Ссылка на youtube и файлы для скачивания - в полной версии новости

Западные подстрекатели! Руки прочь от Украины и России!

ПОДПИШИСЬ!

Смысл игры - 78 from ECC TV .

Скачать файл.avi (avi - 991 Мб)
Звуковая дорожка, файл.mp3 (mp3 - 151 Мб)
Версия для мобильных устройств, файл.3gp (3gp - 421 Мб)

Youtube

Я начну с того, что происходит на Донбассе реально. После того, как я это всё расскажу, я надеюсь, что Юрий Вульфович изложит картину, как оно выглядит за пределами этой узкой рамки, и я что-то прокомментирую — то, что касается всего круга событий.

Вначале скажу о Донбассе. Понимаете, в чём тут с моей точки зрения и плюсы, и минусы происходящего. Они заключаются в том, что система на Донбассе, в общем-то, начала складываться. Достаточно было выдернуть несколько самых деструктивных звеньев, совсем уже не занятых никаким соединительно-объединительно-созидательным процессом, и действующих совсем на других основаниях, чтобы всё остальное более-менее начало складываться.

К моему глубокому прискорбию, оно складывается по тому принципу, по которому всё вообще складывается, если это не складывать. А я глубоко убежден, что если что-нибудь не складывать, вот не курочить, не вмешиваться всё время, не оказывать на это постоянно какие-то воздействия, то оно складывается само наихудшим образом из всех возможных. По какому-то своему наихудшему элементу. Я не могу это объяснить более формально. Вот я, к примеру, не верю в «невидимую руку рынка» вообще. То есть я не верю в то, что она в итоге что-нибудь приличное складывает, эта рука. Этот принцип самоорганизации системы с большим количеством элементов, при которых в результате происходит что-нибудь стоящее, я не верю. Я в это по жизни не верю. Я предлагаю каждому педагогу в классе, директору школы отпустить этот процесс и посмотреть — как он сложится сам. В учительской, потом — в каждом из классов, какова будет его динамика. Даже если элементы, из которых он складывается — ничего себе. Во что они начнут складываться, оказываясь предоставленными самим себе? Но это же не значит, что они ни во что не начинают складываться, они во что-то начинают складываться.

Я выступил тут со статьей, которая называлась «Уступанты и оккупанты». Но есть ведь ещё третья категория, она там была — «оккупанты и отступанты» в одном лице. Значит, люди орали о том, что всё надо оккупировать, и при этом отступали. Это самый такой ядовитый и разрушительный тип людей, которые, вообще-то, никак ничего не складывают даже самым наихудшим образом. Вот их надо было любой ценой выдернуть. Их выдернули, и нечто начало складываться, и оно складывается.

Складывается такая грубая, не очень организованная, не желающая самоулучшаться ткань ополченческого движения, которая при этом вполне в состоянии выполнять задачи определенного формата. Она уже не является таким вот студнем, каким-то таким вот кусочком тумана, каким-то таким клубящимся облачком, на которую дунул, — и она улетит куда-нибудь. Её уже нельзя разрушить так легко, как её можно было разрушить 5-го июля, когда я понимал, что одно вот это неверное движение, ещё один удар... если он прикажет отступать из Донецка, этот Стрелков, и всё рухнет, всё завалится. Там нет ничего такого, что бы содержало в самом себе какую-то такую жёсткость, какое-то такое представление о том, что можно, а что нельзя. Вот оно всё поволочется в любую сторону. Сейчас этого нет. Очень важно, с моей точки зрения, понять, что ополченческое движение как целое на скажем так, 15-е января, и это ополченческое движение как целое, на 5-е июля — не имеет ничего общего друг с другом. Это абсолютно разные среды, они иначе выстроены. У ополченческого движения в том виде, в каком оно сейчас существует, вполне есть сейчас свой резерв прочности.

Оно уже себя осознало, оно уже пустило какие-то корни на своей земле. Оно уже определилось с тем, что есть Москва, что есть Ростов, что есть находящиеся рядом коллеги по этому движению. Всё уже более-менее ясно, потенциал понятен, правила игры более-менее ясны. Ничего этого близко не было 5-го июля, когда всё действительно напоминало, не хочется этих высоких аналогий, 22 июня 1941-го года. Всё внезапно, и всё куда-то бежит.

Вот никогда не забуду, как эти толпы плохо организованных людей, которые катятся, вот, как волна из Славянска в Донецк. И, понятно, что с ними можно делать всё, что угодно. На них дунуть, — они туда побегут, дунуть — в другую сторону побегут. Что угодно сделают, кинул любой лозунг — они его воспримут и начнут там бурлить.

Ничего подобного сейчас нет. Не произошло ни того лучшего, о чём я мечтал, ни того худшего, что могло произойти, если бы ситуация 5-го июля продолжалась. Произошло нечто среднее. Всё устаканилось.

Я много раз говорил, что задача сейчас таких организаций, как «Суть времени», — а их там немного, поэтому можно сказать прямо о задаче организации «Суть времени» — заключается в том, чтобы понять, что всегда надо одной рукой удерживать существующее государство, а другой рукой его трансформировать, что нельзя быть ни «охранителем», ни «революционером», в том смысле, в каком под «революционером» понимают «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем...» Потому что два дня разрушения этого мира будут означать, что на третий день здесь будет НАТО.

Я бы сказал — три часа разрушения этого мира означают, что через три часа тут будет НАТО. И это не гипербола, не преувеличение, это действительно так. Вот буквально, этот мир невозможно рушить. Вот вы можете относиться к этому, как угодно. Вас может от него тошнить, вы можете относиться к нему сдержанно, вы можете его любить, его всё равно нельзя рушить. Ну, понятно, если вы любите, то зачем вам рушить? Сказать, что я отношусь к этому миру, к тому, как он устроен, сдержанно — очень трудно, я к этому миру отношусь крайне негативно. Но это не значит, что его можно обрушить здесь. Его здесь нельзя обрушить.

Его нельзя было обрушить в 2011-2012-м, его нельзя обрушить сейчас. Потому что, когда его рушили в 17-м году, то, во-первых, большевики его не рушили, рушила его февральская революция и весь буржуазный класс, и это всем понятно теперь. Большевики пришли и — «Как же все рушится, и чего дальше?», а дальше начали как-то суетиться.

Во-вторых, в момент, когда они его обрушили, всем было не до «этих русских». Вцепились друг другу в горло, намертво, под Верденом и везде, делили Европу, засеивали её миллионами трупов, ждали американскую армию, которая придёт в ту же Европу. Война шла на Европейском театре военных действий и чуть-чуть на Азиатском, и всё. Ну, русские, ну они чего-то там у себя устраивают. Главное, чтобы они там... для кого-то — не помогли немцам, для кого-то — не помогли французам, пусть они там как-то занимаются отдельно. Сейчас никакой такой ситуации нет.

Президент Обама сказал, что он «порвал в клочки» русскую экономику. Я не понимаю — что он там «порвал в клочки» потому что для того чтобы что-то «порвать в клочки», оно должно быть. И тогда берут это, рвут в клочки. А что тут можно порвать в клочки? Ну что?

Значит, есть сколько-то нефти, газа и т.д. и т.п., которые всё равно будут проданы. Они же обязательно будут проданы, правда? По той цене, которая есть. Можно эту цену сделать ещё ниже. Сделается две вещи в ответ на это «ещё ниже»: либо на обменниках появится курс, должен сейчас появиться был 90, а не 65, или 100, и как-то будет продолжаться жизнь, всё равно будут товары на прилавках, всё равно будет что-то происходить; либо начнется секвестр бюджета, что нам тоже обещают некоторые товарищи. Ну, либо произойдет и то, и другое. И дальше — что?

Что значит — «порвать в клочки» такую экономику? Если это экономика каких-нибудь суперхайтековских фирм, и там производство гиперкомпьютеров с какими-то там лазерными голограммами, то там можно «щелкнуть», и оно развалится. Если всё это безумно повязано на какие-то тончайшие финансовые потоки пятого поколения...

А тут — ну, продадут эту нефть... Ну, кому-нибудь её продадут, ну не за 40, так за 35, ну, не европейцам так китайцам, всё равно всю продадут, до последней капли. И все бабки заберут. Дальше что с ними будет происходить — я не буду описывать, это многократно описывали газеты самой разной ориентации, ну, что-то останется, и это что-то будет питать, так сказать 140 миллионов людей. Всё.

Что тут можно сделать?! Это не та экономика!

Значит, самая главная черта Перестройки, с которой это всё время сравнивают, состояла в том, что все любили Соединенные Штаты Америки, все верили Западу. Я имею в виду под всеми — подавляющую часть активного населения. Все считали, что вот этот Запад... Я не любил, я никогда его не любил, вот грешен, не могу полюбить. Не любил это в 77-м, не люблю это сейчас, ну по определению. Ну я видел, что вокруг меня 90% только этому и верят.

Они считают, что вот там — жизнь хорошая, что она правильная. Советский Союз сформировал такого травоядного потребителя, а рядом с ним сформировался — уголовный, хищный. И на Западе сформировался какой-то другой хищник. Ну, вот этот травоядный потребитель, ну он... по определению — как только он стал потребителем, он должен быть съеден хищником. Уже он был обречен на это съедание. Сделали его этим травоядным потребителем тогда, когда из коммунистической идеологии всё напряженное смысловое начало изъяли, привели это всё к материальному удовлетворению растущих материальных потребностей трудящихся, то есть к потреблению, и так далее.

Начиная с этого момента, все смотрели на этот Запад и говорили: «Боже, а какие там, говорят, товары! А сколько сортов там сыра или лифчиков! И этого, и этого, и всего прочего. Это же — просто рай земной». Сейчас — ничего такого нет.

Вот он сказал, что «Мы порвали экономику...» Ах, ты порвал? Понятно. Зафиксировали.

Ты — молодец, ты честно признался, что ты враг.

И я вас уверяю, что существующее наше общество — не просто не идеальное, а очень больное, тяжелое, хмурое и начиненное всеми недостатками, которые только можно себе представить, оно при этом будет регулироваться в нужную сторону. Люди будут понемножку теплеть. Всё время ощущение, что люди пытаются прижаться друг к другу, как-то чем-то обменяться, как-то к чему-то подстроиться, все вместе хмуро ненавидят эту Америку. Все всё про неё поняли, всё уже рассказано, 90% это знает, какая Перестройка?! Это — первое.

Второе. Советская экономика была очень сложно выстроенным зданием, хрупким с конструкторского взгляда, по ней можно было взять, в больную точку ударить, и там начало что-то заваливаться. Простой пример: прилавки, наличие продуктов на них, зависело от того, в какой степени часть из них крадут. В какой степени перекрываются, не перекрываются эти потоки этих товаров, ну, и от массы других вещей, правильно? Соответственно, их можно было очень легко сделать пустыми. Спрятал товары, вынес их на рынок, и они пустые. Сейчас всего этого сделать нельзя.

Так или иначе, чуть эти товары, или чуть другие, они окажутся на рынке. Ну, при долларе там... в 100 рублей, всё равно окажутся. Будет тяжело. Никто не спорит. Но это же не есть обрушение. Это не есть момент, когда все приходят и говорят: «И что же нам есть?! Смотрю — на прилавках ничего нет, и что же дальше делать». Вот этот коэффициент рубль/доллар или доллар/рубль, неважно, сколько там рублей стоит доллар. Вот, пожалуйста, он был 36, стал он за 60. Люди это как бы заметили, вздрогнули. Не скажу, что никто это не заметил. Ну и что, началась какая-то... обмороки и всеобщий вопль, вой, считалось, что все начнут сейчас рвать эти обменники, клубиться толпы... Вы посмотрите — всё спокойно.

Теперь представьте себе, что в связи с каким-то финансовым положением какой-нибудь Валентин Павлов или кто-то в Советском Союзе выступает и говорит: «Товарищи, нам придётся сократить зарплаты трудящимся на 15%». Боже мой! [берётся руками за голову] Что бы началось, да?

Но мы же понимаем, что сделано больше. И что? Создана достаточно примитивная экономика, порвать которую в клочки невозможно. Она проста. Гораздо легче «порвать в клочки» экономику Соединенных Штатов Америки. Для этого достаточно два раза пнуть куда-нибудь, и она повалится. Другое дело, что она повалится нам на голову, поэтому тут еще вопрос — нужно ли это делать? Как в 2008-м году. Ну, пожалуйста, они сейчас держат низкие цены на нефть. У них уже первые сланцевые компании загнулись, дальше загнутся другие, потом третьи. В Конгрессе сидят техасские ребята. Им это дело абсолютно ненужное. Оно нужно обрабатывающей промышленности, и то с трудом. Значит, через какое-то время техасский комплекс даст... начнет экономику противодействия. Начнет давить в противоположном направлении [делает движение давления на рычаг]. Эта штука вот так вот начнет биться между интересами обрабатывающей промышленности и демократической партией, этими и этими.

Здесь — ничего этого нет. Всё просто, ясно и понятно. Военно-промышленный комплекс плюс «Саудовская Аравия» на большой территории с не слишком большим населением, холодно. Вот и всё. Это выстоит. И никаких вопросов. «Порвали в клочки, ложись, сдавай» — ничего этого нет.

Дальше Горбачев. Вот, что хотите говорите, Путин — не Горбачев. Ну, совсем. Это люди с абсолютно разным опытом. Одно дело... Я всё-таки считаю, что Маркс во многом был прав, когда говорил, что бытие определяет сознание, но только — бытие, не быт, но бытие. Что такое Горбачев? Это, во-первых, обком партии, дальше двигающийся в ЦК. Это не просто. Это Ставропольский обком. Это Ставропольский обком, которому в основном надо принимать высоких деятелей Политбюро в соответствующие санатории, ездить, возить им подарки, развлекать их в соответствии с их весьма незатейливыми вкусами и такими, непритязательными. Но все равно развлекать там... входить в доверие, подыматься, интриговать.

Путин прошёл совершенно другую жизнь. Там, в этой жизни, вот так, чтобы ой-ёй-ёй и пошли назад, чтобы что-то подписывать, в ней это не полагалось. Значит, этого не будет. И что будет? Это же серьёзный вопрос.

Теперь — этот Донецк, Луганск, и так далее. Мне хотелось, чтобы там возникла настоящая блестящая регулярная армия, тысяч в 70 — 100. И всё до сих пор находится в руках тех, кто там существует. Им ничего не стоит сложить эту армию. У них есть для этого человеческий ресурс, у них есть для этого техника, оружие. У них есть для этого какой-то внутренний даже позыв, и всё прочее. Конечно, этого нет. Близко ничем таким не пахнет. Но сказать, что ничего нет — тоже нельзя. Народ уже там приспособился... к этим АГС-ам там... МУХА-м, чему-нибудь покруче чуть-чуть, к бронетехнике элементарной, да, он ко всему этому приспособился.

Что они будут там делать? Что там будет делать этот Порошенко? По-крупному? Вот что? Их там, в сумме, от порошенковских возможностей — 80%. Их уже сопоставимое количество с теми. Они выдвинут там... ну какие-то всё сказки про тысячу единиц бронетехники — не будет, ну, будет триста. Ну, все триста сожгут. Не сразу. С большими жертвами и бардаком, с матюками, с прорывающимися частями, с воплями «А, почему же тут... тут говорили, что кто-то есть, а тут никого нет». С ненужными жертвами, со всем, чем угодно, но ведь сожгут. И никуда он не денется.

