виртуальный клуб Суть времени

Смысл игры - 71

Западные подстрекатели! Руки прочь от Украины и России!

ПОДПИШИСЬ!

Смысл игры - 71 from ECC TV .

Скачать файл.avi (avi - 841 Мб)
Звуковая дорожка, файл.mp3 (mp3 - 69 Мб)
Версия для мобильных устройств, файл.3gp (3gp - 183 Мб)

Youtube

С.Е. Кургинян: Добрый вечер.

Два события произошли, с которых я начну, — это презентация книги «Стрелков и другие» и митинг. Ноябрьский митинг был самым большим из тех, которые осуществляла «Суть времени». В прошлом году мы не осуществляли митинга. Мы осуществляли митинг в 11-м и 12-м году. А в 13-м году у нас был концерт. Так вот, по сравнению с теми двумя митингами, [этот] митинг фактически вдвое больше по численности и раз в 5 больше по сплоченности, а также, с моей точки зрения, по качеству во всех его аспектах.

Значит, каждый раз, когда мы будем отвечать на крупные вызовы, которые стоят перед страной, не думая о том, «что скажет княгиня Марья Алексевна» и что подумает та или иная политическая организация патриотического толка, мы будем только расти. Каждый раз, когда по этому поводу будут осуществляться очередные вопли и стоны: «они сейчас сольются», «всё — их уже нет», «их не стало» и так далее, — кричащий об этом очередной лжепатриот, или демократ, или нацист, прикрывающийся демократическими или националистическими масками — они увидят потом, что вдруг людей почему-то стало вдвое больше. Зубы дракона, воистину!

Так что я всех поздравляю здесь сидящих членов «Сути времени», а также наших друзей из клуба, которые не являются членами «Сути времени», с тем, что это произошло так. Что это другое количество людей. Другое качество по всем компонентам, начиная с плана проведения и логики этапности самого митинга, плана организации сбора, уровня дисциплины, количества людей и всего остального. Так что я вас поздравляю с тем, что это так произошло.

А то, что одновременно с этим произошла презентация, говорит о том, что мы действительно движемся в тех двух основных направлениях, которые мы задали. Первое из которых — это рост общественно-политической силы, а второе — это рост интеллектуализма. Мы хотим, чтобы в результате «Суть времени» стала новым отрядом той патриотической интеллигенции, которая осуществит свою функцию в XXI веке. А эта функция, в конечном итоге, заключается в том, чтобы освободить Россию от того, что мы называем порабощением.

Это очень тонкое понятие. Это не оккупация. Ну, где оккупация? Американские танки не ползают по стране. Это порабощение. Внутреннее. Через всякие там прилавки, внедрение потребительства, которое многие справедливо называют «потре...гадством» (не буду прямо говорить, как называют), и так далее, через слом отношений между людьми, через неспособность человека в новых условиях работать так, как он всё-таки работал в значительной степени в Советском Союзе — на смысл, а не на карман. Да?! Вынуждают работать только на другое.

Вот от многих таких вещей, которые в результате создали некую атмосферу порабощения, нужно освобождение. И нужна наша отечественная «теология освобождения», которая будет основана на синтезе многих начал, чем мы тоже занимаемся. Вот это триединство — идеологическая функция, функция научно-информационная, интеллектуальная и функция собственно политическая, общественная — есть примерно то, что мы хотели. И мы это реализуем на практике.

Книга «Стрелков и другие» — только первая книга «Школы высших смыслов». «Школа высших смыслов» будет функционировать как лаборатория, выпускающая продукцию, а не как учебный центр, в котором все будут долго учиться и потом, закатывая глаза, отвечать на вопросы в билетах. Я не говорю, что не будет билетов. Я говорю, что качество того или иного человека, который окончит эту школу, определяется не отметками в зачетке только, а работами, которые осуществлены и которые вышли к людям. Вот тогда это школа активная, а не пассивная. И второе, это школа интегральная, в которой историю, филологию и многое другое изучают вместе сообразно тому, что мы называем этой самой войной.

Книга «Стрелков и другие» вышла. Это не просто книга, которую писали в тиши кабинетов. Это продукт крупной информационной войны, которая очевидным образом выиграна. И вряд ли есть кто-то, кто говорит, что это не так. Она выиграна по факту. Очень тоскливо то, что помимо немногочисленных наших друзей, которых мы благодарим за участие в этом, общество не подключилось. Оно выжидало.

На протяжении этих месяцев оно выжидало, чем все кончится. И даже сейчас разговор в основном идет о том, кто лучше какие-нибудь ходы подковерные делает, кого-то там наградили чем-то или не наградили. Мы же живем в стране, которая вроде как ориентирована на слова «не в силе бог, а в правде», но все говорят на языке этой силы. Причем не силы даже, а такого мелкого интриганства: кто, когда, какие решения сделал или не сделал. Не о правде речь идет.

В этом смысле я хочу еще раз обратить внимание, что тут возникло очень показательное со стратегической точки зрения триединство судов. Мне надо будет, во-первых, продолжить это затянувшееся занятие с господином Немцовым. И до конца выявить, как именно устроен этот механизм, с помощью которого господин Немцов ухитряется время от времени вопреки решениям судов более высоких инстанций опять вытягивать из судов низкой инстанции утверждение, что дважды два равняется точно шести с половиной — и никак иначе. Это, значит, одно судебное решение.

Второе — это господин Дугин. Я не мог не начать это делать, потому что там была оскорблена честь организации. Я как лидер должен был это защищать. Никогда наша организация не опустится ни до каких физических действий по отношению к инакомыслящим и спорящим. Это они пытались осуществить эти действия. Потом сами рассказали, почему им не удалось это сделать. Мы здесь всегда являемся началом строго оборонительным. Строго оборонительным. И я хочу обратить внимание, что все, кто читают наши тексты и видят, как именно «Суть времени» ведет дискуссию с другими организациями, выступающими против нее, видят, что «Суть времени» всегда действует на основе глубочайшей интеллигентности и корректности. Там нет ни изобилия ненормативной лексики, ни воплей, ни непрерывных, истеричных угроз: кто именно к кому с чем заедет и что там будет происходить в виде физических расправ. Этого всего нет. Это не наш стиль, и я должен был это показать.

Ну и, наконец, третье. Неожиданно для нас с Юрием Вульфовичем мы были «удостоены» судебного иска господина Юрьева. Который сказал, что мы слишком акцентированно и слишком резко определили роль Юрьева и других в скупке украинских облигаций, и что акценты наши (я не буду сейчас все это читать, потому что это займет время) носят очень сильно акцентированный характер, по поводу чего он и выдвигает свой иск. Он возмущен тем, как мы это описываем. Но мы в таких случаях понимаем, что такое возмущение всегда может быть связано только с тем, что мы попали в «десятку». Мы, может, целились, считая, что мы в «восьмерку» попадем, в «девятку». Но отклик говорит о том, что «десятка».

А теперь я хотел бы перед тем, как передать Юрию Вульфовичу слово, обратить ваше внимание на два обстоятельства.

Первое. Для кого-то (людей, находящихся вне аналитического дискурса) это три суда. А для меня это, прошу прощения, триединый суд. Он абсолютно триедин. Потому что просто, очень просто...[рисует схему] Дугин, и он это никогда не отрицал, это равно Малофеев. Кто там у нас главный «православный» магнат? У нас теперь есть ужасные олигархи и хорошие магнаты. Определяется это их отношениями с Дугиным. Кто хочет стать из ужасного олигарха православным позитивным магнатом, может ко мне прийти вон в ту комнату — я объясню, как это делается. Это просто делается.

Вот. Это — Малофеев плюс этот Юрьев, который с ним связан абсолютно ясным способом и давно. Дальше. Юрьев это <равно> Юрьев плюс Малофеев. А третий из них, Немцов, — это, очевидным образом, просто НТС. Каждый, кто помнит Аксючица, знает его роль в судьбе Немцова и так далее, понимает, что это просто НТС, то есть это опять все то же самое. Соответственно перед нами такая, все более оформляющееся сила определенного типа, конечно, основанная на союзе Дугина и Немцова, иначе быть не может. Не может иначе быть. В конечном итоге все увидят, что все будет именно так. И эта сила обладает возможностями, ну, я скажу скромно, в миллион раз большими, чем у ЭТЦ, если иметь ввиду экономический потенциал. В совокупности же, я даже, думаю и в миллиард.

Но не в силе Бог, а в правде. И в этом смысле мы ведем этот поединок, прекрасно понимая, с кем мы воюем — не со Стрелковым, а с другими. Не с какими-то отдельными фигурантами отдельных судов, а с некоторым субъектом «S1», у которого есть, конечно, далеко идущие цели, их просто не может не быть.

И есть еще один нюанс во всем этом. Вот вы можете считать это результатом моей сентиментальности или ретроградности, но у меня есть черта, про которую я говорю совершенно твердо. Я ни на одном суде... У меня, конечно, тоже есть круг поклонников, нельзя же, чтоб совсем не сформировался никакой круг поклонников, даже горячих поклонников за 25 лет или 30. Но я никогда никого не привлеку к судам. Вот у меня есть какое-то (я понимаю, насколько это небезусловно, как и все земное), но у меня есть к этому определенное отношение. Я считаю — пусть суды идут так, как они идут.

Потому что они идут в определенной логике. Сначала это районные суды, которые очень вариативны даже с точки зрения не очень крупных импульсов, подаваемых на вход этой системы. Потом это суды более крупные, а они менее вариативны, потом они совсем крупные и их вариативность еще ниже. Пусть противник испытает все удовольствия до конца. Годами — так годами. Что произошло? За это время я рассказал людям о том, что у меня нет фонда на Кипре. То есть, нет фонда зарегистрированного на Кипре. А есть фонд, в котором открыто представительство на Кипре без юридического лица и права заниматься денежными операциями. Для меня это очень важно, человечески, по одной простой причине.

Я как глубокую личную трагедию переживаю отсутствие в России 25-30 ЭТЦ и 50-70 театров определенного типа. Россия большая страна, огромная, она бы могла свободно это получить. И я в целом вывожу это из двух обстоятельств. Первое — из вопиющего антиинтеллектуализма, то есть тупости такой, полузвериной тупости и жадности наших олигархов. Это удивительно антиителлектуальная среда, которая жадна до всего, что связано с поддержкой интеллектуальных начинаний, но зато абсолютно распущено щедра в том, что касается поддержки супердорогих проституток или чего-нибудь в этом духе. Тут проблем и лимитов нет.

Соответственно, вся эта олигархическая или магнатская среда не поддерживала никого, никого. Она могла найти кого-то, в конце концов, я помню этот кризис у Проханова несколько лет назад, когда вдруг оказалось, что с газетой трудно, и на героически собранные рубли жила газета «Завтра». Я спрашиваю: это могло бы быть в стране тиссеннов, круппов и всех прочих, [чтобы] такая политически-милитаристская, скажем так, газета не была бы сразу обсыпана деньгами и всем остальным? Но этого же не было!

Это диагноз буржуазного класса. Буржуазный класс здесь повторяет все то, что он проявил в Февральскую революцию. Он в России абсолютно бездарен. Трагически бездарен. И у меня возникает естественный вопрос: «Что такое построение буржуазной страны или страны Модерна при полном отсутствии буржуазии?»

И не надо песен про каких-нибудь там православных магнатов, отличающихся от кого-то. Тут господин Малофеев сказал, что он затратил сотни миллионов рублей на Крым. Сотни миллионов рублей — я думаю, что в пропорциях к нашим возможностям, мы затратили неизмеримо больше.

Кстати, вы должны знать, что в суде над Дугиным я выставил иск тепловизорами, которые они имеют право даже сами передать на Донбасс с оговоркой, что они должны передать «Патриотическим Силам Донбасса». Иск я беру не деньгами, а тепловизорами. Я не знаю, когда это состоится, на какой инстанции, какие будут брошены или не брошены фокусы для того, чтобы в этом всем вареве какие-то получать гешефты.

Я знаю, что в конце концов правда должна победить. А если даже она не победит, что тоже иногда бывает не сразу, то все узнают, что нет у меня фонда, зарегистрированного на Кипре. А я возвращаюсь к тому, почему для меня это так важно. Объясняю.

Вторая причина, по которой нет этих центров, с которыми Россия была бы совсем другой, заключается в том, что я не хочу иметь собственность за границей. НЕ ХО-ЧУ! Вот я не хочу всех тех пошлых, омерзительных радостей, от которых все приходят в такой экстаз. И я вот эту инаковость, что я этого действительно не хочу: не хочу вилл где-нибудь в Монтенегро или в Италии, не хочу эти яхты, катера, я не хочу этого ничего, и поскольку я этого не хочу, есть ЭТЦ. Понятно, да?!

А если бы я этого хотел, у меня было бы все это, но не было бы ЭТЦ. Были бы секретари и четыре-пять пишущих работников — всё. Поэтому для меня зафиксировать факт того, что я этого не хочу всеми способами, включая судебный, в том смысле, что когда мне говорят, что я это имею, я подаю в суд и год с юристами тяну дело, очень важно. Для меня это принципиально так же, как и то, что ЭТЦ не падает до низости, до желания расправиться физически с противником, недоступным тебе интеллектуально, как это делали некоторые, или пытались делать.

