виртуальный клуб Суть времени

ТВ «СВ - ДНР», Выпуск 274 from ECC TV.
Youtube
Скачать Аудио (mp3, 27.6M)
 

Пресс конференция секретаря Совета Безопасности Донецкой Народной Республики Александра Ходаковского. 27 ноября 2014 года

Пресс-конференция Александра Ходаковского

Донецк, 27 ноября 2014 года

Ведущий: Дамы и господа, представляю вам — секретарь Совета безопасности ДНР Александр Сергеевич Ходаковский.

Ходаковский: Все готовы? Примерно формат работы будет следующий. Сейчас я выполню свою миссию, буквально пять минут на нее потрачу, которая на меня возложена главой государства. Есть у нас один вопрос, достаточно щекотливый, который я хотел бы озвучить. Дальше мы построим общение в режиме вопросов-ответов. Сделаем первую часть вопросы-ответы касательно, ну, скажем так, моего официального положения. А потом уже можете задавать вопросы, которые не имеют отношения к моему статусу, на свое усмотрение. Разрешается задавать щекотливые вопросы. Если залезете в интернет — поймете, что на щекотку у меня иммунитет уже выработался. Поэтому задавайте. Если увидите, что я уже начал мыслью под древу растекаться или витиевато и общо отвечать на вопросы, то это значит, что либо а) я не владею вопросом, либо б) не хочу на него отвечать, либо еще какая-то причина. Поэтому можно прерывать и задавать какие-нибудь новые. Поэтому чтобы было более-менее конструктивно и плодотворно.

Теперь касательно того, с чего я, собственно, хотел бы начать.

22 ноября произошел инцидент, в результате которого несколько человек, представителей нашего дружеского народа, ополченцев, которые с первых дней воюют вместе с нами плечом к плечу, пострадало. Два из них госпитализированы и находятся в тяжелом состоянии. Таким образом донецкая земля отплатила гостеприимством нашим братьям. И я здесь, в том числе, с этой целью — для того чтобы принести официальные извинения.

Предварительное расследование, проведенное Генеральной прокуратурой, показало, что со стороны осетин не было никаких провоцирующих действий и не было никаких, скажем так, признаков совершения преступления. Соответственно, в отношении них были применены меры физического воздействия несанкционированно, и случилась эта ситуация.

И нам тем более прискорбно осознавать, что ответственность за этот инцидент взяли люди, которые пользуются достаточным уважением как участники боевых действий. И как силы, на которые мы рассчитывали, которая будет содействовать укреплению обороноспособности республики и укреплению правопорядка в обществе. На сегодняшний день они не пожелали принести официальные извинения. Соответственно, это делаю я от лица главы государства. Была допущена бестактность с их стороны, когда они упомянули о том, что действовали по приказу непосредственно Захарченко. Я вас уверяю, что Захарченко как оплот законности и правопорядка в обществе никоим образом не мог быть причастен к осуществлению это акции. Что он действует исключительно в рамках закона. Что прерогатива только лишь государства осуществлять насилие в виде ограничения права, свобод, применения мер физического воздействия в отдельных случаях. И государство осуществляет эту линию, руководствуясь исключительно институтами власти, используя институты власти, которые на сегодняшний день представлены в правоохранительном блоке Генеральной прокуратурой, Министерством госбезопасности, Министерством внутренних дел и Министерством обороны, которое включает в себя народную милицию.

Соответственно, только лишь эти органы и эти институты власти могут осуществлять какую-либо процессуальную деятельность. И ни одно другое подразделение военное, которое на сегодняшний день присутствует в Донецке, не может брать на себя подобные миссии самовольно. Потому что мы не допустим формирования альтернативных центров власти здесь.

Поэтому еще раз повторю, что от лица главы государства и от меня лично как от секретаря Совета безопасности я приношу извинения нашему братскому осетинскому народу за тот инцидент, который произошел и который привел к достаточно тяжелым последствиям.

(Обращаясь к Артуру Гадзаову, позывной «Дигорец».) Поэтому я прошу принять наши извинения человека, который представляет на сегодняшний день группу добровольцев из Осетии, находящейся здесь у нас в регионе.

Поэтому мы имели предварительные беседы, и я лично выражал извинения при личном контакте. Теперь хочу это сделать публично от имени главы государства. Свою миссия я считаю в данной ситуации выполненной и надеюсь на взаимопонимание.

Правоохранительные органы, которые получили задание разобраться с этим инцидентом и произвести ряд процессуальных действий для того, чтобы сделать правильные выводы, справятся со своей задачей, и виновные понесут заслуженное наказание.

Теперь приступаем ко второй фазе. Приступаем ко второй фазе. Пожалуйста, в удобном для вас порядке задавайте вопросы, я готов общаться, готов отвечать. Желательно давайте сейчас конструктивно, не по поводу отвлеченных вопросов, а по поводу собственно целей и задач, может быть, Совета Безопасности. Ну, а там уже как вы посчитаете нужным, пожалуйста.

Корр.: Владимир Ващенко, агентство ТАСС. На сегодняшний день сформирована ли структура СНБО, есть ли штат этой организации, какие задачи планируете решать в первую очередь?

Ходаковский: В стадии формирования структура СНБО. Самое главное — есть понимание целей и задач, есть понимание той миссии, которая возложена, концепция работы СНБО. По сути, это будет рабочая площадка, где СНБО как совещательный орган будет организовывать работу представителей и руководителей всех министерств и ведомств, так или иначе отвечающих за вопросы национальной безопасности... корректней — государственной безопасности.

Штат будет небольшой, у нас нет смысла плодить очередные структуры, надструктуры для того, чтобы реализовывать вот эту именно концепцию, о которой я вам сказал. Единственное, что будет — естественно, с учетом того, что на СНБО, в том числе, будет возложена и контрольная функция за выполнение решений СНБО — будут подразделения, которые будут заниматься осуществлением контроля в плане выполнения решений.

Примерно ответил на ваш вопрос?

Корр.: Да, спасибо.

Ходаковский: Пожалуйста.

Корр.: В чем приоритет действий СНБО, что в вашем понимании означает государственная безопасность — против какого-то врага, врагов на территории ДНР и борьба с ними? Или за пределами, оборона..

Ходаковский: Ну, по сути, по сути организация, если правильно говорить, называется не СНБО, а Совет Безопасности Донецкой Народной Республики. Здесь спектр задач достаточно широк. Это касается и обороны государства, и борьбы с внешним противником. Это касается решения целого спектра вопросов внутри общества как такового.

Здесь не может быть каких-то неприоритетных задач, начиная от медицины — она достаточно важное направление, в условиях военного времени это особенно важное направление. Как они эффективно работают, как они ставят в строй эффективно бойцов, которые получают ранения, от этого во многом зависит обороноспособность страны.

А также выстраивание правильной, грамотной работы всех институтов власти. На сегодняшний день наша основная задача — перейти от хаотичного этапа (в котором мы находились некоторое время назад и который закончился в политическом смысле выборами, проведенными второго числа) к этапу структурирования.

