виртуальный клуб Суть времени
Смысл игры - 90. Обращение С.Кургиняна в связи с проведением опроса, посвященного образованию
24.06.2015 - 00:19
Ссылка на youtube, файлы для скачивания и стенограмма — в полной версии новости
Ссылка на анкету и инструкцию: http://eot.su/node/18939
Внимание!!! Ссылка для ввода данных http://axio.eot.su/input/education
Смысл игры - 90 from ECC TV .
Скачать файл.avi (avi - 540 Мб)
Звуковая дорожка, файл.mp3 (mp3 - 82 Мб)
Версия для мобильных устройств, файл.3gp (3gp - 112 Мб)
Обращение С.Кургиняна в связи с проведением опроса, посвященного образованию.
Добрый вечер! Где-нибудь через неделю я обязательно выпущу программу, которая будет посвящена актуальным политическим процессам. Тем процессам, которые разворачиваются у нас на глазах. Часть из которых видно, часть — нет. Все-таки постараюсь обсудить их все в совокупности. И как бы разобраться в том, что за ними стоит, в чем тут есть какой-то смысл. Потому что иногда кажется, что происходящее вообще уже лишено смысла. Но это как бы видимость, а не сущность. Как я уже говорил в предыдущих передачах, не надо присваивать смысл всему, что происходит. Это делали представители так называемой школы реализма средневековой, которые видели в любом шелестении листа, так сказать, некое послание высших сил, им лично адресованное. И не надо отрицать наличие смысла в целом. Это делали представители другой школы, тогда она называлась, в Средние века, номиналисты, которые как бы считали, что сильно очень напрягаться с тем, чтобы в каждом явлении обнаруживать смысл, не надо. В каждом явлении его нет, а в неких совокупностях — так сказать, пакетах, тенденциях, процессах, потоках событий — конечно, есть смысл. И мы его обсудим.
Сейчас же мне хотелось поговорить о том, каков смысл игры, ведущейся в образовании. Образование — это огромная часть нашей жизни. Говорить я об этом буду, потому что съезд, который состоится
И мы пригласим достаточно много людей, которые занимаются образованием — профессионалов, практиков. Я уже говорил, что на этом съезде мы постараемся внести свой вклад в изменение макротенденций в образовательном процессе. Чуть позже я скажу о том, с помощью чего, с помощью каких, как теперь любят говорить, инструментов мы собираемся это сделать. Этому будет посвящена вторая и, как я считаю, важнейшая часть моего выступления, но в первой части я все-таки поговорю об образовании вообще.
Ну, что такое говорить об образовании вообще? Перечислять школы образовательные выдвигать самые фундаментальные из тех проблем, которые стоят перед образованием? Ну, это будет очень общий разговор, который, в силу этой своей чрезмерной абстрактности, никогда не зацепит чего-то самого главного. Я так не умею. Я всегда стараюсь найти какие-то живые элементы в происходящем, пусть они даже небольшие, — определенные школы называли их феноменами — и потом от этих феноменов, живых явлений, а не абстрактных понятийных схем перейти к чему-то большому, к достаточно серьезным смыслам.
Для нас, конечно, таким живым феноменом, забавным и одновременно весьма тревожным, была такая некая истерика, которая устроена была в Санкт-Петербурге по поводу нашей газеты «Шаги истории». Масштаб крика заставил нас переосмыслить значение газеты «Шаги истории», а уровень поддержки, который мы получили — от учителей, директоров школ, выдающихся интеллектуалов (так сказать, далеко не обязательно созвучных нам идеологически полностью, а очень разных) — нас тоже впечатлил. Оказалось, что это начинание нужно. Действительно по-настоящему нужно.
И тут мне тоже хотелось обратить внимание на одну, казалось бы простую, но вполне себе нетривиальную вещь. Понимаете, мы эту газету издаем, мы ее делаем. Берем руками, как говорят, мозгами и руками — и делаем.
Сидят группы людей, тратят уйму времени, выбирают события, которые надо осветить, ищут правильный тон для освещения, компонуют, верстают, создают этому какой-то художественный облик. Потом упаковывают, куда-то везут, приносят в школы, говорят с педагогами и директорами школ. Проводят после этого какие-то такие собеседования, разрешенные руководством школы, и так далее и тому подобное. Вот это — действия, понимаете? Это действия, которые осуществляет большая группа людей, собравшаяся в определенную структуру. Это и есть «Родительское Всероссийское Сопротивление» или «Суть времени».
Это действие. А действие очень беспокоит либеральную общественность, если оно носит патриотический характер. Вдвойне оно беспокоит, если оно не тупое. Вот сколько ни пытайся его сделать тупым, а не получается. Видно, что оно, как говорят в таких случаях, качественное. А либералы очень не любят, когда что-то качественное, да еще, упаси бог, интеллектуальное, исходит не от них. Они безумно ценят свою интеллектуальную монополию, и отдавать ее никому они не хотят. А удерживать ее тоже не могут.
Не могут ее удерживать, потому что куда-то интеллект испарился. С давних времен, с господина Афанасьева, который говорил с московской трибуны по поводу моей книги «Постперестройка»: «У коммунистов появились мозги, поэтому с ними надо кончать». И через всю мою зрелую жизнь проходит эта ненависть либералов ко всему интеллектуальному, качественному, что не есть они. И это очень несимпатичная черта. И уж никак не либеральная, правильно, да? Потому что либерализм должен видеть в других нечто, оценивать это объективно, относиться к этому вариативно, то есть видеть добро, зло, сочетание того с другим, указывать, где есть серьезное качество, которое можно уважать, а где есть нечто, да?
На программу «Суд времени» и программу «Исторический процесс» просто выли, аки волки на луну, потому что сказать было нечего. Впервые возникла нелиберальная интеллектуальная позиция. Аргументированная. И тут дело не только во мне, а дело во всем том, что там происходило: в экспертах, в способе построения программы, в необходимости аргументировать позицию, в самом принципе «сформулируйте ваши аргументы», в дискуссии, в применяемых методах, в подходах, в концепциях. В том, что все это нельзя свести к анекдоту — это очень раздражало либералов. Невыносимо раздражало. А еще больше раздражало то, что это поддержало общество, его
То же самое касается газеты «Шаги истории». То же самое касается любой нашей инициативы, потому что любая эта инициатива, она, в конечном счете, основана на нашей способности действовать, на нашем бытии, на том, что мы есть. Мы связаны мировоззренчески, мы связаны человечески, мы связаны убеждениями и чем-то большим, чем они. Каким-то ощущением внутреннего созвучия, я не знаю, синергией. Мы в каком-то смысле когерентны. И мы это всё направляем на действия, на труд, на создание продуктов, на доведение этих продуктов до общества. При этом мы не элитарны (то есть самодовольным образом создаем продукты, тешащие нас самих).
Мы ориентированы на эти широкие общественные слои, и мы получаем их поддержку. Поддержку провинции. А ничего так не ненавидит московский либерал, как патриотическую провинцию. Он ее ненавидит сущностно, даже не просто классово — видово.
