виртуальный клуб Суть времени

Геннадий Михайлович Шиманов. Рассказ о философе-праведнике

Сегодня я расскажу об очень значимом для меня человеке. Человеке удивительном - Геннадии Михайловиче Шиманове. Кстати, перед нашими встречами он всегда читал именно «Отче наш», потому что там были такие слова: «Да бу́дет во́ля Твоя,
я́ко на небеси́ и на земли́». То есть воля Господа святая должна осуществиться и на земле, как на Небе. И, в общем, это было его девизом.
Удивительна судьба этого человека. Родился он в 1937 году. Его отец, пламенный коммунист, погиб весной 1945 года под Будапештом. Мать, такая скромная, тихая, сначала – комсомолка, потом – православная (я её хорошо знал), - воспитывала сына, конечно, в советских традициях. Но немного удивлялась его необычному стремлению к Истине. Вроде обычный советский паренёк.
Но в 9 классе случилось неожиданное – он влюбился, причём очень сильно и совершенно безнадёжно. Мир для него померк и перестал существовать. И он решил покончить с жизнью. Поскольку он был человеком очень цельным, то долго бы с этим делом он не тянул. Но вдруг в его сознании какой-то вкрадчивый голос ему сказал: «Геннадий, ты не совсем прав. Если ты себя убьёшь, то как ты будешь искать Истину? Давай вот как сделаем: подожди десять лет. А за это время узнай жизнь по-настоящему, а там мы вернёмся к этому вопросу». И удивительно: он, человек совершенно тогда ни во что не верующий, вдруг этому голосу поверил. «А действительно, что я теряю», - подумал он, и сделал неожиданный жизненный поворот: за месяц до выпускных экзаменов он бросил благополучную московскую школу и уехал в Сибирь валить лес. Поступок совершенно дикий, который никто не понял, но вот для него он был необходимым. Этот период он описал в своих воспоминаниях – есть у него заметки юности, - и, надо сказать, жизнь там была очень суровая во всех отношениях, и в моральном тоже.
После – армия. Потом он возвратился в Москву, стал работать то охранником, то лифтёром, то сторожем, лишь бы у него было время ходить в библиотеки – а в Москве 50-60-х годов было очень легко записаться во всевозможные библиотеки. Там он брал книги и искал истину, набирался ума. Там образовалась какая-то компания, знакомые, которые в курилках бесконечно обсуждали разные вопросы. И однажды – это было в 1962 году, - в Ленинской библиотеке или в «иностранке» он взял протестантский журнал; оказывается, можно было взять журнал и его полистать. Он начал листать и напал на страничку, где большими буквами было написано: «Христос воскрес!». И с ним случилось совершенно неожиданное: вдруг он мгновенно понял, что да, это не легенда, а в самом деле, буквально, воскрес Христос. И это меняет вообще все оценки, всю жизнь. В этот момент он нашёл истину и стал христианином.
Он быстро понял, что православие ближе к истине, чем все остальные конфессии, стал православным и, поскольку он был человеком общительным, стал проповедовать свои новые убеждения в разных компаниях.
Вообще он никогда никого не боялся. Это было его замечательное свойство - вот не боялся, и всё, и всегда говорил то, что думает.
Проповеди его в одной компании, в другой, третьей, всякие там сборища интеллигенции – а тогда оттепель наступила, было много брожения, всяких встреч – и, конечно, такая его деятельность была замечена органами и не оставлена без внимания. Так вести себя в Советском Союзе в 60-70-х и после годах было нельзя. А Шиманов познакомился со всеми тогдашними диссидентами: с Буковским и т.д., полно было рядом с ним известных диссидентов. Но диссиденты делились на две группы: одни были либерально-прозападные, а другие – религиозные, православные. Такие тоже были, но в значительном меньшинстве. Конечно, Шиманов принадлежал ко второму разряду и знал эту публику великолепно. Я потом кое-что расскажу о некоторых личностях того времени, достаточно известных, с которыми Шиманов был знаком.
