виртуальный клуб Суть времени

Смысл игры - 100. На острие атаки

Ссылка на youtube, файлы для скачивания и стенограмма – в полной версии новости.

Смысл игры - 100 from ECC TV .

Скачать файл.avi (avi - 748 Мб)
Звуковая дорожка, файл.mp3 (mp3 - 114 Мб)
Версия для мобильных устройств, файл.3gp (3gp - 149 Мб)

Youtube
 

Мой очередной доклад называется «На острие атаки». В связи с тем, что тема доклада требует не только целостности мысли, но и отточенности каждой формулировки, а также в связи с тем, что придется приводить достаточно много фактологического материала, я этот доклад зачту. Итак,

НА ОСТРИЕ АТАКИ

I

Запад атакует сейчас не отдельные государства и уклады жизни, а человечность как таковую. На острие этой атаки — являющейся фашистской постольку, поскольку именно фашизм стремился и стремится сокрушить человечность — вновь оказалась Россия.

От того, выстоит она или нет, зависит слишком многое. Вот почему задача всех патриотов состоит сегодня в одном — в том, чтобы Россия выстояла.

Если она выстоит в этом десятилетии, мир надолго станет другим. Он не станет совершенным, но в нем останется место для человечности. И вполне возможно, что в этом случае, если Россия выстоит, мир станет даже более человечным, чем сейчас.

Если Россия не выстоит, то мир тоже станет другим. Но таким, в котором места для человечности уже фактически не останется.

Сегодня политическая полемика ведется в основном по вопросу о том, какова Россия. Достаточно ли она патриотична для патриотов, демократична для демократов, социалистична для социалистов, рыночна для рыночников и так далее. Но, на самом-то деле, сегодня первостепенное значение имеет не это. А то, выстоит Россия или нет в течение ближайших 10-15 лет. Нам нужна такая Россия, которая выстоит. Если Россия в существующем ее состоянии выстоять не может, то ее надо менять. Но менять ее надо лишь в той мере, в какой это нужно для того, чтобы выстоять. Понимая, что при любых резких политических телодвижениях Россия рухнет. А если она рухнет, то уж точно не выстоит.

На прямой вопрос, восхищаюсь я или нет тем состоянием, в котором пребывает Россия, отвечу прямо: «Ни в коей мере не восхищаюсь». Более того, я давал и даю крайне негативную оценку тому состоянию, в котором пребывает Россия. Ну и что с того? Для того чтобы бороться за то, чтобы Россия выстояла, совершенно не нужно восхищаться тем состоянием, в котором она находится.

Я еще в 2014 году назвал современную Россию очень ржавым и искореженным засовом, запирающим дверь, которую хотят отворить силы Ада. Можно обсуждать состояние этого засова, все его несовершенства и деформации. Но сейчас важно, чтобы этот засов выстоял, и дверь не открылась. Потому что другого засова у человечества нет.

II

Сравнение России со спасительным засовом, находящимся в скверном состоянии, надо снабдить одной важной оговоркой. Обычный засов — это вещь, находящаяся в определенном состоянии, это статическая механическая система. А Россия — это сверхсложная динамическая система. Это такой живой засов, меняющий свои свойства. Пойдут процессы в России в одном направлении — засов станет прочнее, пойдут в другом — он станет менее прочным.

Один из важнейших процессов, позволяющих повысить прочность засова, — осознание причин гибели СССР. В российском обществе нарастает понимание того, что крах СССР был губителен. Но на вопрос о том, почему СССР рухнул, пока даются наивные ответы. Враги Советского Союза, чаще всего определенным образом относящиеся и к постсоветской России, говорят, что Советский Союз был нежизнеспособен, что он был царством идиотского «совка», антисистемой и потому-де рухнул. То есть он рухнул в силу своих собственных несовершенств, полностью задаваемых «совковой», как они говорят, идеологией и всем, что из нее вытекало. Почему тогда не рухнул Китай? Или Вьетнам? Или Куба? Или, беру крайний случай (тут речь идет только о том обрушилась или нет) Северная Корея. Те, кто настаивают на идеологической обусловленности краха СССР, уходят от прямого ответа на этот вопрос.

Большинство интеллектуалов, настроенных просоветски, отвечает ничуть не более убедительно. Ответ сводится к тому, что в крахе СССР виновны злые силы мирового империализма и наша пятая колонна. В любой стране, опирающейся на идеологию, альтернативную западному капитализму, есть пятая колонна. И злые силы империализма, то есть западного капитализма, по отношению к любой такой стране чинят козни. Но перечисленные мною выше страны, ориентирующиеся на некапиталистическую идеологию, не рухнули в результате козней западного империализма и их собственной пятой колонны. А СССР рухнул.

Любители крайней простоты говорят, что во всем виноват негодяй Горбачёв и кучка его сподвижников — Яковлев, Ельцин и так далее. Почему на XXVIII съезде КПСС, на съездах народных депутатов СССР Горбачёв не был отстранен? Почему партийная и советская номенклатура, видя, что делает Горбачёв, фактически его поддерживала? Почему по всем судьбоносным вопросам съезды народных депутатов СССР, на которых КПСС вместе с военными и представителями других, так называемых корпоративных сословий, имела большинство, голосовали в поддержку Горбачёва и его преступной политики?

Когда задаешь этот вопрос, то те просоветские интеллектуалы и общественные деятели, которые не склонны просто отмахиваться от неудобных вопросов, начинают рассуждать о губительных последствиях хрущёвской политики и XX съезда КПСС.

Но Хрущёв входил в команду Сталина. Те данные, которыми мы сейчас располагаем, позволяют с высокой вероятностью утверждать, что Сталин был убит своим ближайшим окружением, которое начало разоблачать культ личности Сталина фактически сразу же после смерти вождя. Это было поддержано сталинской элитой — военной, партийной, хозяйственной. Не было бы этой поддержки, Хрущёв бы на XX съезде был бы не возвеличен, а снят с должности, исключен из Партии и посажен в тюрьму.

Значит, все дело в этой элите. Это она, советская, номенклатурная, партийная и прочая элита, сначала дала процессам то направление, которое называют хрущёвским, затем усугубила положение дел невнятным брежневизмом, а затем сыграла в определенную игру, завершившуюся развалом СССР и прочими всем известными злоключениями, губительными для простого народа и вполне лакомыми для этой самой элиты.

И это она же будет дальше двигать процессы так, чтобы засов «Россия» потерял даже ту прочность, которую он имеет в настоящий момент.

Когда мне говорят, что представители данной элиты давно ушли в небытие и поэтому не стоит ворошить прошлое, — я отвечаю: «Люди приходят и уходят, а элитные кланы остаются и продолжают влиять на происходящее».

Долгое время только я и мои ближайшие сподвижники давали такое объяснение краха СССР, природы первой перестройки, а также природы перестройки-2, которая на подходе. В последние годы к нашей немногочисленной группе присоединились достаточно многочисленные когорты из движения «Суть времени». В котором многие не только разделяют подход, предложенный мной и моими ближайшими сподвижниками, но и пытаются этот подход детализировать, а также (о ужас!) сделать достоянием широких кругов нашего общества.

Я не хочу сказать, что вся деятельность движения «Суть времени» сводится к подобным размышлениям о непрозрачных элитных играх, осуществлявшихся в советский период и породивших то, что мы имеем. Ни я, ни мои ближайшие соратники, ни тем более движение «Суть времени» (в большинстве своем состоящее из молодых людей, только начинающих осваивать определенную методологию и тот тип интеллектуализма, из которого она произрастает) не зацикливались никогда и не зацикливаемся сейчас на аналитике глубинных элитных процессов, протекавших в советском обществе и перенесенных в общество постсоветское. Это одна из тем, которая для нас формирует повестку дня. Подчеркиваю: одна из тем, не более. Но это очень важная тема. И она, подчеркну еще раз, в силу своей сложности и коварности не может адекватно обсуждаться без освоения определенной методологии и приобщения к определенной интеллектуальной культуре, внутри которой только и может сформироваться такая методология.

Подчеркнув, что мы занимаемся многими темами, в этом докладе я сосредоточусь на одной — той, о которой начал говорить в самом начале доклада. А также на той методологии и том интеллектуализме, вне которых эта тема адекватно обсуждаться не может. В каком-то смысле данная методология и данный интеллектуализм были продемонстрированы уже в передачах «Суд времени» и «Исторический процесс». Те, кто пришли в ужас от результатов голосования на этих передачах, обсуждали результаты и сами передачи таким образом, чтобы главное оказалось за рамками обсуждения. Одни возмущались тем, что я очень громко и эмоционально веду дискуссию. Другие тем, что в стране очень много быдла (это они так говорили), которое поддается на демагогию. При этом все, кто осуществлял подобные шулерские приемы (а это, между прочим, отнюдь не только либералы), прекрасно понимали, что дело не в моих децибелах и не в безмозглости российского большинства. А в том, что на передачах был применен определенный метод, опирающийся на определенный интеллектуализм. В том, что это было абсолютно неожиданно для другой стороны. Что эта сторона растерялась и впала в панику. И, наконец, в том, что Россия, которую я в начале этого доклада уподобил засову с меняющимися параметрами, вполне способна обнаружить данный метод и данный интеллектуализм, и одобрить, принять их.

Вместо того чтобы обсуждать это, обсуждали скверные качества так называемых ватников и вашего покорного слуги.

Казалось бы, Кургиняном больше, Кургиняном меньше. Как сказал поэт, «что в имени тебе моем». Увы, обсуждение имени моего было использовано для не обсуждения уже названных мною выше крайне актуальных методологических и интеллектуальных проблем, имеющих решающее значение как для понимания краха СССР, так и для понимания процессов, протекающих в постсоветской России. А ведь понимание — это зрячесть. А зрячий, в отличие от слепца, способен сражаться. Чем выше зрячесть, тем прочнее засов «Россия». Значит, кому-то надо, чтобы он не увеличивал, а уменьшал свою прочность.

Подчеркну еще раз, что считаю шулерством подмену обсуждения определенной методологии и определенного интеллектуализма воплями по моему поводу. Эти вопли сами по себе не вызывают у меня никакой реакции. Но поскольку я убежден, что засов может окрепнуть в случае, если возникнет связь между широким общественным активом и этой методологией, этим интеллектуализмом, то я сделаю всё для того, чтобы не удалось помешать возникновению этой связи. В том числе я отвечу и на вопли по моему поводу.

Подчеркиваю — не на все вопли, а только на те, которые призваны подменить обсуждение результатов исследований, основанных на определенной методологии и определенном интеллектуализме, восклицаниями о том, что автор (или, точнее, наиболее активный «производитель и транслятор») этой методологии и этого интеллектуализма — непрофессионал, несет черт-те что и так далее.

Вопят на эту тему как представители КПРФ, так и либералы. Все упражняются в разного рода шулерских трюках, позволяющих не обсуждать главное. Мол, какой-то там геофизик-режиссер что-то там говорит... А на самом деле — мы, такие-то и такие-то, ему не чета и видим то-то и то-то.

Что видите? То-то и оно, что вы не хотите сами увидеть то, что на глубине, и мешаете это увидеть другим. Если бы вы сами обладали способностью проникать в эту глубину, в эту элитную коварную непрозрачность глубже меня и моих соратников, если бы вы извлекали с этой глубины больше ценной информации, то я бы затворил уста и прислушался к вам, взахлеб читая то, что вы пишете. Но вы-то хотите сказать одно — что этой глубины вообще нет. При этом вы знаете, что она есть. Ну и как назвать такую позицию?

Вместо того чтобы обсуждать глубину, одни говорят о том, что я слишком эмоционально повествую о том, что находится на глубине. По мне, так не я слишком эмоционален, а вы находитесь в специфически подавленном состоянии, бормотания такого... тишайшей речи, которое не сводится к качествам ваших темпераментов. Это — какая-та коллективная болезнь, уже страшно на это смотреть. Но главное не в этом. Если некто очень темпераментно рассказывает о полученных им результатах физических экспериментов, к примеру, расщепления атомного ядра, то аудитория, осознав, что эти результаты существенны, откажется от обсуждения результатов, потому что некто слишком бурно ей о них сообщает? Вы чувствуете, к чему клоню? Не мой стиль обсуждения результатов вас беспокоит на самом деле, а сами результаты, которые вы хотите не обсуждать, потому что обсуждать их слишком опасно.

Другие время от времени, что называется, ловят блох, то есть выискивают в моих построениях мельчайшие и ни на что не влияющие ошибки и, раздувая это до непомерных размеров, пытаются спрятать концы в воду, не допустить обсуждения слишком опасного содержания.

Помню, как на одном семинаре в МГУ в советскую эпоху два академика обсуждали доклад молодого кандидата наук.

Один академик тихо сказал другому: «Почему ты его не прерываешь? Он уже дважды ошибся, причем очевидным образом».

Другой ответил: «Ошибся-то он ошибся, но как все красиво! И по большому счету, между прочим, не только красиво, но и верно».

Вскоре этот молодой кандидат наук стал доктором и членкором. Так ведут себя те, кого интересует содержание и кто не пытается глупо цепляться за что угодно, лишь бы это содержание не стало значимым — если не для всего общества, то хотя бы для общественного актива. Этого-то они и боятся, когда за что-то цепляются.