Вот всё это вызывает омерзение. И если поднять это еще на один уровень, с точки зрения стратегической, то это следующее: я твердо верю, что даже в сегодняшнем своем состоянии Россия как страна и русский народ как народ-держатель не упадут до того, чтобы уподобиться Украине. Не упадут до этого. Понимаете?! Вот этот соблазн — «Правый сектор» здесь, «Правый» там, «на гиляку» тут, «на гиляку» там, «кто не скачет — тот чурка», неважно, — вот до этого народ не упадет. Потому что народ имеет другой опыт государственности, иной опыт платы за эту государственность, иное представление об исторической миссии. Он выше. Все, кто думают, что он ниже или такой же, ошибаются.

Сколько угодно над ним можно упражняться, какие угодно можно танцы танцевать, так сказать, на крышке гроба — а он жив! И жив он именно в смысле такой сущности, которая этому не уподобится. Не будет в России ее «Правого сектора». Националисты будут. Национал-патриоты будут. Левые патриоты будут. А вот этого «Правого сектора» не будет. И не потому, что она полудохлая и так далее, а потому что достоинство есть. Великое историческое достоинство. Не у-по-до-би-тся этому!

И то же самое касается элементарных вещей. Когда вы с пеной у рта что-то начинаете говорить: «Расправиться! Сейчас схватим, прикуем, куда-то поволочем», — это признак полной несостоятельности в главном, в правде. Вы начинаете выставлять силу вместо правды. «Ты там какой-то депутат? У тебя свое мнение?» — мы взяли тебя и в ящик запихнули мусорный. И кто ты со своим мнением, если мы тебя можем в ящик запихнуть, да? Ну, понятно, что с этой точки зрения: а кто ты такой, если мы наденем терновый венец, а кто ты такой, если мы тебя можем распять? Понятно, да?!

Не будет Россия двигаться в эту сторону! Не будет. Это моя вера просто, ни на чем, кроме на какой-то интуиции страны, не основанная. Вот противно ей туда двигаться. Есть какие-то непреодолимые, тысячелетиями вырабатываемые принципы, по которым она туда не пойдет, как всякий великий государствообразующий народ, который не просто строил какое-то государство, а который строил империю, строил сверхдержаву, строил что-то способное указывать пути миру, у которого всегда были миссии, связанные с такими вещами. Вот туда она не пойдет. Не уподобится всему этому.

И в соответствии с этой верой в «неуподобление» я твердо считаю, что нельзя ни подменять силу слова («в начале было Слово») физическим действием — и поэтому один суд, — ни подменять счастье существовать в России, в культурной, интеллектуальной среде и иметь центр, иметь театр, иметь вокруг себя сообщество людей при очень скромных зарплатах, [а не с их] поганым благополучием, связанным с тем, что ты сжался со своей супругой на каком-нибудь Кипре или на каком-нибудь Монтенегро и можешь в ресторанах высшего класса кушать или что-нибудь еще делать. Поганое, жалкое, пошлое благополучие.

Соответственно для меня вся эта модель [показывает на схему] имеет крупное значение. А чем это кончится? Это кончится тем, что все поймут, что есть на самом деле. И даже если представить себе, что концерн [показывает на схеме и пишет], выходящий на господина Мёбиуса в виде главного «русского» элемента данной системы, с глубочайшим чувством «русскости» и всего прочего — этот концерн (на сотни миллиардов) где-то что-то и будет выигрывать, то вся страна будет всё знать. Это первое.

А второе — я твердо знаю, что русский человек, в том числе и судья, он не до конца машина потребления. У него есть ретивое, у него есть какая-то внутренняя амбиция. И посмотрим, посмотрим. Это огромный эксперимент по поводу того, в чем все-таки правда-то. И как правда соотносится с силой. Я считаю, что как бы страна ни пала, что бы в ней ни происходило, — а в каком-то высшем смысле тут правда побеждает. А поскольку она так же очевидна за мной, как за человеком, который скажет, что дважды два четыре, то пусть все дальше идет как есть. Ибо, даже если страна сильно раздавлена и ее элита, включая судебную, тоже, мы получим с этого все общественно-политические приобретения. А если она не так раздавлена, то мы получим еще и обнаружение того, что она не так раздавлена.

Так вот, смысл заключается в том, что в любом случае мы довольно много можем от этого получить. А я уже рассматриваю всё, что делается сейчас, не как Я и даже не как Я-ЭТЦ, а как «Суть времени». Любое обвинение в мой адрес — это обвинение в адрес «Сути времени». Любое обвинение «Сути времени» — это то, от чего я должен защищать «Суть времени», потому что у меня есть возможность мобилизовать на это юристов и осуществить все процедуры. Значит, соответственно это уже неразрывно. Три года прошли. И даже будем считать, что ноябрьские события, митинг 7 ноября и презентация книги, они как бы подвели итог под некими годами с 2011-го по 2014-й и ввели нас в новую фазу.

Фазу еще более прочного взаимодействия, уже построенного на другой организационной основе, с другими целями, в ином формате и так далее. С чем я тоже и поздравляю. Потому что всем казалось, что это либо не произойдет, и тогда все это застрянет в некоторой такой общей возбужденности и произвольности. Либо сольется, как они любили говорить. Не произошло ни того, ни другого.

Всё взрослеет, переходит в новое качество. Мы узнаём друг друга. Наши отношения становятся все более прочными. А организация становится все более интеллектуальной, зрелой и, как показал митинг, с точки зрения уличной возможности, более многочисленной. То есть потенциал, который мы могли мобилизовать, был вдвое меньше три года назад, несмотря на то, что казалось, что всё так вертелось, клубилось и так далее. А вот конкретный результат.

Это мое вступление, касающееся в целом ситуации с нами. Это «мы». Теперь мы начинаем обсуждать «мы и мир». Я предоставляю слово Юрию Вульфовичу, для того чтобы потом тоже внести свою лепту в это обсуждение. Пожалуйста, Юрий!

Ю.В. Бялый:

Я начну с темы как бы приземленной, но по понятным причинам всех нас интересующей — «рубль и его перспективы».

Мы видим, что с августа рубль с 36 рублей за доллар поднялся до нынешних 46-ти и около этого болтается. А если говорить о годе, то в начале года он был даже не 34, а 33 рубля за доллар. То есть огромный рост. Причем Центробанк наш, по крайней мере, весь октябрь, пытался очень интенсивно с этим ростом бороться. И потратил на это — недавно вышли данные — около 30 млрд. долларов наших валютных резервов. Абсолютно безуспешно. Чем многие наши либеральные экономисты крайне возмущаются, но, тем не менее, это так.

На днях Центробанк объявил о переходе к так называемому плавающему курсу рубля, то есть определению курса рубля спросом и предложением на валютном рынке. Почему так сильно падает рубль? Ну, мы уже об этом говорили. Все это понимают.

Во-первых, это обрушение цен на нефть, на наш основной экспортный товар, увы. И отсечение России от мирового рынка капиталов, от мирового рынка технологий. Но здесь, прежде всего, от мирового рынка дешевых кредитов. Кто играл на валютном рынке против рубля? Понятно, что была игра.

Первое. Играли крупнейшие российские компании и не столько ради спекуляций — они же закредитованы на Западе очень в больших объемах. Они должны возвращать кредиты. Обычно они перекредитовывались: новый кредит берем — отдаем старый. И так живем. Долго жили. Набрали 640 млрд. долларов компании и банки Российской Федерации. Огромные деньги. В этом году только нужно отдать около 35-ти миллиардов до конца года, в следующем — еще больше. Значит, они должны в условиях, когда уже нельзя получить кредиты на Западе, где-то взять эти доллары, чтобы у них не начали изымать собственность за невозврат кредитов. Они и играли на долларе против рубля. Понятно, да?!

Дальше. Играли, конечно, спекулянты. Причем разговоры о том, что «это проклятые западные спекулянты», они немного стоят. Есть данные, достаточно надежные, о тех, кто в это играет на Западе. У западных хедж-фондов есть достаточно жесткий надзор, в частности, который называется «лимиты на Россию». И сверх этих лимитов, если они попробуют начать играть — их собственные акционеры тут же потащат их в суд на миллиарды. Поэтому всерьез, по большому счету западные фонды и западные хедж-фонды, пенсионные фонды на российском валютном рынке не играют. Играют отдельные спекулянты, но их вклад не столь значителен.

А играют, прошу прощения, наши отечественные спекулянты. И вот от того, что они такие гадостные, наше состояние экономическое зависит в очень высокой степени.

Наконец, играл и третий игрок. И тоже нужно об этом говорить откровенно, то есть об этом не говорится, но это видно невооруженным глазом. Играл Центральный банк России против рубля по поручению, скорее всего, Правительства России. Я в этом убежден. Почему? Потому что, в отличие от спекулянтов, которые хотели закупить доллары пока они подешевле и потом, когда будут подороже, продать либо просто навар свой загнать за рубеж, Центробанк играл на другое.

Понятно, что при цене нефти 80 долларов за баррель или даже ниже, — а бюджет наш сверстан на будущий год на 96 долларов за баррель, — бюджет не исполнить. Для того чтобы в рублях исполнить бюджет, нужно чтобы рубль резко подешевел. Иначе невозможно ни военным платить, ни пенсии платить, ни социальные обязательства обеспечивать, ни оборонку реформировать — не на что. И поэтому Центробанк вот этой работой занимается, то есть, он, грубо говоря, всех, включая компании и граждан, потихоньку «грабит» обесцениванием рубля, но дает возможность исполнять бюджет.

Но даже после того, как Центробанк объявил плавающий курс, всё равно мы видим сильные колебания рубля.

Вот это очень существенные колебания с точки зрения нормального рынка: рубль туда-назад — это гигантские суммы. Почему?

Первое, конечно, на рубле играют, сейчас особенно, в конце года, российские компании. Им нужно платить налоги, налоги они платят в рублях, значит, они должны покупать рубли, а значит, тратить, если у них есть в заначке, доллары. Это первое. Второе, конечно, те же самые спекулянты, которые играют на понижении рубля и повышении рубля, одинаково успешно, наши, в основном, российские спекулянты. А почему? То есть Дмитрий Медведев, наш премьер, уже много раз заклинает, что «нужно укоротить руки спекулянтам, нужно укоротить руки спекулянтам!» Ничего укоротить не получается. Почему?

Прежде всего, потому, что наше экономическое российское законодательство почти полностью лишило Россию инструментов управления денежно-кредитной политикой — нет таких инструментов всерьез. Наш ЦБ по закону почти ни за что в этой сфере не отвечает. ЦБ давно законом, в соответствии с рекомендациями МВФ, взял на себя как бы ответственность за инфляцию, за то, чтобы не было высокой инфляции. Но даже в этой узкой сфере он ничего, по сути, сделать не может, потому что в России инфляция связана, в основном, не с классическим избытком денег в экономике: напечатали много денег, деньги обесценились, поскольку нет товарной массы на такое количество денег — это классическая монетарная инфляция.

У нас инфляция не такая. Прежде всего, это тарифы. Тарифы ЖКХ, тарифы на газ, тарифы на электроэнергию, тарифы на железнодорожные перевозки, тарифы на транспорт и так далее. И опять-таки, спекулятивные интересы нашего бизнеса, который хочет везде, где можно, пока люди терпят, урвать в ценах побольше. Инструментов регулировать это тоже ни у Центробанка, ни у Правительства нет. ЦБ наш по закону, — в отличие от ЦБ большинства развитых и развивающихся стран, включая, кстати, Соединенные Штаты Америки, включая Евросоюз, включая КНР, — не отвечает за безработицу, и, значит, косвенно хотя бы, за рост ВВП.

Во многих странах и за инфляцию, и за безработицу и за рост ВВП отвечает Центральный банк. У нас Центральный банк за всё это не отвечает. А после того, как он объявил о плавающем курсе рубля, то есть отказался от таргетирования, фактически от целевых действий против инфляции, всё, что у него осталось — это регулировать базовую учетную ставку кредитов. И он отрегулировал: с восьми процентов кредитной ставки на полторы недели назад поднял до 9,5%.

Что это значит? Он автоматически поднял цену кредита по всей цепочке кредитования для всего российского бизнеса и для граждан, которые и так после западных санкций задыхаются от недостатка денег. То есть это неловкие попытки удержать то, за что ЦБ еще как бы отвечает — инфляцию. Ну, инфляцию он держит кое-как, а заодно он наносит болезнейший удар по инвестиционному потенциалу отечественной экономики, то есть, не с чего инвестировать в развитие производства. Соответственно нет перспектив развития. То есть инфляция, скорее всего, в отличие от цены доллара, которая взлетела в полтора раза почти, будет лететь не так стремительно.

Но с развитием экономики, если кардинально не менять экономическую политику, будет плохо. Скорее всего, в будущем году реального роста ВВП в России не будет. И даже возможен спад, то есть рецессия.

Конечно, один из главных факторов, как я уже сказал, это пресловутая цена на нефть.

Опять-таки, примерно с 106-105 долларов в августе сегодня она обрушилась впервые на уровень 80 долларов за баррель и даже моментами ниже. Что это значит и откуда это?

Я уже как-то говорил здесь на клубе, что прекращена программа количественного смягчения, то есть закачки денег в глобальную экономику Соединенными Штатами (QE-3 — так называемая программа завершена), соответственно, резко уменьшилось количество «бешенных» денег, которые могут быть пущены на нефтяные, на фьючерсные спекуляции. Это раз.

