Ссылка на youtube, файлы для скачивания и текстовая версия - в полной версии новости.
Скачать файл.avi (avi - 413 Мб)
Звуковая дорожка, файл.mp3 (mp3 - 34 Мб)
Пресс-конференция Сергея Кургиняна в Донецке 7 июля 2014 года
Сергей Кургинян: Добрый вечер! Весь день я провел в подробном анализе масштаба случившегося в связи с тем, что был оставлен ряд городов. А также в поездках, которые позволяли мне осмотреть, как теперь должно всё развиваться для того, чтобы случившаяся трагедия не обернулась полной катастрофой.
А вечером я давал пресс-конференцию. На эту конференцию наши оппоненты привели людей, возможно, и настроенных не провокационно, но неспособных к проведению равноправного диалога. Впрочем, вам об этом судить самим, потому что всё это будет показано.
Понимаете, можно было молчать, а можно было вступать в серьезный диалог. Но совершить такую ошибку абсолютно непростительно. И если бы речь шла о том, что ведется какая-та информационная война, конфронтация с целью кого-то обрушить или кого-то там поднять, то, наверное, можно было бы сказать, что война уже выиграна. Но я совершенно не собираюсь здесь вести никакую войну ни с кем, кроме бандеровцев. Я приехал только ради того, что бы всё окончательно стабилизировалось, чтобы была построена система, позволяющая дать отпор. А это и политическая система, и иная. О чем вы услышите в интервью, в этой самой моей пресс-конференции.
Поэтому речь тут не о том, кто выиграл, а кто проиграл. Речь о том, чтобы Россия не проиграла, и чтобы, главное, не проиграли простые люди. И вот здесь у меня снова и снова возникает вопрос. Когда я читаю все эти пакости интернетные и все прочее, я могу сказать, что никого я так не презираю, как эту интеллигентную клоаку у Стрелкова. Это самое мерзкое — интернетная интеллигентная клоака. Презреннее ее только отдельные отщепенцы из «Сути времени».
Так вот, наверное, события будут развиваться дальше очень интересно. Это еще не финал. У этой передачи были отдельные, непростые и нерядовые зрители, реакция которых совсем не такая, как у этой клоаки. А значит, есть шанс. Есть шанс на главное — на построение государства. На построение настоящих сил, способных дать отпор бандеровцам. Никто из тех, кто дает им отпор, не является моим врагом. В этих условиях не до чистоплюйства. Не до внутренних разборок. Нужно исправлять случившееся, а это нельзя сделать, не признав его. Не признав его полностью. И нужно бороться до победы. Победой будет построение государства с большой армией, с эффективной экономикой, интересной культурой и средствами массовой информации. Как только это будет построено, я пожелаю счастья этому государству и займусь тем, к чему я призван.
А еще я всё время думаю, вот у меня не выходит из памяти молодой человек, который ушел из Славянска, там оставив семью, и который обреченно ехал назад, понимая, что у него мало шансов вернуть семью, но хотя бы погибнуть можно вместе с нею.
Я думаю: почему интернетные подонки так безжалостны? Почему эта шваль имеет право требовать от людей, которые жертвуют всем, говоря вот так в интернет, чтобы они сняли маски? Я бы снял с каждого из таких тварей штаны и сильно, по-мужски, выдрал бы по заднице. Потому что надо было, чтобы это делали родители в соответствующее время. Прошу быть верно понятым ювенальной юстицией. Но мама с папой этого не сделали.
Поэтому я могу сказать, что те, кто требует с людей, которые наверняка жертвуют очень многим, которые могут потерять семью (дай бог так, чтобы так не было), могут погибнуть вместе с нею, под пытками, требует от них, чтобы они сняли маски, — я хочу сказать этим людям: вы подонки. И если хоть один такой подонок найдется в «Сути времени», то он полетит из нее, как пробка из бутылки. Потому что это простые, честные люди. Вы пальцы-то видели, твари говорящие, что это не пальцы стреляющих людей. Во-первых, стреляют любыми пальцы, уверяю вас. Такими тоже. Во-вторых, вы посмотрите на руки-то, на руки посмотрите!
Я всё время думаю: когда же это произошло? Когда? Когда интеллигенция, которая грезила народом, любила народ, жертвовала всем ради народа, когда она так повернулась, когда она так испаскудилась?
Может быть, это главный вопрос, который меня здесь мучит. Потому что замечательные это люди, понимаете? Замечательные. Здесь огромное количество замечательных людей. Простых, думающих, чувствующих. Здесь очень много верующих. И великое счастье находится вместе с ними, потому что у них чистая, настоящая вера. Здесь много советских людей. Здесь абсолютно героические люди, которые не приняли присягу украинских вооруженных сил и поэтому, так сказать, оказались лишены такой блестящей, чисто воинской карьеры украинской армии. Здесь разные люди. И они все на три порядка чище московской интернетной помоечной мрази.
И я хочу сказать этой мрази, как я ее презираю.
А всем своим друзьям сказать, что я счастлив здесь, что здесь очень чисто, несмотря на все эти игры. И что здесь будет победа. Здесь будет консолидация.
До встречи в СССР!
***
Сергей Кургинян: Организация «Суть времени» состоялась после того, как передача «Суд времени», которая была очень резонансной вообще в России (вот в Осетии, например, ее смотрели почти все; я это знаю, потому что, когда я приезжал туда после, там залы были битком забиты людьми, на улицах все время здоровались), она закрылась по техническим причинам. Все говорят, что по политическим — ничего подобного.
Возникла пауза. Это была сложная политическая пауза, я думал, что мне делать. И я тогда решился создать по созвучию программу интернетную — «С-у-т-ь времени» — не «Суд», а «Суть времени». И начал читать лекции, просто вот, как сейчас, глядя в камеру — ну, в камеру, и всё.
И вдруг оказалось, что они безумно резонансны. А когда стало ясно, что публика этих передач ждет от меня действия, я предложил создать виртуальный клуб «Суть времени». А когда виртуальный клуб начал работать: проводить социсследования, выходить на митинги и всё прочее — была создана организация «Суть времени».
Когда эта организация была уже создана, она начала творить разного рода дела. Например, мы были организаторами митинга Поклонной горы, как вы знаете, да?
Корр.: Да, конечно.
С.К.: Который решил во многом судьбу выборов 2011-2012 года.
К нам в Колонный зал приходил президент России. У нас была такая организация, ну, дочерняя по отношению к нам, Родительское Всероссийское Сопротивление, в связи с тем, чтобы ювенальной юстиции не было. И действительно, после того, как мы начали действовать, сильно повернулся курс в сторону традиционных ценностей.
Мы провели так называемый «Красный марш», если вы знаете, 15 марта в связи с Севастополем.
Ну, короче говоря, организация работает, она стала очень большой, очень регулярной, теперь у нее есть поселение в Александровском, где она тоже...
Корр.: Поселение? А можно об этом поподробнее?
С.К.: Мы решили, что люди где-то должны совсем профессионализироваться, и они этого захотели. Поскольку организация такая неосоветская, она очень гибко относится к идеологии, там нету такого лобового советизма, что «давайте всё скопируем». Мы осуждаем избыточный атеизм и так далее, и вообще считаем, что надо смотреть в будущее, а не в прошлое, но, тем не менее, мы с глубочайшим восторгом относимся к Великой Отечественной Войне, вообще к свершениям советского периода.
Мне очень хотелось, чтобы это всё было ещё и... ну, совместная жизнь, коммуна.
Корр.: А люди там на постоянной основе?
С.К.: Да, люди — на постоянной основе. Там пятьдесят человек на постоянной основе, семьи с детьми. И они живут в таком режиме. Они подымаются в восемь утра, у них пять часов физической работы с тем, что они восстанавливают фабрику разрушенную. Потом они занимаются спортом два с половиной часа. Потом они учатся. Потом они занимаются оргпартийной работой и интернетом. В сумме их рабочий день — шестнадцать часов.
Но поскольку дети вместе живут, и на это очень трогательно смотреть... Для детей — точно рай. Дети в кружках различных, математических, лепки, рисования, музыкальных, всё... а главное, что они вместе — разновозрастные, их человек уже пятнадцать-семнадцать, и они невероятно хорошо живут. Правда, сначала мальчики ссорились с девочками — теперь не ссорятся, всё хорошо. Вот.
Ну, на самом деле люди очень быстро меняются, они составляют собой некоторый тоже такой элемент каркаса организации. Мы думаем, что будут ещё другие поселения, возможно. Так что мы — довольно так бурно развивающаяся молодая организация, такого, скажем, неосоветского типа.
Корр.: Но, помимо этого, у вас же еще курсы есть там... Курсы, школа...