Господа и товарищи, увиливающие от обсуждения содержания! Вы можете без конца судачить на тему «какой Кургинян плохой и какой я хороший». Да хорошие вы, хорошие... Такие хорошие, что дальше некуда. Но неужели вы, такие хорошие, не видите, куда все движется? И впрямь не видите? Посмотрите внимательно последнее заседание Госсовета РФ, посвященное проблемам образования, тщательно и очень специфически снятое на камеру мастерами своего дела и показанное всему обществу без купюр. Если вы хотите последовать моему совету — посмотрите его дважды, сначала без звука, а потом со звуком.

Ощутите при этом многомерность показываемого... Длинный стол... Красоты всякие... Компания многоликая и удивительно в чем-то сходная за этим столом... Совершенно отдельно от всего этого — тщательно, между прочим, показывается насколько отдельно — Президент РФ В. В. Путин.

Оцените — если у вас есть способность это оценивать — как именно Путин смотрит на компанию, сидящую за столом, и слушает говоримое.

Сопоставьте это с системой угроз — внешних и внутренних, — а также с заявлениями, валом нарастающими заявлениями, о неизбежности революции у нас в России по украинской или немного иной модели.

И может быть тогда для вас станет не так важно, кто плохой, а кто хороший. Может быть, тогда для вас важнее станет другое. Ну, я не знаю, качество этого самого засова, то, с какой силой напирают на дверь, которая заперта на этот засов...

III

Я, кстати, не хочу сказать, что страна находится у края бездны, что ситуация аховая, что население вот-вот восстанет. Не хочет население восставать. И ситуация не такая аховая, какой ее пытаются представить. И управленцы, которые так или иначе эту ситуацию разруливают, не столь беспомощны, как это кажется на первый взгляд.

Не их беспомощность или коррумпированность меня беспокоит. Коррумпированность есть в любой стране мира. Начинать ускоренное построение капитализма в стране без начального накопления и жаждать полного отсутствия коррупционной и иной грязи, вплоть до криминальной, могли только очень странные люди. Беспомощность тех, кого сейчас поносят на чем свет стоит: министров, прочих бюрократов, силовиков, околовластных олигархов — очень сильно преувеличена. Да я и не берусь оценивать в деталях, какие именно из их телодвижений что именно собой знаменуют:

· Где именно срабатывает приоритет частного интереса над общим.

· Где именно решающую роль играет безразличие к чему-то, выходящему за рамки их представлений о должном.

· Где именно речь идет о невозможности провести какую-то линию в условиях межклановой борьбы.

· Где решающую роль играет просто усталость.

· Где всё определяется приверженностью взглядам, которые также правомочны, как и другие, но ориентируясь на которые невозможно сохранить государство. Вообще невозможно, а уж в условиях конфронтации с Западом — тем более.

· Где правит бал обнаружение неотменяемости той конфронтации, которой хотели избежать, я имею в виду острой конфронтации с Западом, и вытекающий из этого обнаружения ступор.

· Где поведением управляет желание защитить свою нервную систему от избыточных нагрузок и вытекающее из этого использование знаменитого заклинания про то, что всё у нас в шоколаде.

И так далее.

Мое представление о происходящем определяется не грехами и ошибками действующих акторов, оно определяется тем, что человек не только ест, пьет, отдыхает и так далее.

Что он еще, представьте себе, и что-то обсуждает. И что без этого обсуждения — разнокачественного, иногда диаметрально противоположного по выводам — нет общества. А если его нет, то нет и страны, а также государства. Или кто-то считает, что все граждане страны будут обсуждать только то, что они едят, где отдыхают, что покупают, ну и близкие к этому по качеству пикантности на закуску? Что они будут только это обсуждать, а сохранится страна и государство? Так не может быть. Если все начинают обсуждать только это, то «всемство» обсуждающих только это начинает состоять, в общем-то, из двуногих смекалистых зверей, а не из людей. А «всемство», состоящее из таких зверей, не может быть устойчивым.

У меня нет никакого желания обсуждать плохо или хорошо Путин выступил перед журналистами. Кто-то считает — что плохо, кто-то — что хорошо. Как профессионал, я обязан следить за другим — за тем, насколько оживленно обсуждается то, что было сказано Путиным. Если оно обсуждается оживленно, то всё в порядке. А если оно фактически не обсуждается или обсуждается только теми, кому это обсуждение заказано, то львиная часть смысла публичного выступления исчезает. Потому что основная часть этого смысла в том, чтобы выступление обсуждали. Чтобы оно крутилось вокруг повестки дня, формировало эту повестку дня, и так далее. В квартирах, на кухнях, в деревенских избах и в коттеджах — везде.

Так что сейчас обсуждают? На каком языке? В каком дискурсе? Генеральная тенденция состоит в том, что обсуждение чего-либо, не сводимого к пикантным, потребительским или светскохроникальным глупостям, становится все более вялым. А если даже оно не становится более вялым, то оно становится все более (странное, но точно слово) аморфно-крикливым и плоским. В результате чего постепенно — повторяю, в виде тенденции — «всемство» и впрямь превращается в говорящих и потребляющих, иногда смекалистых, иногда — не очень, иногда пробивных, а иногда — не ахти существ. И если эти существа оценивать по данным обсуждениям, то можно обнаружить, что они всё более сдвигаются в сторону этакого сообщества говорящих только о потреблении, развлечениях и пиканте. А также кричащих, зажмурив глаза, и весьма плоско обсуждающих то, что явно не является плоским. И почему такое сообщество надо назвать обществом? И как оно может быть устойчивым, если оно не общество?

Мне скажут, что так происходит во всем мире.

Во-первых, так, да не так. Знаю точно.

Во-вторых, во всем мире нет нашей ситуации нахождения на острие атаки. Мы ведь и впрямь оказались на острие атаки, не правда ли? И атакует нас очень мощная сила. Как мы можем ей противостоять? Мы можем ей противостоять, только если будем гибче, умнее, оживленнее, объемнее, человечнее, наконец. А если этого нет, мы этой силе проиграем. То есть я очень рад, что мы оказались на острие атаки. Я ведь не представитель сообщества, считающего, что главное любой ценой уклониться, чтобы тебя ненароком не задел господин по имени «Запад». Я считаю, что уклониться все равно не удастся. И что стремление уклониться любой ценой по сути своей рабское. А в рабском виде нам не уцелеть.

Но это не значит, что надо лезть на острие и при этом опрощаться, создавая новый тип странного бессмысленного «всемства». И утешать себя тем, что так везде. Между прочим, насчет этого «везде»: в определенных элитных кругах Запада оживленно обсуждают очень умные вещи. А у нас чем элитнее круг, тем больше обсуждают куда съездил, что ел, что купил и так далее. Так что не надо говорить, что «так везде». «Везде» по-другому, тоже очень плохо, но по-другому.

Я не раз говорил своим сторонникам: «Даже если бессмысленность, упрощенность, низведенность повестки дня к сексу, гастрономии и скандалам, слегка сдобренным очень упрощенной политологией, станет главное тенденцией, своего рода течением — гребите против течения. Потому что это течение медленно или быстро приволочет к катастрофе. Повторяю, не свойства управленцев к ней приволокут, а вот это течение, эта тенденция к опрощению и к вырождению повестки дня». А значит и того общества, которому эта повестка навязывается.

Мне скажут, что повестку дня определяет, например, телевидение или СМИ в целом. Что касается телевидения, то грешен, мне всё чаще кажется, что его повестку дня определяют уже даже не топ-менеджеры и тем более не теленачальники высшие, а менеджеры звена выше среднего. Они определяют повестку, дают топ-менеждерам, топ-менеджеры идут к начальству. Начальство, находящееся в странном состоянии, — я имею в виду телевизионное начальство — смотрит нет ли крамолы (не получит ли оно по голове) и кивает головой «давайте». А дальше всё или почти всё пускается на самотек и дается на откуп этим самым менеджерам звена чуть выше среднего. Также всё обстоит и с газетами. У нас нет консолидированного слоя элиты — подчеркиваю, не истеблишмента, то есть не начальников, не госслужащих, не бюрократов, не аппаратчиков, а элиты — способного переломить такую тенденцию. В каком-то смысле у наших врагов такой слой всё еще есть. И, повторяю, они сильнее, поэтому им не обязательно быть умнее. А нам надо быть умнее и живее, потому что мы на острие атаки, и мы в любом случае слабее тех, кто нас атакует.

IV

В передачах «Суд времени», «Исторический процесс», в своих интернет-передачах «Суть времени» и «Смысл игры» я стремился, стремлюсь и буду стремиться переломить эту тенденцию к опрощению и, в общем-то, прошу прощения, расчеловечиванию. И чем хуже обстоят дела, а, как я показал выше, они у нас не ахти, тем важнее переламывать эту тенденцию. И в итоге ее надо переломить. Дабы окреп засов, а не стал гораздо менее крепким, чем даже сейчас.

Понимание происходящего — очень важная часть переламывания тенденции. Происходящее представляет собой соединение довольно слабого, но уже явного исторического начала с началом элитно-игровым, которому надо противостоять. Может быть, историческое начало будет все накаленнее, и тогда элитно-игровое начало временно спрячется в свою нору. Но потом ведь оно из нее вылезет с соответствующими негативными последствиями. А может быть историческое начало еще долго будет слабым, и нам еще долго придется вести контригру, не уповая на то, что наше неумение вести эту игру будет скомпенсировано ростом исторической энергетики.

Нельзя вести контригру, не понимая сути игры. И нельзя понять суть игры, не всматриваясь в разного рода элитные сюжеты. Такое всматривание не должно иметь ничего общего с демонизацией играющих элит. Оно должно основываться на постоянном самосдерживании. Ведь мы слишком многого не знаем, слишком о многом догадываемся, и потому становиться в позу и вопить: «Вот гады, что делают!» — опасно, глупо, контрпродуктивно. Но это не значит, что не надо вести аналитики игры.

Так вот, чем более сдержано и объемно ты занимаешься этой аналитикой, а главное, чем больше к тебе прислушиваются те, кто как бы и не должен по своему положению интересоваться игрой, являющейся уделом элит, тем чаще с тобой не обсуждают предлагаемое содержание, а, зацепившись за что-нибудь или просто высосав из пальца некие «фи», начинают вопить: «А кто ты такой, чтобы этим заниматься?»

Ложность такого аргумента, именуемого по латыни argumentum ad hominem (аргумент к человеку, то есть аргумент, основанный на личности оппонента, а не на сути дискуссии), обсуждена давно. Но в политике, в идеологической борьбе, и уж тем более в аналитике элитных игр нельзя вопить о ложности аргументов, которые применяет оппонент. Нужно принимать вызов и отвечать на этот аргумент, ложен он или нет. Отвечать. Или молчать. Молчать надо, когда ситуация не требует ответа. А принимать вызов и отвечать, когда она ответа требует. По мне, так нынешняя ситуация, сформировавшаяся достаточно недавно, требует ответа даже не на сам этот аргумент ad hominem, а на то, что стоит за его применением. А стоит за ним нежелание кого-то, чтобы в России сегодня в повестку дня хотя бы политически активных групп входило более или менее адекватное представление об аналитике элитных игр. Не должно у русских быть такого представления, понимаете? Так считают те, кто намерен их добить. В силу такого своего подхода, они применяют к тебе аргумент ad hominem, видя, что ты уже вовлекаешь в свою повестку дня тех, кого вовлекать в нее не следует. И что самое опасное в твоей повестке дня — аналитика элитных игр. Тогда-то они и орут: «Кто ты такой!» И тут нельзя ни вступать в перебранку, ни молчать, отказываясь отвечать на вызов. Надо отвечать на вызов, резко подымая планку, задаваемую противником. Что я и попытаюсь сделать в этой своей передаче «Смысл игры».

V

Я оттолкнусь от очередного, уж не знаю какого по счету, применения этого самого ad hominem, осуществленного в «Совершенно секретно» в связи с моими давними размышлениями по поводу семейства Гвишиани-Косыгина.

Размышлял я на эту тему очень походя, оговаривая, что что-то сообщаю по памяти, и что мне важен принцип, а не детали. Оппонент пытается уцепиться за детали, заняться бессмысленной ловлей фактологических блох, сопровождаемой полным игнорированием содержания, которое побудило меня к размышлениям на некие семейные темы. В принципе, я на эти темы очень не люблю рассуждать.

Далее говорится, что по таким-то и таким-то причинам такие-то люди (например, Гвишиани-старший) не могли оказывать влияния на судьбу Косыгина, а значит, вся история с семейно-клановой элитной деятельностью, породившей очень серьезные последствия и продолжающей до сих пор их порождать, выдумана неким лицом, то бишь мной, не являющимся историком и так далее.

Я никоим образом не намерен защищаться. Я напротив, поддержу основной вывод оппонента и признаю, что я не историк. Признав же это, я расскажу теперь о той истории, которую сознательно не хотел ранее описывать в деталях — подробно и доказательно. Именно как не историк расскажу о некой конкретной семейной истории. Я не буду ссылаться на то, что чего-то не помню. Я сам все вспомню и всем напомню.

Итак, коль скоро вся задача в том, чтобы обсуждать не мои выкладки, а личность Кургиняна, то я сыграю по предложенным правилам и приму в качестве необходимости то, что на самом деле является дурным тоном. Хотите обсуждать Кургиняна, давайте обсуждать — для начала. Тут ведь важно не с чего начать, а чем кончить, не правда ли? Кончим мы совсем другим. А для начала, если уж так хотите, вам так неймется, давайте обсудим меня.