Второе. Происходит попытка стран ОПЕК захватить новые сегменты мирового рынка. Что произошло после того, как Соединенные Штаты начали наращивать производство так называемой сланцевой нефти? Они резко сократили спрос — и экспорт из стран ОПЕК в Соединенные Штаты резко упал. А нефть нужно продавать. Кому продавать? Где продавать? Они ищут новые рыночные ниши, а все ниши заняты. И они начинают демпинговать, то есть продавать нефть дешевле, чтобы вытеснить с рынка конкурентов. И эта рыночная конкуренция достаточно жесткая. И самое существенное сейчас, что она уже происходит внутри ОПЕК. Я здесь уже приводил картинку:

Видите, вот здесь около 100 долларов — это цена отсечения, при которой большинство стран ОПЕК способны сбалансировать свой бюджет. Ниже этой цены они не могут сверстать свои бюджеты, а выше этой цены — жить совсем плохо. И уже очень многие страны кричат о том, что они не могут при таких ценах сверстать бюджеты: Алжир, Ливия, Эквадор, Нигерия кричат: «Нельзя, давайте сокращать добычу, давайте сокращать экспорт нефти на мировой рынок, чтобы поднять цены». А, например, Кувейту прекрасно и при 70 долларах за баррель — его министр нефти Али аль-Омаир буквально позавчера заявил, что нет, ОПЕК не должен сокращать добычу и экспорт нефти на мировые рынки. То есть тем, кто способен демпинговать, хорошо, а тем, кто неспособен и уже задыхается — плохо. И это признак серьезного раскола в ОПЕК, который, как говорят некоторые эксперты, может привести просто к распаду Организации стран-экспортеров нефти.

Долго ли выдержат страны ОПЕК демпинговые цены, пока непонятно. На днях, позавчера или поза-позавчера, «The Wall Street Journal» сообщила, что Саудовская Аравия на прошлой неделе уже сократила добычу нефти то ли на 100, то ли на 150 тысяч баррелей в день (это очень существенная цифра для мирового рынка) для того, чтобы поддержать цены. Потому что саудитам тоже при такой цене уже сверстать бюджет невозможно. А поскольку саудиты имеют достаточно весомый, я бы сказал, решающий голос в ОПЕК, вполне возможно, что на плановом совещании ОПЕК в конце ноября они всё-таки договорятся о сокращении добычи, чтоб поддержать цены.

Теперь еще один аспект борьбы на мировом рынке нефти. Там появились определенные проблемы у Соединенных Штатов Америки. Одна из проблем связана с тем, что — последние данные это подтверждают — в Соединенных Штатах при такой цене сокращаются инвестиции в сланцевую нефть и сокращаются объемы бурения. Поэтому американские эксперты говорят уже, что максимум, что выдержит сланцевая нефть Соединенных Штатов при таких ценах, это некоторые говорят год, некоторые говорят два-три года. Но факт сокращения бурения и сокращения инвестиций несомненен.

Есть еще один весьма неприятный для Соединенных Штатов нефтяной фактор.

Этот рисунок из «BNP PARIBAS» очень любопытный. Есть такое понятие, которое, наверное, незнакомо, я кратко поясню: «нефтедоллар» или «петродоллар». Истоки этого дела [находятся] в 70-х годах, во временах острейшего ближневосточного кризиса, когда все боялись войны, в том числе, с Израилем, и не только с Израилем (боялись советской поддержки [Израиля]) — «они нас совершенно уничтожат». И тогда с подачи Генри Киссинджера президент Соединенных Штатов Никсон предложил Саудовской Аравии (которая более всего боялась и которая тогда тоже была главным нефтяным экспортером) — сделку.

Суть сделки заключалась в том, что Соединенные Штаты гарантируют поставки вооружений на Ближний Восток саудитам и их союзникам, а также защиту их в случае каких-то серьезных военных эксцессов. В обмен они просят единственное — чтобы страны-экспортеры нефти, прежде всего, Саудовская Аравия, продавали свою нефть на мировом рынке только за доллары, а избыток появившихся в результате у них долларов вкладывали в ценные бумаги Соединенных Штатов. Вот так Соединенные Штаты получили накачку своей экономики в виде ценных бумаг, прежде всего, казначейских обязательств Соединенных Штатов, долларами со всего мира, которые идут от гигантского нефтяного, а далее и газового, а далее и угольного рынка.

Именно этот инструмент нефтедоллара в огромной степени позволяет Соединенным Штатам держать гигантский внешний долг, и, тем не менее, от этого не рушиться. То есть не только это — объем мировой торговли в долларах сегодня примерно 46 или 47 процентов от общего объема мировой торговли, но петродоллар, нефтедоллар здесь играет ключевую роль.

Так вот, начиная с 2006 года, появился новый тренд, который заключается в том, что всё большая часть мировой торговли ведется не в долларах, и в том числе, в нефтяной торговле. Начал этот процесс в больших объемах (то есть, раньше это тоже бывало, но в бо́льших объемах и всерьез) это начал Китай, который уже имеет несколько десятков соглашений — так называемых валютных свопов, то есть соглашений с разными странами о том, что взаимная торговля ведется в национальных валютах (со стороны Китая в юанях), минуя доллар. Никаких пересчетов в доллар нет. То есть резко падает роль доллара в глобальной торговле. В первую очередь, в мировой.

За последние две недели произошло в этом смысле три события. Полторы недели назад Россия заключила валютный своп с Китаем на 150 миллиардов юаней. А на днях, четыре дня назад, аналогичное соглашение с Китаем заключили Канада — один из главных союзников Соединенных Штатов, и Катар — один из главных экспортеров углеводородов на мировые рынки. И впервые начался крик о том, что сальдо петродолларовой торговли ушло в маленький минус или оказывается около нуля. То есть уже заговорили о том, что это конец долларовой эпохи. Это наивно, до конца еще далеко, я убежден, но то, что очень серьезные проблемы у Соединенных Штатов начнут возникать в связи с этим процессом, сомнений нет.

Следующая тема последних недель очень интересная, очень важная — саммит Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества и его результаты. Саммит проходил в Пекине. АТЭС — это организация неформальная, не принимающая обязующих решений, но это главная (много лет уже) площадка для обсуждения экономических проблем в Азиатско-Тихоокеанском регионе. По обе стороны Тихого океана: и на восточную — американскую и южноамериканскую, и на западную, то есть Китай, Индия, Индонезия, Япония, Корея, Филиппины и так далее.

Так вот, саммит этот предварял визит президента Путина в Пекин, встречу с лидерами Китайской Народной Республики и заключение гигантского пакета соглашений, которые западные аналитики назвали «окончательным закреплением стратегической связки между Россией и Китаем». Там было много соглашений и по газу, и по нефти, и по строительству атомных станций, и по строительству гидроэлектростанций, и по угольным и железнодорожным коммуникациям, и по многому другому. Но, видимо, сегодня наиболее важное, наиболее громкое, с точки зрения глобальной политики, это соглашение (еще не контракт, но соглашение форсированной разработки контракта) о поставках российского газа по так называемому западному маршруту.

Это так называемый газопровод «Алтай», который идет из Ямало-Ненецкого округа, через Сибирь и в щель между Казахстаном и Монголией, через так называемый алтайский коридор выходит непосредственно на Китай, минуя любые транзитные страны, то есть любые страны-посредники.

Первое. Этот газопровод будет идти с тех же самых месторождений, с которых идет газ в Европу и потому разговоры Европы, о том что «мы перейдем на другие источники и „Газпром“ останется без рынка, и ему некому будет продавать свой газ», на этом кончаются. В Европе должны понять, причем срочно, не окажутся ли они без газа в результате того, что «Газпром» существенно переориентирует свои экспортные потоки на Китай по этому самому газопроводу. Потому что трасса в основном есть, строительство труб не столь долгое, не столь сложное дело, и это можно сделать быстро. Глава «Газпрома» Миллер уже заявил о том, что первоначальная пропускная мощность первой нитки трубы будет 30 миллиардов кубов в год, а в перспективе среднесрочных проектов объем экспорта по данному маршруту может быть доведен до ста миллиардов кубов в год. В результате в Китай Россия будет поставлять столько же или даже больше, сколько сегодня экспортирует в Европу. Это совершенно недвусмысленное предупреждение, которое европейцы уже оценивают как шантаж.

Шантаж не шантаж, но это очень существенное событие на глобальном мировом рынке, — я имею в виду газовый. Тем более, что в рамках этого же визита Путина, заключено соглашение между компанией «НОВАТЭК» и «Си Эн Пи Си» (китайской нефтяной компанией) о том, что со строящегося газового терминала на Ямале («Ямал СПГ») Россия будет поставлять ежегодно примерно 3 миллиона тонн (это еще чуть больше трех миллиардов кубов) сжиженного газа в Китай. То есть Китай, который сделал стратегическую ставку на переход энергоснабжения с угля — крайне экологически грязного — на газ, способен поглотить огромные объемы газа. Он утверждает, что к 2020 году его желательное потребление составит около 700 миллиардов(!) кубических метров газа в год. Невероятная цифра, чуть не всё, что сегодня продается на мировом рынке, и он готов покупать и готов платить. Это следующее.

Но, естественно, данные события не могут нас в определенном смысле не тревожить, потому что это усиление экспортного нефтегазового крена и общеэкономического в национальном хозяйстве России, а он и так чрезмерный. Это зависимость. Это зависимость от одного покупателя, потому что будут ли другие покупатели, неясно. Правда, в рамках того же саммита Япония повторила «Газпрому» вопрос: «А не может ли и не хочет ли он построить газопровод с Сахалина на Японские острова, на Хоккайдо?»

Но, тем не менее, это пока большой вопросительный знак, потому что и газопровод сложно строить, и Япония пока откровенно о заявке не говорит. Но такая зависимость от Китая, от одного поставщика, и особенно вообще от нефтегазового экспорта нехороша. А учитывая то, что мы в огромной степени оказываемся зависимыми еще и по ряду технологий, включая малые ГЭС, которые у нас собираются строить (гидро) по китайским проектам, включая китайские инвестиции в железнодорожную сеть и другую инфраструктуру в России. Мы рискуем на фоне экономически гигантского Китая оказаться «младшим братом», что по понятным причинам не есть хорошо.

Ну, и последнее событие, которое я хочу обсудить — это довольно громкое заключение контракта в Москве, всего-навсего вчера, между Ираном и Россией о том, что Россия будет строить в Иране еще два ядерных реактора в Бушере, в дополнение к уже действующему нашему реактору. А также начнет срочно (уже есть соглашение) заниматься поиском площадок и подготовкой технико-экономического обоснования на еще целых шесть ядерных реакторов в Иране. Это будут самые современные наши реакторы так называемого поколения «3-А» с повышенной безопасностью и с ядерной точки зрения, и с точки зрения защищенности от каких-то диверсий, включая падение самолетов и так далее. Эти реакторы будут под жестким контролем МАГАТЭ, как и всё, что мы строим, всё, что строит РОСАТОМ. Топливо для этих реакторов будет поставляться Россией и облученное, то есть отработанное топливо будет опять-таки перевозиться для переработки в Россию, то есть Иран не сможет извлекать из него уран-235, плутоний или еще что-нибудь нехорошее.

Но в соглашении есть одна загвоздка, которая крайне встревожила американцев: оговаривается, что возможно в будущем стороны подумают о том, чтобы Иран сам смог фабриковать на своей территории топливо. Ну, у него центрифуги есть, центрифуги современные, почему бы не фабриковать? Американцы настораживаются, потому что центрифуги те же самые могут быть использованы, — если их много, и если через них много раз пропускать сырье, — для наработки урана оружейной концентрации, но главное даже не в этом, а главное в том, что это соглашение заключено на фоне идущих сегодня, причем на последнем, как утверждается, раунде переговоров ядерной шестерки с Ираном, о контроле за невозможностью для Ирана изготавливать ядерное оружие. Камень преткновения в этих переговорах то, что Иран наотрез отказывается допускать международные инспекции на ряд своих военных объектов, которые американцы и их западные союзники подозревают в том, что они могут участвовать в оружейной ядерной программе. Пока что ни о чем не договорились, но это соглашение расценивается американцами и их союзниками, прежде всего, конечно, американцами и англичанами, как демонстрация Россией того, что она может и хочет проводить, в том числе в отношении Ирана, независимую политику.

Ну, есть еще много интересных тем, я не буду их касаться, наверное, в следующий раз. На этом я завершаю.

С.Е. Кургинян: А есть ли вопросы к Юрию Вульфовичу? Да, пожалуйста.

Слушатель: Юрий Вульфович, до недавнего времени <неразборчиво> в Китай поставляла... в том числе Канада и Австралия поставляли СПГ.

Ю.В. Бялый: Да.

Слушатель: А вот я так понимаю, что в рамках именно этих поставок, в общем-то, и было заключено соглашение между Канадой и Китаем.

Ю.В. Бялый: Да, да, и то же самое с Катаром. Катар тоже поставляет в Китай СПГ — сжиженный природный газ. Но СПГ здесь дело не ограничивается — в Канаде уже есть довольно серьезные, скажем так, филиалы или просто компании китайские, которые ведут бизнес не только в сфере нефти, нефтепереработки или газа. В Китае есть крупные канадские компании, в частности, они заключили контракт, который не прекращен, хотя как-то вяло движется, с канадской авиакомпанией Bombardier. То есть, там есть достаточно серьезный объем торговли, из которого можно исключить доллар, не только СПГ.

Слушатель: Но вопрос был не в... я просто не договорил, вопрос был в следующем: насколько теперь поставки нашего газа, планируемые по ветке «Алтай», насколько они скажутся на поставках именно СПГ из Австралии и Канады?