С.К.: Да. У меня есть курсы, школа, у меня есть Школа высших смыслов. Мы создали учебники в большом количестве. У нас пятнадцать кафедр, двадцать учебников, и эти учебники изданы, были розданы, по ним учатся, так что у нас есть еще и школа, в которой занимаются так называемой «soft power», то есть «мягкой войной».
Понимаете, война бывает обычная — когда стреляют пушки, там, автоматы... А бывает война информационная, психологическая, даже концептуальная, интеллектуальная, экономическая, культурная и так далее. Мы рассматриваем все эти виды войн, и люди учатся воевать на этих фронтах.
Корр.: А цель — это вхождение во власть?
С.К.: Нет, никакого вхождения во власть сейчас как цели нет. Люди сейчас пошли депутатами в терпящие бедствие малые города. Там они учатся всему...
Корр.: Например?
С.К.: Кимовск. Есть такой город в Тульской области, Кимовск, шахтерский. Он совсем загибался, туда пришли наши именно как «Суть времени», Сергей Тимофеев и другие. И вот они там довольно быстро наводят порядок, там все рады, там «Суть времени» пользуется очень большим уважением, так что мы ведем вот такую комплексную работу. Это не последний город, в который мы зайдем. Я поставил перед ними задачу идти туда, где нет выгод. Как-то даже я вспомнил строчку Новеллы Матвеевой: «Где, гляди не гляди, но не выглядишь выгод».
То есть пробиваться не в Законодательное собрание, не куда-нибудь там на лакомые места, где они окажутся либо окружены, как говорила моя мама, «современной действительностью» (она всегда очень с иронией об этом говорила), либо сами в нее впишутся — не важно. А мы вот туда, где бедствия. Люди идут туда, где бедствия, где нет никаких выгод... Сергей Тимофеев ездит туда пять раз в неделю на своей машине и не получает зарплаты. И там выгод нет, там неоткуда их взять. Но зато люди узнают, здороваются, газету нашу читают. Иногда выбирают, как ни странно, шахтеры самые трудные статьи из газеты, где самые трудные статьи (самые трудные — мои). И с очень большим интересом их читают.
Такая вот организация, довольно нетипичная, крупная, с бюро... Вот скоро пройдет школа, на школе будет более семисот человек активистов.
Корр.: Ну, а приближаясь поближе к нашим текущим событиям, я знаю, что вы были одним из тех, кто именно настаивал на более жестком вмешательстве Российской Федерации — почему? — потому что то, что сейчас происходит у нас, это угроза всему русскому миру.
С.К.: Да, настаивал и настаиваю. Я действительно твердо убежден, что по сумме издержек и приобретений введение войск является оптимальным. Я много раз об этом говорил. Но я очень... я понимаю, почему это не происходит. Потому что после...
Корр.: Есть версия, что это втянет в войну Соединенные Штаты ...
С.К. Нет-нет, не будет никакой войны, поверьте мне. Моя организация — ассоциированный член Департамента информации ООН, я веду контртеррористические семинары во многих странах: Индии, Китае, Израиле... Только что индийцы приезжали... Никакой войны не будет с Соединенными Штатами. Просто — куда бы ни вошли — по другую сторону будут стоять живые войска НАТО. Это будет. Но дело не в этом.
Дело в том, что это настоящая холодная война, а настоящая холодная война потребует того, о чем много раз говорил президент Путин, и что пока что не выполнено: национализации элиты. Мы не можем воевать даже в холодной войне, когда информационные каналы бьют нам в спину, когда высокие очень лица свои, так сказать, совещания проводят в пятницу пораньше, чтобы улететь на частном самолете в Лондон к семье.
В таких условиях вести войну холодную — невозможно. Россия может выиграть холодную войну только при национализации элиты и изменении образа жизни населения. А это — по крайней мере, для нынешней власти — рассматривается, как чрезмерная нагрузка.
Поэтому, понимая, что они этого не сделают или не хотят делать, они пытаются решить вопрос каким-то другим путем. И тогда я сказал, каким именно.
Корр.: Частные военные компании.
С.К.: Да. Частные военные компании. Первым сказал об этом я, вот, в связи с вашими республиками. Я очень рад, что это получило отклик. Не буду скрывать, что частные компании вообще существуют (и я сказал, что очень многое можно решить руками этих частных военных компаний), что они, в конечном итоге, как это ни парадоксально звучит, — это часть гражданского общества. Я хочу сказать, что я совсем не апологет частных военных компаний, но я считаю, что главное — это не сидеть, сложа руки, здесь.
Корр.: То есть, в данной конкретной ситуации...
С.К.: Да, да. И когда я смотрю на ваши улицы и наблюдаю, чтό по ним и как движется, и, так сказать... ну как, я много что вижу, — я с радостью должен констатировать, что в этом смысле есть, увы, недостаточные, но какие-то сдвиги. И что деятельность гражданского общества — ЧВК на поле, так сказать, какой-то помощи Донецку и Луганску осуществляется. Она осуществляется, как я считаю, без государства (и я буду на этом настаивать), но она осуществляется довольно эффективно.
Корр.: Но хотелось бы ещё эффективнее?
С.К.: Да, да. Еще раз в двадцать эффективнее, чтобы ни один самолет над вами не летал бандитско-бандеровский, и чтобы бронетехника, если она на вас сильно обидится, была сожжена, а артиллерия не захотела равноправной дуэли. Вот тогда гражданское общество решит свои задачи без всякого вмешательства государства.
Я, кстати, по этому поводу хочу сказать, что ровно так решались эти задачи советскими гражданскими обществами в Испании и Вьетнаме, где американцы или франкисты действительно воевали в виде регулярных частей. Но с советской стороны не было ни вторжения, как оно было во Вьетнаме у американцев, ни того что... там, разных легионов, которые осуществляли фашисты... Ехали граждане, сообразно тому обществу, была государственная поддержка, но не вход войск. В итоге, например, во Вьетнаме братская нам Народно-освободительная армия Вьетнама в итоге освободила всю страну, а американские легионы, дивизии и бригады — с позором бежали в итоге. Я был бы счастлив...
Корр.: Не получится ли так, что это для самой России будет не очень хорошо, потому что начнут создавать эти армии кто угодно, у кого есть возможность.
С.К.: Нет, ну, все-таки это достаточно зарегулированный бизнес во всем мире. Регистрация, лицензии...
Корр.: Ну, у нас на Коломойского посмотрите...
С.К.: Что?
Корр.: Вот у нас посмотрите на Коломойского.
С.К.: Ну, Коломойский — я давно говорил, что должно произойти с Коломойским. У меня есть мягкий вариант решения проблемы Коломойского...
Корр.: Не будет российского варианта Коломойского?
С.К.: Нет, не будет. Мягкий вариант решения проблемы Коломойского — это израильская тюрьма. Навечно. Бессрочно. Вот это очень хороший, комфортный для него вариант. Я хотел бы, чтобы был именно такой вариант, а не более жесткий. У меня знакомый был, он и сейчас есть, я его очень уважаю, Яков Кедми, он сейчас очень много говорит о России. Ну, вот он такие проблемы разжигания антисемитизма — наверное, он меня опровергнет, и тогда я скажу, что он прав, — но мне кажется, что он их решал более жестко. Гораздо более жестко. И в этом смысле...
Голос за кадром:...Со Славянска... [ополченцы прибыли на пресс-конференцию.]
С.К.: Да, что?
Голос за кадром: Со Славянска...
Корр.: Сейчас заканчиваем.
С.К.: Со Славянска — это очень хорошо... Он решал их более жестко... Сейчас будет совсем интересно [о прибывших на пресс-конференцию ополченцах, вышедших из Славянска. Далее возвращается к теме Коломойского]... И в этом смысле я за мягкое решение. Пусть он сядет в тюрьму, но просто никогда из нее не выходит. Если каббалисты или кто-то еще хотят решать иначе эту проблему, как они ее решали с Шароном, я скажу, что они наши союзники в этом вопросе. Но я сторонник мягкого решения.
Никакого отношения к Коломойскому это не имеет. Подчеркиваю. Подчеркиваю еще раз: я не сторонник частных военных компаний. Я не просился на эту роль. Я просто сказал, что если народу России это будет надо в виде единственного оптимального в этой ситуации пути поддержки Донецка и Луганска, я готов первым осуществлять это. Единственное, к чему я не готов категорически, это нарушать российские законы об оружии. Вот к этому — переходу в такую зону — я не готов. Любой другой процесс меня полностью устраивает, я в праве — и всё...
Корр.: А что говорит российский закон об оружии? Как он соприкасается...