Мы, на сегодняшний день, заниматься будем выстраиванием вертикали власти и увеличением эффективности институтов работы власти. Потому что все органы, на сегодняшний день, все министерства, все ведомства находятся в стадии становления. Они еще не набрали достаточно оборотов для того, чтобы мы могли сколько-нибудь, хотя бы на троечку, оценивать их действия и, соответственно, возлагать на них определенные задачи, надежды и ожидать от них определенного результата.

Задача СНБО на сегодняшний день — систематизировать всю эту работу, помочь главе государства выстроить правильную вертикаль власти для того, чтобы в условиях даже нашего военного положения обеспечить законность и правопорядок в обществе. Вы знаете, что на сегодняшний день есть ряд проблем. Есть ряд сил, которые высвободились в силу того, что были достигнуты определенные мирные договоренности и, скажем так, в таком количестве... вооруженные силы в таком количестве людей на сегодняшний день, может быть, даже не нуждаются. Соответственно, эти силы находятся и ждут своей реструктуризации, находятся здесь, в местах где... скажем так, дислоцируются в городах крупных.

То есть это большой вопрос на сегодняшний день, с которым нужно разбираться. Потому что вооруженные люди, те люди, которые не вошли пока что ни в какие структуры, — эти люди, которые могут нести, в принципе, общественную опасность, в зависимости от того, какими морально-нравственными качествами эти люди обладают.

У меня стиль общения с прессой обычно достаточно прямолинеен. Я не стараюсь говорить общими шаблонными фразами, мы только тогда чего-то достигнем, если будем правильно обозначать диагнозы болезни и приступать к лечению. Если мы говорим о том, что есть общественная опасность, если мы говорим о том, что есть относительно неподконтрольные вооруженные группы — то это на сегодняшний день предоставляет для нас серьезную проблему.

Если они не входят в штаб тех или иных структур, то, соответственно, они не получают ни денежного довольствия и, естественно, не встроены в структуру власти как таковую. То есть, каким образом дальше существовать им и каким образом нам выстроить политику в отношении их? В отношении людей, которые в принципе внесли достаточно серьезный вклад в развитие всей этой ситуации, с нашей точки зрения. Которые своими действиями, геройскими поступками и прочее, поспособствовали стабилизации ситуации, поспособствовали, собственно говоря, образованию республики.

То есть вопрос тонкий, щекотливый, к нему нужно подходить вдумчиво, но эту проблему нужно решать.

Сейчас это решается, не скажу насколько темпами, удовлетворяющими нас. Но, тем не менее, стараемся без лишних перегибов уйти от каких-то решений, которые могут вызвать общественный резонанс.

Потому что вы прекрасно понимаете, что логика развития всех подобных ситуаций конфликтных всегда предусматривает определённый сценарий. Всегда начинаются какие-то межгрупповые разборки. Всегда начинает литься кровь. Всегда общество страдает. То есть, мы, зная историю, учитывая опыт других ситуаций, постараемся привнести меры для того, чтобы некоторые этапы в развитии ситуации просто упразднить. Для того, чтобы и так настрадавшееся от военных действий общество не получило подарка в виде того, что у нас здесь будут какие-то, скажем так, откаты к 90-м годам, будут какие-то переделы сфер влияния и прочего.

Задача основная — она возложена на СНБО, она возложена на главу государства и парламентом, и народом и на всех тех кто, так или иначе участвует активно во всех процессах, которые здесь внутри происходят, — это выстроить нормальное здоровое государство. Нам и так будет нелегко в силу того, что нам объявляется экономическая блокада, и у нас есть падение в любом случае экономики на сегодняшний день. И реанимация тех ее остатков — тоже одна из наших основных задач и направлений деятельности. Поэтому наведение порядка, выстраивание вертикали власти, становление института власти, координация их работы, консолидация всех усилий вокруг направления — вот в принципе это такая основная, скажем так, цель и СНБО, и главы государства, и в целом государственной системы и машины. Поэтому это примерно вот так будет развиваться. Пожалуйста...

Голос из зала: Александр Сергеевич, а Вы можете уточнить, что именно за инцидент произошел? То, о чем Вы вначале говорили.

Ходаковский: Вы настаиваете на вопросе?

Голос из зала: Да, хотелось бы узнать поподробней.

Ходаковский: Я не планировал вдаваться в подробности, я думаю, что интернет так или иначе пестрит какими-то комментариями, описаниями ситуации. Было выступление представителя осетин. Он достаточно подробно рассказал, что там произошло. Но поскольку я не имею права на субъективные оценки, тем более, не разобравшись с ситуацией, я постараюсь в какой-то сжатой форме.

Группа лиц, которая представляет достаточно серьезное вооруженное формирование, которое как раз-таки на сегодняшний день еще структурно не определено и не относится к какой-либо из ветвей власти, осуществляло какую-то деятельность. Они находились локально в одном месте, в центре города, в большом количестве, порядка 100 человек, вооруженные, выполняя не совсем понятные задачи. Как они объяснили — осуществляя задержания. Задержания могут осуществлять только представители специальных подразделений МВД, МГБ. Может быть, в отдельных случаях — военная полиция, если это касается военнослужащих. То есть достаточно четкого функционала еще не прописано, но понятно по логике и по той законодательной власти, которая действует на сегодняшний день, кто какими функциями должен заниматься. И уж тем более ни одно воинское формирование, которое на сегодняшний день ждет определения своей дальнейшей судьбы, не имеет права заниматься никакой процессуальной, правоохранительной и прочей деятельностью с применением насилия на свое собственное усмотрение. Потому что воинских формирований у нас, наверно, сотни. Если каждое начнет действовать по своему собственному усмотрению, можете представить себе, во что превратится город.

Соответственно, действуя таким образом, они привлекли к себе внимание, поскольку у нас еще инерционно такие ситуации вызывают, скажем так, необходимость проверять и перепроверять, что же, собственно говоря, происходит, пока строится, скажем так, та система работы правоохранительных органов... Группа осетин, которая с самого начала, еще с весны, занималась вопросами ну... скажем так, реагирования на какие-то беспорядки, потому что тогда не было власти как таковой, не было институтов власти, не было правоохранительных органов... каждое подразделение сколько-нибудь крупное, у них были собственные группы быстрого реагирования, и вот эта группа осетин входила в такую группу.

Как только они приехали к месту и убедились, что там ничего в принципе не происходит, угрожающего жизни и здоровью кого-либо, они развернулись и собирались отбывать.

В этот момент на них было совершено нападение. Они пострадали. Причем эта группа, которая совершила нападение, как-то объясняет свои действия, но, зная уже по многочисленным фактам относительно этой группы о том, что это их распространённая риторика, очень трудно принять во внимание те аргументы, которые они приводят.

Мы не можем не реагировать на такие вещи. В этой ситуации все осложняется еще и тем, что это оказался братский осетинский народ. Вы понимаете и особенности людей, живущих на Кавказе — то есть насколько для их гордости и для национального самолюбия это неприемлемо, такое обращение. Тем более, что, со всех точек зрения, эти люди внесли очень серьезный вклад, они одни из первых в мае месяце прибыли группой. Поскольку вы знаете, что Осетия — это страна православная, христианская, естественно, они отреагировали на все, что здесь произошло, и оказали нам всемерное содействие. Тем более... ну... прекрасно понимаете, что какие-то жалобы, обвинения относительно всех фигурируют и в атмосфере витают, но в отношении присутствующих здесь осетин это происходит в наименьшем количестве. Потому что люди достаточно озабоченные несколько иными проблемами. Они не занимаются здесь и не включаются ни в какие вопросы, связанные с... скажем, неправовой деятельностью. Поэтому это особенно для них было неприемлемо.