Так вот, повторяю еще раз главное: я не историк.

Мой покойный отец — известный историк, доктор исторических наук, заведующий кафедрой Московского областного педагогического института (так этот институт назывался в советское время).

Моя дочь — тоже историк, кандидат исторических наук.

А сам я не историк. Я вырос в семье, где исторические проблемы обсуждали также как филологические (моя покойная мать — филолог, специалист по Томасу Манну, по проблемам теории литературы и так далее).

Находясь в такой среде, я впитывал всё, что из нее исходит. В возрасте, когда дети играют в солдатики, я взахлеб читал не только академика Тарле, но и малоизвестные книги, изданные в досоветский или в начальный советский период. Например, книгу Вильгельма Блосса «История французской революции», изданную в 1919 году.

Ни историком, ни филологом, ни даже философом я быть не хотел по пяти причинам.

Первая — я не хотел идти по стопам родителей, напрямую или косвенно пользоваться их связями. Помню, что тогда для меня это почему-то было ужасно важно.

Вторая — родители очень боялись, что я поступлю в МГУ на истфак, филфак или философский факультет. Я помню, как проснулся среди ночи, когда они обсуждали это за перегородкой. И мать говорила: «Он будет лепить подряд правду-матку и его быстро выгонят или посадят». Я действительно тогда был настроен очень решительно.

Третья — я не просто высоко, а именно чрезвычайно ценил дружбу. Мой друг, с которым мы идем по жизни с 1965 года и по настоящее время, не мог поступить в гуманитарный вуз, а я уж слишком ненавидел вузы инженерного профиля. В итоге, мы с другом, уже начав заниматься спортивным туризмом, договорились о том, что поступим в Московский геологоразведочный институт, где, как мы считали, можно бродить в таежных дебрях, ползать по скалам, жить в атмосфере постоянных приключений и так далее. Я считаю свое поступление в геологоразведочный институт большим счастьем, невероятной удачей. Я безумно многому там научился, обрел там друзей и соратников. Моя гуманитарная и политическая решительность не обернулись для меня крупными неприятностями. Например, когда, будучи комсоргом практики, я в 1968 году выстроил практику на линейку и сказал, что ввод наших войск в Чехословакию — это наша политическая ошибка, мне за это вообще ничего не было. Это даже трудно себе представить, но это так. Да, у меня были какие-то неприятности в связи с тем, что на меня писал доносы, в том числе один из наших нынешних очень прогрессивных и знаменитых журналистов. Я эти доносы читал, потому что мне их показывал секретарь парткома. Показывая, говорил: «Серега, остановись, ты не поступишь в аспирантуру». Я действительно поступил не в аспирантуру МГРИ, а в другую, гораздо более престижную. Потому что за меня вступился педагогический состав этого самого МГРИ — Московского геологоразведочного института. Вот такая там была атмосфера. Но в целом, конечно, у меня неприятностей было бы несравненно больше в каком-нибудь МГУ.

Четвертая — я проявлял математические способности (вообще-то у меня золотая медаль и красный диплом). Выиграл какую-то крупную олимпиаду (не помню какую). И оказался приглашенным во Вторую вечернюю математическую школу. Тот климат идиотской элитности, который там меня окружал (я бы сказал идиотской псевдоэлитности), вызвал непреодолимое отвращение. Я понимал, что на мехмате или физфаке МГУ мне придется иметь в виде сокурсников все тех же выпендрежников. И это вызывало во мне яростное отторжение.

Пятая, и главная причина состояла в том, что я уже поставил в школе, где учился, два спектакля и твердо, непоколебимо твердо, решил стать режиссером. Что и сделал.

До того, как я это сделал, я защитил кандидатскую и стал кандидатом физико-математических наук. В советское время это было непросто. Защищался я фактически не по геофизике, а по так называемым некорректно поставленным задачам. Круг окружавших меня профессоров принадлежал к школе академика Андрея Николаевича Тихонова. Все эти профессора считали, что я вот-вот стану доктором наук и членом-корреспондентом Академии наук. У меня уже была написана докторская диссертация, но вместо ее защиты я попросил своего руководителя рекомендацию в Щукинское училище, на режиссерский факультет. Руководитель сказал: «Мир безумен, и пора идти на пенсию». Но рекомендацию мне дал.

На режиссерском факультете я занимался не только профессиональными дисциплинами, но и всем, что мне казалось необходимым. Психологией, эстетикой, религиоведением, философией, методологией.

Режиссерский факультет Щукинского училища я, опять-таки, закончил с красным дипломом.

«Театр на досках», в который я превратил драмкружок МГРИ, — очень своеобразен. Это профессиональный театр, но это особый профессиональный театр, которому в силу своей особости и своего своеобразия приходится заниматься многим. В том числе разного рода практиками, связанными с особыми состояниями сознания. Занятие этими практиками привело к тому, что нам удалось создать лабораторию сравнительного религиоведения, которая очень востребована (мы выступаем во многих странах мира), сильно интегрирована в разного рода аналитические проблемы, в том числе и в контртеррористическую проблематику. Причем члены лаборатории не только могут написать статьи, но и, не интегрируясь в конфессии, воспроизвести определенные конфессиональные ритуалы, связанные с тем, что называется «особое состояние внутреннего мира». Не ортодоксальную, спокойную практику, а разного рода танцы и всё прочее, имеющие религиозное значение. Мы в этом не одиноки. Этим много занимались театральные деятели — такие как Гурджиев или Гротовский. Когда долго и много занимаешься этим, поневоле многое узнаёшь.

Кратко описываю все это потому, что разговоры на тему «какой-то там театральный режиссер, какой-то там геофизик» или «театральный режиссер-геофизик» очень смешны. А сами-то разговаривающие кто? Смотришь на них, и этот вопрос замирает на губах.

Я написал несколько книг, и мне не раз предлагали защищать докторскую по той же политологии или философии. Но я каждый раз отвечал, что я режиссер, что я избрал свою профессию, и что если такие-то и такие-то стали докторами таких-то гуманитарных наук, то я им быть не хочу.

Я помню, как в советское время мой отец писал докторскую по истории более десяти лет, как неутомимо он работал в архивах. То, что зачастую происходит сейчас на моих глазах в плане так называемой защиты диссертации, вызывает тягостное чувство. Не хочу сказать, что все диссертации сейчас защищаются с помощью создания убогих компилятивных текстов и оказания разного рода коммерческих услуг не только при написании текстов, но и на других этапах. Но зачастую, к сожалению, это именно так.

VI

На этом длинное лирическое или, точнее, лирико-биографическое отступление завершается. Оно представляется мне абсолютно необходимым, поскольку позволяет обосновать два важных положения.

Первое: я не историк. Я себя историком не считаю. Я историков уважаю. Я знаю, что такое историки. И именно по этим причинам, повторяю, я себя историком не считаю.

Второе: я, образно говоря, не вполне чужой в этом самом историческом мире. Я — своеобразный продвинутый дилетант. Называю себя так, потому что хорошо понимаю, что такое профессиональный историк. Профессиональным историком нельзя быть вообще. Можно быть профессионалом-историком по определенной тематике, по определенному периоду, по французской, русской или какой-нибудь еще истории. Можно еще заниматься философией истории, но это совсем другое дело, не имеющее отношение к тому, ради чего я осуществляю данное обсуждение.

Для того чтобы вести полемику со Сванидзе и Млечиным, нужно было объединить усилия профессиональных историков и меня, как человека, который их понимает и обладает способностью выпукло представить выдаваемый ими материал. Такое представление называется методологическим осмыслением и методологической подачей информации. Вряд ли можно назвать такое осмысление и такую подачу профессией. Это скорее искусство, которым овладеваешь за много лет. Как все знают, я им овладел неплохо. Но это вовсе не делает меня профессиональным историком.

Хорошо понимая, что такое профессиональный историк, я представляю себе не только плюсы, но и минусы этой профессии. В том числе и ее специфические ограничения. Историк — не публицист. Написав, наверное, уже не сотни, а тысячи статей, я имею право считать себя публицистом. Но именно в силу этого, хорошо понимаю в чем разница между историком и публицистом. Историк по-настоящему становится историком тогда, когда он работает в архивах. И тут возникает вопрос — в каких архивах? Определенной исторической проблематикой я стал заниматься тогда, когда разваливался Советский Союз и когда в постсоветскую эпоху надо было не допустить распада Российской Федерации, в том числе разрывания ее на части некими элитными кланами, имеющими советский генезис. Наговорено было много глупостей по поводу того, как именно я тогда влиял на те или иные решения. Но все сплетничающие по этому поводу знают, что я на них влиял. И влиял я с тем, чтобы не допустить а) распада СССР, б) распада в постсоветский период дышащей на ладан Российской Федерацией. Для этого надо было что-то понимать относительно природы сил, работающих на распад. Внимательно приглядываясь вместе со своими соратниками к происходившему у нас на глазах, борясь с распадом (или распадами), то есть участвуя в процессах, снискав уважение очень компетентных и влиятельных людей, удостоивших меня подробными доверительными беседами, создав определенную аналитическую методологию и даже дозировано снабдив ее специфическим математическим аппаратом, основанным на теории интерпретаций, я достаточно рано убедился в том, в чем сейчас, наверное, убеждены многие. В наличии непрозрачных элитных игр, которые в условиях относительного остывания исторического процесса оказывают не мощное, а мощнейшее влияние на всевозможные тренды: как национальные, так и глобальные.

Нельзя сказать, что только эти игры определяют данные тренды. Их определяют общественные умонастроения, национальные и конфессиональные перегретости, экономические процессы, социальные процессы, политические процессы и многое другое. Когда вы всё сводите к непрозрачным элитным играм, вы превращаетесь в конспиролога. В пределе — в специалиста по некой теории заговора. Но когда вы бросаетесь из крайности в крайность и вообще игнорируете непрозрачные клановые элитные игры, вы тоже попадаете в глупое положение. Вы делаете неверные выводы о процессе. Вы неправильно их понимаете. Вы ведете в тупик себя и других.

VII

Как же на самом деле всё обстоит? В своей предыдущей профессии я занимался теорией интерпретации неких данных — не политических, а иных, но данных. Причем, не просто интерпретацией данных, а именно их интерпретацией на основе решения так называемых обратных задач. Наблюдаешь данные на поверхности — и хочешь преобразовать их так, чтобы выявить порождающий их глубинный источник.

Обратные задачи, повторяю — относятся к числу так называемых некорректно поставленных задач. Ну так вот, занимаясь решением некорректно поставленных задач, я впервые столкнулся с проблемой интерпретации как таковой. Проблемы интерпретации не тех или иных данных, а интерпретации вообще. Решение некорректно поставленной геофизической обратной задачи, как и решение любой другой обратной задачи, являются частным случаем интерпретации получаемой информации.

С такой задачей сталкиваются не обязательно в геофизике или других точных науках. С такой задачей сталкивается, например, профессионал, который расследует убийство по следам этого убийства. Или филолог, который хочет правильно прочитать текст, наполненный иносказаниями. Или криптолог, расшифровывающий секретное послание. Все это вместе называется герменевтикой.

Герменевтика элитных процессов не имеет ничего общего с конспирологией. Она похожа на конспирологию как медведь на собаку. Но если кто-то сталкивается только с лягушками и видит сначала собаку, а потом медведя... Если для этого «кто-то» всё, что не является лягушкой, является медведем, то этот «кто-то» скажет, что собака — это медведь. А что, собака ведь ближе к медведю, чем к лягушке. У нее шерсть есть, зубы есть, она рычит, бегает на четырех лапах. Если вялое научное описание, игнорирующее полностью игры элитных кланов — это лягушка, если теория заговора — это собака, а герменевтика элитных игр — это медведь, то занимающиеся лягушками (то есть бесплодным вялым научным описанием того, что, в сущности, наукой не является), конечно же, скажут, когда им предъявят медведя (то есть элитную герменевтику), что это собака, то есть теория заговора. Они ведь знают только лягушек и собак. Раз не лягушка, значит собака.

Я хотел бы обсудить проблему вялых научных описаний как на практическом примере, так и с общетеоретических позиций. Сначала практический пример.

Я имел самое непосредственное отношение к политической борьбе, развернувшейся вокруг так называемой программы Явлинского, называвшейся «500 дней». Эта программа первоначально была поддержана Горбачёвым, что должно было привести к отставке последнего Председателя Совета Министров СССР Н. Рыжкова. Следующий за Николаем Ивановичем глава правительства России В.Павлов был уже председателем Кабинета Министров СССР, а не Председателем Совета Министров СССР. Разница, между прочим, не малая.

Естественно, я участвовал в этой политической борьбе не на стороне Явлинского. Но все крупные фигуры, симпатизировавшие Рыжкову, на определенном этапе уже считали, что игра проиграна и что Рыжков обречен. И пришлось предпринять очень серьезные и оригинальные шаги для того, чтобы ситуация развернулась иным образом. Рыжков тогда сохранил свой пост, программа Явлинского была заменена некоей компромиссной программой. От нее ничего не осталось. Позже Николай Иванович оставил пост по болезни. Но именно позже.