После определённого периода слежки и вызовов на Лубянку Шиманова посадили в больницу имени Кащенко. Это был страшный период его жизни. Там он пробыл 20 дней или больше, и чудом ему удалось оттуда выскочить.
Как он там жил, он описал в своей книжке, которую он назвал «Записки из красного дома», конечно - по аналогии с Достоевским, с его «Записками из мёртвого дома». Он их издал - отпечатал самиздатовским способом на машинке в 14-ти экземплярах, - и раздал своим знакомым. Но перед этим он полгода домой не являлся, жил на квартирах своих знакомых. Потому что он был уверен, что это сбой в системе, и его обязательно заберут ещё раз и уже с концами. Эта книжка – «Записки из красного дома» – совсем не толстая, 50-60 страничек. А сейчас я вам показываю книгу Шиманова, которую он сам издал в 90-х годах. Но, поскольку название красивое, то вся книга тоже получила такое название. Так вот там очень едко и с фотографической точностью описывал, как он сидел в психушке, какие разговоры были с врачами. Как они ему намекали: «Знаете, Геннадий, Вы должны это дело бросить. Потому что только в этом случае мы Вас отпустим. Сами понимаете, перспективы у Вас неважные. Ну, мы Вам вколем, и у Вас изо рта слюни потекут. Мы это дело будем корректировать седативными таблетками и, вообще, найдём способы. Так что дела Ваши плохи». Правда, из книги не совсем понятно, как Шиманова всё-таки отпустили. Но отпустили.
И вот эту книжечку – «Записку из красного дома» - кто-то из шимановских знакомых переслал за рубеж. Там за неё ухватились, перевели. Причём перевели на несколько языков: как же, обличение советского строя, антисоветчина. Хотя там не было антисоветчины никакой. Её поделили на главы, стали передавать по ВВС кусочками, по «Голосу Америки». И Шиманов благодаря этому прославился, это был звёздный час известности Геннадия Михайловича. О нём стали говорить, как о правозащитнике, его начали цитировать. А, надо отметить, в этой книжке проявился его талант писателя; 50 страничек, я вам советую прочитать, она в интернете есть. Но он никогда не хотел стать писателем, потому что его всегда увлекал именно круг идей, а не художественное творчество: человек искал истину. После появились его три письма Никите Струве – очень едких, сильных, в которых он критиковал ряд антирусских статей, которые появились в «Вестнике РХД» – статей по сути дела антирусских, антиправославных. Шиманов возмутился, написал такие яркие письма, они тоже пошли в самиздате – в общем, Шиманов стал величиной. Его цитировали, и цитировали разные люди: цитировал иеромонах Серафим Роуз, цитировал митрополит Иоанн (Снычёв) и так далее.
Шиманов, параллельно с самообразованием, стал писать статьи, стал сотрудничать с нелегальным, конечно, самиздатовским журналом «Вече», редактором которого был ныне здравствующий Владимир Николаевич Осипов. Журнал – самиздатовский, диссидентский, но православного крыла диссидентства. За эту деятельность в конце концов Осипов дважды сидел в лагерях. Но Шиманов такой участи избежал: его имя слишком было на слуху, и его арестовывать было как-то уже невыгодно. Поднялся бы на Западе скандал, шум. И не стали с этим делом связываться.
