виртуальный клуб Суть времени

Ссылка на youtube, файлы для скачивания – в полной версии новости.

Смысл игры - 102 from ECC TV .

Скачать файл.avi (avi - 937 Мб)
Звуковая дорожка, файл.mp3 (mp3 - 143 Мб)
Версия для мобильных устройств, файл.3gp (3gp - 155 Мб)

Youtube
 

Пресса полна просто разговорами о тех или иных переворотах, сбросах... [Достаёт из папки пачку распечаток] Ну, просто я хочу показать, сколько примерно материала связано с тем, как именно будут сбрасывать Путина, осуществлять сдвиги туда, сюда и так далее. Чтобы не было какого-то ощущения, что я размышляю на эту тему кощунственно. [Смех в зале]

Я хочу сказать, что на нее размышляют все американские газеты, Ассошиэ́йтед Пресс (Associated Press), «American Interest», Стратфор (Stratfor) и все прочие. Все они делят его людей, обсуждают, кто кому там тетя, кто когда был охранником, этот тульский губернатор, не тульский губернатор, кем он был тогда-то... Всё это делается поразительно неточно. По отношению ко всему, что там рассказывается, это просто какие-то такие... тоже какие-то разочарования мои в компетентности американских крупнейших изданий. Потому что всё-таки, в конечном итоге, если уж так хочется, то рано или поздно можно было бы построить нормальную картину процесса. Потому что существующая картина процесса абсолютно не имеет никакого отношения к тому, что происходит на самом деле. Ни по одному из ключевых параметров, так сказать, ничего нет общего между тем, что написано в этих десятках статей (суперкомпетентных, авторитетных и всё прочее, пышущих одним желанием: вот сейчас это должно произойти, вот прямо-прямо) ― значит, это то, что есть некоторая группа силовиков, которая противостоит группе близких Путину бизнесменов, а также каких-то либералов ― но этого просто нет.

И я на этом клубе начал об этом говорить, я думаю, лет 7 назад. Это называлось «книга „Качели“». Когда перед тем как президентом оказался Дмитрий Медведев, в преддверии того, как он был выдвинут, вдруг произошла колоссальная сшибка между двумя группами одинаково близких Путину силовиков. Которое маркировалось арестом Бульбова, взаимными очень мощными осуждениями. И с одной стороны фигурировали фамилии Сечин, Дмитрий Иванов, а с другой стороны фигурировали фамилии Черкесова и тогдашнего начальника охраны президента Золотова. Этот конфликт выплеснулся в сотнях публикаций. Я говорю — в сотнях. Я, не желая тогда никак оказаться автором чего-нибудь такого, исходящего лично от себя, ― я просто подряд разбирал эти высказывания. Пакетами, пакетами. Снова и снова. Это была невиданная информационная война. Она окончилась сначала существенными потерями для того, что называлось «группой Сечина» ― Устинов ушел с поста генерального прокурора и так далее. А потом она кончилась отставкой Черкесова и всем остальным. Всё это было разменяно. Золотов тоже ушел в сторону. С этого момента стало ясно, что так называемая «чекистская группа», «чекистское сообщество», «чекистский клан» и всё прочее не существует как единое целое.

И я тогда же, открыто обращаясь ко всей этой очень болезненно воспринимающей любые открытые обращения среде, ― я говорил: «Чекисты, вы сошли с ума. Вы просто повредились. Потому что единственный способ каким-то способом оказаться в рамках системообразующей группы — это сохранить абсолютную внутреннюю монолитность. Что вы делаете? Вы не понимаете, что это называется банальной разводкой, что это не может кончиться ничем, кроме последовательной диссоциации всех групп, входящих в это сообщество? И так далее и тому подобное... Вы что — дети?»

Ну, в ответ было такое какое-то не очень внятное бурчание, не сулившее мне ничего хорошего. Ну, вот стою перед вами. Как говорилось в песне Галича: «Стою я перед вами, словно голенький»... И, значит, прошло с тех пор много лет. И все эти годы маркированы такой же борьбой в пределах того же сообщества. И совершенно понятно, что оно только все больше и больше диссоциируется на группы. Потому что тогда же я сказал, что никакое кшатрийское сообщество, т. е. сообщество людей, занятых вот этими более или менее силовыми операциями... В конце концов рыцари «Плаща и кинжала» ― это тоже рыцари, да? И не надо мне говорить о том, что там далеко не все — рыцари, и далеко не у всех есть кинжалы, а также плащ. Я это сам хорошо знаю. Я говорю о том, что если это все каким-то способом тем не менее описывать в каких-то обобщенных выражениях, то это действительно вот такое сообщество кшатрийское, да? Оно никогда не может существовать и не может быть устойчивым, если нет брахманистского слоя. Я всегда настаивал на том, что все эти кастовые метафоры мне близки не как какие-то идеальные формы устройства общества, что я <не> хочу поделить его на касты и вернуться к какому-то непонятно какому гипер-сословному существованию общества, которое в России и невозможно, и нежелательно, и ни к чему не приведет. А просто... Ну, действительно, такие метафоры могут многое разъяснить. Вот это кшатрийское сообщество, оно само по себе, когда этих брахманов скидывает (любых), ― оно после этого начинает диссоциироваться на группы. Там нет ничего, что может его удержать.

Как говорил Раскольников: «Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку!»

— / Федор Михайлович Достоевский / роман «Преступление и наказание»

Убив КПСС и не выдвинув ничего вместо КПСС, кшатрийское сообщество, вот это КГБ эпохи Андропова (это именно оно и делало вместе с другими группами) ― оно оказалось без смыслов. Потому что ему казалось, что оно без этих смыслов спокойно проживет. Система вертикально-идеологическая будет заменена на систему матричную, где будет много идеологий, и все они будут контролироваться из одного ведомства — спецслужбистского. И там будут кричать спецслужбистские демократы, спецслужбистские коммунисты, спецслужбистские патриоты ― все вместе. Матричная система будет это все собирать. Будет такой капитализм, а внутри него будет вот такой железный кулак. Но он же не может вот так распадаться.