Участвуя в этой политической борьбе, будучи в ней даже не периферийным участником, я знал заранее, что Горбачёв отменит программу Явлинского. Я только не понимал, как он это сделает. Присутствуя на Съезде народных депутатов, я ждал от данного политика каких-то тонких убедительных объяснений отказа от программы Явлинского. Но он тогда дал объяснение не тонкое и не убедительное, но поразившее меня в самое сердце. Горбачёв сказал, цитирую: «Все говорят, программа Горбачёва, программа Горбачёва. Не я писал. Ученые писали». В слове «ученые» было столько презрения, что я вздрогнул от того, что презрение это отчасти было оправданным. Я почувствовал в этом что-то оправданное. И твердо понял, что ученым из разряда тех, о которых только что было сказано с трибуны, я никогда не буду.

Позже на одном крупном научном семинаре, происходившем под Звенигородом в 90-е годы, я пытался разговаривать с очень крупными учеными-академиками. И я никак не мог понять, почему мы так не понимаем друг друга. Один очень компетентный и глубокий специалист, которому я высказал свои недоумения, ответил: «Вы говорите на языке ответственности элит, а они говорят на языке интеллектуальной обслуги элит. И совершенно не понимают, почему вы говорите на этом самом языке элитной ответственности. А уж, коль скоро, вы на нем говорите, то почему вы к ним на этом языке обращаетесь. Это же не по адресу. И вы должны это понимать».

«А с кем я должен на этом языке говорить?» — спросил я собеседника.

Он пожал плечами, порекомендовав мне поискать адекватных партнеров по диалогу за пределами Российской Федерации.

Позже, уже в 2000-е годы, ко мне приехал один такой адекватный партнер по диалогу. И сказал, что он и его коллеги готовы обсуждать со мной и моими коллегами проблему посткатастрофического устройства мира. Когда я предложил ему обсудить проблему недопущения катастрофы, он ответил: «Ее нельзя не допустить. И ее не нужно не допускать. В стратегическом плане это было бы очень большой ошибкой». Мы не сошлись во взглядах. И с основной темы перешли на темы полушутливые. В частности, я сказал (это было давно), что, наверное, назову свою газету, если начну её издавать, «Искры». «Понимаете, чуть-чуть исправлю название Искра», — сказал я. «Искры?» — задумчиво сказал собеседник. Выдержав паузу, он добавил: «Вот их и собирайте. И больше, пожалуйста, ничего не делайте».

Вместо этого я вывел тех, кого он рекомендовал мне собирать в виде искр (известная, между прочим, гностическая рекомендация) на Воробьевы горы и потом на Поклонную гору. Так что мы совсем не сумели договориться. Точно в той же степени, что и в Звенигороде, но по другой причине.

От практики перехожу к теории. Игры элитных кланов не могут быть описаны на научном языке по определению. Игра — это то, что не находится в сфере настоящей научности. Потому что ученый считает себя субъектом, а то, что он исследует — объектом. Это называется субъект-объектные отношения. Например, ученый исследует камень или электрон, или вселенную, или галактику. Он — субъект, потому что он их исследует и знает о том, что их исследует. У него такое преимущество. И потому он — субъект. А они — объекты, они не знают, что он их исследует. И потому они — объекты. И только до тех пор, пока речь идет об исследованиях того, что не знает, что его исследуют — мы находимся на территории науки как таковой. В психологии, например, предпринимаются колоссальные изощренные усилия для того, чтобы исследуемый человек не понимал, как именно его исследуют и не мог отыграть, то есть сфальсифицировать исходящую от него информацию сообразно своим интересам с тем, чтобы исследователь получил неправильный, но устраивающий исследуемого, результат. Если, например, пациент, болеющий психиатрическим заболеванием, знает, как именно его тестирует психиатр и не хочет попасть в больницу, то он может подделать реакции. Все усилия психиатрии, а также психологии и всего того, что используется для научного исследования человека, направлены на то, чтобы исследуемый человек, который в принципе способен догадаться, не догадался о характере процедуры, то есть не перестал быть объектом. А если он догадывается и может выдать неправильные данные сообразно своим целям, то он уже не объект. Он субъект. И отношения между ним и психиатром или психологом носят субъект-субъектный, в принципе уже не научный, характер.

VIII

Играми двух субъектов, дезинформирующих друг друга, наука как таковая не занимается. Этим занимается дисциплина, именуемая «аналитика игр» или «аналитика субъект-субъектных взаимодействий». Такая аналитика — это интеллектуальная дисциплина, но, повторяю, не вполне наука, коль скоро наукой мы называем всё то, что связано с исследованием именно субъект-объектных отношений. Человек знает, что он исследует, камень не знает, что его исследуют, человек — исследователь, камень — исследуемое, человек — субъект, камень — объект, и так далее. Вот это наука.

Любая разведывательная операция, любая крупная политическая интрига, любая крупная военная кампания — это не субъект-объектные, а субъект-субъектные взаимодействия, то есть игра. Такие игры, в которых стороны дезинформируют друг друга, надо понимать, надо исследовать, но не с помощью науки, применяемой для исследования субъект-объектных отношений, а не субъект-субъектных. Итак, мы находимся в этом случае в сфере игр, стороны дезинформирует друг друга и одновременно интерпретируют действия своих противников по принципу «вон как он меня обманывает, а я его вот так обману». Аналитикой элитных игр, то есть субъект-субъектным взаимодействием не может заниматься ученый. Он, если он такой ученый, о котором говорил Горбачёв (см. выше) испугается этим заниматься. Но даже если он другой ученый и не испугается, то он все равно не сможет этим заниматься как ученый. Он или выработает интеллектуальный метод, точнее методологию, базирующуюся на некоторых интеллектуальных основаниях, но такую, которая уже не является наукой, в строгом, мною оговоренном выше смысле слова, или будет пасовать. А если он выработает такой метод, то он называется аналитика игр. А если он этот метод не сформирует, то он провалится. Даже если он смел.

Вдобавок к этому, аналитикой элитных игр не могут заниматься одиночки. Для этого нужны коллективы, причем достаточно плотные.

Не буду подробно объяснять почему. Хотя бы потому, что одиночка не справится с объемом перерабатываемого сырья. Или же, взяв на себя неподъемный груз подобной переработки, превратится очень быстро в странную фигуру в нечищеных ботинках, измятых брюках, почему-то всегда глядящую исподлобья и говорящую шепотом. Подвергнув же себя подобной социальной и психологической трансформации, а также деформации, этот интеллектуал, ушедший в одиночку из науки в аналитику элитных игр, вскоре станет полубезумным конспирологом. Но еще раньше, чем он им станет, еще на этапе своих попыток научным образом исследовать элитные игры, он, если речь идет о профессиональном историке, столкнется с проблемой информации, получаемой из архивов. Он обнаружит, что необходимая ему часть этой информации носит секретный характер. Если он даже преодолеет барьер секретности, то натолкнется на отсылки к источникам, которые носят еще более секретный характер. До сих пор существенная часть информации о достаточно далеком прошлом, информации политической, а не военной или спецслужбистской, носит именно такой характер. А когда ученый доберется до желанных документов, если они не вывезены в другие страны, то обнаружит, что существенная часть из них либо подделана, либо снабжена такими купюрами, которые всё обессмысливают. И что он в этом случае будет делать?

Меня спросят: «А вы-то что делаете?»

Отвечаю: «Я разговариваю с людьми, которые относятся к категории суперосведомленных и при этом почему-то удостаивают меня разговором, делятся со мной информацией на доверительных основаниях и так далее».

Получив от меня такой ответ, меня снова спросят: «А если ваш собеседник дурит вам голову?»

Отвечаю: «Во-первых, если ты не понимаешь, когда тебе дурят голову, а когда говорят правду, не занимайся аналитикой элитных игр. Во-вторых, не надо говорить с собеседниками, которые могут тебе дурить голову. Если ты не умеешь отличать собеседников, которые тебе действительно доверяют, от собеседников, которые реализуют через тебя информацию, смени профессию или род занятий».

IX

С одним из крайне компетентных, ныне покойных, собеседников, которому я очень доверял и который также доверял мне, я обсуждал Ю. В. Андропова. Собеседник начал мне рассказывать о том, что Ленина не видел, а всех других руководителей видел. А уж с Андроповым так и вообще был в доверительных отношениях. И дальше он начал рассказывать мне вещи, достаточно, в общем, известные. В какой-то момент я перебил собеседника, извинившись, и сказал: «Вы точно убеждены, что знаете биографию своего шефа? Или точнее, я спрошу вас — вы знаете, скольких людей он приказал убить, чтобы никто не знал его настоящую биографию?» С моей стороны такая реплика была дерзкой. Но она попала в десятку.

Мой очень спокойный и выдержанный собеседник покрылся красными пятнами, чего я никогда не видел ни до, ни после, и сказал: «Так вы считаете, что Бог есть?»

Я ответил: «Помилуйте, причем тут Бог? Вы же хорошо знаете, что я светский человек».

Он сильным и властным жестом отмахнулся и сказал: «Ну не Бог, а Хозяева...» «Хозяева», — повторил он и перевел разговор на другую тему.

Когда я все это рассказал одному из тех немногих, с кем я делюсь информацией о подобных разговорах, он мне ответил: «Человек уже спланировал не только свою жизнь до конца, но и свою смерть. А ты теперь предлагаешь ему всё переиграть».

В другой раз мне было сказано тем же собеседником, что с объединением Германии все было решено в 1979 году. «В 1989 году?», — переспросил я.

«Нет, в 1979», — ответил мне мой собеседник и рассказал потрясающую историю.

И что, я должен считать, что собеседник мне нечто «впаривал»?

Во-первых, я точно знаю, что он мне никогда ничего не «впаривал». И я, прошу прощения, жив, потому что умею отличать тех, кто «впаривает» или, как они говорят, «реализует через кого-то информацию» от тех, кто не «впаривает».

А во-вторых... Во-вторых, этот собеседник и красными пятнами покрывался потому, что он меня за счет этого водил за нос? Вы пробовали такими пятнами покрываться? Справки ради скажу, что мой собеседник не был представителем актерского сословия. Что я говорил (смеюсь) не с Иннокентием Смоктуновским, а с человеком, который умеет держать язык за зубами. Но играть и изображать какие-то сложные состояния не умеет. Что же касается способов психологической подачи информации, то он владеет одним способом — сохранением полной непроницаемости лица в любых ситуациях. А вот тут она была потеряна, эта непроницаемость.

Можно еще сказать, что я всю эту информацию «впариваю» с какими-то целями. Что ж, общество делится на узкую группу тех, кто действительно хочет что-то знать и понимает, когда и кто «впаривает», а когда и кто говорит правду. Всё то, что я обсуждаю, можно обсуждать только с теми, кто относится к этой узкой группе. Все остальные просто ничего не понимают. Но поскольку мы входим в очередную фазу достаточно острого протекания процессов, то я считаю нужным кое с кем из тех, кто входит в этот узкий круг, кое-чем поделиться. И я твердо знаю, что представители этого узкого круга понимают, что я, во-первых, ничего не «впариваю», а во-вторых, ни на что не претендую. Я не историк, повторяю в который раз. Мне не нужны лавры историка. Я хочу быть театральным режиссером. И для этого покинул науку. О чем нисколько не жалею. Но если бы уж я занимался наукой, то распознаванием образов или теорией интерпретаций, а не систематизаций зачастую (и не более того, настаиваю на этом) очень неполных и недостоверных архивных данных, без которых этой науки просто нет.

X

Аналитикой элитных игр я занялся тогда, когда стало ясно, что Советский Союз распадается и его надо спасать. То есть в 80-е годы. Занимаясь ею, я твердо знал, что это интеллектуальная, а не научная деятельность. Отделяю одно от другого. И что в основе этой деятельности лежат следующие процедуры:

Процедура № 1. Собирание и осмысление элитных доверительных притч. Вот таких собеседований из уст в уста. Этого элитного фольклора, если можно так выразиться. Скажут: «А-а-а... фольклора». Извините, в английских аристократических семьях с детства всё начинается с фольклора, продолжается фольклорам, дополняется личными переписками, которые хранятся в личных архивах, и потому получается серьезная стратегическая разведка. Поэтому фольклором пренебрегать могут только идиоты. Элитные притчи могут быть разными. Их должно быть достаточно много, если вы хотите в чем-то ориентироваться. Я имею в виду достоверных притч. Две из них (о биографии Андропова и об объединении Германии) я изложил выше, очень пунктирно. Итак, это первая процедура — сбор вот таких притч.

Процедура № 2. Чтение разного рода документов, официальных биографий в том числе, как текстов, содержащих в себе ту или иную дезинформацию. То есть герменевтическое, а не обычное прочтение этих текстов. Без такого прочтения, без такого метода вы ничего из текстов не извлечете. И я это чуть позже покажу.

Процедура № 3. Выделение несомненных фактов. Без выделения несомненных фактов и достоверной документальной информации вы тоже ничего сделать не можете. Вы не можете базироваться только на притчах или чтениях по принципу герменевтики, между строк.

Процедура № 4. Соединение этих фактов со столь же несомненным контекстом — политическим, психологическим, специальным, иным. Вы даже факта не поймете, если не поймете, во что он погружен.

Процедура № 5. Создание системных многомерных моделей, внутри которых возникают так называемые узлы, то есть данные, подтверждающиеся из разных источников.

Процедура № 6. Испытание построенных моделей. Если модель правильная, то ты что-то предскажешь, что-то распознаешь, а если неправильная, то чаще всего эта неправильность будет оборачиваться для тебя, коль скоро ты взялся за такое занятие, очень крупными конкретными неприятностями.