Чем он будет стрелять? Пионами своими? Ну и что? Вообразить себе абсолютную индифферентность, наблюдающих всё это с территории России людей в форме мне так же трудно, как и все эти сказки о том, что они там сражаются вместо ополченцев. Никто не очищал этот аэропорт, кроме самих ополченцев. Они его очищали. Они его расковыривали-расковыривали, все орали — почему не расковыряли, почему не быстро, почему...

Вот вы зайдите в такие катакомбы, как там есть... Где сидят люди, полностью с зарядами, которые могут перебегать с одного угла, этих катакомб, на другие. Вы представьте себе, что это такое, эти терминалы с подземными сооружениями, и посмотрите, что это такое — оттуда выковыривать. Это тяжелый, неблагодарный труд. Ну, курочка по зёрнышку клюет: сегодня выковыривали пять «киборгов», завтра пятнадцать «киборгов», оглянулись — нет «киборгов». Начали стрелять, ну стреляйте... Оттянули части чуть в сторону. И лунный пейзаж, который появился на месте аэропорта, стал ещё более лунным. Ещё сто воронок, и что? Начали выдвигаться, собрались и зашли в гости на эти места. На четвёртом этаже подземном, что вам «Пион», что вам вакуумный заряд — уже не имеет значения. Там можно долго сидеть...

Силой, вооруженной техническим таким преимуществом страшным, невозможно раздавить это всё, потому что этого никто не вытерпит. Россия этого не вытерпит, мир этого не вытерпит, в конечном счете. Потому что это надо уничтожить полностью Донецк и всё прочее. Кстати, имеется достаточно сил внутри самой Украины, которые не хотят срывать этот Донецк до основания, с предприятиями и всем прочим. Это тоже понятно, да? Кто-то хочет, потому что конкурента не будет, а кто-то не хочет.

Возникла ситуация стратегического пата. В отличие от ситуации июля, когда ситуация находилась в панике, разгроме и клубилась вокруг стопроцентной провокации, или как я говорю: «оккупанты плюс отступанты», в одном лице. Значит, вот это в одном флаконе исчезло быстро. Под вопли о наших негодяйствах и всяких злых силах в Кремле, оно просто вылетело и переместилось в интернет, где и живёт в нескольких ипостасях.

Что касается всего остального, что живёт в реале — оно начало смотреть друг на друга и говорить: «значит так»... Через какое-то время образовалась эта грубая ткань. Единственное, что обидно, что она не становится тонкой. Она не становится идеологической, соответственно, она не становится социально-мобилизационной, она не становится гуманитарно необходимой, она не становится по-настоящему организованной. Она даже в военном отношении, всё равно несет на себе, пока что, не изымаемый отпечаток партизанщины, тяжёлой партизанщины. Это не регулярная армия.

И вся мечта моя, чтобы она действительно стала регулярной. Вот она станет, тогда все проблемы будут решены. Но её хватит на то, чтобы сжечь триста танков. Хватит. И пятьсот она сожжёт, и не нужно для этого никаких там русских, никаких там десятков тысяч людей, которые будут это всё курочить тяжёлыми видами оружия. Уже не нужно.

И поэтому все эти разговоры о том, что это вы всё время там стоите. Всё какие-то там спецназы, морпехи — это туфта. Нет там ни «спецназов», ни «морпехов», в этом аэропорту... Но там уже и «киборгов» нет. А то, что этих «киборгов» нет, надо объяснять тем, что там «спецназы» и «морпехи», и вообще, русские новых боевых роботов изобрели и заслали в огромном количестве. А там живые, незатейливые, не слишком организованные, нетрусливые люди.

Мне кажется, при том, что мысль моя предельно незатейлива, она не доходит до сознания людей. Вот нет понимания, как быстро социум привыкает к войне. Он сразу к ней не привыкает. Вот этот праздник — апрель, май, июнь. Вот эти все подвиги, курьёзы: танки, которые сгоняли с маршрута, толкая их женским животом и так далее... Вот это всё ещё не привычка, это сквозь сон. Это не понятно ещё, как себя вести: «Выстрелили! Ой, выстрелили! Ой, матушки, что ж такое? Ой, матушки, опять!..» Теперь третьего раза никто не ждёт: «Выстрелили? Откуда? Оттуда? Ложись! Ползи! Подпол! Сюда...». Это другие привычки.

Все же знают, что после пяти лет войны там какая-нибудь хлопушка и уже оборот назад и принятие боевой позиции с тем, чтобы атаковать противника. Невозможно отвыкнуть. Сильный хлопок выхлопных газов из машины, и уже всё — автомат: «противник справа». Все привычки, все всё знают, что надо делать. Когда дом разбомбили — переходить в соседний. Это всё ужасно, это всё трагично, это всё нестерпимо, это больно за людей. Это никоим образом невозможно принять вот без какого-то состояния постоянного кровоточащего сердца. Но это сложилось, понимаете? Так же, как оно складывалось везде — в Абхазии, в Карабахе, в том же Приднестровье. Только забудьте про Приднестровье в одном смысле, что это раз в сто интенсивнее. Это больше и интенсивнее, и беспощаднее. Но никто оттуда уходить не собирается. Там сложилась норма жизни. Вот она — норма. Не было этого в июле. Третий раз говорю — в июле этого не было.

Была мирная жизнь с такой вот аффектацией. Пух-пух-пух. Где-то в Славянске уже сильно замешанная на крови, и всё равно такая. И была бы она другая — никто бы не снялся и не ушёл из Славянска. Реконструкторская была такая жизнь. Приехали, постреляли, такой большой спектакль, длинный, затянувшийся, сейчас «русские—войдут», спектакль кончится и заживём, так сказать, при московской администрации, говорят, что более спокойной, меньше воруют. Тоже воруют, но не так, а поменьше, потому что так как украинцы воруют, это — вообще невозможно превысить эти рекорды, побить невозможно, тут всё сразу. Значит, соответственно, вот это вот ощущение и было, поэтому среди этого тогда этот свал знаменитый из Славянска, паника, вопли, визги, и вся эта рыхлая ткань могла рассыпаться.

Теперь она уже не рассыплется. Всё.

Весь вопрос заключается только в том — можем ли мы какими-то человеческими воздействиями сколь угодно сильными и деликатными одновременно, улучшить качество этой ткани. Чтобы существовали мобильные группы, которые передвигаются по второму эшелону и готовы непрерывно идти на помощь первому, чтобы оборона была закреплена правильно фортификационно, чтобы люди были как следует оттренированы, чтобы оружие было высшего класса, чтобы на каждую ячейку придавалась бронетехника, и так далее, и тому подобное, потому что всё это есть. Всё есть.

Вопрос только в том, чтобы расставить это правильно по позициям, по эшелонам, организовать управление и так далее. Это только кажется, вот здесь в зале, что это легко сделать, понимаете? А в партизанской системе, в системе партизанских привычек, это уже трудно сделать. И чем больше они будут складываться, тем труднее это будет сделать. Ну — хватит даже этой партизанской мелкоячеичной ткани, постепенно, постепенно по чуть-чуть соединяемой вместе, даже её, в принципе, хватит для того, чтобы замочить собственные усилия Порошенко.

И никто не дрогнет, и никто одномоментно не побежит, и не будет кричать: «кто там слил, кто там слил или не слил». Возьмут соответствующие виды оружия, начнут соответствующие виды работ. И, конечно, в среднем, ничего не хочу сказать, призывая всех не глумиться над украинской армией, потому что на самом деле вполне она не такая отвратительная, как это может казаться из анекдотов, ну, конечно, в среднем, в среднем ополченческая военизированность выше по качеству, чем то, что её штурмует. А оно будет штурмовать людей, находящихся в обороне. И что будет?

Еще десять зданий разрушат? Ну, разрушат, и что? То есть горе большое, страшно, сердце кровью обливается, но с точки зрения происходящей операции — ничего.

Значит, это вот здесь застряло. Понимаете? [рисует] Оно вот здесь буксануло, вот есть этот очаг, и есть эта мировая система сил, да и есть ещё Луганск, и вот это всё существует вместе. Рисую здесь не географически, а просто, как два элемента. Ну и что? А здесь есть ленточка, и тоже что-то есть. И совсем оно не безучастно смотрит на то, что здесь происходит, что естественно. Ну и что? Это может продолжаться хоть десять лет. Для того, чтобы это победило, надо наводить окончательный порядок.

Если это долго будет совсем разлагаться опять в слизь, тогда оно может и рухнуть. Но в сегодняшнем состоянии, это такая... как высохшая кожа на ботинке, это что-то такое вот. Чуть-чуть скукожившееся, ну, оно держит, вот его иголкой не проткнешь. Всё уже есть. И все научились этим пользоваться как-то. Плохо, я согласен, плохо научились пользоваться, но научились, понимаете? Можно три года в учебке, а можно восемь месяцев в системе боевых действий. Кто плохо учится — те уходят, а все остальные остаются.

Возник вялый тлеющий конфликт [продолжает рисовать]. Вокруг этого конфликта пытаются давить на Россию с тем, чтобы вот сейчас — «а мы — санкции введем». «А мы там... вас куда-нибудь... не пригласим», «а мы вам пальчиком погрозим», «а мы кого-нибудь из ваших элитариев денег лишим».

Но всё это... Вот здесь вот [обводит кружочки, обозначающие ДНР и ЛНР] прошло это обучение, оно прошло вот эту инициацию кровью, скепсисом, боями, поражениями, взаимными распрями, взаимными договоренностями, всё уже выкипело в этом котле, выварилось. Но и в этом котле — всё тоже выкипело и выварилось.

Все знают, что когда наезжают, надо говорить — «сам козел», прошли 90-е годы. Это — не Политбюро ЦК КПСС. Верить нельзя. Если у отдельного товарища или господина отняли деньги, то можно это оплакать, ну, ничего — парень не слабый, ещё заработает, сочувствуем. Если у всех отнимут, то жизнь есть, территория большая, ресурсы есть. Как-нибудь перебьёмся. Кто послабее нервами, пусть убегает, значит есть возможность отсюда выбежать [показывает на схеме «границу»].

Ну, и вот теперь посмотрите на эту картину глазами господина Обамы, из департамента Соединенных Штатов, европейских лидеров и кого-то ещё. Вот всё — эта «кость» [показывает на схеме ЛНР и ДНР] торчит в горле. Надо соглашаться. А соглашаться нельзя, потому что, только согласись здесь, на что угодно — «в составе Украины в виде там... конфедеративного такого субъекта, подписывающего договоры», во-первых для этого нет Конституции, во-вторых, как только это будет сказано, там во Львове скажут: «Это — красивая игра, пацаны! Давайте и мы тоже!» Значит, появится три Украины. Зная братский украинский менталитет, мы понимаем, что они не долго просуществуют как одно целое, они скоро будут существовать как три разных. И как раз, за что боролись — на то и напоролись.

Значит, это подписать невозможно. «Ой, какой ужас!» Что ужас? Если десять тысяч людей оденут форму и со всем этим оружием будут означать силы самообороны некоторого субъекта, который сам избирает Президента, сам собирает Парламент, сам создает милицию, сам определяет — как он будет обучать и так далее, и тому подобное. А чего ужас-то? Просуществует это таким способом не больше двух лет. Они понимают, что они не могут это дать. Это мы можем дать Чечне — возможность существовать и строить там мечети. Потому что есть какое-то внутреннее ощущение резерва силы. Всё-таки, 140 миллионов, ну, понятно, да?... на гораздо меньшее число. Здесь это 7–10 миллионов, чуть ни треть оставшегося государства.

На чём всё время держалось ощущение превосходства? На том, что на Украине есть около миллиона людей... Оставим в стороне вопрос о том — кого сейчас свели с ума, во-первых, никто не знает точно. В какой мере свели с ума основную часть Малороссии, которая захотела там плясать, чтобы «не быть москалями». Сделали ли это под дулами западенских автоматов, с помощью ли телевидения, что они рехнулись, или чего-нибудь ещё. Но мне-то кажется, что главной силой ситуации, вот в эпоху Кучмы или там... неважно кого там, Кравчука, или вот потом там Ющенко, заключалось в том, что рыхлые тридцать, тридцать с чем-то миллионов, внутри которых один плотный миллион делает что хочет. И это вот примерно западэнская сила.

Это действительно сила старая, столетней ненависти, убивали их, убивали они, была эта пропаганда, была эта страсть, и они были как-то сплочены. Внутри них особо сплочены были греко-католики, вот эта бандеровская группа, окружающая вторым кольцом, и вот эта третья, и она оперировала. Почему? Потому что по ту сторону была абсолютная рыхлятина, понимаете?

Все, кто туда ездили, видели — что такое эта рыхлятина. Поэтому в этой рыхлятине миллион мог делать что хотел.

А теперь, если рыхлятиной перестанет быть семь миллионов, или даже пять? То что будет с этим-то миллионом? Он окажется не в ситуации уникальности, когда он один сплочен, а все остальные — черт знает что. Когда он один готов убивать, а все остальные говорят: «ой, родненький, только ты наш детсадик не разрушай».

А когда на каждый его выстрел — пять выстрелов. Так ещё не было в истории Украины, не было этой самоорганизации Востока в такой степени. И вопрос не в её качестве, по отношению к которому я могу высказать претензий больше, чем каждый здесь сидящий. Вопрос в том, что это уже есть. Вопрос в том, что когда приходит бандеровец и говорит: «Я... там этот самый западэнский герой, „Слава Украине — героям слава! Ложись все, сейчас всех перестреляем — малых, больших“». Им: «Родненькие, ой, ой-ёй-ёй, что же творится... где же русские?». Теперь в ответ на это то ли из подвала, то ли из боковой комнаты раздается очередь из ПК (пулемета Калашникова).

Никакого оптимизма в моих словах нет. Мне кажется, что я пытаюсь вам передать моё, с трудом, выстраданное, очень нелегко выстраданное, чувство реальности. Теперь вот эта реальность, это «кость» для Обамы. Обама выступает, как подобает выступать человеку, который уходит, и который отвечает за демократическую партию, у которой в 2016-м году выборы. Это значит, что проходит ещё десять месяцев и начинается предэкстаз, потом он приходит в экстаз. Обамы уже нет, им нужно сказать, что демократическая партия всё сделала, и «порвала российскую экономику, как тузик тряпку». Он не хочет при этом говорить, что сначала они наехали на Сирию, их оттуда послали, как шелудивых псов, а потом выяснилось, что всё, что они собирали там в Сирии, наехало на них в очередной раз. Что они сначала с Аль-Каидой устроили себе самим «удовольствие», а теперь с этим «Исламским Государством», и по одной и той же схеме.

Можно сказать, два провала американской политики. Полный провал «Африканской Весны», колоссальный провал в Египте, где клубились-клубились, орали-орали про Братьев Мусульман, потом вернули авторитарную военную власть, по отношению к которой власть Мубарака — это демократия сплошная. Он про это-то говорить не может. Значит, он должен сказать, что «порвали всё, в клочки». Чего порвали? Куда порвали? В каком смысле?