С.К.: Российский закон об оружии говорит, что если я куплю один АКМ, я уже уголовник. Если я его перешлю куда-то, я дважды уголовник. А если я частная военная компания — нет. И я не буду нарушать... Для меня не существует сейчас украинских законов, потому что я считаю, что к власти пришла тирания, пришла она тиранически, это банда, и она творит беззаконие, поэтому ее законы меня не интересуют.
А вот законы Российского государства меня очень интересуют. Я законопослушный гражданин России, и пусть мне выдадут какие-то возможности, тогда я начну действовать таким способом. Но, поскольку таким способом я действовать не могу, я действую иначе. Я хочу создать информационный центр. Я хочу создать госпиталь, хотя бы перевязочный и перво-операционный, чтобы быстро люди могли, так сказать, переправляться потом в зоны, где могут делать более сложные вещи. И я хочу окончательно отрегулировать гуманитарную помощь. Вот это я могу сделать как гражданин России.
Кроме того, у меня здесь, как у лидера «Сути времени», очень много друзей находится в рядах ополченцев. Замечательно воюет осетинская группа «Сути времени», я горжусь этим. Я здесь увидел ребят из Осетии, которые здесь воюют, это просто мои близкие друзья теперь на всю жизнь, я горжусь тем, как они это делают. Воюют и другие рядовые люди, которые не вторгаются на территорию в виде каких-то силовых частей, а поодиночке или малыми группами едут сюда.
Должен вам сказать, что мне звонила совсем недавно большая группа испанцев, которая говорила: «Мы видим, что тут фашизм, тут бандеровский фашизм, и мы очень хотим приехать как рядовые граждане». Это происходит во всем мире. В конце концов, канадские украинцы тоже ехали на Майдан и очень жестко, так сказать, работали, поэтому это общая практика. Общая практика. Это ополченцы. Я занимаюсь вот этими вещами, которые считаю своей прерогативой...
Корр.: Возвращаясь к ЧВК. Сейчас вопрос, насколько я знаю, рассматривается в...
С.К.: Да, он рассматривается. И он будет еще...
Корр.: ...Напомните, какими институтами... Министерством обороны и Госдумой, да?
С.К.: Ну, прежде всего, Госдумой.
Корр.: На какой стадии процесс?
С.К.: Началось с того, что псковская Дума и псковский губернатор (я не могу сейчас точно сказать, только ли Дума, законодательное собрание псковской области, или и губернатор) выдвинули это, Госдума даже чуть-чуть обиделась и сказала, что она хочет сама. И сейчас этот закон активно рассматривается. Между прочим, в пользу ЧВК когда-то, несколько лет назад, выступил президент Путин, если мне не изменяет память. Так что я думаю, что это произойдет.
Но у нас уже есть ЧВК, зарегистрированные — не мои, не наши, не «Сути времени», я никогда этим не занимался, мне в страшном сне это не снилось до того, как здесь начался этот кошмар. Но у нас уже есть ЧВК, и они есть часть гражданского общества. Что такое, по Гегелю говоря, буржуазное общество? Это коммерческие структуры, иногда зарегистрированные за границей.
Я с радостью вижу деятельность в Донецке. Я вижу, что наконец-то, так сказать, люди стреляют не из рогаток. Что они более оснащены — конечно, недостаточно, но все-таки лучше оснащены для борьбы с тиранией. И я вижу в этом мою маленькую лепту в то, что нужен третий путь, между вхождением армии и невмешательством. Любое наше невмешательство в процесс, если дальше так будут накапливаться беженцы и всё прочее, — это катастрофа для российской власти и для российского государства. Но вмешательство общества не означает государственного решения о введении войск. Это абсолютно разные вещи. Государственное введение войск, которое я поддерживаю, но которого нет — это первый сценарий. Полное невмешательство — это третий сценарий. А второй сценарий — это такой тип поддержки, который сейчас оказывается. Это второй сценарий.
Только, пожалуйста, не надо считать его не поддержкой. Я много тут на что посмотрел. Мне не хочется давать более внятные комментарии. Я давно знал, что, как мне кажется, современную авиацию из рогатки не сбивают и из пистолета Макарова тоже, да? Но теперь то, что я вижу, говорит мне о том, что поддержка есть. И это негосударственная поддержка, поддержка силами гражданского общества и так далее. Примерно симметричная той, которую оказывают американцы. Ни американцы не вводят войск, ни мы. Но мы...
Корр.: А каков ваш прогноз в случае, если идея с ЧВК получит свое развитие и будет...
С.К.: Если идея с ЧВК получит свое развитие, то в Донецкой и Луганской областях должны быть такие армии, как в Приднестровье. В Приднестровье на 700 тысяч жителей — 7 тысяч армия и 13 тысяч кадровых резервистов. Если на 700 тысяч можно иметь 7-тысячную армию, то на 7 миллионов Донецка и Луганска можно иметь 70 тысяч. Если эта армия будет нормально оснащена (а приднестровская армия имеет авиацию, ПВО и артиллерию, и бронетанковые силы, пусть небольшие), если пропорционально это вырастит, то я хочу знать, что будет делать украинская армия с такой независимой республикой. Я думаю, что с этого момента никаких вопросов о том, чтобы вас трогали, как сейчас, нет.
С большой радостью я узнал, что героические ополченцы сумели захватить одну из установок украинских — «Бук». Правда, она оказалась радиолокационно разрушена, существенно. Но я знаю, что в России, в гражданском обществе в России — я обращаюсь к людям — есть гениальные электронщики, которые могут в короткие сроки наладить полностью электронные блоки этой машины. И, я думаю, в этом случае преступная авиация бандеровского режима будет гораздо осторожнее летать. И трагедии омерзительные, такие как в Луганске, будут менее вероятны. Мне кажется, что героические ополченцы еще сумеют добыть сколько-то этих экспонатов. А героическое российское гражданское общество сумеет их починить, даже если их поломают. Если даже добудут три-четыре таких экспоната, то ваш вопрос воздуха будет закрыт.
Кроме того, я убежден, что частные компании могут поставлять установки «Тор», и «Иглы», и всё остальное. И сумма этих компонент закроет небо. И преступники не будут бомбить кассетными и другими бомбами мирное население свободной Донецкой и Луганской республик. С бронетехникой всё обстоит чуть-чуть даже проще. Есть совсем милые устройства. А ополченцы должны быть нормально вооружены и обучены. Тогда постепенно начнется то, чего я жду — полноценное формирование государственности, государственности Донецкой республики, государственности Луганской республики.
Будет эта государственность. Для этого нужно проявить другую волю. И нужно иначе поддержать ополченцев, потому что сейчас на ополченцев смотрят, с одной стороны, как на защитников, а, с другой стороны, как непонятно что. Надо включиться всем миром, нужно сильное телевидение, у вас здесь достаточно талантов. Нужна сильная культурная политика, нужна экономическая политика, финансы. Нужно полное наведение порядка. И тогда я верю, что Донецкая и Луганская республики станут образцами для всех, включая тех, кто орал на майдане, что они хотят вот такой, знаете, неолигархической, не коррумпированной жизни, а теперь получили подарки от Коломойского, Авакова и прочих, так сказать, сильно бандитизированных олигархов, да? На свою голову посадили они их. Я думаю, что здесь всё может быть гораздо более разумно. Очень труден этот путь, и я и сейчас считаю, что он сопряжен с жертвами такими, что лучше бы нам ввести войска. Но это мое личное мнение. А вот в то, что этот второй сценарий возможен на уровне реальности — это я знаю. Я его предложил, и я сделаю всё для того, что бы он был реализован в жизни. А как гражданин я скромно помогу тем, чем я могу помочь как гражданин.
Корр.: Спасибо.
С.К.: Так.
***
Ополченец: Можно мне сказать, да?
С.К.: Да.
Ополченец: Вот я слушаю вас, вы много раз сказали за то время, пять минут, что я слушаю...
С.К.: Пожалуйста, представьтесь. Вот я представился.
Ополченец: Ополченец, Юрий Юрченко.
С.К.: Да Юрий, да, я вас слушаю.
Ополченец: Да, вот много раз, что вы с большой радостью это увидели, с большой радостью увидели это и многое встретили, и это с большой радостью. Я вчера уезжал с людьми, которые здесь присутствуют... позавчера, из Славянска. Я, в отличие от вас, радости не испытываю. У нас всё, мы в слезах эти два дня. Подождите щас, одну секунду. Я думаю, то, что вы красиво и хорошо говорите, что вот как помогли и как помогаете, и как общество будет консолидироваться, и в будущем какие перспективы прекрасные — ничего не имеет общего с реальной ситуацией, которая здесь. Это записки такие постороннего, вот как бы, понимаете? И здесь я читал (у нас сейчас два дня нет выхода в интернет, я успел прочесть перед этим), что вы сказали. В выступлениях Стрелкова прозвучали, в последних, не скрытые, достаточно откровенные упреки руководству России в том, что обещанной помощи — не было ее. И вы сказали, что подобные заявления, не называя имени Стрелкова, — это ложь. Это буквально вы сказали, я цитирую. Значит, то, что мы все упрекаем себя, мы видим этих стариков глаза, которых мы оставляли ночью, и я себя упрекаю. Но ответственность, я считаю и убежден, лежит сейчас на уважаемой мной власти российской за это. Ответственность тяжелая.