При этом сам этот московский либерал, никакого отношения к либерализму не имеющий, всё больше и больше оскудевает. Но он продолжает править бал. Нет за ними поддержки народа, и это особенно беспокоит, доводит до бешенства, бесит, в буквальном смысле этого слова, от слова «бесы». Бесит. Но позиции-то еще есть, они же схвачены. И эти позиции надо использовать, использовать. И чем меньше у тебя поддержки широких масс, чем в большей степени почва уходит из-под ног, тем в большей степени надо цепляться за эти имеющиеся механизмы: административные, авторитарные, любые. «Нет и не может в этом быть добра», как говорил шекспировский герой.
Не успели как бы стихнуть истерики либералов из Санкт-Петербурга, подхваченные московскими либералами, по поводу газеты «Шаги истории», стало ясно, что никаких механизмов такого административного типа у авторов этих истерик нет. Что они получили полный отлуп, и газета «Шаги истории» в школах будет распространяться, как возникли новые истерики на другую тему. И это интересно: как построены истерики, что за тема и на какие общие вопросы она нас выводит. Нельзя заниматься общими вопросами вообще, надо каким-то способом увидеть такие микроконфликты значимые, живые, настоящие. И потом от них идти к чему-то большему.
Значит,
Кроме него в этом обсуждении участвовал такой Алексей Макаров, учитель обществознания школы «Интеллектуал». Я обожаю, когда школы называют «Интеллектуал».
Я вообще желаю Ямбургу всяческого процветания. Но я не могу не обсудить статью господина Ямбурга, которая вышла через неделю после передачи на «Эхо Москвы». Значит, сначала они поговорили об этом «Родительском Всероссийском Сопротивлении» на «Эхо Москвы» подробно. Причем господин Макаров, с моей точки зрения, сказал просто главное:
«А. Макаров
― Значит, надо бороться. Если люди сами не начинают бороться, не начинают самоорганизовываться... Вот в чем проблема упоминавшегося документа, которое вот это „Всероссийское родительское сопротивление“?
К. Ларина
― Да-да-да, вот, сопротивление, у них-то сопротивление.
А. Макаров
― Государству нужно показать, что оно прислушивается к обществу, в том числе к родителям. Для этого должна быть родительская организация. Вот какая организовалась, кто мешает родителям создать альтернативную организацию (имеется в виду „Родительскому Всероссийскому Сопротивлению“ — С.К.), которая будет продвигать другое?
К. Ларина
― Защищаться, да? От идеологии, от нарушений Конституции».
Там основной разговор, будет ли в школах какая-то мировоззренческая единая линия, и не будет ли это противоречить Конституции. Так мы говорим: «Так создавайте! Газеты делайте, другие „Шаги истории“, создавайте организации, бескорыстно работайте». Но в том-то и дело, что не можете! Не можете. И подумайте, почему не можете? Потому что правды нет, смысла нет, ничего этого нет. Очень устали. Поняли, что провалились. Злоба душит. А злоба — это то, что убивает и творчество, и позитивную активность, и всё что угодно. Глаза слепит чужое, и уже ничего не видно. И только так вот тыкнуть куда-нибудь посильнее кулаком, что даже непонятно, куда: в воздух или во что-то еще.
Вот говорят «интеллектуалы!» Возьму высказывание господина Ямбурга:
«Там любопытная вещь. Во-первых, для меня как для человека уже пожилого это не ново. Стоило появиться, скажем, материалам
XXIV-го, XXV-го съезда, сразу же находились педагоги, которые делали из этого технологию. Ну, „решение съезда в жизнь“. Понимаете, вот это очень тонко. Ну, президент сказал о скрепах (имеются в виду духовные скрепы — С.К.). Имеет право, кстати. Это метафора, речь идет о гражданской идентичности. Но почему это превращать?.. Их так учили, вот этих профессоров (имеется в виду некая методика, призванная укреплять духовные скрепы — С.К.). Но тут мне сразу на память приходит знаменитый „Дракон“. Помните, там Генрих говорит: „Но позвольте, если глубоко рассмотреть, то я лично ни в чем не виноват, меня так учили“. А Ланцелот отвечает: „Всех учили, но зачем ты оказался первым учеником, скотина такая?“»
Послушайте, Шварц — не Шекспир и не Эсхил. Это очень средний либеральный драматург, который как-то звучал потому, что была определенная эпоха. Ну что вы упоенно цитируете высший авторитет? У вас других каких-нибудь цитат не найдется? Из Корнеля или Раси́на? Или кого-нибудь соответствующего? Где же интеллектуальный уровень? Это уровень Шварца?
И во-вторых, вы вдумайтесь, что сказано, вдумайтесь: «Ну, президент сказал о скрепах. Имеет право, кстати. Это метафора, речь идет о гражданской идентичности.» То есть президент великолепен, да? Это что, это не с
То есть пусть Президент болтает в качестве, так сказать, самопиара, всё что угодно, использует любые красивые слова, вы только их не превращайте в действия! Знаете, был такой тезис «Решения такого-то съезда — в жизнь!», проведение решений в жизнь. Если решения не проводить в жизнь, если это болтовня, это право — болтай, сколько хочешь, а никакого воплощения это не должно иметь — вы понимаете вообще, какую схему вы предлагаете? Хуже или лучше эти технологии, там связанные с духовными скрепами, я потом обсужу. Не в них дело. Дело в вас. Вы на себя посмотрите в зеркало, вы не обижайтесь, вы посмотрите, как вы выглядите. Это либеральная пошлость, говорящая об исчерпании.
Ну ладно, поговорили на «Эхо Москвы» и забыли. Нет, вот в «Московском комсомольце» выходит целая статья буквально на ту же тему.
«Любопытный документ попал мне в руки. Общественная организация „Родительское всероссийское сопротивление“ обратилась в Минобрнауки с предложением включить в перечень инструментов мониторинга эффективности летней оздоровительной кампании инновационную и уже хорошо зарекомендовавшую себя технологию „Духовные скрепы“.
Мне неведомо, кому и как сопротивляются родители в этой общественной организации, но...»
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
Ну, зачем же со лжи-то начинать? Во-первых, ведомо. Из самых разных источников. Очень хорошо ведомо. Во-вторых, когда тебе «неведомо» — ознакомься, эпоха Интернета. В-третьих, это прямой повтор того, над чем вы глумитесь: «Я Солженицына не читал, но...» А зачем вы говорите о неведомом? Я вот знаю, кто такой Ямбург. Я не знал и честно ознакомился с адаптивной педагогикой, со всем остальным. Потому что я не буду обсуждать человека, да еще директора школы, в которой учатся люди, уважаемого человека, человека, которого должны уважать учащиеся (они должны его уважать), говоря: «Мне неведомо, кто такой господин Ямбург, но...» Потом, мне интересно, а вдруг этот господин Ямбург, будь он 10 раз либерал, у него какая-нибудь интересная методика. Вот что такое «адаптивная школа», мне же интересно! Я вот долго занимался «вальдорфской школой». Такой был Рудольф Штайнер, который начал создавать... Были такие вальдорфские каноны. Есть школы Амонашвили, есть все эти методики развития Монтессори, есть обратные тенденции. Вот я как пойду на съезд, всего этого не зная?