Расскажу немного о его воззрениях в тот период. Он, конечно, развивался, изменялся, впитывал в себя разные влияния. Но у него довольно рано, в отличие от многих православных диссидентов, возникло другое, положительное отношение к советской власти. Эта позиция отличалась от обычного отношения православных того времени. Это было время сплошного атеизма, хрущёвское время, после – брежневское время, поэтому обычно православные крайне негативно относились к советской власти. Но Шиманов считал иначе. Он писал: «Советская власть – это не только безбожие и величайшая в мире гроза. Это также и некая тайна, и орудие божьего промысла. Выступать против нашей власти – значит идти против Бога». Это 1974 год. Или: «Эта линия, которую должны проводить русские православные патриоты, означает признание духовной законности советской власти, верноподданическое отношение к ней в прозрении грядущего, работу над утверждением обновленного русского православного мира». Потому что до него дошло, что советская власть, несмотря на весь формальный атеизм, на самом деле развитие православия внутри нашего общества остановить не может. А может остановить совершенно другая сила – сила западная. Он пишет: «Чего я боюсь – так это внезапной либерализации, той самой западной демократии, на которую так надеются и которую так ждут в нашей стране некоторые интеллигенты. Близорукая, бездарная мечта». Или: «Пока существует советская власть, остановить религиозное возрождение в нашей стране невозможно. Остановить его может только одно: внезапный обвал, внезапная либерализация чехословацкого образца, то есть западная демократия со всеми её прелестями. Случись такое – и сразу же откроется множество церквей, приток людей в церкви быстро увеличится, но на этом, увы, скоро закончится и захиреет. Это будет выкидыш. И Россия, вместо того, чтобы сказать своё слово миру, вместо того, чтобы стать источником величайшего света и обновления в мире, станет захолустьем Запада». Я считаю – пророческие совершенно слова. Шиманов всё очень точно предвидел, и это 70-е, примерно 1974 год. Шиманова не понимали, над ним смеялись, его третировали. Но это был очень волевой, самобытный, самостоятельный человек, который искал истину и шёл своим путём. Правда, в позднейших комментариях – уже 2010 год – он писал: «Зло Запада, как это видно из отрывков из дневника (который я только что зачитал – Сомин) понималось мною в те годы ещё поверхностно. Я лишь постепенно дорастал до понимания того, какие силы правят бал на Западе».
Что же это за силы? Вот какие: он расшифровывает, в тех же комментариях: «В то время я ещё не догадывался о подлинных размерах еврейской власти в нашей стране и во всём мире и о подлинном происхождении Советского государства». Ну, и в более поздних работах, уже в 80-е — 90-е годы вот эта еврейская тема поднята им в полной мере. Этот человекничего не боялся и поднимал темы, которые страшились и страшатся поднимать, увы, подавляющее большинство. Там есть у него даже интервью такое, в журнале «Евреи в СССР» очень откровенное, которое тоже стоит прочитать. По-моему, оно тоже где-то в интернете болтается, может быть. Ну, конечно, Шиманову, в общем-то, незаслуженно, тут же приклеили ярлык антисемита. Но, он ничего не боялся и вёл борьбу с открытым забралом.
Как я уже говорил, он был знаком с не сильными, а знаменитыми мира сего. О трёх из них я расскажу. Он просто мне об этом рассказывал. Первое его столкновение с было Солженицыным по поводу вот этих трёх писем Струве. Они были написаны в связи с неким сборником «Метанойя», который вышел у нас якобы в самиздате, хотя это была мастерская провокация. И после Никита Струве перепечатал некоторые статьи в своём «Вестнике». Ну, «Вестник» - это знаменитый журнал, в котором печатались всякие православные диссидентские статьи из России, там много чего печаталось. Солженицын как-то, в общем, откликнулся на этот сборник, прочитал эти шимановские письма и возжелал с Шимановым познакомиться. А Шиманов возьми и просто позвони ему по телефону. Зашёл в будку телефонную и ему позвонил. Попал, правда, не на самого Солженицына, а на его жену, уж сейчас не помню, первую или вторую. А после он получил, через третьи руки, возмущённую записку от Солженицына, что как это Шиманов вообще позволил себе ему позвонить. Солженицын очень боялся, конечно, КГБ, боялся слежки. Он никогда у себя и в квартире ни с кем не разговаривал. А если надо было поговорить, выходили куда-нибудь на бульвар, там шептались. А Шиманов не боялся, он понял, что гораздо лучше просто говорить в открытую что думаешь. А во-вторых, он был уверен, что он советской власти, в общем-то, не враг. И вот он вёл себя совершенно иначе.
