Ссылка на youtube, файлы для скачивания и стенограмма - в полной версии новости

Западные подстрекатели! Руки прочь от Украины и России!

ПОДПИШИСЬ!

Смысл игры - 74 from ECC TV .

Скачать файл.avi (avi - 944 Мб)
Звуковая дорожка, файл.mp3 (mp3 - 144 Мб)
Версия для мобильных устройств, файл.3gp (3gp - 158 Мб)

Youtube

Я побывал в Ленинграде. Встретился там с активом, очень всё интересно, всё позитивно. Я сейчас предоставлю время на выступление Юрию Вульфовичу, потом дополню что-то сам, но вначале я зачитаю один документ, большинству здесь сидящих — особенно активу Сути времени — известный. Но, тем не менее, я считаю, что его надо зачитать, потому что нам же нужно следить за неким процессом. Потому что когда месяцев шесть назад мы действительно заявили, что вот мы эту «стрелковщину» не приемлем, и объявили этому войну, все говорили, что на этом организация уничтожена, Стрелков взлетит на недосягаемую высоту... Ну и что сказать, конечно, действительно, для организации это был серьезный поступок.

Ну, Иерихонские трубы прозвучали, они дошли до ушей всех, особенно тех, кто обожает господина Стрелкова, но в несвойственной мне резкой манере относится к Иисусу Навину и всему, что связано с ним. Вы знаете, что есть традиция негативного отношения к данной фигуре, на ней тренировали целые поколения неких нелюбителей данного рода произведений, и вообще всего, что связано с Иерихонскими трубами, ковчегами и всем остальным. Всех, кто этого очень не любил, их выдрессировывали именно на Иисусе Навине, поэтому появление текста из Иисуса Навина в связи с господином Стрелковым прозвучало очень специфично. Иерихонские трубы действительно затрубили, и что-то там рухнуло и треснуло. Трещин много. Одну из них я все-таки озвучу, потому что она существенна. Я, естественно, буду корректировать лексику.

«все же придется сказать, что от последних интервью Стрелка я <...>офигел не меньше, чем от былинного заезда Ервандыча в Донецк.

Постоянное <...>чьё в ближайших помощниках. Это от неумения набирать кадры? А как командовать при неумении разбираться в людях?

(Причем тут вообще помощники? Я ничего понять не могу. — С.К.)

Стрелок выглядит настолько глупо, он выглядит таким легкомысленным, что... он не понимает вообще ничего из того, что несет. Эта потрясающая откровенность про „отпускников“, про „военторг“ и про все остальное... Это что — месть такая за порушенные мечты?

Но теперь именно от самого Стрелка я узнал, почему Ервандыч вел себя как ненормальный. Любой, наверное, вел бы себя как полный <...>, столько понимая и не имея возможности сказать и десяти процентов.

Авторитетов местных Стрелок послал на фиг (а товарищи из Донецка, например, доносили, что именно местные кланы первыми наладили снабжение ополчения оружием, лекарствами ижратвой — просто потому, что подобные возможности есть только у мафии), чем отрезал себя от снабжения.

Властью не стал (не надо это ему).

Ждал „крымский сценарий“.

Ну да — на фиг авторитеты, на фиг тыл, на фиг все — если Путин придет и порядок наведет. Как Бандера у хохлов.

А то, что „крымский сценарий“ закрылся с Крымом...

Зачем нам это понимать? Мы же не политик. Политика — грязное дело. Мы — герой.

Пусть грязный политик Путин нам все сделает, положит на стол и пойдет вон. И тут мы в белом мундире — опп-па!

Читаю это всё, и прям ногтями себе лицо царапаю. Такой жуткий стыд.

Я не согласен с Ервандычем...»

— http://roman-n.livejournal.com/7178116.html

Я все время мысленно... с данным товарищем почему-то на «ты» и в очень близких отношениях, как я понял. Я не замечал, но, как говорят в таких случаях, когда ты становишься общественно известной фигурой, тебе надо привыкать, что все будут говорить тебе: «Серега, ты давай!» [делает движение похлопывания по плечу]

«Я не согласен с Ервандычем в том, что Стрелков — это коварный гад и предатель какой-то. Он эльф. А эльф не может заниматься командной работой. А убрать его и поставить на его место кого-то скучного, но часть системы, было нельзя потому, что мы же — журналюги долбанные, наперегонки с <...>Просвирниным, сами же его и раскрутили. <...>чьё». (Идиоты имеется в виду — С.К.)

«Нельзя свои детские мечты и розовую пену из <...>[слышен зуммер] совать во взрослые дела связанные с политикой. Нельзя!

Убрать его стало возможным только тогда, когда его Ервандыч обмазал дегтем и вывалял в перьях. И за дело, и по беспределу. И по подлому.

(Что я там делал по подлому, не знаю, но человек так считает — С.К.)

Потому что надо было. Мы же из всего этого видели только то, что «по подлому».

Вообще конечно <...>. [абзац]

Сколько людей угробили, бл<...>. [блин]

Когда Ервандыч орал «он умер или нет?!», казалось, что СЕК просто сошел с ума и требует человечины. А, оказывается, был ПРИКАЗ. И было обещание «умереть, если потребуется». Потребовали не умереть, а держаться и ждать деблокирования.

ПРИКАЗ был. Приказ удерживать Славянск. Стрелка обещали деблокировать. А он ушел. Ушел потому, что (Большими буквами — С.К.) НЕ ПОВЕРИЛ командованию, что его деблокируют. Потерял веру.

Я не знаю, как называется ситуация, в которой командир ПЕРЕСТАЕТ ВЕРИТЬ КОМАНДОВАНИЮ И КЛАДЕТ НА ПРИКАЗ. Назовем это надломленностью, неверное.

(По-моему, это называется «измена Родине», нет? Нет, всерьез-то, да? — С.К.)

И в этом надломленном состоянии решил еще и Донецк оставить. (Стрелок — С.К.)

Какие, на фиг, состояния? (Я все время очень смягчаю — С.К.)

Какие состояния могут быть у военачальника такого уровня? Путин не пришел — пацанысваливаем.

Путин-то не пришел. Но Новороссия-то есть. Захарченко почему-то в состояния не впал, не голосил, а системно работал. По плану мероприятий. Понятно откуда. Потому, что часть системы. Скучная такая неинтересная личность, у которой интересны только результаты.

А Стрелок — не часть системы. Он — экспромт. И для того, чтобы экспромт был равен по успешности системной работе — он должен быть гениальным. Политически, организационно, психологически, информационно... А всего этого нет.

Есть хороший военный, (Чем он хороший, мне кто-нибудь объяснит? — С.К.) который взялся не за тот гуж. Не рассчитал. И сломался.

Сколько людей угробили!«

— там же

Это Роман Носиков, который перед этим говорил, что сидят его ребята и сейчас с автоматами заедут к Кургиняну расправляться окончательно. И требовал всяческих расправ.

Вот, понимаете, у меня этот документ вызывает невероятно сложное психологическое чувство. Почему я взялся за него? Во-первых, в нем есть какое-то мужество, потому что: «читаю это все и прямо ногтями себе лицо царапаю. Такой жуткий стыд». Во-вторых, есть там цепляние — какой-то эльф. Где он увидел эльфа? Ну причем тут эльф? Вот эльф тут причем, я не понимаю? Это Карлсон, который живет на крыше? Кто он такой? Что за эльф? На этом языке... ведь в этом-то и была фишка. Эти люди из интеллигенции, которые его раскрутили, они увидели в нем своего. Я не буду обсуждать по какой сумме параметров, это пусть обсуждает, я не знаю, Мертвая вода или кто-нибудь еще, я не обсуждаю эту проблему. Я знаю, что параметров было много. Среди них были для меня простейшие: ну, если не играет на гитаре, то вот реконструктор, игры, ролевики, сайт «Антиквариат», песни, гитары, балдеж... Московская богема чуть-чуть умеющая обращаться с АКМом и другими упрощенными максимально видами оружия, там РПГ, РПК и т.д. Вот она умеет с ним как-то обращаться и даже может там пух-пух-пух [делает вид, что стреляет], а заодно вот это. И вот эта богема своя. И возник серьезнейший вопрос: «Он же такой же, как я. Я — эльф, он — эльф». Все они эльфы. Эльфы они, понимаете? [показывает распечатку с текстом Носикова] Там каждый день убивают. А это эльфы. Они не гибнут. Они видят, как на компьютере, как что-то... но он кричит. Он кричит: «Царапаю себя ногтями по лицу», «жуткий стыд», «сколько людей угробили», «сколько угробили», «сколько угробили»...

То есть вроде бы, в отличие от других эльфов, это такой минимальный эльф, у которого есть какие-то элементы совести, и никогда нельзя отличить до конца, где это совесть, — пусть мне покажет, как он ногтями-то лицо раскорябал, — а где это кривляние. Вот это документ стыда или документ рассказа всем о том, какой он стыдливый?

Где грань? Как проверить, просыпается ли в ком-то настоящее чувство стыда? Потому что настоящее чувство стыда требует поступка, если тебе так стыдно, и ты понимаешь, что ты соучаствовал в преступлении, искупи чем-то. Не исповедуйся только! Ну что, ты исповедался, тебе говорят: «Какой бедненький! Ты корябал лицо ногтями?»... Не он — бедненький. Его что жалеть — он же на жалость набивается. Исповедуется, да? Где — исповедь, а где — выпендреж? Если это настоящее раскаяние, то называется: «Ты искупи содеянное. Ты как-нибудь его искупишь?»

Это черта современной психологической культуры, что даже та небольшая часть, которая в состоянии вот так написать (а большинство же ничего не пишет), это всё — балаган, вот всё это — политтехнология, это всё — сплошной балаган. Значит, этот балаган, как он сам говорит, раскрутил проходимца, на котором пробы ставить негде и который теперь всех учит жить. И главное, от чего уже вот так достает [жест: рукой по горлу] — это от того, что все время исполняется некоторый идиотский номер с тем, что Путин — гений, а у него такие помощники идиотские, мерзкие, сволочи. Сволочи! Сволочи! Вы меня простите, ничего более оскорбительного... вот говорят: «Владимир Владимирович... Сергей Ерванодвич, я Вас так уважаю, но и этот Ваш ближайший помощник — мерзавец, и этот, и этот! Эти мерзавцы делают, что угодно! Мерзавцы! Мерзавцы!» Что тем самым говорится про Кургиняна? Что он — полный идиот, не способный ни людей выбирать, ни команду сформировать, ни опереться на того, кого надо. Это же моветон, то есть это такой эталон дурного стиля, такая фига в кармане. Хочу-то я сказать совсем другое, — то, что Просвирнин говорил, но я не могу, я уже напугался, я эту фигу сюда [засовывает руку в карман], но так, чтобы все ее вот так видели... Это что такое?! Страна находится фактически в состоянии холодной войны с Западом. Это не шутки. Всё, что происходит, невероятно серьезно. Посмотрите, что это за балаган. Что это такое?!

Ни одно решение по вопросам типа Украины не принимается, естественно, как все вы понимаете... Здесь нет, наверное, людей, которые не понимают, что такое так называемый «ближний круг»? Это люди, которых пять раз проверяют, если они сделали предложение. Во-первых, они никогда не осмелятся сделать предложение, они будут ждать, чтобы Вы что-нибудь сказали. Наконец Вы его сделали, они говорят: «Нормально». Они еще пять раз проверят, со всеми вместе это проговорят, чтобы, упаси Бог, потом за это не отвечать. Это абсолютные приоритеты фигуры № 1. В этих условиях крики: «Звери! Что-то там извращают!» — это что такое?! Это оскорбление того человека, про которого говорит, что «я на него молюсь». Если ты на него молишься — молись, если не молишься — не молись! Но это же последнее дело, последний градус аморальности начать говорить: «Да это не это, это — вот это. Мы здесь очень любим, а вот здесь мы не любим». Ну что это такое?!

Положение на Юго-Востоке чудовищное. Чудовищность этого положения определяется одним параметром: неспособностью строить государство. Проявлена какая-то фантастическая неспособность его строить. И я уже говорил неоднократно и еще раз говорю, что она определяется... (тяжелый разговор). Значит, она не культурным уровнем определяется, и не навыками, не привычкой что-то делать. Она другим определяется. Вот я очень хорошо, что такое это, понимаю. Если я приезжаю в точку, где решается судьба Истории, то я реально чувствую напряжение. Вот этот исторический ток, я его чувствую реально. Я не говорю, что он есть. Я не берусь на этом строить какую-нибудь, там, гегелевскую «супермодель». Я знаю, что я что-то чувствую. Может быть, он идет изнутри, а может быть, он действительно есть. Это существенная разница, да? Но то, что я это чувствую, и что я в этот момент нахожусь в совершенно другом состоянии, — я понимаю. И это ощущается так, как будто бы действительно вот текут эти исторические энергии, вот они всё это пронизывают, и как будто вот они входят в тебя куда-то.

И когда это происходит по-настоящему, то, да будь ты хоть семи классов образования, если оно в тебя туда затекло и начало со всем постоянно работать, всё ты справишься, всё ты сделаешь. Мясом ты торговал или чем-то еще, — не имеет никакого значения. Мало ли кто из наполеоновских героев чем (как) там занимался в своей жизни. Ней был сыном бочара, если мне не изменяет память, и так далее и тому подобное, да. Семен Михайлович Будённый, который был, конечно, героем и полным георгиевским кавалером, если мне не изменяет память, а это дело серьезное — полный георгиевский кавалер, ну как полный кавалер ордена Славы. Но он был унтер-офицером, вахмистром, да. Он стал гениальным полководцем, абсолютно четко строившим армию. Да, рядом был Ворошилов. А кто такой Ворошилов? Ну, это рабочий с Луганска, да, который там что-то там чинил — какие-нибудь машины — и занимался каким-то простым трудом. Они вдвоем построили армию, разбившую весь белый офицерский корпус. Для своего времени абсолютно революционную. Вот кто-нибудь бы написал «Первая конная и вообще Конармия, как новое слово военной, так сказать, стратегии». Огромное количество передвигающихся стремительно людей, рейды по тылам и всё остальное.