Потому что регресс вот этого брахманизма коммунистического (сколь бы он ущербен ни был, но это была идеология единая) вот к этому кшатрийскому существованию, дальше неизбежно приводит к регрессу от кшатрийского существования к существованию вайшьев, то есть торговцев. И совершенно ясно, что все сообщество (как, не помню уже кто сказал, но мне это понравилось в любом случае) состоит из представителей кшатриев, которые обнаружили, что их подлинное призвание — бизнес. И тем самым еще на шаг спустились вниз. Они превратились в следующий пласт этого сообщества. Соответственно, как только они обизнесились (они могли принимать любые подарки любого размера, но они же решили перейти к другим формам существования), они еще сильнее столкнулись на поле интересов.

«В картишки нет братишки»

— / Карточные присказки и поговорки /

И эта вся диссоциация произошла достаточно сильно. Это одна сторона картины.

Вторая сторона. Никогда в пределах разумного будущего нашего армия (сейчас подробно обсуждается, как именно менялся начальник ГРУ, какие именно варианты этого начальника ГРУ могли существовать, и кого тем не менее выбрали. Выбрали того, кто умеет оценивать стратегическую информацию. Понятно, какой тезис... И это ― новое направление работы. Короче говоря... Почему новое? Это всегда должно быть главное направление. Но понятно, что говорилось о том, что направления были другие) ― никогда эти ведомства не объединятся с тем, что мы условно называем штатской политической полицией. Не было этого в истории Российской Империи.

Для того, чтобы это объединилось, должно было существовать что-то, что стоит над этим. И оно это между собой связывает и гасит конфликты, и управляет. Сейчас этого начала неличностного (личностное — это, конечно, Путин) ― а неличностного начала просто нет. Нет института, способного связать между собой эти противоречивые интересы. И поэтому, когда говорят: «силовики» (американские, например), ― ну это же смешно! Это минимум 7-8 сильно между собой конфликтующих социально-элитных групп. Сами они по себе. Когда опять-таки говорят, что есть единая группа близкого к Путину бизнеса, это тоже достаточно смешно.

Как, впрочем, смешно и то, что в стране первоначального накопления кто-то считал, что могут не формироваться эти приближенные группы. Все метафоры условны, но Петр I должен кому-то отдать военные подряды. Но он же кому-то отдает. Он более-менее хочет знать, что эти люди, кому он отдает, его опорные. И что он что-то получит. Ну возникают все эти Меньшиковы, Демидовы... Я не буду перечислять. Но возникает какое-то количество очень разных людей, иногда даже близких к старообрядческим, которых он выбирает для того, чтобы через это дело каким-то способом проводить свою экономическую политику.

Но это так делается всегда, когда капитализм носит ускоренный первоначальный характер. Поэтому разговор о том, что эти группы есть — смешной. Их не может не быть. Их не могло не быть, и они, естественно, существуют. Но их опять-таки нет в той гомогенности, о которой шла речь. Потому что если бы эта гомогенность была, то не было бы очень многих конфликтов последнего времени, включая обыски у руководителей ключевых пиар-агентств, близких к тем или иным информационным агентствам, и т.д. Которые просто маркируют собой некий вопрос, а не являлись ли определенные кампании, ориентированные против ближайших бизнесменов, плодом творчества других столь же близких бизнесменов, находящихся буквально в двух миллиметрах друг от друга. И относящихся к одной и той же генерации.

То есть реальная элитная матрица, которая существует, ― она, предположим, раз в сто сложнее тех, которые описываются в ключевых американских изданиях, или же в каких-нибудь статьях типа «Путинское политбюро» и т.д. Всего этого просто нет. Там есть совершенно другой запутанный сложный расклад. Я не говорю, что его не существует, но он очень сложный, очень запутанный. Именно в силу своей сложности и запутанности, а также специфических свойств данных всех товарищей (в кавычках, а может и без кавычек, уж не знаю, кто их них как — хранит партбилет, или не хранит партбилет, ― это их личное дело), я сейчас не очень хорошо понимаю, что такое элита КПСС. И можно ли ее назвать КПСС, потому что то, что называли деньгами партии, кланами партии, на самом деле сейчас очень далеко от партии, от идеологии, от чего угодно еще.

И, видимо, это началось еще до того, как распался Советский Союз. И даже до того, как умер Сталин. Это истории длинные. И не было бы этих историй — жили бы мы в Советском Союзе. Так что кто там товарищ, кто господин — я не знаю. Но я просто знаю, что все это — безумно сложная история с людьми, которые в силу своей ментальности, в силу своих внутренних несочетаемостей, организации мышления (они специфически по своему мышлению ― оно сдвинуто по отношению к тому, что люди представляют, очень сильно центрировано на каких-то вопросах, которые кажутся неважными, и совсем не центрировано на том, что касается важного) ― они не могут поднимать никакие мятежи. Это не тот случай. Это не английская аристократия, связанная одними узами, и не какие-нибудь там масонские объединения или орденские «Опус Деи» и так далее. Этого всего нет. Это достаточно вязкая каша.

А почему американцы возлагают всю надежду на эту кашу и так сильно ждут того, что вот именно она все отыграет? По двум причинам. Первая причина заключается в том, что они отчаялись получить то, что они называют оранжевой революцией. Они примерно понимают, что имеет место в обществе. Это нужно было быть такой, как госпожа Собчак, чтобы прямо назвать свою революцию норковой. Это был счастливый день в моей жизни, я понял, что мне подарен невероятный подарок неслыханного размера. Я начал это дело отрабатывать, отрабатывать, отрабатывать... «Ах, вы — норковые, а мы — ватниковые» и т.д. Ну им бы увидеть это все вовремя, да? И осудить госпожу Собчак, сорвать с нее норку, сжечь ее на костре, одеть ватник, и что-нибудь еще. А они начали это сами, с невероятной исступлённой силой поддерживать. Они, когда поняли окончательно, что проиграли, потому что есть это путинское большинство, они называли его и «анчоусами», и «мухами вонючими», и бог знает еще как. Противопоставив себя, они прямо сказали, что они — элитное меньшинство. Они довели это до социального расизма преступного, то есть они единство рода человеческого стали отрицать. И сказать, что они — это одно, а это — другое. [говорит иронично, улыбаясь] Госпожа Латынина, которая, конечно... Нет большего знатока в сфере генетики, чем госпожа Латынина. Теоретической физики и так далее. Я помню... Ей принадлежит этот шедевр, что стрелка осциллографа колебалась на каком-то делении? Она этот осциллограф никогда в жизни не видела. Поясняю гуманитариям, что там, в общем-то, нет стрелки. Вот она также все генетические варианты разбирала и объяснила, что у нее ген высокоразвитого человека, а у сидящих здесь — ген обезьяны. Поэтому никакого единства вида тут по определению быть не может. Ну, уж если у сидящих здесь он какой-нибудь полуобезьяний, то у меня уже, очевидным образом, совсем. Потому что я не люблю Латынину. А про всех, кто не любит Латынину, известно, что у них ген обезьяны. А у всех, кто любит Латынину, у них ген суперчеловека. Это всё полосами целыми печаталось в ключевых либеральных изданиях. Потом возникла Украина. Они там доигрались до неслыханных мерзостей. Женщину, получившую чудовищные ранения, с оторванными ногами, они ее назвали «самкой колорада с оторванными лапами». Ну, то есть они уже дошли до всех предельных форм непристойности и всего чего угодно. Уже неизвестно даже, как называть. Все слова... «фашизм»... бледнеют. Это какие-то новые совершенно формы такого существования, социального высокомерия. Но они же этим приковали себя к определенной системе. Они себя от определенных групп населения оторвали. Навсегда. Форевер. Не на год, не на десять — навсегда. И когда господин Гозман после этого говорит, что его безумно беспокоят проблемы пенсионеров, пенсионеры в ответ говорят: «Да-да. Мы понимаем».