Шиманов написал Солженицыну письмо, что вам неправильно предали мою просьбу и мой разговор и сделал приписку, что у меня с вами нет особого желания встречаться, извините. То есть, он сумел тогда проинтуичить сущность Солженицына, когда этого ещё никто не понимал и, слава Богу, с этим человеком не столкнуться и не подпасть под его влияние и, тем более, не попасть в его команду. А наоборот, Шиманов всегда критично отзывался о его писаниях и о той роли, в общем-то, предательской, которую Солженицын сыграл в русском движении, в возрождении России.
Другой человек, может быть, менее известный, но очень близкий к Шиманову, с которым он долгое время вместе сотрудничал, и они были близкими друзьями,– это Феликс Владимирович Карелин. Может быть, имя неизвестное, но на самом деле это один из самых выдающихся богословов советского периода. Запомните это имя: Феликс Карелин. В общем, личность действительно уникальная, помесь еврея со шведом. Был завербован НКВД и заслан в одну из таких неформальных групп, которые собирались у нас в России в 60-х годах. Ну, и там говорили обо всём, читали там Бердяева, говорили о политике, в общем, ничего такого особого. Значит, вот туда подсадили, он периодически писал отчёты. А после он понял, что, собственно, эти люди-то, это неплохие люди. Никакие они не антисоветчики, не враги советской власти, а говорят, в общем, такие разумные часто вещи. И он перековался. Но, поскольку иуд этих бывает не один а два, там был ещё один засланный. И всю эту группу замели, причём вместе с Карелиным. Он, конечно, попал в лагерь, там происходили события очень тяжёлые. Но о них я не буду говорить.
В результате именно в лагере он пришёл к православию, после вышел оттуда и стал научным работником, в каком-то биологическом институте служил. Но, у него открылся талант писателя и богослова. Он написал замечательную работу, которая называется «Теологический манифест», по аналогии, конечно, с «Коммунистическим манифестом». Это первая значительная работа по православному социализму. Работа замечательная, глубокая, хорошо продуманная, богословски обоснованная. Вообще Карелин был, конечно, большая умница. Вместе с Шимановым они писали разные письма, в том числе в правительство, правозащитные, в защиту православия. Патриарху писали письма. В общем, Карелин на Шиманова и, кстати, и на меня тоже, вот этот «Теологический манифест» произвел впечатление. Он на моём сайте выложен. К сожалению, в бумажном виде он больше нигде не опубликован. Насколько я понимаю, это единственная публикация, его стоит прочитать.
Третий персонаж - это отец Александр Мень. Наверное, знаете, слышали про имя которое до перестройки и во время перестройки гремело. Фактически он в Церкви организовал такую свою интеллигентскую подцерковь. То есть у него была масса знакомых духовных чад, в общем-то, вся наша московская интеллигенция у него перебывала. Сам он служил под Сергиевым Посадом, станция Семхоз. Но, наверное, вы знаете, что именно в этом Семхозе в начале 90-х отец Александр Мень был убит. И, в общем-то, это убийство до сих пор не раскрыто, совершенно непонятно, кто его убил. Так вот, естественно, Шиманов, так или иначе, во всяких застольях с Александром Менем познакомился. Хорошо, познакомился, несколько раз у него был там в Семхозе, разговаривал. Впечатления его такие. С одной стороны, это, конечно, умница и человек, безусловно верующий, необычайно эрудированный, прекрасно владеющий и Священным Писанием, и историей Церкви, и богословием. И человек, который умеет разговаривать. Он из себя, так сказать, никогда ничего не строил. Обычно с любым нашим православным батюшкой разговаривать достаточно тяжело, он смотрит на вас, как писал тот же Шиманов, с высоты Монблана на мышку у подножья. Так вот Александр Мень был человеком совершенно не таким. Он с каждым разговаривал на равных и совершенно никогда не показывал ни своего интеллектуального, ни богословского, никакого превосходства. И этим он завоёвывал сердца.