Плохо то, что действительно, мы с вот этой схемой стали главным врагом для них, и что они не могут позволить ей долго состояться. А вот это [показывает на схеме ЛНР и ДНР] меня тревожит тем, что она безумно напоминает Испанию. В каком смысле? Анархисты — это анархисты, республиканцы — это республиканцы, коммунисты — есть эти, а есть еще троцкисты. И никого нельзя привести к одному знаменателю.

Если бы Советский Союз ввел войска в Испанию, я вообще не понимаю как, кто бы там приплыл, и каким образом эти корабли могли доплыть, чтобы их не потопили, но, предположим, что он это как-то сделал. То сам испанский народ и испанские партии сказали бы: «Это зачем нам это удовольствие? Это — наша война».

Кто-то из них ориентировался на Францию и Англию, кто-то нас безумно боялся, как анархисты и все прочие. И клубилось вот всё это, всё это партизанщина, неизбывная партизанщина. Тогда, конечно, если здесь будут построены какие-то регулярные армии, то они, конечно, могут это взять, ну откуда они построены-то будут? НАТО сюда не войдет. Как только сюда [показывает на схеме ЛНР и ДНР] войдет НАТО, заявляю ответственно — этого никогда не будет, сразу же вот здесь будет находиться русская армия. Регулярная, в лучшем виде. И никакой президент не сможет этого избежать.

Значит, НАТО здесь не будет. Значит, здесь [показывает на схеме Украину] тоже клубится, и возникает вопрос — кто быстрее порядок-то наведет? Кто быстрее создаст что-нибудь по-настоящему? И там стоял этот вопрос — кто это сделает быстрее? Все эти коммунисты, троцкисты, анархисты и все прочие республиканцы, или это сделает Франко? Франко успел. Франко и марокканцы успели навести порядок здесь раньше, чем это договорилось между собою и встало в единую шеренгу. И всё у них было: и население было, и страсть была, и советские самолеты были, и техника была. Не было одного — окончательной дисциплины.

Вот как только её не стало, вот эта система смогла её выдавить. Здесь [ЛНР и ДНР] вот сейчас идет страшная война за порядок. Не в массе вопрос, не в том, что здесь [показывает на сторону ВСУ] трёхкратное преимущество, его не достаточно для того, чтобы выиграть. А вопрос заключается в том, это трёхкратное будет на какой коэффициент порядка помножено, и эта единичка будет на какой коэффициент порядка помножена? Вот здесь [в ЛНР и ДНР], здесь [Украина], всё!

И это мировой узел. И я бы сейчас хотел сказать — что это за мировой узел [начинает новый рисунок]. Вот смотрите, есть процесс. И в процессе участвует до фига всяких элементов, групп, группочек. Они клубятся, сталкиваются там друг с другом и так далее. А дальше есть силы воздействия на процесс, они есть уровня один, уровня два, уровня три, сколько угодно. Значит, во-первых, сам этот процесс обладает самостоятельными свойствами.

Во-вторых, каждый из этих уровней воздействия воздействует: [показывает на схеме] этот так, а этот так, а этот ещё как-нибудь так. Происходит натуральная каша. Потому что на одном уровне воздействия хотят просто ограбить эту Украину и создать там какую-нибудь проблему для Европы. На другом уровне воздействия хотят любой ценой разрушить Россию без войны, обеспечить там мятеж и всё прочее. А кто сказал, что на каком-то уровне вот здесь [показывает линию] не хотят ядерной войны?

Вот для меня лично вот эта аксиома «Никто не хочет ядерной войны» просто смешна. Люди, которые её хотят, относятся к ней совершенно спокойно как к бытовому факту, и считают её крайне оздоровительной для человечества, поэтому разговор о том, что вот этих людей нет — это абсолютно смешно. Есть они. Находятся они вот здесь [прорисовывает линию уровня 3]. И может быть, вообще они считают, что только эта война и есть выход в условиях общечеловеческого тупика. Значит, кто-то хочет этой ядерной войны. И тогда вот весь этот процесс, который я описал — «Никуда не можем пробить пробку, не можем, не можем, а пока не можем пробить пробку, у нас всё валится, валится... Давайте сюда кинем пять зарядов или ещё что-нибудь».

Мне скажут: «Нет у нас столько сумасшедших людей».

Дорогие мои, давайте взглянем спокойно: как за последний год изменился уровень сумасшествия в элите. Вот вы посмотрите на лица этих лидеров мирового сообщества, которые собрались скорбеть по поводу этого «Шарли Эбдо». Вы просто внимательно посмотрите на их лица.

Во-первых, во-первых, они не в себе. Я понимаю, что Нетаньяху приедет объединять какие-нибудь силы против исламского радикализма, даже если ему нужно будет рыдать над педофилами, ему совершенно всё равно, у него обязаловка. Но вы посмотрите на этого Аббаса, который уже ничем не управляет, потому что всем управляет «Хамас» на территории. И вот, он стоит, и стоят там какие-то ещё темнокожие, и стоят рядом с ними «эти», и кто-то падает в обморок от рыдания, от бесконечной скорби и всего прочего, они все собрались, они выдумали бредовый, сумасшедший лозунг, что «мы все идентифицируемся с ними». Такого никогда в истории человечества не было, они выдвинули миллионные толпы в условиях, в которых никогда раньше никто из более-менее адекватных лидеров не осмелился бы вывести ни один митинг. Кто-нибудь выводил митинги, когда взрывали самолеты и когда взрывали метро, у кого-нибудь в голове могла быть идея выйти и сказать «нет исламскому радикализму в Москве»?

Вдруг, посреди этого в гипертолерантной Европе, которая всё время говорила что «всё можно, всё можно», и паранжу можно, и это — можно, и это — можно. Они выходят, а впереди стоит 30-40 сумасшедших, которые вообще где-то отдельно сбиваются в переулок, чтобы их снимали, потому что понимают, что их могут перестрелять, и которые смотрят на это... у которых глаза вращаются как в фильме «Ну погоди!» у зайца. Вот это всё вместе, это — что такое?! Это не сумасшествие?!

Вот кто бы что бы ни хотел, но это же — сумасшествие! Сам этот подход — это сумасшествие. А этот поляк, который сказал, что «поскольку Украинский фронт освобождал Освенцим, значит, это сделали украинцы». А если бы это сделал Прибалтийский фронт, или как он там назывался, Первый балтийский, Прибалтийский назывались, да? Первый прибалтийский, значит, это сделали балтийцы. Так, значит, тогда мы не оккупировали Прибалтику, потому что её освобождал Балтийский фронт, о чем речь?! Ну, это же невозможно было десять лет назад. Вот это чудовищное, абсолютно какое-то бредовое сочетание неадекватности, безграмотности, произвола в высказываниях, какой-то такой неконтролируемой злобы, вот это же всё было невозможно.

И это ювенальное безумие было невозможно. Значит, что-то клубится! Помимо того, что они выстраивают там конфликт цивилизаций или что-нибудь ещё, раскачивают процессы, пытаются перевести человечество в новый формат, и так далее, и тому подобное, помимо того, что, как я уже говорил, я устал об этом говорить, если людям говорят: «Ты — либо Шарли Эбдо, либо его противник; кто не с Шарли, тот — с Бен Ладеном», огромное количество людей скажет: «Мы с Бен Ладеном».

Более того, мусульманин, который скажет «Я — Шарли Эбдо», заведомо выбывает из игры, умма его не поддержит. Тогда, значит, даже если он и скажет «Я — Шарли Эбдо», всё, что угодно, в результате всей этой замечательной вещи, только «Бен Ладен» побеждать будет. ХАМАС скажет: «Мы вам говорили, что этот Абас ничего не стоит? А вы нам не верили, говорили, что всё-таки тоже человек, а теперь, смотрите — он стоит рядом с врагами человечества и вместе с ними им лижет подметки. Кто „Человек“? ХАМАС. Вперед, все к ХАМАСу». Значит, они просто загоняют под радикалов этот миллиард, они его весь радикализируют.

У них есть средства бороться с ними? Какие? Какие средства бороться? Они их все продемонстрировали в Ираке, они хотят всё то же самое получить в Иране, в Пакистане и в Малазии что-ли? Какие средства? Уничтожение пятисот миллионов с воздуха?! Что имеется в виду под средствами? Значит, они просто поднимают на себя вот этот вал. И что там будет дальше? Где здесь злая воля, которая совершенно даже не собирается думать о том, чтобы... «Ну мы же понимаем, что не должно быть ядерной войны», а, может, она хочет ядерной войны? А где здесь просто сумасшествие? [пририсовывает «облачко»] Невиданное, которого еще не было?

И ровно то же самое сумасшествие клубится здесь. Ну, он пульнул сорок раз «Пионами», или двадцать. Это большие такие самоходные орудия, совсем. И что? Зачем он это сделал? А почему кто-то считает, что он это «зачем-то» сделал? Он бесится. Он ругается. Не просчитывает ни последствия, ни меры воздействия, ничего, вот оно идет, вот этот базар, и он будет нарастать. И вот это место [показывает на схеме ЛНР и ДНР], где мы не можем добиться настоящего порядка и всего прочего, что и есть трагично-то, как было трагично в Испании, вот это место — есть узел мирового процесса. Потому что сломать его обычными методами нельзя, поймите, значит, надо применить чрезвычайные. Но любые чрезвычайные методы, которые будут применены для того, чтобы его сломать, ответом будут чрезвычайные методы, которые будут применены отсюда [рисует стрелку от ленточки к ЛНР и ДНР] против чрезвычайных методов.

В чём, по большому счету, задача российской стороны? Она вовсе не в том, чтобы по любому поводу отпихивать ополченцев и бежать вместо них стрелять. Задача в том, чтобы сказать: «Будут войска НАТО — долбанём, полностью, всеми видами тяжёлого оружия». Тогда войск НАТО не будет. А их задача — повысив коэффициент организованности и всего прочего, разобраться с этой местной, не такой уж сильно охочей до кровопролития сущностью. И главное, чтобы мы сдержали тигра, который может сюда прыгнуть, а с этими шакалами они должны разбираться сами.

Но, чем больше они разбираются — ещё аэропорт, ещё Пески, ещё 3–4 пункта; тем больше они понимают, что единственное, что можно сделать — это что-нибудь чрезвычайное. У них нет на это даже никакой возможности, но они даже не понимают, что они что-то да должны сделать! Зима-то идет. Народ этот украинский нищает. И постоянно ему десять лет объяснять, что «все дело в русских» невозможно. Такие аргументы десять лет не слушают. Это можно делать в разгоряченном виде шесть месяцев. «Потерпите, потерпите». Называется «отсрочка вознаграждения». «Сейчас разберемся, и всё будет хорошо», но в затяжную это не играет. Значит, через какое-то время этот затяжной фактор войдёт сюда, и тут же будет ответ. А предположим, что ответа не будет, и чрезвычайный фактор этот сметет, тогда взрыв будет уже на территории России. Или в Крыму, что то же самое.

Мы существуем в ситуации медленного вползания в крупное неблагополучие. Всё, на что мы можем рассчитывать, это — как можно быстрее создавать здесь [ЛНР и ДНР] структурные условия, которые объяснят противоположной стороне, что придётся, придётся заключать договора. Придется. Если этого не сделать, и не сделать здесь эту силу такой, чтобы она могла решительно победить в общеукраинском масштабе, то мы медленно затянемся в воронку супермасштабного конфликта. Ровно об этом же говорит и то, что я здесь рисую с этим делом [указывает на рисунок с процессом и воздействиями], и элементы самого процесса будут тянуться в сторону конфликта, и эти воздействия, будучи разнонаправленными, будут этот процесс разогревать, и, рано или поздно, вот это воздействие станет генеральным.

У нас есть максимум два с половиной года на то, чтобы каким-то образом исправлять это мировое неблагополучие. А самое тяжёлое в этом мировом неблагополучии, что отсутствие реального выхода из сложившейся ситуации одновременно с этим соединяется не с напряжением мозга, не с мобилизацией холодного и, одновременно, какого-то такого напряженного ума, который пытается искать выход, а безумием. Чем больше ситуация требует разума, тем меньше его становится. Сложная ситуация — нужно много разума, его мало; она становится суперсложной, нужно огромное количество разума, а его ещё меньше. Наконец, ситуация становится критической, нужно запредельное количество разума, а его количество равно нулю. Тогда начинает срабатывать безумие.

Ну, я завершая скажу, что ситуация в аэропорту была совершенно не маленькая, потому что, в зависимости от того, как она разворачивалась, действительно, вопрос возникал в том — кто кладет какие карты на стол переговоров, а в конечном итоге — чтобы понимали все — любая война — это просто добыча карт для стола переговоров.

Зачем мы так штурмовали Берлин? Потому что, не получив карту взятого Берлина к 9-му мая, мы получали на столе переговоров в виде карты договоренность с частью нацистов. Зачем мы выходили за пределы собственной страны или тех территорий, которые мы хотели взять, и двигались в сторону Берлина? Потому что, если бы мы туда не двинулись, рано или поздно, замирение Германии и всего этого блока произошло бы. Значит, в тот момент, когда в топку войны кидались еще сотни тысяч жизней, они кидались не потому, что кому-то хотелось честолюбиво к дате положенной взять Берлин, а потому, что не взятие Берлина к определенной дате означало наличие переговоров о войне против нас между Паттоном и всеми этими немцами, и тогда мы получали гибель не ста тысяч своих солдат, а миллионов.

Поэтому, сражаясь за каждый клочок этой земли, добывая каждое лишнее очко в виде аргументов в пользу того, что «Придётся тебе, дядя, придётся тебе отъехать, потому что ничего ты сделать здесь не можешь». Показывая, что ничего не могут сделать всему миру, наши воины-ополченцы как бы плохо ни было они организовано ополчение в целом, они, как бы, своей кровью меняют ход мирового процесса, и в этом смысле я хочу сказать, что, не потому, что мне бы хотелось так сказать, а потому, что это действительно так, наши товарищи погибли совершенно не напрасно, они погибли как герои. Вечная им память. И нам всем вопрос один — чтобы дальше всё развивалось таким способом, как мечтали наши товарищи, и чтобы мы смогли своими собственными силами останавливать какие-то процессы, а не растерянно наблюдать за тем, как они разворачиваются.

На этом моя вводная часть завершается, передаю слово Юрию Вульфовичу.

Ю.В.Бялый:

Я сегодня хочу затронуть две проблемы, которые представляются наиболее важными с точки зрения экономических перспектив России и мира.

Это, собственно, проблемы экономики России в её нынешнем состоянии и проблемы нефтяного рынка. Начну с российской экономики. И, прежде всего, загадки взрывного вызываемого обрушения рубля в декабре. У меня нет никаких сомнений в том, что это обрушение было рукотворным.

Вот, мы видим — динамика курса доллара и динамика цены на нефть. Мы видим, что никаких катастрофических событий на нефтяном рынке в это время не было, это вот: одна и та же дата, и никаких оснований для того, чтобы вот этот взрывной всплеск доллара был с точки зрения рыночных факторов, не было. То есть, явно было обрушение рукотворное. Так — что это было?