В этом смысле я вспоминаю историю 92-го года. Сидят наши директора крупные, всякие бюрократы, такие еще советско-постсоветские, переходившие из советского в постсоветский статус. Орут: «Вы нам объясните, что там какие-то Ай-Эф-Ю? Что вам там от нас надо? Что вы к нам лезете?» Вылезает мужик, говорит [пародирует акцент англоязычного иностранца]: «Я-я, я сейчас вам всё объясню». Говорят: «А кто ты такой?» «Я — консультант господина Чубайса, который всё это понимает, это всё пишет. Я гражданин США». Говорят: «Не надо, не надо. Ты нам ничего не объясняй. Мы уже всё поняли. Ребята... Атас!»

То же самое и здесь. Каждый пенсионер, который видит, что господин Гозман решил заботиться о его пенсии, он понимает, что дело кончится тем, что пенсия будет строго равна нулю. Тождественна. Поэтому он говорит: «Не надо. Не надо заботиться о моей пенсии. Там дело плохо с пенсией, но Гозман тут ни при чём».

Значит, они не могут пробиться ни человечески в эти группы, ни идеологически — никак. И они не могут ничего. Ни <даже> наладить с ними никакого диалога на тему о том: «Бедные-бедные, что же с вами делает путинский режим». Потому что они говорят: «Мы знаем, кто вы такие. Пожалел волк кобылу — оставил хвост да гриву. Мы же вас всех помним по известным годам, а кого даже не помним, то видим, что вы одного поля ягодки — всякие навальные и так далее». Значит, они к ним не пробьются. Мобилизовать свое меньшинство в какие-нибудь сотни тысяч и так далее людей они не могут, потому что оно трусливое. По преимуществу. И сильно также диссоциированное, диссипированное — рассеянное. Значит, у них надежды на какую-то их народную революцию ― они малы. Крайне. А сбросить надо. Ну, вот просто нестерпимо хочется. Тогда начинают орать, что если это надо, а этого фактора нет, то, значит, нужно тогда какой-то там сделать элитно-дворцовый вариант. И сначала я читаю там одну госпожу Шульман про этот элитно-дворцовый вариант. Потом там трех авторов. Потом десять авторов. Потом пятьдесят авторов. Это размножающаяся система желания. Это не значит, что он близится. Это значит, что желание нарастает. Оно во что-нибудь, в итоге, в какую-нибудь пакость выльется. Такую, не думаю, что слишком эффективную. Но обязательно. Понятно. Но пока что это так, как есть. Кроме того, поскольку, так или иначе, для этого нужен «Правый сектор», да? Нужно, то есть, что-то... Майдан мог стоять сам по себе еще пять лет. И ничего бы не было. Пока не заработал «Правый сектор» и не начались такие хулиганско-военные действия антизаконные.

Значит, кто-то должен взять это на себя тут. А они понимают, что люди, которые это тут возьмут на себя, их ненавидят еще больше, чем тех, против кого они будут работать. И американцы понимают, что, как-никак, всё-таки ядерная страна. И заполучить здесь своего Яроша с доступом к ядерной кнопке как-то не очень хочется. И опять они этого побаиваются всего. Поэтому тормозится вся эта политическая жизнь антигосударственная подобного рода страхами. А, тем не менее, желание всё-таки с этим всем покончить растёт и растёт. Ну, конечно, всегда существует страх перед Китаем. Потому что, если это сыплется государство, то огромные территории может получить Китай. А это значит — он сильно усиливается, очень быстро усиливается. Этого тоже не хочется. Поэтому мучений у западного сообщества много. Желание всё это скинуть тут и, желательно, поделить на части огромно. Оно нарастает. Оно уже носит почти безумный характер. Но оно не выливается ни в какую конкретную политическую стратегию, потому что слишком много «но». Свои слишком слабы и не массовые, чужие слишком опасны и непонятно, как их с этими соединять. Что делать с Китаем — тоже неясно. Как не допустить, чтобы пришли к власти совсем какие-то чужие группы, там, либо элитно-силовиковые, как они считают, либо какие-то другие.

В общем, короче говоря, по этой причине в значительной степени политическая жизнь в России... Не скажу — парализована, но она гораздо более стабильна, чем она могла бы быть. И всё, что рассказывается про эту нестабильность, оно носит, с моей точки зрения, достаточно фантасмагорический характер: «Вот, сейчас экономические условия еще ухудшатся — и протест еще нарастёт. А потом еще нарастёт...» Нету этого. Недовольство не есть протест. Протест обычный и протест организованный — это разные вещи. А самое главное, что наладившийся образ жизни, некоторый тип жизни, он для огромного количества людей тягостен. И люди одинаково боятся, что он продолжится и что он исчезнет. Это очень напоминает начало из романа Горького «Мать», который я когда-то читал в рамках цикла передач «Школа Сути». Что жизнь этих рабочих скудна и всё прочее. Они эту жизнь ненавидят. Еще больше они ненавидят тех, кто пытается ее взбаламутить. Каждый чужой и непривычный сразу же становится врагом. Короче, это такая вот система, в которой существующая жизнь одновременно фигурирует как трудновыносимая, но поскольку она существует, то ее исчезновение и превращение непонятно во что пугает еще больше, чем эта трудновыносимость.