Ю.В. Бялый: Ну, по сравнению с тем, что планируем поставлять мы сначала по так называемой «Силе Сибири», то есть восточный трубопровод, который уже строится, на 38 млрд. кубов, и «Алтай», это 30 млрд. кубов, то, что поставляет Канада — это для Китая крохи. И она не планирует поставлять, она интересуется более гораздо Японией, которая готова платить в полтора раза больше, чем Китай, за канадский СПГ. То же самое Австралия. То есть это не решающие элементы глобального газового рынка, в том числе, локального внутреннего китайского газового рынка.

Слушатель: То есть ни для Австралии, ни для Канады не является критичным, если они потеряют этот рынок?

Ю.В. Бялый: Думаю, что нет. Для Австралии вообще является критичной ситуация со сланцевой нефтью и сланцевым газом, потому что они вложили, если мне память не изменяет, около 70 млрд. долларов в строительство современных терминалов сжижения и экспорта природного газа, СПГ. И на фоне нынешнего падения мировых цен оказывается, что им никогда принципиально не удастся «отбить» деньги, вложенные в эти терминалы.

Слушатель: Они уже смирились?

Ю.В. Бялый: Нет, они не смирились, они надеются на повышение цен на газ. И, кстати, Международное Энергетическое Агентство на днях выпустило свой прогноз, в котором утверждает, что не позже 2016 года цены на нефть вернутся выше чем $100 за баррель, и газ тоже резко, причем даже резче, чем нефть, подорожает. Они на это надеются.

Слушатель: Спасибо.

С.Е. Кургинян: Пожалуйста.

Слушатель: Вот эти все новые газопроводы, они насколько увеличивают в целом добычу газа на мировом уровне? Не приведет ли это к снижению все-таки, не является ли это фактором, который будет играть на понижение цены на газ?

Ю.В. Бялый: Думаю, что нет. Потребности в газе в мире растут гораздо быстрее, чем потребности в нефти, это первое. Второе, эти газопроводы, грубо говоря, будут обслуживать подачу газа с уже существующих месторождений. Они помогут активизировать инвестиции в еще не разрабатываемые месторождения, в частности, в наши ямальские. Там у нас законсервированы триллионы кубов, которые можно разрабатывать. Нужны деньги и нужен покупатель, так что я думаю, что этот фактор не имеет значения.

Слушатель: В продолжение газовой темы вопрос. Насколько эти все контракты с Китаем, в Европу и прочими, то есть СПГ-контракты, насколько они снижают потенциал, который мы можем задействовать для собственного развития? Реально?

Ю.В. Бялый: Реально для собственного развития нам нужны, прежде всего, деньги. Сеть внутренних газопроводов в России недоразвита, газ на внутреннее газоснабжение есть, в том числе ,во многих местах есть относительно небольшие месторождения, которые не так сложно разрабатывать и не так сложно подавать газ.

Но для этого нужно, чтобы были инвесторы (государственные или частные), которые вложат деньги в создание газовой инфраструктуры, в догазификацию России и, соответственно, в разработку этих месторождений. К сожалению, самая тяжелая проблема, повторю, сегодня в России — это проблема инвестиционная.

С.Е. Кургинян: Три вопроса еще. Первый!

Слушатель: Юрий Вульфович, вопрос по Центробанку. Вы сказали, что Центробанк играет против рубля и при этом потратил 30 млрд. долларов, то есть рубль мог бы еще сильнее упасть, если бы они не потратили 30 млрд.? Не совсем понятно было вот здесь.

Ю.В. Бялый: Видимо, мог бы, думаю, что мог бы. И не случайно представители определенных компаний, которые занимаются анализом спекулятивной динамики на финансовых рынках и, я полагаю, спекулятивно играют на этих рынках, предсказывали, что к началу ноября доллар может стоить 55-60 рублей.

С.Е. Кургинян: Вот этого и ждали. При шестидесяти протесты начинаются, за шестьюдесятью. При таком скачке.

Ю.В. Бялый: Видимо этого и ждали, но сейчас он устаканился на 46-ти, пока. Я не знаю, что будет дальше, это зависит от многих факторов, о которых я сказал, но пока что так. Но тем не менее наши валютные резервы сократились на 30 с лишним млрд. долларов только за октябрь, но они по-прежнему, пока что, больше 400 млрд. долларов. Более того, Резервный фонд и Стабилизационный фонд за счет этой игры Центробанк ухитрился еще и несколько пополнить, то есть они стали больше. Нельзя сказать, что Центробанк ведет насквозь вредительскую политику, иногда ее можно оценивать как неудачную и глупую, иногда ее можно оценивать как хитрую, как либеральную, я бы сказал, но, тем не менее, он что-то такое предохранительное в этой сфере делает.

С.Е. Кургинян: Я здесь что-то прокомментирую. Во-первых, вся политика сейчас сводится к возможности сдвинуть рычаг доллар-рубль, в разную сторону. Для того, что бы политика была другой, нужно иметь людей, структуры, людей, мотивацию и всё прочее. Это ни в один день, ни в один год не передвинешь. Любая политика, «кейнсианская», например, и прочая, она держится не только на том, что будут написаны другие программы, а что люди не раскрадут это, смогут их осуществить, у них будут к этому мотивы, кроме экономических. Понимаете? Это новую Россию, новые экономические сообщества надо строить для того чтобы менять политику. Вопли о том, что можно поставить другого руководителя в этот Центробанк или других министров и все по щучьему велению, по моему хотению изменится, относятся к числу, с моей точки зрения, глубоких патриотических заблуждений. Там гораздо более глубокие изменения, медленные и радикальные надо провести, без которых все это «кейнсианство» сделает еще хуже. Теперь все зависит от скорости рычага. «Кейнсианство», государственное регулирование, госпроекты, госпрограммы превратятся просто в кражи и кувыркания достаточно бездарных людей, которые ничего этого делать не умеют, но которые останутся по-прежнему на плаву и будут использовать это привычным способом — красть, красть и красть.

Поэтому в этом смысле, вопрос заключается в том, где этот новый актив для новой политики? И это главный вопрос. Где новая политическая база для новой политики? Поэтому совершенно ясно, что политика будет примерно та же — это та же страна, вид сбоку. Та же элита, скажем так. Теперь с этой же элитой, те напряжения, которые можно осуществлять — они очень ограничены, очень.

Либо изменение элиты и тогда новые курсы, совсем другие возможности, либо движение в некоем коридоре с этой элитой и обрушение, в случае выхода за коридор.

Теперь, что там происходит? Если населению быстро показать, что [доллар вырос] с 30 на 60, оно возмутится. Но если делать туда-назад, туда-назад, еще туда, еще назад (показывает рукой движение рычага), поскольку население все целиком не обменивает каждый день доллары на рубли и обратно, происходит довольно тягучий процесс, то оказывается, что это инфляция. Спросят, а что инфляция? Инфляция меньше, все-таки много отечественных продуктов, на них автоматически цены не поднимаются... Конечно, поднимаются, и конечно, все это беда, но психологический взрыв происходил бы, если бы сейчас все увидели 50, а потом 60. Сейчас мы видим 45-46, потом мы увидим сколько-нибудь наверх, снова, потом это будет еще уходить, понятно?

И в этом режиме более-менее можно держать психологическую стабильность на протяжении еще года, думаю, что не больше. Но год впереди этой стабильности есть. Вот все, что можно сказать по поводу курсов доллар-рубль с точки зрения психологии и кадровых ресурсов. Потому что нынешние кадры могут делать только так (показывает рукой движение рычагом вперед-назад), более грамотно или нет. Если бы они сделали до 60, значит, что это была бы провокация. Провокации нет — они сдали назад.

Ю.В. Бялый: И еще одно замечание. Я недавно разговаривал с экономистом, достаточно близким к центрам принятия экономических решений, и он признал, что даже если бы была воля для кардинального радикального изменения экономической политики России, в России на сегодня не существует кадровой скамейки запасных, людей, которые могли бы проводить иную экономическую политику. Нет готовых кадров. А учитывая, что элита спекулятивная, работает только на карман, здесь нужно особенно искусно работать.

С.Е. Кургинян: Ни бюрократии, ни бизнеса — ни первого рода, ни второго. Пожалуйста, еще два вопроса

Слушатель: Юрий Вульфович, объясните, как Вы со своей точки зрения видите психологию инвесторов, которых пригласили участвовать в инвестиционных проектах в России в то время, когда там уже собственное население «обули» на 30%. Вот приезжает Путин на АТЭС, приглашает всех — приходите, мы вас тоже «обуем». И они на это идут. Почему?

С.Е. Кургинян: Нет, это большая разница!

Ю.В. Бялый: Простите, иностранных инвесторов не «обувают». Они, иностранные инвесторы, работают по достаточно строгим контрактам, работают почти всегда в иностранной валюте и представляют и согласуют определенные бизнес-планы. В бизнес-плане прописаны, в том числе, коммерческие риски, политические риски, неустойки и так далее. То есть они себя со всех сторон обкладывают гарантиями того, что их не «обуют».

С.Е. Кургинян: Это первое. Во-вторых, они бегут — это второе. Третье, в таких странах они считают, что риск и норма прибыли связаны воедино. Вы можете безрисково вкладывать деньги с пол-процента прибыли в год, а если вы хотите получить 30% — извините, рискуйте. Это три понятия. Итак, снова говорю. Первое, они находятся совсем в другом положении. Второе, они все равно бегут, потому что они достаточно зарегулированы своими хозяевами, а не свободные бизнес-акторы в этой игре. Потому что есть некая общая паника по отношению к России, и если уж говорить совсем серьезно, то существенно опустевает Рублевка в ее определенных частях, этого мы не наблюдали никогда. И, между прочим, определенные, так сказать, этнические особо чувствительные группы населения, они ни в 1994, ни в 1998, ни в 1996 — ни шагу не сделали назад, а сейчас они делают по несколько шагов и в быстром темпе. Всё это происходит, всё это происходит. Все понимают, что всё перестраивается под «холодную войну», но при этом в большие риски входят соответствующие субъекты, которые готовы так рисковать. Которые часть прибыли используют для особых отношений с главами западных государств или с элитами, ЦРУ, я не знаю, с кем еще там. То есть игра переходит в другой формат. Инвесторы будут, но ДРУГИЕ. И идет перегруппировка инвесторов. Хотя, конечно, что Китаю-то, какие у него риски? У него никаких.

Ю.В. Бялый: Еще одна фраза. Напомню, Марк Мёбиус, о котором мы здесь уже говорили, сказал достаточно давно фразу, которую часто цитируют: — «Покупать, инвестировать нужно тогда, когда на улицах льется кровь, даже если это будет твоя кровь».

С.Е. Кургинян: Пожалуйста, еще один вопрос.

Слушатель: Юрий Вульфович, Вы бы не могли прокомментировать планы Китая реализовать инфраструктурный проект «Нового Шелкового Пути», который бы соединил Китай и Европу? Это планы, которые были озвучены незадолго до саммита АТЭС.

Ю.В. Бялый: Да-да. Нет, на саммите АТЭС это тоже Си Цзиньпин, председатель Китая, озвучивал. На саммите АТЭС было подчеркнуто, что Китай уже зарезервировал на создание инфраструктуры «Нового Великого Шелкового Пути» 40 млрд. долларов. Огромная сумма!

И сейчас разговоры переходят в практическую плоскость. В практическую плоскость пытался этот разговор со стороны России перевести и наш президент Владимир Путин, который сказал, что наш БАМ и наш Транссиб могут стать одним из самых важных участков этого Великого шелкового пути.

Там же засветились представители Казахстана, которые сказали, что это нужно вести через Казахстан и так далее. То есть, уже идет конкуренция за эти сорок миллиардов, которые обещал Си Цзиньпин.

С.Е. Кургинян: Но, что ни делай, Россия стабильнее Казахстана.

Ю.В. Бялый: Да, безусловно. Безусловно.

С.Е. Кургинян: Хорошо, я благодарю Юрия Вульфовича. Спасибо ему.

Ю.В. Бялый: Все, спасибо за внимание.

[аплодисменты]

С.Е. Кургинян: Я перехожу к зачтению некоторых кусков из выступления святейшего Патриарха Кирилла на открытии XVIII-го Всемирного русского народного Собора, потому что это — крупнейшее идеологическое событие. Я зачитываю, естественно, куски.

(...) «Те, кто считает себя победителями в холодной войне, внушают всем, что определяемый ими путь развития — правильный и более того, единственно возможный для человечества. Доминируя в глобальном информационном пространстве, они навязывают миру свое понимание экономики и государственного устройства, стремятся подавить решимость отстаивать ценности и идеалы, отличные от их ценностей и идеалов, связанных, как мы знаем, с идеей потребительского общества. В этой исторической ситуации мы должны как зеницу ока хранить единство нашей страны, созданной и завещанной нам предками».

— http://tv-soyuz.ru/peredachi/slovo-na-otkrytii-xviii-vsemirnogo-russkogo-narodnogo-sobora

Далее начинается второй фрагмент.

«Единство страны, единство народа неразрывно связано с единым пониманием его истории: с почитанием общих героев, с сохранением общих памятников, с общим торжеством в годовщины побед и с общей печалью в годовщины трагедий. (...)

Народ, разделившийся в понимании своей истории, становится неспособным сохранить единство. (...) Такое трагическое разделение, происходящее тогда, когда люди теряют общее понимание своей истории, ведущее к расколу и провоцирующее гражданский конфликт, мы наблюдаем сегодня на Украине».

— там же http://tv-soyuz.ru/peredachi/slovo-na-otkrytii-xviii-vsemirnogo-russkogo-narodnogo-sobora

Дальше начинается главное.