И мы посчитали: чтобы уберечь ситуацию от какого-то негативного развития, нужно придать это публичной огласке, принести публичные извинения, для того чтобы не были применены какого-то иного рода методы и подходы. Вы понимаете, о чем я говорю.

Поэтому сейчас мы разбираемся с этой ситуацией. Сейчас по линии Совета Безопасности розданы необходимые... по линии главы государства, который возглавляет Совет Безопасности, розданы необходимые поручения для того, чтобы этот инцидент получил максимально правильную качественную оценку. Потому что с чего-то нужно начинать. С разоружения, с высвечивания таких ситуаций на уровне, скажем, публичной огласки. Потому что наше общество за период военных действий несколько, скажем так, отошло от общественной активности. То есть наша задача основная, в том числе, — возродить общественную активность. На сегодняшний день. Потому что правильная оценка общества, которое косвенно или прямо вовлечено во все происходящие процессы, — это то мерило, которое будет регламентировать нашу деятельность.

Мы не можем отталкиваться только лишь от своих собственных соображений, как нам строить государство. Правильная оценка общества, как реагента, как лакмусовой бумажки, которое будет так или иначе оценивать все наши принятые решения, все наши внедренные в практику какие-то положения — это то мерило, которым мы будем руководствоваться. Все время на оглядку на общественную реакцию.

Для того чтобы общественная реакция могла проявляться в полной мере, для этого нужны и обратная связь, и постоянный диалог, и общественные площадки, на которых будут обсуждаться все вопросы, сколько-нибудь касающиеся построения государства. Это вот так, этот инцидент можно вот так вот расценить.

Были, были и дальнейшие, скажем, попытки локализовать ситуацию в виде звонков непосредственно участникам с какими-то угрозами и прочее. Естественно, мы подобные угрозы будем игнорировать, потому что задачи и цель одна — строится государственная машина. Государственная система институтов, которые должны работать не бутафорски, а в реальном режиме. Потому что это и права человека, это и соблюдение законности, это и общественный порядок в обществе, это и правовая форма взаимоотношений внутри общества.

Мы не можем руководствоваться правом силы. На сегодняшний день сила права — это то, к чему мы должны стремиться. Это единственная цель и задача — построение нормального и здорового общества. Потому что мы полагаем, исходим из того, что те достижения, которые были сделаны, на наш взгляд, на наш — разделяйте их или не разделяйте, — они привели к достаточно существенным переменам в обществе.

И мы не строим социалистическое государство в отдельно взятой стране. Это понятно. Мы не пренебрегаем современными реалиями. Мы говорим о том, что у нас есть форма существования в рамках рыночных отношений, да? Соответственно, у нас есть, как всегда, различные социальные страты. Соответственно, у нас есть расслоение общественное. Но это нормальное и естественное положение в любом государстве. То, чего мы добились, — это полное изгнание всех олигархических систем отсюда, отдельных фамилий, которые здесь доминировали в регионе, и глубочайшая люстрация, настолько глубокая, что иногда мы не можем даже специалистов необходимых найти для выполнения тех или иных задач.

Все это нужно сохранить. Это никого не устраивало в старом режиме общественном. Я считаю, что это достаточное достижение. Если общество максимально активизируется и не позволит скатиться к каким-то перегибам, то мы будем считать, что все жертвы, которые мы понесли, — и разрушение инфраструктуры, и потеря наших товарищей, — не напрасны.

Если мы откатимся к 90-м, если мы позволим здесь развиваться каким-то процессам деструктивным, то в таком случае всё то, что произошло с нами, всё то, что люди перенесли на себе и продолжают переносить, и будут впредь переносить, — абсолютно бессмысленно. Тогда мы просто преступники, которые совершили какое-то действие, которое не привело ни к чему, кроме одних только потерь.

Если мы переформатируем наш общественный уклад и добьемся, чтобы мы, хотя бы при тяжелом экономическом положении, мы получим другую атмосферу в обществе, тогда мы будем считать, что что-то выиграем. Ведь в целом это задача сейчас правительства, и наша конкретная, и моя конкретная. Потому что мы очень некомпетентны в вопросах построения государства. Мы абсолютно не специалисты в том, как строить нормальные здоровые общественные отношения. Мы не можем на себя взвалить полную ответственность. И поэтому мы апеллируем к обществу, для того чтобы привлечь его к со-труду.

Поверьте, тот суррогат, который мы можем слепить собственными руками некомпетентными, никого не устроит. Поэтому мы сейчас будем максимально активизировать нашу общественную деятельность, жизнь общества как такового. Для того оно помогло нам правильно построить ту форму государственно устройства, которая будет удовлетворять всех. Большая политика — это как бы вопросы, скажем так, происходящих зачастую за рамками нашей компетенции. А то, что мы можем сделать у себя внутри, — это вполне в наших силах. Для этого лишь нужно правильно понимать наши цели и задачи, правильно выбрать векторы и двигаться неукоснительно в правильном направлении.

Корр.: А для активизации, как Вы сказали, общества необходимо выстраивание неких социальных и общественных лифтов. Есть ли видение, как сконструировать, как построить и как адаптировать для нынешней ситуации вот такие социальные лифты? Вот в этих условиях, особенно военного противостояния.

Ходаковский: Есть общие наметки. Конкретного видения нет. Есть интуитивные ощущения, которые, я думаю, можно будет реализовать в какие-то практические решения.

Это касается и включения в работу того бизнеса, который на сегодняшний день остался здесь и не пожелал уехать. Как сказал мне один из достаточно серьезных бизнесменов: «Мне 45 лет, я не хочу быть эмигрантом».

Мы во главу угла возводим тезис о том, что нам всё равно, скажем так, носителем какой идеологии является человек. Лишь бы он был патриотом Донбасса, хотел блага народу и готов был приложить все усилия для того, чтобы реализовать свои добрые намерения. Потому что мы не можем заставить думать всех, как мы считаем. Потому что мы понимаем, что радикальное меньшинство с оружием в руках поменяло ход истории в очередной раз. Вот. Вовлечение всех членов нормальных здоровых общества не на идеологизированной почве, а на необходимости поднимать регион. Как говорит Захарченко, нам возрождать Донбасс. А «нам» — это не только тем, которые там носят определенную идеологию, а всем, кто конструктивно настроен. Мы хотим вовлечь в работу бизнесовые круги, создать через доступные нам возможности рабочие площадки, где бы люди не получали бы какие-то волюнтаристские задачи или указания действовать так, так или так, а вырабатывали те или иные механизмы, которые способствовали бы максимальному развитию бизнеса и создавали здесь максимально благоприятные условия. Здесь достаточно насыщенный регион и, как показывает анализ, у нас очень много высокотехнологичных производств, которые нам необходимо сохранить.