С.К.: А на вас ничего не лежит?
Ополченец: На нас? Лежит. Мы к себе предъявляем больше, чем...
С.К.: А почему вы ушли?
Ополченец: Мы ушли? Я сейчас объясню. Вот ваши тумбочки, вот эти ржавые автоматы, спасибо за них. Но если этого мало — мы с охотничьими ружьями стояли.
С.К.: Почему вы оставили 12 тысяч автоматов там?
Ополченец: Кто?
С.К.: Вы.
Ополченец: Оставили. Вы кому верите? Украинским...
С.К.: Вы, вы их оставили.
Ополченец: Порошенко верите? Вы видели...
С.К.: Называть номера?
Ополченец: Вы видели? Назовите. Вы видели эти номера?
С.К.: Назвать номера? Да, я их видел.
Ополченец: Вы видели? Оставлены. Значит, вам украинцы их показали.
С.К.: Нет, не украинцы.
Ополченец: А как вы их видели?
С.К.: Мне показали эти другие люди.
Ополченец: Кто?
С.К.: Ваши же. Ополченцы.
Михайлов: Какие?
Ополченец: Как они могли показать, если они их оставили?
С.К.: Они, как они их оставили, они их фотографировали.
Михайлов: Подождите секундочку.
С.К.: Да.
Михайлов: Я вывез оттуда всё.
Из зала: Я был в разведке, я видел эти двенадцать КАМАЗов.
Михайлов: Спокойней.
Из зала: И ты тоже спокойней.
С.К.: Так, подождите, ребята, что вы хотите сказать? Ребята, подождите, зачем шуметь? Ну, подождите, подождите минуточку, подождите. Люди хотят высказаться. Они имеют право высказаться. Они справедливо, конечно... спокойно, они хотят высказать свою горечь и так далее. Но мы же имеем право задать вам ответные вопросы.
Ополченец: Задайте.
Михайлов: Задавайте.
С.К.: Вы же говорили, и я вас не перебивал.
Ополченец: Вы перебили.
С.К.: Когда?
Ополченец: Вы перебили.
С.К.: Давайте я вообще не буду перебивать — вы будете говорить час. Собралась моя пресс-конференция.
Журналист из зала: Это ваша пресс-конференция, вы должны ответить.
С.К.: Это моя пресс-конференция, я должен ответить на вопрос. Давайте, да. Минуточку, минуточку, подождите, подождите. Давайте люди, которые сюда пришли — а тут еще пришли люди, которых я приглашаю... Вы, ополченцы, да. Пришли еще люди, которые были в Славянске. Я бы хотел пригласить этих людей, вот сюда, ко мне. Всех вместе. И давайте поговорим. Присаживайтесь.
Губарев: Давайте.
С.К.: Вы присаживайтесь. Садитесь.
Михайлов: Пригласите, а потом...
С.К.: Пожалуйста, пожалуйста, а то всё время... садитесь рядом, садитесь... а то всё время говорят, что нет людей, лиц, что мы какие-то показываем маски. Я разговаривал с одним из ваших ополченцев из Славянска, который, естественно, был в маске, потому что он там оставил семью. Он поехал, почти без надежды, ее оттуда забирать.
Губарев: Сергей Ервандович, позвольте мне.
С.К.: Да, пожалуйста.
Губарев: Давайте, уже если хотелось дискуссии...
С.К.: Да, пожалуйста, да.
Губарев: ...то хочу сказать, что я идеологически некоторые ваши вещи разделяю. Разделяю патриотическую позицию. Я тоже за красный православный проект. Я тоже патриот, у нас очень много общего с вами. Однако последняя критика в адрес Игоря Ивановича Стрелкова, она... Ну, вы себя с военной точки зрения выставили в не очень хорошем свете. В смысле непонимания военного смысла...
С.К.: Вы военный человек?
Губарев: ...ситуации в Славянске.
С.К.: Вы военный человек?
Губарев: Я там был.
С.К.: Какой ваш чин?
Губарев: Я там был.
С.К.: Ваш чин военный.
Губарев: Рядовой.
С.К.: Почему вы считаете, что вы как рядовой можете оценить мою военную подготовку?
Губарев: Потому что я ежедневно общаюсь с людьми, которые воюют в Славянске. Ежедневно. И...
С.К.: Воюют?
Губарев: ...ежедневно получаю информацию.
С.К.: Воюют?
Губарев: Да, они до сих пор воюют.
С.К.: Расскажите об этом, как они там сейчас воюют.
Губарев: Вы знаете, что Славянск оставлен.
С.К.: Да. Но вы же говорите, что воюют?
Губарев: Они воюют. А что?
С.К.: В Славянске?
Губарев: А что, сложил кто-то оружие, хоть один ополченец сказал «всё, я не буду больше воевать»?
Михайлов: Двенадцать тысяч сложили. Как же, Павел, вы же слышали.
С.К.: Минуточку, минуточку. Одну минуточку.
Губарев: Нет, ни один, все ополченцы продолжают воевать.
С.К.: Где они воюют?
Губарев: А вы выступаете с критикой единственного человека, который способен продолжать войну за Новороссию.
С.К.: Вы понимаете — вы заготовили текст. Можно мои вопросы?
Губарев: Это не заготовка.
С.К.: Ну, хорошо.
Губарев: Вы извините меня.
С.К.: Тогда я имею право спросить.
Губарев: Я с 1 марта варюсь в этой ситуации.
С.К.: Хорошо, вы варитесь тут.
Губарев: А вы прилетели из Москвы.
С.К.: Хорошо, но я же прилетел к вам.
Губарев: С какими-то непонятными людьми за высоким забором.
С.К.: Какими людьми?
Губарев: И сидите тут и, извините меня, воняете.
С.К.: Вот, вы всё сказали.
Губарев: Да, да.
С.К.: Можно еще матом.
Губарев: Нет, матом...
С.К.: Я вот у вас тут гость, и вы показали, как вы вежливы. И кто вас сюда прислал.
Губарев: Меня никто не присылал.
С.К.: Ну, конечно, вы сами свободно сюда пришли.
Губарев: Вы извините, я самодостаточная личность, чтобы меня кто-то сюда присылал.
С.К.: А как это — самодостаточная личность? Из какого вы отряда?
Губарев: Из отряда?
С.К.: Да.
Губарев: Что значит — отряда?
С.К.: Из какого батальона?
Губарев: Из батальона Народного Ополчения Донбасса. Самой многочисленной силы, которая воевала в Славянске, Краматорске и других городах.
С.К.: Кто руководит Народным Ополчением Донбасса?
Губарев: Игорь Иванович Стрелков.
С.К.: Вы являетесь манной кашей, которая сама себя хвалит. Правильно? Вы представитель Стрелкова, который хвалит Стрелкова. Давайте еще. Есть другая позиция?
Михайлов: Секундочку, давайте поговорим о конкретных...
С.К.: И главное что, извините, но вы совсем это не можете делать. И вы ко мне, офицеру, обращаетесь с тем, что вы, рядовой, оцениваете мою военную компетентность. Давайте разберем все ее слагаемые.
Губарев: Вы уж разобрали.
С.К.: Почему это?
Губарев: Я видео все смотрел.
С.К.: А давайте я еще раз разберу.
Губарев: Оно глупое.
С.К.: Ну, это ваша оценка.
Губарев: Оно не является оценкой военной соотношения материальных сил, военных...
С.К.: Господин Стрелков...
Губарев: ...с двух сторон.
С.К.: Послушайте меня. Господин Стрелков...
Губарев: И то, что вы говорите, что он получает, что его снабжают...
С.К.: Вы слышите, как меня перебивают, да?
Губарев: Это вранье. Вот сидит начальник штаба Игоря Ивановича.
С.К.: Ах, начальник штаба.
Губарев: Он подключится.
С.К.: Представьтесь, пожалуйста.
Губарев: Он подключится.
С.К.: Представьтесь, начальник штаба, я очень рад.
Михайлов: Да.
С.К.: А почему Игорь Иванович сам сюда не пришел?
Губарев: А потому что Игорю Ивановичу надо оборону строить и воевать.
Михайлов: А давайте как бы, давайте...
С.К.: Ему надо было строить оборону в других местах.
Михайлов: Подождите.