«Сегодня (в России имеется в виду — С.К.) нередко слышатся голоса, призывающие принять как некий эталон какой-либо один период нашей истории, одновременно принижая, умаляя и всячески критикуя значение других периодов. (Ну, мы-то знаем, что это происходит обычно в одну сторону — С.К.) Кто-то идеализирует дореволюционное прошлое, не видя в советской эпохе ничего кроме гонений на Церковь и политических репрессий. Другие утверждают, что именно советский период был нашим золотым веком, за пределами которого — лишь социальное неравенство, коррупция и технологическая отсталость».

— там же http://tv-soyuz.ru/peredachi/slovo-na-otkrytii-xviii-vsemirnogo-russkogo-narodnogo-sobora

Значит, Кирилл говорит, что «те, кто идеализирует дореволюционное прошлое, не видя в советской эпохе ничего, кроме гонений на Церковь и политических репрессий...», — впадают в опаснейшее заблуждение.

«На самом деле описание прошлого России требует сложной, многоцветной палитры. Черно-белой схемы здесь явно недостаточно. Более того, упрощения создают искаженную и разорванную картину истории, распадающейся на отдельные куски, подобно разбитому зеркалу. Нельзя повторять ошибки тех, кто по меткому выражению Александра Зиновьева, „целился в коммунизм, а попал в Россию“. (...) Любовь к Родине, чувство братства и чувство долга, готовность положить „душу свою за други своя“ одинаково характерны для героев Куликова поля, Бородина и Сталинграда. (...)

(Я читаю выборочно, естественно — С.К.)

(...) Нам нужен великий синтез (Первое, это мои „первое“ — С.К.) высоких духовных идеалов древней Руси, (Второе — С.К.) государственных и культурных достижений Российской империи, (Третье — С.К.) социальных императивов солидарности и коллективных усилий для достижения общих целей, определявших жизнь нашего общества большую часть века ХХ-го...[продолжительные аплодисменты] (Четвертое — С.К.) справедливое стремление к осуществлению прав и свобод граждан в постсоветской России».

— там же http://tv-soyuz.ru/peredachi/slovo-na-otkrytii-xviii-vsemirnogo-russkogo-narodnogo-sobora

Я считаю, что всё очень мудро. Потому что на самом деле ни одно, ни второе, ни третье никто не отрицает, удары идут в основном в одном направлении.

«Платформой для упомянутого синтеза должно стать единство культуры (Единство культуры — С.К.), непрерывно и преемственно развивавшейся на протяжении тысячелетий истории. (...)

Говоря о духовных скрепах нашего единства, мы не имеем права забывать, что главным творцом отечественной истории является русский народ». (...)

— там же http://tv-soyuz.ru/peredachi/slovo-na-otkrytii-xviii-vsemirnogo-russkogo-narodnogo-sobora

«И сегодня, к сожалению, можно слышать заявления о том, что русский народ неоднороден, что его единство является фикцией, а также о существовании новых, не известных ранее наций, таких, к примеру, как „поморская“, „казачья“ или „сибирская“».

— там же http://tv-soyuz.ru/peredachi/slovo-na-otkrytii-xviii-vsemirnogo-russkogo-narodnogo-sobora

Перед этим он говорит о том, что, конечно, русский народ — держатель. И все мы это понимаем, да? Острее всего это понимают какой-нибудь лезгинский и лакский народы, которые понимают, что пока есть русские, друг друга никто вырежет. Потому что помешают. А как только русских не будет — всё. Поэтому вопрос о роли держателя всем понятен.

Другое дело, что г-н Просвирнин, теперь и этого мало... Но главное — что опять сказано о казачьих, поморских и прочих нациях, смотри учебник «Диффузная война».

«Но и на пути сохранения этой памяти могут возникать и, к сожалению, возникают достаточно болезненные и опасные явления. К таковым относятся попытки конструировать псевдорусские языческие верования. С одной стороны, это крайне низкая оценка религиозного выбора русских людей, тысячу лет живущих в лоне Православной Церкви, а также исторического пути, пройденного православной Русью. С другой стороны, это убежденность в своем личном и узко-групповом превосходстве над собственным народом. Это очень опасное заблуждение, потому что человек, подчинившийся гордыне, готовит себе личную трагедию. Вместе с тем мы должны понимать, что корни описанного явления произрастают не только из внутренних особенностей отдельных личностей, но имеют общественные причины. (Многоэтажного человечества — С.К.). В этом случае приносит свои печальные плоды тенденция игнорирования значения русского народа, ревизия русской истории, пик которой пришелся на те же самые 90-е годы прошлого века, и которая сумела если не подорвать окончательно, то серьезно расшатать веру в свой народ и в свою страну у многих соотечественников. Эти люди были вынуждены искать новое мировоззренческое пристанище: либо за границей, либо в фантастических мирах, связанных с заново выдуманной национальной или религиозной группой. (А дальше говорится главное — С.К.) Насколько надорвано должно было быть национальное сознание, в каких пещерах мысли и духа оно должно было оказаться, чтобы кто-то, считая себя носителем русской национальной идеи, отказался от святых и героев родной истории, от подвига своих предков, и сделал своими кумирами нацистов и их приспешников?»

— там же http://tv-soyuz.ru/peredachi/slovo-na-otkrytii-xviii-vsemirnogo-russkogo-narodnogo-sobora

[аплодисменты]

[повторно цитирует, уже в вольном стиле:]

«Насколько надорванным оно должно быть это сознание, в каких пещерах, — то бишь клоаках, — мысли и духа, оно должно было оказаться, чтобы кто-то, считая себя носителем русской национальной идеи отказался от святых и героев, от их подвигов, и сделал кумирами нацистов и их приспешников».

Вновь и вновь говорю вам, что когда я впервые прочитал текст этого мерзавца Просвирнина, я понял, что его устами говорит ненавидящая группа, большая группа, именно та, которую Патриарх назвал «кто-то». Из пещеры мысли и духа, и извращения как раз и идет вот это всё.

[зачитывает текст Просвирнина]

«22 июня 1941-го года Белая Европа вернулась в Россию. Небо потемнело от самолетов. Земля затряслась от танков. Деревья зашатались от хохота — это хохотали сотни, тысячи чинов Русской Императорский Армии, вступившие добровольцами в Вермахт, СС или создавшие свои подразделения. Белые русские возвращались в красную совдепию. Без жалости. Без пощады. Без сантимента. Без проблеска сочувствия. Партбилет, заветная Книжечка Всевластия, символ принадлежности к высшей советской расе, внезапно превратился в метку обреченного, в которой был записан приговор.

Вырезали всех партийных. Сотрудничавших с партийными. Отдаленно похожих на партийных. Пощады не было никому. 70-летние кадровые царские офицеры добровольно записывались в полки рядовыми (Имеется в виду в полки нацистов. — С.К.), лишь бы добраться до коммунистической глотки. Скалившаяся предыдущие 20 лет советская сволочь ощутила на своем горле холодные костлявые пальцы (Понимаете, что такое холодные костлявые пальцы? Это пальцы мертвеца! — С.К.). Русские пальцы. Для немцев это была война за мировое господство и что там еще. Для русских это была война на истребление. Полное. Окончательное. Так, чтобы от красных даже памяти не осталось. Знаменитая зондеркомманда Дирлевангера, самое чудовищное и жестокое подразделение (СС имеется в виду. — С.Е.) всей Войны, в отдельные моменты на 40% состояло из русских».

Фашистские каратели. С рязанскими рожами.

Он резали, сжигали заживо и хохотали. Они пили Смерть Красных и не могли напиться, жажда сжигала и сжигала их, гнала от горы трупов к горе, от горы к горе, от горы к горе. От мяса к мясу. И мяса всегда было мало.

...своей холодной мертвой рукой русский схватится за красное горло именно тогда, летом 41-го. 22 июня. В День Отмщения.

— там же

Вот теперь давайте сопоставим это — и слова Патриарха. А дальше спросим себя. Слова — это всё правильно. И никто из нас не призывает ни к инквизициям, ни к каким-то репрессиям. Но какое-то осмысление и оформление реальности должно быть или нет? Это сказал глава Православной церкви. Эта позиция совместима с тем, что сказал? А эту позицию он назвал пещерами мысли и духа, «в каких ужасных пещерах» всё это находится. Вот в таких [демонстрирует текст Просвирнина].

И когда я слышал, как это происходит на Донбассе, и как перед этим особо раскланивается господин Стрелков, стало ясно, что именно происходит. С одной стороны, идет извращение, потому что там пик антифашистской борьбы, пик. И именно туда засадить фашизм — это значит, погасить борьбу. Что пытались сделать, надо сказать, не без неких эффектов. У нас нет на Донбассе семидесятитысячной добровольческой армии. А должна была быть. А с другой стороны, было ясно, что это заваривают, эту кашу для того, чтобы потом выплеснуть ее сюда.

Дальше. Все, кто говорили, что этим занимается только какой-то там [Кургинян] — вот, вот уже совершенно новое. И я обращал ваше внимание, что уже всё кончилось. Эпопея Стрелкова там кончилась, начались его политические приключения, Adventures of Tom Sawyer.

Значит, тут: [зачитывает блогера Эль-Мюрида (Анатолий Несмиян)]

Игорь Борисович Иванов, ранее занимавший должность начальника Политуправления армии ДНР, был представлен петербургским общественным организациям в качестве представителя Игоря Стрелкова в Северо-Западном регионе.

— http://el-murid.livejournal.com/2020514.html

Мой текст? Нет. Это их текст. Дальше говорится... Смысл заключается в том, что он осуждает Власова только за то, что он в девятнадцатом году не ушел к Врангелю. Далее его спрашивают:

Корреспондент:

— Считаете ли Вы для русского офицера возможным выступить на стороне гитлеровской Германии?

— http://www.fontanka.ru/2014/10/21/127/

Он отвечает, что он родился в 1965 году. Значит, уже про Петра Великого точно нельзя, он совсем не родился. Значит, он просто увиливает. Дальше он говорит о том, что:

— В девяносто втором году чины «Русского корпуса» встречались с офицерами Советской Армии, с которыми они воевали. И у них общий противник — режим.

— там же

Я не понял. Они их громили (коммунистов), а теперь у них опять общий противник — теперь либеральный режим. Ну, понятно, что это цирк? Что противник — Россия. Да? Дальше они им инвалидные коляски дарили и так далее. Могу сказать, рискуя нарваться на любые проклятия, что если бы я был офицером Советской Армии, с погонами и всем прочим, и мне бы тот, кто воевал вместе с Гитлером, подарил инвалидную коляску, я бы отказался. Вот я точно про себя это знаю.

Да, это и есть слом духа. Это и есть то, почему военные не выступили, обсуждая Славянск. Это большой надлом человеческий.

И, наконец, вопрос здесь заключается также в том, что всё это вместе представляет собой позицию, при которой он говорит, что с Власовым всё плохо, а на самом деле всё ерунда, что про РОВС и «Русский корпус» написана ерунда, нас связывали с Власовым. Ему говорят, что в сорок четвертом году произошло объединение «Русского корпуса» с РОА — это документальный факт.

— А оно произошло в последний момент. (Конечно, в последний момент — сорок четвертый год — С. К.)

— Не объединение, а готовность подчиниться.

— там же

Ну, так и всё. Готовность подчиниться — это уже символ. А «Русский корпус» — он, значит, хороший. А он состоит из фон Паннвица, как офицера СС, и всех остальных предателей, воевавших вместе с Гитлером. Да?

Вот всё это [рисует область — обводит слева на флипчарте лист с интервью Иванова], всё вот это находится по одну сторону. Я же не призываю охоту на ведьм устраивать, я говорю: это по одну сторону.

А вот это находится по другую сторону [рисует область — обводит справа на флипчарте лист с речью Патриарха]. И этот шов проведен [рисует на схеме].

И как же русское православное сообщество будет реагировать на слова иерарха, на идентификацию? При том, что вот это всё [указывает на схему] — РОА и прочее — это, конечно же, в основном то крыло РПЦЗ, которое не вошло ни в какие договорные отношения с Русской православной церковью. Это то РПЦЗ [пишет на схеме на стороне с интервью Иванова]. А если говорить и о другом крыле, то нам, людям светским, не до конца понятно, какие установились отношения между согласившимся на диалог крылом и Русской православной церковью. Они весьма гибкие. Да? Но здесь-то есть отношения понятные, что надо вешать на одних деревьях [либералов и коммунистов]! И всё это уж полностью... А Патриарх сейчас сделал выбор.

И когда нам говорят: вы с кем, а кто с вами? А там, (о, ужас!) организация, которую в микроскоп не увидишь, начала что-то вопить, что вы не то. Я говорю — вот вам позиция, с которой мы полностью согласны. Я поддерживаю каждое слово из этого выступления Патриарха, все идеи, которые там заложены. Я считаю, что есть глубокое созвучие между тем синтезом, который мы ищем, и тем синтезом, который предложил искать Патриарх. И я считаю, что это общая задача найти этот синтез. Не просто на уровне декларации, а на уровне глубоких исследований того, что происходит.

Более того, являясь определенно и однозначно сторонником красных ценностей, относясь с глубоким уважением ко всем периодам русской истории, я прекрасно знаю, как хула на красные ценности тут же перебрасывается на Петра и потом на Александра Невского. И все это видели в передачах «Суд времени». Это делается моментально. И не может не делаться. По принципу, если такая гадость была порождена, то она была порождена кем-то. Петром! А если Пётр был, то он был порожден кем-то — Невским! И все были порождены тем, что не влились в Запад еще тогда и не легли под тевтонских рыцарей раньше. Вот и вся логика. И нет тут другой логики вообще.