Соответственно, мне кажется, что угрозы-то все лежат совершенно в другой точке. Что происходящие процессы выглядят так [рисунок-схема]. Вот есть это общество, совершенно не намеренное никого скидывать. И для этого очень малоприспособленное. И есть некое давление сформированной трудновыносимой жизнью, которую ценят за то, что она cформированная, и ненавидят за то, что она трудновыносимая. Это-то давление, эти тяготы нарастают. Кроме того, они обладают свойством накапливаться во времени. Три года одних и тех же тягот — это одно. А шесть лет — это другое. И десять — больше. Когда говорят, что привыкают, — нет. С одной стороны, привыкают, с другой стороны — накапливают вот эту тягостность.

Всегда есть разные группы. Кто-то доволен, это — его. Вот, нравится: кафешка-мафешка, Турция, то-сё, как-то, что-то ― он крутится. Кто-то терпит, почти терпит, ворчит. Кто-то совсем терпит. Для кого-то это почти невыносимо. И все вместе вот так существуют. То, что из этого высыпается ― высыпается в пьянку, в наркоманию, в суицид, в асоциальный образ жизни, в криминалку в конце концов — во что угодно, в тотальную аполитичность. Оно высыпается сюда. И этот высыпающийся в сторону контингент... Вот весь этот высыпающийся в эту сторону контингент ― он все время создает разрыхление вот этой ткани. А давление нарастает.

Где-то здесь [рисует кружки внутри групп] сформировано какое-то количество мелких радикальных плотных групп, которые уже оформляют отношение ко всему этому процессу политически и даже идеологически. Эти группы могут быть националистами, фашистами, левыми там... могут иметь мировоззренческий, не мировоззренческий характер. Они мелкие.

Но! Государство есть конструкция, которая опирается вот на всё на это и это поддерживает. И рано или поздно давление этой невыносимости и груз обязательств, исходящих из того, что ты должен же держать это государство: служить в армии, выполнять какие-то обязанности, осуществлять какую-то работу внятную ― все это постепенно приводит к тому, что это высыпание происходит все быстрее, и оно не носит никакого характера протеста. Все ищут протеста. В регрессивных системах протеста нет: нет классов, нет оформленных структур, нет смыслов, оформляющих эти структуры. То есть это есть, но оно находится на глубокой периферии, вот где-то здесь.

Вы все смотрели вот этот ролик, который единственный набрал 50 миллионов, ну, знаете, да? «И в офигительных штанах». Там эта... ну, знаете, понятно да? Какая-то девка там, группа «Ленинград» сочиняет клип, где, значит, она там всё пытается надеть штаны, и т.д., и т.п. Такой он смешной ролик на сколько-то минут.

Когда говорят о том, что этот ролик не пронизан ненавистью к этому социально-неэлитному «материалу», который показан, а даже проникнут некоторой симпатией, то это и правда, и неправда. Конечно, да, это пронизано симпатией, но это высокомерная симпатия. Ну как сказать, ну... Какое-то время, пока я еще был студентом, будущим «Театром на досках» формально руководил один довольно известный режиссер, который ко мне очень хорошо относился, мы с ним время от времени гуляли и беседовали. Он не предъявлял никаких претензий на то, чтобы мешать мне работать, я ему благодарен по жизни за то, что он ничего плохого не сделал. Ну он так, в основном почти ничего и хорошего не делал... ну, что-то делал, не важно... в любом случае, он, как бы сейчас сказали, «крышевал» меня, и всё прочее, и был формальным руководителем. Ну, мы с ним гуляли, у него была собака, которую звали Барон. И он так говорил: [Идет по сцене, изображая прогулку] «Ну как вам объяснить, Сережа, ну если мы с вами что-нибудь... Барон! [требовательно] — а Барон лез к сучкам — Барон... [осуждающе-требовательно] Барон... [одобрительно-хвастливо и притворно осуждающе]». Он относился к собаке по имени Барон очень по-доброму. Он никоим образом не «ах ты, тварь такая!» ― это был любимый песик. Понятно, да? Но это был песик!

Значит, авторы клипа любуются этой простонародной девкой, натягивающей на себя штаны. Но они ею любуются как песиком. И вот эту вторую сторону этого дела никто не замечает. Люди, которые смотрят, они говорят: «Ну нами же любуются!» Ну, а вы не видите, как вами любуются? Главное, любуются как домашними животными любимыми. Прикольная девка. Ну что... ну быдло там... И, между прочим, и это сильно подчеркивается в этом ролике тем, какой именно кавалер у этой барышни — этого тоже не замечают. У нее кавалер такой абсолютно как раз элитный, элитно-интеллектуальный такой, да? С длинными волосами там... И он ее еще спрашивает — в каком стиле ты рисуешь? Она говорит — в пастельном. Ну, и так далее, понятно да? Он там — на выставку...