Но, с другой стороны, хоть он и был, в общем-то, православным священником, на самом деле он был очень определённым филокатоликом. Когда однажды его Шиманов или Карелин, который тоже сначала был духовным чадом Александра Меня, но быстро от него ушёл, его спросили: «А почему, собственно - ваши воззрения, они очень отдают католическим духом, - почему вы православный священник?» Тот ответил: «А что, я должен на Лубянке служить?» На Лубянке, если вы Москву знаете, до сих пор там католическая церковь находится: то ли где-то в ограде Лубянки, то ли где-то рядом. То есть, для Александра Меня православие не было истиной, или, хотя бы, более истинной религией. Для него католичество было лучше. Ну, вот так сложилось, он православный. Во-вторых, он на самом деле был где-то даже ненавистником России. И у них произошёл на этой почве очень тяжёлый разговор с Карелиным. Однажды Александр Мень разоткровенничался, как еврей с евреем, и ляпнул: «А вообще-то мне на Россию на самом деле наплевать». А Карелин по духу был человеком русским, он просто рот раскрыл, говорит: «Отец Александр, да что вы такое говорите?» — и увидел, что за треть секунды в глазах Александра Меня произошла мощная вычислительная работа, и он сказал: «Нет-нет, знаете, я чего-то устал, немножко не то сказал» — и перевёл разговор на другую тему. В общем-то, для Карелина это было достаточно. И третье. Конечно, Александр Мень был одновременно и православным, и иудаистом. Понимаете, он считал, что вообще евреи, православные евреи, имеют как бы двойное помазание. Они, так сказать, Божий народ как евреи, а с другой стороны - они царственное священство как христиане. И у Александра Меня есть такая книга «Сын Человеческий». В одном из изданий есть Послесловие, которого я, честно говоря, в других изданиях никогда не видел, где Александр Мень отвечает на вопрос: «А в чём же дело, почему же, всё-таки, Христа убили?» Ответ дан удивительный: что это была просто неприязнь между разными школами иудаизма. Вот Иисус, Он исповедовал одну школу, а фарисеи другую. И вот эта, чисто неприязнь близких родственников, что ли, и привела к тому, что, фарисеи продали Христа Пилату, и это привело к Его казни. Но, понимаете, на мой взгляд, христианин, ну, я передаю это своими словами, может быть, немножко утрированно, но смысл примерно такой: так вот, христианин так отвечать на этот вопрос ну не может никак. И, конечно, Шиманов, он тоже во всём этом хорошенько разобрался. Ну, и собственно, я передаю вам его мнение.
Но ничто не вечно под луной. Началась перестройка. И всё посыпалось, всё полетело. Шиманов до этого активно участвовал в самиздатовских разных изданиях: «Вече», «Непрядва», «Многая лета». Много раз его вызывали на Лубянку, но с тех пор никогда не арестовывали, всегда поговорят и отпустят. А здесь вся эта самиздатовская деятельность вдруг стала ненужной, всё обрушилось в тартарары. Люди забыли вообще и об этих самиздатовских журналах, потому что в несамиздатовских начали печатать такое, что ой-ой-ой. И эти люди, они как бы стали не у дел. Карелин очень тяжело переживал перестройку. Для него это было крушение всех надежд. Все мало-мальские возможности перехода России к православному социализму здесь были полностью разрушены. Он очень скорбел и в 92-м году умер. А Шиманов тоже унывал и, честно говоря, запил, причём так, что, он мне рассказал однажды: «Я валялся под забором». Но это был очень сильный человек. Он взял себя за глотку, стал еженедельно ходить в церковь и исповедываться. И сказал: «Всё. Больше я вообще вина в рот не возьму». И, когда уже я с ним познакомился, это был абсолютный трезвенник, который вообще на рюмки не смотрел даже. Или ещё на лесоповале, в юности, он научился ругаться матом, причём совершенно виртуозно. И от этой привычки он отстать не мог долгое время, – знаете, это въедается: говорит-говорит, и обязательно какая-то матерная рулада вдруг выскочит изо рта. Он тоже с этим боролся очень любопытно: сказал себе, что как из меня выскочит матерное слово, я делаю поклон поколенный. Как следующее слово, два поклона, как следующее слово — четыре поклона, как ещё из меня выскочит — восемь поклонов, и так он дошёл до 512 поклонов. И пошёл к своему духовнику, а духовником у него был отец Дмитрий Дудко, известная личность, и сказал: «Ну всё, я больше не могу. Что делать?» Тот всю эту аскетику отменил тут же, но просто сказал: «Знаешь, Геннадий, перестань ругаться!» Всё! Когда я был знаком, у Шиманова был чисто классический русский язык, он не то что себе матерного слова никогда не позволял, а вообще, нецензурного слова, непечатного вообще нельзя было из его уст услышать.