Изложив всё это, я могу перейти к анализу одной истории, которую когда-то я упоминал со специальной невнятностью, адресованной тому узкому кругу, который понимает, о чем речь, и который потом, вот сейчас, недавно, зачем-то обсуждал это в «Совершенно секретно». Я никогда бы не обратил внимания на то, что кто-то к этой невнятности цепляется. Ну цепляется и цепляется. Но сейчас настал определенный период в жизни страны. И есть у меня как явные, так и неявные основания для того, чтобы эту историю сейчас начать обсуждать внятно, использовав для этого в том числе и данный повод. Понимаю, что в этом есть издержки. Но, по моей оценке, приобретения сейчас превышают издержки.

XI

Одним из важных элитных советских кланов, влиявших на процессы, включая и те, которые привели к перестройке, являлся клан Косыгина-Гвишиани. Ну это известная связь, которую никто не оспаривает: Джермен Гвишиани (известная фигура, сын Михаила Гвишиани) был зятем Косыгина, женат на дочери Косыгина. Я всегда относился и буду относиться с глубочайшим уважением к родственникам покойных, болезненно реагирующим на те или иные оценки действий советских сильных, мудрых (говорю без иронии), естественно неоднозначных, но очень эффективных руководителей. Косыгин такой эффективный руководитель был при перемещении промышленной базы из оккупированных районов или районов, которым грозила оккупация, на восток, что дальше некуда. Поэтому я не только не хочу демонизировать этих руководителей, оберегая и покойников, и их родственников. Я делаю всё для того, чтобы избежать слишком детального рассмотрения определенных сюжетов. И я всё время оговариваю, что любые мои суждения — это не более чем интерпретации. Но это именно интерпретации, то есть то, к чему необходимо относиться серьезно. Это не инсинуации (зачем мне цепляться к уважаемому мною Косыгину и другим?). Это не демонизации. Это не выдумки. И одновременно это не суждения непререкаемого оракула: «Знаю, что вот так». Это нужные нашему обществу интерпретации, понимаете? Потому что общество должно смотреть глубже поверхности. Особенно сейчас.

Принимая упреки в том, что интерпретация тогда была мною в одной из бесед заменена эскизом, я говорил, что «я там не помню что-то» и так далее, я теперь осуществляю очень необходимую для нашего общества полномасштабную чёткую интерпретацию, касающуюся данной семьи и всего, что с ней связано.

Вы цепляетесь к эскизу, бросая тем самым вызов? Вызов принят. И вместо эскиза вы получаете если не монументальное полотно, то, по крайней мере, нечто, с одной стороны, достаточно завершенное, а с другой стороны, содержащее целый перечень вопросов, ответы на которые могут дать молодые исследователи с тем, чтобы «достаточно завершенное», то есть изложенное мною сейчас, превратилось в завершенное до конца. И я рассчитываю на это. В том числе и со стороны ориентирующихся на меня представителей движения «Суть времени».

Начну с выделения несомненных фактов, к числу которых относятся и авторитетные высказывания (я уже много раз говорил о том, что для меня авторитетное однозначное высказывание — это факт, я его называю «специальный факт» — «фактом высказывания»). Обсуждению таких фактов у меня посвящена целая книга — «Качели».

В данном случае, речь идет о высказывании дочери Алексея Николаевича Косыгина — Людмилы Алексеевны. Вот, что она написала: «Каким-то непонятным для нас чудом он (имеется в виду А. Н. Косыгин — С.К.) остался жив после трагических 30-х годов и после войны, когда (внимание! — С.К.) предпринимались попытки связать его со страшным «Ленинградским делом». Задаю риторический вопрос тем, кто любой ценой хочет избежать рассмотрения сложных и очень важных вопросов, влияющих на современность: «Кому принадлежит это высказывание о Косыгине? Геофизическому политологу Кургиняну? Нет, оно очевидным способом принадлежит Людмиле Алексеевне Гвишиани-Косыгиной, дочери А. Н. Косыгина».

Что говорит дочь? Что предпринимались попытки связать ее отца А. Н. Косыгина со страшным «Ленинградским делом». Что значит попытки? Чьи попытки? Почему дочь Косыгина говорит, что неизвестным для нее и ее семьи чудом эти попытки были пресечены. Дочь имеет полное право говорить о чудесах. А вы, занимаясь аналитикой игр, хотите верить в чудеса? Кстати, дочь, как серьезный человек, тоже, когда это пишет, считает, что речь идет о чуде? Или о чем-то умалчивает? А вы-то, вы? Надеюсь, вы все-таки считаете, что за каждым таким чудом стоит какая-то фигура, какой-то фактор. Если каким-то чудом избежал — значит, помогли избежать. Продолжим вчитываться в текст дочери.

«После окончания Великой Отечественной войны почти все люди, входившие в руководство страны, достигли преклонного возраста, большинство членов Политбюро имело дореволюционный партийный стаж. Старший по возрасту и уже чувствовавший себя нездоровым Сталин не мог не думать о том, кому передать власть.

В откровенных и доверительных беседах с отцом у меня сложилось впечатление, что каждый из членов тогдашнего Политбюро мог претендовать на положение первого лица в государстве. Наверное, Сталин хорошо понимал это и уже накануне войны начал искать за пределами Москвы новых молодых руководителей, которые могли бы помешать старым „соратникам“ занять его место.

Алексей Николаевич в январе 1939 г. был переведен из Ленинграда в Москву и назначен наркомом текстильной промышленности, а через год стал заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров и в этой должности проработал всю войну, практически осуществляя эвакуацию гражданского населения и промышленности на восток (Он это делал блестяще, говорю от себя. Продолжаю цитирование — С.К.). В 1942 г. мы с мамой не раз провожали его на Центральный аэродром, откуда он улетал в блокадный Ленинград на „Дугласе“, в крыше которого в стеклянном „фонаре“ сидел пулеметчик. Самолет сопровождали истребители. Обычно они пересекали линию фронта где-то под Тихвином, на малой высоте. Значит, он был связан с Ленинградом, как говорит дочь (она зачем это вставляет в данный кусок текста?), не только в 1939 — он был переведен — но и потом. — С.К.

В состав Политбюро Алексей Николаевич был избран в 1948 г. Вместе со своим ровесником Н. А. Вознесенским, с которым он работал в войну и которого глубоко уважал, они оказались самыми молодыми членами Политбюро — им было по 42 года. Алексею Николаевичу во время войны и после нее поручались очень ответственные государственные дела, в частности подготовка финансовой реформы 1947 года».

Так значит, Косыгин — на пару с Вознесенским — и впрямь был самым молодым из членов Политбюро. Ну и зачем по этому поводу ерничать? Видите ли, Кургинян говорит о молодости Косыгина. Извиняюсь, сейчас о том, что он был самым молодым членом Политбюро, говорит дочь Косыгина, а не ваш покорный слуга. И это, между прочим, очевидно всем — насчет того, что очень молодым был, — кто хоть малость в теме. Все, кто в теме, понимают, что для члена советского Политбюро 42 года (о которых говорит, повторяю, дочь Косыгина) — это очень молодой возраст, очень молодой. Это не революционные годы и не двадцатые, для того периода — уж очень молодой. Такой молодой, что дальше некуда. Игнорировать этот факт и одновременно утверждать, что ты объективен, а твой оппонент — нет, невозможно. На подобное не дерзнули бы даже Сванидзе с Млечиным.

Теперь рассмотрим необходимые безусловные данные по поводу самого Косыгина, его связи с «Ленинградским делом» (ведь нельзя же даже сфабриковать такие связи на пустом месте). А также данные по поводу самого «Ленинградского дела». Все это относится к разряду несомненного контекста (процедура № 4), вне которого выделение несомненных фактов (процедура № 3) никак не может считаться эффективным в плане распутывания интересующих нас элитных клубков.

Алексей Николаевич Косыгин, будущий Председатель Совета Министров СССР, родился 8(21) февраля 1904 года в Санкт-Петербурге в семье Николая Ильича и Матроны Александровны Косыгиных. Крещен 7 марта 1904 года. Так гласит Актовая запись № 136 в метрической книге церкви Сампсония Странноприимца на Выборгской стороне в Санкт-Петербурге за 1904 год.

Утверждается, что Косыгин участвовал в Гражданской войне с конца 1919 года. То есть с момента, когда ему было 15 лет. В принципе это возможно, тем более, что его участие сводится к службе в военно-полевых строительных частях, осуществлявших работы на участке между городом Петроград и городом Мурманск.

С 1921 по 1924 год Косыгин учится на продовольственных курсах в кооперативном техникуме.

Потом он работает в потребкооперации на невысоких постах.

В 1930 году Косыгин возвращается в свой родной Ленинград (он же Санкт-Петербург) и поступает в Ленинградский текстильный институт.

В 1935 году он заканчивает Ленинградский текстильный институт.

С 1936 по 1937 год он работает мастером, а затем начальником смены фабрики им. Желябова.

Но уже в 1937 году он становится, проработав год мастером и потом сразу начальником смены, директором этой фабрики.

Я не хотел подробных разговоров на ту тему, которую затронул очень пунктирно, подчеркивая эту пунктирность замечаниями типа «не помню, но кажется». Но я могу обсуждать это иначе. Только стоит ли? Я с уважением отношусь к Алексею Николаевичу и его семье. Право дочери — говорить о том, что Косыгин чудом уцелел в 1937 году. Но он не чудом уцелел, как показывают факты его биографии (если его биография правильная, а пока у нас нет оснований в этом сомневаться). Повторяю, если факты его биографии правильные, то он не чудом уцелел, а резко возвысился в 1937 году. Так ведь? Он стал директором. Это могло произойти по двум причинам.

Первая — невинная. В 1937 году осуществлялась мощная ротация элит, она же — репрессии. Верхний слой был выбит. И более нижний слой обрел повышенную социальную мобильность. Попросту: вместо выбывших директоров и их заместителей на руководство приходили люди снизу. Кого-то надо было ставить, почему не этого начальника смены?

Вторая — менее невинная. Часто ставили тех, кто так или иначе участвовал в ротации своих начальников, она же — репрессии 1937 года.

Всегда, когда есть две версии — надо выбирать невинную. Но их же две, этих версий? И это понятно, что в принципе их две, по отношению к кому угодно.

Разобраться в том, как это было, сегодня уже невозможно. Наверное, крайне добросовестный историк может это сделать, покопавшись в архивных документах. И я лично был бы благодарен ему в этом. Но я сам такой возможности не имею — потому что нет ни времени, ни желания копаться в таких деталях. Но дальше всё еще интересней.

В 1938 году Косыгин назначается заведующим промышленно-транспортным отделом Ленинградского Обкома ВКП(б). Понимаете? Он успел пробыть меньше года на посту директора фабрики и тут же стал завотделом ключевого Ленинградского Обкома. Это очень крутой карьерный взлет. Если бы его уволили с каких-нибудь должностей, если бы он какое-то время отсиживался, нырнув на хотя бы относительное социальное дно, тогда дочь могла бы говорить: «Боже мой, его чуть не посадили». Но он стремительно идет наверх. Конечно, в доверительных разговорах с дочерью Косыгин рассказывает по прошествии времени, как легко его могли тогда посадить. И это — правда, которую дочь — честь ей и хвала за это — определенным образом воспринимает. Но мы-то читаем биографию! И ее интерпретируем. Мы ее герменевтически читаем, не между строк, а правомочно выделяя аномально быстрые взлеты. И не сомневаясь в том, что Косыгин находился в опасности в эти годы (потому что вся номенклатура находилась тогда в подобной опасности!), мы видим то, что видим — стремительный карьерный взлет Косыгина в 1937-38-39 годах. Именно в этот период. Если бы речь шла просто о том, что Косыгин стал директором фабрики, то это одно. Но через год Косыгин становится аж завотделом Ленинградского Обкома, в том же году он назначен на пост Председателя Ленинградского горисполкома. На этом посту он работает примерно год.

21 марта 1939 на XVIII съезде он становится членом ЦК ВКП(б).

В этом же году он назначается на пост народного комиссара (то есть министра) текстильной промышленности СССР.

В апреле 1940 года он назначается заместителем председателя Совнаркома СССР. Это значит, что с 1937 по 1940 год Косыгин с помощью каких-то карьерных лифтов (один из них — сами чистки 1937, но этого лифта очевидным образом мало) подымается с поста начальника смены (или директора фабрики, откуда считать) на пост заместителя председателя Совнаркома (то есть Совета Министров) СССР.

Я никоим образом не сомневаюсь, что Алексей Николаевич был талантливым человеком. Но талантливых людей было мало, а таких карьер — наперечет.

Теперь о продолжении связи Косыгина с Ленинградом. Косыгин блестяще работает на вверенных ему направлениях. А ему вверена в том числе эвакуация предприятий. Вы представьте только себе, под его руководством эвакуировано 1523 предприятия, в том числе 1360 крупных. Это же тяжелейшая и блестящая работа.

Теперь то, что касается Ленинграда.

С 19 января по июль 1942 года Косыгин является уполномоченным Государственного Комитета Обороны (ГКО) в блокадном Ленинграде. Он отвечает за снабжение населения, за «дорогу жизни» и многое другое.

В 1943 году Косыгин становится председателем Совета Народных Комиссаров (то есть Совета Министров) РСФСР. Запомним это, потому что тема РСФСР, «Ленинградского дела» и Русской партии будет важна.

