В середине июня 2014-го я уже принял для себя окончательное решение ехать в Донецк. Видно было, что там начинается серьезная война, и все сложнее стало наблюдать за этим со стороны. В батальоне «Восток» уже активно воевали мои друзья из Осетии, уже был злополучный штурм аэропорта. Внимание общественности уже было приковано к Славянску. «Русская весна» шагала широким маршем, казалось, еще немного — и еще одна часть Украины повторит судьбу Крыма. Все было духоподъемно в обществе. Росло понимание, что сейчас в Донецке творится история.
В этой ситуации Сергей Ервандович Кургинян принял решение открыть в Донецке гуманитарную миссию «Сути времени». На тот момент Донбасс стал испытывать большую необходимость в квалифицированной медицинской помощи военного характера. Планировалось открыть медицинский центр с передвижным госпиталем, по аналогу таких, как есть у МЧС, на базе КамАЗа. Такова была изначальная цель миссии «Сути времени» на Донбассе. Планировалось также создать информационный центр для сбора информации на месте. Война всегда полна слухов и ложной информации различного содержания, а надо было иметь более полную картину происходящего. Я на тот момент во все эти планы не был посвящен. Моя цель была защита мирного населения с оружием в руках. К тому же к украинским нацистам у осетин были свои счеты — большое количество нацистов воевало на стороне Грузии в 2008 году.
В батальоне «Восток» была большая группа осетин под командованием моего соседа из Владикавказа — Заура. К ним я и собирался примкнуть в Донецке. Так сложились звезды или обстоятельства, но Сергей Ервандович, после консультаций со всеми известными на тот момент полевыми командирами, гуманитарную миссию решил создать на базе батальона «Восток».
Сейчас мне хотелось бы вспомнить о тех нескольких днях, когда Кургинян приехал в Донецк. Кто мог тогда подумать, что они станут ключевыми во всей этой истории. Ничто не предвещало беды. «300 стрелковцев» героически накачивали энергией проект «Русская весна», ежедневно сбивали самолеты и жгли танки, Стрелков вещал о победах в своем знаменитом охотничьем камуфляже. Донецк воевал («Восток» уже держал оборону Саур-Могилы), Бородай правил, активно формировалось ополчение, уже пролилась большая кровь, но было ощущение, что еще чуть-чуть — и враг падет!
В то время Донецк был отрезан от границы с Россией. И чтобы попасть из России в Донецк, надо было ехать через Луганскую область. Сама дорога постоянно простреливалась. Никаких общих вооруженных сил ДНР тогда не было и в помине. Было много разрозненных подразделений, подчинявшихся лишь своим командирам и господу Богу, а больше никому. Поэтому даже такое небольшое путешествие, как путь из Ростова-на-Дону в Донецк, становилось очень адреналиновым приключением. Меня вообще удивило, что Кургинян пошел на подобный риск, ведь гарантировать его безопасность в данной ситуации вообще никто не мог. Ехали мы кортежем, две легковое машины и два больших самосвала, в кузове которых было еще порядка 20 хорошо вооруженных бойцов.
3 июля 2014 года на границе произошел интересный инцидент. Как такового пункта пропуска тогда не было, был какая-то будка со стороны РФ и ничего со стороны ЛНР. Молодой парень-пограничник не хотел Кургиняна пропускать. Я сказал, что он едет в батальон «Восток», на что тот возразил, что у Куриняна руки не как у солдата, да и не молод он уже, чтобы воевать. Потом подошел кто-то старший по званию и резонно заметил молодому человеку: «А на войне что, только стрелять надо? На войне надо еще и головой думать».
Стрелять — это действительно далеко не главное на войне, война — это наука, а порой и искусство! Молодой человек до конца не понял, что ему сказал старший, но нас пропустил.
По дороге я спросил у С.К., зачем он так рискует? Он сказал, что тут назревает что-то очень нехорошее. И он до конца не понимает, что именно. Просто, говорит, бывают моменты, когда понять до конца не можешь, но что-то чувствуешь. Рассказывал, что был у Фиделя Кастро телохранитель, с которым привелось ему познакомиться, так тот видел опасность в цвете — как будто воздух окрашивался в некие цвета во время опасности. Это своеобразная интуиция, проявляющаяся в виде неких образов, в данном случае визуальных. С такими тревожными настроениями он и приехал в Донецк. Вроде все шло хорошо, но что-то было не так.