Итак,
«Мне неведомо, кому и как сопротивляются родители в этой общественной организации, но коль скоро она официально зарегистрирована и не отмечена клеймом иностранного агента, то имеет право обращаться в государственные органы с любыми предложениями (Ну что за тон? Значит, теперь любая организация, которая „не отмечена клеймом иностранного агента“, является вашим врагом? Мы же не идиоты, и все, кто читают это — не идиоты, все ж понимают, сколько внутреннего такого кривляющегося сарказма в данных пассажах — С.К.). Как профессионал я, конечно, не мог пропустить ноу-хау в педагогике и решил внимательно ознакомиться с инновационной технологией коллеги (то есть коллеги, который выдвинул технологию „Духовные скрепы“ — С.К.). (Имя автора не называю, дабы не рекламировать его недоброкачественную продукцию.)»
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
Ну что это такое? 2015 год. Ну что это? Это не психическая неустойчивость? Это не уязвленность, переходящая в закомплексованность? Ну как так можно? И потом, что значит, «не рекламировать его недоброкачественную продукцию»?
Расскажете вы об авторе, дальше что? Люди прочитают. Но они и так довольно быстро поймут, что это за технология. Это метод оскорбления, репрессивно-психологического «наезда». Основанный на чем? На каких заслугах? Что за новоявленный Эйнштейн? Ну директор школы, ну очень хорошая школа. Призываю всех учеников этой школы, родителей уважать директора и педагогический состав. Дальше что? Кто этот человек-то, на которого наезжают? Он, между прочим, (и дальше это говорится) «автор — доктор педагогических наук, профессор одного из провинциальных педагогических университетов». Значит, это доктор наук. Господин Ямбург, насколько я помню, защищался по докладу об адаптивной...
«В 1997 г. Евгений Ямбург защитил докторскую диссертацию в виде научного доклада на тему „Теоретические основы и практическая реализация модели адаптивной школы“».
Но это называется самый плохой метод защиты, хуже не бывает. Этот доктор наук, педагогических, преподает, профессор. Он имеет полное право выдвинуть методику. Почему надо говорить «не буду называть», «недоброкачественная продукция»?
А вот почему:
«Свою теорию „положительных скреп“ профессор построил на основе доклада В.В. Путина, в котором президент сделал акцент на недостатке доверия в нашем обществе и дефиците „духовных скреп“ среди людей. „Страна испытывает ценностную катастрофу“, — отметил президент».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
То есть, во-первых, вопрос совершенно не об этих положительных скрепах, о которых говорил Путин, потому что профессор занимается своей тематикой достаточно долго, а Путин сказал это относительно недавно. Во-вторых, кто мешает этому профессору всерьез относиться к высказыванию главы государства, особенно, если ему созвучно? Вот я тоже считаю, что страна испытывает ценностную катастрофу, и что по этому поводу? Это значит, что я, так сказать, как бы «заискивающе виляю хвостом»? Заискивающе, извиняюсь, виляют хвостом другие. Это его «право говорить, но» — вот в этом есть нечто, согласитесь, с точки зрения стандартов поведения такой высокой научной свободомыслящей общественности 60-70-х годов что-то не ахти. Я это знаю. Я был частью этой общественности, и семья моя была ее частью. И мы знаем, как себя ведут люди, которые не хотят быть заподозренными в том, что они «колеблются вместе с линией партии», проявляют сервильность. Они так себя не ведут.
«Причины подобной катастрофы, по мнению профессора, — неправильные ориентиры в воспитании молодежи. И как следствие — дефицит „духовных скреп“ между людьми: милосердия, сочувствия, сострадания».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
Но все социологи говорят о том, что налицо в элите, например... Как мне говорил один очень известный социолог лет 10 назад:
— Мы строили полный профиль, мы потратили на это большие деньги, и честно вам говорю, мы их не распилили, а потратили. Мы провели крупные исследования. Выяснилось, что наша элита по многим качествам лучше, чем на Западе. У нее такой провал по двум качествам.
Дальше смотрит на меня и говорит:
— Почему вы не спрашиваете меня, по каким?
— Ну, по каким?
— Сострадание и солидарность.
Потом глубокая пауза, и:
— У меня дети подрастают. Я хочу жить здесь. Сделайте что-нибудь.
Значит, что неправильного-то сказано?
«Задача педагогов и родителей — сформировать в маленькой личности как можно больше положительных „крючков-скрепов“, которые в дальнейшем помогут человеку прикрепиться к таким же правильным положительным „скрепам“ и не уйти в сторону».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
«Крючки-скрепы», не «крючки-скрепы», что тут сказано неправильно-то? Конечно, задача педагогов сформировать ядро личности, ядро. Потом будет формироваться периферия. Она будет адаптировать юное существо (когда у него ядро сформируется, и когда оно возникнет, оно уже будет) к меняющейся современности со всеми ее качествами. Но пока формируется это ядро, конечно, это задача педагогов. А кого? И родителей. А кого? Что, неизвестен эффект Маугли, реального «маугли»? Непонятно, что без этого воспитания, без этого постоянного формирования вообще ничего не происходит? Так что надо формировать — не сострадание, солидарность и милосердие, а обратное? Безжалостность, разобщенность, «каждый сам за себя»? Не будет тогда духовных скреп, конечно, не будет. А после того как их не будет, не будет ничего: нации не будет, народа не будет на территории, государства не будет. И мы быстро к этому идем. И сколько бы ни говорили о том, что значит «ценностная катастрофа», этими словами сыт не будешь. Потому что, если ценностная катастрофа, то надо действовать! Быстро! И надо прежде всего дать себе ответ на вопрос о том, откуда она взялась, эта ценностная катастрофа? Ее же не было. Она же возникла! И кто-то из профессуры пытается что-то сделать, с тем, чтобы создать какие-нибудь скрепы. По этому поводу надо высокомерно язвить?
В духе Шварца?
«Доктор педагогических наук разработал технологию оценки человека по количеству (!) хороших поступков».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
Дальше вопрос заключается в том, что когда в одном абзаце обсуждается большая технология, то понятно, что делается, да? Я так обсужу сейчас адаптивные технологии Ямбурга, что никому мало не покажется. Я так поиздеваюсь, что дальше уже все будут только хохотать. Но я никогда этого не сделаю. Никогда. Потому что он педагог, потому что он учитель, потому что от него зависят судьбы людей. А этот что делает?
«Технология довольно проста: сначала воспитанник летнего лагеря указывает на листке бумаги список качеств, которые он считает „эталонными“ для своего возраста, а потом от него требуется оценить своих сверстников по степени выраженности этих качеств. Через какое-то время экспертную оценку качеств в группе можно повторить, и отследить ситуацию в динамике».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
Я не понял. Это обычный опрос в группе, с элементами какого-то социально-психологического зондирования. Это в чем тут новизна? Мне рассказать, как эти опросы в динамике делались на протяжении последних 50 лет? Как они делаются в Америке и других местах? В чём тут новизна? Это достаточно общепринятая социологическая методика. Я потом скажу, чем она опасна, с моей точки зрения.
«...кто-то в глазах сверстников скатился к плохому, а кто-то, наоборот, улучшил свои позитивные качества. Вот так».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
Дальше такое высказывание. Вот он рассказал этот абзац — вы что-нибудь поняли? Вы поняли что-нибудь плохое? Он его дорассказал и говорит: «Вот так. Доктора вызывали? Нет?» Ну это либеральный хамёж, который действовал в определенной, прошу прощения, специфическо-советской среде. Так уже не разговаривают. Это даже не старомодно, это даже не «нафталин», это уже ничто.