Пятнадцатого декабря было проведено кредитование банков российских со стороны центрального банка, так называемые аукционы валютного РЕПО. На пять и еще на полтора, то есть, на беспрецедентную сумму шесть с половиной миллиардов долларов. Причем это кредитование, эти аукционы, проводились под крохотный процент — 1% годовых, такого почти не бывает, и на беспрецедентный срок — один год. То есть, вообще-то, операции с РЕПО — это краткосрочное кредитование, обычно день-два, максимум неделя, грубо говоря — перехватить, перебиться до следующих финансовых поступлений банку. Здесь — один год, а не максимум — неделя. А на следующую ночь была скачком повышена ставка рефинансирования Центрального Банка. Эти два фактора, два события вместе не могли не вызвать панику на валютном рынке.

И теперь — вопрос. Как и зачем это производилось? Сомнений нет, что это — кризис рукотворный, сомнений нет, что главный автор — ЦБ и Минфин, — главные авторы. Зачем?

Есть несколько объяснений. Первое объяснение — ЦБ тратил валютные резервы для спасения от краха, от полного коллапса банковской системы. Действительно, она была в крайне тяжелом состоянии, очень многие, в том числе крупные и крупнейшие банки находились, ну скажем так, в финансово-валютной недостаточности, отток вкладов населения — раз, второе — было налицо глубокое взаимное недоверие в банковской системе. То есть доверия в банковской системе такого глубокого никогда не было, но, тем не менее, такого — чтобы никто никому не верил, и никто никому не давал денег в долг — такого не было крайне давно. Фактически прекратилось так называемое межбанковское кредитование. Межбанковский рынок исчез. На нем предлагали кредиты, обычные типичные ставки на межбанке (там у нас на день перехватить четыре — два процента, пять процентов) — тридцать — сорок процентов, на меньшее никто не соглашался. То есть по таким ставкам и на таком уровне недоверия действительно банковская система не была очень давно.

Второе объяснение. Это была раздача валютных резервов Центральным Банком определенным финансовым и промышленным корпорациям. Для чего? Для того, чтобы спасти их, эти корпорации и банки от отъема активов кредиторами. Действительно, рейтинги падали, в условиях обрушения фондового рынка некоторые кредиторы могли только потребовать либо досрочного погашения долга, который накопил наш контрагент, или резкого увеличения тех пакетов акций российской корпорации, которые были отданы в залог за кредит. Отдали уже в залог за кредит 40%, кредит отдать не можем, а кредитор требует отдать еще 15%, то есть фактически перевести корпорацию в свое владение, надо спасать. И якобы Центробанк занимался именно таким спасением наиболее кризисных, наиболее критических, наиболее важных банков и корпораций.

Есть и третье объяснение. Отчасти конспирологическое. Якобы на фоне резкого падения акций российских корпораций на биржах западные владельцы начали эти акции массированно продавать, в том числе за бесценок, лишь бы поскорее избавиться от проблемного актива.

Действительно, это типичная ситуация для фондовых рынков, когда они начинают обрушиваться, и якобы, повторяю, определенные российские контрагенты получили валюту от Центрального Банка для того, чтобы эти упавшие продаваемые акции поспешно скупать. И якобы, таким образом, сумели резко снизить зависимость российской экономики от западного капитала, то есть, освободить от долговой кабалы и от западной финансовой зависимости главнейшие наши фондовые активы. Те эксперты, которые об этом пишут, утверждают, что это уже на самом деле не первый, а второй прецедент, вот в прошлом году, что это было дважды.

В марте, когда было присоединение Крыма, тоже был подъем доллара, хотя, конечно, не такой, и, одновременно, резкое падение в цене, особенно была на Лондонской бирже лихорадка, на нашей РТС бирже была лихорадка, резкое падение в цене активов. Якобы тогда тоже были скуплены активы за деньги Центрального Банка, но, конечно, меньше и менее скандально, чем сейчас. Вот якобы сейчас скупили очень много. И что ЦБ якобы не виноват, он молодец, он эти самые бабки бросил на то, чтобы вырвать из Западных зубов важнейшие наши компоненты активов. Так ли это — непонятно. Никаких достоверных данных, по крайней мере у нас, пока нет. Но если это так, то поведение Центрального банка, вот это странное, можно хотя бы отчасти понять, объяснить, оправдать что ли. Но это пока непонятно, повторяю.

Что понятно? Понятно то, что Центральный Банк потратил на эти операции, а также на успокоение финансового рынка после вот такого вот жуткого скандала, десятки миллиарды долларов наших валютных резервов, наших общих. И ещё понятно, что, связанная с этим эксцессом паника, дополнительно подстегнула бегство капиталов из России и инфляцию, ну и, естественно, ухудшение общеэкономической ситуации в стране.

Что с оттоком капитала? По официальным данным Минфина и Центрального Банка, суммарный отток капитала из России в 2014-м году (позавчерашние, что ли, данные, уже вроде окончательные), составил 151,5 миллиардов долларов. Для сравнения, в прошлом, 2013-м году отток был 61 миллиард, то есть в два с половиной раза ниже. Но ЦБ при этом оговаривает, что около 25 миллиардов долларов он дал банкам на возвратной основе, то есть, в долг и они вернутся в ЦБ, то есть, в резервы, и ещё, это тоже, вроде бы, достоверно точные данные уже установленные — около 34 млрд. долларов скупило население, обменивая рубли. То есть, как бы, отток капитала, у нас практика счёта такая. Но на самом деле эти тридцать четыре млрд. из страны не ушли, а остались в «матрасах» и в других местах у наших потребителей, испуганных падением рубля.

То есть, если верить вот этим самым цифрам, а им не верить нет оснований, то отток в этом году чуть меньше ста млрд., то есть вот в четырнадцатом. Это, конечно, очень много, и понятно, плохо еще и потому что в нынешнем году отток, скорее всего, увеличится. А у нас на 17-ое января золотовалютные резервы уже были 386 млрд. долларов. Для сравнения: максимум после кризиса было 600 с лишним млрд. долларов. Это то, что мы, скажем так, проели и потратили на антикризисные манипуляции, которые от кризиса, как мы видим, не уберегли.

Почему планируется, можно предполагать, увеличение валютного оттока в нынешнем году? Во-первых, российским корпорациям придется отдавать валютные долги, понятно, что уже не та ситуация, чтобы их прощали, реструктурировали или перекредитовали в других местах, этого не будет.

А долги, только в ближайшие месяцы, в объёме около ста млрд. долларов. Дальше — поменьше. В 2016-м году долговая нагрузка в экономике будет существенно меньше, но вот в этом году весьма большая.

Вторая причина оттока капитала, который неизбежно в этом году — это не отдача долгов, а то, что никаких серьёзных барьеров для этого оттока наши регулирующие власти не ставят и ставить не собираются. О том, как это происходит — чуть ниже, а сейчас — об инфляции.

По официальным данным Росстата, инфляция в 2014-м году составила 11.4 процентов. Но в прессе уже достаточно много, скажем так, авторитетных сообщений, оценок о том, что по продовольственной корзине для малоимущих реальная инфляция цен в 2014-м году превысила 16 процентов. Некоторые даже называют 18-19 процентов. Это, конечно, учитывая, что реальные доходы не повысились, а снизились, это, конечно, очень тяжелый удар именно по малоимущим группам населения.

Тем более, что уже начал дорожать, быстро дорожать хлеб, потому что ретивые наши экспортеры на радостях чуть не рекордного урожая зерна форсировано вывозят это зерно за рубеж и, соответственно, поднимают цены. Уже принято распоряжение правительства о повышенных экспортных пошлинах на зерно и об ограничениях вывоза зерна, но это будет работать с 1-го февраля, дата назначена, а пока ребята резвятся и тянут это зерно за рубеж как можно скорей, хотя их ограничивают, скажем так, ручными мерами, не предоставляя транспорт, суда, вагоны и так далее. Понятно, что это не есть способ регулирования, это некое такое безобразие в не настроенной экономике при отсутствии реальных рычагов управления, — вот что это такое.

Так, что дальше? Всё это происходит на фоне неизбежного падения валового внутреннего продукта. В прошлом году рост ВВП оказался практически нулевым, а в нынешнем прогнозируется его падение от 1-2 процентов, это — самые-самые оптимистические сценарии российских, скажем так, официальных экономистов, до 3 процентов — это прогноз международного валютного фонда и Всемирного Банка или даже до 5.5 процентов — это прогноз Европейского банка реконструкции и развития. Но это — ещё даже не при самых худших сценариях, то есть, худшим сценарием считается снижение цены на нефть мировой ниже 40 долларов за баррель. Но о нефти — позже.

Сейчас же понятно, что без изменения экономической политики описанные процессы не могут не привести к резкому снижению уровня жизни подавляющего большинства нашего населения. В том числе и потому, что наше население оказалось очень глубоко закредитовано, набрало кредитов и всё хуже справляется с возвратом кредитов. За прошлый год, это тоже официальная цифра, просроченная задолженность граждан физлиц перед банками возросла на 56%, и понятно, что на фоне падения реальных доходов населения в нынешнем году с возвратом кредитов будет только хуже, их всё меньше дают, и возвращать те, которые уже набраны, всё труднее, особенно валютные кредиты, а таких тоже немало, особенно крупные (ипотечные). Правительство пытается договориться и вроде бы договорилось, что их реструктуризировать в рублевые, либо перевести на меньшие ставки, но одно дело — договорилось Правительство, а другое дело — готовы ли и смогут ли по пониженным ставкам это дело выдержать банки, у которых у самих проблем хватает.

Что делается и предлагается делать в сфере экономической политики России? 23-го декабря кабмин обязал крупнейшие корпорации с госучастием начать согласованную регулярную продажу на валютном рынке их избыточных, то есть, накопленных в ходе кризиса, валютных запасов. Но опять это — способ ручного управления.

Не меры, не инструменты регулирования, а вот приказали — и давайте.

С 1-го января ЦБ повысил требования к размеру капиталов российских банков и к нормативу достаточности основного капитала. То есть, банки теперь могут иметь собственные средства не ниже трехсот миллионов рублей, до сих пор было 180 миллионов рублей, и они должны соблюдать норматив достаточности основного капитала больше на полпроцента, увеличился с 5,5 процентов до 6 процентов. Ну, то есть, у них меньше возможность регулировать кредитное плечо, они меньше могут выдавать рискованных кредитов. Но это, опять-таки, не меры экономического регулирования, это не меры оздоровления экономики. Это меры для того, чтобы не банкротились банки и не тратить деньги валютного бюджета и других наших подушек безопасности на спасение банков. Это — не улучшение состояния экономики.

12-го января было объявлено, что генпрокуратура и ФСБ начинают расследование действий Центрального банка в декабрьском валютном кризисе. То есть, вот это безобразие [рисунок курса руб/доллар], которое мы наблюдали, начинают расследовать. Требует Госдума, чтобы её подключили, и требует, чтобы к этому подключили Счётную палату. Пока что решение не принято, возможно, будет принято, но как будет идти расследование, к чему приведёт — пока подсказывать трудно. Пока есть опять-таки мера не регулирующая, а директивная. Первый зампред Ксения Юдаева, которая руководила сектором финансово-денежной политики во время вот этих безобразий, отстранена и переведена, грубо говоря, на аналитику, а её место занял Дмитрий Тулин. Он будет курировать теперь денежно-кредитную политику, хотя — как он будет её курировать — не очень понятно, потому что фигура того же разлива с гайдаровско-чубайсовских времен.

На этом фоне, в Москве проходил очередной гайдаровский форум. За год, я, признаться, уже забыл, что такое бывает, и вдруг с изумлением обнаружил, и стал смотреть, читать — что там говорится. Говорились вещи замечательные. Там собрался цвет российских экономических либералов из бывших правительств, из Высшей Школы Экономики, из нынешнего правительства, естественно, кое-что пришло, включая Премьера (как же не прийти?). Из серьёзных фигур зарубежных не было никого, за исключением Валлерстайна, который отказался говорить об экономической политике России и который произнес достаточно пламенную речь о том, что главный фактор, который необходимо регулировать в современной кризисной мировой экономике — это занятость, безработица. И что, если возьмутся за этот фактор как главный, через него всё вытянуть остальное.

Ну, я не берусь судить или рассуждать — насколько он в этом может оказаться прав, но, тем не менее, призвать к чему-то его или убедить в чём-то, наши либералы не сумели, а он от вопросов на эту тему отвертелся. Самое содержательное, на мой взгляд, выступление на гайдаровском форуме было у Медведева. Приведу некоторые цитаты, дословно:

«... власть не пойдёт на отказ от свободной конвертации рубля. Можно, конечно ... заморозить курс, тем самым, естественно, возродить чёрный рынок валюты...»

«богатеющая год от года энергосырьевая экономика осталась в прошлом ... такой товар просто невозможно продать — ни завтра, ни послезавтра. ... будем учиться жить при низких ценах на энергоносители».

—  программная речь Дмитрия Медведева на Гайдаровском форуме

Как будем учится жить — это вопрос закрытый, пока.

«Россия ... не собирается закрываться от мира, менять курс в сторону создания мобилизационной модели экономического развития. Мы прошли гигантский путь от постсоветского полуразрушенного хозяйства до крупной экономики западного типа, (Прислушайтесь! — Ю.В.Бялый) и было бы чудовищной ошибкой вернуться в прошлое ... отказаться от роли активного игрока в современном глобальном мире».

— там же

Он, конечно, юрист, но ему могли бы подсказать, что ни одна мировая экономика в кризисе, в глубоком кризисе, в военном кризисе не обходилась для восстановления, для выхода из кризиса, без использования, внедрения, реализации глубоких мобилизационных инициатив. Именно мобилизационная перестройка экономики всегда и всюду позволяла выйти из кризиса. Где-то мягче это было, где-то более жёстко, вплоть до почти полного административно-командного огусодарствления, как это было с самыми либеральными экономиками, вроде британской в Первую и Вторую мировую войну, но, тем не менее, без мобилизационного режима из кризиса не выходили. И послекризисное восстановление Европы тоже было в огромной степени мобилизационного режима. А мы здесь вот такое замечательное слышим.

Ну, дальше — о том, что бизнесу нужна большая свобода [зачитывает]

... государству в одиночку, без бизнеса, не изменить модель экономического развития... мы просто обязаны снять внутренние ограничения, которые угнетают бизнес.

— там же

И так далее. В остальном Медведев почти что излучал оптимизм: у нас есть крупные валютные резервы, у нас небольшой госдолг, у нас низкий уровень безработицы, беспрецедентная консолидация общества и высокий уровень поддержки власти. То есть, он много чего сказал такого, но ничего абсолютно внятного по поводу обещанной новой экономической модели не сказал.

Еще интересное выступление было у Грефа, главы Сбербанка. Он был, в отличие от Премьера, во-первых предельно пессимистичен, и, во-вторых, гораздо более конкретен. Цитирую:

Очевидно, что банковский кризис у нас будет масштабнейший при среднегодовой цене нефти в 43 — 45 долларов за баррель. Придется сформировать примерно три триллиона рублей резервов за 2015-й год. Сколько банков выдержат такой объем формирований резервов? Это означает, что государство будет капитализировать банки и повышать долю в них, банки будут покупать индустриальные предприятия и становиться финансово-промышленными группами. У нас будет большое государство, вся наша экономика будет — «государство».

