Ссылка на youtube и файлы для скачивания - в полной версии новости

Западные подстрекатели! Руки прочь от Украины и России!

ПОДПИШИСЬ!

Смысл игры - 77 from ECC TV .

Скачать файл.avi (avi - 150 Мб)
Звуковая дорожка, файл.mp3 (mp3 - 23 Мб)
Версия для мобильных устройств, файл.3gp (3gp - 30 Мб)

Youtube

В политике иногда по много раз приходится доказывать, что «дважды два — четыре», и каждый, кто занялся политикой, должен быть к этому готов, как бы грустно это ни было, но это так. Потому что в политике действует, во-первых, очень много остолопов, очень много. В нашей политике сейчас их больше, чем когда бы то ни было. Во-вторых, очень много перевозбужденных и плохо ориентирующихся людей. И, в-третьих, очень много людей, пытающихся манипулировать общественных сознанием, используя для этого и остолопов, и перевозбужденных людей. Поэтому нельзя никогда сказать, что «батюшки, ну дважды два же — четыре, ну уже один раз сказали, все знают», а надо по много раз говорить, что «дважды два — четыре, а каждый, кто считает, что пять с половиной, ошибается потому-то, потому-то и потому-то». И проявлять по этому поводу терпение.

Проявляя это терпение и руководствуясь такими моими представлениями о политике, я говорю терпеливо всем, кто меня слушает, что моя позиция по Донбассу не имеет ничего общего с позицией, высказанной Евгением Максимовичем Примаковым 13-го января 2015 года на клубе «Меркурий» и тут же растиражированной СМИ. Вообще могу сказать, что моя стратегическая позиция никогда не имела, не имеет и не будет иметь ничего общего с позицией Евгения Максимовича Примакова. Потому что Евгению Максимовичу Примакову нужно, чтобы Россия и дальше двигалась в сторону вхождения в так называемый «Западный мир», «Европейскую цивилизацию» и так далее.

Как я уже много раз говорил, Россия долго-долго шла [показывает на рисунке] сюда, в этом направлении, со времен Андропова и других. И при огромном содействии со стороны таких людей, как Евгений Максимович. Это содействие было в горбачевскую и другие эпохи. Другое дело, что Евгений Максимович выражает здесь не либеральное, а консервативное направление, которое говорит о том, что «да-да, надо входить, но державно, суверенно» и так далее. Евгений Максимович достаточно умён для того, чтобы понять, что такое вхождение невозможно вообще, и категорически невозможно после 2005-го года, когда просто было сказано: «Входить будете по частям». Он это знает не хуже, а лучше меня. Но это трагическое знание обволакивается в такие важные баритонально-барственные слова о том, как надо сделать всё оптимально, как нужно сделать, чтобы всё было хорошо. Тон медика-академика, который говорит: «Встаньте на стул, прыгните вниз, видите — уже отвалилось».

Евгений Максимович всегда будет частью той элиты, которая двигала это на Запад. Я всегда представлял собой контрэлиту, которая говорила, что это движение — убийственно-ценностно, а главное — не-воз-мож-но [говорит, разделяя по слогам]. Невозможно! Оно исключено! Россия никогда не станет частью Европы. Евгений Максимович это прекрасно понимает. Раньше состоится ядерная война в Европе, чем Россия станет частью Европы.

С моей точки зрения, это еще и ужасно, потому что Европа мутирует, потому что Россия, входя туда, обрушит все константы своего бытия, всего того, что сделало ее великой державой, всего того, что связано с российской миссией. Это — моя позиция. Для других людей, для всей актуальной элиты России, такое вхождение — равноправное, суверенное и так далее — это замечательно.

И я никогда свои ценности этим людям предлагать не буду. Потому что я знаю, что мои ценности, разделяемые существенной частью российского общества, этим людям отвратительны. Но есть еще и то, что я имею право и должен предъявить — это невозможность вхождения России как целого, как государства, как даже той Российской Федерации, которую мы имеем в виде усеченного обрезка исторической России, в «западную цивилизацию», в Европу. Невозможность!