Что-то произошло. В принципе, вахмистр не может создать такую армию, а он смог. Все, кто его знал и видел, все понимали, что он, я не знаю, там, не Александр Сергеевич Пушкин, да, там, не знаю, не Серафим Саровский, он человек простой. Это знаете, что, когда Ежов решил всё-таки его забрать, а он у себя на даче, значит, с этим с пулеметом, ну тем, который вы знаете по фильму «Чапаев», выбил там стекло, уже прицелился и успел каким-то способом дозвониться Сталину. Иосиф Виссарионович понял, что всё гениально, расклад возник, да. И с этого момента, так сказать «Будённый-ГБ», «ГБ-Будённый», он начал качать эти качели. И «divideetimpera», разделяешь дабы властвовать, это и было это до конца. И всегда он знал, что если Лаврентия или кого угодно он попросит, он скажет: «Семен, шашкой, пожалуйста, тут на куски», — Семен это сделает тут же. И Лаврентий это знал, и в этом была машина. Но это, по-моему, и составляло высший политический подвиг Семена Михайловича. Всё остальное так сказать, там было достаточно просто. Но он же — он всех там разгромил. Он реально эти армии построил. И это были армии. И они, конечно, действовали по масштабам Гражданской войны и всего прочего, и были там и некие злоупотребления, и всё. Но он их ввёл в рамки, и это был не Махно, это была система дисциплины.

И, в конце концов, и Махно что-то создал, оно тоже как-то существовало. Все мы знаем фильм «Чапаев». Все мы знаем, как это существовало, как эти лейтенанты и все прочие строили армии во время Великой французской революции. Поэтому построить армию своеобразную, создать какие-то новые человеческие открытия, открытия в военной стратегии в Донбассе очень даже можно. Для этого есть материал, есть люди, которые приехали, есть всё, что можно делать, кроме того, что те, кому История вручила это, не хотят этого, понимаете? У них в ответ на это слюна не выделается метафизическая. Они не становятся другими, у них вот не заходит эта энергия никуда. Они равны самим себе.

А вот когда ты равен сам себе, и ты не являешься там генерал-полковником, кончавшим Академию Генерального штаба и всё прочее, то любой генерал-полковник с тобой расправится. Это уже вопрос другой. Революционная армия — это революционная армия. Подлинный дух революции, истории создает творческие силы, инновации, что-то новое, он всё очищает. Из фильма в фильм, мы, по крайней мере, последний раз мы наблюдаем там эту Землячку и Бела Куна, где-то там как они и что делали. Ну, во-первых, всё это дикая накрутка пропагандой противоположной стороны, ну абсолютная. А второе, что в этом состоит, заключается в том, что когда эти армии взяли Крым, они тоже много чего увидели. Понимаете, я не хочу разжигать эту тему. Они тоже увидели совсем не гуманных белых офицеров, известных по фильму «Адъютант его высокопревосходительства». Они увидели другое.

Они увидели, что такое врангелевская контрразведка и прочее. Их привели и показали, что делали те, и рассказали.

И поднялась ответная волна. Это трагедия, это История, это революция, это кровь, это страшные муки, но внутри них есть что-то очистительное, понимаете — очистительное. Что-то, что не дает этому превратиться в грязную кровавую кашу. Вот почти, но уже не каша. И в фильме «Чапаев»... Наверняка всё происходило не так, как показано в гениальном фильме, в котором гениально всё сыграно. Но всё равно оно даже и в фильме показано совсем не так лицеприятно, как можно было. Приходят белые — грабят, красные, извиняюсь, приходят — тоже грабят, «куды крестьянину податься?» Но дальше-то расправа над мародёрами, это очищение со страстными монологами, «приходи ко мне в полночь-за полночь». Значит, он с одной стороны — кнут, с другой стороны — пряник. Пряник — это «приходи ко мне в полночь-за полночь», а кнут — это расстрел на месте. И ни одна профессиональная бандитская армия не держала состояние мародерства долго. Было три дня на разграбление города. На четвертый день виселицы ставились. Или расстрелы. Отрубленные головы. Потому что нельзя: еще три дня, еще четыре дня мародерства, и нет армии, просто ничего нет. И уже ни воевать, ничего делать невозможно.

Значит, сейчас на Юго-Востоке, где решается мировая судьба, задача состоит в том, чтобы кто-то, кто-то из тех, кто избран, почувствовал себя избранником, чтобы эти токи возникли. И чтобы вдруг возникло состояние, при котором на всё наплевать, вот наплевать дальше, как что происходит с твоей экономикой, как что происходит с твоей семьей. Когда всё уже, вот есть эта миссия, ты должен выполнить и всё. И тогда открывается второе дыхание, открываются другие резервные интеллектуальные возможности, открывается масса, масса вещей. Или это, или человек системы. Но тот, кого перечисляет данный автор в качестве человека системы, не являются людьми системы. Человеком системы там должен быть какой-нибудь генерал-полковник соответствующий, еще не слишком возрастной, который обладает и хваткой, и жестокостью, и каким-то пониманием, как это делается. И всё равно, ничего по-настоящему творческого не будет сделано.

Белые не смогли навести порядок. Вся разница между красными и белыми в итоге состояла в том, что всюду было страшно, и Булгаков это прекрасно понимал, описывая белых, там «горит в ночи игла», да. И пытки, и всё. Но только красные сумели в итоге ту же самую преступность и всё подавить, а белые не сумели. Потому что было какое-то понимание — зачем. Было более точное чувство, как это всё устроено, и была какая-то молодая свежая решительность, а также были комиссары, которые выступали от какой-то идеологии и могли туда еще что-то внести. И вот этот... если вы помните «Хождение по мукам», у меня всё время стояло перед глазами, когда всё это отвратительное бегство стрелковское началось: «Сорокин герой, армия за него горой, а я требую расстрела Сорокина немедленно, пока он революцию не оседлал». Вот это — комиссарский подход. Не может быть революции без комиссаров: комиссаров Конвента, комиссаров идеологии и всего прочего.

Идеологическая депрессия. Народ рождает в виде исторического творчества образцы идеологии, но они не подхватываются, не оформляются, не фокусируются ни во что, — нет силы, способной придать этому некую завершенность. Собрать эту энергию в линзу, да, и выжечь ею то, что нужно. Нет военного строительства в должной мере. С наведением порядка, с сухим законом, с полным отказом от потакания любым видам мародерства, свои-чужие, чтоб всё это исчезло. Нет даже Совета полевых командиров, которые действительно по-настоящему работают. Нет настоящей работы тыла и понимания, что ты головой отвечаешь за то, чтобы был наведен порядок, и люди не мерзли, не голодали. Очень много чего нет, понимаете? И эти дефициты почему-то все соединились именно там. Я не помню такого в Приднестровье. И в Таджикистане этого не помню. В Осетии, Абхазии, Карабахе — нигде не помню.

В Сербии как раз побольше было чего-то. Была какая-то огромная страсть людей, чтобы построить это крохотное государство, они его любили. И еще раз буду говорить: без этой любви не будет ничего. Если она, конечно, будет заменена беспощадным профессионализмом и фантастической разумной жестокостью, то, может быть, можно и без любви, но сомневаюсь.

Проиграть там мир — значит, проиграть всё. Проиграть Большую игру. На карте, на кону стоит безумно много. И всё, что произошло там на сегодняшний день никак не есть выигрыш мира. Войну выиграли, ну выиграли. А мир не выигрывают. Еще три-четыре месяца не выигранного мира, и мир будет проигран.

Но началось всё, конечно, с того, что отдали полтерритории. Ни один военный не пикнул. Ни один военный не пикнул. Ни один человек не понял, что он как гражданин должен встать против этого и сказать, назвать мерзавца — мерзавцем, предателя — предателем, бездарь — бездарью. «Боже мой, это — миф, это — герой. Мы не можем посягать на миф». Вот теперь начинаются вот такие стоны. А вы понимаете, чем они чреваты? Во-первых, я говорю, здесь нужно точно разделить кокетство и действительное переживание. И всячески действительное переживание поддержать, но тогда такие действительные переживания людей либо ломают, либо они что-то искупают чем-то, а не просто болтают в LiveJournal’е...

Там за это ответственность есть, там уже записан счет. И он не раскорябанным лицом искупается, а деяниями. С другой стороны, мы никогда не понимаем сколько кокетства.

Третье, в этой системе кокетства — безумно много утонуло людей в ней. Вот этот процесс весь стал огромным чаном нечистот, в котором утонуло, извините, три четверти патриотического движения... если не семь восьмых. И если кто-то думает, что меня радует, и я кричу: «Быстро-быстро занимайте места, которые образовались!» — так нет! Но я же вижу, что они там тонут. Я просто вижу эту картину как Дантовский Ад.

И чем это будет восполнено? Эти люди, которые все эти слова сказали, которые в этих нечистотах извалялись вместе с этим всем делом, которые в этом всем соучаствовали и которые теперь на себе кое-кто корябает лицо, а кое-кто и не корябает, они потом что — как свеженькие начнут новый тур? Но так же не бывает!

Они сами внутри поломаны и совершенно неважно, что они сейчас лепечут: еще защищаются, уже признают, будут признаваться по одному. Там есть просто совсем богема, стопроцентная, которой всё равно. Они где-то там сидят и болтают, и всегда найдется сколько-нибудь гнили, чтобы слушать, как они болтают. Но есть-то люди, которые делали заявки на какую-то политическую судьбу. Какая политическая судьба? После Иерихонских труб — какая политическая судьба, о чем идет речь? Я понимаю, что все забывчивы. Я понимаю, что есть достаточно много морально-индифферентного материала, но не он же делает Историю, и не он борется. Борются и делают Историю другие — те, кто этого запаха нечистот не выносят. А это же уже зловонная клоака, и она будет всё более и более зловонной. Теперь он испражняется там в длинных речах по поводу того, как он любит главное лицо и не любит суб-главных лиц, следующих за ним. Потом он будет еще что-нибудь болтать, и всё это будет виднее, и виднее, и виднее.

Создан резервуар для того, чтобы это все утопить. Я же помню, как создавались определенного типа русские радикально-националистические движения. И вопрос состоял не в том, что они были слишком радикальные, и они мне не нравились, а потому что я видел прямо, как это существует как в специальной клоаке для утопления. И я только одно не понимал: те, кто лезут туда топиться вместе с главными героями, — они что, не понимают? У них вообще уже нет трех извилин? Много раз мучительно спрашивал: люди, которые здоровые, вполне воюющие, не лишенные внутренней цельности, мужики молодые, — они что, не читали «Это я — Эдичка», что ли? Я не могу этого понять! Я прекрасно понимаю, почему в это дело шла постмодернистская леваческая или, наоборот, нацистско-леваческая протоплазма, которая туда сливалась как раз потому, что ей это всё нравилось, это отвечало представлению о модном, современном и всё прочее. Но как туда здоровое притекало?

Вот как, в каком помрачении ума и чувства надо находиться? Или, как говорил Гамлет своей матери: «Есть у Вас глаза?» Ведь рано или поздно в расчет надо будет брать только тех, кто действительно обладает каким-то чувством разделения добра и зла и способностью во имя этого добра или блага совершать какие-то поступки, идти на жертвы, двигаться, работать. Всё остальное не в счет. А произошедшее же стирает все грани, что и есть главная работа постмодернизма. Уничтожить все разделительные черточки, всё слить.

Значит, с одной стороны, вот здесь, в Москве, стираются все различия, все разделения, образуется эта клоака, в которой вот уже тонут и будут тонуть. Я говорю, буквально очень напоминает Ад Данте.

С другой стороны, там, на Юго-Востоке, сейчас решается вообще чуть не мировая судьба, и там всё зависит от того, будет ли там нечто построено. Для этого строительства есть всё. Не хватает того, о чем я говорил, и что всё время казалось (я думаю, что и большинству здесь сидящих) все-таки чем-то типа пирожных, — не хлебом насущным, а пирожными, десертом: дух, метафизика, чувство Истории. А это не десерт, и это не пустые слова, это действительно... ну, я прошу прощения, я использую здесь это как метафору, это вот каналы открыты или закрыты? Вот если эти каналы закрыты, ничто туда не зайдет.

И на самом деле, это самая практическая, самая прикладная, коренная проблема Юго-Востока. Ничто другое сейчас неважно. Важно только это. Проснется ли в этом очень сильно отчаивающемся именно по поводу отсутствия дисциплины, строительства, идеологии, всего прочего, включится ли там системный момент, который мы пытались передать этими учебниками: вот это психология, вот это идеология, вот это концепция, вот это классика и т.д., — включится ли это? Включится ли организационная практика военная и, прежде всего, мирная, точнее на 50% военная и на 50% мирная, они одинаково важны. И включится ли этот высший дух? Осуществится ли там мобилизация? Почувствуют ли люди, которые там еще остались, которые ведут себя геройски, ответственность за тех, кто погиб? Не в виде крика: «Сколько людей погубили! Сколько погубили!» — а в виде деяния... действия! И чтобы вот эти все вопли: «вот этот был гениальный экспромт, а это — системный элемент», — это всё фантомы перевозбужденного сознания, которому не место ни в каком из таких процессов и, между прочим, в процессе публичного речеговорения — тоже!

Никакой системы нет или, по крайней мере, ее чудовищно недостаточно. Слишком много побочных, вовлекаемых в процесс факторов, свойственных нашей современной жизни. И абсолютное отсутствие вот этой силы самотрансформации, самоподъема, вот этого историко-революционного начала. Что, кстати, говорит еще и о том, что по любому поводу ставить знак равенства между эксцессами и революцией нельзя. Революция — это особое состояние общества, особые принципы выдвижения героев — настоящих героев, культурных героев. Знаете, что такое культурный герой? Культурный герой — это тот, кто что-то строит. Вот сейчас нужно построить.