С другой стороны, есть общественно-политическая сфера, с точки зрения устроения государства. Здесь мы тоже сейчас идем к специалистам, мы идем сейчас к людям, которые представляют нашу научную элиту в этой сфере, для того, чтобы постараться привлечь их к работе. Для того чтобы они помогли нам, людям, весьма далеким от, опять же, устроения государства и построения государства, — делать это правильно. Сейчас это только первые шаги. Вы понимаете, что, во-первых, совсем недавно состоялись выборы, которые, на наш взгляд, легитимизировали какие-то процессы в обществе.

С другой стороны, мы сейчас как-то более-менее оформились с вопросом наших военных взаимоотношений с нашим традиционным противником. Соответственно, поскольку пошла стабилизация — да, мы воюем, да, мы продолжаем определенные боевые действия ежедневно, потому что нам не удается в конце концов выстроить нормального взаимопонимания. Потому что приезжают очередные представители из-за океана, начинается очередной виток.

Была разработана достаточно нормальная живая концепция, которая была достаточно странная по своей форме, но имела шансы к реализации. Имелось в виду, что политический и военный контроль мы удерживаем в своих руках, но не разинтегрируем нашу экономику, сохраняем кооперационные связи с украинскими предприятиями и, соответственно, с украинской экономикой. Сохраняем здесь хождение украинской валюты. У нас нет в отношении нее предубеждения. Сохраняем здесь работу украинской банковской системы, сохраняем работу таможенной системы, но при этом (поскольку вы сами понимаете прекрасно, что мы не можем допустить проигрыша), естественно, политические вопросы и военные вопросы остаются под нашим контролем.

Система, надо признать, достаточно странная, неоднозначная. Но, тем не менее, в условиях поиска выхода из сложившейся ситуации, мы как бы готовы были ее попытаться реализовать.

Украинская сторона в одностороннем порядке отказалась после очередных вливаний со стороны американских представителей, объявила о блокаде этих регионов. То есть они рвут отношения для того, чтобы, скажем так, выполнять те задачи, которые перед ними ставятся.

Опять же, это, простите, «имхо», это наша позиция, она может совсем не разделяться кем-то другим. Но мы так видим ситуацию. И это подтверждается фактами. На сегодняшний день мы работаем на местах, мы смотрим на развитие обстановки, на развитие ситуации, но в тоже время понимаем, что это концептуально. Да, перемещения по линии границ у нас нет на сегодняшний день. Мы не переходим в наступление и не сдаем территорий, которые мы удерживаем под контролем.

Боевые действия, к сожалению, продолжаются, но они локализованы на линиях соприкосновения с противником и по различным поводам и предлогам. Не буду говорить, кто чаще всего выступает провокатором, просто для того, чтобы хотя бы сохранить видимость объективности. Но пока что это не несет фатальных разрушений для нас. Конечно, отдельные, скажем так, «подарки» прилетают и в центральные районы города, к сожалению. Но, слава Богу, это на сегодняшний день не мешает организации внутренней жизни. Есть масса проблем, которые я вот обозначил, которые для внутренней жизни носят более актуальный характер, вы это понимаете прекрасно.

Поэтому как будет развиваться дальше внешняя политика наша — это вопрос, вопрос-вопросов, и он зависит во многом от того, как на геополитическом уровне будут развиваться те или иные тенденции. Вы понимаете, что мы не являемся изолированной территорией? Естественно, мы ищем выходы, мы ищем способы интегрироваться. И, как правильно нужно понимать, мы интегрируемся больше с теми, кто выступает нашими естественными союзниками.

Я вам совершенно заявляю, что, например, Россия, она не диктует нам пошагово, что нам делать. Но с учетом общих интересов, с учетом выстраивания общей доктрины безопасности, естественно, мы ведем согласовательную политику с Россией. Мы часто прислушиваемся к рекомендациям. Не всегда эти рекомендации лежат исключительно в области наших интересов. Как, например, вы помните, что перед референдумом об отделении от Украины Путин выступил и попросил перенести дату проведения референдума. То есть нельзя сказать, что Россия спровоцировала ситуацию здесь, на Юго-Востоке. То есть нам вполне недвусмысленно дали понять, что как бы Россия не готова к той или иной форме развития событий. Мы действовали исходя из наших внутренних интересов, из наших внутренних соображений. Соответственно, референдум состоялся. Но многие отношения с Россией у нас строятся вот так: есть ситуации, в которых мы прислушиваемся, есть ситуации, в которых мы действуем самостоятельно. То есть это прообраз партнерских отношений. Здесь нет формы диктата в этом смысле. Можете так или иначе это подвергать сомнению, но хотя бы часть моих слов примите как правду.

Корр.: Как у секретаря Совета безопасности у Вас, наверное, есть информация, сколько сейчас в ДНР в целом военнопленных, сколько гражданских людей задержаны по подозрению в работе на украинскую сторону (шпионаж и т. д.) и освобождение скольких людей вы требуете у украинской стороны?

Ходаковский: Вы знаете, должен признаться в некомпетентности. Количество пленных сократилось, это единичные случаи. У нас есть случаи, когда в плен попадают ребята, которые возвращаются с той территории либо в отпуск, но чаще всего в отпуск домой, поскольку они местной прописки. Это особо деликатный случай — потому что чаще всего они не хотят возвращаться, удерживать их мы не имеем ни малейшего права, но у нас нет гарантии, что если мы их выпустим — они не вернутся обратно.

То есть здесь вопрос не в том, что они усилили противника, а в том, что наши земляки в силу того, что они должны выполнять какой-то воинский долг, погибнут от нашей пули. Это противоестественно. Поэтому мы в отношении них разбираемся, чаще всего мы приглашаем родителей и чуть ли не под расписку отдаём им этих бойцов, отдаём их на руки родителям. Некоторые выражают желание оставаться в подразделении для того, чтобы выполнять какие-то хозяйственные задачи, и в этих ситуациях мы идём навстречу.

У нас нет полной статистики, к сожалению, я не готов её предоставить. Дело в том, что я должен обладать этой информацией, но пока расписываюсь в том, что я ещё эту информацию не систематизировал для себя. И есть уже достаточно большой объём военнопленных, которых мы обменяли. Объективно сейчас количество украинских военнослужащих — ну, это единицы, по сути, единицы, которые задерживаются так или иначе.

Вчера мы разговаривали с представителем ООН по вопросам соблюдения прав человека здесь. Сегодня после 14 часов она начинает свой экскурс, скажем так, начинает с бригады «Восток». Она будет посещать помещения, где временно изолированы и гражданские лица, в том числе, с целью посмотреть, в каких условиях они содержатся. Дальше мы гарантируем ей посещение всех мест содержания.

К сожалению, это неправильно, когда по различным подразделениям, организованным вот в такие, скажем, спецприемники... Это неправильно, но в силу технических причин и потому, что большое количество поступающих туда людей, мы вынуждены держать на различных участках, а не только в отведенных местах, специальных: следственном изоляторе либо же в изоляторе временного содержания людей. Там просто не хватает мест, у них просто нет возможности их всех содержать и кормить, поэтому они продолжают находиться в различных точках. Но, по согласованию с Министерством госбезопасности, эти вопросы — содержания, пребывания и ведения учета — контролируются собственно Министерством безопасности и представителями приказа воинской части (так называемого «особиста», вы знаете это определение), которые непосредственно курируют эти вопросы.