Господин Ямбург считает, что у него там должен быть адаптивный метод, к которому там все остальные должны как-то приспосабливаться. Не ученик приспосабливается к системе, а система приспосабливается к ученику. Поскольку система приспособиться к каждому ученику по определению не может, то господин Ямбург просто разрушает систему. Вот так! Доктора вызывали?
Значит, я разберусь, что там происходит. Как выглядят эти группы. Чем эта система отличается от тех, которые я перечислял. Вот этих, так сказать, гуманистических педагогик «до и больше». Они что-то делали, чего-то добивались, спотыкались, рушились. И никогда ни в какой элите, настоящей элите служения, не будет применяться эта гуманистическая педагогика. Никогда. По понятным причинам.
Нет напряженности, нет непрерывной ориентации на взятие барьера — не будет личности. Не будет. Хоть это будут каноны, хоть это будет Амонашвили, хоть это будет Монтессори, хоть это будет десяток чего угодно — не будет ничего. Либо молодое существо постоянно должно брать барьеры, либо оно деградирует. И уж никоим образом не привыкает к тому, что в каждой следующей ситуации ему придется брать барьер. Оно пасует перед каждым барьером, и ни к какой жизни вы его не подготовите. Это мое мнение.
Но, может быть, что-то удается господину Ямбургу?!! Вот я повторяю: хорошие, цельные, сильные люди вышли из этой школы, у меня работают, имею честь сотрудничать близко с такими людьми, восхищаюсь ими. И соответственно не могу не приглядеться к Ямбургу.
А он что делает? С чем он ознакомился? С тем, что создается фокус-группа, и в этой фокус-группе следят за динамикой? С чем? С тем, что этот профессор считает, что он помогает Путину преодолевать ценностную катастрофу в обществе? А что, Ямбург не понимает, что такое «ценностная катастрофа», она есть или нет? Если ее нет, надо сказать, что Путин неправ. Если она есть — всё! Засучили рукава и спасаемся, спасаемся.
Потому что, если она будет окончательно разворачиваться, ничего не будет. А когда здесь ничего не будет, здесь будет ядерная война, мировая. Непонятно? И непонятно, кто отвечает за ценностную катастрофу? Что, это не «лихие
Но ведь не было ценностной катастрофы, не было ее. Была бы она — не выиграли бы Великую Отечественную войну, и спутник бы не запустили. А теперь она есть? Или ее нет? Да, идут сложнейшие глобальные процессы, которые надо обсуждать, но она же есть. На всё на это отвечают:
«Вот так. Доктора вызывали? Нет? Он сам пришел. По сути дела, это второе пришествие Трофима Лысенко, на этот раз в педагогическом обличье».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
Ну сколько пошлостей нужно забабахать в один текст?! Вот еще и Лысенко. При чём тут Лысенко, почему в педагогическом обличье? Все время ощущение, что живу в
Дальше следующий абзац:
«Глава государства в публичном выступлении, рассчитанном на широкую аудиторию, вправе пользоваться метафорами, позволяющими публицистически заострить высказываемые мысли».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
Вот так. Доктора вызывали? Секретаря райкома вызывали? Инструктора ЦК КПСС вызывали? Стереотипы-то какие? Ненавижу слово «совок», восхищаюсь советским человеком. Но были вот эти вот негативные проявления. То есть «совок» — это советский человек минус его позитивные качества. Ну вот они и остались.
«В советскую эпоху стоило появиться материалам очередного партийного съезда, как находились услужливые ученые, обладающие талмудическими навыками, которые тотчас же превращали руководящие указания в методические пособия для школ».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
Были услужливые и талмудические, но если съезд — это полная болтовня, и его решения не проводятся в жизнь, то зачем он нужен? Да, есть ситуации, когда «заставь дурака богу молиться, то он и лоб расшибет», есть такие ситуации. А есть ситуации, когда люди смотрят съезд, прислушиваются к его решениям, говорят: «Так-так-так, вот здесь и здесь — это же действительно существенно для моей страны». Почему такое отчуждение? Ну и кончилось оно маразмом диссидентских кухонь: «Если вы думаете, что вы нам платите, можете считать, что мы работаем».
«Толку от этого было мало, учителя ими не пользовались, но неизменно вставляли пассажи из этих разработок в планы воспитательной работы, относясь к ним как к неизбежным ритуальным молитвам. Но даже тогда, в эпоху господства моноидеологии, никому не приходило в голову отправляться в экспедиции и лагеря с „крючками-скрепами“».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
Извините, а в «лихие
«Оценивать детей по количеству хороших поступков? Да побойтесь Бога. Добро — оно тогда подлинное добро, когда совершается анонимно. А трубить о своих добродетелях, тем более их подсчитывать — это уже нечто из рыночной педагогики. Впрочем, именно здесь просматривается ноу-хау».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
Я не понял, а Макаренко что, вообще не существует? Я считаю, что всё, что здесь обсуждается в ёрническом ключе, очень опасно. В том случае, если оно будет неадекватно применено. По очень многим причинам. Во-первых, когда это начинает тиражироваться, то в результате этого возникает халтура. Если это имеет какое-нибудь отношение к оценкам, все под это подстраиваются. Это так делать нельзя.
Во-вторых, это можно делать, если есть коллектив, и (здесь начинаются положительные черты этой же методики), если есть коллектив, то он все равно будет выставлять оценки. Слышите меня? Он их будет выставлять. И каждый член действительно состоявшегося коллектива хочет, чтобы коллектив его оценил. Хочет! Он другого боится, член коллектива, — что за спиной шепчутся. Если ему прямо и открыто говорят об этом, по-настоящему, то он это очень даже воспримет. И, между прочим, это будет действовать в регулятивном плане сильнее, чем любые нотации самого авторитетного педагога. Но для этого в этом должно быть нечто очень мощное, подлинное, сильно отличающее такой процесс от заурядного занудного комсомольского собрания
Макаренко был талантливым человеком, умел создавать коллективы, и поэтому эти методики давали великолепный результат. Если рядом — ремесленник, из-под палки, в несложившейся ситуации, не умея ее оценить, начнет тиражировать нечто просто так, результат будет плохой. Но это же касается всего на свете! И методов Ямбурга, и методов Амонашвили, и всех этих там вальдорфских школ, и методов какого-нибудь итонского воспитания — всего на свете! Это вообще вопрос о том — можно ли хоть что-нибудь протиражировать в этой сфере? Иначе говоря, педагогика — это наука (или педология) — или это искусство? Возможна педология со всеми ее Песталоцци и прочими, или она в принципе невозможна? И докуда тут можно двигаться? Здесь «кончается искусство, и дышат почва и судьба». (Я всё-таки не Шварца цитирую, а Пастернака. — С.К.)