Поддерживать будем, естественно, всех, кто это делает. Никаких там своих — чужих, хороших — плохих нет. А главное — это то, что без этой точки, вот просто без нее, начнется сворачивание огромных процессов и, в сущности, поскольку оно затронет Россию очень болезненно, очень сильно, то это речь будет идти о мировых процессах. Поэтому точку, конечно, надо спасти. И не дать ей инволюционировать, а, наоборот, дать ей эволюционировать в правильном направлении, то есть в направлении государственного строительства. Никаких желаний слить, спихнуть, выпихнуть ногами. Это всё — брехня. Блогерские «сю-сю». А окончательную правду о процессах говорить трудно, особенно публично.

Я надеюсь, что в этой части меня поняли, что мою крайнюю озабоченность, конструктивную крайнюю озабоченность уловили, а что документ, который я прочитал, это есть документ — как бы портрет, психологический портрет ситуации.

Всмотритесь в этот психологический портрет. Там же всё страшно соединено: рисовка, подлинная боль, прозрение, болтовня, стыд, панибратство и много другого, понимаете? Поскольку «Я» треснуло... Ведь главный процесс, который я описывал [рисует маркером домик на листе]: вот если это считать «Я» или сознание, то вот все слои, которые под этим существуют, они как-то всё-таки этим «Я» удерживаются в пределах какой-то системы.

Сейчас это «Я» треснуло. И всё, что вы видите, это в эту трещину полилось вот что-то такое. Оно вот тут одновременно, совесть не выдержала, и, в сущности, трещину-то дало «Я», потому что совесть есть и какой-то слишком большой стыд, и еще что-то. И вот сюда полилось то, что вы видите. Оно вот отсюда полилось, оно отсюда полилось, откуда угодно.

Теперь надо понять, что если эти процессы таких множественных трещин — они же сразу размножаются в «Я» — будут происходить дальше, то польется просто необработанная плазма «Оно».

В этой плазме «Оно», в такой реке этого «Оно», будут маленькие кусочки, кусочки «Я». Плюс здесь уже что-то сформируется и будет происходить диссоциация этих частей. Специалистам понятно, что я описываю?

Вы хотите получить это как массовое явление? Патриотического характера? Вы понимаете, что если это произойдет, то враг уже победил? Значит, нужно каким-то образом из каких-то высших центров давить вот эти трещины, тут надо что-то заклеивать, что-то производить. Потому что в противном случае к моменту, когда надо будет действовать (а этот момент не за горами), всё это вот [показывает на схему], оказавшееся жертвой подобного процесса, будет в состоянии полного паралича, в коматозном состоянии.

Я хотел перерисовать еще раз, потому что мне кажется, что аккуратные рисунки в данном случае существенны. Я хочу объяснить, что вот есть человек, [Рисует круг] и у него есть сознание, или его «Я». Дальше там где-то под этим делом нечто бурлит. Вот оно бурлит. Ну, у него есть какие-то системы сверху, которыми он может что-то стабилизировать. Когда вот здесь вот [пририсовывает маленький кружочек внутри большого круга «Я»] существует совесть, некоторые критерии (можно сказать, что совесть здесь), [дорисовывает маленький кружочек вне большого круга «Я»], какие-то некие представления, — он сам себя осмысливает, что он есть — «это», идентичность там... [пририсовывает несколько кружочков внутри большого круга «Я»], он умеет думать, он авторитетен, он не делает каких-нибудь ошибок.

Когда по всему этому человеку начинает ударять какой-нибудь импульс, например, разочарование или потеря близкого человека, или каких-то ошибок, то это называется «духовный кризис». В этот момент с участием совести или с участием других разочарований, личность вот так начинает трещать. В ней получаются трещины. Вот это всё, что человек о себе представлял, он «такой-то», «такой-то» и «такой-то», не выдерживает испытания. Например, он считал, что он — герой и выдержит боль. А когда боль началась, он там... завыл, заплакал и куда-нибудь ушел в кусты. Но он же это уже пережил, он же не может дальше про себя считать все то же самое, это же с трудом залечивается, значит, возникает трещина.

А когда возникают эти трещины, то вот отсюда, из всего, что он вытеснил, из сферы его инстинктивного, запрещенного, по этим трещинам начинает подниматься лава наверх, буквально вот, такая черная лава, ровно такая же, которая поднимается по вулканическим каналам.

Туда начинает входить весь иррациональный комплекс страданий, бреда, вещей, которые исключают друг друга, какой-то иллюзорной реальности, просто каких-то воли к смерти, воли к убийству, агрессивных импульсов, мало ли чего — всего запрещенного. Это всё начинает лезть сюда по этим трещинам, потому что трещины парализуют человека, его «Я», которое вот так вот эти двери [дорисовывает] закрывает. Теперь они открыты, [показывает на рисунке линию, символизирующую «обходной путь»] и сюда есть каналы, по которым это гуляет как хочет.

Хотите ли вы чтобы, например, в момент, когда переживший это активный гражданин должен был выполнять некое действие в каком-то сегменте поля гражданского сопротивления (например, выводить людей на митинг, или писать какие-нибудь статьи, или выступать по телевидению), — и в этот решающий момент, когда этот гражданин должен это сделать, вам сообщают, что он это не может сделать, потому что он сейчас «общается с духами мёртвых, которые к нему пришли, и упрекают его в бессовестности». И пока он с ними не выяснит отношения, он не может разговаривать по телевизору, понимаете? Они стоят у него за спиной, тыкают его, он поворачивается, и в этот момент телекамера хватает его затылок. Что вы скажете? Что надо повернуть с другой точки телекамеру, да? Вы же не это скажете.

Я утрирую, конечно. Но я хочу сказать, что когда это всё вот так вот повреждено, не заклеено, не построена никакая новая система, трансформационный процесс не произошел, а процесс кризиса начался, если только к этому серьезно относиться, — то этот процесс будет развиваться, у него есть определенные фазы, и они, конечно, приведут человека даже если не в дурдом, не в психиатрическую лечебницу, то они его надолго выведут в состояние, которое, предположим, Юнг называл «интериоризацией» или обращением «внутрь себя» и общением с некоторыми сущностями. А если эти сущности здесь [показывает на схеме], например, уже образуют некие комья, то это действительно могут быть «духи». Я прошу только не считать, что я считаю, что к нему придут настоящие духи. Я — человек, который считает, что речь идет о психологической реальности. Если кто из вас не видел, как такие духи приходят, то вам повезло. Это — тяжелое зрелище. Абсолютно реальное, и от того, что они являются частью внутреннего мира человека или сгустками вот в этой [показывает на рисунке участок с черной лавой] диффузной среде, не легче.

А дальше у него начнутся трещины диссоциации, дальше будут порождать проекции. Иначе говоря, виноваты будут в этом не человек, а «злые силы», которые его на это сподвигли. Карикатуры надо подавить. И вы никогда не будете знать — являетесь ли вы этими «злыми силами», станете ли вы ими на следующей неделе, или через две недели.

Я еще раз подтверждаю, что всё делится на несколько активов. Есть люди просто продажные. Им заплатил — они кричат, что этот Стрелков — хороший. Перестал платить, кто-нибудь заплатил за то, что он плохой — они кричат... Они находятся на территории психологической полной безопасности. Им все равно. «Любой каприз за ваши деньги». Есть люди циничные, которые исходят при этом из чего-нибудь там... типа того что у них там какие-то политические карьерные цели есть. Есть люди, слегка сошедшие с ума и считающие, что вопрос уже не о карьерных целях, а о некой миссии, мифах. Есть люди просто упертые, которым всё равно — хоть кол на голове теши, они так защищены, что дальше некуда. Я назвал вам четыре категории, находящиеся в безопасности:

• продажные;
• политически циничные;
• с заморочками по поводу некоторых мифов;
• и тупые.

Они все остаются в безопасности, но хотите ли вы, чтобы актив состоял из этих категорий? Продажных перекупят, политически-циничным предложат, тупые — неприменимы, и кто у нас остается? Люди, которые видят в этом миссию. Но это люди, живущие в параллельной реальности, — они неадекватны. И в тот момент, когда надо будет действовать в этой реальности, а не в параллельном мире с мифами, они просто будут на каждом шагу совершать ошибку за ошибкой. То есть все они никоим образом не могут быть задействованы в остром политическом процессе, который предстоит чуть раньше или чуть позже, возможно, достаточно быстро.

Значит, все, кто могут быть задействованы — это люди, пережившие духовный кризис. Но пока они будут его переживать, произойдет всё то, что я описываю. И это огромная чисто политическая проблема. Сегодня он там расцарапает себе лицо... ну если он кокетничает, то он из другой категории... а если он расцарапал, то как он будет выступать по телевидению? Расцарапал, ночью не спишь, к тебе это все приходит, начинаются разговоры сам с собой, это понятно да? Потом это наступает на уровне очень большого кризиса смыслов, кризисы смыслов порождают тоску, тоска не дает жизненной энергии, происходит девитализация. На [стадии] этой девитализации уже невозможно разговаривать, потому что язык еле шевелится, тоску надо обезболить, тоску надо чем-нибудь подавить, подавить можно либо большой дозой алкоголя, либо хорошей дозой качественного (если кому повезет) или некачественного химического препарата, возникает потребность в бо́льшей дозе.

А определенная часть людей, которая до сих пор это не поняла, она... это тут уже никакие психологические схемы не действуют, они просто считают, что им все равно. А это неправда!

Разрыт большой чан с нечистотами, и концентрация нечистот растет по параболе. Здесь все хуже и хуже. А они сюда залезли — эти люди — и теперь они во всем этом искупались, теперь они вылезают, а все видно. Либо они в этом просто тонут.

Как красиво писал Блок:

Не стерег исступленный дракон,

Не пылала под нами геенна.


Затопили нас волны времен,


И была наша участь — мгновенна.

А.Блок. Поднимались из тьмы погребов [1]

Ну, когда волны времен — это красиво. А когда чан с нечистотами — это совсем другое дело. Ты в нем тонешь и понимаешь это не сразу. Потому что сначала казалось: ну подумаешь, залез... водичка не очень, да, но, с другой стороны, поплаваю там [делает движения пловца], и все увидят блеск моей мускулатуры — так плыву, так. Потом раз, раз, раз — и лихорадочное наращивание концентрации дерьма: «Был приказ, не должен был уходить, решил уйти, а потом хотел уйти оттуда, у меня был духовный кризис, а потом кризис кончился, а у меня было видение, а потом это видение ушло». И сразу вот здесь-то [показывает на рисунке], было, ну я не знаю, как в такой, в слабо проточной речке — поплавал, поплавал... в Яузе, да, неприятно плавать, но что-то. А потом оказалось, что это — поле ораций, а ты там в центре его. Это —уничтожение актива. Это — ввели чуму, и она работает. Это — бактериологическое оружие.

Враг не смог добиться парада бандеровцев в Донецке и Луганске. Он нарвался на абсолютный разгром украинской армии. Он не смог добиться вот этого русского позора, связанного с тем, что там гибнут люди, им не помогают. Это наши выигрыши. Но вот этот процесс [показывает на рисунок с чаном] — это наш общий проигрыш.

Сведение с ума людей, вываливание их в этих нечистотах, их опозоривание во всем этом прочем. Это — наш общий проигрыш! Нам эти люди нужны! Это первое. Невозможность построить мир на территории, выиграть мир — это второе. Ну и, конечно, половина потерянной территории, которую теперь возвращать будет чудовищно трудно — это третье.

А еще враг выиграл в том, что огромная часть нашего общества, — в том числе военная среда и не только военная — она почувствовала вдруг себя задним числом слабаками, то есть людьми, неспособными по-настоящему вовремя выступить за правду. Вот выйти и начать сражаться, наплевав на все. А когда человек однажды себя почувствовал слабаком, он потом очень трудно избавляется от этого самочувствия. Оно к нему придет снова, и еще раз снова. И, конечно, именно вот это ощущение глубочайшей стратегической растерянности и внутренней слабости у всех этих, я видел, этих офицерских собраний 1991 года какого-нибудь и всего прочего, — оно привело в значительной степени к тому, что Советский Союз рухнул. Не было массовых защитников, готовых посмотреть правде в глаза. Сражаться приходилось с разрушителями почти в одиночку. И это не должно повториться в этой ситуации.

Вот плюсы и минусы [начинает загибать пальцы на руке]:

• хунту разгромили военным образом;
• политически не позволили противнику отыграть модель солидарности, то есть втянуть Советский Союз еще и в Польшу, а не только в Афганистан, и одновременно с этим создать необходимые потенциалы на будущее;
• вопли поганые о том, что Россия не помогает и там гибнут, а помощи нет, — в своей же погани и захлебнулись те, кто эти вопли из себя извергали;
• какой-то очаг и какой-то зачаток порядка и ресурсов создали.

Минусы [загибает пальцы на другой руке]:

• деморализовали крупные группы вот всей этой стрелковщиной и прочим, и тем, что сейчас льется (смотри мой зачитанный текст). И это будет очень сильно работать на патриотической улице здесь;
• там, внутри всего этого не возникло вот этой встречи с Историей и настоящего потенциала строительства. Мир не выигран, он подвис. И это вопрос одного или двух месяцев, чтобы его все-таки выиграть.

И, конечно же, может быть, самое главное эту микро-ситуацию все-таки применить к рассмотрению всего, что будет происходить в России будущего. И также как-то примерить на себя: а я-то сам, как это всё происходит?