В 1946 году Косыгин утвержден заместителем председателя Совета Министров СССР с освобождением от обязанности председателя Совета Министров РСФСР.

В 1948 году Косыгин избран членом Политбюро, назначен на пост министра финансов СССР, в конце года утвержден министром легкой промышленности СССР (явное понижение в должности, 1948 год). Пост министра [легкой] промышленности СССР он занимает до 1953 года.

После смерти Сталина положение Косыгина несколько заколебалось. Считается, что его спас и возвысил Хрущёв, которого Косыгин потом осудил за нарушение ленинских норм партийной жизни.

После снятия Хрущёва Косыгин становится вторым человеком в государстве, председателем Совета Министров СССР, членом Политбюро.

Алексей Николаевич Косыгин скончался 18 декабря 1980 года и похоронен в Москве на Красной площади у Кремлевской стены.

Мы уже убедились, что биография Косыгина требует каких-то дополнительных сведений, вносящих хотя бы минимальную ясность в интересующий нас вопрос, суть которого сводится к следующему: «ну хорошо, талантливый человек, которому помогает продвигаться чистка 1937 года. Но достаточно ли этого для того, чтобы так продвигаться? Или всё же должны быть найдены какие-то люди, способствовавшие этому продвижению? Что это за люди?»

Для точного ответа на этот вопрос нужны историки, которые захотят (чуть не сказал «осмелятся») в это вникать подробно. Я в который раз говорю, что таким историком не являюсь. Но кое-что все-таки необходимо зафиксировать. А поскольку принято при наличии слишком быстрого роста искать покровителей, в том числе среди родственников, а также друзей, тех, кто может сформировать кланы и так далее, то данные о родственниках важны, тем более что эти данные еще не раз нам понадобятся в связи с рассмотрением темы «Косыгин и «Ленинградское дело».

Алексей Николаевич Косыгин был женат на Клавдии Андреевне Кривошеиной (родилась в 1908, умерла 1 мая 1967), двоюродной сестре жены А. А. Кузнецова.

Таким образом, между семейством Косыгиных и семейством Кузнецовых есть родственная связь. Она известна и она много значит. И она, в частности, означала, что Косыгина должны были привлекать к «Ленинградскому делу», потому что Косыгин и Кузнецов были плотно связаны, а Кузнецов был чуть ли не главным, как считает Вознесенский, или Кузнецов был главным по этому «Ленинградскому делу», был расстрелян по нему и так далее.

Напомню, что Алексей Александрович Кузнецов (родился 1905, погиб в 1950) был первым секретарем Ленинградского обкома и горкома Партии в 1945-1946 годах. Алексей Александрович Кузнецов фактический ровесник Косыгина. Он являлся одной из крупнейших ставок Сталина в послевоенной большой политической игре. Сталин отодвигал какое-то время Берию, Меркулова (руководителя МГБ, сильно связанного с Берией), и даже Власика — начальника своей охраны. И одновременно передавал контроль за госбезопасностью Кузнецову, на которого возлагал серьезные политические надежды. Но перед этим контроль за госбезопасностью был в руках у почти всемогущего Маленкова. Когда я говорю, что отодвигали на время, я имею в виду Берию.

Кузнецов шел к власти. Его остановили — Маленков и другие, в том числе Берия. Перед этим умер (естественной или насильственной смертью) покровитель Кузнецова и Косыгина Жданов, руководивший чистками в Ленинграде в 1936-39 годах, то есть в период стремительного возвышения Косыгина.

Алексей Кузнецов, еще раз подчеркну, занял в секретариате ЦК пост, который перед этим занимал сам Маленков. Поскольку речь шла о контроле за органами, то это направление напрямую задевало интересы Берии. Кузнецов атаковал клан Берии-Маленкова и вообще весь старый клан (обращаю ваше внимание еще раз на приведенный мною фрагмент из воспоминаний дочери Косыгина). Старый клан отвечал контратаками. Фактически, конечно, боролись старики руками молодежи. Жданов умер 31 августа 1948 года. Перед этим он болел. Если бы он не умер, не было бы никакого «Ленинградского дела», потому что его могущества хватило бы для того, чтобы дать отпор тем, кто его развернул. Но он умер, и по этому поводу, как известно, есть разные версии. Так вот, когда он умер, ленинградский клан оказался сильно ослаблен. А поскольку Кузнецов продолжал атаковать весь старый клан ближайших соратников Сталина, то старики, которые не ушли в мир иной, как Жданов, объединились и нанесли ответный удар, он же — «Ленинградское дело». Я так интуитивно твердо уверен, что Жданова убили, но только я считаю, что его убили не какие-то там врачи, его убили те, кто понимал, что надо обрушить ленинградский клан, иначе этот ленинградский клан обрушит их.

Итак, еще 1947-48 годах Сталин отобрал у Маленкова контроль над органами и отдал этот контроль в руки нового секретаря ЦК А. А. Кузнецова, родственника А. Н. Косыгина.

Жданов и Кузнецов хотели продвинуть на пост главы МГБ Кубаткина, который был главой управления НКВД-НКГБ в Ленинграде в годы чисток, которые они осуществляли и в ходе которых возвысился Косыгин. Потому что чистки-то осуществляли Жданов, Кузнецов и Кубаткин. А также еще одно лицо, которое я обсужу позже. И осуществляя эти чистки, они одновременно осуществляли и продвижение. Это логично, иначе и быть не могло. В этом нет никакой демонизации.

Но Сталин отдает пост главы МГБ Абакумову.

Маленков и Берия смогли убедить Сталина, что Кузнецова надо убрать, а затем уничтожить. Такова была клановая игра, дополняемая, как я уже указывал, очень, или (как сказать...) слишком своевременной смертью Жданова. А теперь подробнее рассмотрим семейный аспект этой игры.

Женой А. Н. Косыгина была, как мы уже установили, Клавдия Андреевна Кривошеина. Она — двоюродная сестра жены А. А. Кузнецова Зинаиды Дмитриевны Воиновой (1906-1971). Брат Воиновой Серафим Дмитриевич в годы войны был порученцем у члена Военного Совета Ленинградского фронта А. А. Кузнецова. (Кстати, только ради заметки на полях: сын Кузнецова Валерий, 1937 года рождения, был женат на дочери советского военачальника, генерала армии Я. В. Колпакчи, работал заместителем начальника Главлита СССР, затем — в ЦК КПСС, в годы перестройки сын Кузнецова был первым помощником члена политбюро А. Н. Яковлева. Но это не более чем заметка на полях).

Мои источники утверждают, что Зинаида Дмитриевна Воинова — дочь Анны Алексеевны Верещагиной (Воиновой) и Дмитрия Михайловича Воинова. И что семейство Верещагиной (по крайней мере, ее брат), как и семейство Воинова, имеет прямое отношение к духовному сословию, причем к той его части, которая пострадала от репрессий в советскую эпоху.

Пусть это проверяют историки, но если это так, то при герменевтическом прочтении это называется, во-первых, пятно в биографии, которое должно мешать, а оно не помешало. И, во-вторых, если оно не мешает, то это означает интеграцию в некий клан, который строит связи на всех основаниях, в том числе и на данных. Повторяю, пусть это проверяют историки.

Связь между семейством Кузнецовых и семейством Косыгиных является достаточно безусловной. Связь между Кузнецовым и Ждановым — тоже не тайна за семью печатями. А значит, мы хотя бы попытались понять источник быстрого продвижения А. Н. Косыгина. Для того, чтобы превратить это «как-то» в настоящий анализ, нужно много времени и сил. Мне бы не хотелось тратить их на подобную затею. Я сделал заметку на полях и иду дальше.

Что такое «Ленинградское дело», из которого, если верить дочери Косыгина, ее отец чудом вышел? Причем, надо сказать, вышел без особых кадровых потерь. Он не был выведен из обоймы.

Руководителей Ленинградского обкома и связанных с ними высоких советских партийных руководителей обвинили в том, что они хотят создать Русскую коммунистическую партию и, создав ее, начать бороться с Всесоюзной большевистской партией. Кстати, та партия, которая была создана Горбачёвым, называлась Коммунистическая партия РСФСР, которой руководил Полозков, тоже была соответствующим фактором расшатывания ситуации. Сталин по понятной причине не хотел создавать отдельную русскую партию, считая, что ее создание может породить центробежные процессы. Еще раз подчеркну: это и произошло про Горбачёве, это подтолкнуло многое.

Правомочно ли было обвинение руководителей ленинградского обкома и связанных с ними высоких советских партийных руководителей в том, что они хотели создать эту партию русскую и дальше действовать? Содержало ли всё, что они делали, хоть какую-то деструктивную крамолу? При нашем нынешнем уровне понимания это установить трудно. Десталинизация привела к тому, что все, кто проходил по «Ленинградскому делу», были не только реабилитированы (реабилитированы они были при Хрущеве), но и превращены в ангелоподобных жертв чудовищного Джугашвили. То, что сами эти жертвы осуществляли чистки в Ленинграде и много еще что — оказалось выведено за скобки.

«Ленинградское дело» было очень масштабным. Для проходивших по этому делу была восстановлена отмененная перед этим смертная казнь. Специально для проходивших по этому делу. Репрессиям подверглись практически все партийные руководители, а также почти все советские государственные деятели, которые после Великой Отечественной войны были выдвинуты из Ленинграда на партийную работу.

Номером 1 по этому делу шел Алексей Александрович Кузнецов, на тот момент являвшийся, как мы уже установили, секретарем ЦК ВКП(б) и работавший по важнейшему направлению, задевавшему интересы Берии и многих других.

Номером 2 был Николай Алексеевич Вознесенский, председатель Госплана СССР, такой же молодой член Политбюро, как и Косыгин.

Под следующими номерами идут практически все ленинградские партийные руководители.

Поводом к началу «Ленинградского дела» было проведение в Ленинграде с 10 по 20 января 1949 года некоей Всероссийской оптовой ярмарки. Маленков атаковал ленинградскую группу именно в связи с этой ярмаркой.

Что касается Вознесенского, то его привлекли в связи с обвинением в том, что он, как председатель Госплана, занизил план промышленного производства СССР на первый квартал 1949 года.

22 февраля 1949 года состоялся объединенный пленум Ленинградского горкома и обкома, на котором Г. Маленков сделал сообщение о Постановлении ЦК ВКП(б) от 15 января 1949 года, в котором говорилось об антипартийной группе. Не о ярмарке, не о чем-то уже, а о группе. Каяться по этому поводу стали двое — П. Попков, первый секретарь Ленинградского обкома и Я. Капустин, второй секретарь этого же обкома.

Летом 1949 года глава МГБ В. Абакумов и работники возглавляемого им ведомства обвинили секретаря ЦК ВКП(б) А. Кузнецова и председателя Совета Министров РСФСР М. Родионова в контрреволюционной деятельности. Начались повальные аресты. Вы понимаете, что нужно было, чтобы при этом уцелел Косыгин? При таком свирепом наезде. Чудом, говорит дочь. Это полное ее право. Но нас-то интересует герменевтика «чуда». Не инсинуации, не демонизации — герменевтика «чуда».

Подробно обсуждать «Ленинградское дело» я не хочу. Для меня здесь важно то, что само это дело начало разворачиваться в самом-самом начале 1949 года. И что это дело было крайне крупным. В сталинский период крупные дела готовились. Сталин никогда не санкционировал их проведение с бухты-барахты. Когда началась подготовка «Ленинградского дела» и стали создаваться списки будущих его участников? После смерти Жданова? Поздно! В 1947 году? В 1946 году? Скорее всего, даже не в 1948 году. А после того, как списки составлены, из них кого-нибудь вынуть уже почти невозможно. Косыгин, имея такие связи с Кузнецовым, будучи таким ленинградским выдвиженцем, должен был загреметь по этому делу. Но он по нему не загремел. Почему?

Это и есть главный вопрос. Главный вопрос данной герменевтической акции. Если на вопрос: «Почему Косыгин так быстро продвинулся в 1937 и последующие два года?» — могут быть разные ответы, в том числе и вполне щадящие, то на вопрос: «Почему Косыгин не загремел по „Ленинградскому делу“?» — щадящий ответ дать очень трудно. Поэтому дочь говорит о чуде. В экспертном сообществе принято считать, что фигурант, который должен пройти по делу и которого из этого дела вынимают, оказывается вынутым только потому, что он кого-то сдает. Но я категорически отказываюсь так считать. Меня слышат инсинуаторы? Я категорически отказываюсь так считать. Я предлагаю другой ответ — такой фигурант изымается из дела только тогда, когда ему оказывает огромную протекцию тот клан, который организует это дело. В данном случае — клан Берии-Маленкова, являющийся на обсуждаемый нами момент единой элитной группой. Я выдвигаю такую щадящую гипотезу не только потому, что она щадящая, но и потому, что я считаю ее более правдоподобной. А вы что хотите сказать? Если не эта моя гипотеза, под которую вы пытаетесь подкопаться, то тогда другая гипотеза какая? Он их всех сдал, и потому его вывели? А третьей гипотезы нет. Мы про чудо говорить не будем. Эти чудеса рукотворны.

Косыгин должен был иметь прочнейшие связи с этим кланом. Настолько прочнейшие, что его связи с кланом Кузнецова должны были померкнуть перед связями с этим анти-кузнецовским суперэлитным кланом.

Что же это за связи?