Я сейчас не об этом говорю. Я говорю о том, что это набрало 50 миллионов просмотров! Пятьдесят миллионов! Это — вот такой массив! [Обводит на схеме весь прямоугольник, обозначающий всё общество (до линий, обозначающих надстройку)] Мне скажут — это всегда было так. Всегда были вещи, которые собирали стадионы (какая-нибудь Алла Пугачева), и был ваш театр на сто мест. Правильно! Конечно! Более того, когда я сдавал экзамен в Щукинское училище, и одна из педагогинь все время говорила — вот, Кургинян все время там ставит что-то, а что скажет на эту постановку «тетя Маня из Кунгура»? (Был такой тестовый персонаж в Щукинском училище: «А поймет ли вас тетя Маня из Кунгура»?) Я все время думал — а каким способом тетя Маня из Кунгура окажется у меня в театре? Он у меня в подвале, в Москве, там даже афиш нет... откуда она найдет туда дорогу? Вот. Но! Я должен сказать, что там тетя Маня из Кунгура хотела читать Пикуля, а я хотел читать Томаса Манна. Она хотела смотреть фильм «Офицеры», а я хотел смотреть фильм «Иваново детство». Или там... Феллини, Антониони. Но! По отношению к тому, что происходит сейчас — это же... ну... Что такое Пикуль? Это — высокоинтеллектуальная литература, духовная. Со сложно построенными текстами, комбинациями, образами, соотношениями, правильно? И — «В офигительных штанах» — Вот! Значит, это всё вот с того уровня [показывает ладонью на уровне груди, выше сердца], который всегда был низким, мещанским, оно упало вон туда [показывает уровень ниже колен]. Просто — фьють! И в этом смысле, у тех, кто в этом падении участвовать не хочет, у них же действительно, какая-то возникает проблема типа обособления, а что делать?! Разверзается пропасть! Соответственно, вот здесь понижаются все эти системные коэффициенты. И рано или поздно это начинает проседать. [Дорисовывает на схеме стрелку, проходящую сквозь прямоугольник «опорный массив».] А когда оно проседает, то вот здесь рождаются трещины. А когда здесь рождаются трещины, то оно начинает быстрее проседать. А тогда рождаются новые трещины. И дальше это рушится. Вместе с опорным массивом.

Я в юношеском возрасте вместе с моей матерью пошел смотреть Шукшина «Калину красную». И вот, мы смотрим этот фильм «Калина красная», а мать выходит и говорит: «Ну, понятно за что они разрешили-то этот фильм». Они же не должны были его разрешить, но... а это же всё были люди, которых знали не понаслышке — все эти Ермаш, не Ермаш, Комитет кинематографии... ну, понятно... ЦК... понятно, за что они его разрешили. Я говорю: «За что?» «Ну, за этого, за Петра». Вы не помните фильм «Калина красная»? Там есть этот главный шукшинский герой, который из зоны возвращается: «Не могу никем быть, кроме как вором», ― вот этот трагический герой, которого убивают уголовники. А есть такой Петро, по-моему, его зовут Петро, брат жены. Который всё время работает и слушает, как его жена там поносит. И снова работает. И который в конце, на самосвале, на МАЗе всех уголовников уничтожает. И который дружит с этим Жоржиком. Образ Петро — это и есть главный образ-мечта ЦК КПСС. Это человек, который молчит и работает. И в этом смысле один из известных китаистов (я говорил об этом) рассказывал, я не знаю уж насколько это притча или не притча, людей было мало в комнате, поэтому я ничего здесь подтвердить не могу никакими историческими документами. Но вот, якобы, когда Мао Цзэдун говорил со Сталиным, эта встреча была, глаз на глаз. И когда сказал, в конце концов: «Иосиф Виссарионович, мы все обсудили. А теперь мы хотели бы просто знать, в чем стратегия? Что самое главное?» И Сталин ответил: «Главное, чтоб народ работал». Ну, вот тут есть очень много вопросов к этой формуле. Она на самом деле и достаточно глубокая, и совсем не такая однозначно позитивная, как кажется. Понятно, да? Значит, вопрос заключается в том, что тут есть условно свой Петро. И он это все терпит. Жизнь вообще штука, которую терпеть не так просто. Но он терпит. Как терпел бабу, жену свою, которая что-то орет там на него, и т.д. Но он же не до конца терпит. Он же когда-то во что-нибудь высыпается. А когда начинается сильный процесс, такой, как Перестройка, то этого Петро никто и не спрашивает, да? Он на своем самосвале до Москвы не доедет таранить какую-нибудь ельцинскую элиту. Да он уже и не понимает точно, кого надо таранить.

Значит, смысл заключается в том, что в какой-то момент это все рыхлится, рыхлится, рыхлится, рыхлится, идет неравномерное высыпание отсюда. [Показывает на схеме] А потом оно проседает, и тогда нет тут никакого государства.

«Русский народ — гениальный строитель государства».

— / 13 апреля 2010 / Макспарк / Sever 2010 / Статья «Русский народ»

Не спорю. Это абсолютно так, это надо понимать. И государство строится блестящее, и все прочее. Но только вторую сторону... Никто к этому «ян» не добавляет «инь», что русский народ — это гениальный строитель государства, который разрушил его дважды в XX веке. Сначала в 1917 году, а потом в 1991 году. И не надо говорить, что это не он. А кто? Если народ активно не хочет, чтобы что-нибудь разрушалось, оно не разрушается. Безлюбое государство не нужно! И когда пугаются протеста и всего прочего ― пугаются не того! Пугаться надо отпадений. Разрыхлений тканей. Понижения индексов тканей, которые не дают возможности это держать, да? Потому что очень трудно создавать высокоточное оружие с ориентацией на общество, в котором хитом являются «Офигительные штаны». Я снова говорю — это милый ролик, я ничего против него не имею. Я говорю о последствиях. С «Маршем энтузиастов» — можно. С Пикулем — кое-как. А с офигительными штанами — нет.

Я думаю, что главные вопросы все находятся вот здесь [показывает на схеме]. Что элита-элитой, она будет разбираться, и когда-нибудь она с собой разберется. И что-нибудь кто-нибудь консолидирует. У нас есть каникулы, которые называются «Выборы в США». Они продлятся еще месяцев девять. Потом кого-то выберут. Кого бы ни выбрали, он будет нас ненавидеть больше. Он будет ненавидеть больше, но он будет отдыхать, пить виски, купаться в бассейне после ужасных выборов, на которых мы будем фактором совсем не самым крупным. После этого он начнет формировать кабинет и выяснять, кому он сколько должен, и кто сколько ему должен. Это очень трепетное занятие. К февралю 2017 года он сформирует кабинет, этот новый кто-то. Она или он. И соберет их вместе и скажет: «Ну, что будем делать?» И тогда на стол будет положен кейс под названием «Россия». С этого момента до принятия решения проходит обычно месяцев 5-6. Эти решения будут хуже, чем те, которые есть сейчас. Соответственно, внешняя нагрузка усилится. Но не внешняя нагрузка решает. Решает то, что русским, для того чтобы держать этот массив, необходимый для жизни государства, нужно, предположим, в десять раз больше смыслов, чем есть сейчас. Для удержания. И примерно в пятьдесят раз больше смыслов для того, чтобы что-то двигать в исправление ситуации. А ситуация невероятно испорчена. Ее, вообще, непонятно, можно ли и как можно исправить. Потому что дикий провал в сфере образования, культуры и так далее. Как именно его вытягивать на какие-нибудь новые позиции, непонятно. Даже если есть все возможности. А его не тянут на новые, возвышающие позиции. Его сталкивают вниз. И сталкивают вниз в пределах того, что здесь существует [жестом указывает на схеме].