Это мой обзор ситуации в той точке, которая сейчас постепенно выходит из зоны самого пристального внимания страны, а зря. Точки, в которой происходят сложные процессы, в которой есть очень много негативного, что надо быстро переламывать. И одновременно не надо забывать о тех плюсах, которые там созданы. Вот эту точку я проанализировал, теперь передаю слово Юрию Вульфовичу для того, чтобы он проанализировал мировую экономику и все материальные процессы. Потом я снова возьму слово для того, чтобы добавить что-то о больших процессах в мире.

[аплодисменты]

Ю.В.Бялый:

Я сегодня хочу поговорить о двух вещах: первое — ситуация в экономике России, несколько болевых точек, потому что напроисходило за истекшие две недели очень много, и еще то, что сейчас очень сильно на слуху, что можно или уместно назвать мировой газовой войной.

Начну с России. Подробно останавливаться на том, что произошло — послание, поручения, Путин, Медведев — я не буду. На мой взгляд, главное: по-прежнему главный фактор кризиса российской экономики, который постоянно в прессе звучит — это катастрофическое падение цен на нефть.

Действительно, нефть падает очень резко. Было в начале сентября около сотни, сейчас мы видим 65. Гигантское падение. Почему? В одном из первых наших обсуждений я предполагал, что цена на нефть вряд ли может опуститься ниже $60 за баррель, но с тех пор произошло много интересного.

Прежде всего, я могу точно сказать, что началась новая мировая война за нефтяные рынки, за рынки сбыта. И в этой войне те, кто располагает мощными финансовыми резервами, — например, саудиты, у которых около 800 млрд долларов резервов в заначке, но и другие, — они готовы на демпинг, даже на существенное понижение цен по сравнению с себестоимостью ради того, чтобы удержать и расширить рынки сбыта. О нефти я поговорю как-нибудь в следующий раз подробно, поскольку обрушение рубля у нас связано далеко не только с нефтью и, может быть, даже не столько с нефтью, а с другими факторами.

Как мы видим, с начала сентября, то есть за осень, доллар взлетел примерно с 37 рублей до нынешних 55-ти. И, видимо, судя по тенденции, это еще не предел. Конечно, цены на нефть играют большую роль. Поскольку наши нефтегазовые доходы — это огромная часть нашего бюджета. И при дешевеющей нефти единственная возможность собрать исполняемый в рублях бюджет — это обеспечить низкий рубль, что, как я уже говорил, и делают Центробанк и Минфин у нас.

Ну, это хотя бы как-то можно оправдать, поскольку, если не будет собран бюджет, не будет пенсий, стипендий, зарплат бюджетников, пособий по безработице и многого другого. Будет катастрофа.

Огромную роль играют, конечно, и санкции. Доступ наших корпораций и банков на западные рынки капитала перекрыт почти полностью. Более того, поступает всё больше сообщений о том, что американские эмиссары ездят по арабским странам, в Китай, во Вьетнам, в Корею и предупреждают, что если тамошние банки будут давать кредиты России, российским корпорациям, то у этих тамошних банков будут неприятности вплоть до санкций в Соединенных Штатах. То есть, грубо говоря, пытаются запереть от России еще и восточные рынки капитала.

А у корпораций у наших, которые набрали, между прочим, больше 600 млрд долларов кредитов на этом самом Западе, ситуация тяжелейшая. Они должны отдавать деньги в дорожающей валюте, и потому они торопятся поскорее покупать рубли, обращать в доллары, копить эти деньги на отдачу кредитов. И, естественно, они покупают эти рубли на нашем финансовом рынке, раскручивая цены на доллары и снижая курс рубля. И это также можно отчасти оправдать, потому что если они не смогут вовремя отдать свои кредиты, расплатиться с валютными долгами, то их западные кредиторы на полном законном основании начнут отбирать у них собственность, то есть активы: заводы, фабрики, эти же самые банки, нефтяные месторождения и так далее.

Но есть в падении рубля в таком и еще один процесс, который ну никак оправдывать нельзя, а именно спекулятивные атаки на рубль. Это когда банк покупает сегодня доллары в расчете на то, что завтра, через неделю они подорожают. Через неделю он эти доллары продает, получает большее количество рублей за эти подорожавшие доллары, снова покупает на эти рубли доллары. Снова ждет, снова покупает за подорожавшие доллары рубли и так далее, до бесконечности. Это, естественно, очень сильно обрушивает рубль — дополнительное давление на валютный рынок. И именно об этих валютных спекуляциях говорил Путин в своем послании с крайним негодованием. Но дело в том, что эти негодования-то есть, а закона нет, потому что, с точки зрения рыночной логики, все эти операции вполне законные. Никаких законов, запрещающих это делать, нет.

Вот, в частности, отмечу, что сказал глава государственного, между прочим, «Сбербанка» Герман Греф по поводу этих вопросов риторических Путина. Он сказал, что такая политика инвесторов вполне рациональна: «... они так зарабатывают деньги». И еще он сказал, что «участие Сбербанка в этих операциях небольшое — 10, максимум 15% рынка». Ни фига себе —небольшое! Это значит, что «Сбербанк» государственный играет против рубля, обрушивает рубль. А глава нашей Службы внешней разведки, Михаил Фрадков, дополнил, что этим ослаблением рубля, то есть спекулятивной игрой против рубля, еще занимаются западные инвестфонды.

И подчеркну, опять-таки, — вполне законно, имеют право. Никаких запретов законодательных на это нет. А в рыночной экономике логика такая: всё, что не запрещено, то разрешено, правильно и разумно.

Об этом Центробанк наш знает? Да конечно же, знает, и в деталях. Но он, который принял, напомню, решение о плавающем курсе рубля, то есть он совсем, полностью фактически устранился от регулирования валютного рынка. И формально он имеет на это право по нашей Конституции. У нас в Конституции записано, что Центробанк не зависит ни от Правительства, ни от Федерального собрания, от законодательной власти, — он свободен. Он как бы отвечает за всю банковскую систему. Но реально, он и за нее не очень отвечает. То есть, он как отвечает? Он говорит, что надо накачивать деньгами банки, потому что банки главные, если рухнут банки, рухнет всё. Действительно, если банки рухнут, то рухнет очень многое. А сейчас он только, по сути, в ручном порядке «по указаниям партии и Правительства» время от времени проводит валютные интервенции, чтобы затормозить обрушение рубля. И на каждую валютную интервенцию тратит очень большие деньги, между прочим, из наших валютных резервов. На некоторых сессиях порядка двух млрд долларов, т.е. сокращает нашу валютную подушку безопасности. То есть Центробанк для спасения рубля и для стабилизации экономики практически ничего не делает.

Но в то же время он обладает гигантским влиянием на состояние экономики, поскольку именно Центробанк фактически контролирует учетную ставку кредитную. То есть цену кредита для всей экономики. Для всей! А ЦБ только вот сегодня еще раз поднял свою учетную ставку до десяти с половиной процентов. Это означает, что теперь наши банки принципиально не могут выдавать кредиты дешевле, чем под 13-14 % годовых. А у нас средняя рентабельность большинства предприятий (в большинстве отраслей, кроме сырьевиков) на уровне ниже 10% (семь-восемь-десять). А это значит, что предприятие оказывается практически полностью отрезано от кредитных денег не только на развитие, но даже на простое воспроизводство. И тогда о какой ликвидации сырьевого перекоса можно говорить, и о каком форсированном импортозамещении можно говорить, когда резервов, ресурсов для этого предприятиям принципиально взять неоткуда — ни за рубежом, ни внутри России? Вот такая политика.

Вторая опасная тема, которую упомянул Путин в своем послании, это — амнистия вывезенных за рубеж капиталов. Тема крайне болезненная. Российское социальное большинство ведь до сих пор твердо уверено, что основная масса этих выведенных за рубеж российских капиталов — это наворовано у этого самого социального большинства: нечестная приватизация, последующие экономические махинации и так далее. И что именно этим определяется вопиющее российское социальное неравенство.

Неравенство действительно вопиющее. На днях вышел доклад швейцарского банка «CreditSuisse» на эту тему. Доклад утверждает, что десять процентов самых богатых россиян контролируют 85% национального богатства. Так ли это? Действительно ли Россия — лидер по неравенству в мире? Это вопрос сложный. Потому что во всем мире богатые контролируют не только официальные, но и огромные теневые активы и капиталы, которые ни в какую официальную статистику не попадают. Но, тем не менее, факт о том, что Россия — один из лидеров по социальному неравенству в мире — это несомненно. И, повторю — не может не восприниматься болезненно социальным большинством и, соответственно, они не могут не отнестись болезненно к этой самой амнистии выведенных капиталов: многие считают, что воровано.

Но в этой амнистии, о которой сказал Путин, есть подводные камни, то, что называется «дьявол кроется в деталях».

Во-первых, далеко не все эти капиталы чувствуют себя на Западе неуютно. Далеко не все считают, что их могут отобрать.

И есть такие капиталы и их владельцы, которые считают, что, напротив, надо скорее вывезти из России то, что здесь осталось, а не ввозить то, что лежит на Западе.

Во-вторых, о возврате и амнистии каких именно капиталов идет речь? Ведь это просто выведенные, потому что у нас некуда вкладывать (плохие инвестиционные условия), или это криминальные капиталы, которые боятся экспроприации, или это такие капиталы, которые уже так переплелись с западными капиталами, что вырвать их оттуда с мясом очень болезненно или просто невозможно — это будет означать уничтожение этих капиталов. Эта сложность.

И, наконец, на каких условиях предполагается амнистия? Какой будет налог на возврат и амнистию? Какие сроки для возврата будут определены? Какие и чьи будут гарантии, что эти капиталы тут же в России или через год не отберут вообще полностью?

Я напомню, что с 2005 года это уже как минимум третья попытка Путина призвать и реализовать амнистию вывезенных капиталов, то есть вернуть их в Россию. И мы знаем, что две предыдущие попытки закончились, скажем, не крахом, но очень слабенькими результатами.

Наконец, третья очень важная тема послания Путина — это поручение обеспечить реальное сокращение расходов федерального бюджета на 5% ежегодно. Сказано, что за счет отказа от неэффективных проектов, а также ликвидации коррупционных откатов и прямого воровства, вот так. Но механизмы решения вот этих задач — откаты, воровство, коррупция, неэффективные проекты — на сегодняшний день отсутствуют. И у правительства этих механизмов реальных нет, их нужно только создавать. А затраты на оборону и безопасность — Путин прямо сказал в том же послании — трогать нельзя, их нельзя сокращать.

И есть серьезный риск того, что Правительство пойдет по самому простому и доступному пути — то есть, займется, скажем так, оптимизацией, как нынче называется, то ли сокращением расходов на здравоохранение, образование, науку, культуру, социальное обеспечение. А ведь уже в нынешнем, уже свежепринятом федеральном бюджете статьи расходов, подчеркну, на образование и здравоохранение, уже существенно урезаны. Эти расходы как бы частично перенесены на уровень субъектов федерации. Но в кризисе, откуда у субъектов федерации деньги на то, чтобы поддерживать здравоохранение и образование? То есть, это попросту означает, что их будут сжимать.

Резюмируя свой этот краткий экскурс по острым экономическим проблемам, я хочу подчеркнуть, что, на мой взгляд, в значительной части российской власти до сих пор сохраняется ощущение некого умеренного и временного экономического неблагополучия, вот то, о чем только что говорил Сергей Ервандович. А между тем, нам с несомненностью объявлена холодная война всерьез и надолго. Причем, экономический фронт этой войны на сегодняшний день — главный, то есть, грубо говоря, экономику нужно переводить на военные рельсы всерьез, и для этого требуется законодательство военного времени, без дураков. И, кстати, на днях Путин встречался с судьями Конституционного суда и там произнес довольно важное заявление. Он, не дословно, но примерно, сказал, что «стабильность Конституции с одной стороны, конечно же, очень важна, но с другой стороны, ее необходимо трактовать и уточнять в соответствии с реалиями времени».

(...) «Подчеркну еще раз, что важнейшей ценностью Основного закона является его прочный правовой фундамент и стабильность. Наша Конституция надежно защищена от необоснованных вторжений, продиктованных сиюминутной политической конъюнктурой.

Вместе с тем конституционный процесс никогда не бывает „навеки завершённым“. Иногда сама жизнь требует внести в Основной закон какие-то коррективы». (...)

— http://www.kremlin.ru/transcripts/47194

Так вот, я думаю, что и Конституцию и законодательство сегодня нужно менять в соответствии с реалиями наступившего военного времени, и для начала поменять закон о Центробанке, урезав его независимость, строго определив его обязанности и ответственность, главное — за ненадлежащее выполнение этих обязанностей. Сегодня у него ничего этого нет. Нужно менять и принимать многие другие законы, связанные с тем, что мы находимся, повторю, в военном времени.

Ну и, конечно, проблема Путина (нельзя все сваливать исключительно на него): он, увы, создал такую систему и удерживает такую систему власти, в которой он в значительной мере, в огромной степени опирается на прозападную часть элиты.

А еще дело в том, конечно, что другая часть элиты не вполне осознает реальные угрозы войны, которая началась, и все еще находится в состоянии вот таком не мобилизационном, благодушная такая вот «расслабуха».

Теперь о мировой газовой войне. Начну с разворота «Южного Потока», что там вот сейчас у всех на слуху и роли в этом Турции. То есть Турция, с одной стороны, крупный торговый партнер наш, но, с другой стороны, политически, до недавних пор, мы очень резко разошлись по конфликту в Сирии, поскольку Турция заняла воинственную анти-асадовскую позицию. Что сейчас произошло? Прежде всего о том, почему Турция несколько лет назад с Сирией и с Башаром Асадом лично вполне дружила, а в 2011 году вдруг резко сменила свой курс? Ну, один из главных факторов — это то, что Турции пообещали провести через ее территорию систему магистральных газопроводов из Катара в Европу, то есть Турции пообещали роль главноготранзитёра крупнейшего газового потока.