То есть мы предоставим, обязательно предоставим возможность инспектировать соответствующим организациям. Договоренности первоначальные уже достигнуты, сегодня в два часа Марианна (это представитель миссии ООН) встречается с исполняющим обязанности министра госбезопасности, она будет поднимать этот вопрос. После встречи она сразу же поедет с инспекцией в одно из таких помещений и будет смотреть на содержание там заключённых.

Нам очень важно на сегодняшний день уйти от тенденций, когда людей безосновательно задерживают, когда к ним применяется меры ограничения их прав и свобод. И особенно когда ходят слухи о том, что это делается с целью какого-либо выкупа. Если подобные случаи становятся достоянием гласности, естественно, мы применяем все меры для того, чтобы их выявить и принять соответствующие решение по тем людям, которые этим занимаются.

Всё в процессе, всё только начинает становиться. Но самое главное, что есть обнадеживающая тенденция, и я думаю, что в кратчайшие сроки мы по этим вопросам наведем порядок.

Корр.: Александр Сергеевич, вот такой внутренний вопрос: существует ли вот сейчас, в этот момент, в республике закон, регулирующий право на ношение оружия среди гражданского населения? Есть же определенные специальности, как и раньше это было, есть судьи, есть депутаты, гражданские лица, которые имели право носить оружие. Сейчас как?

Ходаковский: Закона не существует, мало того, скажу вам больше: сейчас в подготовке все законы, касательно всех министерств и ведомств. Мы руководствовались какими-то временными законами до выборов, сейчас каждое министерство подготавливает свои законы о регламентации, которые будут регламентировать действие каждого, силового в особенности, министерства.

Вопросы разрешения ношения оружия гражданским лицам, вопросы создания частных охранных предприятий вооруженных — это вопросы очень деликатные. К ним нужно в наше время подходить очень вдумчиво. Потому что вот это всё — с учетом того, что мы не отладили нормальную работу контролирующих органов — под это всё можно подтянуть, кого угодно. Очень много криминалитета в прошлом (мы располагаем этой информацией) попадает в ополченческие подразделения, санкционированно носит оружие, имеет какие-то удостоверения. То есть селекция, люстрация вот в этом смысле нам ещё только предстоит.

Она началась сейчас, сейчас мы сократили существенно количество блокпостов внутри города. Здесь остались отдельные, которые проверяют транспорт на миграцию оружия, на провоз оружия. Вы же понимаете, что вопросы общественной безопасности, в том числе, зависят от того, как к нам проникают со стороны группы, которые должны дестабилизировать ситуацию внутреннюю. Это их военная задача, прежде всего, это нормально, это естественно. И как у нас незаконно перемещается оружие собственно нашими внутренними криминальными силами и структурами.

Мы знаем не единичные случаи о попытках продажи оружия, у нас достаточно уже задержанных (и ополченцев, в том числе), которые пытались либо трофейное, либо своё лично оружие продавать. Сейчас работа ведется очень жестко над тем, чтобы установить контроль над учетом оружия и над его миграцией. Мы абсолютно не заинтересованы, чтобы оно перемещалось на украинскую сторону. Мы не террористическая организация. Естественно, мы должны думать не только о себе, но и о тех гражданах, наших собственных гражданах, которые могут пострадать от того вооружения, которое здесь накопилось.

Извините, это не 90-е годы. И в случае, если здесь лед стронется и начнутся какие-то разборки, то последствия будут гораздо более фатальными, потому что оружие и вооружение более серьезного класса находится сегодня у больших групп людей. Еще вопросы.

Корр.: Мы хотели вот еще раз вернуться к первой теме. Вот эти извинения, они исчерпывают конфликт, претензий больше нет — или расследование будет продолжаться, и какое-то наказание все-таки будет?

Ходаковский: Я уже сказал — расследование будет продолжаться. Что все обстоятельства дела — и субъективная, и объективная сторона дела — будут исследованы. Что будет принято правильное правовое решение по этому вопросу. Это мы учитываем тот фактор (учитываем на сегодняшний день и не реагируем резко), что люди еще живут инерционно, то есть вот для них вот человек с оружием, многочисленная группа — это уже основание для того, чтобы действовать как-то по своему усмотрению. Нам сейчас важно изменить сознательный подход и, скажем так, изменить собственно комплекс мышления людей, что мы уходим от вот этих всех явлений, которые были присущи раннему периоду развития всех этих протестных движений.

Корр.: Но извинения приняты?

Ходаковский: Вот сидит представитель, я думаю, что он ответит вам лучше, чем я, на этот вопрос. Вы можете сказать, приняты ли извинения?

Артур Гадзаов (позывной «Дигорец»): Да, конечно, извинения приняты, но это не самая главная цель — чтобы извиниться... Нет, мы хотели, чтобы здесь был закон. Здесь есть власть, которая выстраивается сейчас. Жители, которые хотят жить мирно. И сейчас вот этими действиями провоцировать как-то, переходя на 90-е годы в России, в которые это было... Это же не ОПГ какие-то! Мы все вместе занимались тем, чтобы оттеснить врага от территории, от территории Новороссия. А сейчас получается, что у нас война внутри [должна] начаться? Чтобы та сторона, считающая себя властью или силой определенной... я не знаю... — чтобы подумали над тем, что нам нужно действовать. У нас есть одна сторона, есть враг — а не здесь, в себе, искать, чтобы быть какими-то... Или слабее мы можем стать. И после этого — если нас услышат (или поймут) — мне самое главное, чтобы власти на это обратили внимание: что есть вот такие действия, которые неправильны, неправомерны. Для всего есть закон. МГБ есть, военная полиция, которая должна заниматься, если кто-то неправильно противозаконными действиями занимается. Они же должны заниматься этим. А не так, как они вот повели себя. Если бы не приказ старшего [с осетинской стороны] не действовать так, как они поступили с оружием (начали стрелять), то, грубо говоря, могла пролиться кровь. Честно.

И мы сейчас стараемся, чтобы из-за этого инцидента из России, а, в частности, Осетии не начали приезжать люди, которые постараются помочь якобы нам как-то отомстить вот этим людям. Мы всячески стараемся, чтобы сюда люди не стали заезжать. Потому что это не только мне оскорбление, нашим людям, это оскорбление всей Осетии. Так что это может чем-то вылиться. Но мы в любом случае над этим, грубо говоря, работаем. Будем стараться, чтобы сюда никто не зашел.

А извинения, конечно, приняты. Разговора даже нет на эту тему. Но — я еще раз повторюсь — я бы хотел, чтобы мирные жители жили спокойно. Видя, допустим, такого, как я, бородатого, ничего б не думали (я могу побриться, абсолютно у меня никаких проблем на эту тему нет). Еще раз повторюсь: чтобы все обратили внимание только на мирных жителей. Мы ради этого все старались и воевали. Но не чтобы кто-то кем-то или как-то... имея какую-то силу и оружие, какую-то численность населения, чтобы он диктовал, что «я прав, потому что я сила». Спасибо.