И я всегда понимал, что это будет так. Ведь дураков же нет. Если Советский Союз распался и взят курс на ускоренное построение капитализма в обществе, в котором нет первоначально накопленных капиталов, — значит, будет бандитское общество. Да? Кому-то это будет отдано. Будут те или иные бандиты. Если при этом это всё будет делаться методом шока и отрицанием собственной истории, то смысловой регресс обеспечен. Сочетание бандитства и смыслового регресса означает то, что будешь жить в ужасной стране.

И для меня этот вопрос стоял совершенно ребром в 89-м, в 90-м году. И у меня были все возможности решать его по-разному. И с момента, когда я решил, что буду жить и бороться в этой стране, у меня никаких вообще не было иллюзий на тему того, в каком именно веществе я буду жить и какие формы будет носить эта борьба. Было совершенно ясно, что вещество, в котором я буду жить, это не, так сказать, нектар и амброзия древности, а что-то совсем другое, достаточно омерзительное. А борьба эта будет борьбой в регрессиуме. И все эти слова я назвал не сейчас, а лет 10 — 12 назад. И для того, чтобы это всё защищать, с этим каким-то образом взаимодействовать, чтобы это всё соответствующим способом инъецировать смыслами по телевидению или как угодно еще, совершенно не надо это любить или говорить, что это хорошо. Ничего хорошего в этой ситуации даже близко нет. Ее приходится поддерживать потому, что ее крах хуже, чем ее существование. И всё.

И никаких стандартных выходов нет. Классовая борьба невозможна, потому что нет классов. Классов нет, потому что есть регресс. Их нет. Когда там какие-то идиоты орут что-то там: «Суть времени» опасна для дела пролетариата, — беда заключается в том, что нет пролетариата. Неизвестно вообще, есть ли он. И не был ли он конструкцией, утопией, так сказать, не главных марксистов. Но то, что его нет сейчас, как и всех остальных... И буржуазии нет, и колхозного крестьянства нет, и традиционного крестьянства нет. И ничего нет. А есть регресс. С той или иной спецификой. И всё это гниет вот под этими нагрузками [указывает на схеме давление, начиная с «надстройки» и далее — на «опорный класс»]. И держит всё это. Но оно в этом гниющем и прочем виде ― оно говорит, что фиг мы вам отдадим Сирию. А всё остальное — это, действительно, просто псы ада. Это оборзевшие, сумасшедшие люди, которые рвутся к какому-то бесконечно нечеловеческому устройству. А в этом есть человечность, в «офигительных штанах». [Делает жест в сторону схемы] И даже если столкновение этой человечности с вот этим вот холодом ада обречено обернуться, так сказать, победой ада ― а я человек светский, и поэтому всё это для меня метафоры ― всё равно надо быть на стороне человечности. А на чьей стороне быть?

Каким именно образом из этой ситуации выбираться, как я говорил, так и говорю: нужно строить совершенно контррегрессивные структуры; их нужно от всего этого отделять; им надо задавать предельно высокие планки; их надо упаковывать, соединять, снова упаковывать, снова соединять; бороться с маразмом, который в них находится; чистить там мозги, что-то там трансформировать, и так далее и тому подобное. Повышать потенциал каждого, связи между людьми, которые неспособны связываться, заниматься всем этим безнадёжным делом. Накачивать это, накачивать, чтобы, может быть, в пределах этих микроструктур [показывает на схеме участок плотных микроструктур] в момент, когда всё это будет, какие-то возможности, как я всё время говорил, аттракторные, всё же существовали. Как бы это трудно ни было. Но это... Не надо критиковать маму, надо думать о том, кого она может родить. Характеристики мамы понятны. Это погублено раз и навсегда. Иначе считают те, кто говорят: «Произошло офигительное восстановление, воскресение, вставание с колен и т.д.». Ну пожалуйста, хотите — верьте. «Блажен кто верует, тепло ему на свете!» Но это не я. И я никогда этим не был. В 98-м или каком-то году были написаны все эти «регрессиум», «зооциум», все эти термины о существующей жизни были даны. Но только когда я вижу девчонку, которая регрессирует до этого состояния — мне больно. И у меня возникают все мысли, как эту девчонку вытащить. А это всё любуется и говорит: «Ну надо же, какой офигительный зверёк». А зверёк говорит: «Так мной же любуются». А почему он это говорит? А потому что он в регрессиуме.

Не было этих ситуаций в мире. Не было. Никто еще не строил (после 70 лет коммунизма, в полном отсутствии частной собственности и законных накоплений) капитализм в 5 лет, приватизируя красноярские ГЭСы и черт еще знает что. Не было этого. Никто так не отрекался от 70 лет собственного прошлого и не распинал всё это, не вытирал об это ноги, крича о том, что Ленин сбросил орлов с башен Кремля и т.д. Этого идиотизма, безумия нигде не было! Это возникло здесь! Здесь возник великий героизм, спасение человечества в годы Великой Отечественной войны, здесь возник беспрецедентный эксперимент по другому построению мира и человечества и здесь же возник этот маразм. В одной точке! И надо разбираться, как это получилось одновременно, но мы имеем то, что имеем. И оно будет развиваться по своей траектории [указывает на схему]. А господа американцы — всё время пытаться понять, сколько там кланов, так сказать, 12, 18 или 45? Да их сегодня 45, завтра — 49, потом их — 8. Как я всё время спрашивал: «Какие отношения между этими двумя группами соответствующего разлива?» Они говорят: «Сергей Ервандович, ну у них же какие отношения: они всё время обнимаются, потом стреляют, а потом опять обнимаются. У них промежутков нет в этих отношениях».

