виртуальный клуб Суть времени

ТВ «СВ - ДНР», Выпуск 206 from ECC TV.
Youtube
 

Габат: У меня позывной Габат.

Корр.: Сколько тебе лет?

Габат: 23.

Корр.: Почему ты здесь?

Габат: Во-первых, самыми первыми, когда Донбасс объявил о своей независимости, самыми первыми, кто признали их независимость, признали как государство, отдельное от Украины, от Киева, государство самостоятельное — это была Южная Осетия. Наш президент признал, раньше всех признал их независимость. А когда он это зачитывал признание, вся Осетия стояла. Мы просто слушали стоя.

Мы признали их своими братьями, независимыми.

Появился один человек, второй, третий. Во дворах кто хотел, вечерами кто обсуждал, кто от кого-то узнавал, что вот кто-то собирается ехать на Украину. То есть сюда на Донбасс как добровольцы. Ополчение здесь у них как таковое было, а мы приехали в качестве поддержки. Это первая причина.

Вторая причина — та же самая, что была у нас в 2008 году в Южной Осетии, когда против нас воевали те же самые поляки, «Правый сектор», Национальная их гвардия, албанцы. У них есть те же самые грузины наёмники, снайпера, которые и в Южной Осетии против нас активно вели боевые действия. Занимались чисто геноцидом, хотели истребить народ. И «Чистое поле» назывался их проект, чтобы просто Южную Осетию сравнять с землёй.

И вот сейчас делают те же самые, так же они поступают против человечности. Их действия — это действия против человечности, против жизни, против святого. И вот это наша вторая причина, почему мы приехали — потому, что мы их горе разделяем.

У нас уже была война в 2008 году, в 2004 году, тогда я был ещё молодым был, совсем маленьким. В 1991-ом я родился во время войны. В 1971 году там тоже была война, тогда тоже геноцидом занимались. В 1989, когда у них Сахурдян был, просто заживо хоронили осетин, когда их ловили где-нибудь. Допустим, едет автобус с женщинами, с детьми. Просто берут и заживо хоронят их... И вот — то же самое.

И мы приехали, что бы у них этого всего не было. Что бы они не испытали на себе. Потому что мы знаем, какое это горе.

А третья причина, то, что Россия им помогает, как бы поддерживает...

А Россия помогла и нам. И сейчас, если и здесь решила Россия помочь Донбассу, чтобы у них не произошло этого геноцида, — то, естественно, и мы будем помогать им.

Корр.: Давай подойдём к тому моменту, когда ты идёшь добровольцем. Чем ты занимался? Ты уже отучился, в мирной жизни?..

Габат: Да, в мирной жизни я уже отучился. У меня военизированный диплом. И сейчас у себя в Осетии поступал на второе высшее, и поступил на юридическое.

Корр.: И решаешь...

Габат: Ехать сюда. Вот у меня здесь с Макеевки с одним парнем получилось.. Чуть постарше меня... Так получилось, что в одном окопе посидели некоторое время, в одном посёлке на передовой... Он за две недели до этого попал под обстрел фосфорных бомб и вздохнул вот эту вот пыль.

Когда он пришёл в себя, — сразу оттёк лёгких. Он там в тяжёлом был состоянии две недели. Ему доктор сказал, реально: «Сынок, ты долго не проживёшь».

Вот тогда я понял всё это, что всё здесь реально. И когда мне сейчас звонят люди, младше чем я сам, и говорят: «Мы хотим к вам поехать, как нам туда попасть?», — я говорю, что «не буду вам помогать». Я не позволю себе ни в коем случае, чтобы парни, которые младше меня, приезжали сюда. Если старше меня — да. Но если младше меня, младше 23-х лет, почти 24-х, я никому им не дам сюда заехать, никому. Даже на границу поеду, их обратно отправлю. Если тут что-то надо сделать — мы сами сделаем.

Вот тут девочка была. Она в 16 лет пошла санитаркой. Под Саур-Могилой легла. Два дня её тело хотели забрать, но только в конце второго дня они смогли её забрать.

И ты начинаешь всё это понимать, обо всём этом думать. Я понял, что на самом деле надо ценить. Что такое святое, что такое человечность, что такое гуманизм.

Я понял и то, что в руках сильно деньги влияют на человека. Что для некоторых людей смерть десяти тысяч мирных граждан, женщин и детей — это ничего не значат по сравнению с миллионом долларов. А ведь на той стороне так и есть всё.

Я не говорю, что в Киеве весь народ против Донбасса или против человечности, против России. Нет. Там вот есть просто какой-то костяк людей, которым затуманили мозги. И когда попадаются... Вот мы в плен брали офицеров из «Правого сектора», и там были и срочники, и восемнадцатилетние дети. Реально он трясется, он автомат выбросил, трясется, не знает, что сказать. Ты его в плен берешь.

Конечно, таких жалко, мы же люди, стараемся, конечно, таких обменять потом на своих пленных, чтобы жизнь им сохранить.

А они сами все рассказывают, их не трогаешь, они сами все рассказывают, радуются просто одному куску хлеба. И просто рассказывают, как их забирали из дома, что пришел вооруженный конвой в масках. Его из дома забрали, связали, привезли на передовую.. Дали какую-то винтовку непонятного года, и сказали: «Иди на передовую».

Корр.: Ты упомянул про офицеров, офицеров украинских. Это что за люди?

Габат: Это что за люди? Я вам просто скажу.