Все представители актуальной элиты просто обязаны в нынешней критической ситуации сказать себе — они готовы по частям вводить Россию в это западное сообщество? Да или нет? Я написал по этому поводу целую книгу — «Красная весна». И я говорю, что определенная часть элиты готова вводить по частям, по любым частям Россию в Европу и в Запад — это наши враги. Другие же должны понять, что вхождение России целиком в Европу невозможно. Что вехами на пути этой невозможности, невнятной вехой, которую я не хочу широко обсуждать, был 2005-й год, что потом это всё оформилось событиями 2008-го года, когда невероятные усилия нужны были для того чтобы «западные миротворческие войска» не оказались на Кавказе, чтобы тем самым не началось расчленение России. И чтобы одновременно с этим не состоялась война, реальная мировая война. Тут нам «помог», в кавычках и без кавычек, мировой кризис. И вот — новые события, говорящие о том, что вхождение России целиком в западную, или европейскую цивилизацию невозможно.

Для людей, которые представляют ту систему ценностей, которую я разделяю, это еще и, мягко говоря, чудовищно нежелательно. Но здесь мы расходимся раз и навсегда, повторяю. А вот по поводу невозможности — надо поговорить, наконец, всерьез. И не покрывать эти разговоры академическими баритональными руладами на геополитические и прочие темы. Хватит!

Что именно говорят люди, которые, или как Примаков, то есть крайне консервативно, державно желают, чтобы все это сюда шло? Или хотят, чтобы это туда шло, как вот Сванидзе. Который говорит, что мы все должны стать «Шарли Эбдо», единой, сто тридцать миллионов людей. Что выражает и та и другая точка зрения? Необходимость идти сюда [показывает на схеме]. Когда Россия, в связи с Крымом и всем прочим, круто повернула в другую сторону, с визгом, со скрежетом, и всем прочим <ууу, вззууу, у> [имитирует высокими тонами звуки, сопутствующие развороту на высокой скорости]...

Чего возжелали все люди — от Сванидзе до Примакова? Вот чтобы был обратный поворот. Только определенные категорически настроенные люди понимают, что обратный поворот должен произойти так. Вся политическая система, созданная Владимиром Владимировичем Путиным, и он лично должны быть сокрушены, Крым — возвращен, Россия — существенно расчленена. И после этого начнется пожирание этого расчлененного конгломерата, причем это пожирание уже окончательно обретет характер прямой геополитической и прочей безоговорочной капитуляции.

Это понимают люди, находящиеся на враждебном нам и всей России либеральном фланге. И тут всё понятно. А вот консерваторы, вот все эти любители Киссинджера и другие, говорят — да нет же, нет, вот можно же повернуть, оставив Крым. Потому что понимают, что если Крым отдать, то надо дальше точно определяться в вопросе о судьбе Путина и его политической системы. Ведь когда говорили о Януковиче, говорили не только о Януковиче, а о политической системе. Правильно? А также обо всем, что касается целостности России. Они это понимают, но они хотят дурить голову повернувшим машину людям, убеждая их в том, что можно Крым оставить, а значит и вас оставить, а вообще договориться, только там... уходите с юго-востока Украины.

Мечта моей жизни была в том, чтобы Россия двигалась другим курсом, чтобы она сюда не двигалась. Я эту мечту стране не навязывал и уж актуальной элите тем более. Я говорил, вот когда станет ясно, что там целиком не войдешь... А это, с моей точки зрения, любому вменяемому человеку ясно довольно быстро. Я цитировал фундаментальные тексты Фридмана по этому поводу и так далее, слова о том, что объединение России с Европой означает крах Соединённых Штатов, что люди авторитетные, с которыми я беседовал в 1990-91 году и которых Примаков прекрасно знает, они тогда представляли всю команду Буша, говорили, что если такое объединение произойдет — будет ядерная война в Европе. Все понимают, что Европа не суверенна, что американцам это не нужно. Это невозможно. А всё, что возможно, — это расчленение и пожирание. Вот, люди должны одни встать на эту позицию — расчленение и пожирание, а другие на позицию того, что поскольку мы хотим сохранить целостность хотя бы этого обрубленного куска исторической великой России, то мы дальше этим путем, вот этим, не пойдем. Всё. Все промежуточные вещи по принципу: ну давайте мы всё-таки что-нибудь где-нибудь уступим, а где-нибудь проявим настойчивость и всё прочее, — в нынешней ситуации играют роль смягчающих процедур для выбора этой позиции. Поэтому всё немедленно публикуется в соответствующих печатных органах, поэтому это соответствующим образом начинают прославлять и так далее.