Проектов было два. Первый — это газопровод из Катара через территорию Сирии в Турцию и далее в Европу. Этот проект довольно быстро стал оспариваться, стало понятно, что Ирак мирным не будет или будет не скоро очень. А оправдать новую войну для замирения Ирака некому и нечем.

Далее, труба в этом случае проходит очень близко от границы с Ираном, как вы видите, что Турции не нравится. Но главное для Турции то, что она проходит по территориям иракских и турецких курдов, а Анкару вот это ну никак не устраивает. Потому был выбран и уже как бы утвержден второй вариант: труба по северу Саудовской Аравии и вдоль границ с Ираком, а дальше — через Иорданию и Сирию — снова в Турцию и в Европу. Опять-таки Анкаре это, естественно, нравилось больше, но для того чтобы это сделать, нужно было — не только Катару, но и саудитам и Турции, которая хотела стать главным транзитером катарского газа, — нужно было свалить Башара Асада. Вот так они и ввязывались в войну.

А дальше оказалось, что Асад держится прочно, и перспективы длительной войны, включая партизанский ее хвост, ну практически неизбежны. Неизбежными оказались побочные последствия для Турции и на ее южных границах и внутри, на курдских территориях. Стало ясно, что в случае свержения Асада, в Сирии к власти придут вовсе не какие-нибудь умеренные приемлемые Турции исламисты, а самые радикальные и самые враждебные Анкаре. И потому вовлечение Турции в войну в Сирии и Ираке стало очень сильно тяготить Анкару.

· Первое, совсем не хотелось быть в одном лагере с Катаром и саудитами, с их притязаниями на радикальное исламское лидерство.

· Ей очень не нравилось связанное с этой войной обострение курдской проблемы и у себя, и на территориях Ирака и Сирии.

· И, наконец, ей стало очень не нравиться обострение отношений с Сирией, [и] особенно [с] Ираном, которое стало вот результатом вовлеченности в эту войну.

· И главное, ей стала очень не нравиться американская политика в отношении Турции и внутри и в ходе развертывания войны с «Исламским Государством Ирака и Леванта», вот это «ИГ» — Исламское государство.

В 2013 году, летом, в Турции были большие эксцессы, связанные с попытками власти построить торговый комплекс и многое другое в центральном парке Гизи, где находится мавзолейКемаля Ататюрка. Но характер развертывания этих эксцессов, массовых протестов, был типично «оранжевый». И тогда же глава правительства, премьер Турции Реджеп Эрдоган сказал, что вот в этой организации эксцессов очень сильно заметна рука Вашингтона, — первое. Второе, с лета нынешнего года Эрдоган получил целый ряд заявлений о том, что Анкара должна согласовывать с Америкой свою политику борьбы с «Исламским Государством».

А также ряд заявлений о том, что, ради этой самой борьбы, Анкара должна обеспечить вооруженным силам, ВВС Соединенных Штатов, полный и абсолютный доступ, в том числе для бомбардировок ИГ, на крупнейшую военную базу в Турции, базу Иджирлик. То есть под лозунгом натовской войны с ИГ лишить Турцию огромного куска суверенитета с соответствующими последствиями. И, наконец, Анкара очень обеспокоена процессами политической автономизации иракских и сирийских курдов в ходе этой войны, которые явно, опять-таки, поощряются Вашингтоном. В июле [2014] Эрдоган публично, подчеркну, сообщил, что перестал общаться с Бараком Обамой, а в конце ноября на одном из совещаний заявил, процитирую:

«Почему кто-то приходит в этот район, несмотря на расстояние в 12 тысяч километров? Я хочу, чтобы вы знали, что мы против нахальства, безрассудства и бесконечных требований».

— http://vz.ru/news/2014/11/27/717369.html

Это было явно в адрес Вашингтона и явно более чем скандально. Вот именно в этот момент и в этих условиях Россия сделала Анкаре заманчивое предложение — мирно стать столь же масштабным транзитером газа в Европу, как и в сомнительном и уже почти бесперспективном катарском варианте. Интересы здесь сошлись, и последовало заявление о развороте «Южного Потока», вот бурные дискуссии вокруг которого мы сейчас слышим по телевидению и везде читаем.

Путин 1 декабря в Анкаре заявил:

«Мы считаем, что позиция Еврокомиссии была неконструктивной. Если Европа не хочет реализовывать „Южный Поток“, значит он не будет реализован».

— http://www.gazeta.ru/business/2014/12/01/6324149.shtml

А дальше тут же была объявлена альтернатива: тот же поток, с той же, и уже созданной за 5 млрд долларов на территории России инфраструктурой к Черному морю, с той же базовой станцией-терминалом Русская, но не к болгарскому, а к турецкому берегу.

Есть ли в этом проекте риски и «подводные камни» для России? Ну, конечно же, есть.

Прежде всего — не факт, что Турцию не продавят и не заставят отказаться от российского проекта — давление идет страшное, и со стороны США и НАТО, и со стороны ЕС. Америка уже вопит, что Турция помогает России шантажировать Европу. 8 декабря в Анкару прибыла спешная делегация Евросоюза во главе с главой общеевропейского МИДа Федерикой Могерини. Они обещают Анкаре и кнуты, то есть санкции за отказ присоединиться к экономической блокаде России, а возможно, и обострение курдской проблемы, об этом тоже говорится в кулуарах. Ну и пряники — в частности, ускорение затянувшихся почти на 10 лет процессов приема Турции в Евросоюз. Но Ангела Меркель 4 месяца назад в очередной раз сказала, что Турцию в Евросоюзе в обозримой перспективе не ждут. Анкара уже потеряла терпение ждать и на эти обещания вряд ли «купится».

А 9 декабря по вопросу разворота «Южного Потока» спешно собрали совещание глав МИД всех заинтересованных европейских стран, которое постановило (причем участвовал американский посланник, эмиссар), что своим газовым приоритетом Евросоюз объявляет так называемый «Южный коридор». Это трубопроводы, которые пойдут из Азербайджана, Туркмении и Казахстана, а также из ближневосточных стран южнее границы России в основном через Турцию.

О чем идет речь? В частности, в ту же точку сдачи на границе Турции с Грецией уже запланировано довести (и согласовано с Евросоюзом) так называемый «транс-анатолийскийгазопровод» TANAP из Азербайджана. Это с месторождения Шах-Дениз 2, труба рассчитана на 30 млрд кубометров газа в год, это существующий трубопровод Баку-Тбилиси-Арзерум, но его предполагается расширить, а дальше продлить до границы с Грецией, а дальше будет транс-адриатический газопровод TAP. Таков план. Но Шах-Дениз больше 10 млрд кубов в год дать не может. BritishPetroleum, которая его готовила и разрабатывала, переоценила не только запасы, но и производительность скважин.

Вот то, что они могут в обозримой перспективе, — это 10 млрд кубов.

Откуда еще? О газе Туркмения-Казахстан говорить пока не приходится. Для того чтобы его получить в этот «Южный коридор», нужно провести трубу через Каспий. Но Транскаспийскийгазопровод пока не существует даже в проекте. И потому, что возражают Иран и Россия, и вряд ли они согласятся. И потому в том числе, что трубу через Каспий все вести боятся. Каспий, как вы знаете, на многие метры меняет уровень моря совершенно не предсказуемо за несколько лет. А в этих условиях, и в условиях, когда береговая линия может отступить на сотни метров или даже километр, ни у кого не существует технологии надежной, то есть технически и экологически безопасной прокладки труб. То есть пока всё это — прожект, а не проект.

То есть, пока в Южном коридоре в активе только 10 млрд кубов Азербайджанского газа. Турция старается, уже приглашает в эту трубу и на тот же терминал сдачи газа на границу с Грецией Кипр. Похоже, даже решит (ну, хочет, по крайней мере, всерьез решить) очень важную заодно политическую задачу. Дело в том, что около Кипра есть довольно крупное месторождение газа, «Блок 12», на которое претендуют и Кипр, и Турецкая республика Кипра непризнанная, которые между собой враждуют.

Турция надеется помирить на разработке этого месторождения Турецкий Кипр и Кипр, то есть создать федерацию, о которой речь идет давно, и заодно направить газ в эту трубу. То есть заодно похоронить сомнительный, с точки зрения экономики и политики, израильско-кипрский проект морского газопровода от месторождения «Тамар» и «Левиафан». Речь идет об этом.

Вот здесь — крупные месторождения «Тамар» и «Левиафан», здесь есть кипрские месторождения, дальше — до Крита и в Грецию, план такой. Эта труба уже зарегистрирована в качестве проекта в Евросоюзе, но большие сомнения есть в том, что ее одобрят. Во-первых, она очень длинная и дорогая, а во-вторых, Швеция уже признала Палестину, Бельгия и Франция заявляют на уровне парламентов, что готовы признать Палестинскую государственность, а владение этими месторождениями «Тамар» и «Левиафан» у Израиля оспаривают Палестина, Сирия и Ливан. То есть там еще большая политическая проблема.

Еще Турция хочет пригласить в тот же самый «Танап» и Иран, [то есть] мириться с Ираном, с которым она рассорилась на этой самой войне против Сирии. Сейчас Иран дает в Турцию по отдельной трубе около 9 млрд кубов газа, и, в принципе, готов бы давать больше. Но мешают, во-первых, санкции, а во-вторых, неурегулированность политических проблем. То есть, в принципе, европейцы уговаривают Турцию, что если всё это «с бору по сосенке» собрать, да еще если Соединенные Штаты начнут экспорт в Европу сжиженного своего газа, то Европе хватит, и без российского газа можно будет обойтись.

То есть, риск этот для нового варианта «Южного потока» есть. Кроме того, риск есть для чего? Пока что у нас с Турцией есть только меморандум о взаимопонимании с турецкой компанией «Botas», контракта нет. Более того, пока только начато обсуждение проекта, и неясен даже маршрут будущего газопровода. Наиболее разумный маршрут — от станции «Руcская», уже построенной (и вот это всё уже построено), до того же самого Самсуна, куда приходит существующий газопровод «Голубой поток» мощностью 16 млрд кубов в год.

Тогда морской участок трубы, самый затратный по трудоемкости и по цене, сокращается практически вдвое. Огромная экономия. Но 10 декабря глава минэнерго Турции [Танер] Йылдыз(это уже после визита американских эмиссаров и делегаций Еврокомиссии), заявил следующее: «Мы будем рассчитывать свои расходы для той части трубы, которая будет проходить по Фракии. Мы не являемся участниками по строительству морской части». Что значит — по Фракии?

Это значит, что, видимо, намерение состоит в том, чтобы только довернуть вот этот морской участок с Болгарии до юго-востока фракийской низменности турецкой и догнать либо доАлександруполиса, либо до Эдирны эту трубу. То есть, турки вот это готовы строить якобы, а к этому отношения не имеют.

И тогда это, конечно, новый проект, довольно существенно измененный, цена та же, а издержки за счет того, что Турция — транзитёр, возрастут. И, кроме того, вот в этот же день Глава МИД Турции Мевлют Чавушоглу сообщил, что

«Мы рассмотрим и оценим предложения Владимира Путина по новому газопроводу через Турцию, но приоритетом для Турции является проект „TANAP“».

— http://top.rbc.ru/economics/10/12/2014/548868772ae596ce251b23bc

Так что рисков у этого нового проекта, пока только обозначенного, довольно много. А в связи с этими рисками я хочу отметить, что Путин в Анкаре говорил не только о новом «Южном потоке», о его изменении. Он еще сказал следующее:

«Мы можем перенацелить потоки наших энергоресурсов на другие регионы мира, в том числе ускорим реализацию проектов по сжиженному природному газу».

— http://itar-tass.com/ekonomika/1623112

О чем идет речь? Во-первых, о газопроводах «Сила Сибири» и «Алтай» для Китая.

Это вот «Сила Сибири» от Чаянды и Ковыктинского. А вот — «Алтай». Оба — в Китай. Значит, вместе только первая очередь «Силы Сибири» и «Алтая» могут поставлять почти 70 млрдкубов газа в год. А с перспективой увеличения мощности Алтая — еще 40 млрд кубов газа в год. Причем, здесь я хочу подчеркнуть, что «Алтай» будет брать газ с тех же самых месторождений Западной Сибири, с которых сейчас газ идет на экспорт в Европу. То есть если Россия теряет часть европейского рынка, она этот газ сможет продавать по «Алтаю».

И, во-вторых, речь идет не только о газопроводах, но и о терминалах по производству и экспорту сжиженного газа. У нас пока что существует вот здесь терминал на юге Сахалина, и запланировано еще несколько терминалов, главные из которых «Ямал-СПГ» и «Владивосток-СПГ». Вот здесь — «Ямал-СПГ» в крупном масштабе. Это — порт Сабетта, здесь он должен располагаться. Здесь предполагается сжижать и направлять на экспорт 16,5 млн тонн СПГ. Это в пересчете на кубометры около 23 млрд кубов газа в год. Причем Китайская компания CNODC владеет 20% акций и в перспективе может получить отсюда до 20 млрд кубов газа в год.

«Владивосток-СПГ» запланирован в формате двух или трех комплексов, в совокупности это около 20 млрд кубов газа в год. Изначально он планировался для поставок сжиженного природного газа в Японию. А в нынешней ситуации политических осложнений с Японией уже рассматривается вопрос о возможности отказа от проекта и переориентации сахалинского газа на Владивосток и в ту же самую трубу «Сила Сибири», которую мы показывали на предыдущей карте.

Возможно, именно по этой причине (я уже говорил об этом в предыдущем докладе) в парламенте Японии растут и по численности, и по активности депутатские группы, которые настаивают на том, что с Россией нужно срочно договариваться о строительстве газопроводов на Японские острова. С Сахалина на остров Хоккайдо, либо из Владивостока до Хонсю.

На фоне этих событий крупные газовые новости приходят и из других регионов мира. В частности, в ноябре был в очередной раз реанимирован задуманный, между прочим, еще в начале 90-х годов, проект газопровода «ТАПИ». Из Туркменистана (крупнейшие месторождения здесь находятся), через Афганистан, в Пакистан и далее в Индию. Таджикистан-Афганистан-Пакистан-Индия.