Я познакомился с ним в середине 90-х годов. Он тогда у себя на квартире устраивал разные семинары, приглашал знакомых. А после зачитывались статьи знакомых, задавались вопросы, после обсуждения, по определённому регламенту, чтобы не было базара. Семинары эти были, на мой взгляд, очень интересные, плодотворные. Там было то больше народу, то меньше. Но после остался я один, и мы долгое время собирались вдвоём, зачитывали друг другу свои статьи и обсуждали их, и, собственно, ни одна из моих статей, она не прошла вот эту шимановскую проверку. Практически все они обсуждались Шимановым, он делал очень часто умные, очень полезные замечания. Хотя он окончил экстерном среднюю школу, никакого высшего образования у него не было. Но знания у него были обширнейшие, знания профессора. Говорил он прекрасно, великолепно. Ум у него был необычайно ясный, чёткость мысли замечательная, был литературный талант. Но главное, что меня в Шиманове потрясло, я это сначала не понял, но после дошло до меня: это действительно был рыцарь истины. Он как-то вот посчитал, что воля Божия о нём искать эту истину. И то, что он находит, излагать в статьях и в своих работах. И каждый день он утром просыпался и железно полдня работал, писал: сначала ручкой, после научился на компьютере работать. Просил ему не звонить до обеда, что бы там ни было. И считал, что день прожит зря, если ему не удалось сформулировать какой-то новой мысли или написать кусок статьи, или хотя бы сформулировать как следует какое-нибудь предложение сильное. Он был мастер афоризма… Мне хочется зачитать такие красивые слова, которые много раз цитировались, это в 80-х годах написано: «Святая Русь не исчезла, не закопана. Она вечна и победоносна. Это последнее слово принадлежит истории нашего народа. Святая Русь исчезла только с поверхности современной жизни, но она продолжает жить в её скрытых глубинах, произрастает до того времени, когда будет угодна Богу, и, переживая зиму, она опять появится на поверхности и украсит образ земли русской, которую хлестали свирепые ледяные ураганные бури».
Его воззрения в 1990-х и 2000-х годах, по сравнению с годами 70-ми – 80-ми немножко изменились. Он уже не говорил о верноподданическом отношении к Советской власти: честно говоря, оно стало более критичным. Он считал, что это был такой еврейско-масонско-западный заговор, благодаря которому Советское государство было создано. Но промыслом Божиим вся эта гадость, которая была, весь этот яд, он был русским народом высосан, и он совершил многие подвиги. Хотя всё равно, он считал, что при Советской власти именно русское начало в Советском союзе было задавлено. Он стал националистом в хорошем смысле этого слова, то есть считал, что всякий народ замечателен, конечно, они должны жить в дружбе и сотрудничестве. Но каждый должен любить свой народ больше, чем другие народы. Это естественно, нормально, так и должно быть. И поскольку я русский, я русский народ, русское начало больше всего люблю, оно должно процветать. А Советская власть воспитывала советского человека, из которого русское, в общем-то, палками выбивалось. Шиманов считал, что Советская власть разрушала семью. В последнее время он много писал о семье. Хотя, надо сказать, у него самого семейные дела были не ахти. Он разошёлся с женой. Два сына. Причём с одним сыном он вообще настолько расплевался, что они абсолютно не общались. Хотя за счёт другого сына он издавал свои книги. Сам Шиманов был человеком необычайно скромным. Жил с матерью-старушкой в двухкомнатной квартире, питался картошкой, солёными огурцами. Принимал гостей, для этого он покупал какие-то конфетки, печенье, чтобы чай можно было попить. Денег у него никогда не было, он жил на одну пенсию, очень маленькую - что матери, что свою. Поэтому он ужасно радовался, когда ему удавалось купить хорошую книгу подешёвке.