С.К.: И второе. Вот смотрите, как я с вами спокойно говорю. А что же вы кричите-то всё время? Я человек старше вас.
Михайлов: Давайте...
С.К.: Приехал к вам в гости.
Михайлов: Давайте говорить по очереди.
С.К.: Давайте.
Михайлов: Давайте о двенадцати тысячах автоматов поговорим.
С.К.: Давайте.
Михайлов: Я вывозил всё вооружение до последнего ПМа. Я лично вывозил. Никаких двенадцати тысяч автоматов там не было.
С.К.: Скажите, пожалуйста, Россия вам не оказывает помощи?
Ополченец: Вот они, вот ещё, где этот автомат, этот ржавый, вот он. Ржавый, смотрите.
С.К.: Ну, я еще сейчас принесу двустволку. Вы мне скажите, глядя в лицо...
Михайлов: И двустволка есть.
С.К.: Вы мне скажите, глядя в лицо: Россия оказывает помощь или нет?
Михайлов: Мы вам показываем, какую она оказывает помощь.
С.К.: Да или нет? Мне не надо показывать автомат.
Губарев: Нееет.
С.К.: Вы клевещете.
Губарев: Нееет.
С.К.: Вы клевещете.
Губарев: Нееет.
С.К.: Вы нагло лжете.
Михайлов: Подождите — в какой форме?
С.К.: Россия оказывает вам военно-техническую помощь?
Губарев: Нееет.
Опоченец: Два танка.
Михайлов: Подождите, подождите...
С.К.: Сколько?
Ополченец: Два танка.
Губарев: Нееет.
Михайлов: Подождите.
С.К.: Сколько?
Губарев: Это танки с ржавого завода в Артемовске.
С.К.: Россия не оказала вам, не поставила вам...
Губарев: Нееет.
С.К.: ...ни одного автомата. Россия не поставила...
Губарев: Неет.
С.К.: ...ни одного пулемёта
Губарев: Неет.
С.К.: Россия не поставила вам ничего. Вы нагло лжете. В интересах Стрелкова, который хочет скомпрометировать Россию. Вы нагло лжете.
Михайлов: Что вы за глупости говорите!
С.К.: Ну, хорошо, всё глупости.
Михайлов: Какая компрометация.
Губарев: Так обоснуй.
Михайлов: В чем?
С.К.: Я обосновываю это тем...
Губарев: Вы уличили во лжи, обоснуйте свою правду.
С.К.: Я обосновываю это тем...
Губарев: Обоснуйте.
С.К.: ...что я видел эту технику.
Ополченец: Простите, можно сказать?
Губарев: Где?
Михайлов: Какую, подождите, какую технику?
С.К.: В самых разных точках, которые я, естественно, из соображений того, что здесь есть камеры, не буду называть.
Михайлов: Это что за техника?
С.К.: Это техника, это современная бронетехника вполне, орудия, «Ноны».
Михайлов: Вы в курсе, что эти «Ноны» захвачены?
С.К.: Нет, не все.
Михайлов: Да, не все. Но из трех «Нон» одна неисправна, одна захвачена...
Губарев: Вы про гранатометы еще скажите.
Михайлов: Да.
Губарев: Как они стреляют.
Михайлов: Я могу сказать про гранатометы, я могу сказать про ПТУРСы, которые должны были уничтожены быть в 2001-м году.
Кто-то: Расскажите про «ГРАДы».
Михайлов: Гранатометы стреляют из пяти один. ПТУРСы действуют из четырех один.
С.К.: Хорошо. Я вам хочу сказать следующее.
Михайлов: И еще тут воюют ПТРСы...
Голос за кадром: Товарищи, по одному.
Михайлов: ...времен Великой Отечественной войны.
С.К.: Хорошо. Я вам должен сказать, что подобная ситуация действительно имела место на начальном этапе.
Михайлов: И имеет.
С.К.: Нет. И Стрелкову из потоков, которые шли, направлялся главный поток. Всё остальное...
Губарев: Вранье.
С.К.: Теперь вы будете говорить, что это вранье, а я буду говорить, что вы нагло лжете.
Ополченец: Извините, но лжете вы, когда...
Михайлов: Но это мы выходили из Славянска.
Голос за кадром: По одному можно?
С.К.: А теперь давайте вернемся...
Губарев: Давайте приведем всех ополченцев из Славянска и они вам расскажут всё.
С.К.: Давайте мы проедемся по другим...
Губарев: Тогда они вас порвут на кусочки.
С.К.: Что?
Губарев: Ну да, давайте проедем к ополченцам Славянска, вы им расскажете то, что вы говорите на камеру.
Представитель «Сути времени»: Сергей Ервандович, это Павел Губарев. Народный губернатор.
Губарев: Да.
С.К.: Так, вы ополченец?
Губарев: Проедем к ополченцам Славянска!
С.К.: Так вы Павел Губарев.
Губарев: Дааа.
С.К.: Ах, ты Павел Губарев.
Губарев: Дааа.
С.К.: Понятно. Так значит вопрос заключается в том, что вы...
Губарев: Да.
С.К.: ...даже не осмелились сказать, кто вы.
Губарев: Так вы должны узнавать! Вы приехали куда? Вы приехали к нам в гости.
С.К.: Подожди минуточку... Подожди. А зачем же ты людям под телевизор лгал-то?!
Губарев: Когда я лгал?
С.К.: Только что.
Губарев: В чем?
С.К.: Потому что сказал, что ополченец.
Губарев: Так это не ложь, здрасьте...
С.К.: Привет!
Губарев: Я ополченец, я под присягой.
С.К.: А кто еще-то?
Губарев: В смысле?
С.К.: Ну, кто еще, кроме как ополченец?
Губарев: Народный губернатор...
С.К.: Ну, так представьтесь: народный губернатор...
Губарев: Так пресса меня знает... Упал сюда, как снежный ком, и не знает, кто с ним рядом сидит.
С.К.: Так вот, я хочу сказать вам...
Губарев: В каких вы облаках витаете? Вы не узнаете...
С.К.: Павел, вы можете сколько угодно кричать...
Губарев: Нет, это вы можете сколько угодно кричать, мы ваши истерики уже спокойно воспринимаем.
С.К.: Понятно. Хорошо. Но давайте-ка мы сейчас познакомим вас с теми представителями, которые вели с вами разговор.
Губарев: Когда?
Представитель «Сути времени»: А не узнаете меня?
Губарев: Когда? Нет, не узнаю.
Представитель «Сути времени»: Когда мы с Алексеем приходили к вам в СБУ.
Губарев: Ну...
Представитель «Сути времени»: Не узнаете?
С.К.: Разве не вы меня пригласили-то?
Губарев: Много кто...
С.К.: Не ваша жена подписывала письма с благодарностью такому негодяю, как я?
Губарев: Мы всем, кто оказывал гуманитарную помощь, подписывали письма благодарности.
С.К.: И не вы сюда меня пригласили?!
Губарев: Мы не отбираем...
С.К.: И не вы сюда меня пригласили? (показывает на представителя «Сути времени»).
Губарев: Мы не отбираем...
С.К.: И не вы сюда меня пригласили?
Губарев: Так вы присядьте...
С.К.: Нет, почему, я вас спрашиваю... Мне не труднее стоять, чем присаживаться...
Губарев: Давайте по порядку...
С.К.: Вы меня пригласили или нет?
Губарев: Мы действительно писали благодарственные письма. И я подтверждаю эту благодарность и намерен дальше благодарить за гуманитарную помощь все организации, которые ее оказывают.
С.К.: И мои представители встречались с вами? Вы узнаете этого человека?
Губарев: Возможно. Но у меня очень много людей проходило через мой кабинет, очень много... Лицо очень знакомое.
С.К.: Понятно. Значит, вы не узнаете. Или узнаете?
Губарев: Я приглашаю сюда не только вас. Я приглашаю сюда и других патриотов с патриотической позицией, которые идеологически близки по духу «Русской весне».
С.К.: Да. И вы писали мне письма... И я приехал.
Губарев: Нет. Письма я вам не писал.
С.К.: Да? Ну, хорошо... Не писали... Точно помните? У вас такая «хорошая» память, что его [показывает на представителя «Сути времени»] вы не помните. А какие письма подписывали, помните.
Губарев: Лицо — знакомое. Имя — не знакомое.
С.К.: Знакомое?! Ну, так, прекрасно, все: знакомое.
Губарев: Только нам не понятно... (к Михайлову) Нет, погодите, мы вернемся сейчас в военную тему... Михайлов, давайте вернемся...
Михайлов: Я скажу пару слов, и мы уедем...
Губарев: Да.
Михайлов: Значит, по поводу двенадцати тысяч автоматов — это ложь, абсолютная.