Теперь о некоторых чертах ситуации, которые, вот, вытекают... Сначала о более глобальных, а потом о более конкретных. Если говорить о самых глобальных вещах, то, с моей точки зрения, совершенно не важно, исповедуете ли вы по-настоящему какие-нибудь идеологемы типа Тойнби ― или Маркса, потому что на самом деле на каком-то уровне это всё совпадает. Дело заключается в том, что для Тойнби любая мировая ситуация выглядит так: есть некий вызов, мировой или адресованный стране; страна и мир либо справляется, либо умирает. Ну, она не сразу умирает. Она пытается справиться, у нее не получается. Ее наказывают. Потом она опять пытается сильнее. У нее опять не получается. Наконец, она либо умирает, либо не умирает. Это ― концепция Тойнби, внутри которой всегда говорится, что ощущать этот вызов и начинать отвечать на него — дело неких пограничных не вполне элитных групп, которые Тойнби называл нарративом. Это не постмодернистский нарратив, это нарратив как социальная группа. И я вполне могу себе представить, что сидящие в этом зале есть часть такого нарратива. Все характеристики совпадают. Проблема в одном. Что для того, чтобы это было нарративом на 100 миллионов, это должно быть хотя бы 4-5 миллионов. А то, что сейчас возникает в виде этого нарратива — это 40 тысяч или 50. А это вроде и не нарратив. Это то ли зародыш нарратива, то ли обманка. Понимаете, да? Нарратив — больше!

Теперь, значит, Тойнби считал, что вызовы эти организует господь Бог. Тут не надо никаких иллюзий. Для него дело было ясно. Это Бог всё организует. Он посылает вызов и смотрит: кто справился — тех наверх, кто не справился — мёртвая цивилизация. Всё человечество не справилось — всё мёртвое. Может быть ― катастрофа, и человечество пугается — и тогда, всё-таки, оно берется за ум. Тогда Господь, так сказать, смилостивится. И это, так сказать, бич божий. Это не окончательный итог. Это еще катастрофа. А может, он уже решил всё ликвидировать. Видит, что ничего не получилось. Серия катастроф ликвидирует это всё. Он описывал это на примерах Древнего Египта, темных веков Греции — на всём.

Для Маркса, с моей точки зрения, всё происходит так же. Но только вызовы эти конструирует не Бог, а История. Которой Маркс, будучи в существенной степени гегельянцем, конечно, придавал такой характер... почти суперличный. Это почти суперличность. Это не нечто размытое, а вот это что-то тоже способное так глянуть-посмотреть и дунуть-плюнуть. Ну, вот эта роженица, революция как повивальная бабка — это же всё говорит о том, что Маркс к Истории относился... «Поговорим на ты», да? Это какая-то такая суперличность. Я не скажу, что вот всё было у Маркса именно точно так, как я сейчас сказал. Это есть некое преувеличение. Но это в первом приближении так. А в виде нарратива у него фигурировали классы, опять-таки по принципу: какие-то отодвинуты. Это же Маркс ввёл в связи с анализом этого... «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» (то есть Наполеона III) от прихода к власти и всего прочего понятие «люмпены». Это же его всё, так сказать, либо его изобретение, либо вещи, которые он прямо взял на вооружение. Значит, соответственно, пролетариат — это же не было концом, краем общества. На краю находился люмпен-пролетариат. И все остальные окончательные группы. А пролетариат — это была такая нарративная группа, которая могла что-то взять на себя и дальше начать всё двигать. И все они довольно близко варились в одной интеллектуальной среде: и Вебер, и Маркс, и Тойнби. И вот, это всё... Был такой круг своего времени. В нём там элементов было штук сто. Не больше. Там, все эти берштейны... не важно.

Поэтому разговор идет о том... «Ведущие противоречия эпохи» ― это могло называться, как угодно. Маркс был в этом смысле достаточно непростым человеком, как всякий философ. Маркс-то философом был по-настоящему. Он хотел это всё довести до каких-то философских оснований. В этой связи мы можем сказать, что ...какой, в сущности, вызов Истории, или Бога, или чего-то комплексного на сегодняшний день, какой урок человечества? Какой барьер оно берет? Какой ему тест-то задаётся? Вот что оно должно выполнить, чтобы выжить? Или погибнуть, не выполнив. Ему задаётся общечеловеческий один тест: переход с модели, при которой развитие материальной среды осуществляется при сохранении констант человеческих, то есть, с антиантропной модели развития — к антропной модели. При которой рост технических возможностей будет дополняться ускоренным ростом человека. Вот и всё. Этот Бог, История, ноосфера и чёрт его дьявол что, оно говорит: «Слушайте, голубчики, либо вы перейдете с модели, которую вы создали. При которой Человека можно оставить в покое, а техника будет расти. Либо не перейдете». В сущности, это называется переходом с фаустианской модели на модель прометеевскую.

Потому что в чём суть фаустианской модели? В том, что можно использовать Зло. Даже нужно использовать Зло. Для движения. И не в «Фаусте» дело тут. Гёте задал это всё. А это всё и Гоббс, и Локк, и все эти буржуазные деятели, и все эти неодарвинисты, социал-дарвинисты, и все эти, сколько их там ни будь, ― Геккель, там, Спенсер, все последователи Дарвина... Что говорится? Да, Зло. Да, грызня. Да, lupus ― волк. Но когда они грызутся, и грызня правильно организована, то общество движется вперед. И это называется «конкуренция», «рынок», «война всех против всех» и так далее. Мы двигаем общество вперед, используя для этого блага Зло. Мы берем Мефистофеля, «Зло грызни», и начинаем с помощью этого Мефистофеля, войдя с ним в сговор, двигать человечество. И оно движется: появляются паровозы, самолеты, ракеты и чёрт знает что. И действительно, предлагавшаяся модель этого фаустианского движения привела к тому, что можно так двигаться. Можно. И несколько веков так двигались. Так сказать, быстро сделав это всё светским, перестав называть это Зло Мефистофелем и сказав, что это Зло — неискоренимая природа человека... Там, ну не важно, что. Для протестантов это первородный грех, который неизбываем и который надо использовать. Для светских людей это, ну, вот, нестерпимая... ну, природа просто. Человек ... в существенной степени же он — обезьяна, зверь, часть этой омерзительной природы. Он вырвался из нее, и в этом его благо. Но он же в ней внутри, в этом его зло. И вот зло надо использовать. Использовали. Несколько веков использовали. Достигли фантастических результатов. Создали впервые мировые войны, в том числе. Уничтожали миллионы, а потом десятки миллионов людей. Всё это произошло. Чё теперь? А теперь надо завязывать. Потому что продолжение использования такой модели в условиях уже ядерного и постъядерного оружия означает, что когда-нибудь кто-нибудь, в ком ты используешь это зло, он возьмет одну пробирку, кинет ее, куда надо, — и не будет этого человечества. Да еще сотни проблем.