Вот так он и жил. Днём он бежал в книжные магазины, смотрел за книжными новинками. Или бежал обслуживать внуков: брать их из школы, вести их куда-нибудь. Знаете, как сейчас принято - в бассейн, куда-то ещё. А вечером у него были собрания, он их называл русскими собраниями. Правда, честно говоря, на русские собрания - это был особый тип собраний - он меня не приглашал, он считал, что я не достоин таких собраний. Там у него были русофилы, он с ними проводил катехизаторские беседы, в общем, вёл работу.

Его статьи последнего периода не менее замечательны, чем раннего периода. Они в этой книжке есть. Слава Богу в Институте русской цивилизации у Платонова напечатано практически полное собрание статей Шиманова, такая толстая книга. Каким-то чудом буквально за полгода до его смерти она была издана. Я не успеваю рассказать о его воззрениях о русской литературе. В общем, к нашей великой классике – Чехов, Пушкин, Толстой, Достоевский, – он относился весьма критично и даже скептически. Он считал, что это не русская литература, а литература прозападная. Например, Пушкин. Что, он русский писатель? Да у него ни одного вообще русского персонажа нету. У Лермонтова и то есть «Песня о купце Калашникове». А у Пушкина, в общем-то, шаром покати. Да и другие наши писатели, которых мы считаем за великих: Короленко, Чехов. Достоевский, может быть, ещё ничего, а Толстой вообще не христианин, о нём и говорить нечего. В общем, этим он очень сильно отличался от всей нашей православно-патриотической тусовки, и эти его статьи Платонов не напечатал, хотя сам Шиманов считал их одними из лучших у себя.
Шиманов действительно умел писать: в одной из статей про русскую литературу есть такие строки: «Спите, русские люди, спите. У вас нет русской семьи, нет русской школы, нет русской общины, нет русского государства, но зато у вас есть ”Великая русская культура“. Вы не хозяева на собственной земле. Вас третируют чужаки, но зато у вас есть Пушкин и Лермонтов, Чаадаев и Лев Толстой, Тургенев и Чехов, православные по своему духу в том, разумеется, особом смысле, в каком православными могут быть не только еретики, даже разбойники. Какое вам дело до того, чем отличается истинная национальная культура от её подделок? …» Ну, и так далее.
Он много писал о Церкви. Особенно последнее время круг его мировоззрений стал шире, и появились чисто богословские статьи. Есть у него работа «10 статей о социализме», это написано при мне. Я видел, как она по главам пишется, мы её обсуждали, зачитывали. Очень интересная работа, замечательная. Там он говорит о том, что наша русская Церковь, к сожалению, никакой социальной доктрины не имеет. Правда, в последней 10-й главе Шиманов вдруг написал, что, в общем-то, частная собственность необходима, в том числе и при социализме. Что да, крупные предприятия будут государственными, а вот что касается всякой мелочи, ширпотреба, это должно быть частным. Мы его ругали на семинарах. У нас с шимановым даже есть цикл такой полемики. Публично я написал две статьи против этого взгляда. Он отвечал. В общем, такой диалог получился, который после в «Молодой гвардии» напечатали.