Корр.: Александр Сергеевич, два вопроса секретарю Совета Безопасности.

Первый вопрос: когда будет известен состав и ведется ли формирование состава Совета Безопасности?

И второй вопрос: вот тот криминалитет довоенный, организованная преступность — как обстоят дела с ними? Они уехали, они остались? Ведется ли с ними какая-то работа?

Ходаковский: По первому вопросу. Состав будет делиться на две категории. То есть будет сам штат Совета Безопасности — это помощники, референты, заместители, отделы, подразделения, это отдельная ситуация. Основной состав — это постоянные члены. В состав постоянных членов будет входить генеральный прокурор, естественно, глава Совета Безопасности (это глава Донецкой Народной Республики), я как секретарь Совета Безопасности. Постоянные члены, с правом принятия решения, один голос — генеральный прокурор, министр внутренних дел, министр госбезопасности, командир корпуса народной милиции. Может быть, кого-то пропустил, прошу прощения. То есть, руководители ведомств. Замена руководителя ведомства на представителя не допускается, его присутствие обязательно и принятие им решения обязательно. Будут приглашенные члены Совета — либо постоянно приглашенные, либо приглашаться будут они в зависимости от проблематики обсуждаемой. Скорее всего, это будут тоже руководители профильных ведомств и министерств. Но вот, в частности, [неразборчиво] и медицине. Соответственно, присутствие этого человека, руководителя ведомства, скажем так, либо же министра здравоохранения — оно обязательно в наших условиях. Ни столько для того, чтобы он давал отчетность, а сколько [чтобы] задавал вопрос, как мы можем ему помочь на сегодняшний день, в тяжелом положении, с точки зрения специалистов, с точки зрения поставок медикаментов и по другим вопросам.

То есть это будет примерно вот так. Это совещательный орган, понятно, и поверьте — этот орган не будет бутафорским и не будет выполнять номинальные символические функции, это будет реально рабочая площадка, которая будет объединять в рамках ее всех руководителей, особенно силовых ведомств. Особенно силовых ведомств. Несмотря на то, что как бы функциональные задачи Совета Безопасности заложены и вопросы экономической безопасности на сегодняшний день (то есть это широкий спектр вопросов), но, естественно, акцент будет делаться более на государственной безопасности, с точки зрения военной угрозы и угрозы правопорядку внутри общества.

По второму вопросу. Это проблема представителей различных криминальных группировок, особенно тех, которые не цивилизовались и не вошли в элиту (понимаете, о чем я говорю?). А те, которые на задворках ждали удобного часа для того, чтобы самореализоваться, — они здесь присутствуют, они здесь находятся, они пытаются интегрироваться во все структуры власти, они пытаются, так или иначе, вспомнить старую методику, приемы и методы 90-х годов. И, разумеется, мы с ними будем иметь серьезную проблему. Но в зависимости от того, как мы правильно решим задачу, о которой я говорил, по выстраиванию вертикали власти и активизации работы института власти, я думаю, что с этой проблемой мы справимся. Не за это люди боролись, и не за это и кровь проливали, терпели все то, что они за эти несколько месяцев вынесли.

Корр.: Мы все знаем, какие страшные жертвы и разрушения приносят артобстрелы города, и в то же время все, кто находится в Донецке, регулярно могут слышать и исходящие залпы артиллерии... Вот какая у вас официальная позиция по поводу перемирия, в каких случаях сейчас ополчение открывает огонь, и как всё это останавливать?

Ходаковский: Вы знаете, я не исключаю фактов применения инициативного, со стороны ополчения, огня, но это единичные случаи чаще всего, и с этими проявлениями мы объективно боремся. Потому что в состав корпуса народной милиции вошли отдельные подразделения, которые предпочитают иногда действовать на своё усмотрение. Эта проблема существует, эта проблема решается, я бы сами понимаете, как выглядел, если бы я при наличии каких-то объективных данных стал бы отрицать этот факт. Но вопрос в том, как мы к этому относимся. Мы считаем это неправильным, со своей стороны, и естественно, мы эти вопросы сейчас устраняем.

Но преимущественно мы получаем «подарки» со стороны Украины инициативно. По признанию руководителей тех или иных военных формирований украинских, у них нет, к сожалению, единого командования, и зачастую командиры принимают решения самостоятельно.

Я вам приведу простой пример, который повторялся неоднократно на протяжение вот этой недели. Болевая точка — аэропорт. Мы достаточно серьезно его блокировали, два дня мы уже не подпускаем к местам дислокации нашего, скажем так, противника подвоз боеприпасов, что для нас принципиально. Мы готовы, готовы пропускать через себя гуманитарные грузы и питание, медикаменты, готовы содействовать вывозу раненых или погибших там... Берем на себя эту миссию, и однажды мы это уже осуществили, три дня назад, когда наш офицер разведки сопровождал грузовик, который вёз питание. То есть мы всего лишь проконтролировали, что там нет боеприпасов, при помощи которых из аэропорта будет вестись обстрел города, и отвезли туда питание. Это ли не пример нормального выстраивания и нашего отношения, собственно говоря, к вопросам перемирия?

Это явно показывает, как мы к этому относимся. Мы не хотим морить их голодом, извините, и вытравливать их оттуда вот такими условиями, осуществлять какой-то геноцид. Но мы хотим, чтобы они прекратили обстрел города с аэропорта. Соответственно, мы жёстко контролируем подвоз боеприпасов. Но! Наш сопровождающий приехал на позиции — ему там прострелили колесо, как сказали, «щоб ты швидко не ихал», и он уехал на пробитом колесе. На следующий день они инициативно прекратили эту практику, попытались прорваться тремя БТРами, потеряли один из них. Два-таки добралось. Выгрузили боеприпасы, и обстрелы продолжились. Вернулись обратно. Второй день — и вчера, и сегодня, и позавчера... ну, вот позавчера эти БТРы, последние два дня идёт прорыв бронетехники. Танки они, практически все группы они теряют там. Сегодня удалось вырваться, по-моему, не дойдя, скажем так, до конечной точки, двум БТРам, один опять сегодня пострадал. За последние два дня мы уничтожили несколько единиц техники, которые наполнены доверху, включая башни танков, боеприпасами, которые везут туда.

Вы понимаете, что мы не можем этого допустить? Естественно, мы реагируем для того, чтобы не допустить. Мы предложили нормальный, гуманный, здоровый человеческий подход. Обычным грузовиком. В первый раз, когда отправили этот грузовик (это было пять дней назад), они сами его расстреляли. Мы были... ну, мало сказать, в недоумении. На следующий раз мы этот грузовик сопроводили. Сопровождали для чего? Чтобы наши не стреляли, зная, что там собственные сопровождающие, чтобы исключить инцидент.

Я говорил объективные вещи. По ним вы можете судить, как мы относимся к вопросам перемирия. То есть мы хотим, чтобы там установился порядок. Мы добились полного прекращения огня на участке Пантелеймоновка—Авдеевка, вы это знаете, Ясиноватая начала реанимироваться, обстрелы прекратились. То есть это во-многом наша инициатива.