«Предполагается, что результатом (продуктом) по итогам „Лета-2015“ должен стать не только традиционный привес детей, но и прирост позитивной социализованности. (А что, нужна негативная социализованность? Или не должно быть социализованности вообще? — С.К.) Да, кто помнит культовый фильм Э. Климова „Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен“ (Простите, для кого он культовый? Для меня культовыми являются фильмы Эйзенштейна, реальные фильмы Довженко (самого), фильмы Феллини, Антониони... Что у вас культ-то не того: то Шварц, то Климов — С.К.), тот не может не улыбнуться тогдашним критериям оценки летней оздоровительной кампании: по увеличению веса воспитанников. Сегодня, когда мы довольно часто встречаемся с дефицитом веса у детей и подростков, я бы не спешил тут иронизировать. (А почему мы с этим встречаемся? Мы с этим не встречались. Это, простите, называется голод или начальная дистрофия. А она откуда возникла? Она с вами никак не связана? С вашими „шварцами“, „окуджавами“ и так далее она не связана? С социокультурным шоком перестройки и социоэкономическим шоком постперестройки гайдаровских реформ она никак не связана? — С.К.) Но времена действительно изменились: нынче все, включая педагогику, оценивается по измеряемым результатам».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
Но я вообще не могу понять логики высказывания. Значит, в советской ужасной системе, описанной в ёрническом духе Климовым, следили за ростом веса в летнем лагере. Вроде бы это комично, но на самом деле сейчас уже это не комично, а ценно. А следить за социальной динамикой? Если можно и оказывается, что не комично следить за динамикой веса, то, может, и за социальной динамикой, за степенью социализации можно следить? Они же чудовищно десоциализированы, нынешние подростки. И что предлагает Ямбург-то? Это же огромная человеческая проблема! Как говорилось в великом произведении «Педагогическая поэма», тут такое несчастье, настоящее человеческое горе (о беспризорниках), а приходят какие-то бояре. Я понимаю, что этим боярином может быть либеральный политик, депутат какой-то санкт-петербургский либеральный или кто-нибудь еще, но Ямбург — педагог, он говорит, что он из семьи педагогов, что вокруг него только педагоги. Но он же не может этого не чувствовать: ни этой ценностной катастрофы, ни этого отсутствия скреп, ни этой страшной десоциализации. Откуда боярский тон?! Он же профессионал, он не Ларина и не Чубайс.
«А данная простая методика предлагается чиновникам в качестве удобного инструмента мониторинга. Она облегчит им жесткую фиксацию результативности работы летних лагерей при отчетах за выделенные бюджетные средства. (Опа! Всё. Мы, наконец, дошли до главной темы, которая действительно волнует либералов — сколько будет средств из бюджета. Меня там каким-то образом замерят, окажется, что у меня неэффективно всё работает, и у меня „бабки“ срежут, да? — С.К.) ...Такая простота в буквальном смысле слова хуже воровства. Ибо украденным окажется самое дорогое в деятельности педагога: его свободное время, которое должно быть посвящено детям, а не заполнению бессмысленных таблиц».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
Социализация нужна, да или нет? Она осуществляется в школах и летних лагерях, да или нет? Ее каким-то способом надо фиксировать, да или нет? Причем тут бессмысленные таблицы? Учителей заставляют заполнять дикое количество бессмысленных таблиц. А эта почему бессмысленная? Обсудите, в каких условиях это помогает, в каких — мешает. Предложите другие методы измерения. Вы же сами говорите, что сейчас эпоха измерений. И главное, всё-таки поговорите про что-нибудь, кроме денежек-то. А?
«Список необходимых ребенку качеств (социальных компетенций) он классифицирует по гендерному принципу. (Значит, этот неназываемый ужасный доктор наук, создавший программу „духовные скрепы“, он как бы список необходимых ребенку качеств, социальных компетенций классифицирует по гендерному принципу, то есть по принципу „мужчина-женщина“, маскулинное-феминное и так далее. Ну и что? Ну а почему нельзя этот принцип использовать? — С.К.) Для юношей это: мужественность, сила, независимость, дух соревнования, а для девушек — верность, забота о людях, умение понимать других, нежность и т.д. (А что, это вообще исчезло? То есть, всякая подобного рода критериальность вообще отменена? Я понимаю, насколько она стала гибкой. Я понимаю, что мы живем не в XVIII веке. Но этого что, нет вообще? А что есть? — С.К.) В основе, как считает автор, лежит традиционное понимание роли женщины и мужчины в обществе. Он — сильная личность, добытчик, она — хранительница домашнего очага. (Я предлагаю всем, кто это слушает, понимать, что здесь идет искаженный портрет того, что реально автор предлагает. Но предположим. — С.К.) Такие представления восходят к средневековому „Домострою“, в то время, когда на дворе третье тысячелетие».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
И что? И что, что третье тысячелетие? Мужественности нет? Бойцовские качества не нужны в третьем тысячелетии? Они американским спецназовцам тоже не нужны, или только нашим? Мы не знаем, сколько тысяч лет существует человечество как культурная мегаобщность: то ли четыре, то ли шесть, то ли восемь. Но все эти тысячелетия всё всё время стремительно менялось. В Средние века были одни представления об этой мужественности, а потом они возникли в буржуазном обществе — они были другие. Перед этим в античном обществе они были другие, а перед этим они были еще, тоже другие, в обществах архаики. Но они же были! Значит в третьем тысячелетии они опять будут, или что — человек исчез? Или имеет место такая черта, так сказать, которой еще никогда не было в истории человечества? История исчезла? Что случилось?
«Не думаю, чтобы профессор не был знаком с научными взглядами об изменении гендерных ролей в современном мире».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
Ну, я знаком с этими научными взглядами, и что? Что вы хотите сказать? Я знаком со всем, что «наковыряла» эта школа с середины XX века, и всем, что было традиционным фундаментом, на котором построено всё это знание сегодняшнее, и что? И что вы мне хотите сказать? Что всё, наоборот, становится гибче, динамичнее, выдвигаются какие-то другие критерии? Но это же остается и будет оставаться, пока есть человек. И никакие научные изыскания в сфере гендеров тут ничего не изменят. Пока есть человек, это будет. И тут возникает вопрос: а что предлагают либеральные педагогические школы? Они предлагают завершить проект «Человек», как это говорится постмодернистами, «проект „Человек“ завершен»? Но тогда зачем говорить о добре совершаемом, обо всем прочем? Тогда уже надо говорить о бесконечной вариативности, о паттернах. Какого человека в какой стране создаем? Или какому человеку в какой стране помогаем состояться?
«Словом, как ни крути, все предлагаемые инновации сильно отдают нафталином, не важно — позднесоветским или средневековым. (Не понял. В позднем советском обществе был „Домострой“, что ли? — С.К.) На память приходит диалог из „Дракона“ Шварца (Я уже процитировал, а вот он не отдает нафталином позднесоветским, пошло-либеральным? В каком-то смысле обобщенно „неостругацкианским“? — С.К.). В середине
1970-х годов прошлого века по Москве ходил афоризм: „Можно отдать жизнь за Родину, но нельзя врать за Родину“».— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
Я, честно говоря, такого афоризма даже не помню, мне казалось, что я помню все основные афоризмы той эпохи, как невероятно пошлые, так и другие. Но предположим, что это где-то было. А что он значит? «Врать» — это говорить, «отдать жизнь» — это поступок. Речь и поступок. Но они всегда отделялись. Речь существует, эта речь может быть связана с поступком или не связана, она может быть циничной, слащавой, лживой, но пока есть человек, будет речь и поступок. И о чём здесь идет разговор?