Поэтому все эти восклицания, как мы любим «белое» — мне-то Лазаря не пойте. Но вот вам официальная позиция Русской православной церкви [указывает на схему]. Поддерживаем каждое слово в этом выступлении и считаем его идеологически крайне важным для современной России, потому что это произошло вскоре после седьмого ноября, как мы знаем, в широком спектре заявлений это происходило. Дмитрий Анатольевич Медведев, например, опять подтвердил свою готовность идти путем десоветизации, которым уже пыталась идти в эпоху его президентства вся эта известная комиссия Караганова, Федотова и всех прочих, о чем мы уже говорили.

И наконец — главное. Как только вы признаёте вот это всё (это опять говорилось тысячу раз) черной дырой в семьдесят с лишним лет [чертит схему] — всё! Человек не может стать так, чтобы одной ногой опереться на эту, а другой — на эту. Как бы отвратительны ни были сопоставления гитлеризма и коммунизма, но есть еще один параметр, который, вообще-то говоря, следовало бы осмыслить даже тем, кто приводит такие гнусные сопоставления. Что гитлеризм длился двенадцать лет. И у парня, которому было двадцать лет в момент, когда Гитлер пришел, в тридцать три [после разгрома гитлеризма]— были все возможности дальше двигаться. А в двадцать он помнил весь догитлеровский период. А здесь вообще ничего этого нет [рисует на схеме]. Несколько поколений в этом жили. Значит, все эти поколения — живущие «в аду и в полной мерзости»? Их все надо назвать мерзкими? Тут чудес не бывает.

Как говорят эти товарищи: «Я — антисоветчик с партбилетом». То ли член пленума обкома, то ли там какой-нибудь комитетчик.

Я никогда не забуду, когда мы хоронили Владимира Александровича Крючкова, несли гроб и шли с этим шествием, сбоку стоял Владимир Вольфович Жириновский, вытянувшись по швам. И это делало ему честь. Потому что нечего забывать, где именно, на чьей территории проходила подготовка к первым выборам Президента России. Мы-то знаем. Но главное-то даже не в этом, а в том, что всё тебе дала Советская власть. Всё. И разговоры про то, что «мне мой гений дал всё» — омерзительны. Особенно тогда, когда речь идет о том, как долго их предки жили в черте оседлости.

То есть, вся эта палитра, все эти полутона — от этого уже просто тошнит. Я не могу больше [проводит рукой по горлу], я это слышать не могу, эту бесконечно пережевываемую пошлость.

Значит, весь антисоветизм в этом варианте превращается просто в гибель страны. И кто бы что ни думал, если он действительно считает, что страна должна жить, и жить как единое целое, а не как оккупированная территория в режиме опеки, как несостоятельная личность — «failed state» — провалившееся государство, над которым опеку международное сообщество осуществляет («Семьдесят лет жили в аду — вот сейчас мы вас 140–200 лет будем лечить от этого ада, а уж там как получится») — если хотят жить хоть сколько-нибудь суверенной жизнью, то это невозможно, здесь нельзя сделать черную дыру [указывает на схему]. Здесь можно, я абсолютно согласен в этом с Патриархом — искать позитивные и негативные тенденции, отделять, но там нельзя всё замазать черной краской, потому что потом замажешь черной краской всё.

И в этом смысле (я не задеваю церковную сферу, она меня не касается, я говорю о сфере политической) есть два человека, которые одинаково виноваты перед русским народом больше, чем все остальные — это Николай II и Михаил Горбачев. Каждый из них виноват за распад страны.

Распад страны. За распад страны отвечает элита. Поскольку вся элита предала царя, включая церковь (и все это знают), то они тоже за это отвечают. Дальше начался ад февраля, когда просто всё гнило, гнило и гнило, а идиотская, маразматическая, абсолютно ничтожная буржуазия, которой тогда было лучше, чем теперь, следила за тем, как это всё гниет и ничего не делала. Французы собирали новые народные представительства, за два месяца меняя конституцию и делая что-нибудь еще. Королю отрубили голову — опять собрали Конвент. Перед этим собрали сначала Генеральные штаты, потом собрали Национальное собрание тут же. Эти же ныли, ныли, что-то там насобирали в Законодательном собрании, ничего не смогли сделать, доигрались до того, что уже там всё рушилось. Прекрасно понимали, прекрасно понимали при этом, что у них уже в руках ничего нет.

Разговоры о том, какая была Россия в четырнадцатом году, носят очень сложный характер. И не хочется абсолютных фактов просто для того, чтобы не задевать чувства тех, кому дорог имперский период, потому что там можно назвать очень многое. Но какова бы она ни была в четырнадцатом году, какова бы ни была в шестнадцатом году — она была парализована. Просто парализована. И кто за это всё отвечает? При чем тут Ленин? Что он мог? Какие были мысли в голове у вождя мировой революции и что он на самом деле бы делал, если бы у него в руках были мощные инструменты с государством в 1916 году — но нашему бы теляти да волка б съесть. У него инструментов не было никаких вообще.

В семнадцатом году в страну вернулась очень существенно сектантская, накаленная, прошедшая через соответствующие испытания, очень плотная группа, может быть, численностью в сорок тысяч человек, а, может быть, в тридцать. На огромную страну. И когда всё рухнуло, у группы в руках не было ничего. Ноль, ноль, ноль.

И когда всё рухнуло, и осталась только эта группа, эта группа заново начала всё собирать из руин. В условиях абсолютной несостоятельности всех, кто был перед этим.

Как эта группа могла вообще что-то сделать? Туда прибежали, конечно, все китайцы, все кавказцы и, разумеется, все евреи. Поскольку максимум в этой группе было тридцать тысяч, даже если предположить, что все [они были] евреи — хотя, наверное, Семен Буденный обиделся бы, если бы я ему в глаза так сказал. Но даже если предположить, что это было так, то церквей в России было больше, чем этих членов партии. И никак нельзя себе представить, что, даже рассыпавшись по одному по каждой церкви, они скидывали крест, а всё село, которое уже вполне вкусило от вольницы к этому моменту, стояло, смотрело и думало: «Ну, что же он там делает?» И как же он один скидывал этот крест?

Значит, там происходило что-то другое. И ведь понятно, примерно, что — абсолютно разложившаяся царская элита. Отвечаю за то, что никого на этом верху не было, кто не входил бы в те или иные масонские ложи. Может быть, сам царь. А она входила. И это все знают. Она была мартинисткой. Весь двор входил либо в прусские, либо в шведские, либо в английские [ложи]. И страшно не то, что это масоны или какие-нибудь консервативные группы молились богу — не важно и не в этом дело. А дело в том, что это были иностранные группы. Что вся элита уже была разобрана по заграницам. Будучи разобранной, она сделала всё для уничтожения царской семьи, а царская семья сделала всё для того, чтобы быть возненавиденной этими элитами. И когда граф Игнатьев, тот самый, про которого потом его ординарец говорил: «Его превосходительство товарищ генерал граф изволят почивать» («Пятьдесят лет в строю») говорил о том, если этот царь — убийца моего отца, то что я должен сделать? Я должен ему присягнуть, а он тут уже Родину продал? То было совершенно ясно, что шел раскол в высшем эшелоне аристократии и это был даже не раскол, а рассыпание, потому что с царем не остался никто, кроме каких-нибудь лиц кавказской национальности, очень ограниченных, немногих.

Это что — не урок? Сначала рассыпалась эта элита и церковь, потом рассыпалась буржуазия в прах. У нее были в руках все карт-бланши: мир, которого жаждали, действительное решение земельного вопроса по французской модели, всё... Всё бы было сделано по-другому.

Ничего — ни одного действия. И потом уже, когда всё в пыль разваливается, в труху, приходят большевики, которые за что-то должны отвечать. За что? И в этом смысле детям надо преподавать, что существуют не реформы и революции, а существуют реформы, когда гибкая элита, жертвуя своими интересами, приводит процессы в соответствии с тем, что нужно стране. Это и есть элита служения. Элита служения понимает: будет страна — будет всё хорошо. Но я не думал в момент Поклонной горы, что будет с организацией «Суть времени» и со мной, если я ее устрою. Я знал, что будет со страной, если я НЕ устрою. Что там уже идут переговоры не о чем-нибудь, а том, чтобы передать под контроль американцам ядерное оружие. Реальные разговоры. Страна стремительно разваливалась. Приход трех — четырех крупных фигур на Болотную означал, что мгновенно всё это начнет происходить по украинской модели. И этого нельзя было допустить, потому что этого бы страна не перенесла. И что там нужно делать на Донбассе? Так надо рисковать или не так?

Элита говорит так: да, мы будем жить хуже, гораздо хуже и кто-то из нас пострадает, но страна будет жить; а если страна не будет жить — нам всем будет страшно плохо. Так же и было в семнадцатом году? Что бы ни уступил дворянский класс, что бы ни уступила буржуазия, если бы была страна — их бы не резали.

И каждую русскую женщину в Шанхае или Харбине не называли бы «русская девочка»! Было бы иначе. Отдай, отдай побольше, но сохрани страну и себя, и всё ты потом получишь! А когда ты цепляешься вот так вот (показывает плотно сжатый кулак) и ничего отдать не можешь, тогда будет катастрофа.

Первое. Что такое есть эта реформа? Реформа требует элиты служения. Элита служения говорит: «Так, всё, момент такой — вот здесь мы жертвуем, здесь жертвуем... Наверное, не будет поместий, не будет чего-то еще — ничего, домик останется, какие-то накопления есть, образование есть, пойду служить». Понятно? Ничего — проживем.

Но нет, ты держишься за свои поместья до последнего, и за каждую свою фабрику, и за каждый свой вонючий рубль или доллар, если о сегодняшнем дне говорить. Это же я говорю не о тех эпохах, а о том, что сейчас. Потом наступает катастрофа.

Я понимаю, что сейчас высшая каста считает, что они уедут на Запад и там будет не «русская девочка», а «русская леди»! Ну, посмотрим, что там будет. В любом случае там будет прозябание, потому что каждый, с любыми деньгами, понимает, что оказавшись вне России, его жизнь — это жизнь, ориентированная на прозябание. Он будет прозябать, его дети точно будут прозябать, может, внуки как-то впишутся в чужую страну, а, может быть, нет.

Итак, первое что происходит — это реформы. Когда реформы делать невозможно, потому что класс оказывается идиотом (а тут два класса — дворянство и буржуазия, сразу), тогда наступает время «революции сверху». Тогда приходит царь, или царь «впадает» в правильное состояние из состояния общей расслабленности, такого пресыщенного деспота, и он говорит: «А с моей-то семьей что будет? Может быть, эти-то убегут, а я-то куда побегу?». А уж царь-то точно понимает, что ему уж точно некуда. Он говорит «Значит так, вот здесь я собираю группу и плевать мне на то, что хотят эти классы, мне на них наплевать! Я их подавляю, соединяюсь с народными массами и осуществляю сам то, что требуется народным массам». И это называется «революция сверху», самая безболезненная, проводит ли ее Петр или Сталин. Требования чувствует не класс, который гибко уступает, а царь, который заставляет класс уступить, хотя бы и «перебором людишек», как говорил Иоанн IV.

Если этого не происходит, а всё накапливается и накапливается этот вызов, тогда это революция «снизу». Страшная, кровавая...

Знаете, что тревожит больше всего? Что ты говоришь, что после линейной теории прогресса, когда еще была целостность, идеал и какое-то ощущение истины, наступила эпоха нигилизма, когда всего этого нет — а тебе говорят: «А красноармеец женщину изнасиловал!». И всё в одном ряду. Невозможно построить иерархии ни смыслов, ни связей, нет никакой последовательности, ничего ... Наступает состояние всеобщего безумия.

Вот Стрелков что сказал? Он сказал (по памяти буду цитировать), «что ДНР и ЛНР — это язвы, которые разрушают всё и ссорят два братских народа России и Украины». Это тезис № 1. Тезис за 5 минут до этого — «надо ввести войска», то есть начать войну с Украиной и тем самым, наверное, помирить братские народы? Но вы понимаете, что это уже ЗА ГРАНЬЮ? Это уже находится не в пределах сколько-нибудь нормального мышления. И таких примеров безумное количество. То ли кого-то награждают, то ли не награждают, те, кто награждают, перед этим проклинали, потом снова.

Там же есть какая-то последовательность, я уж не говорю высшая. Это Соловьев иронизировал, что революционные демократы считают, что человек произошел от обезьяны — и потому все люди братья. Вот здесь «и потому» очень меня интересует — как умозаключение выводит из этого связь? [Соловьев] говорит: «Я не спорю, что они братья. Я даже не знаю, от кого человек произошел. Но как это связывается?»

Но это тонкая схема. А вот вопрос о том, что ради братского мира с народом Украины мы должны не ЛНР и ДНР строить, а должны ввести туда войска, вот тогда мир будет братским. Как говорил один перевозбужденный человек на одном из первых Всемирных русских соборов: «И мир содрогнется от счастья». Вот это идет, идет, идет, идет. И это безумие приводит к тому, что в итоге всего этого дела происходит катастрофа.

Итак, четыре вещи, которые надо преподавать в школе:

  • § реформы, когда класс сам реагирует,
  • § революция сверху, когда лидер заставляет класс,
  • § революция снизу, когда нижние классы сбрасывают и лидера и верхних,
  • § и катастрофа, когда всё просто распадается.
  • Четыре звена! Один, два, три, четыре [показывает на рисунке], а не «реформы или революция». Нет этого! В школе это надо заучить и сдавать на всех экзаменах, потому что дурачат голову от школы во всех вузах, а это очевидная вещь, не я ее изобрел.