4 июля в Донецке С.К. очень радушно встретил Александр Ходаковский, «Скиф», как все его звали (уже было принято обращаться по позывным, а не по именам — война). Было много бесед, Скиф удивил меня тогда, он оказался очень эрудированным и начитанным человеком, любил Вебера, Шопенгауэра, хорошо разбирался в философии и религии. Было интересно слушать их беседы с Кургиняном, свидетелем которых, на протяжении этих дней, нам с «Вольгой» и «Николаичем» приходилось быть не раз. С.К. тогда, помню, высказал Скифу свои опасения по поводу Стрелкова, что тот может оставить Славянск. Скиф, конечно, не поверил, как и мы все. Оснований особых к этому на тот момент не было.
В первый же день мы осмотрели помещение под госпиталь — это была какая-то частная клиника, хозяева которой сбежали в Киев, закрыв ее. Вольга предварительно осмотрел много помещений под госпиталь, но, по его мнению, эта больница была наиболее оптимальна по всем необходимым параметрам. Туда мы и приехали, в ней же сразу решили собрать пресс-конференцию, которая прошла в тот же день. Журналистов было немного. Во-первых, на организацию было мало времени, во-вторых, и журналистов в воюющем городе на тот момент осталось мало. Это была первая пресс-конференция. Знаменитая пресс-конференция с Павлом Губаревым была второй. А тогда все прошло мило и чинно.
На следующее утро, 5 июля, приехал взбудораженный Скиф, сказал, что Стрелков оставил Славянск и едет в Донецк. Этого поворота сюжета не ожидал никто, хотя С.К. предупреждал об этом. Ситуация в городе сразу поменялась. У многих началась паника, ведь все прекрасно поняли, что Стрелков своим «кутузовским маневром» не только сдал несколько городов, но и открыл украм прямую дорогу на Донецк. Положение в городе вот-вот могло стать критическим. Ополчение стало готовиться к городским боям и штурму Донецка.
Именно в тот момент Кургинян и начал давать свои интервью по телефону, которые сразу выкладывали в интернет. Нужно было прорвать информационную блокаду и задать один простой вопрос: зачем Стрелков сдал Славянск и другие города? Тогда же, находясь на одной из баз «Востока», С.К. решил, что надо давать каждые два часа видеообращения в эфир, в общем, начать информационную войну!
Как сейчас помню самое первое интервью, которое пришлось мне записывать, — мне, потому что было больше некому. Камера совершенно случайно у меня оказалась, я ее даже в руках держать не умел — по телефону товарищи из Москвы объясняли, куда нажимать. На единственном диване, где было удобно сидеть и говорить, так как больше приличной мебели не было, спал Заур. Его пришлось поднять, всех из комнаты выставили, и С.К. начал говорить.
Знаете, когда находишься внутри процесса, трудно осознать масштабы происходящего, всегда погружен в какие-то мелочи. Сейчас понимаю, насколько всё было экспромтом, в каком стрессовом состоянии тогда все находились. Огромного труда стоило С.К. тогда удерживать ситуацию в формате здравого смысла и трезвости. Камерой я пользоваться не умел и те первые интервью, с технической точки зрения, выглядят очень плохими. Но важна была не форма, а содержание. Как сказал С.К., «мы должны начать их долбить, долбить, пока у них не сдадут нервы. Ты спрашивал, что такое информационная война? Вот она! Сейчас информация сильнее любого оружия, только с помощью нее можно переломить ситуацию». И пошли те, ставшие уже знаменитыми, интервью. Плохо снятые, но оказавшиеся, как нельзя, своевременными!
Наши московские товарищи постоянно отслеживали реакцию на заявления С.К. Сказать, что это было кошмаром, значит не сказать ничего. Среди тех, кто мне названивал, были даже некоторые члены СВ. Они говорили, что мы негодяи, клевещем на солнце «Русской весны», великого полководца и т.д. И это говорили не сторонние люди. Интернет и все информационное пространство, на тот момент были заняты силами, нанятыми для раскрутки проекта «Стрелков». Сходили в безумном экстазе все — блоггеры, журналисты, просто разного рода эксперты. Представить весь вал критики и проклятий, который на нас обрушился в тот день, сложно.
И в этой ситуации повального психоза — как снаружи, в информационном пространстве, так и на нашей базе «Востока», где мы жили, — С.К. оставался спокойным, как удав. У меня даже возникло ощущение, что весь это негатив, вся эта энергию проклятий, посылаемая в его адрес, она его не подавляла, а, наоборот, делала сильнее. Негатив шел со всех сторон, Вольга совершенно резонно считал, что С.К. хотят убить, он с «Николаичем» не отходили от него даже на базе.