Что, не надо говорить, с чего начинается Родина? Что, нужно только за нее умирать бессловесно? Что каждый, кто говорит о Родине «Родина, позови меня» (Рождественский) или «С чего начинается Родина», или что-нибудь еще, — он лжет? Кому дано право говорить, где начинается враньё за Родину? Кто себе это право присвоил? И какое это имеет отношение к реальным вызовам, к реальным масштабным, чудовищным, огромным проблемам?
«Едва ли на крючок такой „теории“ удастся поймать ребенка. Что же касается любоначалия — стремления угодить...»
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
А кто это сказал? А кто это сказал? Вы говорите про незнакомого вам человека публично, отказываясь его называть, условно говоря, что он — холуй. А почему он вам не скажет то же самое в ответ? Вы на этом языке хотите говорить с нацией? С народом? Или со своей тусовкой, которая будет этим любоваться? Так чем больше вы будете на этом языке разговаривать с кем угодно, в том числе и с учениками, поверьте, тем больше будет отчуждение, и тем больше вы будете злобиться. И кончится это только Достоевским, «Записки из подполья», будет полное саморазрушение. И в итоге этого дела вы скажете: «Знаете, чего мне надобно? Чтобы вы провалились все, вот что».
«Не думаю, поскольку подобная специфическая трактовка руководящих идей приводит только лишь к их дискредитации».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
А вы дайте другую. Другую. Не трактовку и не идею. Вы признайте, есть ценностная катастрофа или нет, в чём ее источник, каков ее масштаб, что надо делать в школе, чтобы ее избежать. И как социализацию-то наращивать, как?
«В конечном счете, дело ведь совсем не в начальстве, чьи взгляды могут меняться соответственно политической конъюнктуре (Опа! — С.К.), а в нас самих. Ибо, как верно было замечено в сборнике „Вехи“, еще на заре прошлого века, сетовать во всех случаях жизни на обстоятельства и начальство — есть умственная и нравственная лень, рудимент рабской психологии».
— Здравствуй, лето «крючков-скрепов»! // Московский Комсомолец
Я вообще не понял, это к чему. «Вехи» эти, знаете ли, кого-то впечатляли, а кого-то не очень. Знаете, в чём тут дело? Я понимаю, что «кому что нравится». Я абсолютно не считаю, что авторы «Вех» были ангажированы правительством, хотя всю жизнь «Вехи» были синонимом ангажированности правительством и всем прочим. Я так не считаю. Вот скажу вам, что я считаю.
Я считаю, что Ленин, безумно зависимый от марксистских идей, безумно ориентированный на западную социал-демократию такую, революционную, на всё что угодно, безумно погруженный в разного рода вот эти западные контексты, — он на самом деле был самостоятельным почвенным политическим мыслителем, очень самостоятельным. Он им не хотел быть, он им был! Он в это не кокетничал, в это не играл, он им был.
А Бердяев и другие — это, по сути, немецкие профессора, говорящие о почвенности русской. На языке Шеллинга, Шлегеля и других немецких идеалистических философов, которых они прекрасно знают, великолепно. И вот на этом языке они пытаются изображать такую вот самобытность. А Ленин ничего не изображает, в нём прет некое нутро, внутренне безумно русское. Со всеми «за» и «против». А ему плевать, оно настолько из него прет, что ему не надо думать, прет оно, не прет — он не играет в это.
А у Бердяева-то этого нутра нет, всё есть — ум есть, изящество есть, наблюдательность есть, а нутра, этой самости, нету. Так что с этими «Вехами»...
Давайте теперь лучше поговорим не о «Вехах», а о чем-то другом, более серьезном. Мы все на перепутье. Мы все на перепутье, и никто из нас не знает, как быть, как ответить на самый крупный, самый масштабный вызов современности. На колоссальную трансформацию той базы культуры и знаний, которая существует сейчас. На другие интерфейсы, которые подключают к этой базе. Как человека туда подключить, чем его надо вооружить, чтобы он каким-то способом, тем не менее, там мог двигаться, ориентироваться? Какие карты ему дать, какой компас? Всё страшно изменилось — нет этого научного и культурного универсума, есть совершенно другая — разлапистая, огромная, рыхлая распадающаяся среда, к которой совершенно непонятно, как подключать взрослого, а не то что ребенка. В сущности, вопрос стоит о том, как сформировать такие обобщенные паттерны знания и ориентации нравственной и любой другой, которые он сможет применить, двигаясь по новым лабиринтам, и там не запутываться. Потому что если этого нет — забудьте про педагогику. Вообще! Мы объединены этой огромной, нерешаемой, неподъемной проблемой XXI века. Не русской и не английской, а всечеловеческой. Мы все объединены этой проблемой в том смысле, что мы под нею все гнемся и не хотим сломаться. И нам нужны крупицы какой-нибудь правды интеллектуальной, какой-то глубины, и нам неважно, откуда они исходят: из либерального лагеря, из патриотического, из Америки, из Китая или откуда еще. Какого человека мы готовим к будущему? Какого? Квалифицированного потребителя? Кого мы готовим реально? Какой будет страна? Для кого-то она — это остров, Россия практически в автаркии, которая должна со всех сторон держать оборону, и при этом каким-то способом соблюдать минимальную открытость. Для кого-то это часть Европы. Для кого-то — для нас, например — это будущий лидер будущей Европы, будущего Запада по ту сторону западного исчерпания. Для кого-то это страна, уходящая глубоко в Азию, такие тоже есть.
Мы даже об этом не можем договориться. Мы никогда не договоримся о ценностях, но есть некоторые общие глубочайшие теоретические вопросы, на которые нет ответов, и мы, вот это «Родительское Всероссийское Сопротивление», сопротивляемся дегуманизации, расчеловечиванию, деградации, регрессу, мутации. «Чему они там сопротивляются...» Бросьте ваш тон и возьмите человеческий. Прекрасно понимаете, чему, и прекрасно понимаете другое: что будете еще сколько-нибудь двигаться по своей бессмысленно-комически высокомерной траектории — и придете к полному концу.
Тут я беру какие-то высказывания господина Ямбурга:
«На мой взгляд, золотой век, когда школа была действительно свободна — это „лихие
90-е“. Когда государству было не до нас, родились новые типы и виды учебных заведений, возникли авторские школы, экспериментальные программы, уникальные методики, была заложена основа вариативности образования. Сегодня, к сожалению, всё это сокращается. Вступая на путь полной стандартизации, мы фактически загоняем детей в тупик».
Так я ж даже в чем-то согласен. Я считаю, что рано заниматься стандартизацией. Но господин Ямбург понимает, чем мы рискуем на путях вариативности? Что мы разойдемся по этим путям и не сойдемся никогда. Это первое. Второе. Ну пожалуйста, пусть будет вариативность, но тогда в этой вариативности должно быть существенное место классике, советской в том числе. Вы позволяете, так сказать, в моральном и прочем смысле, этому существовать?