— Выступление Г.О.Грефа на Гайдаровском форуме — 2015

Ну, вообще-то, такое происходило в частности, в очень либеральной Франции после Второй мировой войны, причём не один раз, было несколько кризисов, в каждом из этих кризисов государство покупало гигантскую часть финансовой своей структуры банков и гигантскую часть промышленной структуры. После выхода из кризиса благополучно возвращала это в корпоративное владение, и ничего там страшного не происходило, и это — мировой опыт, но о нём предпочитают на Гайдаровском форуме не говорить.

Глава Минфина, Антон Силуанов, также был конкретен и пессимистичен:

При цене на нефть в 50 долларов за баррель, потеря бюджета в 15-м году оценивается в три триллиона рублей. Не может государство тратить столько средств, сколько было при цене на нефть в сто долларов за баррель, иначе мы проедим резервы, а потом будем занимать у ЦБ, это приведет к инфляции, индексации расходов и вхождению в инфляционный штопор.

Минфин предлагает сократить расходы бюджета в 2015-м году на 10 процентов по всем статьям, кроме защищенных.

— Выступление А.Г.Силуанова на Гайдаровском форуме — 2015

То есть, что он говорит? Он говорит — оборонку не тронем, — защищенная статья, а всё остальное — минимум на 10 процентов. Дальше он добавлял ещё, что и десяти процентов не хватит, вероятно, нужно «резать» бюджет на 15 процентов. Ну, и кроме того, Силуанов в качестве антикризисной меры допустил повышение налогов на предприятия.

В этом же духе высказывался бывший наш минфин Алексей Кудрин, который сейчас возглавляет как бы Оппозиционный Координационный Совет.

Им оппонировал, фактически, только глава Минэкономразвития господин Улюкаев, который назвал состояние реального сектора катастрофическим, раскритиковал повышение ставки ЦБ и призвал, наоборот, понижать налоговое бремя на предприятия, которые и так задыхаются, не могут прийти в себя.

Я хотел бы здесь отметить, что ещё в 2012-м году МВФ выпустил специальный доклад с анализом действий различных стран в кризисе, и в этом докладе авторы вот этого самого монетаристского курса из МВФ, цитирую:

Признали ошибочным и сняли запрет введение валютных ограничений для стран, которые столкнулись с кризисом на своем рынке. (и ещё: — Бялый) признали, что требование ограничить бюджетные дефициты и соблюдать режим жёсткой экономии неоднократно приводили к усугублению кризисных процессов.

То есть, МВФ уже отказался от своей вот этой доктринальности — экономить бюджет, меньше государственных расходов, и ни в коем случае никаких ограничений на валютное перемещение на притоке-оттоке капитала, на трансграничное движение капиталов. МВФ отказался, а Гайдаровский форум и его сторонники из нынешнего правительства — никак нет, включая, увы, премьера Медведева.

Сейчас Медведев заявил, что кабмин завершил доработку антикризисного плана. Из того, что просочилось в прессу, пока понятно, что одной из главных мер считается докапитализация банков с условиями, чтобы они использовали полученные деньги на кредитование реального сектора экономики, но речь о том, что кредитование было подъёмным для предприятий как-то не идет. Понятно, что если ставка кредита — 20 процентов и выше, а меньше не предвидится, а рентабельность производства на уровне 7-8 процентов, то никакой сумасшедший предприниматель, никакое предприятие за такими кредитами в банк не пойдет. А значит, опять банки будут искать пути пустить деньги агентства по страхованию вкладов, обещанный для начала триллион рублей для того, чтобы выкинуть эти деньги в виде валюты на мировой рынок, то есть, сделать валютные резервы за рубежом. У меня вот такие пессимистические ощущения.

Еще один дополнительный фактор давления на нашу экономику в последние месяцы это — рейтинговая игра «Большой тройки» американских агентств «Стандарт &Пурс», «Фич» и «Мудис». Особенно усердствует «Стандарт энд Пурс», она ещё в декабре опустила суверенный кредитный рейтинг России до предмусорного, а в январе это же сделали «Фич» и «Мудис», и, более того, они последовательно снизили до предмусорного или близкого к мусорному рейтинги множества российских компаний, корпораций, банков, городов и регионов, не только России.

Но «Стандарт энд Пурс» особенно отличилась, в декабре она заявила, что, вероятно, снизит рейтинг России до мусорного в середине января. Пока этого не произошло; произошло другое — «Американская Комиссия по ценным бумагам и биржам» оштрафовала «Стандарт энд Пурс» на 80 миллионов долларов и на год лишила её права присваивать рейтинги нескольким группам облигаций. Причина в том, что было доказано, что «Стандарт энд Пурс» неоднократно занималась коррупционными махинациями с присвоением рейтингов. Вот таким образом, вот такого мы должны слушать!

Ну, и ЦБ объявил позавчера, что он не будет обращать внимания на рейтинги агентств «Стандарт энд Пурс», «Фич», либо «Мудис», присвоенные российским эмитентам после 1-го марта 2014-го года, когда Крым вошел в состав России. Российские власти считают эти оценки не объективными и осложняющими оценку кредитоспособности банков по нормативам ЦБ. Ну, я-то считаю, что это — абсолютно правильная политическая реакция на, безусловно, политические и бессовестные решения рейтинговых агентств. Беда-то заключается в том, что ЦБ наш не будет обращать внимания на эти рейтинги. А вот кредиторы и зарубежные экономические контрагенты наших предприятий и банков на эти рейтинги будут обращать внимание. То есть, будут затруднять для России все международные экономические коммуникации. И то, что ЦБ заявил, что «не будем обращать внимания», увы, на мнение и решения этих зарубежных контрагентов никак не повлияет.

Теперь ко второй теме. Ситуация на втором нефтяном рынке и ценам на нефть, которые, естественно, у нас очень обосновано беспокоят. Как уже мы видели на первом слайде, цена на нефть сейчас установилась на уровне примерно, ну от 47-ми до 50-и долларов за баррель, и пока довольно долго на этом уровне держатся. Ещё раз хочу подчеркнуть, что никаких радикальных разрывов между спросом и предложением нефти на мировом рынке, которые могли бы объяснить рост на предыдущий период, а также на нынешний обвал, нет. Здесь очень чётко видно, что производство и потребление нефти, они идут рука об руку, никуда они друг от друга надолго не отстают. То есть, это очень, грубо говоря, равновесный рынок. Сколько нефти потребляется, хотят потреблять, столько и добывают. То есть, рынок реальной физической нефти может обеспечить только за счет резкого роста или падения производства или потребления, то есть, кризисные всплески какие-то, только кратковременное резкое изменение цены в ту или иную (другую) сторону. То есть, физическая нефть вот в такие скачки, тем более в долговременную, играть не может. А это означает, что длительные нефтяные эксцессы на нефтяном рынке связаны с нерыночными факторами, экономическими и политическими. Но мы здесь уже обсуждали, что один из главных экономических ценовых факторов, так называемая «бумажная нефть», то есть гигантский объем вторичных финансовых инструментов, привязанных к нефти деривативов, которые обращаются на глобальном рынке, и суммарная стоимость которых во много десятков раз больше, чем суммарная стоимость присутствующих на рынке реальной физической нефти.

Большую долю «бумажной нефти» контролируют разные стихийные мелкие и средние инвесторы, которые стараются заработать на росте/падении цены, спекуляциями на нефтяных фьючерсах и опционах, но ещё очень существенную долю контролируют крупнейшие мировые, и, прежде всего, американские финансовые группы. И не только бумажной. Эти группы, помимо прочего, уже прямо или косвенно, контролируют в мире основные страны и компании, которые добывают физическую нефть. И эти группы по таким причинам вполне способны управлять рынком, выполняя экономический или политический заказ.

Мне представляется, что у нас сейчас следующий процесс: американские глобальные игроки, которые контролируют и долю реальной нефти, и значительную долю бумажной (деривативной) нефти, начали решать крупнейшую политическую задачу. А именно, экономически обескровить три главных препятствия для своего глобального доминирования и в сфере нефти, и в сфере политики. Три главных препятствия для них, это, прежде всего — Россия, а еще — Иран и Венесуэла. Это три страны, которые являются противниками США, и противниками серьёзными. Все эти страны располагают очень большими доказанными запасами нефти. Все они почти независимы в добыче от иностранного, в том числе и от американского капитала. И у всех этих стран финансовое обеспечение экономики, в том числе бюджет, очень сильно зависит от нефти, причём благополучные уровни цен для этих стран составляют от ста долларов и более за баррель.

Венесуэла уже в глубочайшем экономическом кризисе, там уже в некоторых регионах начинается рационирование продовольствия, продуктов питания. Иран держится пока. Хотя ему всё труднее, это видно, что труднее. О России говорить не буду, всё вы видите сами. А вот — насколько далеко может зайти эта американская нефтяная спецоперация, до каких пределов они могут снижать цены на нефть, и какие ограничители? Я считаю, что первый ограничитель это — экспорт США так называемых нефтедолларов, дело в том, что практически вся мировая торговля нефтью ведётся за доллары, причём не просто за доллары. Вырученные экспортёрами нефти доллары, в основном возвращаются в США в виде покупки этими же самыми нефтеэкспортёрами американских гособлигаций (трежерис), и именно этот процесс — нефтедоллары за облигации много лет является одной из главных причин устойчивости американской пирамиды внешнего долга, которая превысила 18 триллионов долларов.

Так вот, сейчас приток нефтедолларов США резко упал, поставив под вопрос главную долговую американскую пирамиду. Вот, мы видим — это чистый экспорт капитала из нефтедобывающих регионов. Вот — самый максимум был в 2006-м году перед кризисом, было кризисное падение, был новый подъём, а сейчас этот приток упал до нуля. И это американцев не может не беспокоить. То есть, они, создав этот нефтяной кризис, одновременно почти обнулили приток нефтедолларов в собственную экономику. А других долларов внешних, их, конечно, изрядное количество, но нефтедоллары играли очень существенную роль, их лишиться для Америки болезненно.

Второй ограничитель — проблема лояльности США множества стран, которые в результате рыночного обвала экспортируют нефть по ценам, которые им ну просто не позволяют обеспечить сбалансированные бюджеты. То есть, мы видим, что при нынешних уровнях цен благополучны совсем даже немногие, а большинству стран ниже 85-90 долларов за баррель, цена на нефть крайне не нравится. Они не могут сбалансировать бюджеты, они не могут вкладывать деньги в развитие собственных экономик, то есть, они — либо помирают, либо стагнируют. В том числе, что очень важно, очень это не нравится наиболее лояльным Соединенным Штатам Саудовской Аравии, Нигерии и Бахрейну, которые начинают выражать всё более острое недовольство американской политикой. Они считают, что они должны в ответ наказывать Америку, в том числе экспортируя, пока у них есть деньги, пока у них есть «подушка безопасности», нефть ещё ниже, чем те цены, которые устанавливают американцы.

Третий ограничитель — это рост нестабильности и потерь в нефтяном секторе США и их ближайших союзниках. Дело не только в том, что добыча сланцевой нефти и сланцевого газа стала фактически основным механизмом посткризисного запуска американской экономики. Ведь именно эта добыча позволила вывести из долговой ямы ряд депрессивных штатов в Америке, именно эта добыча в последние годы, а есть точные конкретные цифры, создавала в США прирост новых рабочих мест, то есть позволила Америке справиться с волной кризисной безработицы. То, что у них понизилась безработица, почти нацело объясняется вот этим самым сланцевым нефтегазовым бумом. И, наконец, именно эта добыча позволила резко снизить внутренние цены на нефть и газ, то есть энергетические расходы и промышленности и граждан. И именно эта добыча поддержала финансовый сектор, который активно вкладывал деньги в кредитование сланцевых компаний.

А теперь этот сланцевый, оказавшийся главным фактором нынешнего американского экономического благополучия, оказывается под вопросом. Вот здесь — стоимость сланцевой нефти на основных месторождениях США, самых крупных. Только Марцелус, уникальное месторождение, крупное довольно, оно себя хорошо чувствует при нынешних мировых ценах на нефть. Для всех остальных себестоимость составляет 50 долларов за баррель или больше, и, значит, рентабельная добыча возможна лишь при 60-ти долларов за баррель. Но это касается не только сланцевой нефти, такие же проблемы возникли у множества нефтяных проектов крупнейших компаний, которые разрабатывают сложные месторождения — шельфовые, нефтеносные пески и так далее. То есть, эти компании, включая «Бритиш Петролеум», «Эксон Мобил», «Тоталь» и «КонакоФиллипс», и так далее, уже объявили о резком снижении инвестиционной программы, а также о массовых увольнениях персонала. То есть, бросают месторождения в Арктике, бросают шельфовые месторождения. Не бросаются — замораживаются до лучших времен, десятками тысяч сокращается персонал, выбрасываются на улицу люди, а потом — поди набери квалифицированные кадры, и так далее. То есть, в США уже развернулся этот очень болезненный процесс, который пугает многих, и вокруг этого процесса, разворачиваются нешуточный внутренний политический конфликт.

Дело не только в нефти, дело в безработице, которая, как я уже сказал, и ещё — в гигантской системе кредитных долгов и страховых деривативов, которые сформировались вокруг сланцевого бума. И, естественно, множество банков, которые были вовлечены в эту пирамиду. Есть экспертное мнение, что, если сланцевые компании начнут массово рушиться, то (это — американские эксперты говорят) это будет означать крах кредитно-деривативного пузыря, общим объемом до двух триллионов долларов. В самом сланце это по разным оценкам — от четырехсот до семисот миллиардов долларов, а общий объём пузыря — более двух триллионов долларов. А если это рухнет, то это запустит в Соединенных Штатах крах не менее масштабный, чем крах ипотечных облигаций в 2008-м году, то есть тот крах, с которого начался нынешний глобальный кризис, из которого мир так и не в состоянии до сих пор вылезти.

С.Кургинян: Вот тут то и понадобится война.

Ю.Бялый: Вот, вот. Но войны, как ты точно заметил, хотят не все. Есть те, которые хотят войны, но очень многие не хотят, и упираются. И не только нефтяные компании, упирается финансовый сектор, сильно упирается, всё более упирается, и именно по этим причинам, как мне кажется, цена на нефть установилась на уровне около 50 долларов за баррель, и, видимо, будет стоять до тех пор, пока американские элиты не разберутся между собой насчёт дальнейшей стратегии. Быстро ли, медленно ли разберутся, разберутся ли вообще — это пока вопрос открытый. Но вот, я на этом завершаю.

[аплодисменты]

С.Кургинян: Спасибо. Я сообщу вам какие-то сведения, но прежде всего я просто не могу, когда Юрий Вульфович вот так прокомментировал Гайдаровский знаменитый форум, «величайший форум» нашего времени, я просто не могу вам тоже что-то не прочитать.

Э.Валлерстайн:

(...)

