего этого, либо начинает в панике дергаться. И это первая часть политического системного кризиса.

Вторая часть — это неуверенность бюрократии, которая неминуемо начинает просачиваться в ядро в условиях потери этих сателлитных оболочек. Это происходит не сразу и не у всех. Были люди, которые жестко хотели бороться с «оранжевыми» — в бюрократии. Были люди, которые колебались. Но все они смотрели в окна и видели там клубящееся море людей, внутренне им не чужих и остро ориентированных против них. В худшем случае они этому поддавались, в лучшем — скрежетали и говорили: «За что?» Но они уже находились в этом состоянии внутренней недоуверенности. И не могло быть иначе в условиях, когда так построена политическая система. Это не упрек людям! Система выдержала. Но еще два шага в эту сторону — и началось бы обрушение ядра системы. Оно не началось, потому что нечто было прекращено. Как только на Болотную пришли бы более крупные фигуры — а Болотная ждала эти фигуры, и речь тут идет не о суперкрупной бюрократии и не о Зюганове, речь идет о других слагаемых системы, приход которых резко усилил бы Болотную, — потом туда начали бы передвигаться бюрократы среднего формата, а потом начался бы раскол системы. И тогда все бы рухнуло.

Что это могло остановить? Это могло остановить только антиболотное, антиоранжевое движение несателлитной части гражданского общества. Нужно было собрать митинг на Воробьевых горах. Нужно было привести туда тысячи людей. Да, не десятки тысяч еще, но тысячи. Нужно было задать определенный эмоциональный градус, нужно было сжечь белую ленту, нужно было объявить, что несателлитная часть гражданского общества ненавидит всю эту норковость, все это желание назвать других «ватниками, анчоусами, мухами» и так далее.

И вот когда это произошло, процесс медленной постепенной деградации системы оказался остановлен. Началась перегруппировка сил, удалось создать достаточно широкое объединение гражданских сил на антиоранжевой основе.

Конечно, при этом диалог с системой был абсолютно необходим, в противном случае это движение не было бы достаточно широким, потому что широким оно могло быть, если оно состояло из двух частей. Из тех, кто говорил, что государство крайне несовершенно и что этот политический курс вызывает у них несогласие, и из тех, кто восхищался этим государством, этим курсом, но два этих слагаемых гражданского общества, должны были одинаково сказать, что разрушение государства и оранжевые фокусы для них неприемлемы. Это и есть формула Поклонной горы. И это и есть главная политическая формула.

Вот если этого всего не сделать, то антимайданные тенденции с зачитыванием антимайданных текстов из компьютеров могут превратиться в это чисто сателлитное движение, которое еще неизвестно куда потом повернется, которое окажется парализованным в самый решающий момент, тем более, что никогда нельзя экстраполировать прошлое, буквально, линейно продолжать его как тенденцию, на будущее.

Война будущего никогда не является прямым римейком, повтором войны прошлого. Это — глубочайшая ошибка. Если начнутся снова эти все майданные дела, по другой схеме, по схеме Грушевского и т.д., то они не будут в Москве напоминать то, что было в 2011-2012 гг. Нельзя сейчас готовиться к повторению той политической войны, она будет совсем другая. Гораздо более жесткая, и в ней отпадение сателлитных систем гораздо более высоковероятно.

И пожалуйста, если вы действительно готовы принять вызов Майдана, неважно, 2015 или 2017, а это — будет, это будет жесткий вызов, то делайте это не для отписки, не для политического маневра и не для того, чтобы встроить игроков чужой команды в систему, которую ставят игроки своей команды. Делайте это содержательно, духовно, исходя из полноты любви и ответственности.

А для этого сначала переживите по-настоящему раскаяние. За то, что было. Вот этот ка́тарсис, я привык говорить ката́рсис — глубокое трагическое переживание собственных ошибок. Бросьте ваш тон с зачитыванием с компьютера и возьмите человеческий. Не искупить кровью нужно то, что было совершено, но искупить кровью сердца и переживания настоящего, и действительно стать новым, а не изображать превращение Савла в Павла. Это очень важно. И мы открыты этому.

Потому что у нас одна Россия и мы вместе хотим ее защитить, и мы знаем, что если это, по мне — так очень несовершенное, сильно зараженное потребительством, расслабухой и вот этой элитной двусмысленностью, отечество наше не защитить, то рухнет мир. Не только Россия, но и мир. И мы окажемся в руках абсолютного зла — того самого зла, отпор которому дают на Донбассе все. И всем, кто дает этот отпор и кто внес в него лепту, мы за это благодарны.

Вот — формула будущего. Вот — тот сухой остаток, который, как мне кажется, уже оформился в результате тяжелейших конфликтов, разногласий, борений, осуществлявшихся в последние месяцы. Пусть этот остаток станет цементом для чего-то нового, патриотического и подлинного. Того, что превратит наше несовершенное отечество в отечество более совершенное, в великую страну, которая способна вести за собой мир, а миру это очень нужно сегодня.

До встречи в СССР!