Вот мы совершенно сдержанно и с такой мягкой иронией смотрим на всякую эту адаптивность. А вы-то, как только вы видите что-нибудь, что вам «не по шёрстке», вы же просто воете, как волки. Так о какой вариативности идет речь, о той, которая вам нужна? А вы понимаете, что 90% людей тоже имеет право на вариативность? Давайте-давайте, пусть будет вариативность.
Давайте проведем нормальный соцопрос в любом городе и спросим, кто хочет иметь музей а-ля Гельман, а кто хочет иметь музей классический.
Давайте посмотрим, и если 90% скажут, что им нужен классический, давайте 90% бюджета, выделенных на музей, отдадим им, а 10% отдадим тем, кто хочет музей а-ля Гельман. И пусть дополнительно будут частные музеи, потому что по определенным причинам у либералов больше денег (а обсуждать эти причины я не буду, и не говорю, что у всех). Давайте?
Давайте проведем соответствующие исследования, нормальные, высоконаучные, качественные и поймем, чего хотят люди.
Давайте дадим этим людям возможность делать то, что они хотят. Это страшно опасно, и я очень понимаю тех ультраконсерваторов, которые орут: «А! Эти разговоры о гражданском обществе, это ужасно!» Это очень опасно. Но может быть, мы перешли уже ту черту, за которой только этот путь может с какой-то не очень большой вероятностью что-то потом собрать, а всё остальное есть просто тупая унификация. Но вы тогда признайте права за другими, признайте права за большинством. И, между прочим, они все (это большинство) — налогоплательщики, и они имеют право распоряжаться бюджетом. Тогда отдайте в руки родителей то, что называется их бюджетной квотой, а также основные фонды. И дайте возможность обществу формировать школы, ориентируясь на некоторый очень немногословный и немноготребовательный стандарт.
Вы делаете музей ГУЛАГа? А мы хотим сделать музей великих достижений советской индустриализации. Мы имеем право на деньги? Мы граждане страны? Чем я менее интеллектуален, чем вы, или мои соратники? Да вы же прекрасно понимаете, что «Суть времени» — вполне современное интеллектуальное движение.
Мы хотим, чтобы любая доярка, любой строительный рабочий тоже могли решать судьбу свою и своих детей. И чтобы они имели тот ассортимент возможностей, который необходим для того, чтобы они всё выбирали. Мы верим в их выбор, они не так глупы, как это кажется, не так темны. Это кто выдумал, что образование — это услуга? Кто выдумал? Вы выдумали!
Ах, это услуга? Тогда не «впаривайте» нам услугу! Потому что «услуга» — это то, чем мы можем воспользоваться так, как хотим. Либо вы скажите, что образование — это суперинвестиция, формирующая нацию и каждого отдельного человека, а не услуга, и тогда нужна единая национальная программа, единая национальная дискуссия и, возможно, референдум по проблемам образования. Либо вы скажите, что это услуга, тогда никто мне не может услугу «впаривать». Никакой фонд при каком-нибудь правительстве, никакие иностранцы с их грантами, никто. У меня есть право использовать свои средства так, чтобы учить детей так, как я хочу. И меня интересует только набор возможностей, и я знаю, на что я буду ориентироваться. И не я один. И поверьте мне, как только это произойдет, вы окажетесь в меньшинстве, с частными школами для элиты прозападной, в которой вы будете с вашими адаптивными методами, как мне представляется, разлагать детей. Ну, делайте это на здоровье. Они уедут, впишутся в западную элиту, посодействуют западному маразму — нет проблем. Кстати, большинство из тех, кто сильно обеспечен, кто поймёт, что нужно что-нибудь пожёстче, он начнет отправлять в серьезные западные школы.
А в серьезных западных школах, дорогие мои, никакие адаптивные возможности не используются. В самых серьезных школах до сих пор — открою вам секрет, это серьезный секрет! — используются физические телесные наказания. И постоянно идет накачка на достижения, накачка на взятие барьеров. Потому что, может быть, единственное, чему и надо учить — это взятию барьера. Потому что неизвестно, каким он будет, этот барьер. Но есть три типа, например, реакции на страх: замирание, бегство и наступление. Вот, пусть одна реакция останется. Давайте формировать будущего гражданина нашей страны — победителя. Давайте формировать страну с опережающим образованием, более мощным, более эффективным, чем где-нибудь в мире. Давайте вообще признаем, наконец, что если место в разделении труда есть у России, то этим местом являются идеи и люди.
А теперь, так сказать, другая цитата из господина Ямбурга.
" — К школьным туалетам, я знаю, у вас особенно трепетное отношение.
— Да, я — основоположник туалетного движения в школах России. Я глубоко убежден, что культура не делится на высокую и низкую. (Да? То есть вообще? Что значит «не делится»? — С.К.) Странно говорить с учениками о высоком, когда в школе, извините, пахнет мочой. (Согласен. А если в школе не пахнет мочой, то надо говорить о том, что не пахнет мочой? А до Шекспира когда дело дойдёт? «Что значит человек, когда его желания — еда да сон? Животное, не больше.» — С.К.) Я объясняю детям, что если театр начинается с вешалки, то школа — с мест общего пользования«.
Вот насчет «театр начинается с вешалки», простите, но здесь уже я профессионал. Это слова Станиславского, которые означали только одно. Что в момент, когда зритель приходит в театр, там должны стоять влюблённые гардеробщицы, которые будут выполнять процедуру принятия пальто и всего остального как ритуал. И что так должны вести себя все. Все, не только труппа на сцене, но и весь обслуживающий персонал. Там речь не о низком шла, не о том, что у этой гардеробщицы должны быть такие-то и такие-то данные — длина ног, лепка лица. Там речь шла не об этом.
«Как-то пришел к одной знакомой директрисе, мы с ней когда-то вместе учились. Гляжу — стены туалета в ее школе покрашены черной краской. Я ахнул: „Ты с ума сошла?!“ Она говорит: „Ямбург, ты не понимаешь, на черном грязь меньше видна“. Я говорю: „Душа моя, на черном грязь больше видна, это во-первых. А во-вторых, зачем превращать туалет в каземат?“ В другую школу приехал — мне строители говорят: „Мы просто балдеем от директорских указаний“. — „А что такое?“ — „Да вот, он дал команду обложить кирпичами каждый унитаз. Чтобы дети ногами не разбивали“. Таких примеров тьма».
Учите детей, как вы хотите. Хотите — на примере туалета, хотите — на каком-нибудь другом. Чисто должно быть всегда, гигиена должна быть всегда, какого цвета должны быть туалеты, я не знаю. Я знаю, что в одном случае эти дети, справив нужду, желательно в чистом отхожем месте, будут влюблённо слушать Шекспира, Гёте и рваться вперед, а в другом месте они будут ходить, так сказать, в самые амбре-туалеты и потом сидеть и сплёвывать, а им будут «гнать всякую пургу» про Улицкую, не знаю кого еще. Так что насчет того, что нет разницы между высоким и низким, не могу сказать.
А главное, вот, в чём «стругацкианство»? Что в точности то же самое говорил после определенных событий господин Ракитов. Он тоже воспевал туалеты. Вы все сошли с ума на них? Или есть единая директива, исходящая от кураторов господина Ракитова? Вы с ума сошли? Вы почему считаете, что мы вам зла хотим?
