виртуальный клуб Суть времени

ТВ «СВ - ДНР», Выпуск 207 from ECC TV.
Youtube
 

Корр.: Немного о себе. Чем Вы занимались до этого конфликта? Насколько у Вас жизнь была мирной?

Алан: Да жизнь была абсолютно мирной. У меня был небольшой бизнес, плюс я лекции читал на разные темы: политология там, по информационным войнам, по всяким таким вещам... Просто понимаешь, что он из информационной плоскости, в какую — то другую перешел этот конфликт.

И если здесь мы сейчас проигрываем на востоке Украины — на Донбассе, в Новороссии — то все это перекидывается в Россию, вот я думаю этой же осенью. И — на Кавказ в первую очередь.

Но так как я житель Северной Осетии, я прекрасно понимаю​, что когда придет к нам домой — это будет гораздо больше крови. То есть то, что здесь, это покажется таким детским садом, по сравнению с тем, что будет у нас дома.

Корр.: Практически, когда Вы поняли, что от просто слов — о том, что то-то, то-то, такая-то ситуация — надо переходить к делу, то есть идти воевать?

Алан: В моем случае это произошло после тех одесских событий. То есть это чисто фашистская акция была. Понимаете, когда беззащитных людей вот так вот просто убивали, уничтожали... Не буду повторять, все, наверное знают, что там произошло. Вот это, наверное, таким вот послужило, так скажем, спусковым механизмом.

Не только для меня — для многих людей. У меня у знакомого просто аппетит пропал: «Я, — говорит, — не могу есть после этого. Не могу есть, не могу спать, не могу телевизор смотреть».

Приехали ребята. У нас какая-то православная ярмарка была. И вот трое православных товарищей (один из них уже покойный, Царство ему небесное)... Вот, как потом оказалось, из батальона «Восток» были трое ребят... Они приехали туда с нашим общались там настоятелем, что там, по поводу гуманитарной миссии, всего прочего. Вместе с ними совершенно случайно познакомились. Мы познакомились. И мой брат тут Олег — «Мамай» у него позывной сейчас — сразу решил вместе с ними ехать.

И вот он так взял и поехал. И постепенно — его друзья, родственники... У нас же республика маленькая, слухи быстро расходятся... Записал там какое-то видео обращение, то есть у него интервью небольшое взяли... Там у нас показали по телевидению по-нашему, и люди потянулись. Слухи быстро расходятся...

Я приехал в июне... Олег сразу приехал, а мы приехали позже. Потому что все-таки дела, тяжело все взять и вот так бросить. А он-то приехал сюда на неделю. Потому что они считали, что проведут референдум, и все так быстро решится.

Корр.: Вот как формировалось, в том числе и батальон, на ваших глазах.

Алан: На наших глазах все и происходило. Захваты происходили военных частей, захваты каких-то там милицейских участков, разоружалась милиция там, военные части. И вот так потихоньку, потихоньку вооружалась. Карабины, автоматы... Потом вступали в бой с украинской армией. И вот она теряла оружие, бросала, убегала. Таким образом, вооружаемся — бросают технику, танки. Очень много бросают.

Корр.: То есть ваша задача какая?

Алан: Держать позиции. Ну, вот есть, например, населённый пункт — Ясиноватая, вот мы держим эту Ясиноватую. До этого мы Саур — Могилу держали. Вот это воющая высота стратегическая была Саур-Могила. Бригада «Восток» держала эту Саур-Могилу. Очень много ребят гибло там, потому, что тяжёлой техникой их обстреливали. Погибали, но держали, держали, держали до последнего. Пока там уже в конце мы 4 раза вызывали огонь на себя, «Градом», потому что очень много техники шло на них, там порядком 15-20 танков шло. Задачу поставили им руководство, украинцам, её взять любой ценой. Они пытались её взять. Ребята вызывали огонь на себя. Командир погиб тоже, вызвал огонь на себя.

То же самое вот, например, Ясиноватая сейчас, населённый пункт. Её тоже держит бригада «Восток». Есть разные позиции, как бы разные населённые пункты. Мы там держим дороги, блокпосты. Это же комплекс мероприятий... Плюс зачистка диверсантов, плюс этих корректировщиков ловить пытаемся. То есть ведём вот такую работу.

Мой дед всегда сокрушался, он всегда думал: «Представляешь, где-то году в 1936 бы наши могли в пару корпусов дойти до Берлина и вырезать это все к чертовой бабушке. Ну, кто же знал, что до такого дойдет? И не было бы ни Сталинграда, ни всего прочего...». То же самое и здесь...

Корр.: Как ваша семья отнеслась к тому, что вы?..

Алан: Я никому не сказал, просто уехал. Сказал, что по делам. Узнали через какое-то время, через две-три недели... Я телефон просто не давал, и всё. «Уехал по делам».

У нас тут все так: кто «в командировке», кто там «в Крыму отдыхает». Товарищ один до сих пор «в Крыму отдыхает»: «Мама, там вот пляж, девочки ходят». «Ты позагорай, а то белый приедешь домой, что ты будешь рассказывать?..»