Тогда же на базу, где мы жили, поселились ребята, человек 200, которые были в Славянске под началом Стрелкова. Они сказали, что он их предал, и решили перейти в состав батальона «Восток». Интересный момент: в шевронах некоторых из них были обнаружены странные жучки или маячки.
Именно от них С.К. получил много интересной и подробной информации по поводу того, что там происходило в последние дни: как выходили из Славянска, какие были потери и все остальные подробности, которые С.К. потом часто озвучивал в разных интервью.
На следующий день произошла та самая знаменитая пресс-конференция Кургиняна, взорвавшая информпространство не только в Донецке, но и по всей России. Ребята из СВ Донецк были на связи с местными журналистами, они попросили прокомментировать ситуацию, которая кардинально изменилась за сутки. Мы понимали, что там будет какая-то провокация, но С.К. решил во что бы то ни стало на пресс-конференцию пойти. Честно говоря, мы считали, что Стрелков туда сам приедет. Но он послал Пашу Губарева и некого господина из своего штаба.
Ситуация в Донецке обострилась, и я попросил Скифа, чтобы он осетинам поручил охрану С.К. — не в обиду, конечно, никому, но тогда вообще было плохо понятно, где там свои, а где чужие. Война гражданская, два брата могут воевать по разные стороны — или отец и сын (такое я тоже встречал, как в «Тихом Доне» Шолохова). С.К. непосредственно охраняли Вольга с «Николаичем», а группа осетин был передана в их распоряжение. Пресс-конференцию назначили там же, где и прошла первая, в больнице, в которой планировалось делать наш госпиталь.
Приехали мы туда заранее, туда же подъехали наши товарищи из СВ-Донецк. Журналисты пришли практически те же, что и в прошлый день. Через какое-то время пришли Губарев сотоварищи, с ними пришли корреспонденты «Лайф Ньюс». Они тогда работали с проектом «Стрелков», занимались его информационным сопровождением.
Саму пресс-коференцию в полном объеме можно посмотреть в ютубе, если, конечно, еще не видели.
Паша тогда показал себя во всей красе, складывалось ощущение, что он находится в немного странном психофизическом состоянии. Чем оно было продиктовано, мне не ведомо — может, стрессы, может, слишком крепкий кофе, но вел он себя странно и как-то хамовато. Он почему-то считал себя в тот момент хозяином положения. Все это представление явно преследовало некую цель. Мы потом узнали, что его послал туда Стрелков, чтобы Паша в грубой форме привел к нему С.К. По поведению Паши было видно, что готовится провокация. Постоянно ходил туда-сюда некий господин, как мне его представил Газетчик, некий дугинец. Дугинцы тогда тоже были частью проекта «Стрелков», по крайней мере, всячески позиционировали себя в данном качестве. Когда он третий раз прошел мимо меня, я вышел за ним на улицу. На мою просьбу, что не надо вести себя так по-хамски на этом мероприятии, он мне ответил: «Скоро вам пи.... Будет» и странно так улыбнулся.
Егор-Вольга был на улице, он понял, что что-то назревает. Зауру сказали, чтобы он на всякий случай приготовился к встрече «гостей».
На крышу пошли снайпера, пулеметчики заняли позиции на третьем этаже. В общем, вечер переставал быть томным. «Волк» занял свою позицию непосредственно между С.К. и представителями Стрелкова и если бы они дернулись, он получил команду открывать огонь на поражение.
Кульминацией всего этого действа стало то, чего так ожидали Губарев и его товарищи — приехала их поддержка, на двух микроавтобусах, с вооруженными людьми и приказом привезти С.К. к Стрелкову силой. Об этом шепнул господин дугинец на ухо Паше. Я стоял рядом с Пашей, за камерой, и всё это наблюдал. В конце концов, он дал знак, что все приехали. Тут же у Паши началось обострение, по их сценарию, перед камерами. Они должны были унизить каким-то образом С.К., и с группой поддержки из прибывших бойцов увезти его к Стрелкову то ли для последующего публичного унижения, то ли еще для чего-то. Но бойцы оказались не очень бойцами, и, поняв, что без жертв им свое предприятие осуществить не удастся, ретировались.