Моя позиция в этом вопросе понятна? Это мои «дважды два». Третий раз повторяю. Во-первых, есть ценностный вопрос. Это уже не Россия, ставшая огромной Данией, гигантским Амстердамом. Это уже не Россия. Поэтому, даже если бы можно было войти целиком, для меня это — скверна. А интересно, для православных людей как? Для настоящих евразийцев, которые, в отличие от этой всякой евразийской псевдошушеры, всегда говорили о том, что евразийство нужно для того, чтобы откреститься от Европы, а не якшаться со всякими «черными интернационалами» европейскими. Откреститься раз и навсегда. Но это ценностная позиция, она слаба, потому что большая часть актуальной элиты имеет совершенно другое представление.

Теперь речь идет о прагматической позиции. Это невозможно, нельзя ввести Россию целиком. И уж тем более с Крымом. И понятно, почему г-н Примаков в вопросе о Крыме начинает соответствующие маневры. Потому что ему нужно сесть на два стула: убедить актуальную элиту и Путина в том, что поворот сюда возможен с сохранением Путина и Крыма, и одновременно осуществить этот поворот, который никогда таким образом осуществлён не будет. Никогда так не повернут. Господин Примаков это понимает.

Теперь вопрос о том, что нам надо делать на Украине. Формальное сходство моих слов о том, что туда не надо вводить войска, и слов господина Примакова имеет диаметрально противоположный смысл. Г-н Примаков не хочет вводить туда войска, потому что он хочет сохранить отношения с Западом, повернуть в обратную сторону, компенсировать вот этот чудовищный для него поворот чем-то другим, и вернуться назад и всё прочее. Для меня введение войск в Донбасс и в другие регионы является недостаточно сильной опцией, ущербной и недостаточно сильной опцией. Настоящая сильная опция состоит в том, чтобы осуществить на Украине, помочь на Украине осуществиться национально-освободительной революции, которая сбросит бандеровскую хунту, разрушившую общественный договор, лежащий в основе Украинского государства, и повернувшую Украину диктаторским путем в ту сторону, в которую она не хочет идти.

И дальше подпишет все братские, далеко идущие взаимные обязательства с Россией, и мы пойдем вместе определенным курсом. Если этого захочет украинский народ. А я убежден, что он внутренне этого хочет. Северный и Южный Вьетнам с последующим вхождением войск Северного Вьетнама в столицу Южного Вьетнама — вот та максимальная опция, после которой всё будет возвращено в нормальное дипломатическое русло, которое так хочет господин Примаков, а также в русло окончательной русской победительности, о чём мы так мечтаем.

Только национально-освободительная борьба, завершающаяся сокрушением бандеровской хунты, может быть по-настоящему победительной. Потому что она действительно позволяет оформить новую реальность Донбасса, Крыма и другую вместе с дружественным нам, братским по отношению к нам, глубочайше родственным по отношению к нам украинским политическим режимом, политической новой системой, построенной на обломках бандеровской хунты. Любой другой вариант ущербен. Дело не в том, что на него обидятся американцы или НАТО, он ущербен. Потому что это будет воспринято всем миром как оккупация и будет являться ею. А нам нужна национально-освободительная борьба. Мы не вводили свои войска, не вводили их во Вьетнам, американцы вводили. И мы победили, потому что не ввели. И мы проиграли в Афганистане, потому что ввели. Это первое.

И второе. Нам нужно, чтобы эта национально-освободительная борьба закончилась формированием такой Украины, которая будет трижды демократической, безупречно демократической, убедительнейше демократической для всех и одновременно существенно братской по отношению к нам. Причем такой, которая оформит безупречными, респектабельнейшими международными соглашениями всё то, что нам нужно, потому что это же будет нужно украинскому народу. Плюс войдет в выстраиваемый заново СССР-2.0. Вот чего мы хотим.