Во-многом, наша инициатива. То есть мы добиваемся того, чтобы мирное население прекратило страдать от военных взаимоотношений.

Аэропорт для них — принципиальная позиция. Они растят там своих героев, «киборгов», как они говорят, они на этом поднимают пропагандистскую волну очередную — для них важно его удерживать. Ну удерживаете — удерживайте, питайте, кормите, но не стреляйте по городу — наша позиция.

Чаще всего наш ответный огонь — он обусловлен именно самим понятием «ответный». Чаще всего. Хотя я признаю отдельные факты применения с нашей стороны, отдельными командирами, которые на сегодняшний день уже как бы приведены в нормальное состояние, и такие факты практически уже исключены. Но это отдельный огонь. И как он ведется?

Мы используем беспилотную технику, которая летает над позициями украинской армии и четко указывает нам местоположение тех, например, артиллерийских батарей, которые ведут по городу огонь. И что мы видим? Мы видим так называемое явление «карусель», которое зачастую организовывается. Они просто в направлении города выставляют круг минометов и потом бегают по кругу и бросают туда — даже не задумываясь, куда они стреляют, — бросают туда мины. Мы это видим собственными глазами, у нас есть документалистика, у нас есть же, зафиксировано на, скажем так, источники соответствующие вся эта фактовая вещь.

То есть мы понимаем, что они даже не задумываются, куда они отправляют. Мы говорим: «Послушайте, если мы воюем — вот наши позиции, вы их знаете». Они обладают достаточно широким перечнем разведданных по поводу местоположения даже наших конкретных БТР, в каких-то конкретных боксах в зоне соприкосновения. Почему они не стреляют туда?

Ну, мы добровольно, как военные люди, взяли на себя миссию, скажем так, нести всю военную нагрузку. Почему страдает население?

Вот такая беспринципность и отсутствие просто совести и гуманности, она нас в принципе обескураживает.

Мы стараемся понимать и культивировать среди наших ополченцев понимание о том, что — да, там есть идеологические враги, убежденные, для которых мы это такое зло, которое нужно стереть с лица земли. Но есть и обычные кадровые военные, есть обычные солдаты срочной службы, и, как я уже говорил, некоторые — даже наши земляки, которые просто выполняют приказ, превозмогая себя и не испытывая никакого желания и не проявляя никакой активности.

Дифференцируя подобным образом, мы стараемся минимизировать любые жертвы с той стороны. У нас нет критериев «чем больше мы положим нашего противника, тем больше будем чувствовать, что день удался».

Напротив, мы все высчитываем, мы все понимаем и стараемся, чтобы насилие было дозированным. Потому что на сегодняшний день Минские договоренности как продукт и тяжелых внутренних процессов, и продукт каких-то решений и тенденций на общемировом политическом уровне — это не просто так родилось. Это уже состояние, когда и не могут, и не хотят.

Я часто говорил раньше, что мы дойдем до состояния, когда, намяв друг другу холку, мы придем к пониманию того, что нужно в конце концов политическим образом, политическим путем решать проблемы. Украина сколько месяцев подряд пыталась решить ситуацию с Востоком в рамках «антитеррористической операции» силовым способом. Кроме понесенных потерь, потерь рейтинговых и прочих, она ничего не поимела в этой ситуации. Разрушение экономики, куча там — уже, понимаете, не один десяток тысяч людей, который отсюда убыл не по своей воле, в гробах. Мы этого хотели? Нет, мы этого не хотели.

Естественно, я могу делегировать вам право говорить о том, что мы не являемся инициаторами этого конфликта. Но, имея задачу перед собой не отступить и сохранить те достижения, которые мы сделали в политическом смысле... Вы все знаете эволюцию развития событий, не стоит ретроспективно обращаться к истории и рассказывать заново о том, как тут все развивалось.

Услышали бы нас политически, поняли бы Донбасс тогда, когда нас предала собственная элита, которая отказалась выполнять свои представительские функции в Верховной Раде и отстаивать интересы этого народа (народ сам вышел отстаивать свои собственные интересы, с той или иной степенью активности)... Услышали бы, поняли бы — не было бы войны.

Предпочли раздавить нас силой, предпочли выполнять чьи-то указания — соответственно имеем то, что имеем. Извините, я уже занялся пропагандой и идеологией. Давайте вернемся к практике.

Ещё вопросы, пожалуйста.

Корр.: Александр Сергеевич, Вы сказали, что вопрос удержания аэропорта для них является принципиальным. А для нас освобождение аэропорта — не принципиальный вопрос?

Ходаковский: Знаете, если они там будут сидеть и не рыпаться, извините за бедность речи, — хрен с ними...

Корр.: А зачем они там будут сидеть? Вот в тылу у нас...

Ходаковский: Я понимаю, я понимаю. Нет, они у нас на самом деле— у Вас неправильное представление — не в тылу находятся, они на передовой находятся. У нас есть договоренность, что они будут отводить свои войска за линию разграничения в районе населенного пункта Опытное. Я вам скажу больше, что они просто не выполняют на сегодняшний день договоренности.

Но если мы сумеем их оттуда убрать живыми и здоровыми, я буду считать, что мы сработали хирургически тонко. Если мы их уничтожим, мы сработаем хирургически грубо. У нас есть средства их уничтожить. Но там до роты украинских солдат, десантников, которые вот такие все героически настроенные... Ну не хотелось бы лишать их жизни на самом деле.

Есть возможность, и мы над этим работаем, чтобы их оттуда убрать спокойно. И вот эта система мер, которую мы принимаем, а они пытаются нарушить, — это одни из шагов.

То есть ни стратегически, ни тактически нам этот аэропорт не дает никаких ни преимуществ, ни урона не обеспечивает, если они будут там сидеть.

Кто ездит через Ясиноватую, те знают, что есть населенный пункт Красный Партизан. Позавчера меня здесь спрашивает одна студентка, которая ездит там: «Как так можно — в населенном пункте стоят на блок-посту украинском два флага: российский и украинский?» Но сам я не видел своими глазами, но вроде кто-то косвенно мне подтвердил. Так вот, это уникальный населенный пункт и уникальное место. Мы его оставили как музейный экспонат. Мы даже не стали — у нас есть возможности все, и технические, и военные, убрать этот блок-пост, — но мы его специально оставили, чтобы показать всем, что возможно нормальное мирное достижение тех или иных договоренностей или понимания. Потому что нам отходить некуда, мы уже спиной в канаты, только вперед.

Это у них разброд и шатание, это они не понимают, за что они воюют. Мы идеологически превосходим их на семь порядков, и мы можем себе позволить роскошь быть к ним снисходительными.

Поэтому мы оставили им этот блокпост, совместно наши бойцы-ополченцы и представители украинских вооружённых сил крыли крыши местному населению, пострадавшему от артиллерийских налётов. Сейчас они бегают в магазин, который находится на нашей территории, за сигаретами, ну, иногда за водкой. И пропускают практически беспрепятственно весь транспорт, который там идёт. Мы специально сохранили вот это всё, чтобы на конкретном примере можно было посмотреть нашу позицию и доказать всем, что все обвинения в наш адрес, они абсолютно безосновательные. Пойдите посмотрите, вы увидите. Они там ходят, они вообще не боятся, что с нашей стороны к ним будут какие-то претензии...