Перевозбужденный Павел постоянно смотрел на двери в ожидании поддержки, а ее все нет и нет! В какой-то момент они осознали, что всё пошло не так. Для полноты ощущения, Заур крикнул на весь зал: «К бою!» Все дружно передернули затворы и сняли оружие с предохранителей. Журналисты, пришедшие для того, чтобы стать зрителями шоу по публичному унижению С.К., вдруг, неожиданно для себя, сами стали участниками небезопасного представления. Чего можно ожидать от этих вооруженных небритых парней, они плохо понимали... Самым спокойным там тогда был Николаевич, мирно за всеми наблюдал. Его спокойствие, как я узнал со временем, это спокойствие хищника, готового в любой момент к прыжку.
Ребята и Губарев поняли, что помощи не будет, и стали уверенно отступать. Знаменитый «кутузовский маневр» — уйти с достойным выражением лица.
После пресс-конференции мы сразу уехали на базу. Туда же приехал Скиф, Александр Захарченко и «Дикий», нынешний министр МВД. Собрались обсудить совместные действия в свете такого неожиданного поворота событий, как отступление Стрелкова и его попытка похищения Кургиняна. Воздух в помещении был наэлектризован. Никто не знал, как быть дальше. Дело не в том, что кто-то испугался Стрелкова и его армии. В то время, объединив силы, да плюс Безлер, со Стрелковым можно было справиться. Но подобное развитие событий была на руку только украм. Стрелков уже грозил местным командирам ополчения некими расправами, чем, понятное дело, вызвал лишь агрессию в свой адрес. Все командиры решили объединиться против него, в случае силового варианта развития событий.
С.К. на этом совещании пытался успокоить и призвать к холодному разуму. Главное, что вызывало обеспокоенность, даже не Стрелков и его армия, а то, кто дал ему команду уходить из Славянска. На тот момент уже все понимали, что Донецк — это промежуточная остановка, и отходить он намерен дальше, сначала в Снежное, потом в Россию. Остальные командиры были местные, и сдавать так легко свои родные дома они не собирались. Но они недоумевали, думая, что Стрелков получил команду из России. Соответственно, это означало, что Россия сдала Донбасс, иначе как было объяснить этот нелогичный отход. Складывалось впечатление, что проект «Русская весна» закрыт.
Стрелков был символом этого проекта. Так он себя и позиционировал. Говорилось, что надо чуть-чуть напрячься — будет крымский сценарий, и операция «Вежливые люди 2.0». Командиры ополчения на тот момент были люди, плохо разбирающиеся в тонкостях российской политики. Они верили Стрелкову, верили, что будет силовая помощь из Москвы. Была тогда у них еще некая наивность, которой и воспользовался Стрелков. Точнее, даже не столько он, сколько авторы проекта «Стрелков». Вот с этой политической наивностью С.К. приходилось работать, и общаться с командирами надо было предельно деликатно, так как они-то не считали себя людьми, наивными в политике.
У меня все сильнее создавалось ощущение, что мы без ведома влезли в чью-то крупную игру, влезли активно, и все участники игры, тайные и явные, были от этого в замешательстве. Они не поверили бы никогда, что С.К. приехал в такой момент сюда случайно. Они были уверены, что он посланник одной из башен Кремля. Соответственно, воспринимали его приезд как мессидж от определенных провластных кругов России. Они ждали от него каких-то слов, звонков, помощи в правильном принятии решения. И он говорил, успокаивал, объяснял.
И во время всего этого сумасшедшего дня мы регулярно записывали видеообращения и заливали их в сеть. Интернет гудел! Что мне пришлось наслушаться тогд в свой адрес от своих друзей и товарищей, даже писать не хочется. Но это тот случай, когда верна поговорка: «Делай, что должен, и будь что будет!».
Это был очень долгий день, насыщенный эмоциями, страстями и много чем еще. Когда мы расставались, С.К., прощаясь, сказал:
— Знаешь, я бывал в разных горячих точках. Самая серьезная ситуация была в Таджикистане. Но здесь оказалось все хуже! Там полевые командиры были предсказуемы, а тут Стрелков полностью в неадеквате, к тому же пока не ясно, кто его дергает за нитки. Всё сейчас кругом пропитано безумием, ты разве сам не видишь?
— Вы думаете, что Вас могут убить?
— Если он меня не убьет сегодня ночью, то всё, можно считать, мы победили.
Я не видел, чтобы С.К. готов был умереть сегодня. Что-то неуловимое придавало в этом уверенности. Мы все умрем, обязательно, но не здесь и не сейчас!