Этот газопровод уже как бы договорен, заключено (вот совсем недавно, неделю назад) соглашение о равных долях участия компаний всех четырех стран-участниц, и уже создана операционная компания, которая будет (или хочет) делать этот проект.

Но, учитывая ситуацию в Афганистане (даже несмотря на то, что американцы говорят, что «войска мы, конечно, выводим, но не совсем, мы остаемся»), очень сомнительно, что очередная попытка построить этот газопровод завершится успехом. Позавчера министр энергетики Пакистана сказал, что, конечно, объявленный срок (2018 год) — это чрезмерно оптимистично, конечно, вряд ли будет так. Может быть, в 20-м 21-м году мы его сделаем.

И, наконец, вчера поступило сообщение о том, что дочерняя компания госкорпорации Ростех готовит в Пакистане по соглашению с местной компанией «Inter State Gas Systems» реализацию проекта строительства в России плавучего терминала для регазификации СПГ в районе порта Карачи и, соответственно, системы газопроводов разводящей от этого терминала. То есть мы видим, что настолько бурная разразилась борьба за газ, за газопроводные поставки, за источники газа, что мы вполне можем считать это одним из крупных фронтов глобальной мировой (не только энергетической, но и экономической) войны, в которую Россия вовлечена очень прочно, как мы видим, и которую очень опасно проигрывать. Потому что наши газовые запасы — это один из важнейших ресурсов нашей экономики. Возможности нашей торговли газом — это один из важнейших ресурсов присутствия России на глобальных рынках. Если мы эти возможности потеряем, нам будет гораздо хуже. Всё, на этом я завершаю. Спасибо за внимание.

[аплодисменты]

С.Е.Кургинян:

Спасибо большое, Юра. Я попросил бы тебя посидеть, потому что, может быть, вместе мы на какие-нибудь вопросы ответим.

Я хотел бы аккуратно нарисовать нечто, что с моей точки зрения происходит. Что касается, например, все-таки курса доллар-рубль. Вот у вас есть бюджет Б₁. Он равен количеству проданного сырья (будем считать, что нефти), умноженному на цену один в долларах.

Теперь, если у вас количество осталось все тем же самым, то есть вы не успели затопить весь мир этими своими сырьевыми ресурсами, построив долго строящиеся, например, резервуары сжиженного газа, не создав новый флот, не проложив все эти гигантские трубопроводы куда-то. Вы не завоевали эти новые рынки. И количество у вас осталось тем же самым. А цена в долларах у вас понизилась, как нам показал Юрий Вульфович, например, в два раза, будем считать. И она стала равна одной второй. То у вас бюджет выполнен на половину, у вас половина бюджета! Я не ахти какой экономист. Я считаю Юрия Вульфовича как раз одним из тех лучших, кто рассказывает, как экономика построена, потому что других понять невозможно, а его можно. Я не абсолютизирую свою схему. В ней есть дефекты, она очень упрощена. Но, пожалуйста, вот у вас была цена, предположим, 120, а теперь у вас цена 60 — она половина, значит, у вас бюджет выполнен на половину. Но ваш же бюджет существует не в долларах. У вас бюджет равен бюджету в долларах умножить на коэффициент рубль/доллар, правильно?

Достаточно понятно пишу? Бюджет равен бюджету в долларах умножить на коэффициент рубль/доллар, это равно бюджет в рублях. Вы же в рублях платите населению? Если у вас цена на нефть и на сырье в целом стала вдвое ниже, и ваш бюджет стал равен «бюджету пополам», то ваш коэффициент рубль/доллар должен стать вдвое больше. Правильно? И тогда бюджет будет исполнен. Это очень грубая схема, но вот она понятна? Я могу постараться еще проще нарисовать, чтобы всем, включая гуманитариев, далеких от всего, было понятно, что именно происходит.

Конечно, бюджет собирается не только с этого. Понимаете, да? Конечно, там прямого автоматического перехода, такого дела тоже нет. Конечно, это можно смягчить, там, повернуть, но принцип в этом. Значит, если у вас цена была 120, а стала 60, то у вас вместо 30 должен быть 60 курс «рубль/доллар». И тогда ваш бюджет выполнен, понятно? А если цена стала 30, то курс «рубль/доллар» должен быть 120. А если цена станет 15, то он должен быть 240. Я снова говорю — это очень упрощенная схема, но какой-то аспект происходящего она отражает.

Теперь я хочу знать, естественно, понизить цену до 15 или даже до 30 — значит очень многие страны разорить и создать проблемы.

Но если стратегия состоит в том, чтобы грохнуть Россию и это есть фундаментальная цель, то рано или поздно эту цену понизят.

Это очень рыхлая, ленивая, развращенная, больная, может быть даже агонизирующая империя, вот такой Рим упадка — Соединенные Штаты. Но это Рим! Сейчас там пять претендентов на пост императора «побуцкаются», а четыре клана порежут друг друга, а кто-то с кем-то увлечется развратом и скажет, что сейчас не надо направлять легионы, потом что-нибудь вокруг этих легионов будут интриговать, потом, наконец, договорятся и скажут: «Как там все-таки про легионы, там что-то бузят германцы, там, с такой-то стороны. Ну, давай посылай». И эти легионы выйдут! Только не надо песен, что они не выйдут. Они выйдут! Это всё дело серьезное. Вот только шуток с этим не надо, да?!

Значит, это началось, это — ось процесса. Можно ли здесь что-то делать? Конечно можно! Москва зависима от импорта на 86%, а Петербург, если мне не изменяет память, на 78%. Может быть, мои цифры чуть-чуть не точны, я думаю, что точных нет ни у кого.

Измените это соотношение, пробейте соответствующие каналы, по которым отечественная продукция, которая не должна повышаться, попадет в магазины. Сделайте так, что в пределах рыночной системы эта продукция не начнет расти в цене, то есть, что там не будет монополиста и так далее. Организуйте этот огромный новый процесс, и вы заморозите цены. Но его же кто-то должен организовать.

А когда заявляется: «Петя, ну мы же с тобой „рыночники“, да? И мы все зарабатываем деньги, но ты же понимаешь, что я зарабатываю деньги? Как же ты мне можешь мешать?» То естественно, в любой, сколь угодно мягкой, войне, возникает простой вопрос: если ты, зарабатывая деньги, разрушаешь государство, порождаешь крупные проблемы для наших вооруженных сил (чем бы они ни были), продовольственных вооруженных сил, финансовых (рублевых) или каких-то идеологических, то будь добр — ты перестань тут зарабатывать, ты зарабатывай на победе, а не на поражении. А если ты зарабатываешь на поражении, то ты изменник Родины. Это вопрос серьезный, и никто тебе ни на какой войне, ни в каком государстве не даст зарабатывать на поражении.

Но мы знаем, что и в Японскую войну, и в Первую мировую зарабатывали на этом поражении. И в течение всей Японской войны зарабатывали, и в течение всей Первой мировой зарабатывали. Знаем: «кому война — а кому мать родна» и так далее.

Без подавления попыток зарабатывать на поражении не может быть победы. Потому что на поражении всегда легче всего заработать. И является ли этим подавлением палка Петра Великого, которой он, между прочим, пробивал черепные кости, а не просто наносил легкие увечья, или сталинские расстрелы, — но что-то да работает!

Теперь вы начинаете в существующей сейчас жизни вводить подобные механизмы. Вы зовете человека, который должен подавить это всё. Человек приходит и говорит: «Уважаемый бизнесмен, вы не имеете права работать на поражение, делать профит на поражении». Бизнесмен говорит: «И что вы хотите сделать?» — «Мы хотим вас наказать». Бизнесмен говорит: «А можно я заплачу́, чтобы вы не наказывали?» Говорит: «Сколько?» — «Миллион в гринах». Он говорит: «Во-первых, два!» — «Хорошо, два».

Он берет два и говорит: «А можно больше?» Тот говорит: «Больше? Но тогда мне придется еще больше заработать на поражении!» — «А что вам надо от нас?» — «Вот такая простая бумажка». Подписывается бумажка. И в итоге этот бизнесмен зарабатывает на поражении четыре миллиона, а не два, но уже вкупе с тем, кто должен подавить бизнесмена и помешать ему зарабатывать на поражении.

Откуда будут браться системно кадры, которые, приходя к бизнесмену и говоря ему: «Вы работаете на поражение — мы вас наказываем», — и получив в ответ: «А можно в доле?» — скажут: «Нет, нельзя». Откуда они возьмутся? Вот сразу. Откуда возьмутся кадры, которые придут не к тому бизнесмену, к которому их пришлет другой бизнесмен? У какого-то кадра дядя тоже бизнесмен. Он говорит: «Сходи вот к этому. Арестуй его — и у меня доход удвоится, и я половину отдам тебе».

Откуда вы возьмете сейчас — в той России, которая существует, — сто тысяч этих идеальных людей? Которые, кроме всего прочего, не начнут подряд расстреливать всех с налитыми кровью глазами, потому что они не понимают, кто тут делает бизнес на поражении, а кто — на победе, что такое вообще бизнес, как он устроен. Где этот комплекс людей?

Советское государство готовило их 10-15 лет. Это было поколение. И оно было, я прошу прощения, почти тотально не испорчено. Кроме того, оно было лишено массы возможностей. Например, оно не могло получить «откат». Не было системы такой. У него не было дяди в бизнесе, потому что бизнеса не было. Был совершенно другой моральный дух, и была партия, которая «кожу живьем сдирала», образно говоря, за подобного рода фокусы и которая состояла из людей, которые так не фокусничают.

Тогда система госрегулирования работает. Если же она не работает, то всё, что вы можете, это подать рычаг: сюда-сюда, сюда-сюда — в виде коэффициента «доллар/рубль». И это фактически вся система. И это гениальная система. Потому что она самая мягкая из всех возможных с учетом существующей нашей психологической традиции. Потому что, когда вы подаете этот рычаг, — это одно, а если вы обратитесь к членам своего трудового коллектива и скажете: «Ребята, у нас зарплата на 30% сокращается», — это другое. Это паника, вой и так далее. И хотя «подача рычага» сокращает зарплаты де-факто на 45%, а не на 30%, но «с рычагом» это спокойно и мягко проходит, не создавая психологических массовых взрывов, а без «рычага» это не проходит. Говорю здесь на военном языке.

Теперь вместо того, чтобы заниматься этой системой, вы занялись Кейнсом. Кейнсом и госрегуляцией. С кем вы им занялись, с кем? Вы занялись в бизнес-среде, с людьми, которые ищут, как им через этого Кейнса заработать, — и вы усугубили в три раза ваши неприятности, желая их избежать. В сети пробились гнилые товары, откаты увеличились и так далее.

Нужно понять, что если хотеть построить другую систему, то нужно исходить из того, что вы находитесь вот в этой реальности — не в снах своих. (Как он это там говорил — «розовая пена из зада» — да?) А ментальное вещество вращается в трезвом мозге. И, вращаясь в этом трезвом мозге, оно понимает, что находимся мы в этой точке, а прийти нам надо в эту точку, а путь вот такой, а преграды такие, и прийти к ней нужно не быстро. И что же делать сейчас?

А когда это «out off», то можно сломать всю финансовую систему. Всю финансовую систему — к чертям! — из самых благих целей. И создать такой коллапс, по отношению к которому март 1991 года будет еще казаться детским лепетом.

Отсюда и происходит экономическая часть послания Путина. Он говорит: «Как создать эту новую фигню, я не знаю. Я про это много слышал — неважно, там — от господина Глазьева, перед этим от товарища Маслюкова или еще от десятка людей: про Кейнса, госрегулирование и великие подвиги. Я всё это знаю. Но я знаю также, что когда я реально туда пойду, то приду я к чему-нибудь типа пустых прилавков и коллапса экономики. А если я просто буду вот так работать [показывает — „рычагом“], то сколько-то времени продержимся». Вопрос: сколько времени?

Наверное, есть и ценностный аспект. Люди с либеральным мышлением считают, что либеральный лучше, чем любой другой. Может быть. Легко в это поверю. Но помимо ценностного аспекта есть элементарный страх обрушить вот эту тупую, но работающую машину, и не получить взамен вообще никакой работающей машины.

Теперь скажите мне, значит, вы повысили этот коэффициент до 120, предположим. 120 рублей за доллар. У вас начинают закрываться фирмы. Но они же тоже платят налоги. Где находится черта, при которой издержки от массовых закрытий начнут оказываться социально, да и финансово, сопоставимыми от заполнения бюджета? Она же начнется. А система-то построена рыночная.

Банки ведут себя, так сказать, хулигански. Но они как-то с населением что-то куда-то. Теперь вы их закрыли. А что вы сделали-то? Как население будет жить? Вы должны выстроить новую систему жизнеобеспечения по всем факторам. И это что, можно сделать за 3 дня? И есть этот чертеж? И есть люди, которые будут выстраивать? А когда вы ее выстроите — там не окажутся те же хлопцы, которые это всё выполняли дело сначала в этой системе, а теперь начнут выполнять в той? Это же тупик.

«Финансовая война». «А это иностранные фонды вбрасывают!» А если они напечатают миллиардов 300 и вбросят их тем способом, которым нужно, то мы тоже будем говорить, что они же деньги зарабатывают?

А им, между прочим, в отличие от наших систем, им это всё поставить «на уши» достаточно просто. Их-то надо просто отсекать, а всех их контрагентов расстреливать. В противном случае всё это рухнет не до вот этих величин, а до совсем других.

«Амнистия капитала». Ну, что сказать. Можно договориться окончательно: что мы строим? Если мы строим социализм, то мы строим социализм. Если мы строим капитализм, то мы строим капитализм. Единственное, против чего я выступаю категорически, это чтобы строить социализм 70 лет — разрушить его, начать 30-40 лет строить капитализм — разрушить его. И снова начать строить социализм, не поменяв даже мотивацию населения. Так работать нельзя. Так не строят социализм. Так просто убивают всё. Способ ликвидировать.