Когда они от нас драпали, они забыли, точнее, спрятали, закопали в районе кладбища, возле Пантелеймоновки, три автомата. Условно говоря, они номерные. «Мы не можем уволиться, потому что мы не можем сдать оружия, не могли бы вы пустить нас, мы их заберём?» Ну, естественно, пустили, потому что — что нам с этих трёх автоматов? Но политически, идеологически — это победа определённая, понимаете? И там сейчас стабильность.

Это пример того, как мы эту стабильность обеспечиваем.

Да, не без того, что они тоже имели определённую волю к этому, конечно, они пошли на определённые условия, но на следующий день — вот он пример. Мы планируем и дальше распространять эту практику. На сегодняшний день, пока нет других решений, с точки зрения перемещения границы и всего остального, мы предпочитаем, чтобы население и народ не страдали от ненужных боевых действий. Делаем всё для этого.

Пожалуйста.

Корр.: Поступает многочисленная информация, в том числе из украинских источников, из украинских СМИ, о том, что расконсервировано большое количество «пионов» — очень сильное и мощное по своей силе оружие, можно назвать неконвенциональным. Есть ли вероятность применения такого рода оружия против Донецка, например, и других мирных городов?

Ходаковский: Гипотетическая вероятность такая сохраняется, разумеется. И у нас, и у них есть достаточно тяжёлого вооружения, которое может быть применено. Всё будет зависеть от развития политической ситуации.

Вы же прекрасно понимаете, что эскалация конфликта выгодна определённым кругам, и действия для того, чтобы здесь дестабилизировать обстановку и перевести её к другой фазе, предпринимаются постоянно.

Я вам расскажу не то что есть объективная реальность, а то, как мы воспринимаем ситуацию. На сегодняшний день все действия по установлению перемирия — это попытка, скажем так, не дать реализоваться сценарию, который предложен заокеанскими друзьями, по втягиванию сюда полномасштабно России и по развязыванию здесь очередной войны, которая будет фатальна и для Донбасса, и для Украины.

И всё, что мы делаем сегодня, все уступки, на которые идём, делаются исключительно с целью избежать другого сценария. Кто хочет, может не соглашаться. Мы видим это так. Мы чувствуем это на себе кожей и фибрами, понимаете? Всем, чем угодно. Мы понимаем, как пытаются затянуть соседнее государство.

Мы говорили ещё в мае месяце, что Крым — это полигон для выяснения отношений. Все прекрасно понимают геополитические тенденции. Мы можем долго говорить об однополярном, биполярном, каком угодно полярном мире, об экспансии и о прочем. Это всё уже растиражированные вещи. Вы все их знаете. Вы все имеете какое-то к этому отношение, соглашаетесь или не соглашаетесь, разделяете или нет. Но даже многие американские журналисты, которые приезжают сюда, они признают, что внешняя политика Америки заслуживает, ну, точнее, заставляет или оставляет желать лучшего на сегодняшний день.

Мы... Это я говорю сейчас о тех вопросах, которые в принципе не предполагал обсуждать, но на этом строится доктрина, наша доктрина как Совбеза на понимание общемировых тенденций. Естественно, мы не можем управлять этими тенденциями — слишком наши политические силы на сегодняшний день неравные. Естественно, мы делегируем ряд полномочий и просим Россию на политическом уровне так или иначе выражать наши интересы и добиваться, скажем так, от мировой общественности и от политикума мирового принятия тех или иных решений, которые бы были в пользу нас, вот здесь, на месте.

Вы же понимаете — мы как непризнанная территория на мировой площадке политической веса не имеем. Но у нас есть партнёры, с которыми мы работаем, и которые за нас говорят что-то. Так вот. Исходя из этого, из, повторюсь, концепции общей безопасности, мы понимаем ситуацию вот так, как я сказал.

Кто-то хочет здесь развязать более кровопролитный этап. Он будет фатальный. Соответственно, пойдут в ход и «пионы», и прочее. И на сегодняшний день все, которые предлагают максимальные усилия для того чтобы не дать развернуться этому сценарию... Будем смотреть, как поведёт себя госпожа Америка в этом смысле. Поверьте, правительство Украины настолько заангажировано и настолько не способно принимать самостоятельные решения, что проще говорить о ней, знаете, как о силе, к которой можно вообще даже не апеллировать. Правильно обращаться к кому? К Керри, к американским руководителям, тем, которые принимают решение за Украину в данной ситуации.

Вопросы еще, пожалуйста.

Корр.: Александр Сергеевич, проблема мародёрства до сих пор актуальна? Уменьшилось оно или увеличилось? И, говорят, на Красном Партизане украинские солдаты были замечены в нескольких случаях мародёрства. Так ли это? Или нет?

Ходаковский: Да, это система, на самом деле, конечно, это проблема актуальна. За ту сторону говорить что-либо сложно, это уже вопросы их организаций и подходов, за нашу я практически сказал: понимая и правильно ставя диагноз заболевания, мы понимаем, как его лечить.

Единственно, что сейчас будем работать в этом направлении либо терапевтически, либо хирургически. Мы с этими вопросами будем справляться. Всё будет зависеть, скажем так, от тех объектов, к кому будут применены меры воздействия. Это может быть по-легкому, а может быть и сложно, но мы готовы будем пойти на жесткие меры для того, чтобы искоренить эти явления.

Корр.: Ещё раз — есть ли места такие на линии фронта, где удалось создать буферную зону в том виде, как это задумывалось, то есть с отводом тяжелых вооружений?

Ходаковский: Ну, практически нет. Дело в том, что, понимаете, тяжелое вооружение имеет определенную дальность стрельбы. Эта дальность стрельбы им позволяет убирать вооружения на достаточно большие дистанции. И их позиции естественным образом находятся вдалеке от передовой линии.

Так можно сказать, что это правило как бы соблюдается не потому, что у кого-то была добрая воля, чтобы соблюдать это правило, а потому, что они просто убирают своё вооружение подальше от передовой, чтобы более его обезопасить. Ну, они спокойно перекрывают дистанции в 20 км, поэтому 15 км для них это не проблема, условно говоря. Поэтому на некоторых участках тяжелое вооружение отведено подальше от линии соприкосновения, но это имеет другие причины несколько.

Хотя на самом деле четкой договоренности не выполняется. Есть расположенный в Дебальцево такой своеобразный штаб, где находятся представители и вооруженных сил Украины, и нашего корпуса Народной милиции, и российские советники, которые там присутствуют и контролируют деятельность, так или иначе, этого штаба по линии России (как со стороны участника — скажем так, политического участника — этих процессов). Там, в этом штабе, есть аналитики, есть специалисты, к которым поступает информация обо всех конфликтах, которые возникают на линии соприкосновения. И те, по возможности, если у них есть влияние, пытаются тут же локализовать этот процесс. То есть они звонят соответствующим командирам, требуют прекратить. Как это получается — мы видим. То есть эффективность работы по разным причинам не очень высокая. Но есть на то причины, и большую часть из них я уже назвал.