    И то, что происходило в 1917 году, называлось катастрофа и посткатастрофическая сборка. Значит, было ясно, что идет посткатастрофическая сборка и за все ее издержки большевики не могут отвечать. Потому что это называется: «Кто не спрятался — я не виноват». Революцией снизу, настоящей, была Великая Французская Революция. Революции сверху мы все знаем — это [японская революция] Мэйдзи и так далее. Реформы — это не идеал, потому что никогда класс не отказывается в итоге сам от своего эгоизма. Это утопия Поппера, что это может произойти таким способом.

    В этих условиях и при таком контексте [показывает на рисунок с четырьмя пунктами], на уровне вот этого и вот этого [показывает предыдущие схемы — «черная дыра» в 70 лет и разделение между речью Патриарха и интервью Иванова], я зачитываю еще раз слова господина Малофеева, которые он сказал, есть ссылка соответствующая. Я имею право зачитывать публичные слова человека.

    «Подобно тому, как христиане на Западе во времена Рональда Рейгана помогли нам избавиться от бедствий коммунизма, мы теперь обязаны возвращать долг христианам, страдающим на Западе от тоталитаризма... Этот так называемый либерализм, толерантность и свобода — это просто слова, но за ними можно разглядеть тоталитаризм».

    — [1]

    Ну, не будем говорить, тоталитаризм за ними или нет, мы говорим о главной части фразы — «Подобно тому, как христиане на Западе во времена Рональда Рейгана помогли нам избавиться от бедствий коммунизма...». Так что, они нас оккупировали, как говорит господин Федоров? Или они нам «помогли избавиться от бедствий коммунизма»? Ну, когда-нибудь эти рехнувшиеся люди смогут одно с другим хоть как-то соотнести? Как говорил Серго Закариадзе в фильме «Отец солдата»: «Я хочу услышать одно разумное слово, наконец!» Это что такое? Эта вот позиция: «Христиане на Западе во времена Рональда Рейгана помогли нам избавиться от бедствий коммунизма»?

    Америка нас не оккупировала, как говорит господин Федоров, не разрушила, не осуществила геополитическую катастрофу, как говорит Президент, она помогла нам избавиться от бедствий коммунизма — это позиция! Ну, так давайте по этим позициям разойдемся, оформимся, определимся. Но нельзя же продолжать это сумасшествие бесконечно. И бесконечно говорить о том, что это всё надо против либерализма. А еще не знаю, ради чего я должен объединяться против либерализма. Если объединяться против Сванидзе, который хает все периоды русской истории — да ради бога! Конечно, я с кем угодно объединюсь, пусть хотя бы поддержат империю или что-нибудь еще, а дальше мы вернемся и к советскому периоду. Но если речь идет о том, что нужна какая-то особая несвобода, связанная с невесть какой монархией; которая будет, видимо, соединена с крепостным правом, потому что иначе я не понимаю как; и все, что сейчас происходит, — это подготовка к тому, чтобы русский человек стал идеальным рабом, для этого нового состояния как внутреннего у нас, так и глобального — так я с этим объединяться не буду.

    Я считаю либеральную свободу ущербной, я считаю, что русская душа стремится к воле, а не к либеральной свободе. Потому что свобода — это есть нечто даваемое извне и извне же отнимаемое и регламентированное. А русская душа стремится к другому. Поэтому когда господин Медведев говорит: «Свобода или несвобода», — я отвечаю: «Свобода или воля». Но назвать следом за всеми этими же либералами русский народ народом-рабом (только те это говорят с ненавистью, — а эти говорят с аплодисментами: «Молодец-молодец, хороший, хороший раб»), я не берусь. И я не считаю, что русский народ этого а) достоин, б) на это согласится и в) хоть в малейшей степени сейчас к этому тяготеет. Нет ничего этого, нет!

    И я прекрасно понимаю, когда и на каких митингах начались все эти разговоры — «вождицы», «вождовки», помните? Когда мы сказали, что гражданское общество может построить свое частное образование, для бедных, что у нас есть гражданские возможности. Как они взвыли на слово «гражданские»! Потому что им-то нужны рабы. И этот господин Степанов (я же иногда на ночь читаю, чтобы «развлечься», до конца) уже «отжигает» по полной программе. Следом за Дугиным говорит: «Предлагаю еще назвать „седьмую колонну“».

    «Таким образом, несмотря на нюансы... вполне уместно говорить о сформировавшейся „седьмой колонне“ противников... Путина» [2], которые есть националисты. Все. Потом будет восьмая колонна, девятая. Вы понимаете, что в некие эпохи происходят некие глубоко специфические процессы с разумом? Это же уже проблема разума, не проблема, куда он повернут, этот разум.

    Теперь, потомок крестоносцев, Филипп де Вилье «О России и ее президенте». Это «Пью де Фу», это вот парки, которые сейчас строятся. Он очень хвалит Путина, Россия и мир, «мое видение грядущего». Но мы прекрасно знаем, и это существует во всех [его биографиях]:

    "Его отец, Жак де Вилье (1913–2000) был полковником французской армии из Лотарингии. Во время Второй мировой войны он служил под командованием генерала де Латра де Тассиньи. В 1940 его... взяли в плен«[3], бежал, ловили, пытали. Он такой герой антифашизма. Он президент Генерального совета Вандеи, противник Великой Французской Революции, и всё что угодно. И в этом смысле — пожалуйста, у него есть очень много обаятельных качеств, никто не спорит. В числе которых находится следующее — что он ревностный католик и член «Opus Dei».

    Так что же, я хочу понять, мы имеем дело с альянсом между радикальным православием и «Opus Dei»? «Opus Dei» — это консервативная католическая структура, очень близкая к УСС Донована (Управлению Стратегических Служб), и даже часть этих, из Управления Стратегических Служб, входила в «Opus Dei», которая достаточно быстро захватила и университеты, и все остальное в католическом консервативном духе. Так в чем диалог между очень близкой к доминиканцам, к Инквизиции, радикальной ревностно-католической «Opus Dei» и вот этим крылом Православной Церкви? Они-то на чем объединяются? На том, что и французская революция плохая и все революции плохие? А что хорошее? И как этот ревностный католицизм должен объединяться с ревностным православием даже этого типа?

    Я не хочу искать ведьм и на кого-то что-то навешивать, я просто информирую о том, как на самом деле это обстоит.

    Если друг и соратник Дугина — Корчинский, а мы все должны воевать вместе с Дугиным против Корчинского, его приятеля по партии, и против Нухаева, другого приятеля, — то это называется «веселое кино». Дугин (я вам показывал на фотографиях) везде на митингах рядом с Корчинским, но это же единый союз в рамках Евразийского движения.

    Корчинский — идеальный евразиеец, теперь надо воевать с Корчинским. А ты что, расторг с ним отношения? Доколе расторг? За что мы воюем? Что происходит? И все это терпимо, пока не начинается бегство из Славянска. Немотивированное, махрово-двусмысленное. Всё можно терпеть, хоть это, хоть любые поношения коммунистов — пока не бегут! А когда бегут, наконец всё укладывается в правильную матрицу — что они подыгрывают тем ради общего дела, ради того чтобы Украина была под УНА-УНСО, а здесь [Россия] была бы под «Правым сектором» Дугина. То есть под фашистами и там, и там. Но Украина-то еще может быть под фашистами, более или менее, если надурить народ и всё взвинтить. А Россия-то никогда! И даже если бы Гитлер выдумывал идеологию для такой многонациональной страны как Россия, он бы не нацизм выдумал, а что-нибудь другое, столь же мерзкое, но другое. Потому что в Германии это было хоть сколько-то осуществимо, хотя и мерзко и все-таки нацелено, в основном, на евреев, а здесь это мгновенно взрывает всё! Страна просто разрывается на осколки.

    А о чем мы говорим, можно как-то по-честному? У нас такое радикальное православие, накаленно-белое, и католицизм — и они все вместе? А что, католицизм снял формулу прозелитизма в России? Он отказался от поддержки греко-католической церкви? Папа Римский не считает, что его миссия заключается в том, что он должен, так сказать, быть единым понтификом христианского мира? То есть мы соглашаемся на это, что ли? О чем речь идет? Что это радикальное православие готово «лечь» под Папу Римского? О чем речь-то вообще, по большому счету?

    Господина Малофеева включили в какие-то санкционные списки. Ну, он как бы поддерживал Крым. Слава богу, молодец, что поддерживал. Да не важно, поддерживал и поддерживал, пусть мало поддерживал или как-то. У меня возникают другие вопросы. Господин Стрелков, говорит, например, что он сам, по собственному желанию, взял и зашел на Украину. Ну, зашел на Украину по собственному желанию, независимый человек, я охотно верю. Потому что я вообще верю людям, когда они что-нибудь говорят, если что-то не входит в абсолютную противоположность следующей же фразой.

    А дальше он говорит: «Мы были уверены, что будет крымский сценарий». Не понял? Вот я такой «вольный стрелок», собрал еще 50 автоматов, зашел помочь украинскому народу. Я откуда могу быть уверенным, что будет крымский сценарий? У меня что, телепатическая связь с кем-то? Кто тебе сказал, что будет крымский сценарий? Это должен был кто-то сказать, и этот кто-то должен был находиться в каких-то связях, представлять государство. А если представлять государство, значит, это государство тебя и послало, и оно сказало: «Всё будет так».

    В противном случае ты сумасшедший, ты пришел в самодеятельность, ничего не знаешь, ни с кем не общаешься и говоришь: «Говорю точно, будет крымский сценарий». Кроме того, в первых же своих выступлениях я говорил: «Крымского сценария не будет», — помните да?

    «Запомните, всё, что может быть — это Приднестровье, ничего другого быть не может». А господин Стрелков, в самых ранних своих выступлениях, еще в переписках, где он там Мишу Леонтьева упоминает всуе, господина Юрьева — другого, не этого, а другого, консервативного (этот либерально-консервативный, а тот консервативно-либеральный, они разные) — он же там говорит: «А ну как можно, надежда такая слабая есть, а ну, как получится приднестровский вариант». Теперь тебе дают оружие, дают всё, говорят: «Делай приднестровский вариант», — беру и бегу, как черт от ладана. В чём дело? Что происходит? Где логика?

    А если ее нет, значит, речь шла о другой логике. О логике простой — чуть-чуть там пошалить, и на этом сбить рейтинг Путина, который был поднят на фантастическую высоту в момент Крыма. Рейтинг сбить, там погулять, возможно, и экономически небезвыгодно или как-то, и дальше спокойно уйти на территорию с репутацией жертвы предательства, героя, и всё прочее. И начать на территории так или иначе резвиться, получится — в таком полувоенном варианте, не получится — в каком-нибудь политическом.

    Но тогда надо понимать, что это буквально договор с «Правым сектором». Потому что «Правому сектору» нужно было только одно — чтобы под этот маленький кипиш начать работать «Градами». И «Градами»-то они работали не по принципу максимального количество смертей (когда установки «Град» или «Ураган» отрабатывают по полной — домов нет, там не пробоины), а по принципу максимального количества убежавших. Здесь показывают страшную картинку, там видят, что куда-то попал снаряд, и бегут. ООН сообщает уже о миллионе, а это значит, что надо умножить цифру сразу на два. Так это и есть мечта «Правого сектора»: согнать с востока Украины омоскаленых «негодяев» и получить, наконец, «правильную» Украину. А русским подарить два или три миллиона беженцев, которые будут их проклинать.

    Так эта прогулка-то самостоятельная? В этом была цель? Либо крымский сценарий: капкан захлопывается, Россия непрерывно осуществляет некие операции, которые получают соответствующую оценку уже и ООН и всех. Мы знаем, что Израиль некоторые территории определенным образом присоединил, и мы видим, что сейчас происходит. Швеция уже оказалась в числе стран, которые осудили Израиль. Израиль отозвал из Швеции посла. Процесс пошел, как говорил один наш политик.

    Либо нужно чуть-чуть всё это показать, «потанцевать», покрасоваться, что-нибудь подсобрать, дать этим украинцам возможность отдуплиться по-настоящему, согнать людей, а самому уйти с репутацией. Но это же мерзко! И возникает естественный вопрос: а как, в принципе, с этой мерзостью люди живут?

    Теперь по поводу этих высказываний и всего, что здесь происходит, и мировой политики. Как вы знаете, в Польше прошли достаточно радикальные манифестации такого нацистского свойства, и они будут продолжаться, и происходить сейчас всюду. Потому что имеет место трагически бесплодное явление под названием антиглобализм. И суть этого явления заключается в том, что на почве «анти» собираются люди с несовместимыми идеологиями, ненавидящие друг друга гораздо больше, чем глобализм.

    Первый раз на эту тему я выступил в 1994 году в Греции, на форуме антиглобалистов, где сказал сразу: «Нельзя быть „анти“, только „анти“. Утвердите что-нибудь кроме „анти“».

    Когда «Золотая заря» и более радикальные организации объединяются вместе с коммунистами троцкистского толка ради того, чтобы вместе бороться с глобализмом, то рано или поздно одна из этих двух сил перегрызет другую вместе с глобалистами. И понятно — кто. Это происходит в двух вариантах. Первый вариант — дуплетом. То есть сначала побеждают либералов — и тут же фашисты уничтожают всё это красное охвостье. Либо это происходит путем перебегания фашистов, быстрого, к либералам — и нанесения совместного удара по этому красному. Мы же это всё проходили в Италии. Все эти «красные бригады», вся эта «стратегия напряженности». Она всегда строилась на этой двусмысленности. Встраивание фашистов в ряды левых движений, после этого — с разрешения разного рода безумств от лица левых движений — уход в сторону и совместный удар по левым движениям. Это всегда было.