Вы же просто занимаетесь глубочайшим опошлением и самосливом. Я не хочу, чтобы между словом «либерализм» и «пошлость» в России возник знак тождества устойчивый. Но вы же всё более опрощаетесь, и даже не видите, что это вызывает отторжение, в том числе у тех, к кому вы хотите пробиться. Потому что ваша простота, которая хуже воровства, вот это ваше пижонское опрощение действует только в вашей тусовке. Наращивание энтропии в замкнутой системе. Понимаете? Вот и всё.
Теперь о проблемах, которые почти невозможно решить, но нужно яростно обсуждать, и проблемах, которые уже очевидны. Мы должны, должны на этом перепутье общечеловеческом найти способы, транспортные средства и картографию, с помощью которой воспитываемый нами ребенок будет двигаться в этом пространстве знаний и культуры, он будет его обозревать, будет его осваивать. В этом миссия человеческая — достраивать это пространство и осваивать его. Иначе человека нет. И все мы должны постоянно думать об этом — правые, левые, те, другие, — потому что это проблема общечеловеческая и общенациональная.
А вторая проблема, которую все ощущают: мы создали очень жестокое, ультра такое буржуазное, почти пародийное на буржуазность настоящую, общество — «город жёлтого дьявола» такой. Сначала его описывали в негативном плане, а потом, когда поменяли плюс и минус, его же и создали. Оно, повторяю, очень жестокое, очень специфическое, очень больное, это общество. И мы его за короткий период времени уже не изменим. Мы в нём будем жить, мы его будем куда-то двигать, и, наверное, куда-то выйдем из этого тупика. Не сразу, но выйдем.
Скажите мне простейшую вещь. Вы хотите, чтобы между этим обществом, таким как оно есть (оно не будет завтра другим), и школой, в которой учатся ваши дети, — не было никакой, не знаю, ограды, преграды, системы фильтров? Вы хотите, чтобы прямо всё это обрушилось на несформировавшуюся личность? Чтобы всё это уже сразу там закипело внутри?
Вы хотите этого или нет? Ведь это же реальная жизненная проблема каждого человека. Либеральный, богатый человек хочет, чтобы его ребенок находился в школе, которая ничем не ограждена от жизни этой? Иначе говоря, он хочет, чтобы в этой школе, в которую приходит ребенок (а ребенок страстно жаждет социализации, то есть взаимодействия с другими детьми), каждый из детей спрашивал: «Что тебе подарил папа? На какой он машине приехал? Кем он у тебя является?» Вы понимаете, что будет, если вся субстанция окружающей жизни, включая интернетную и так далее, прорвётся в школу, где должно формироваться ядро личности, ядро!?! Которое потом может быть оснащено любой периферией и которое потом может ориентироваться в любых мерзостях, любых жестокостях, — когда оно сформировано. Вы хотите отменить разницу между формированием этого ядра и последующими процессами? Да или нет? Чего вы хотите?
Вот я знаю, чего я хочу. Я совершенно не хочу мешать господину Ямбургу, а также тем, кто хочет учиться у господина Ямбурга. Они хотят, они там как-то формируются, эти люди? Слава богу. Пусть у господина Ямбурга будет еще конюшня, еще там не знаю что. Я и такие как я увозим своих детей. Мы формируем коммуны. Мы в этих коммунах находимся в среде своих ценностей. Мы наращиваем интеллектуальность этих коммун, и мы хотим, чтобы дети там учились.
И чтобы там всех этих гадостей не было. И мы знаем, что мы не одни. Что самые разные люди, как либеральные, так и консервативные, как совсем религиозные, так и полностью светские, уходят с тем, чтобы спасать детей.
Теперь я спрашиваю: «А что делать всем остальным? Что делать стране? Что делать какому-нибудь крупному бизнесмену, который должен работать в Москве?» Ситуация не так мрачна, как я ее описываю? Я буду счастлив, если она не так мрачна. У вас есть какие-то рецепты? Вы занимались этим всю жизнь. Я занимался много чем. Я занимался математикой, я занимался теорией игр, я занимался теорией вероятностей, я занимался некорректно поставленными задачами, я занимался театром, я занимался психологией, политологией, философией. Но я не преподавал в школе. Вы преподаёте? Так вы дайте ответы свои на серьезные вопросы, а не жуйте бесконечно эту неаппетитную массу пошлостей, любуясь собой. Между прочим, это всегда очень уязвимо.
Теперь, что можем сделать мы — интеллектуальное и достаточно волевое движение, являющееся малым фактором в развитии России.
Мы сделали анкету, и хотим провести социологический опрос, в котором мы хотим понять, чего хочет общество, как оно построено, как оно сориентировано в сложнейшей системе под названием образование. Мы эту анкету формируем фактически как научное исследование. Не только в том смысле, что мы исследуем общество, а в том смысле, что мы верим, что каждый человек, который начнет ее читать и заполнять, достаточно интеллектуален, чтобы разобраться в сложнейшей проблематике. И мы не боимся эту проблематику включать в анкету. Мы получим в результате от анкеты настоящее полноценное исследование. И мы хотим вынести результаты этого исследования на съезд и предоставить их всем: Ямбургу, анти-Ямбургу, как говорилось в театре — «тете Дусе», руководству страны, всему обществу.
Я призываю членов движения «Суть времени» начать анкетирование и завершить его быстро так, чтобы можно было обработать материалы и вынести их на съезд. Это наш первый шаг на съезде. Нас достаточно много, на съезд приедет достаточно людей для того, чтобы, если даже каждый из них соберёт, я не знаю, там, 20 анкет, было беспрецедентное исследование на самую больную тему современности.
Товарищи! Я понимаю, как трудно, как мало времени, так много работы и как тяжела жизнь. Но поверьте мне, это нужно. Анкету вам разошлют. Инструкции к анкете вам разошлют. Это не первая анкета, с которой вы имеете дело. Вы справитесь.
И уверяю вас, что результаты просто с научной, человеческой, сущностной, если хотите, как бы, метафизической, экзистенциальной точки зрения будут очень серьезными. Это не простая анкета, мы долго обсуждали, как она должна быть построена. Она должна быть построена так, как она построена. Если мы это сделаем, мы уже чуть-чуть сумеем воздействовать на макропроцессы.
В этом виде и с этой степенью масштабности и глубины никто до нас этого не сделал. Но мы можем и должны! Это не единственное, что мы можем и должны. Но на данном этапе и в этой передаче я обращаюсь к вам с этим.
Сделайте это. Сделайте это в очередной раз. Для своих детей, для страны, и в каком-то смысле, даже для человечества. Это очень важно, это крайне нужно, и это надо сделать качественно и в срок, проявив высокую степень дисциплинированности. Я верю, товарищи, что вы это сделаете. И это наш ответ не Ямбургу, не кому-то конкретно — вызову, стоящему перед страной. Ценностной катастрофе, которая не фраза из чьей-то речи, а то, что над нами нависает. Будущему наших детей. Наш ответ будет таким и более серьезным уже на съезде.
До встречи в СССР!
Контакты пресс-службы. тел: +7(930)387-92-08, e-mail: press@eot.su
Телефон горячей линии: 8 800 100-97-24