Я не хотел подробно обсуждать личность Михаила Максимовича Гвишиани, отца Джермена Михайловича Гвишиани, зятя Косыгина. В частности, я не хотел это делать потому, что к Михаилу Максимовичу предъявляются определенные, как я считаю, избыточные претензии в связи с депортацией чеченцев. Но если не ограничиваться беглыми репликами, содержащими в себе выражения типа «не помню точно» (а я хотел ограничиться этим), то выясняется следующее.

Биография Михаила Максимовича Гвишиани (родился в 1905, умер в 1966) содержит в себе карьерный взлет еще более загадочный, чем взлет А. Н. Косыгина.

Михаил Максимович, если верить его биографии, а мне тут не так хочется верить, как в случае с Косыгиным, сын грузинского батрака. Его первые жизненные шаги были связаны с Ахалцихе, родиной моего отца. Отец никогда не чурался своей малой родины и никогда не хотел строить коммуникации, исходя из ее специфики. Поэтому к ахалцихскому землячеству он относился с доброжелательной сдержанностью. Как именно Михаил Максимович обсуждался этим землячеством — вопрос отдельный. Я не считаю все притчи, излагаемые членами этого землячества, достоверными. Но факт состоит в следующем.

Михаил Максимович ничем не проявляет себя в 20-е годы. Его карьера более чем скромна. Повторяю, более чем скромна.

Только в 1928 году он становится помощником оперуполномоченного Ахалцихского районного отдела ГПУ.

Только в 1937 году он занимает скромные, но имеющие отношение к какой-то карьере должности. Опять же должности помощника руководителей таких-то секретно-политических отделов НКВД в Закавказье, в Грузии.

А дальше... Дальше в его аттестационном листе от 7 сентября 1938 года говорится: «Был назначен руководителем личной охраны товарища Берии и членов правительства ГрузСССР. На этой работе проявил себя как исключительно инициативный и энергичный работник и четко выполнял все задания».

Косыгин мог разными путями сделать стремительную карьеру. Но Лаврентий Павлович Берия никогда не сделал бы начальником своей личной охраны человека, который не находился бы с ним в совершенно особых отношениях. На любой другой пост могли поставить другие, но пост начальника личной охраны — это пост начальника личной охраны. Гвишиани впрыгивает в него почти что из ниоткуда.

Герой фильма «Белое солнце пустыни» говорит: «Восток — дело тонкое». Кавказ — дело еще более тонкое. Биография Берии — это нечто. Был он агентом азербайджанской разведки Мусават или не был? Какую роль в его судьбе занимал Мир Джафар Багиров, который якобы был его куратором в Мусавате, но на самом деле, якобы, обеспечивал ему позиции, как большевику, будучи сам большевиком... Как говорят в таких случаях, темна вода. Никакой историк ничего по этому поводу сказать не может (адресую вас вновь к моему разговору не с историком, а с представителем элиты по поводу биографии Андропова). Биография Берии еще гораздо более закрытая тема, чем биография Андропова.

Но если Михаил Максимович Гвишиани стал начальником личной охраны Берии, фигуры очень склонной трепетно относиться к личной охране, то связи Михаила Максимовича с Лаврентием Павловичем должны быть очень прочные. И я бы сказал, очень нетривиальные. В дальнейшем Берия подтверждает свое отношение к Михаилу Максимовичу.

В 1938 году он делает Михаила Максимовича сначала первым заместителем наркома внутренних дел Грузинской СССР, затем начальником 3-го специального отдела 1-го Главного Управления госбезопасности НКВД СССР.

А затем, в том же 1938 году, Михаил Максимович на 12 лет становится начальником УНКВД-УНКГБ-УМГБ по Приморскому краю. Я не буду вспоминать, кто в это время представляет Советский Союз в Японии, что там вообще происходит. Он оказывается в этой позиции. Он оказывается и возвышен, и уведен в сторону, и обособлен.

Он находится на этом посту до января 1950 года.

После этого он три года (с 1950 по 1953) занимает пост начальника УМГБ-УМВД по Куйбышевской области.

Ну, а потом он достаточно сильно, но не катастрофически страдает от антибериевских хрущевских чисток. Вот эта некатастрофичность, как я считаю, связана с кланом Косыгина-Гвишиани.

«Ну, и что же? — скажут, — как мог находящийся на таких постах человек вынуть Косыгина из „Ленинградского дела“?»

А как мог человек, находящийся в Приморье в 1944 году, участвовать в операции «Чечевица», проводимой в Чечено-Ингушетии?

Почему это никого не удивляет? Я не хочу присоединяться к тем, кто обвиняет Михаила Максимовича в жутких действиях против чеченцев и ингушей, осуществленных в Галайн-Чожском районе Чечено-Ингушской АССР. Я потому-то, повторяю, и обсуждал весь эпизод с Михаилом Максимовичем и Косыгиным очень пунктирно. Но, обратите внимание, никто не задает вопроса, а как это глава спецслужб Приморья мог оказаться в Чечено-Ингушетии?

Всё это вполне было возможно, потому что никто правдивых биографий таких людей, как Михаил Максимович, не писал по вполне понятной причине. Такие люди осуществляют спецзадания где угодно, как угодно. И эти спецзадания не входят в их послужной список. Может быть, они фигурируют в каких-то секретных архивах. Не знаю. Знаю другое, что Берию и Гвишиани-старшего связывали какие-то достаточно загадочные наипрочнейшие связи. Я не берусь судить, что это за связи. Я просто вижу, что они есть.

Если вы, с трудом заглянув в окно комнаты, где находятся Вася и Петя, скажете, что Вася и Петя связаны веревкой, то вас надо немедленно спросить каков диаметр веревки и из какого она материала? Не становитесь комичными, задавая слишком конкретные вопросы, на которые в принципе не может быть адекватного ответа. По крайней мере — сегодня.

Был ли Косыгин связан с Гвишиани-старшим еще с давних времен? Возникла ли эта связь в связи с женитьбой сына Гвишиани Джермена на дочери Косыгина Людмиле Алексеевне? Притом, что брак дочери Косыгина и сына Гвишиани произошел в конце 40-х годов (старший ребенок — Алексей Джерменович родился в 1949 году). Да, это так. Их брак состоялся в это время, но что это меняет? Извините, это еще и усугубляет, а не отменяет всю ту модель, которую я предъявляю. Потому что в этом случае у Гвишиани-старшего могли быть и семейные причины для того, чтобы обратиться к Лаврентию Павловичу и попросить его не вносить в списки фигурантов «Ленинградского дела» Косыгина, отца жены его сына.

Но списки «Ленинградского дела» формировались раньше. И для того чтобы как-то участвовать в судьбе этих списков, Гвишиани должен был принимать какое-то участие в этом самом «Ленинградском деле». Притчи, которыми я располагаю, достоверные притчи, утверждают, что он это отношение имел. И уж конечно, его формальная должность главного приморского спецслужбиста никак не могла ему в этом помешать.

Но если даже считать, что мои притчи не верны, а тут речь может идти только о притчах, это ничего не меняет. Значит, у Гвишиани были возможности влиять на списки «Ленинградского дела», не участвуя в этом деле непосредственно, что еще более интересно. Или же Косыгина выводил из этих списков кто-то другой. Но тогда кто? И почему? Кстати, даже и Гвишиани-старшему вывести Косыгина из списков только потому, что его дочь женилась на сыне Гвишиани, было не под силу. Это никому в сталинскую эпоху не было под силу.

Даже если Гвишиани-старший по этой причине хотел вывести Косыгина из списка по «Ленинградскому делу», он должен был аргументировать это чем-то другим или попросить кого-то (скоро он появится, этот кто-то), предельно к нему близкого и несомненно влиятельного, сочинить подобные другие аргументы. А не те, что, видите ли, сын на дочери чьей-то женат, плевать на это! Нужны были аргументы по принципу «нужен человек, и его надо выводить». Причем такие аргументы из пальца в сталинскую эпоху не высасывались.

Я, повторяю, не хотел всё это обсуждать так подробно, но раз уж меня к этому подтолкнули, то давайте договаривать до конца.

Есть докладная записка «Об укреплении кадров центрального аппарата и периферийных органов МВД, проводимом в соответствии с решениями июльского (1953) Пленума ЦК КПСС». Она направлена в адрес Президиума ЦК КПСС, адресована Г. М. Маленкову и Н. С. Хрущёву. Записка подписана Министром внутренних дел С. Н. Кругловым, Председателем Комитета Госбезопасности при Совете Министров СССР И. А. Серовым и первым заместителем министра внутренних дел СССР К. Ф. Луневым. В записке говорится: «Начальником УМВД Куйбышевской области работал генерал-лейтенант ГВИШИАНИ, который в прошлом был начальником личной охраны Берия, длительное время работал на Дальнем Востоке с Гоглидзе и необоснованно продвигался им (то есть Гоглидзе — С.К.) по должности».

Значит, появляется Гоглидзе. Кто такой Серго Гоглидзе?

Работая с 1920 года в ревтрибунале туркестанского фронта, Гоглидзе дослужился до начальника политсекретариата войск ВЧК Туркестана, стал комиссаром в войсках ВЧК и ГПУ. У него другая карьера, чем у Гвишиани, Косыгина или даже Кузнецова.

С 1923 года он служил на Кавказе, где познакомился с Берией. Он оказывал помощь Лаврентию Павловичу в самых опасных делах, включая дело известного абхазского политика Нестора Лакобы.

Известно об особой роли С. Гоглидзе в «Деле врачей». В 1951 году В. Абакумов в связи с провалом этого дела был отстранен должности и заменен на посту министра госбезопасности СССР партаппаратчиком С. Игнатьевым.

С. Гоглидзе был назначен «смотрящим» за С. Игнатьевым. Который был достаточно беспомощен и стремился подольше отсутствовать, ссылаясь на болезни.

При министре госбезопасности Игнатьеве Гоглидзе был первым заместителем. Ненадолго его отстранили (элитные игры были в разгаре) и отправили в почетную как бы ссылку, сделав министром госбезопасности Узбекистана. Но это продолжалось несколько месяцев. В 1952 году Гоглидзе вернулся в центральный аппарат МГБ в качестве заместителя министра и одновременно возглавил всю военную контрразведку. Затем стал первым заместителем министра.

Сталин, чувствуя, что «Дело врачей» проваливается, и осознавая к каким последствиям это приведет и для него лично (ибо это означает «Акелла промахнулся» и его можно устранять), делал особые ставки на Гоглидзе. Считается, что после отстранения куратора «Дела врачей» М. Рюмина от работы в МГБ в ноябре 1952 года, Гоглидзе стал еще и куратором по «Делу врачей».

В период после смерти Сталина, но до снятия Берии, Гоглидзе оставался ближайшим приближенным Берии, продолжая руководить военной контрразведкой.

Он был арестован и расстрелян после краха Берии.

Что связывает Серго Гоглидзе с Михаилом Гвишиани?

То, что Гоглидзе несколько лет был начальником управления НКВД-НКГБ-МГБ Хабаровского края. То есть он был не только другом Гвишиани, но и его соседом, о чем и говорится в записке, которую я только что процитировал. Авторы записки еще понимают или как минимум ощущают суть элитных игр своей эпохи. Они настаивают на том, что Гоглидзе и Гвишиани — это пара, поддерживающая друг друга, это прочная связка.

Что связывает Гоглидзе с Ленинградом?

То, что с ноября 1938 года Гоглидзе возглавлял управление НКВД СССР по Ленинградской области. И в этой роли заменял ставленников Ежова ставленниками Берии.

Мог ли Гоглидзе в этот период построить особые отношения с ленинградцами, включая Косыгина?

Мог построить. А мог и не построить. Если кто-то, заслуживающий доверия, расскажет нам по этому поводу притчу, мы что-то узнаем. А иначе мы не снимем окончательно неопределенность в этой истории. Но нам и не надо ее снимать окончательно. Я даже не хочу добавлять к этой истории всё, что связано с другими приморскими элитными фигурами. Например, с 1938 года секретарем Организационного бюро ЦК ВКП(б) по Приморскому краю был Николай Михайлович Пегов (1905-1991).

А с 1939 по 1947 год (целых 8 лет!) Н. Пегов был первым секретарем Приморского краевого и Владивостокского городского комитета ВКП(б). То есть он был первым секретарем в тот момент, когда Гвишиани руководил НКВД-НКГБ-МГБ.

Затем в годы, ключевые для формирования списка по «Ленинградскому делу», Пегов был заместителем начальника управления по проверке партийных органов ЦК ВКП(б).

У Михаила Гвишиани были плотнейшие связи с Николаем Пеговым. И у Серго Гоглидзе — тоже.

Я не хочу обсуждать место Михаил Андреевича Суслова в той композиции, которая здесь описана. Я даже не хочу вплетать в этот узор все, что связано с женитьбой Евгения Максимовича Примакова на сестре Джермена Гвишиани Лауре Харадзе. Хотя, как говорится, из песни слов не выкинешь.

Меня как тогда, так и сейчас, в принципе интересовало и интересует другое. Джермен Гвишиани, сын Михаила Гвишиани, являлся зятем председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина.

Он руководил в СССР системными исследованиями.

Он возглавил ВНИИСИ (Всесоюзный научно-исследовательский институт системных исследований) в 1976 году и оставался его директором в течение 17 лет.