Вечных систем нет. Все системы медленно, но стабильно изменяются, все системы медленно, но верно, по определению теряют равновесие — таковы законы природы. (Вот ничего более глупого, чем позвать Валлерстайна на Гайдаровский форум быть не может — С.К.)

Вечных систем нет, все системы медленно, но стабильно изменяются, все системы медленно, но верно по определению теряют равновесие — таковы законы природы. И текущая система не может долго оставаться неизменной, но при этом практически невозможно предсказать на этой развилке, в каком направлении эта система будет двигаться дальше. И в результате это даёт нам тот хаос, то, что мы сейчас называем хаосом, и это приводит также к огромной политической борьбе, которая сейчас продолжается и еще 20, 30, 40 лет не остановится. Вот это равновесие, равновесие между этими двумя развилками будет меняться, будет идти с наклоном то в одну сторону весов, то в другую сторону, но не будет перевеса в сторону капиталистической системы, потому что капиталистическая система для самих капиталистов уже невыгодна, да и вообще нежелательна с точки зрения более низших классов. Да, пятьсот лет она существовала, но этого недостаточно для того, чтобы она выжила. Тут, понимаете, сами капиталисты сейчас оказались в такой ситуации, когда невозможно накапливать капитал, в результате это приводит к параличу попыток капиталистов и дальше накапливать капитал, поэтому и капиталисты, и низшие классы — все ищут альтернативную государственную систему. А альтернативные системы имеют право на существование, просто мы не можем знать, какую систему мы будем иметь, мы можем только бороться за ту систему, которую мы предпочитаем. Поэтому я хочу сказать...

Некоторые люди считают это радикально-пессимистическим анализом ситуации. Я не считаю это совершенно пессимистичным, потому что — альтернатива какая? Что 50% шансов, что система станет лучше, если её сменить, а 50% — что вы смените её на худшую систему. Жизнь покажет. Я думаю, что я в своей жизни этого не увижу, но другие это увидят и убедятся. Спасибо.

В.Мау: Спасибо, хотя последняя реплика...

(...)

(Позвали чудака, и он сказал, что капиталистическая система завершится. «Последняя реплика — это — нечто»... Это — ужас. — С.К.)

(...)

В.Мау: Большое спасибо. Если можно, я всё-таки хотел бы ещё задать такой фундаментальный вопрос (я не знаю, есть ли на него ответ) Эммануилу Валлерстайну. Всё-таки, к тезису о неизбежной гибели капитализма у меня есть два вопроса. Первый: что такое погибший капитализм? Это что? Что такое некапиталистическая система? Это отсутствие частной собственности, отсутствие денег или просто когда все счастливы?

Скажем, по индексу счастья... Мы знаем, что наибольший индекс у некоторых азиатских и африканских стран, причем далеко не самых богатых. И вторая часть вопроса значимая — всё-таки сроки. При нашей жизни или потом? Переживать или расслабиться? Сроки гибели капитализма — очень важный для нас вопрос.

Э.Валлерстайн (как переведено): Спасибо. Что ж, прежде чем я отвечу на ваш вопрос, я бы хотел прокомментировать то, что сказал Жан-Клод Трише. Я, например, большущий поклонник и всегда был большущим поклонником Европейского союза. Я считаю, что Европейский союз важен (я думаю, мы это понимаем) и он сохранится, я в этом плане его оптимизм разделяю. Но то, о чём я сам мало говорил сегодня, хочу немножко развить. Я говорил о геополитической нестабильности, которая была частью процесса колебания цен и курсов. Это не означает, что ни у кого нет достаточной политической мощи, просто мы сейчас имеем мультиполярный мир, в котором 10–14 стран достаточно сильны, для того чтобы манипулировать мировой политикой, но их слишком много, этих сильных держав, для того чтобы кто-то стал единственным победителем. И сейчас посмотрите на отношения США и России, посмотрите, какие альянсы сейчас, как они меняются. Западная Европа и Россия, например, очень долго сближались друг с другом, а потом они оказались в противоположных лагерях.

Посмотрите: Россия и Индия, Россия и Китай, Россия и США... Мы долго говорим об этих союзах. Или, например, взять Китай и Европу, США и Европу и Южную Америку. Вы видите, что эти отношения нестабильны, недолговечны, и это ещё одна, дополнительная проблема данной системы. Мой друг из «Кока-Колы» сказал, что принцип простой: продавай больше, производи больше. Он, конечно, очень впечатляюще выступает, потому что он прекрасный продажник, он знает, что нужно сделать, чтобы хорошо продавать. Но если нет эффективного спроса, то кому вы будете продавать? Вы задали мне вопрос, на который у меня ответа так и нет. Я хочу сказать, мы не знаем, как бы выглядел некапиталистический мир. Всё, что мы можем на данный момент сказать: мы идем в направлении системы, которая сохранит определенные крупнейшие недостатки капитализма, например иерархию, эксплуатацию и однозначно поляризацию мира. На самом деле это всё может достигаться не только через рынок. Есть и другие способы, хуже. Вопрос в том, можем ли мы всё-таки пойти в направлении системы, которая была бы относительно демократичной и относительно многополярной. Мы не знаем, как выглядели бы институты той или иной системы. Вы спрашиваете, когда это произойдет. Я считаю, что у нас структурный кризис уже минимум 40 лет идет и еще 20–40 лет он будет продолжаться.

(...)

В.Мау: Большое спасибо!

— VI Гайдаровский форум/Выступление профессора Йельского университета

Эммануила Валлерстайна

Ну, вот, я считаю, что то, что он говорит... Ну вы-то слышали — что он говорит?

Из зала: [разные голоса]

— Да, да...

С.Кургинян:

— Ну, то есть, что речь идет о фашизме.

[зачитывает]

«Концлагерь „Аушвиц-Биркенау“ в Освенциме освободили украинцы. С таким утверждением выступил в эфире Польского радио глава МИД Польши Гжегож Схетина, отвечая на вопрос о приглашении президента России Владимира Путина на 70-ю годовщину освобождения лагеря Красной Армией 27 января 1945 года.

„Первый украинский фронт и украинцы освобождали (лагерь). Так как в тот январский день там были украинские солдаты, то они и открывали ворота лагеря“, — сказал он».

— ВАРШАВА, 21 января. /Корр. ТАСС Ирина Полина/

Дальше начались возмущения и прочее, но эти возмущения еще — ничто. А вот есть такой Иван Преображенский, который говорит:

«Владимир Путин своей политикой в отношении Украины добился того, что Европа отказывает Москве в символическом праве быть преемницей победителей нацистского режима».

— Статья Ивана Преображенского в Иносми «Кремль утратил символическое право быть преемником победителей нацизма („Deutsche Welle“, Германия)»

Во-первых, Европа начала отказывать в этом Москве задолго до «украинской политики», и мы все это видели. А во-вторых, — как можно отказать или не отказать в чём-то? «В символическом праве быть преемницей». То есть, это можно отказать так, что сказать, что «поскольку это был Украинский фронт, то это были — украинцы»?! То есть, до какого уровня вскипания безумия и вопиющего такого гибрида хамства и дикости в этом можно дойти?

Теперь, по поводу Эбдо.

«ПАРИЖ, 12 янв — РИА Новости. Более 50 антимусульманских актов произошло во Франции после теракта в редакции сатирического еженедельника Charlie Hebdo».

— Материал РИА Новости

«Более 50 антимусульманских актов произошло во Франции после теракта»

с ссылкой на Франс Пресс

«Более 200 инцидентов с участием школьников, которые открыто высказывались в поддержку радикальных исламистов, произошли во французских школах и лицеях в последние десять дней. Об этом сообщила министр образования Франции Наджат Валло-Белькасем. Она отвечала в Национальном собрании на вопросы депутатов».

— ПАРИЖ, 14 января. /Корр. ТАСС Михaил Тимофеев/

«Около 100 тысяч человек приняли участие в марше протеста против антиисламского движения».

— Сообщает РИА Новости

И так далее. Я хочу сказать, что обратный процесс идет, и идет полным ходом.

Ю.Латынина:

«(...) Отказался, как ни странно, от своих традиций и ислам. В течение двух третей XX века мусульмане никого за свободу слова не взрывали, а наоборот, лучшие их лидеры, такие как Кемаль Ататюрк, или Мухаммед Закир-шах, или Реза Пехлева, внедряли в своих странах западные стандарты. Только после того, как Запад предал себя сам и заявил, что все относительно и мультикультурно, ататюрков и закир-шахов сменили бен ладены и братья куаши. В этом смысле в современном мире нет никакого сильного исламизма. Есть слабый Запад».

— Источник: Свободная ЗонаСтатья Юлии Латыниной «Доуточнялись до изумления» в «Новой газете»

Извините, но при чем тут «слабый Запад»? «Запад предал себя» и заявил, что «мультикультурально».

Запад уничтожил всё, что связано с режимом Ататюрка. Запад уничтожил Асада, как прямое выражение... Все «оранжевые» революции, вся «арабская весна» — это уничтожение всех кемалей ататюрков, пехлеви и всех прочих. Потому что ровно такими же были Муамар Каддафи, Асад, Мубарак и, прошу прощения, Саддам Хусейн. Это всё — выражение одной и той же тенденции: Запад агрессивно стал свергать абсолютно непоколебимый тип ислама, связанный с Кемалем Ататюрком, Мухаммедом Захир-шахом. Не после того, (сумашествию-то есть предел или нет?) когда Запад стал мультикультурален и не стал особо их уважать, а после того, как запад стал их свергать. Они полетели. Значит Запад не свергал Мубарака? Он не свергал Каддафи? Он не свергал Саддама Хусейна? Он всех их подряд свергал, и тогда он помогал свержению Резы Пехлеви. И всюду, где только можно. Турцию не приняли в Евросоюз и никуда — возник Абакан. Всюду, где только можно, Запад УНИ-ЧТО-ЖА-ЕТ всё, что связано с тем, что она говорит про нормальный ислам. Хотя у меня тут есть вполне отличия от того, как она его определяет, и дело не в «западности» этого ислама.

Ислам — это загадочнейшая религия, потому что в XII-м, XI-м и, да и уж даже по-моему, в XIII-м веке ислам был выше Европы. Кто сломал его в XV-XVI? Что это за слом, откуда он возник? Кто потом ломал, в 19-м веке и так далее, все собственно исламские нормальные, восходящие движения? Это же всё непрерывно делается так, чтобы сконструированный радикализм побеждал. И там это был лорд Кромер, и я много об этом говорил. «Братья-мусульмане» — первое финансирование, первая мечеть «братьев-мусульман» в Египте было — лорда Кромера, вся Ост-Индийская компания и всё, что с ней связано. И всё время есть субъект на Западе, который ломает все нормальные исламские формы и выдвигает этот конструкт. А теперь, когда он говорит либо Шарли Эбдо либо исламизм, он говорит: ислам, иди к исламизму, ты же не пойдешь к Шарли Эбдо? Сейчас твои идиоты придут туда, они себя дискредитируют, после этого останется один бен Ладен. Значит он опять конструирует всё, Запад вокруг бен Ладена. И вопрос не в мультикультуральности, а вопрос в том, что физически, бомбами, бомбардировками уничтожается весь нормальный ислам в пользу радикального конструкта, который был сделан Западом. И это не теория заговора, это теперь очевиднейший факт нашего времени.

Радзиховский:

(...)

«Они пытаются силой и страхом навязать европейское мировоззрение, например, цензуру в СМИ и даже простое возражение, что же вы в чужой монастырь со своим уставом лезете. Они могли бы возразить: да в чужой, но Запад куда больше к нам лезет. Но нет, речь идет не о знаменитых бомбёжках Ливии и войне в Ираке, кстати, в войнах между исламистами гибнет людей в сотни раз больше, чем при столкновении с Западом. (Посмотрите, как вертится, да? — С.К.) Запад вольно или невольно постоянно осуществляет глобальную экспансию на Ближний Восток — технологическую, культурную, социальную, и ответить на это ничем, кроме грубого насилия, исламисты не могут».

— Статья «Самоидентификация» Леонида Радзиховского в RG.RU/Власть/ 12.01.2015

Извините, весь вопрос Запада — обеспечить неразвитие ислама. Уже 600 лет Запад занят неразвитием ислама, поддержкой всего, что против развития, войной с развитием в исламском мире. Войной со всеми лидерами, которые существуют; это мощнейший процесс, и я бы хотел чтобы в этом зале вы ощутили чем конспирология отличается от очевидности. Ведь это же очевидным образом так. Ведь нельзя же на это не посмотреть этими глазами после всего, что произошло в этих «арабских вёснах». Везде они ломали развитие, везде — в Ливии, в Египте, везде. Вот это авторитарное, полугнилое, но развитие, они ломали везде. И это они выдвигают вперед радикальных исламистов. Они всё время. Ради того, чтобы сломать это развитие. Теперь разговор идёт о том, что Запад осуществляет экспансию развития — технологическую, культурную туда. Где он её осуществляет? Это при Каддафи шла экспансия развития, а теперь там будет идти экспансия паранджи.

Вот насколько запутались наши, притворяющиеся умниками специфические товарищи из ультра-либерального лагеря.

Среди нас, товарищи, есть такие товарищи, которые нам, товарищи, совсем не товарищи, товарищи!

Так вот, дальше я несколько слов скажу о цифрах, вот что они говорят.

По данным Мин Обороны Украины — 917 погибших, 3 тысячи раненых.

По данным следственного комитета — 4800 погибших, 10000 раненых.

По данным управления Верховного комиссариата ООН — 4700 погибших, 10000 раненых.

По данным Всемирной организации здравоохранения — 4800 погибших, 10000 раненых.

И больше 1800 БМП, БТР и танков мобилизованных, сколько-то там бомбардировщиков, вертолетов, не важно.

Вот я хочу сказать, что рискуя представить данные, которые, как бы, отличаются от этих, я вам с прискорбием могу сказать, что Украина потеряла уже больше двадцати тысяч, а вовсе не четыре.

Сорос предлагает 50 млрд долларов немедленно в украинскую экономику, чтобы она не рухнула. Верим мы Соросу или нет? Думаю, что стоит верить.

Теперь, анти-майдан. Затеян какой-то «анти-майдан» я его даже сильно комментировать не хочу, хочу обратить ваше внимание, что возникает некий «Анти-майдан» с этим Стариковым и кем-то еще, как будто бы специально для того чтобы не анти-майданом заниматься, а вот какие-то бюрократические галочки ставить.

Россия прекращает сотрудничество с США в сфере ядерной безопасности.

«В середине декабря, в течение двух дней в отеле, выходящим окнами на Красную площадь, проходили закрытые встречи. В результате закрытых встреч краткий 3-х страничный отчёт подписан 16 декабря. Заявлено, что Россия не нуждается в охране её объектов со стороны Запада».

Как я вам уже говорил зимой 2011-2012 уже обсуждался вопрос, что вот наличие этой договорённости о том, что Запад имеет право защищать наши арсеналы, будет использовано в случае нестабильности. То есть, в сущности, Болотная и Сахарова были нужны для того, чтобы высадить две бригады и проконтролировать наши ядерные объекты, что и было началом нашей оккупации. Потому что была юридическая база, и было желание некоторых частей Кремля этим воспользоваться. Знаю это точно. Теперь сообщаю: договор ликвидирован, этой базы нет.