Значит, с точки зрения этой концепции, какая разница, что это за капитал? Это в моральном, психологическом, юридическом плане очень важно, но не в военном. Если это кровь и эта кровь должна вращаться, значит, все, кто хотят это сюда ввозить, должны ввезти. Ах, они украли... А когда они украли и держат это в английском банке — всем спокойно. А почему?

Это вопрос о том, что капиталистический класс, который способен сопротивляться по капиталистическим правилам, состоит из людей, для Запада неприемлемых и твердо знающих, что они неприемлемы. И говоря образно, эти люди должны составить здесь тот «общак» (в кавычках), который знает, что «... [„малина“] врагу сказала „нет“». Тут не вопрос — какая. «Врагу сказала „нет“!»

Почему сказала? Потому что здесь зарыть, спрятать можно — и не заберут. А там — заберут. А те, у кого там не заберут, никогда сюда не привезут. И хоть вы что с ними делайте, кроме пыток особо тяжелых, так сказать, — они не привезут.

Теперь. Те, кто привезут, даже если они находятся под угрозой очередной итальянской операции «Паутина» (была такая), они привезут только в одном случае. Если им здесь что-то предложат. Например, в высшем некоем экономическом департаменте погоны генерал-полковника — за 10 млрд привезенных, генерал-лейтенанта — за миллиард и так далее. Они иначе ничего не привезут. Им нужен статус. Потому что они понимают, что они привезут, и у них отберут тут же. Там — может быть, отберут, может быть, нет. А тут — стопроцентно.

Поэтому все эти операции обречены без психологической, идеологической, социальной и организационной инфраструктуры, то есть без оформления некоего уклада. Таким способом, чтобы этот уклад понимал, чего от него хотят и что ему дают. А если от него хотят всего, а не дают ничего, и, наоборот, всё отбирают, то он никогда не повезет. И тогда не надо говорить о капитализме вообще. Надо забыть про это говорить и начать что-то другое. Но вся-то структура построена под это.

«Амнистия будет только „белых“ капиталов и только тех, которые приедут и еще что-нибудь докажут». Дорогие мои, это не амнистия. Амнистия — это совершенно понятно, амнистия натуральная ориентирована на всех, и она дополняется некими мерами гарантии статусного характера: он кем-то становится. Ему говорят: «Это ты был вором „в законе“, а теперь ты — генерал-лейтенант. Смирно!» — «Есть!» — «И давай, рой туда и уничтожай врага». Он лучше уничтожит.

Ю. В. Бялый: Потому что знает как!

С. Е. Кургинян: Он всё сделает. Точно. И все каналы перекроет. Но вы ему дайте, как советская власть дала всей таганской оргпреступной группировке статус в МУРе.

И тогда МУР подавил преступность, потому что это была самая элитная группировка.

Если же вы этим не занимаетесь, то вообще лучше об этом не говорить. Вы забудьте про эти капиталы. Что с возу упало, то пропало. Или привозите своих хлопцев по простому принципу: если ты мне не отдашь 10 чемоданов, быстро, мы тебя шлепнем и так далее. Уже это другие дела. Это называется экспроприация экспроприаторов. Но это не амнистия. Амнистия — это амнистия. И она имеет значение в определенной системе координат. Для того чтобы что-то осуществлять, надо твердо решиться на некоторую систему действий. И осуществлять их не на 80%, не на 90, а на 100. Потому что действия, осуществленные даже на 90%, не являются эффективными.

Что это всё собой означает в самых высших планах? Вам в высших планах это означает, что... У меня почему-то вдруг в таких случаях всплывают какие-то, совершенно неизвестно откуда, какие-то куски информации из советского прошлого. Вспоминается песня. А она, на самом деле, применительно к нашей сегодняшней действительности, имеет очень глубокий смысл.

А что случилось?

Ничего не случилось!


Были мы влюблены,


А любовь не получилась![2]

Не по-лу-чи-лась... Но были же влюблены! То есть реально хотели прийти туда и стать частью Запада. Считали, что это историческая супермиссия, что, во-первых, это и есть благая жизнь. Это — благо. Оно комплексно. Оно не только эффективно — оно комплексно. На языке советской разведки эпохи 1-го Главного управления, которое теперь называется СВР, а называлось скромно, но гордо — ПГУ, это называлось hate and love (ненавижу и люблю).

Значит, хожу по Австрии и люблю... пиво, дорожки выметенные, крыши под черепицей. Все приходят и говорят «Danke schön». И улыбаются... улыбаются. Открываешь газету, а в ней — одна информация, другую газету — другая. И друг друга критикуют. Это тебе не «Правда» какая-нибудь. Love! Вот она жизнь!

А hate — это значит — позвонили по телефону, сказали: «Такие-то плотины в такой-то...» Иду. Закладываю. Обеспечиваю. И в момент «Ч» привожу в действие. И всё это взрывается, а япла́чу: «Бедные-бедные, взорвались». Это называлось hate.

Когда вы убрали это hate, то осталось love. А на месте hate осталась дырка, которую заполнила superlove. Понятно? Чем-то надо заполнить. «Только это. Миссия. Спасение. Это мы русский народ спасаем». Понимаете? Это вас всех спасают! Вас делают швейцарцами, а вы не хотите. Неблагодарные, косные люди! Вас делают и делают, делают и делают, а вы всё упираетесь, упираетесь... Да, вас делают. При этом «что, мы не помним?.. мы тоже помним».

Когда у меня вынимают всё love, то может включиться только hate.

И как этот Обама спит ночью, как спит Бжезинский?.. По-моему, у него зубы уже начали лязгать. Но это надо понять, что это же всё не Константин Устинович Черненко и не Леонид Ильич Брежнев, которые пережили Великую Отечественную войну и думали только о том, как бы не было новой, поэтому надо всё строить ракеты, чтобы мир во всем мире. Это — совсем другая генерация.

Я уж не знаю, как бы назвал ее Пелевин, «generation» ... Но это всё — совсем другое.

Организация сложных систем в короткие промежутки времени невозможна. А моментальное реагирование [показывает «рычаг»] по антикризисной системе возможно. Значит, что такое сломать это ощущение «идем на Запад»? Что такое «любовь не получилась»? Это — идеал был и нас кинули. А что надо делать с теми, кто кинул? Это же вопрос фундаментальный, можно сказать, метафизический. Это не вопрос «что мне выгоднее». Если меня кинули, что мне выгоднее: забыть, что меня кинули, или, так сказать, решить проблему с «кидалой»? Это вопрос сущностный, поэтому всё, что происходит, гораздо серьезнее.

Теперь. Что это означает: надо прозападную элиту убрать, а антизападную оставить? А где она, эта антизападная? Это кто? Где эта контрэлита?

Вот есть это пространство, есть здесь лидер [рисует схему], на которого они все заточились. И где-нибудь вот здесь есть что-то антизападное, может быть, оно вот здесь где-то есть. И вот здесь целый кусочек. И как границу-то проводить? Не понятно. Вот здесь что-то есть, а здесь, наоборот, всё прозападное.

Это что, есть две партии что ли? Вот эта — антизападная партия, эта — прозападная. Еще этот бред: чекисты какие-нибудь или системные либералы. Ну это же всё — ахинея высшей пробы. Ничего этого нет. Вы понимаете, что этого нет, что тут безумно спутанный чертеж, в котором выделить даже это антизападное невозможно, просто выделить.

Я прошу не впадать ни в какие специальные эмоциональные состояния, но хотя бы уяснить себе масштаб ситуации. Март месяц, помните? Я выступал и говорил: «Некоторые силы считают, что у нас не будет холодной войны. А я говорю, что она будет! Но мы говорим этим силам: „Пожалуйста, делайте, чтобы ее не было, мы не будем мешать“». И так далее.

Это что означало? Что в тот момент, когда я разговаривал, я, считая себя человеком, как-то умеющим просчитывать ситуацию и все-таки не совсем заполошным, я говорил: «Так. Поскольку холодная война, то...» Мне говорили: «Холодной войны нет. Нет. Нам сказано, что ее нет. Забудьте это слово. Ее не будет».

Значит, всё это началось с того, что Крым заберем, еще что-нибудь сделаем, а холодной войны не будет.

Фаза № 1 — ХВНБ — холодной войны не будет. И всё. И сколько бы вы ни говорили: «Ну как не будет? Но вот потому что...» — «Не будет». Нельзя рациональными доводами преодолеть доводы иррационально-сущностные. «Не будет. Мы верим. Нам сказано, что не будет — и не будет. Всё».

Прошло время. И мы на телепередачах обсуждаем холодную войну. Началась фаза № 2 — ХВЕ — холодная война есть. Но... «Она обратима [О], а вы этого не понимаете, потому что вы не приняли причастия наших тайн. Вы же не знаете. Вы же люди элементарные, вы не понимаете, что этому человеку мы уже заплатили. Нам даже страшно при вас сказать, сколько. Потому что у вас инфаркт будет. Вам так никто не заплатит. А этому еще... Мы люди принципиально более компетентные, чем вы, а также спокойные и обладающие западными ценностями, хотя мы и патриоты. [Смех в зале]

Поэтому мы вам говорим, что холодная война носит обратимый характер. Но только мы не будем вам это... Вы говорите про холодную войну, говорите: „Дела плохи, гады обозлились, сволочи неимоверные, продажные твари, так сказать, все „лежат“ под американцами, и вообще, просто гадость неимоверная“, — говорите, говорите. Но мы-то знаем, что она обратима».

Это продлится до конца февраля 2015 года. В конце февраля 2015 года наступит фаза № 3, она сейчас уже формируется, в которой будет сказано, что холодная война есть и она необратима, но воевать будем существующим инструментарием плюс существующими кадрами.

— Анатолий Борисович Чубайс, ну, ты — враг Запада?

— Только я и враг! Какой-то там Кургинян, сионизм и все прочее, а я порву глотку, я самый главный враг! Назначьте меня премьер-министром, и вы увидите, как разбираются с американской сволочью подлинные русские либералы.

Он же много раз пытался что-то по этому поводу, в этом духе, более или менее. Ну раз просят, ну конечно же. Кто-то отъедет, но в основном это будут существующие кадры, а главное — существующая система (а теперь я пытаюсь передать вам), каждая молекула которой построена под вхождение в Запад. 25 лет это государство строят для вхождения в Запад, как угодно, в один или другой отсек этой системы, но только для вхождения, ни подо что другое.

Поймите это, поймите всю глубину и трагизм этого положения. Я говорю абсолютно серьезно. Есть то, что есть, если вы не умеете это ценить и считаете, что это можно просто превратить в груду мусора, над которым будут летать американские вертолеты и самолеты, это другой разговор. Но если вы понимаете, что я 25 лет, понимая цену всему этому, только и делаю, что это спасаю, потому что я знаю, что альтернатива — это американская оккупация.

Вот вы говорите «ювенальная юстиция», и все вы боритесь с ней, во главе с Марией Рачиевной. И даже побеждаете. А что такое ювенальная юстиция? Это малюсенький кусочек вхождения в Запад, потому что говорится так:

— Это чудовищно, детей там, это самое, терзают, их топчут.

— Подождите, это там есть?

— Есть.

— Всё, делаем.

— Почему?

— Да потому, что мы туда входим. Дерьмо немыслимое. Что говоришь? За шлепок могут отобрать? Когда войдем — там разберемся. Не важно. Входить! Пиши документы, там скажи этим ребятам, чтобы они не это самое, шею свернем, если они начнут очень сильно резвиться под эту штуку. Ничего не выполнять!

— ВТО?

— Входить и ничего не делать! Понятно? Приказ ясен?

— Так точно!

— Тонкий подлинный план понятен?

— Так точно!!!

— И смотри мне, что-нибудь делать начнешь или не войдешь. Входить! Почему входить? Потому что это они, потому что мы входим! Мы — орден имени Юрия Владимировича Андропова. Мы замыслили такое, что все эти «коммуняки» даже во сне увидеть не могут! Страшном! И эти западники. Когда мы войдем, вот тут все всё увидят: самая большая страна в Европе, самое мощное ядерное оружие, самая большая армия. Вот только дайте войти, потом разберемся. Понятно?!

— Так точно!

Всё, значит, вы входите в ВТО, вы переводите армию под бригады, под стандарты НАТО, ну заодно, поскольку мы еще входим в капитализм, мы «немножечко шьем» при этом. Знаете, да? «Шьем» — это такая низкая проза. А высшая поэзия и сущностно-духовные усилия заключаются в том, что мы туда входим. Мы проламываем эту стену, мы берем эти пространства.

— А скажите, у меня сын женится на иностранке, это страшно?

— На ком?

— На француженке.

— Нормально. Из какой семьи?

— С бизнесом...

— Замечательно!

— Так можно?

— Да.

— И можно там что-нибудь купить?

— Как можно больше! Потому что мы входим. Понятно?

— Так точно!

— Дальше ждать задания.

— Так точно!

Значит, они «навходили», но это же не оперативные семьи, а натуральные, и у детей, а не у себя там, можно иметь легендированную жену, будучи нелегалом, но это же другое. Они всё это там строили, а сущностно еще Запад — это место... («дайте Мастеру покоя». Что Мастер просит-то? Он же не...) покоя! Это место настоящего покоя. Ты там приезжаешь, там морепродукты, люди говорят «Danke schön, Danke schön», ты им еще... Тут культурнее. Тут как-то все с большим чувством достоинства, и потом, ну это все какие-то свои, тут всё наше, а будет совсем наше. Да?