Человеком он был исключительно мягким, вежливым, он боялся муху обидеть, но всегда был очень твёрд в своих воззрениях. Даже если ему какой-то там выступающий где-нибудь на какой-нибудь православной тусовке нравился, он выходил и первым делом говорил: «Хотя я с выступившим по некоторым вопросам не согласен, но, он о том-то и том-то правильно сказал». В общем, приветствовал. У него всегда был свой особенный взгляд на всё. И поэтому он никогда не уступал, и, хотя критику он воспринимал всегда и записывал все замечания, но, фактически, никогда в свои работы не вносил.
Наступил декабрь 2011 года. Шиманов вдруг заболел, попал в больницу. Звоню - что-то неопределённое, как-то толка я добиться не могу. Звоню его сыну Кириллу - тоже какую-то ерунду несёт. Ну, в общем, я попал к нему в больницу: поехал уже после того, как ему сделали операцию. И что-то тогда я заметил, Шиманов какой-то ужасно худой, донельзя, я ещё подумал, уж не рак ли. И вот, увы. Выяснилось следующее. Конечно, в больницу его, понимаете, привезли на «скорой» – старичка какого-то. Врачи ему голову морочили, обманывали. Они его вскрыли, увидели рак с метастазами и зашили, ничего не сделав. И всё. И он только после, где-то ходя там по каким-то врачам, узнал, что с ним. Но он человек очень мужественный, к этому всегда иронически относился. От химиотерапии он отказался: «Она мне будет мешать мыслить», — сказал он. — «И работать будет мешать». В общем, наверное, где-то оказался прав.
Он прожил ещё полтора года, и за это время он писал свою последнюю работу, которая называлась «Причина упадка христианской цивилизации». Вот замах какой, вслушайтесь: причина упадка христианской цивилизации. Он решил этот вопрос вскрыть. Когда я читал его наброски, черновики - мы по телефону очень часто общались - я к этой работе скептически относился. Сказал: «Геннадий Михайлович, вы не дотягиваете. Что вы всё время пишете про взаимосвязь между государством и Церковью. Так вы не сумеете до сути добраться. Это следствие. А причины упадка христианской цивилизации более глубоки». Он рычал, помню, в трубку и переводил разговор на другую тему. И работал. А после я по больницам кувыркался. И однажды он вдруг мне звонит: «Николай Владимирович, я довольно сильно переработал свою работу». Удивительное дело, выкидывал оттуда целыми страницами. А после, через месяц, он ещё раз звонит: «Николай Владимирович, закончен труд, завещанный от Бога. И вот не могли бы вы эту работу как-то опубликовать на Вашем сайте, переслать на Русскую народную линию». Он очень боялся, что эта работа так и останется неопубликованной. Я не буду здесь какие-то медицинские приводить подробности, это не интересно. Но после того, как я эту работу прочитал, я увидел, как сильно он её изменил, как сильно он её улучшил. А после Кирилл рассказывал, что Шиманов работал над ней день и ночь: он перестал есть, сидел около компьютера, что-то набивал, исправлял. В общем, это был последний бой уже раненого бойца, который знал, что живым ему уже из боя не вернуться. И поэтому он особенно яростно дрался. И действительно, как только эта работа была опубликована, Шиманов очень сильно сдал: у него начались обмороки, он стал терять сознание. И умер. Кстати, Господь ему (Кирилл мне говорил) не дал предсмертной боли. Он не чувствовал боли, что при раковой болезни, в общем, довольно редкий случай. Бывает, но это милость Божия. Умер он 24-го мая 2013 года. А 24-го мая - это день святых Кирилла и Мефодия. Тем самым Господь почтил и его славянофильство, и его литературную деятельность. И я считаю, он где-то сейчас высоко на Небе.
Его работы, увы, недостаточно знают, но думаю, что у них всё-таки счастливая судьба, их будут читать. Постепенно, я думаю, о Шиманове будут писать. Появляются уже сейчас очень редкие статьи, заметки о его творчестве. Может быть, будущие поколения будут изучать творчество этого замечательного человека. Вот такие дела.