Представьте себе, с этой точки зрения, что никаких американцев — вообще нет или НАТО, и мы можем завтра зайти, куда хотим. Дальше-то что? Это будет оккупация, зайти нам надо будет достаточно далеко. На сегодняшний день всё это далеко проникнуто антирусскими настроениями, даже в Запорожье. Отдать всю эту территорию нашим врагам мы не можем. И что мы сделаем, если войдем туда военной силой? Мы получим не опцию-максимум, а опцию-минимум. Ущербную, неустойчивую, недолгую. Вот в чём моя позиция.

Плевать на то, к каким отношениям с американцами или Европой это всё приведет. Чем дальше будет разрыв, тем лучше. Его не надо превращать в горячую войну, естественно. Но вся война других типов идет. И в ней игровой неотменяемой картой является сдача Крыма, а на это мы пойти не можем без того, чтобы не оказаться расчленёнными на части и т.д. Мне наплевать, какие издержки с точки зрения мечты наших западников о слиянии с западом породит ввод войск в Донецк и Луганск. Я о другом совсем говорю, о диаметрально противоположном. Что этот ввод войск ослабит нашу позицию, лишит нас стратегических перспектив. Поэтому нужно выковать там семидесяти-, стотысячную армию с техникой и со всем, которая будет являться народно-освободительной армией, как была Народно-освободительная армия Китая. И только тут можно выигрывать, сообразно, естественно, воле украинского народа. Это диаметрально противоположная позиция по отношению к той, о которой говорит Примаков.

Если НАТО пойдет на оголтелые варианты, в ходе которых ядерные и прочие, так сказать, силы окажутся под Белгородом, Курском, Ростовом и т.д., тогда надо вводить войска, признав, что пришлось от опции-максимум перейти к опции-минимум, сожалея об этом, оформляя это соответствующей идеологией и совершенно проявляя полное безразличие к тому, как на это отреагирует Запад. Потому что Запад не настолько сошёл с ума, чтобы отреагировать на это горячей войной. А всё остальное — не интересно.

Теперь еще одна позиция, последняя. Нельзя вот так повернуть и двигаться куда-то дальше [указывает на график], не точно понимая, куда ты двигаешься. Вот сюда, сюда, сюда — куда? И не изменив машину, которая ехала сюда и делала «би-би». Потому что ехать в этом направлении с данной машиной невозможно. Это не автодром, здесь вот нужна совершенно... Вот это машина-1, а вот здесь должна стоять машина-2, совсем другая. Иначе всё гикнется. Иначе и впрямь, лучше не затеваться. Если господин Греф говорит о том, что при цене 45 долларов за баррель неизбежно произойдут такие-то и такие-то события негативные, являясь при этом руководителем Сбербанка, следует поставить большой вопрос, что это за Греф. Но г-н Греф — часть этой машины, вот этой (№ 1), а машина движется в другом направлении. И все эти части не предназначены для этого движения. Их надо менять, как это ни больно, одну за другой. Вот третья моя позиция.

Первая, что ценностно я вообще мечтаю о том, чтобы развелись наконец мы с этим мутирующим Западом. Но главное, что прагматически понимаю, что в целом Россию, единую, ту которая есть, — в Запад не введешь. Всё, это рубеж. И уж тем более с Крымом.

Вторая позиция заключается в том, что народно-освободительная борьба на Донбассе, перекидывающаяся на другие территории, — есть большая победа наша и наших братьев на Украине. А ввод войск — это есть ущербная опция. И что наплевать при этом на то, как именно американцы на это посмотрят или европейцы. Вопрос не в этом. Вопрос в наших интересах. В том, что это будет на малой территории при большом протестном движении, что это будет всегда носить не окончательный характер. Нам нужна большая победа. Она очень трудна, почти невозможна. Но она нужна.

И наконец, третье, что машину надо менять. Что двигаться придется сюда, а машину надо менять.

Наверное, еще много раз придется разъяснять, чем моя позиция фундаментально отличается от позиции Евгения Максимовича Примакова. И если бы я когда-нибудь хотел поменять эту позицию, то моя политическая биография была бы такой, как у Евгения Максимовича. А она у меня другая. И я счастлив, что она у меня другая.

До встречи в СССР!