Губарев: Да, это ложь.
Человек, приехавший с Губаревым (показывая на представителя «Сути времени»): Вот человек заявляет, что он видел...
Губарев: Ни одной единицы даже стрелкового оружия не брошено...
Михайлов: Там осталось небольшое количество...
Представитель «Сути времени»: Будьте добры, повторите это, пожалуйста, на камеру, чтобы в случае...
Михайлов: Да, пожалуйста. Я говорю на камеру.
Представитель «Сути времени»: Повторите, пожалуйста.
Михайлов: Двенадцать...
Представитель «Сути времени»: Представьтесь, пожалуйста.
Губарев (в сторону): Михайлов, начальник штаба обороны.
Губарев: Да, начальник штаба обороны.
С.К.: Фамилия. Да.
Михайлов: Может, вам еще и адрес домашний?
С.К.: А, не надо? Ну, ладно. Потому что кто знает — может быть, не начальник. Вот Губарев — назвался... он хоть ополченец...
Губарев: Нет, это начальник штаба Михайлов. Подтверждаю.
С.К.: Да, прекрасно. Нет, зачем? Удостоверения не надо. Нет, это для телевидения... Надо знать, что вы действительно тот...
Михайлов: Да, вот телевидение должно знать.
С.К.: А то мало ли, кто придет с улицы.
Михайлов: Телевидение должно знать, что ни одного ствола мы там не оставили...
Губарев: Я говорил это, да...
Михайлов: Это абсолютная правда. Я лично занимался вывозом всего стрелкового вооружения. Ни одной единицы бронетехники, кроме одного танка, у которого был заклинивший двигатель, не было оставлено. Все было выведено.
С.К.: Это заявление полностью противоречит заявлению Стрелкова, которое мы сейчас покажем. Да, вашего начальника.
Михайлов: По поводу двенадцати тысяч автоматов?
С.К.: Нет, не по поводу двенадцати тысяч. А по поводу бронетехники. Давайте покажем сейчас заявление Стрелкова!
Михайлов: По поводу той бронетехники, которая вступила...
С.К.: Которая была сожжена!
Михайлов: Которая вступила в бой?..
С.К.: И была сожжена, в связи с ошибкой ваших людей.
Михайлов: Простите, это разные вещи. Оставить...
С.К.: Так была бронетехника или нет?..
Михайлов: Оставить...
Еще один представитель Стрелкова: Откуда вы взяли про ошибки?
С.К.: Из личных слов Стрелкова!
Михайлов: Оставить... Да, была ошибка...
С.К.: Из личных слов Стрелкова, я цитирую Стрелкова!
Михайлов: Оставить...
С.К.: В отличие от вас, я читаю его заявления.
Михайлов: Оставлена...
Губарев: И потеряна при отступлении. Ну как бы да...
Михайлов: А вступила в бой. Это разные вещи, простите.
Губарев: Сергей Ервандович, давайте спокойнее.
С.К.: Техника была оставлена или нет?
Михайлов: Нет, не была.
Губарев: Сергей Ервандович...
С.К.: Она была сожжена?
Михайлов: Она вступила в бой.
С.К.: Она была?..
Губарев: Сергей Ервандович...
Михайлов: Я вам еще раз повторяю, было два танка, которые вступили в бой...
С.К.: И они были, в связи с ошибками, сожжены.
Представитель Стрелкова: Да не с ошибками, их подбили. Люди погибли...
С.К.: Я цитирую Стрелкова.
Михайлов: В бою вообще-то бывает...
С.К.: Можно мне посмотреть, что говорит Стрелков, руководитель?..
Михайлов: А вы знаете, в чем ошибка заключалась?
С.К.: Нет. Я знаю, что Стрелков сказал об ошибке. И я его цитирую.
Михайлов: А я вам расшифрую, в чем ошибка заключалась.
С.К.: Пожалуйста.
Михайлов: Ошибка заключалась в том, что командирам танков было приказано нанести удар по блокпосту, а потом уходить мимо него, полями. А танкисты решили идти в бой и пробиваться по дороге. В итоге они не смогли пробиться. Уничтожили какую-то часть вражеской бронетехники и личного состава. А потом напоролись на мины.
С.К.: Простите, можно я уточню?
Михайлов: Да, пожалуйста.
С.К.: Танкисты решили сделать не то, что было приказано?
Михайлов: Да, видимо в бою у них заклинило в голове. Это бывает.
С.К.: У танкистов заклинило в голове, и они не выполнили приказ? Хорошо.
Представитель Стрелкова: Они геройски погибли.
С.К.: Хорошо. Честь им и слава...
Губарев: Вы сейчас еще танкистов опорочьте погибших...
С.К.: Вы видите, что вы занимаетесь демагогией?
Губарев: Я ничем не занимаюсь.
Михайлов: Это не демагогия. Вы пойдите в один бой и потом говорите о демагогии.
С.К.: А почему вы решили, что я не был в бою?
Михайлов: Я не знаю.
Представитель Стрелкова: Это ваши проблемы.
С.К.: Это другой разговор...
Губарев: Вы поймите, вы сидите с людьми, которые в «Русской весне» с первого дня. И тут нельзя качать, Сергей Ервандович. Тут нужно конструктивно... И если у вас есть конструктив, что вы можете сказать, вы конструктивно...
С.К.: Вы разрешите мне его изложить?
Губарев: Да, конечно. Но можно, конечно, с пеной у рта...
С.К.: И не будете меня перебивать?
Губарев: ...с пеной у рта вскакивать, кричать... Давайте спокойно.
С.К.: С пеной у рта — это термин Сванидзе. Вы выражали мне свое восхищение когда-то. Теперь вопрос заключается в следующем. Вы мне предлагаете и даете возможность изложить свою позицию, спокойно и вежливо, и не будете меня перебивать?
Михайлов: Да. Только в одном случае — если не будет идти речи об откровенной лжи. О двенадцати тысячах автоматов...
С.К.: Хорошо, да...
Михайлов: ...которых не было. И я это могу засвидетельствовать...
С.К.: Хорошо...
Губарев: О поддержке России огромным количеством бронетехники, которого не было...
С.К.: Хорошо. Значит, теперь вопрос заключается в следующем. Поддержку Россией военной техникой я в деталях, как вы понимаете, не имею права обсуждать. Скажу вам лишь в целом, что военная техника, которую — я считаю, и буду настаивать на этом, — поставляет российское гражданское общество, а не власть, не государство, — вначале шла безобразно. И вы постоянно получали очень плохие изделия четвертой категории и так далее.
За последние две или три недели ситуация резко изменилась к лучшему. Вы это прекрасно знаете. И я не буду здесь разбирать, в какой степени на это повлиял сидящий перед вами представитель гражданского общества. Но все, что я говорю о военной технике, я знаю.
Михайлов: Разрешите тогда ответить...
С.К.: Да.
Михайлов: ...вам на то, что вы сказали. Речь идет всего о трех танках и трех БМП.
С.К.: На каком направлении?
Губарев: На славянском.
Михайлов: А у нас...
С.К.: И теперь... Второе...
Михайлов: Секундочку. Речь идет о Славянске. Я не говорю о других городах...
С.К.: Ах, о Славянске...
Губарев: Нет, есть подразделения, которые вооружены, вооружены до зубов...
Михайлов: Речь идет...
Губарев: ...но не воюют!
С.К.: Павел, дорогой, а кто сейчас кричит?
Губарев: Ну...
Михайлов: Нет, разрешите, я закончу.
Губарев: Но не воюют... Да.
Михайлов: Речь шла только о Славянске. И речь шла об оставлении Славянска. Так вот если б мы его не оставили, было бы уничтожено все ополчение. С нами вместе были бы уничтожены и жители... Но их уничтожают и без нас... Оставлять там подразделение для того, чтобы его уничтожили, ну, это «верх», наверное, стратегического искусства.
Губарев: Это военная глупость была бы.
С.К.: Вы мне когда-нибудь дадите возможность ответить?
Михайлов: Да, но вы ж все время говорите.
Губарев: Но мы ж спокойно говорим...
Михайлов: Я вам ответил...
С.К.: А разве только что говорили не вы?
Михайлов: Я вам ответил: за последние три недели...
С.К.: Итак...
Михайлов: ...резко улучшилось?..
С.К.: Да.
Михайлов: То есть за последние три недели мы, наверное, получили танков 30-40?
С.К.: Нет.
Михайлов: Их не было?
Губарев: Не было.
С.К.: Я говорю в целом о том, что произошло...
Голос за кадром: У вас добровольцы есть на 30 танков?
Губарев: Нет.
Голос за кадром: Ну, а о чем речь тогда? Когда будут, тогда и будут танки.