И уже видно как будет. Уже видно — вот он бежит. Этот мир сущностно замечательный, он хороший, хо-ро-ший, и мы там хотим получать энергию покоя. А потом приезжать для сражений! На местной неблагополучной земле, между группами, которые не понимают, как надо поделить собственность, чтобы всё было хорошо. А если мы там не будем отдыхать, и у нас не будет там покоя, то зачем эти сражения? Мы же будем уставать! А люди, которые нам предлагают вместо этого Бали, нас уценивают. Уценивают, потому что они не понимают, что мы люди уже почти цивилизованные.

Это глубочайшая метафизическая проблема, понимаете? А когда вы должны отказаться от блага и благодати, а я описываю это, то этот отказ является: а) невероятно травмирующим; и б) «я до последнего защищаюсь от того, что этот отказ надо осуществить».

Мне вот дают аргументы, а я понимаю, что я уже на той неделе должен был быть в этой благодати. Даже простившись с благодатью, делать будем в существующей системе, потому что другой строить не можем, и с существующими кадрами.

Теперь, что мы сделали за 20 с лишним лет? Мы уничтожили все ненужные атавизмы, с помощью которых можно делать что-то другое. Что такое система управления нынешнего формата? Берется американская или европейская бумага по проблеме детства, она переводится на русский язык. Либо ставится менеджер, который знает английский язык, и поэтому быстро переводит, он больше ничего не знает, но переводит бойко. Либо берется переводчица и менеджер, менеджер ничего не знает и просто несет бумагу, а переводчица переводит, а специалист высшей квалификации смотрит, где там улавливается, что речь шла про Калифорнию, и вместо этого надо сказать про Воронеж. Два слова еще надо заменить — это высшая квалификация. Да? После чего бумагу несут, выпускают закон или инструкцию и суют ее исполнителю — тетеньке, которой что МосГорИсполком, что мэрия, что это, что другое. Она исполняет. Она идет, и поскольку в бумаге написано забирать детей, детей берет за шиворот, еще чуть-чуть на этом «шьет». Но главное — она исполняет то, что написано в бумаге. Что вы теперь хотите сделать? Вы хотите написать альтернативную бумагу с альтернативной концепцией детства. А кто ее будет писать, вы мне не расскажете? Вот кто?!

Вы скопируете «Домострой» в 21-м веке? Что вы там напишете? Значит нужно восстанавливать весь концептуальный субъектно-суверенный слой управления, а его нет! И чем больше говорится о том, что мы любой ценой будем отстаивать свой суверенитет, тем хуже со всем интеллектуальным пластом этого суверенитета. Потому что для того, чтобы это всё делать, нужна своя философия: философия детства, философия России, философия суверенитета, философия обороны, — и от нее идут законы. Кто бы что ни говорил чудовищно деформированное и извращенное по поводу концептуальной власти, — это и есть концептуальная власть. Концептуальная власть — это когда вы можете свое законодательство в какой-нибудь сфере соединить с общей идеей. И эта идея у вас есть, и вы ее разделяете, и она у вас в сознании проартикулирована настолько, чтобы была связь между этой идеей и деятельностью в конкретной области.

А еще нужен метод, с помощью которого вы переходите от этой совсем общей сферы к сфере, уже связанной с определенным сектором законодательной деятельности. Когда всё это называлось «коммунизм», а методом был марксизм, то какие бы вы ни получали результаты, у вас были люди, которые это делали. И среди них была высшая каста концептуальной сволочи. Которая ровно в момент, когда она же сама всё это уничтожила — а уничтожала она это, понимая, как это устроено, и ненавидя, — она потом всё повернула на 180 градусов. И все педологи «от Маркса» начали объяснять, какой он идиот. «От Ленина» — начали рассказывать, какой он последний кретин и дегенерат, потому что говорил, что «коммунистом должен быть тот, кто обогатит свою память всеми сокровищами интеллектуализма человечества». «Это же — сумасшедший дом. Как это можно?» Вот еще три года назад говорила: «Это самая гениальная фраза, на которую всё ориентируется», через три года она говорит: «Ленин — идиот». То есть этот-то слой состоял просто из выродков. И не было бы никакого крушения Советского Союза, если бы он не состоял из выродков. Это надо спросить — почему он из них состоял? Но эти же выродки всё грохнули и перешли на службу западному хозяину. Они же не за страх, а за совесть, то есть за ненависть воюют. Они тут всё уничтожают. Не дядя Сэм. Дядя Сэм чтобы что-нибудь уничтожить, должен еще понять, что тут такое происходит. А они всё понимают. Значит, теперь нужна интеллигенция из какого-то высшего гуманитарного разряда, которая скажет, что такое образование, что такое детство, что такое здравоохранение, что такое наука и всё остальное. Она должна это сказать. Она должна находиться на уровне этих новых запросов.

Я не знаю, что может сделать наша молодая организация, способны ли люди превращаться в эту разновидность интеллигенции, но я знаю, что ее нет. А что без нее никакой суверенитет невозможен. В принципе. Потому что в тот момент, когда сказали: «Будем входить», — это не просто сказали, а начали действовать. А действуя, начали переводить систему управления не только на рычаг «доллар/рубль», но и на систему «перевести бумагу — принести для исполнения — исправить — подписать». Система так действует. На каждый вопрос — чего бы он ни касался, — возникает вопрос: «Что у них?» — «Вот так». — «Переписали? Всё».

И вы что вот думаете, что двадцать пять лет можно так, а потом в три дня — иначе? Для того чтобы в три дня это делать иначе, нужно иметь контрэлиту готовую, осмысливающую себя, годами занимающуюся такими проработками, которая с этого момента, с низкого старта начнет это делать. Двадцать пять лет говорю — создавайте! Что я через 25 лет вижу? Просто продуцирование хаоса. Какая армия? Какие Вооруженные силы? Что? Гусаров будем создавать?! Улан?! Кирасиров?!

Встречаюсь в разных местах с последними, вот уже совсем возрастными «сливками» военно-промышленного комплекса: «Сергей Ервандович, Сергей Ервандович, ну расскажите, ну, пожалуйста, ну расскажите, ну расскажите им, расскажите... высокоточное оружие, Сергей Ервандович, у нас на руках три переведенных проекта. Если они их на шестьдесят процентов реализуют, всё — термояда уже нет».

Это же не про крылатые ракеты идет речь. Если я правильно понимаю, крылатые ракеты все-таки летят не очень быстро пока что, да? Значит, пока они там летят-летят, еще можно теоретически нажать. В виде ответа. А там речь идет о скоростных системах. О новой генерации оружия в космосе, о мгновенно действующих лазерных системах подавления. Это куда денем? У них будем покупать?

Инженерный корпус создавали на крови, на всем чем угодно. И если уж говорить про эту «белую» часть, то действительно русские патриоты, никак не любящие этот коммунизм 20-х годов, шли, знали, что их потом расстреляют, и формировали этот советский корпус инженерный. Потом создали пролетариат на такой же крови. Создали его. Потом взяли и всё уничтожили. Зачем? Под идею мировой революции. Ну, честное слово. Буквально. Потому что «вхождение в Запад» — это и есть мировая революция, никакой разницы.

Тезис был сказан: «Нам не нужен свой пролетариат, потому что на нас будет „пахать“ немецкий пролетариат заводов, которые мы купим. И наши дети купят. Будем им указывать — что точить, а они будут точить и говорить: „Danke schön, Danke schön“. Всё купим. А здесь — не надо». Теперь надо?! И что делать? Как создавать этот рабочий класс? Как создавать этот инженерный корпус? Под какую формулу промышленности? Опять с категории «А» начинаем? Что делаем? С точки зрения практической политэкономии — что делаем? Восстанавливаем тяжелую промышленность? А деньги откуда? От сырья. А ввоз откуда осуществляем? Из Китая?!

Я не хочу сказать, что всего этого нельзя сделать.

Из зала: А религия?

С.Е.Кургинян: А с религией всё то же самое. Никогда не понимал, если входим на Запад, то, простите, там есть хозяин. Там есть хозяин — плохой он или нет, но он умирал, убивал столетиями... Столетиями за то, чтобы построить этот «западный мир». И называется он «Папа римский». И что, собственно, придумано в виде «вхождения», я не понял?

Дальше произошло то, что произошло. Значит, на 4-й фазе начинают говорить, что «не нужно, не нужно...» — это апрель-май, лето — что «не нужно ни действующих кадров, кидают, да... ни существующей системы, делаем новую». Холодная война «деланием новых систем».

И вот тут-то происходит самое полное... Как там этот говорит, Носиков? Пена, да?

Ю.В.Бялый: Розовая.

С.Е.Кургинян: Потому что, что такое новое? Кто нужен? Что он предложит? Дугин играет мистерию «конца света», самая простая схема альтернативного существования. [смешки в зале] Во удовольствие...

Что здесь-то начинается? [указывает на фазу № 4 на рисунке] Торсионные поля? Колдовство? Что у нас альтернативное-то? Не оформлено всё, понимаете? Не оформлено. Значит, если что-то делать...

Да опять, какая армия? Поближе к НАТО? Подальше от НАТО? Если поближе к НАТО, то вот — вот оно идеально — нужно закупать их вооружение... «Зачем нам, если мы вместе с ними будем воевать с исламским экстремизмом, зачем нам продумывать то, как они нам будут курочить машины? И парализовывать системы связи? Мы же вместе с ними! А что, вы не верите, что вместе с ними? Просто ничего не знаете. В вас господствуют предрассудки! Вместе! Потом мы будем первыми, сейчас — вместе». — «Что? Не вместе?»

Значит, в каждом этом приборе, в каждой этой военной модели — закладки.

Эти закладки по одному нажиму или по одному приказу все срабатывают — всё парализовано, всё. В советское время то же самое ПГУ и еще более серьезные ведомства вывозили «Cray». Была такая машина. Не знаю, она может и сейчас есть — «Cray». Операция длилась несколько лет. Были проявлены виртуозные системы коррумпирования, вербовки, перехода с одних на другие. «Cray» привезли. «Cray» установили. «Cray» проверили. Все возликовали. В «Cray» ввели все секретные данные и как только их ввели, он выстрелил на американский спутник всем пакетом данных. Если у нас с ними общая армия — ради бога! А если нет?

Теперь самое главное, что холодная-то война действительно объявлена. И что единственное, что можно сделать, это ответить на нее полноценно.

Значит, для того чтобы это сделать, я лично могу вас только призвать к тому, чтобы постепенно делать гражданские клубы по всем сферам. Ищите людей и не бойтесь сами. Вот идет дискуссионный клуб — он постепенно должен превращаться в гражданский клуб. По обороне и безопасности. По финансам и экономике. По образованию. По культуре. По медицине. По здравоохранению. По сельскому хозяйству. Понятно, да?

Нужны гражданские клубы. Я считаю, что для этого идеально подходит РВС, Родительское Сопротивление. Потому что родители же всем обеспокоены: чем будут кормить, какое будет образование (это мы уже начали), в социальной сфере. Но это нужно успеть привлечь людей, которые еще что-то помнят, которые могут дооформиться. Нужно брать на себя дело конкретной прикладной философии, которая для этого нужна. Оформлять это и так, чтобы какие-то зачатки системы были к лету.

Если бы не было этих моих последних фраз, то можно бы было сказать — ну, что я так смакую и так я все это описываю? Я не умею смаковать. Я здесь хочу победить или умереть. Но я просто очень хорошо понимаю: первое — какая война начата, и второе — какие на пути этого дела стоят «подводные камни». Я не против тех, кого описываю. Я уже давно преисполнен всяческого сострадания и понимания. Я считаю, что когда человек смакует что-то и издевается, то это значит, что у него не хватает некого интеллектуального уровня.

Некие сущностные предпосылки возникли. Эти люди сказали «нет»! Они сказали это в 2005 году, когда к ним пришли и сказали, что «входить в Запад будете по частям». Существенная часть элиты сказала «нет». Она не знала, что она до конца говорит. Но я не могу сказать, что в этой элите патриотизм носит чисто имитационный характер. Я думаю, что внутри всего этого разреза есть люди, которые готовы умереть. Но нам же не нужно умереть, нам надо победить.

А для этого надо срочно восполнять всё то, что успели наковырять за эти 25 лет. Понимаете? И я боюсь, что когда вы сильно начнете разбираться, то окажется, что «негусто» с людьми, которые готовы это делать. Дай бог, если найдется по 10-15 специалистов высшей категории в каждой области, включая медицину, дай бог. Но я боюсь, что и их не найдется по-настоящему.

Кроме того, все прикладники сейчас полностью потеряли философско-прикладной уровень. То есть они и сейчас не могут ответить, какая медицина нужна России. В принципе. Они не могут рассмотреть историю медицины, борьбу школ, принципы, соотношения, все прочее. Это касается всех отраслей и для того, чтобы это сделать, к сожалению, нужно не просто там прочитать, я не знаю, всего Пушкина, Толстого и что-нибудь еще. Нужно прочитать ту гуманитарную литературу высшего уровня, на основе которой определенная интеллигенция это делала для Советского Союза. К сожалению, эта интеллигенция оказалась, в основном, в последней генерации, отборной сволочью и предателями. Ненавистниками, сволочью и предателями, и она-то и кинула. Но надо тогда докопаться до самого главного вопроса — почему произошло это перерождение? И так построить советский проект, чтобы второй раз в этом новом проекте этого перерождения не произошло. Что же касается всего остального, то картина, с моей точки зрения, сущностно состоит в том, что я попытался здесь изложить, а с точки зрения прагматики состоит в том, чтобы дать на этот вызов ответ с помощью создания структур, которые хотя бы чуть-чуть разберут, что такое системный ответ. Как надо, без тараканов, без каких-то там глюков и бог знает еще чего отвечать в каждой отрасли, чтобы это вместе собралось в реальную систему. У нас на это отведено, боюсь, что 6-8 месяцев максимум. Поэтому предлагаю приступать к этому уже сейчас и надеюсь, что меня услышат не только в этом зале, но и за его пределами. Спасибо.