виртуальный клуб Суть времени

1945-й: по рассказам фронтовика

Аватар пользователя etz

В акции «Бессмертный полк» примут участие многие из наших друзей и знакомых с портретами своих родных-фронтовиков. Мы публикуем рассказ одного из будущих участников шествия.

Каныгин Борис Павлович

Хочу поделиться воспоминаниями о своем деде, Каныгине Борисе Павловиче. Несмотря на то, что он ушёл довольно давно, в 1995 году, всю мою сознательную жизнь дедушка олицетворял для меня Настоящего Мужчину, Врача, Воина. Мой профессиональный выбор (я — нейрохирург в одной из городских клиник) во многом был обусловлен личностью Бориса Павловича.

В 1942 году дед закончил Томский Медицинский институт, получил звание лейтенанта медицинской службы и до 1946 года оставался в строю. Участвовал в боевых действиях, был ранен, имел много наград, в том числе два ордена. Демобилизовался в звании майора, а белого халата не снимал до самой смерти. Трудился врачом в различных стационарах Новосибирска, а некоторыми из них длительное время руководил.

Из богатой фронтовой биографии Бориса Павловича приведу здесь два его рассказа о не слишком известном эпизоде Великой Отечественной — разгроме и капитуляции Квантунской Армии на Дальнем Востоке летом 1945 года.

Порой считают, что эта короткая война была едва ли не парадным маршем наших дивизий по степям Забайкалья и Приамурью. Это далеко не так. Всю войну более чем миллионная японская армия оставалась грозной силой на восточных рубежах СССР и была очень серьёзным противником. Её стремительный разгром в 45-м был проявлением не только обретенного морального и технологического превосходства наших солдат, но и, по словам деда, сметающей всё жажды окончательно вернуться с войны. Домой. С Победой...

Дивизия, в которой капитан Каныгин Борис Павлович командовал медсанбатом, базировалась вблизи станции Оловянная в Забайкалье. Его часть поднялась по тревоге ночью 9 августа 1945 года и походным маршем двинулась в сторону границы. За несколько часов до этого у моей бабушки, старшины медицинской службы Каныгиной Антонины Ивановны, начались роды в военном госпитале. Дед на передовой мог так и не узнать, отцом кого он стал. Так что, получив приказ о выступлении, он направил ординарца с ответным пакетом в штаб дивизии, попросив во чтобы то ни стало выяснить, кто же родился у него этой ночью.

Дивизия выступала. Колонны «студебеккеров» утюжили волны ковыля, унося взвод за взводом в неизвестность маньчжурской ночи. Порывы ветра поднимали степную пыль, невидимую во тьме: она внезапно набивалась в глаза и бронхи. Отдаленные раскаты канонады не внушали уверенности в счастливом исходе грядущего. Никто не строил прогнозов, не высказывал догадок. Впереди был по-азиатски хитрый, по-европейски вооруженный, опытный и изворотливый враг.

Дед ждал. Он загадал: родился мальчик — то вернется живым и воспитает сына. Ну, а если девочка... Не находя себе места без известий, Борис Павлович уже отправил вперед своего заместителя с колонной машин санитарного батальона, намереваясь догнать их на попутке с соседним полком. Ординарца всё не было. Плотность огня орудий на юго-востоке нарастала. Последние части дивизии загружались в грузовики. Тянулись тягачи с боеприпасами.

Наконец, последняя колонна, взревев моторами, тронулась с места. Дедушка запрыгнул на подножку полуторки с камнем на душе. Неизвестность — худшая из казней... Машина тронулась. И в этот момент, нагоняя колонну на взмыленной лошади (дед всегда говорил, что всё это он запомнил словно кадры из кинофильма, только с личным участием), его ординарец, не видя командира, скакал галопом и орал что есть мочи: «Сы-ын! Товарищ капитан, у вас сы-ын!!»... Машины, набирая скорость, шли на восток...

Ещё одно воспоминание деда относилось уже к последним аккордам этой войны. Капитуляция Квантунской Армии происходила не всем фроном, а отдельными подразделениями. Нередко рядом с целыми дивизиями, сдававшимися в плен, их соседи ожесточенно сопротивлялись. Боевой дух японцев оставался очень высок. С отчаянным коварством имитируя капитуляцию, они превращались в «живые мины», унося с собой десятки жизней.

Отречение императора ещё не произошло. Восточные способы уничтожения советских солдат были для нас дикими, изощрёнными и далекими от представлений о боевой чести. Даже выполняя приказ командиров, японские офицеры на глазах у парламентеров зачастую совершали массовые самоубийства. В этой обстановке абсолютной трезвости не только от солдат, но и от нашего комсостава ожидать не приходилось... На участке фронта, занятом дивизией моего деда, противник объявил перемирие, однако не капитулировал. Фронтовое командование требовало немедленной посылки парламентерами старших офицеров, а в случае неудачи миссии — ликвидации японского дивизиона. Японцы же молчали.

Растянутость наших коммуникаций привела к тому, что из старшего офицерского состава в наличии на тот момент оказался только мой дед, майор медслужбы. Его и направили со взводом автоматчиков и офицером связи на позиции к японцам по приказу комдива. Содержание приказа Борис Павлович знал: в распоряжении парламентёров с момента выхода на позиции противника имелся лишь час, чтобы подать сигнал о начале капитуляции. В противном случае немедленно, без предупреждения, вступали в действие фронтовая артиллерия и реактивные минометы.

Наши «доджи» с белыми флажками подкатили к японскому штабу. Ставя по паре солдат снаружи и изнутри каждой двери, майор Каныгин, связист и фронтовой переводчик в сопровождении младших офицеров японских войск продвигались по убежищу. У адъютанта японского командующего их остановили и оставили в ожидании. За плотными дверями приглушённо звучала японская речь. Вошёл генерал. Наши парламентарии поднялись. Мой дед кратко изложил предложение командования о капитуляции с гарантией жизни всему составу дивизиона. После слов переводчика генерал, не произнеся ни слова, вышел из комнаты с адьютантом.

«Всё», — решил Борис Павлович, — «это отказ, и ...». Вернулся адъютант: «Командование Квантунской Армии не отвечает. Генерал связывается напрямую с Токио». Потянулись минуты, десятки минут. Токио молчал... Дедушка никогда не говорил о страхе, вообще был оптимист, большой жизнелюб. Наверное, поэтому и перешёл 80-летний рубеж. И мне кажется неслучайным, что именно ему выпало под прицелами японских офицеров считать минуты до начала огня батарей... Минуты своей жизни.

Ожидание прервал телефонный звонок из генеральского кабинета. Адъютант вышел за двери и сразу вернулся. «Наша дивизия капитулирует», — едва произнес он, как из кабинета раздался выстрел. Командующий дивизионом покончил с собой. Офицер связи бросился к аппарату: оставалось 15 минут до начала огня советских батарей.

Наши автоматчики уже забирали оружие у офицеров японского штаба. Борис Павлович с группой бойцов вышли во двор, где выстрелили условленной сигнальной ракетой. После этого он снял со стриженой головы промокшую офицерскую фуражку. Солдаты закурили и принялись шутить.

Дорога в штаб нашей дивизии была заполнена колоннами безоружных японских солдат. Свои винтовки и автоматы они складывали в охраняемые советскими автоматчиками места. Дедушка говорил, что никогда в жизни больше не видел он таких многометровых гор стрелкового оружия.