Корр.: Ну или пример приведи...

Габат: Расскажу, как элементарный их захват произошел. Вот остановили их микроавтобус. «Уралы» подбили с боекомплектом большим... И мины противотанковые, БМП, БТР сожгли, УАЗ сожгли из «Утеса»... Да, их два микроавтобуса и один «Опель»... Нам удалось их окружить и под гранатометами и под дулами автоматов их вытащили.

Вот их всех уложили на пол, просто орем на них, оружие отобрали, на полу все лежат, на земле, на асфальте. И просто на них кричим: «Кто старший?» И сзади один снайпер, у которого была снайперская винтовка, глаза поднимает, и так мне показывает на своего старшего, мол: «Вот он, старший». А сам дальше смотрит в другую сторону, как будто ничего и не говорил... Потом спрашиваем этого танкиста, он был подполковником танковой армии, серьезный такой офицер, у которого были в телефоне фотографии с Ярошем, с Музычко....

Он до последнего ничего не говорил, и оказался самым последним трусом. Они сами во всем признались. Просто через две минуты как с ними мужчина-офицер поговорил нормально: «Ну, попались... Вам лучше по такому пути идти. Есть прямая дорога, есть объездная, но там никто не уверен, что ты доедешь до дома. То есть если сам все расскажешь, у тебя шанс, что тебя поменяют на наших пленных, и ты поедешь к своей семье». Их, кстати, потом на параде выводили.

Корр.: А на параде, кстати, кто были? Захваченные, в том числе, и вами?

Габат: Да, мы их...

Корр.: Расскажи мне про парад.

Габат: Парад, там вообще история отдельна была. Потому что в то время, что мы там были, мы ни у кого не находились в батальоне. Мы не были знакомы еще с батальоном «Восток», хотя знали что здесь все наши.

Мы поехали другим путем. Чуть позже, чем ребята из батальона «Восток», мои старшие братья-земляки.

И попали под городом Снежным, там есть Еленовка или как там называется, не помню уже, поселок с численностью населения 200-300 человек. Попали так, что мы были рядом с ДНРовским батальоном «Кальмиус»...

И так получилось, что когда мы выдвинулись рано утром, и нас было семь человек осетин и их пять человек. И мы, вот так получилось, вчетвером вначале вообще стояли на высоте. Я был один гранатометчик, один — русский и один — с Донской области, тоже ополченец. Мы контролировали дорогу, по которой в поселок поступали боекомплекты, подмога, помощь со стороны Национальной гвардии. Ну, мы как бы сели на высоте эту дорогу контролировать. А остальные наши семь человек зашли в поселок.

И просто по пути так получилось, что там была и стрельба, и все было.

Из гранатомета больше двух выстрелов из одного места, из одной точки не сделать. Потому что тебя сразу вычисляют и снайперы, и пулеметчики, и танк... и все. И вот мой помощник, кстати, ему 17 лет на то время еще было (отсюда, с области) — он меня за шкирку схватил и назад начал оттаскивать.

Потом к нашим остальным подошли, они к тому времени уже окружили. (За день до этого был хороший артобстрел, точный. Между прочим, хорошо постреляли ополченцы из Снежного.) И потом мы просто зашли на зачистку, и все устранили.

И перешли вот сюда в «Восток». Здесь наши были — кто постарше, которые здесь себя проявили. Они сначала держали и Саур-могилу. Потом здесь небольшой город есть, Ясиноватая, — там у них были посты. Были и ранения. И погибали вместе с ними местные ребята, «двухсотые» тоже были. Вот мы к ним переехали.

Есть у нас еще земляки, сейчас они чуть подальше, они под Мариуполем. Там тоже их человек 12. Тоже из Южной Осетии. В составе казачьей бригады, с казаками работают вместе, молодцы. Дай Бог им!

Знаете, почему мы выиграем эту войну? Я вам скажу честно. Мы сюда приехали воевать не за деньги. В интернете всякое распространяют — что «им там хорошо платят, обеспечивают всем необходимым, у них там, — говорят, — квартиры, дома надарили»...

Значит, я вам скажу. Тут, знаете, какие деньги даются? Тут тебе даются 100-200 гривен в месяц, чтоб ты на телефон положил и чтобы своей семье позвонил. Здесь больше ничего не дается. И ничего нам и не надо, потому что нас все устраивает. Просто семье чтоб позвонить. И мы из-за этого выиграем войну.

А те, кто там те же самые поляки, албанцы, румыны, американские инструктора получают какие-то иные суммы долларов США, — то, я думаю, они долго не протянут.

Война, наверное, закончится только тогда, когда одна, так сказать, «демократическая» страна перестанет разжигать вот эти межнациональные розни.

Где весь мир? Где Евросоюз? Где ООН, который так сильно кричат, что «мы за права народа, за свободу человека, за Конституцию, за правую идею»?..

Корр.: Скажи, пожалуйста, ты видишь себя вне войны?

Габат: Я хочу себя видеть вне войны. Но я не вижу себя. Потому что я нахожусь в таком месте и живу в такое время, и близкие такие люди меня окружают вокруг... Что все, что меня окружает — все напоминает о войне... И это такое место, где может быть переменяно 10 — на 20-30 лет.

А так я хочу видеть себя в мирное время и каким-нибудь мирным работником, свой небольшой бизнес, если получится. Но с трудом верится.

Корр.: Спасибо!