С.К.: ...И вы мне сейчас будете говорить, что вы получаете только вот такие автоматы? (показывает)
Представитель Стрелкова: Да, в основном.
С.К.: Ну, перестаньте!
Михайлов: Да нет, секундочку. Конечно, не все такие.
Губарев: А боевые расчеты к танкам не нужны?
Михайлов: Я вам привел их как пример... А помимо этого, поставляются СКСы, БТРсы времен Великой Отечественной войны... А почему не поставляются, например, ПТУРсы «Хашим»?
С.К.: Ну, вы понимаете, мы сейчас переходим в сферу ПТУРсов, да? И какие именно поставки...
Михайлов: Это очень важно.
С.К.: Очень важно.
Михайлов: Потому что против нас выставлены сотни танков.
С.К.: Отвечаю вам, отвечаю...
Михайлов: И нам их нечем бить.
С.К.: Отвечаю.
Голос за кадром: Может, вы тоже решили ПТУРсы поставить, да?
С.К.: Во-первых... а вы спросите свое руководство... ПТУРсы «Хашим» тоже поставят...
Михайлов: Я вам уже ответил, что из пяти ПТУРсов один срабатывает...
С.К.: Отвечаю вам... Знаю, знаю. Теперь я признаю вашу правду. Правда ваша заключается в том, что до последнего времени... (Губареву, разговаривающему с подошедшим к нему человеком) Вы будете совещаться тут?
Губарев: Нет, я получил очень важную информацию.
С.К.: А, очень важную информацию. Извините. Я думал, у вас... Война идет, я понимаю... Теперь насчет войны. Я работаю в горячих точках с 90-го года, даже с 89-го. Поэтому разговоры о том, что я не знаю, что происходит в горячих точках — это не ко мне. Это так же смешно, как ваш Друзь сказал: «Приезжайте сюда и начинайте разговаривать». А я разве не здесь?..
Михайлов: Мы говорим о конкретной ситуации...
С.К.: Теперь я вам говорю очень серьезно...
Михайлов: А я вам говорю...
Голос за кадром: Дайте договорить!
С.К.: ...Это очень серьезно. Я считаю, что до самого последнего времени (я не буду разбирать причин) поставки военные шли к вам безобразно. Возмутительно.
Губарев: Ну, а до какого времени?
С.К.: ...Я говорю это сейчас в эфир...
Губарев: До какого числа?
С.К.: До примерно 3 июля. Вот. Они шли безобразно... Начиная с этого момента, они пошли лучше. Они все равно категорически недостаточны. Понимаете... (Михайлов разводит руками.) Поэтому у нас с вами основных расхождений нет. Я тоже считаю поставки недостаточными. И моя задача, одна из моих задач, убедить российское гражданское общество в том, что вы должны иметь много «Фаготов», много «Корнетов», много «Игл» и много всего остального. И, конечно, вы должны иметь не такую (показывает) автоматическую вещь. Вы зря в этом смысле видите в человеке, сидящем перед вами, врага.
Михайлов: Я не вижу в вас врага. Я вас просто спрашиваю...
С.К.: Это неправда. Да. Понимаете...
Губарев: Но это ведь не конструктивная деятельность...
С.К.: Я даже не буду вам объяснять сейчас, как много я сделал, потому что я не люблю а) хвалиться и б) все равно не могу об этом говорить. Может быть, можно было бы, подумав об этом, за что-нибудь меня поблагодарить. Но я этого не жду, потому что я считаю, что мы все равно перед вами виноваты. Мы перед всеми вами виноваты. И от имени всего российского общества я приношу вам свое глубочайшее восхищение. И выражаю чувства нашей вины, потому что любая помощь вам — недостаточна. И вы, действительно, являетесь солью земли русской. И всем тем, кто сражается...
Михайлов: Спасибо на добром слове.
С.К.: Это подлинно. И я думаю, что не только словами (потому что я понимаю, что словами помочь — это мало), а и делом мы поможем. И будут они, те устройства, которые я назвал. И будет она, вся эта техника и все прочее.
Михайлов: Надеюсь.
С.К.: Теперь я прошу у вас...
Губарев: Теперь по неконструктивной критике командования ополчением Славянска все-таки нужно...
С.К.: Вы являетесь модератором конференции?
Губарев: Ну, я задаю вопрос.
С.К.: И я абсолютно вижу, когда речь идет о живой боли, а когда речь идет (показывая на Губарева) о программе поведения человека, который не умеет осуществлять... Поэтому давайте это оставим в стороне.
Теперь перейдем к следующим вопросам. (Губарев говорит «Михайлов» — и кивает ему на дверь. Михайлов продолжает слушать). Вы прекрасно понимаете, что, с военной точки зрения, очень многое здесь зависит от России. Мы крайне обеспокоены (и я прошу передать это Игорю Ивановичу) тем, что началась омерзительная...
Губарев: Вы не хотите сами это сказать Игорю Ивановичу?
С.К.: С удовольствием, в любой момент!
Губарев: Давайте проедем...
С.К.: Давайте проедем. В любой момент. Я ничего не боюсь. В интернете сказали, что за мной гонялись 2 БТРа. Где они, эти БТРы? Я уже веду достаточно долго конференцию... Я вам объясняю.
Мы крайне обеспокоены негативной, омерзительной раскруткой образа, которая началась в последний месяц. Ее начал господин Просвирнин. Он заявил, что господин Стрелков (я вам процитирую, посмотрите, моя передача висит) является улучшенным Немцовым или Навальным.
Господин Стрелков должен был это опровергнуть в ту же минуту. Или его пресс-секретарь, как это опровергает господин Песков. Первое.
Сразу же после того, как это было сказано на телеканале «Дождь», было сказано несколько раз в виде поддержки господина Стрелкова...
Губарев: Стрелков профессиональный военный...
С.К.: Что он пойдет...
Губарев: ...А не пиарщик...
С.К.: Господин Губарев не может меня не перебивать, потому что он чувствует, чем пахнет...
Михайлов: Тут, Сергей Ервандович, какая-то провокация готовится...
Губарев: Не пахнет, а воняет...
Голос из зала: Сергей Ервандович, сюда кто-то едет, и они готовят какую-то провокацию. Они просто сейчас затягивают время...
Губарев: Не пахнет, а воняет... Нет, зачем? Мы едем к Стрелкову.
С.К.: Товарищ Губарев говорит «воняет». Он же не может говорить, да...
Михайлов: Нет, если это провокация, ну, тогда...
С.К.: Тогда послушайте меня. Я с вами с удовольствием... А, вы уже уходите?
Михайлов: А вы хотите проехать побеседовать?
С.К.: Да нет, пожалуйста, можем проехать побеседовать... Но я же хочу быть с телевидением. Я же не хочу «проехать»... А что ж вы уходите?
Представитель Стрелкова: Провокация началась с ваших выступлений в Москве еще, до приезда сюда...
Михайлов: Какая провокация?
С.К.: А что же вы уходите-то?
Михайлов: Кто кого провоцирует?
Голос за кадром: Куда ехать? Не надо никуда ехать.
Губарев: К Игорю Ивановичу.
С.К.: Куда же вы уходите-то? Вы же хотели со мной разговаривать. Что вас обидело?
Михайлов: Вы же все сказали.
С.К.: Я вам сказал, что вы сказали, что ваша цель — в Ростове... Так, не вы сказали, а сказали за вас мерзавцы...
Михайлов: Ну, так говорите мерзавцам...
Губарев: Вы дискредитируете людей автоматами...
С.К.: Услышьте меня. Сказали за вас мерзавцы.
Представитель Стрелкова: Надо уходить. Это бессмысленно.
С.К.: Эти мерзавцы мешают военно-техническому сотрудничеству. Услышали?!
Представитель Стрелкова: Пойдемте, слушайте.
Губарев: Мы проедем?
С.К.: Вы срываете поддержку, вы ее сры-ва-е-те.
Представитель Стрелкова: Вы профессиональный провокатор.
С.К.: А теперь бежите от меня... А теперь вы будете говорить, что от меня воняет, что я профессиональный провокатор...
Губарев: Сергей Ервандович, Сергей Ервандович... ну, проедемте.
С.К.: А почему господин Стрелков не может приехать?
Губарев: Куда?
С.К.: Сюда.
Губарев: Сено к корове не ходит.
С.К.: Ну, вы же хам.
Губарев: Где хам?
С.К.: Ну, конечно, хам. И все увидели.
Губарев: Хам, да?
С.К.: И вы не умеете обращаться... Вы должны быть изящным хамом. А вы грубый хам.
Губарев: А у вас пена у рта, вы понимаете...
С.К.: Вам нельзя в политику... «Пена у рта» — это Сванидзе.