Многие не говорят своим семьям, что стоЯт. Чтобы не переживали. Зачем лишнюю валерьянку пить?

Корр.: У вас сложилось собственное отношение к противнику? Какое оно?

Алан: Я думаю, что украинцы сами отрезвеют очень скоро. Ну, сколько это еще там протянет? Месяц, два, три?.. Просто запуганы люди очень многие. Очень многие запуганы.

У нас просто ребята есть, которые живут в центральной Украине и там действительно проводят карательные акции, действительно люди исчезают. У парня беременную жену убили. То есть они проводят карательные акции. Они каратели, еще раз подчеркиваю, бандеровцы всегда были прекрасными карателями, но были плохими войнами. А каратели они замечательные, никто не спорит. Не у каждого рука поднимется зарезать беременную женщину.

Корр.: Как вы себя видите в мирной жизни?

Алан: Буду также, наверное, лекции читать. Мемуары писать. Не знаю, мне много чем было заниматься в мирной жизни. Понимаете, нельзя сказать, что я тогда пришел оттого, что мне делать нечего было, я как раз наоборот, очень много чего потерял, что придётся потом восстанавливать, так скажем. И в финансовом плане, конечно, очень сильно. Мы ж здесь добровольцы, деньги не платят, зарплату.

Корр.: Ну, вот, исходя из того, что Вы добровольцы, а семьи на что живут?

Алан: Слава Богу, что я не один в семье работаю. Ну, понимаете, ну ты уже уехать не можешь. Ну ты приехал на неделю. Понимаешь, что надо на работу возвращаться. Понимаешь, что не можешь уехать, тут же друзья у тебя, то тут, то там какая-то операция. Ну как ты их бросишь? Ну, ты трус получаешься. Че ты тогда приехал, спрашивается? На экскурсию что ли? Пофотографироваться с пулеметом? Нет, соответственно, сидишь дальше. Потом уже как-то ну... Не думаешь уже об этом, в другом режиме живешь. Думаешь, где патроны взять.

Корр.: Можете привести пример или вспомнить тот момент, который больше запомнился?

Алан: Запомнился мне наш друг один, «Волк» у него позывной. Пуля у него в голове застряла, то есть ранило его, и пуля застряла в голове. Мы поехали, вытащили эту пулю — и назад вернулся. Голову замотали, такой как пьяный ходит, ну, это все-таки удар такой, нокаут очень серьезный. Понюхал нашатырь — и вперед дальше пошел. Как раз одна из зачисток аэропорта была, попытка очередная... Хорошие ребята у нас, отчаянные.

Тоже один товарищ есть, он в плеере постоянно воюет. Тоже Алан его зовут, «Орел» позывной у него. Одевает плеер и говорит: «Мне, — говорит, — мины, — говорит, — мешают от звука, нервируют, — говорит. Зачем мне нужно?». Одевает наушники, включат музыку — и на передовую...

Не боятся смерти вообще... А когда ты ее не боишься, она как будто начинает от тебя отходить...

Идут на передовую, человек в плеере ушел. Выхожу, смотрю: танк стоит. «О, — говорит, — танк стоит, а у меня, — говорит, — гранатомета нет. Че, — говорит, — буду делать?» Прибежал за гранатометом. Пока бегали туда-сюда, уже танка нету. Ну, ты смотришь, понимаешь, что ты не можешь как-то отставать. Там с ним пошел один наш друг: «Я, — говорит, — смотрю: он идет. Мины взрываются, а он себе идет и идет по прямой». Он говорит: «Ну, че, — говорит, — если, — говорит, — суждено сегодня тебе умереть — ты в любом случае умрешь. От такой пули, от сякой — не важно... А если не суждено умереть, то ты хоть под „Градами“ стой — тебе ничего не будет».

Ты смотришь, думаешь: но если он не прячется в кусты, как ты будешь прятаться? Встаешь прямо и идешь точно так же. И реально: оно там бахает, бахает — и ниче не бывает

Корр.: Коль мы заговорили про аэропорт, он как бельмо на глазу. Чего его не возьмут-то?

Алан: У них там большие запасы всего. Еды, патронов, всего. Они глубоко окопались там, и очень большие подземные коммуникации. Их надо зачищать именно, туда заходить с какими-то спецназами, группами... А это большие потери.

Это очень специфическая операция должна быть. Либо какое-то такое специфическое оружие, типа вакуумных бомб или еще чего-то... Но этого нету в наличии у ополченцев.

Корр.: Иностранцев ловили?

Алан: Ловили. И негры были в экипажах в танковых. Вот на Саур-Могиле — там уничтоженных танков и поляков, говорят, ловили тоже много.

Какие-нибудь радикальные мусульмане с Сирии приехали и поляки — что их может объединить? Общая ненависть к России, в принципе.

Что ж, мы тоже не сами воюем. Ну, вот осетины, например, да?.. Есть вот афганец у нас парень, афганцы... Вон испанцы приехали, коммунисты с Испании... То есть тоже другая коалиция собирается антизападная.

Вот эти две силы опять столкнутся. Все те же силы на тех же самых территориях. Ничего не меняется.

Корр.: Спасибо!