[аплодисменты]

«У „Правого Сектора“ появилась смена, новое молодежное движение громит магазины корпорации Порошенко».

И пусть громит, с моей точки зрения, может быть, я говорю кощунственно, это ультра-националистическое движение, которое обвиняет Порошенко в том, что он недостаточно хорошо воюет на Донбассе. Но я считаю, что, чем больше энтропии в украинской системе, тем это позитивнее. А она обязательно будет.

«Их Сталинград», Пионтковский.

«...захват донецкого аэропорта боевиками стал, благодаря Путину, пропагандистским товаром, которому можно предавать...». («Нет, не может быть, они не должны захватить» — то есть он говорит, что захват аэропорта — это наш Сталинград. — С.К.)

Ну так — ты сказал. Сталинград состоялся. Я никаких параллелей не провожу, это не я. Я таких параллелей с великими боями Великой Отечественной Войны проводить не могу. Ну, Сталинград, так Сталинград, Паулюс — Порошенко. Гитлер разбит под Сталинградом, словами господина Пионтковского. Поздравим господина Пионтковского. Так сказать, Ганопольский ужасается погрому среди ясного неба, которым является Стариковское движение. Пусть не ужасается, пусть успокоится, ничего не будет.

Теперь несколько слов о том, что именно Обама реально сказал. Есть очень большое выступление Обамы, внутри которого есть вот этот вот кусочек. Маленький кусочек, в котором он говорит, что русские порваны, и побыстрее убегает в сторону.

«...Во-вторых, мы демонстрируем силу американского влияния и дипломатии, принцип: большие страны не должны запугивать маленькие. (Особенно Америка не должна запугивать Ливию — С.К.).

...Мы противостоим российской агрессии, поддерживаем демократию на Украине и даём гарантии союзникам по НАТО. В прошлом проводили с союзниками тяжёлую работу по внедрению санкций. Кто-то заявлял, что путинская агрессия — это виртуозная демонстрация стратегии силы (кто-то — это республиканцы — С.К.). Ну, что ж, Америка сильна, действует заодно с союзниками, а Россия в изоляции, экономика разорвана в клочья».

— Выступление президента Барака Обамы ("The White House«,США) Подготовленный текст послания Конгрессу «О положении в стране»

Больше он ничего не говорит.

Теперь вот то, что нам сказал Юрий Вульфович, и что касается того, в каком всё находится положении. Конечно, понимаете, положение в целом очень тяжелое. Главная его тяжесть, с моей-то точки зрения, состоит в том, что мы впервые опять, за столетия, объединили Запад против себя. И я не убежден, что такие сильные для нас союзники — Китай, Индия и всё остальное. Не очень мне в это верится. Запад последний раз выступал против нас объединенной силой — это Крымская война.

С тех пор мы так или иначе всё-таки его делили. Либо это была война Первая Мировая, в которой мы были вместе с Англией, Францией, Соединёнными Штатами, как бы — Антанта. Либо это была Вторая Мировая, где мы, опять-таки, были фактически с Англией и Америкой, и так далее вместе.

Вот такое единство очень гнилого, дохлого, капризного, ничего не желающего делать Запада перед лицом того, что он хочет любой ценой надавить на Россию, очень опасно, потому что Россия просто слаба. Она вот находится в том положении, в котором она не находилась никогда. И вот я еще раз, здесь, в конце, хочу ваше обратить внимание на то, что, в сущности, произошло. Я уже говорил об этом, и сейчас этим хочу закончить, потому что это мне представляется принципиально важным.

С далеких времён, с андроповских, было сказано, что мы идем на Запад, мы идем к слиянию с западной цивилизацией. Значит, мы НЕ шли на Запад ни долгое время сталинизма, с добавками хрущевских вещей и то — «разрядка» и «мирное существование». При Коминтерне мы, естественно, хотели войти туда любой ценой. И вот на этом вот всём участке более или менее мы входили. Вот это был советский кусок периода, советский период вхождения в западную цивилизацию (ВЗЦ). А потом пошел открытый постсоветский период ВЗЦ, потому что мы рвемся на Запад.

Только так, всё остальное считайте производным. Сбрасывание окраин: Закавказья, Средней Азии, всё что угодно — всё под это, всё в эту копилку. Про всё говорилось просто — мы всё равно остаёмся самой большой страной европейского мира, у нас ядерное оружие, как только мы объединяемся с Европой, американцы выкатятся оттуда. Это помощник Коля говорил в 1992 году, в конце 1992 года. Мы вышвырнем их, вышвырнем, как только это воссоединение произойдет. А советник Буша говорил: может быть, они и попробуют это сделать, но будет ядерная война в Европе. То есть, цена вопроса была огромна. И совершенно ясно, что и большевики хотели некоего объединения, потому что никто не думал, что будет такой надрыв как пятилетки индустриализации. Все хотели, чтобы рабочий класс Запада помог нам своей индустрией, а мы помогли ему своим хлебушком и на льготных возможностях при поддержке России. И потом вдруг они понимают, социализм в одной стране, они понимают, что им вот так надо все гайки завертеть, что это тоталитарное государство, что это выжимание досуха всего, что есть у людей и это вот такой титанический труд на построение вот этой индустрии.

Короче говоря, всё это так рвалось-рвалось сюда, и непрерывно «вот вы не понимаете гениальность нашего плана. Вот вы, наверное, хотите Советский Союз, понятно у вас фамилия с окончанием на -ян, вам хочется больше политически порезвиться». Я говорю: «Господи, да мне ничего не хочется, просто никакого объединения не будет». «Нет, вы не понимаете, всё уже решено, всё схвачено» и так далее. Понадобилось, в 2005, двадцать пять лет, чтобы очень высокое должностное лицо сказало: — «Европа не суверенна». Двадцать пять лет!

«Да что вы, да что вы такое говорите? Да какой, да этого не может быть! Да все войдут».

В 2005-м сюда приехали представители элиты и сказали, что вхождение России в Европу может быть только по частям. 2006-й — шли какие-то переговоры. К концу 2006-го было объявлено, что это всё окончательно.

Отделение Северного Кавказа должно было начать это «по частям». Дальше Кавказский кризис. Да, и в этот момент элита раскололась, вот та элита, которая с моей точки зрения, и я описал это в книге, которая вот-вот выйдет — это «Красная весна», больше соотносится не с адроповско-цвигуновской частью ГБ, а вот наоборот, с цинёвской частью, с военной контрразведкой и всеми этими группами, вот эта элита и скажем «консервативная» и в этом смысле путинская, она сказала «Нет! Вхождения по частям не будет». Элита пятого управления, всё, что обычно ассоциируется с Цвигуном, Бобковым, Андроповым собственно, сказала «Да!».

И ровно тогда начались выступления Ракитова о том, что страна должна быть маленькая с уютными сортирами, что главное в стране — это хороший сортир. Тогда же начался разговор нацдемов о том, что стран должно быть много, русскому народу это выгодно. И тогда же Стругацкий сказал: «мы ещё победим, демократия в России будет, но сначала должна быть проиграна Россией какая-то война». Типа Хонти-Пандея. Было совершенно ясно, что это не может быть война с Грузией, потому что Грузия мала. Что это не может быть война со Средней Азией, потому что Средняя Азия не полезет сейчас. Это была только Украина. Война на Украине уже была задана в этой матрице.

Дальше — кавказский кризис, кавказский кризис 2008 года и если бы план Медведева-Саркози был реализован, то военные части Запада были бы уже на Кавказе. Отделение бы началось. Лихорадочное и абсолютно неожиданное для Запада наше признание Абхазии и Южной Осетии, которое не планировалось никаким планом Медведева-Саркози, означало, что мы перешли Рубикон и что вот эта группа — переходит от слова «Нет» к действиям.

Всё та же самая «мюнхенская» речь, всё это одно и то же. Значит, дальше начался мировой кризис, который дал нам паузу. А затем началась украинская эпопея. Хонти и Пандея схлестнулись друг с другом. Есть кривая вот этого вопроса, и вот эта цифра 2005, этот «дедлайн», было сказано в этот момент: «целиком не войдете».

Весь план Андропова тем самым был сокрушён. Попытки признания, план «Звезда», назовите его как угодно — «Даешь Европу». Попытки, в этот момент, сказать, что, давайте хоть по частям, а потом как-нибудь обдурим голову и соединимся, это всё — уже был жалкий лепет. Но реально мы ехали-ехали-ехали сюда, и каждая единица машины, которую мы создали для этой езды, она же вот эта — гайдаровская и прочая экономика, она ехала такая «бибика». Она же живая! В ней...

Каждая машина, вы едете на таком большом-большом звере и у него одна лапа такая, другая такая, а спина у него такая, а хвостик такой. И всё сделано для вхождения в мировую цивилизацию, то есть, Запад. Было отменено и отменено навсегда, как казалось, главное, что является, собственно говоря, параметром суверенитета: способность создавать законодательство и стратегии, исходя из своей собственной сущности. Что такое вся машина законодательства вот в этой «бибике» или этой черепахе, на которой ехали, на этом звере? Это берётся западный закон, переводится на русский язык и этим концептуально-стратегическая работа завершается. Всё! Понимаете?

И это только кажется, что так легко вместо этого взять и начать писать законы, исходя из самих себя. А какая нам нужна семья? И никто не знает этого. Это же можно зайти куда угодно, можно и «домостроевскую» написать семью, а можно ещё какую-нибудь. А можно, так сказать, ещё дальше откатиться в прошлое. Если в Советском Союзе нам была нужна советская семья, то что такое «русская семья» вообще не понятно сегодня.

Реально позитивных законов, по образованию, по всему, не пишет никто. В лучшем случае, тоскуя по Советскому Союзу, потому что там суверенитета было больше, а о Российской Империи вспоминать уже поздно, то — уже ушло. Там нет никаких даже воспоминаний что делать, поэтому все вспоминают только советское. И мы доиграемся рано или поздно, или мы добьемся, что уже 100% населения будет говорить только о советском. Но это же ничего не будет значить по существу, потому что это просто будет диффузная тяга по чему-то такому вот из прошлого.

Мы не знаем, как самостоятельно жить, мы не знаем, куда идти — все ориентиры потеряны. Потеряна интеллектуальная группа, которая способна прокладывать в будущее какие-то дороги, потому что она была не нужна. Было сказано раз и навсегда, раз мы входим туда, пусть их интеллектуальные группы думают о будущем, а не мы. Наконец-то мы можем освободиться от необходимости стратегически моделировать будущее для человечества. Это — их проблема!

Для того чтобы даже собравшиеся здесь люди или тысячи людей собравшиеся вокруг «Сути времени» превратились в стратегически моделирующую группу, нужно поднять образовательный уровень раз в пятьдесят! Потому, что занимались этим, как и подобает любой стране мира — 30-40-50, максимум 100 человек в Советском Союзе. И практически все эти сто человек предали. Все!

Мамардашвили не предал? Библер не предал? Баткин не предал? Что, перечислять дальше? Все!

Но главное-то заключается в том, что рядом с этой группой находились институты, они воспроизводились, приходила молодежь. Было время для того, чтобы создавать все эти Чегетские или какие-нибудь ещё форумы, чтобы это там всё время перетирать эту абстрактную, философскую, мутную субстанцию, из которой, в конечном итоге, и создаётся способность самим что-то писать, любые законы. Теперь это всё потеряно. Легче новый самолет сделать, чем это. А те, кто остались от этого прошлого, я же помню, я выступал на какой-то программе телевидения, мне звонил один из таких товарищей и говорил: «Спасибо тебе, спасибо! За то, что ты всё сказал, всё про это сказал, всё сказал!». Я говорю: «Ну, ты выступи, сам скажи!» Он говорит: «Нет, извини, пожалуйста, но я работаю в корпорации Чубайса, зачем это я буду говорить?»

А да, ещё раньше же это было. Был такой Побиск Григорьевич Кузнецов, кто-то его помнит, может, из старшего поколения. Значит, он очень бурно отреагировал на мою книгу «Постперестройка», обнялся, всё. И звонил своему другу и говорил, слушай, мы же эти партийные хлеба ели, нам все возможности предоставляли, мы должны были написать эту книгу «Постперестройка», а не Кургинян! Написал Кургинян, ну давай мы хоть его поддержим? На что было отвечено: Кургиняна сейчас раздавит машина, антикоммунистического переворота, а я хочу и дальше писать свои книги. Позже я увидел эту книгу, оно состоит из, как бы, хитросплетений булевой алгебры, в которой нет никакой мысли вообще. Я, слава богу, могу читать булеву алгебру и понимать, когда её пишут для того, чтобы пижонить, а когда для того, чтобы выразить содержание. Значит это всё — ушло. Теперь посреди этого ушедшего...

Я всё время воспроизвожу некоторые анекдоты, потому что мне кажется, что они очень ярко характеризуют действительность, гораздо ярче, чем любые теории, и считаю анекдоты моделями. Значит, есть такой советского времени анекдот, о том, как китайский комментатор описывает ситуацию на чемпионате мира по конькам:

На лъод выхотит амеликанска спортсмена. Лёд осень пляхой. Амеликанска спортсмена пробуёт лёд ногой и говорит не может ходить. И уходит со лъда.

На лъод выхотит европейска спортсмена. Лёд осень пляхой. Европейка пробует льод, чуть-чуть пробуёт бежать — сходит с дистанции.

На лъод выхотит советска спортсмена. Пробует льёд ногой — льёд совсем пляхой, советска спортсмена говорит волшебное слово «хуньсим» и выигливает дистанцию.

Так вот.

Значит, мы ехали сюда. Ехали сюда, «советска спортсмена» сказала волшебное слово «хуньсим», нажала на газ, крутанула баранку, и мы поехали вот сюда. Как машина не завалилась — понять нельзя. И мы едем. Поскольку ехать некуда, то едем мы вот так.

Есть две динамические системы, которые имеют устойчивость как следствие своей динамики. Знаете их, да? Все знают одну, что это велосипед, двухколёсный велосипед. Пока ты вертишь педали — он едет. О второй никто не говорит. Вторая — волчок, он крутится и за счет этого устойчив. А есть ещё третья система, которая называется «кубарь». Знаете игрушку «кубарь»? Это волчок, который раскручивают, а потом веревкой, кнутом вот так делают, он в эту сторону, в эту сторону, в эту сторону [показывает на рисунки различные направления]. Значит, сейчас эта система — вот так вот вертится.

Вот все эти выступления Примакова, там всё остальное... Все говорят: «Ну, давайте, Сванидзе, станем Шарли Эбдо и опять пойдем — сюда». Но поскольку и тут-то крутанули, потому что ясно, что пути нет. И поскольку пути по-прежнему нет, то повернуть машину сюда невозможно. И это не вопрос ДНР и ЛНР, это вопрос Крыма. А вопрос Крыма, помимо прочего — это вопрос политического лидера страны, а вопрос политического лидера страны — это вопрос политической системы. А демонтаж политической системы — это глобальная нестабильность, внутри. А глобальная нестабильность — это распад, поэтому, как только начнется разговор о том, что вы сюда вот повернули, то будет ясно, что при этом повороте тут образуется какая-нибудь рыхлая конфедерация непонятного образца. И недолго она просуществует. Значит, поворота этого быть не может, но и вращения быть не может. А самое главное — что машина-то осталась прежней. Вот господин Греф, являясь руководителем Сбербанка, публично говорит, что будет происходить при цене ниже 45 <долларов за баррель>. А он имеет право это говорить? Он же не эксперт, он — руководитель крупнейшего банка, он что говорит? Он говорит — в наших банках будут кризисы. А когда обществу говорят, что у банков будут кризисы, что возникает? Кризисы. Так что он делает?