Губарев: Я не люблю, я не люблю...
С.К.: А зачем пришел?
Губарев: ...общение с пеной у рта.
С.К.: А зачем пришел?
Губарев: Я пришел доложить, что вы занимаетесь неконструктивной критикой...
С.К.: Я занимаюсь наоборот...
Губарев: ...которая разрушает ополчение, создает искаженную...
С.К.: Вот я вам теперь говорю...
Губарев: ...искаженную информационную картинку.
(Губарев и его окружение идут к выходу.)
С.К.: А я говорю вам, что Стрелков прислал трех людей, которые не умеют работать. И передайте ему, что надо присылать людей, которые умеют работать. А также передайте, что вы позорно бежали. Позорно бежали все. Потому что работать не умеете. А больше всего боитесь правды. И когда убежали под правду — стало ясно всё.
(Обращаясь к оставшимся.)
Честно надо работать. А честные вопросы заключаются в другом. И я хотел это сказать всем, кто хочет это слушать. Вся концепция на сегодняшний день, которая позволяет удерживать Новороссию, как это называет один, Юго-Восток или Донецкую Республику и так далее, заключается в следующем. В пределах городов люди должны проявлять предельную решимость принять танковый бой. Если они проявляют эту предельную решимость, то — отвечаю вам, как специалист — боя не будет. Если только проявляется предельная решимость вести танковый бой в городе — боя не будет. И когда Стрелков говорил: «Мы умрем, но не уйдем» и так далее, и тому подобное — всё это было прекрасно, потому что это позволяло удерживать на дальних подступах, и за счет удерживания на дальних подступах, всё остальное было стабильно здесь, понимаете? Кроме того, когда говоришь А, не говори потом Б. Было сказано, что мы все здесь умрем, а Россия нам не помогает. Россия помогает — мало, но помогает и должна помогать больше, но только для этого не надо это компрометировать.
Я был советником Игоря Николаевича Смирнова в Приднестровье, и там, простите, нам очень хотелось против Ельцина каким-то образом это Приднестровье мобилизовать, но мы понимали, что если мы начнем этим заниматься — мы погубим Приднестровье. Поэтому нельзя совершать вопиющих политических ошибок, которые могут погубить все политически, и тогда ничто не поможет. Это первое.
И второе. Как только вы рушите миф о том, что вы будете там держаться до конца в городе, как только вы это делаете — всё. Конец самой концепции противостояния на сегодняшний день. Мы не нарастим так быстро войска. Это было делать нельзя. Кроме того, ничего чрезвычайного, не похожего на всё остальное, нового массового нажима на Славянск не было. Славянск героически защищался — честь ему и хвала, и мы все этим восхищались. Уход оттуда не был мотивирован резким наращиванием военного давления. Этого не было. Значит, чем же он был мотивирован? Мне говорят о Кутузове. Так вы ждете зимы, чтобы вымерли украинцы? При чем тут Кутузов, зачем эти жалкие слова? Зачем это появление здесь?
Вы, далее, сдали не только Славянск. Вы сдали Краматорск, на одной части которого можно было сильно держаться. Вы сдали следующие населенные пункты. Зачем? Можно как угодно конфликтовать и как угодно выяснять отношения между разными группами. Но нельзя приносить в жертву безопасность Донецка — каким-то политическим амбициям и чему бы то ни было еще. Это нехорошо. И когда мне говорят, что я говорю про это «нехорошо», потому что меня какой-то Кремль прислал сюда... Меня прислал Кремль, чтобы за мной гонялись бронетранспортеры? По-моему, Стрелков даже кем-то назначен сейчас. Генерал Лебедь осуществлял определенные действия, и мне все говорили, что я сумасшедший, что я его ругаю, — потому что он будет диктатором России. И он уже был секретарем Совета Безопасности. И мне это помешало сказать Лебедю после Хасавюрта, что он предатель? Я вместе с ним сражался в Приднестровье. Он был командармом там и тоже вел себя не безупречно. Но он там держал Приднестровье, и я говорил ему, что он герой. А когда он подписал преступный Хасавюртовский мир ради того, чтобы политиканствующим образом начать что-то делать, я ему сказал, что он национальный изменник. И мне говорили, что я сошел с ума, потому что сразу после этого Лебедь придет к власти, и он меня раздавит. Где Лебедь?
Журналист: Можно вопрос. Какая была стратегическая необходимость в удержании Славянска и Краматорска?
С.К.: Дальние подступы к Донецку.
Журналист: Но это же котел?
С.К.: Это не котел.
Журналист: Котел.
С.К.: А как они ушли?
Журналист: Ушли с боем из котла.
С.К.: Так они с прорывом ушли?
Журналист: Да.
С.К.: А чем прорывались? Бронетехникой?
Голос за кадром: Откуда у них бронетехника?
С.К.: Ну, вот эти три единицы. Они сказали, что экипажи бронетехники перепутали направление.
Журналист: То есть, по-вашему, они должны были там остаться и умереть?
С.К.: По Стрелкову.
Журналист: Почему по Стрелкову?
С.К.: Потому что он сказал.
Голос за кадром: Стрелков этого не говорил.
С.К.: Это не правда.
Голос за кадром: Почему?
С.К.: Потому что мы покажем, как он это говорил. Потому что он хотел тогда сыграть роль царя Леонида. Я вам снова говорю.
Голос за кадром: Стрелков за базар не ответил, по-вашему, да?
С.К.: «Стрелков не ответил за базар»... Это уже какая-то другая лексика. В начале было слово. И слово было — бог. Стрелков не ответил за свои слова. Но дело не в этом.
Голос за кадром: А почему он должен был ответить и умереть?
С.К.: Потому что... А зачем же он это сказал?
Голос за кадром: Вы цепляетесь просто к словам.
С.К.: Почему я цепляюсь? Публичные слова. Значит, я вам скажу, я вам третий раз объясняю с военно-стратегической точки зрения. После того, как была решимость вести бой в городских условиях, этого боя не было бы.
Голос за кадром: Если бы бой велся в городских условиях, города бы не было. Что украинская армия просто накидывала на город тяжелые снаряды...
Второй голос: Давайте вообще все отдадим.
Третий голос: Работали установки «Град», работали все тяжелые виды вооружения. И гибли не солдаты в городе. Сегодня расстреляли 50 человек в Славянске.
С.К.: А теперь что после того, как вы сдали? А что теперь?
Четвертый голос: Там насилуют женщин. Не убивают?
Член «Сути времени»: А можно секунду, я просто одну вещь хочу сказать. Я сам родом из Осетии. Я член организации «Суть времени». Цхинвали с 89-го года воевал. В 2008 году помогла Россия. Но до этого мы 20 лет стояли там. Наши старшие стояли, воевали, понимаете? Они не ныли, не плакали, не жаловались на «Град» и на все остальное. Потому что это их земля. Они понимали, что уходить дальше некуда. И поэтому плакать не надо, если вы мужчина. Встаньте и умирайте — или не нойте в таком случае, если вы считаете себя воинами, понимаете?
С.К.: А теперь вы отдали на растерзание мирное население?
Другой член «Сути времени»: Вы говорили, что хотели спасти людей, но сейчас в Славянске режут людей и насилуют.
С.К.: Которые считали, что вы их защитите. Совесть-то должна быть? Вы говорили, что вы их защитите. Вы! Что теперь? А теперь смотрите что. Теперь на это смотрит Донецк. Вам говорят: вы здесь сядите, здесь начнутся разрушения, вы дальше уйдете? В Ростов уйдете из стратегических соображений? Вас там ждут. Вы Украиной занимаетесь или, как Лебедь, чем-то еще?
Голос за кадром: Все верно. Это не по-мужски, оставить город на растерзание врагу. Вы знаете, что там сейчас происходит?
С.К.: И давайте поговорим не с нанятыми, присланными сюда казачками, и мне сказки не рассказывайте. Мне говорят, что люди, которых я снимал в масках — это артисты. Я презираю произошедшее. Но еще больше я презираю тусовку, которая это перемалывает. Я говорил с бойцами, которые там оставили семьи. Их обвинили в том, что они были в масках. То есть они, люди, которые поехали туда почти без надежды на успех вывозить свои семьи, должны были снять маски, чтобы порадовать московскую интернетную хевру и сторонников Стрелкова? Вот таких, который здесь сидел. Который от Сванидзе неотличим.
Эти люди сидели и говорили об этом в масках, потому что они возвращались в Славянск. А я должен был снять маски, к удовольствию какого-нибудь интернетного гада.
До встречи в СССР, дорогие товарищи! До вашего нового стратегического отступления! До вашего нового гениального кутузовского маневра. В следующий раз Стрелков скажет, что он генерал де Голль, который уходит в Алжир.