    Но главная-то трагедия состоит в том, что левые движения не могут определиться. Антифашистский фронт нормального типа невозможен потому, что нет коммунистических партий классического советского образца, или они совсем мхом поросли.

    Невозможно создать советский коммунистический вариант, который был бы лишён апофеоза гомосексуализма, проповеди ювенальной юстиции и всего прочего. Который бы на человеческих ценностях базировался. Наша задача: перед осуществлением синтеза показать, что такое стандарт коммунистического движения в XXI веке. Это по-прежнему вот эти полутроцкистские развлечения с какими-то непрерывными раскрашенными хипстерами, основанные на непрерывных поруганиях религии и всех традиционных ценностей, на каком-нибудь Нью эйдже, на всём прочем. Но если это представляет собой коммунизм XXI века, то спасибо, я не хочу!

    Сразу по двум причинам. Во-первых, это ничего не дает, это всегда будет провально, и это создает модель мира, в которой нельзя жить. И тут все справедливые упреки в том, что либерализм и вот этот полутроцкистский вариант коммунизма будут соединяться на почве общей ненависти к этим классическим ценностям, — он совершенно правильные. Но нельзя же окостенеть в какой-то сталинской модели, и заучено повторять слова того, что уже проиграло. У нас у всех, если мы верны коммунистическим ценностям, есть один грех — это проиграло. И в своем проигрыше привело к распаду России. Как можно этого не видеть? Как это не могут ощущать члены пленумов и съездов, голосовавшие за Горбачёва или члены партии, выбиравшие членов пленумов и съездов, голосовавших за Горбачёва? Не было XXVIII съезда? Мне приснилось всё, что там говорили?

    Значит, есть величие сталинского пути, величие Революции, величие Великой Отечественно войны, героических периодов, но есть же и другое — вот это. Как оно есть и за царизмом. Поэтому ни белые, ни красные не могут сейчас надувать щёки и говорить: «Да, у нас всё в шоколаде, идите за нами». Потому, что и те, и другие, и третьи оказались на руинах.

    Нужна фундаментальная именно метафизическая ревизия того, что происходит. И конечно, там возникает метафизический вопрос просто потому, что метафизика (и это я просил бы даже запомнить), — это ядро философии, и ничего больше. И когда вы теряете в этой философии всё, что можете поставить над собой, то рано или поздно обнаруживается одна метафизика — метафизика воли к власти. Тут Ницше был абсолютно прав. Если вы ничего над собой поставить не можете, и ценности должны обосновывать собой, а не тем, что стоит над вами, то вы обязательно придете к нигилизму. А нигилизм в его завершении есть метафизика воли к власти и ничто больше. И Ницше и писал об этом, книга его не завершена, собирали ее родственники, которые мало что понимали в философии.

    Читать это трудно, про волю к власти. Но Ницше прямо говорил: «Вся история западной метафизики есть история движения к нигилизму, то есть к воле к власти». Всё.

    Но если люди начинают жить в метафизике воли к власти — они же не в пустоте живут, они не могут в ней жить, значит, они живут в этом, — то понятно, как они живут. Дело даже не в том, что они живут по-фашистски, дело не в том, что они живут в вечном возвращении, дело не в том, что они живут вне гуманизма, — дело просто в том, что (они же не космос будут дальний штурмовать) они будут наращивать и наращивать эксплуатацию друг друга ради власти, не ради денег, а просто ради власти. И это превратится в такие формы деспотии, по отношению к которым египетские фараоны, и вавилонские деспоты, и любой Гитлер покажутся еще раем.

    Значит, самая главная задача гуманизма в XXI веке — преодолеть эту тенденцию к нигилизму и соответственно к воле к власти. Это фундаментальнейшая человеческая проблема. Она не может быть сведена к вторичной религиозности людей. Никто не собирается лишать религиозных людей этой религиозности. Но никто не может и навязать ее, и нет силы в XXI веке, которая способна ее навязать. Значит, это нужно в многомерном пространстве решать. Это колоссальной мощи проблема. Если эту проблему не решить — всё кончено. Двадцать лет максимум. И все, что мы видим, всё, что происходит в мире, — это и есть реализация этой воли к власти. Это и есть беснование в отсутствие чего-то, что можно поставить над собой, и себя, зуд свой, утихомирить.

    Как можно не видеть этой проблемы, когда мы вот так вот, вплотную подошли к ней? И здесь вопрос заключается в том, как Россия готова решать, какие она готова давать ответы, к чему приведет этот синтез. И я рискую сказать, что по большому счету элита европейского мира христианской не была никогда. Никогда элита европейского мира христианской не была: ни в XI веке, ни в IX, ни в XIV. Всегда эта элита была другой, и о каких там греках идет речь, о каком Риме там идет речь — там глубокие корни. Народ был христианским. Элите приходилось с этим считаться. Но называть Данте христианином я не берусь.

    Это еще не значит, что он плох или хорош, я просто хочу сказать, что путь дехристианизации привел к пути дегуманизации, и соответственно, есть вызов. И вопрос об антифашизме заключается в конечном итоге в том, какие гуманистические идеи выдвинет Россия в XXI веке, сможет ли она заново гуманизм чем-то наполнить, в том числе идею свободы. И в этой ситуации призывать к дегуманизации, к крепостным вещам, к тому, что граждане — это плохо, а все должны быть подданными, может только сумасшедший или те, кто работают вместе с порабощающим Россию Западом. Вместе создают модель идеального раба. Так над чем мы должны работать с этими семьями, для которых Французская революция тоже плоха? Над моделью идеального раба для будущего господства? Что предлагает нам Лотарингский дом в лице данных «товарищей» в кавычках? И какой консенсус подписывается? Вот этот консенсус Великого Инквизитора, который мы обсуждали? О нем идет речь?

    Значит, главное, что сейчас важно, — это, проведя вот эту черту, провести черту другую [показывает на схеме]. Черту, что мы действительно, твердо и в силу многих причин стоим на антифашистских позициях. Но если мы на них стоим, то мы не можем в это антифашистское ядро, для которого главный праздник — это 9 мая, включать откровенных фашистов. Пусть покаются, пусть отрекутся, пусть скажут, что у них духовный кризис, что они всё пересмотрели. Никто же, ни одна из этих особей, не хочет ничего другого. Они все гордятся. Они все хотят сочетать свои славословия Гиммлеру и вот этот, так сказать, русский патриотизм и русский мир. А это невозможно. Как невозможно и вот это [показывает схему — с РПЦЗ].

    И второе. Рано или поздно это придется дополнить идеей действительно гуманизма, действительным ответом на вопрос «что такое гуманизм в XXI веке?»

    И либо Россия признает, что метафизика Запада — это последовательный путь к нигилизму и воле к власти, а метафизика России — это нечто другое, и мы отвечаем на этот вопрос. Либо мы должны уравняться с ними в этой метафизике и тогда — ну что, русская воля к власти против украинской? Ну, так это уже и говорил Просвирнин-то: «Нет никакой войны с фашизмом. Есть два национализма». Но русские так не могут и не хотят.

    И, наконец, последнее, что говорится: «Да, это всё поросло мхом, всё вот это мессианское, всё это ищущее глобальных смыслов, всё это алчущее каких-то новых ответов на глобальные вызовы. Есть просто такое тупое националистическое молодое стадо и какие-то архаические, доживающие свою жизнь люди».

    Все, здесь находящиеся, молоды (максимальная часть, кроме меня) и, вообще-то, нацелены в будущее. Вокруг существует большая порция людей, которые преисполнены вот этого русского желания иметь глобальные ответы, идти до конца, иметь сложность и всё прочее. И все эти люди должны, обязаны и могут стать новой патриотической интеллигенцией в России. И в этом смысле разговоры о том, что всё кончено и есть какая-то националистическая или западная креативная молодежь и больше ничего нет, — они абсолютно лживы. Потому что они должны отрицать наличие здесь собравшихся, а также собравшихся по всей стране. А они есть.

    И поэтому после каждого нашего очередного разговора на сложные темы они вздрагивают. Потому что они видят, что это есть. А после каждого смелого шага, в результате которого их планы оказываются поломанными, они орут, что это слилось, слава богу, слилось.

    Пусть они твердо понимают, что не намерено это никуда сливаться. Оно растет, крепнет и твердо знает, чего оно хочет. Оно хочет этого [показывает на схему] разделения, и оно твердо знает, что находится здесь. Оно хочет этой дефашизации как настоящей, оно отказывается от этих моделей, которые абсолютно бессмысленны. Оно прекрасно понимает, как это все происходит в действительности, и, конечно, хочет хотя бы революции сверху, а не каких-то там катастроф, но прекрасно понимает, что если катастрофа произойдет, то дальше надо что-то собирать. И оно, конечно, в этом смысле хочет выйти за рамки того, что было названо антиглобализмом, и выдвинуть новую парадигму гуманизма, причем такого широкого и включающего в себя и религиозных, и светских людей для XXI века. К диалогу на этой основе, весьма судьбоносному, мы, конечно, приглашаем всех.

    А теперь обратите внимание, что произошло с «Русскими маршами». Один из этих «Русских маршей» просто превратился в украинский. В украинско-нацистский. Это Демушкин и компания. А другой — ну, абсолютно не понятно, чего хочет. «Даешь монархию!» или что-то такое. Какую монархию? Кого? А третий является как бы официальным праздником — с шариками, лозунгами и единством сил. Значит, вопрос возникает следующий. Вот этот третий — он, конечно, наиболее могучий. Проблема-то выглядит как? Совсем не так, как сейчас... Скажем, «Суть времени» и какой-нибудь Просвирнин. Нету этих величин на большой стратегической карте! Нет.

    [Чертит схему.] Есть Запад. Есть российское общество. И есть власть. И всё. И больше ничего нет. Но борьба-то идет как? Запад, с одной стороны, завоевывает позиции в обществе, скупает, вербует эти позиции и так далее. И они нарастают. И мы это видим. Запад, с другой стороны, вгрызается в само это вещество власти, или элиты.

    Что, Малофеев не элита, что ли? И наконец, вот эти слои, подверстанные к власти, — они, конечно, сейчас стихийно, в условиях такого вызова выходят в левоцентристскую позицию. У них нет больше другой возможности. Но на сегодняшний день эта позиция невероятно вялая. И как только здесь будет набрано достаточно, для того чтобы с нею разобраться, произойдет то же самое, что происходило с позицией тех слоев, которые примыкали к Януковичу, с «Оплотом». Тем харьковским и всем остальным, к «Партии Регионов».

    Значит, вопрос заключается не в том, что ужасно не устраивает такой расклад сил и все прочее, а в том, что сделать с тем, чтобы этот левый центр приобрел мобилизационный концептуальный характер, и что произойдет, если он вместо этого начнет разваливаться. Значит, либо его существенная модернизация, в виде какой-то коалиции сил и так далее, стоящая на гуманистической позиции, либо готовность к тому, что в случае его развала придется выдерживать очень большую нагрузку единой коалиции прозападных сил как в духе правого центра, так и в духе всего остального — и Запада. И эта нагрузка будет очень велика.

    Прекрасно разбираясь с собой, укрепляясь и наращивая интеллектуальный потенциал, движение «Суть времени», конечно, не готово к тому, чтобы столкнуться с этой ситуацией. Сегодня. Но история не ждет, пока кто-то там к чему-то приготовится, история предъявляет вызов. И либо люди этот вызов принимают и на него дают адекватный ответ, либо они уходят в небытие — в данном случае, возможно, вместе со страной. А поскольку никто в небытие не хочет, то значит, единственное, что нужно обсуждать — это то, как же ответить на это адекватно.

    Еще хочу сказать, что в Испании, например, вопрос об этом антиглобалистическом единстве крайне правых и левых сил встал сейчас очень остро. И вот именно это и привело к тому, что какая-то часть профашистких движений в Испании, заявившая о том, что она желает некоего синтеза с движениями левыми, оказалась этими левыми движениями отторгнута. Потому что испанцы хорошо помнят, что это такое. Немцы и французы — хуже. Тут, я вам говорю, идет мировой процесс. Процесс размежевания «новых правых» и «новых левых» идет повсюду. Левые могут соединиться с центром, если они левые, им нужен новый центр, для того чтобы он был достаточно стойким. Но для того чтобы это все состоялось, сами эти «новые левые» должны понять, кто они такие, они должны перестать быть чуть-чуть глобализированным антиглобалистким «му-му». Многоцветным, капризным, молодежно-хипстерским. Они должны принести настоящую железную моральную силу. И если это произойдет, то я надеюсь, что за ними будущее в XXI веке, потому что другое будущее — это будущее такой вот оргии воли к власти. То есть такого фашизма, по отношению к которому, все имевшиеся ранее образцы будут считаться слабыми. И конечно, этот фашизм пройдет катком по России, первый, кого он будет уничтожать, — это Россия. Ее он будет уничтожать до конца.

    Чтобы не допустить этого, нужно иметь силы для того, чтобы не только на словах, но и на деле ответить на некий глобальный вызов. Частью которого является и финансовая война и всё остальное. Вызов этот примерно таков, как я его описал.

    Спасибо всем!