Ю.В. Бялый: Самосбывающийся прогноз.

С.Е. Кургинян: Ну, это естественное свойство. Если завтра Рокфеллер выступит и скажет, что Chase Manhatten и все остальные ждет неминуемый крах, все побегут в Chase Manhatten и будет крах. Значит это вот у сороконожки 35-я нога. А здесь есть — какая-нибудь эта нога, и эта нога, и эта нога [дорисовывает «машину»]. Она же вся не может сюда ползти.

Значит, процесс делится на фазы. Первая фаза, как вы помните мое выступление, может быть, здесь сидящие многие помнят — 15 марта я говорил: «Элита считает, что холодной войны не будет, а я предупреждаю что будет». Помните, да? Значит, говорилось что «холодной войны не будет», «возьмем Крым, а холодной войны не будет». Теперь второе — холодная война есть, но она обратима. Третья наступит в апреле, будет сказано: холодная война есть, и она необратима, но будем работать с этой же «сороконожкой», с этой системой. Где-нибудь к августу-сентябрю будет сказано: этой системой нельзя работать, и у какой-нибудь «сороконожки» там оторвут одну лапу, она завоет, потом другую лапу. И вообще прекратит ползти. Но это не будет означать, что кто-то пересел на какое-то другое существо.

И честно говоря, готового существа, на которое можно пересесть, вообще нет. Его нет, вот что важно-то. И никто не занят тем, чтобы его лихорадочно делать! А это, между прочим, операция кошмарного масштаба. И, в конечном итоге, надо определить — куда мы идем.

Мы идем в нацизм? Я сейчас скажу какую-то страшную вещь. Если бы Гитлер жил в многонациональной стране и хотел всего того, что он хочет, он бы никогда не сконструировал нацизм, понимаете. Потому что нацизм сконструирован... Вопрос не в том, я его ненавижу, все это знают, я говорю сейчас — по ту сторону чувств. Нацизм сконструирован для мононациональной страны с небольшим привеском враждебного населения — евреев. Для этой системы — нацизм может быть сконструирован, для многонациональной страны — он вообще работать не может. Гитлер не трогал славян в пределах его же элиты. Кто такой фон Белов — это Белов или это фон Белов, мы не знаем, темна вода. Просто уже давно смешались эти элиты и расковыривать он их не хотел, и между Баварией и Пруссией разборки устраиваить он не хотел. У него была мононациональная страна, спаянная Бисмарком, он хапнул Австрию, объявил её единым целым, присоединил какие-то ещё области. Всё! Здесь — заведомо многонациональная империя, какой нацизм? Ну, какой нацизм?! Значит, это направление запрещено.

Теперь говорится «халифат», Чингиз-хан. Ну, товарищи, халифат — это же не пустыня. Ведь верблюдов не хватит, на чём, на медведях будут ездить? Кто хочет на этих холодных просторах делать какой-то халифат, какой халифат, какой Чингиз-хан? Тюрок здесь процентов 20%, что они здесь будут делать? Они террор по отношению к славянскому населению будут устраивать? Что это всё за бред?

Не говоря уже о том, что говорил и повторяю: для чего было сделано «евразийство» натурально? Не люблю его, считаю искусственной конструкцией. Для чего — как постсоветский вариант ухода от Запада. Ухода от Запада! Запад — это зло. Уходим, поворачиваемся к тюркам, на Восток, идем к ним и с ними дружим, правильно?

Теперь возникает какая то идея, что мы будем со всем «Черным интернационалом» дружить, и с Марин Ле Пен будем дружить. Какое это — евразийство? Почему оно «нео»? Потому что оно теперь говорит о том, что все консервативные элиты Запада — наши друзья. Ну, так причем тут «евразийство»? «Евразийство» имеет одну основу — лютую антизападность. Запад — чума, открещиваемся. Значит это всё тоже бред.

Куда идем? В Российскую Империю? в каком смысле? Ну, в каком? 21-й век, она же ведь почему-то развалилась. Ислам никогда не примет тех условий, которые были в Российской Империи. Коммунисты построили очень выгодную конструкцию — сверху что-то, оно по сути русское, по форме интернациональное.

Союз нерушимый республик свободных

Сплотила на веки великая Русь

Что это такое? Русское по сути, интернациональное по форме. Здесь находятся конфессии и всё, что угодно, ещё, и дальше эти конфессии могут как угодно «играть», оставаясь при этом синтегрированными. Как только они выпирают вперед — возникает межконфессиональный конфликт и вы имеете всё «удовольствие», связанное с конфликтом цивилизаций. Кто-нибудь сейчас готов строить тут русскую цивилизацию? Вот при тех параметрах общества, которые есть, прямо с чистого листа? Но это же невозможно, об этом можно сколько угодно говорить, но это же нельзя построить. Цивилизация определяется типом религии, значит это — православная цивилизация. А с исламом что делать?

Конфликт цивилизаций, да? Значит, не только на Кавказе, где открывается цивилизационный шов, а еще и в Татарстане, ну и конец. Значит единственно, куда это всё может идти, это, так или иначе, в модифицированную советскую сторону. И вопрос сейчас определяется тем — как модифицируется советская сторона? Как?!

Первое что надо признать, как давно говорил, что глубочайшее заблуждение Советского Союза и коммунистов заключалось в войне с религией.

Всё. Зафиксировали, покаялись, сказали — глубочайшая ошибка, всё прочее. Начали строить синтез в духе «Теологии освобождения», в духе чего угодно межрелигиозного, выдвинули другую концепцию.

Дальше — сказали, что нам на сегодняшний день абсолютно не нужно это тотальное огосударствление, мы хотим огосударствить назад экспортные отрасли, и на эти деньги кормить армию, бюрократию, образование, медицину и ту часть населения, которая в этом замкнута, то есть ядро. Ради бога, вы хотите ваших ресторанчиков, вы хотите ваших строительных фирм, вы хотите чего угодно ещё — сколько хотите. Мы снимем часть налогов.

Отдайте нам это ядро, и мы десять лет будем возиться с этим ядром. За десять лет, если установятся отношения, вы проявите лояльность и процессы мировые будут одним образом идти, мы оставим эту периферию — будет Китай, в улучшенном варианте. Если нет, мы поведем себя жёстче, это уже будет зависеть от мировых процессов. Зачем это предопределять сейчас?

«Только невидимая рука расставляет приоритеты» — это ложь. В сложных нелинейных моделях, которые существуют, саморегулирование не происходит. А все эти паутинообразные модели, которые сейчас существуют, исключают этот принцип саморегулирующего существования. Значит, нам нужно восстановить для этого ядра соответствующие директивно-планирующие системы. Кто хочет — находится в госсекторе и работает по его законам, кто хочет — работает в частном секторе и по его законам. Надо вернуть эту многоукладность.

Экономически понятно. Культурно и ценностно — опять-таки понятно, что никогда мы не будем противопоставлять досоветский период советскому. Никогда мы не будем заниматься оголтелой апологетикой какого-нибудь из этих периодов. Мы везде будем видеть великое, мы будем переживать везде трагичное, мы будем понимать это трагичное, и у нас возникнет вот эта священная история.

И наконец, последнее — стратегическое, заключается в том, что Россия сейчас должна впервые сказать, что Запад рухнул как субъект развития, что он не может указывать цели человечеству, что он претерпел колоссальную пост-модернисткую мутацию, которая фактически превращает его в источник, так сказать, анти-развития и анти-человечности и дегуманизации. Поэтому Россия как альтернативный Запад берет на себя вопрос о целеполагании на уровне мирового развития, и берет на себя в мировой симфонии главную роль. В том, что и есть ее «ноу-хау» — целостность.

А, значит — вообще другой тип развития. Тип развития через конфликт всех против всех отменён, мы не можем дальше идти этим путём, мы не можем считать дальше, что человек есть константа, а техника вне зависимости от человека растёт вперёд, потому, что это чревато мировой катастрофой. Значит, мы должны создать человеко-доминированное развитие. Развитие, в основе которого лежит колоссальная трансформация человека. И мы определяем здесь свое прошлое коммунистическое как раскрепощение и пробуждение высших творческих способностей в каждом человеке. Что есть — восхождение для религиозного человека. Всё!

Мы больше ничего оттуда не берем, нам этого достаточно. И здесь — наши собственные ориентиры, здесь — наша симфония, здесь — наша соборность и все остальное. И мы предлагаем человечеству этот путь, не хочет — пожалуйста, мы сами идем, с теми, кто хочет.

Как только эта машина куда-то двинется, и ничего тут не надо, заливать улицы кровью, менять всё шиворот-навыворот. Как только эта машина куда-то двинется, само это движение дальше будет подсказывать все коррективы. Нам нужно высокоточное оружие, потому что через десять лет всё наше ядерное оружие ничего не будет стоить. В условиях отсутствия высокоточного оружия нас уничтожат раньше, чем мы пыркнемся с нашими стратегическими ракетами. Нам нужны соответствующие приоритеты, потому что мы не можем дальше полагаться таким образом, так сказать, на экстенсивный путь, каким полагались. У нас просто нет населения для того, чтобы опять пахать на женщинах или на коровах, распахивать всю заросшую землю. Нам нужны постиндустриальные аграрные технологии, нам нужны постиндустриальные технологии вообще. Нам нужно научиться малым количеством людей осваивать большие территории. Мало ли у нас проблем в XXI-м веке? Мы каждую из них будем решать сами. У нас будет мощный госсектор, у нас будет вот такая поселенческая, общинная супер-продвинутая вперед система, в которой будут жить те люди, которые хотят делать постиндустриальное завтра.

У нас будет рыночный арьергард, и мы будем двигаться как единое целое с этим рыночным арьергардом, с основным телом государственным и с этим пост-индустриальным общинным телом.

Я хочу сказать одно — что вот этот «волчок» не может длиться больше, чем еще шесть месяцев. Либо его поволокут назад и здесь будет полный конец, либо он начнет разваливаться здесь, либо он дернется в направлении, которое не просто не отвечает нашим ценностям, да бог бы с ним, а в таком направлении, в каком немедленно всё взорвется, в считанные месяцы. В считанные месяцы.

Что мы в принципе имеем сейчас в качестве основополагающей политической ситуации в стране? Мы имеем, как и имели — элиту, которая на 95% мощнейше является антисоветской, и население, которое на 95% становится диффузно-советским. Неосоветским, протосоветским, парасоветским... Но советским! Любой выбранный процесс означает, что это — нельзя не учитывать и не ставить во главу угла. Всё! Это состоялось, ресоветизация произошла!

В значительной степени мы помогали ей в передачах «Суд времени» и «Исторический процесс», но она состоялась даже чуть раньше совокупными усилиями очень многих людей, окончательно она оформилась на этих телевизионных передачах, когда всё стало понятно. Мы имеем ресоветизированную страну с точки зрения общества. Значит либо — диктатура какого-то меньшинства над этим ресоветизированным большинством, но тогда эта диктатура не может существовать в условиях, когда еще у нас анти-Запад. Тогда это должна быть диктатура прозападная. Она может быть «белой» или какой угодно, но анти-западной она не может быть. Либо — неосоветская демократия, на основе которой будет... И неосоветская мобилизация.

И на всё это отведено времени вот уже не три года, как я говорил, а шесть месяцев. В противном случае произойдет самое тяжелое из того, что есть, а самое тяжелое из того, что есть — это не доллары и ничто, это вот это вот кружение, этот кубарь. И попытка, что дальше можно на этой сороконожке ехать прямо в противоположном направлении. Нельзя!

Что произошло с Лесиным? Одним из крупных чиновников и операторов телевизионного рынка. Он сам ушёл. И это одна из первых ножек у сороконожки, которая отвалилась, и пошла свои путем — назад туда. Потом будут отваливаться другие ножки и части тела, и окажется, что сороконожка недвижима. И всё.

Значит надо быстро сооружать то, на что можно сесть.

Вся инициатива находится в руках у власти, и вопрос сейчас не в том, чтобы ставить какие-то условия, что-то диктовать. Вопрос такой, в стратегической спокойной паузе. И в том, чтобы на уровне этой паузы осознать невероятное неблагополучие ситуации, невероятную опасность того, что весь это Запад вместе, как бы он не был разложен, капризен, изнежен, он как поздний Рим собрался против нас, и что мы при этом находимся вот в этом вот кубаре. То есть, в состоянии фактической стратегической неопределенности, и эта неопределенность страшнее, чем что бы то ни было. Определиться быстрее, определится разумно и определиться понимая, что все направления альтернативного движения из этой точки бифуркации — они являются тупиковыми. Это надо убеждать спокойно, корректно, разоблачая подозрения в том, что наш ценностный выбор, что это нам так нравится, поэтому мы эту модель рисуем. Это не потому, что нам так нравится, это потому, что так состоялось, это потому, что фактически 95 процентов населения вот-вот будут ре-советизированы. Это потому, что никто ни о чём не говорит, кроме как в иных выражениях «Cоветcкий Cоюз — это было так хорошо!». Что говорит Иноземцев, что Советский Союз — это была великая страна, а теперь что они тщатся это повторить, это же нельзя повторить. Мы отвечаем, что можно повторить, и никогда ничто нельзя повторять один-к-одному, потому что та конструкция развалилась.

Она была великой, она дала огромные достижения, к ней есть только один вопрос — она развалилась. Нельзя повторять конструкцию, которая развалилась, значит, эта конструкция должна брать лучшее оттуда вносить коррективы на XXI век. Видеть — что именно было ошибочным принципиально и дальше двигаться форсированно вперед, желательно с минимальными конфликтами по отношению ко всем окружающим, потому что нам слишком долго нужно заниматься собой.

Вот к чему надо быть готовым, и что всё время надо продвигать в течение всего этого года. Спокойно, разумно, корректно и без всякого выпячивания чего-то там, что мы и есть тут самые лучшие. Не мы есть самые лучшие, есть объективная реальность и эту объективную реальность всем придется осознать в качестве таковой. И вопрос тут не в том, кто любит эту реальность ценностно, а в вопрос в том, кто любит Россию. Потому что никакой альтернативы этому движению просто нет. Нет и всё! Я считаю, что рано или поздно это должна понять Церковь, и она движется в эту сторону, по крайней мере, своей частью. Рано или поздно это должны понять все конфессии страны. Рано или поздно это должны понять вменяемые националистические силы. А после этого вопрос будет в том — как осуществить эту большую сборку. Назначаю ее сроком 22 июня 2015 года.

Вот — всё, что можно здесь и сейчас сказать по итогам и перспективам, итогам прошедшего года и перспективам будущего.

Спасибо!