Он же занимал серьезный пост в комитете по науке, он же стал одним из учредителей МИПСА (Международного института прикладного системного анализа в Вене). МИПСА был создан в 1972 году совместно США, СССР, Канадой, Японией и странами Европы и назывался «совместным проектом наших (то есть советских — С.К.) и западных разведок».

Он же, Джермен Гвишиани — ключевая фигура, обеспечивавшая связи советской элиты с Римским клубом.

Это всё несомненные факты.

От них необходимо переходить к сюжетам, сохранившим значение до сих пор. Есть такой Джованни (или Джанни) Аньелли (1921-2003). Его отец — Эдоардо Аньелли, а мать — принцесса Вирджиния Бурбон. Дед Джованни Аньелли — Джованни Аньелли-старший. Отец Аньелли разбился на самолете, разного рода несчастья случались и с другими родственниками. Короче, дед, Джованни Аньелли-старший сделал особые ставки на Джованни Аньелли-младшего. Например, в 14 лет дед ввел Джованни в совет директоров знаменитого футбольного клуба Ювентус, который дед очень прочно опекал. Дед так же создал ФИАТ, как Форд создал ФОРД.

В 1945 году погибает Вирджиния Бурбон дель Монте, мать Джованни-младшего.

Сам Джованни — офицер связи итальянского Корпуса освобождения — становится в этом же году президентом компании по производству подшипников, созданной его дедом вместе с инженером Роберто Инчерти.

В 1945 году Джованни-старший умирает, и Джованни-младший становится во главе семьи Аньелли.

В качестве главы семьи Джованни-младший подписывает соглашение, касающееся знаменитого ФИАТа. Речь идет о возвращении правления и президента фирмы Витторио Валлетта, которых обвиняли в содействии фашистам.

Джованни ведет светскую жизнь... Женится на неаполитанской принцессе...

В 1959 году становится президентом компании IFI (Иституто Финансиарио Италиано), управляющей инвестициями в ФИАТе и других компаниях.

30 июля 1966 года Джованни-младший становится управляющим директором ФИАТа.

А через 2 недели после этого, 15 августа 1966 года в Москве Джанни Аньелли-младший подписывает контракт с министром автомобильной промышленности СССР Александром Тарасовым по созданию автозавода в городе Тольятти с полным производственным циклом — то есть нынешнего Волжского Автомобильного завода. Не Тарасов же был тут главным лицом. Главным лицом в этой сделке и через Римский клуб и иначе были Джермен Гвишиани и Косыгин.

Во второй половине 70-х годов на компанию ФИАТ обрушился кризис. Конкуренты ликовали. Но не тут-то было. Джованни Аньелли-младшему ужасно повезло. Почему-то правительство Ливийской Джамахирии во главе с полковником Каддафи объявило о приобретении значительной части концерна ФИАТ. Акции ФИАТ, естественно, взлетают под небеса. Какими надо обладать связями, в том числе и советскими, чтобы это организовать?

Концерн Аньелли стремительно разрастался. При этом эксперты обсуждают серию смертей, постигших семью Аньелли. Официальным наследником Аньелли считался сын брата Джованни — Альберто. Но в 1997 году он умер от рака кишечника. Через 3 года умер единственный сын Аньелли — Эдоардо. Он умер в возрасте 46 лет. Покончил собой, кинувшись с 80-метрового моста (или его сбросили).

Затем в почтенном возрасте умирает сам Джованни-младший. Его меняет на посту руководителя брат Умберто. Но вскоре тоже умирает от рака. Не хочется конспирологии. Но не я один обращаю внимание на эту серию смертей, дополняемую еще одним обстоятельством.

От брака Джованни-старшего с принцессой Вирджинией Бурбон дель Монте ди Сан Фаустино родилось много детей (Клара, Сюзанна, Мария Соле, Кристина, Джорджио, Умберто), но нас интересует Джованни-младший, ставший властелином огромной империи, и его дети — Эдоардо и Маргерита.

Как мы уже сказали, Эдоардо покончил собой. Интерес представляет Маргерита, которая родилась в 1955 году и является дочерью Джованни Аньелли и Донны Мареллы Караччиоло dei principi ди Кастаньето.

Маргерита в 1974 году вышла замуж за некоего Алана Элканна. Потом она развелась и вторым браком вышла в 1991 году за графа Сергея Палена (как говорится в международных документах — фон дер Палена). С 1991 года она стала фон дер Пален. Ее дети именуются графами и графинями фон дер Пален.

Знакомлю читателя со статьей в газете «Коммерсант» (№ 046 от 27.11.1992). Статья называется «Русский граф предпочитает итальянские автомобили».

Вот текст статьи:

«Вчера (то есть 26 ноября 1992 года — С.К.) приступил к работе новый глава представительства итальянского концерна Fiat в странах Содружества граф Серж де Пален (Serge de Pahlen).

Сержу (Сергею Сергеевичу) де Палену 47 лет, учился в парижском Лицее и в цюрихском политехническом институте. По образованию инженер. До назначения в Россию был директором представительства Fiat во Франции. Свободно владеет шестью языками, в том числе русским. Увлечения — русская история и литература. Предпочитает ездить на автомобилях своей фирмы. Представитель знаменитого российского рода. Предок г-на де Палена граф Петр Алексеевич Пален был генерал-губернатором Санкт-Петербурга до 1801 года».

Об этом предке мы поговорим особо. Сейчас же закончим ознакомление со статьей. В ней говорится о том, что графа Сержа де Палена (или Сергея Палена) волнует судьба АвтоВАЗа, за приватизацией которого он внимательно следит. Что в планах концерна создание широкой дилерской сети по продаже и обслуживанию своих автомобилей. А также кооперация в сфере их производства. Концерн также готов инвестировать средства в строительство и реконструкцию жилых и промышленных зданий в Санкт-Петербурге.

Несколько слов об упомянутом в этой статье графе Петре Алексеевиче Палене, который был генерал-губернатором Санкт-Петербурга до 1801 года.

Петр Людвиг фон дер Пален (1745 — 1826), генерал от кавалерии, один из ближайших приближенных Павла I, возглавивший заговор против императора.

В 1798 — 1801 данный предок Сержа де Палена действительно был петербургским военным губернатором.

До этого (с 1792 по 1795) он был правителем рижского наместничества и первым генерал-губернатором Курляндии.

Палены — остзейские (то есть прибалтийские) дворяне. Остзейское дворянство в значительной степени произошло от рыцарей Тевтонского (Немецкого) ордена. Предки Сержа де Палена Дитрих и Вильгельм были комтурами Тевтонского ордена, и это тоже точная информация. Дитрих был комтуром в Ревеле, Вильгельм — в Виндау. Комтурство, то есть первичная ячейка ордена, состояло из замка и непосредственно прилегающих к нему территорий. Во главе каждого из комтурств стоял комтур. Большие комтурства могли выставить до 1000 воинов. Но были и малые комтурства — даже такие, которые выставляли по 10 воинов. Комтурства объединялись в провинции (баллеи), руководимые ландкомтурами.

То, что предки Сержа де Палена принадлежали к Тевтонскому ордену — установленный факт. В этой связи примечательно, что иностранные авторитетные источники именуют Сержа Палена фон дер Паленом (с ударением на е).

История с комтурством относится к XV веку.

В XVIII веке пять братьев Паленов получили в Швеции баронские титулы. Один из них, барон Богуслав, шведский полковник, подписал в 1710 году капитуляцию Ревеля Петру Великому.

Графский титул от Павла I получил петербургский военный губернатор Петр Алексеевич Пален. Он-то и убил государя.

Другой герой остзейского романа — Леонтий Леонтьевич Беннигсен (Левин Август фон Беннигсен). Он тоже был одним из активных участников заговора 11 марта 1801 года, в ходе которого был убит Павел I.

15 марта 1801 года Беннигсен был вновь принят на службу.

11 июля 1801 года — назначен литовским генерал-губернатором.

11 июня 1802 года — произведен в генералы от кавалерии.

Если от предков переходить к потомкам, то внимание привлекают и потомок Петра Палена Серж де Пален, и потомок Леонтия Беннигсена Александр Беннигсен.

Об Александре Беннигсене и его дочери написано очень много. Я несколько раз приводил великолепный текст Марии Васильевны Розановой, жены Андрея Донатовича Синявского. Мария Розанова, а не кто-нибудь другой, наша диссидентка, подробно описывает, как Александр Беннигсен знакомил ее с представителями ЦРУ, на которых он работал. Суть работы заключалась в том, чтобы побудить наш ислам воевать против СССР. Тут ведь что против СССР, что против России — одна история. Использовали ислам и для войны против Российской Империи. Кстати, читатель, наверное, помнит, когда и в связи с чем был убит Павел I? Он был убит в связи с тем, что начал строить прочные отношения с Наполеоном I. И даже решил вместе с ним осуществить поход в Индию, направив туда атамана Платова, или решив направить туда атамана Платова. То есть он начал очень активно и опасно для Великобритании взаимодействовать с самым крупным врагом Британской империи. Тогда-то и вмешались Петр Пален и Леонтий Беннигсен как кто? Как кто? Как те же, связанные с той державой, которой мешал Павел I, люди, какими они остались потом. Тут речь идет не об оперативных, а об очень глубоких связях.

Мне тут представляется важным связь, идущая через века. Это не конспирологическая, это настоящая, конкретная связь. И я не берусь в этом своем размышлении развернуто описывать эту связь. Повторяю, если вы видите в окно, с трудом дотянувшись до подоконника, что Петя и Вася связаны, то задавать вам вопрос о том, из какого материала веревка и какой она толщины — как минимум, не корректно.

Давайте в конце этого обсуждения выделим несколько простейших пакетов, связок, которые вместе нечто создают.

1. Джермен Гвишиани и Михаил Гвишиани.

2. Михаил Гвишиани и Серго Гоглидзе.

3. Вообще клан Берии. И место в этом клане данных людей.

4. Множественные связи семейства Гвишиани (вплоть до Е. М. Примакова).

5. «Ленинградское дело», из которого был выведен Косыгин с чьей-то могущественной помощью. Гоглидзе, Гвишиани-Гоглидзе... Группа Жданова-Кузнецова... Группа Маленкова-Берии... Их война.

6. Джермен Гвишиани и почти всесильный председатель Совета Министров СССР Алексей Косыгин.

7. Джермен Гвишиани и Римский клуб.

8. Джермен Гвишиани и два института системных исследований: советский и международный.

9. Джермен Гвишиани, Алексей Косыгин — и договор с ФИАТом Аньелли. Ведь никто же не считает, что решение о строительстве завода ФИАТ принималось министром автомобильной промышленности. Его принимали решением Политбюро, и ключевым там был голос председателя Совета министров, потому что это был хозяйственный вопрос.

10. Маргерита Аньелли и Серж де Пален (фон дер Пален).

11. Серж фон дер Пален и представительство ФИАТ в России, открывшееся сразу после краха СССР.

12. Тот же самый Серж де Пален и Константин Малофеев с его фондом Василия Великого (эта связь, опять-таки, носит доказательный характер, ее никто не оспаривает). Другие международные связи Константина Малофеева, которые мы обсуждали (тот же Мебиус, к примеру).

13. Семейство Паленов и семейство Беннигсенов в большой игре против объединения Наполеона и Павла I.

14. Потомки семейства Беннигсенов, занятые мобилизацией ислама на борьбу с СССР, а значит, и с Россией.

15. Игры на Украине со Стрелковым. Чьи игры? Известно, чьи...

16. Постоянные разговоры о том, что нужна новая табакерка (ну, прямо исходят они все от страстного мечтания ее заполучить: то Юргенс об этом говорил в эпоху президентства Медведева, теперь — Белковский). Тоже вполне открытая и достоверная информация.

Если хотя бы шестнадцать таких простейших пакетов, паттернов, связок, начать связывать воедино — что получится? Многомерная модель. И кто это будет делать, прошу прощения? Историк? «Не я писал, ученые писали». А может, это вовсе не надо делать? Может быть, и не надо. Только вот этого никто не делал и СССР распался. А теперь Ходорковский и другие прямо говорят и о переустройстве Российской Федерации, и о распаде Российской Федерации. Между прочим, я к этим шестнадцати простейшим пакетам могу добавить в 10 раз больше других комбинаций, тоже из шестнадцати, двадцати или скольких-то пакетов, характеризующих другие истории. Из разных стран мира, связанных с Россией. Такие интересные сюжеты есть, что дальше некуда. И что вы мне хотите сказать? Что я не должен этим заниматься, потому что всё неоднозначно? Давайте лучше убирать или снижать неоднозначности и не отказываться от исследований, способных повлиять на очень и очень многое. Кстати, вы понимаете, что в России совсем немного тех, кто не упадет в обморок при одной мысли, что ему придется проводить такие исследования. И что уж совсем немного тех, кто может их проводить, располагая для этого ресурсами, сплоченным коллективом, какой-то методологией и желанием разговаривать не на языках научного обслуживания кого-то, не на языках публицистического хмыканья, конспирологической шизы — а на языке элитной ответственности. Может, главное и состоит в том, чтобы формировать этот язык, а также то, что неизбежно вытекает из его формирования.

Язык формирует дискурс. Структура и дискурс, как мы знаем, связаны воедино. Формируя дискурс, мы одновременно выстраиваем структуру. И мы её выстраиваем. Причем, не для тех или иных интеллектуальных пижонств, а для того, чтобы у наших потомков была Россия.

До встречи в СССР.