Надо переходить на другую модель. Перейти на модель неразвития, что предлагает этот ИГИЛ и так далее, практически невозможно, не уничтожив человечество. Это тормоз. Когда всё переходит назад, в Средние века. Как я его называю, контр-модерн. Он почти невозможен. Вообще неизвестно, как всё это обеспечить-то. Это тоже нужно сначала это человечество угробить. Потом надо новое начать создавать. А жить без развития оно тоже не будет. Нет...

Когда антропологи начали заниматься человеком, то они надеялись, что они быстро найдут первичные религии. Был такой Шмидт, который всё время искал эти религии. В Австралии, среди пигмеев или где-нибудь еще. И у них было ощущение... Первичный прамонотеизм, там, то-сё, пятое-десятое... У них было ощущение, что они когда приходят к австралийским аборигенам или к пигмеям в Центральной Африке, они имеют дело с первичным, предчеловечеством. Прошло 20 лет. Они сдались и сказали: «Ёлки-моталки! Это всё уже настолько сложные структуры, что никакого отношения к первичному человечеству, вот к тому человечеству, которое только-только вышло из зверя, это не имеет. Мы не знаем, что там было, когда они выходили. Любой этот пигмей — это уже продукт невероятно сложного человеческого развития. Любой этот австралиец, первобытный, как бы». Значит, что там было вначале, как он там выделялся из всего этого дела? За счет чего он двигался? Он же не за счет войны всех против всех двигался. Еще были племена. Еще был этот первобытный коммунизм. И он всё-таки двигался. Значит возможны эти все формы движения, которые держатся не на войне всех против всех, изобретённой, в сущности, только капитализмом. И коммунисты сказали, что эти формы возможны — мы их и найдём. Мы снимем эту войну всех против всех, но мы создадим целый ряд вещей, с помощью которых человечество сможет двигаться. Они сказали, что-то создали, что-то нет, и вышли из игры. А все остальные находятся только в игре под названием «Фаустианство». Или «Стоп, развитие». Поскольку эти игры невозможны, то вот этот глобальный вызов звучит просто. Тому, кто посылает этот вызов, абсолютно плевать — коммунизм, не коммунизм. Ему нужно, чтобы перешли с Модели-1 на Модель-2. Перехо́дите — остаётесь. Не переходите, отказываетесь переходить — смерть. Всё.

А единственный ресурс, более-менее известный, того, как развитие осуществляется без грызни и с помощью, одновременно, с человеком, — он и содержится в этом коммунизме. А где он содержится? Не в прамонотеизме же. Где?

Когда это всё двигалось так, чтоб и человек развивался, и техника развивалась как-то? Они же об этом сказали. Они сделали заявку. И не реализовали. А ее надо реализовать. Потому что, если ее не реализовать и остаться в антиантропной модели развития, — смерть. Всё. Ну, 20 лет, ну, 50. Всё. Модель исчерпана. И все это понимают, там, от римских клубов и всяких более сложных структур до фашистов и кого угодно, все понимают, что — всё. И это бешенство мировое, и эта прострация одновременно — это следствия этого понимания.

Значит, отвечать надо, прежде всего, на глобальный вызов. И вне всякого желания проинтерпретировать это в пользу России, я должен сказать, что у русских есть эти заделы, связанные с коммунизмом, да и со многим другим, что было в их истории. В этом смысле, почему Россия сейчас очень сильно отличается от стран Запада и, одновременно, от стран Азии? Потому что Россия была и остаётся, так называемым, Вторым миром. Вот есть Первый мир, в котором сейчас пошли все эти извращения, постмодернизм и всё. И есть Третий мир, Четвертый, в котором еще и контрмодерн, и всё. А Россия — это Второй мир. Наиболее ясным выражением Второго мира был Советский союз. Но и Российская империя была Вторым миром. Потому что это и Запад был, и развитие, и типа там, Пушкин, Чайковский, тыр-пыр ― восемь дыр, а совпадения не было с этим Первым миром. Фундаментально не совпадают. За счет религии не совпадают... в православии нет Чистилища. Этого уже достаточно, чтобы сформировалось глубочайшее несовпадение типов формируемых. Но православие есть христианство.

Поэтому я не посягаю ни на что, что касается этих дел православных. Но я не очень хорошо понимаю весь этот страшный крик вокруг того, что Кирилл встретился с Папой. Во-первых, я слишком хорошо вижу, кто именно кричит, как резаный. Люди, которые, в глубоком расколе находятся изначально. И, с моей точки зрения, кричат катакомбники. И ничего я с этим сделать не могу. Да? Или те, кто чуть-чуть из этого выполз. Там есть какая-то группа, которая это кричит. Но плевать. Они же могут быть правы. А главное, я вообще не хочу лезть в эти дела. Но мой взгляд со стороны... Может, я неправ. Откуда я знаю? Я не хочу этим заниматься изначально. Для меня этот институт существует так, как существуют люди, которые ему верны. Вот, они верны — они организуют то, что там надо.

Но я понимаю, что есть два христианства. И они всё равно христианства. И ничего, в моём понимании, такого крупнейшего он там не нарушил во время этих вещей. И почему это нужно назвать экуменизмом, я не очень хорошо понимаю. Ну, просто как религиовед-любитель. Да? Я могу ошибаться. Но я понимаю. А говорить о том, что католичество не есть христианство вообще, что это не полемика двух христианств... А это католичество — это какая-то суперсекта, а мы есть подлинные. И, с другой стороны, обмениваться этими вещами посреди того мира, который сейчас существует — это безумие. Это просто безумие. Заявите как угодно о своих догматических и каких-нибудь еще процедурных различиях. Держитесь этих различий, укрепляйте их. Я всячески «за». Но это только значит, что вы укрепляете существование двух миров — Первого и Второго в условиях, когда существует Третий и так далее. Первый рухнет — ваш, Второй, останется главным. Миром развития. А чего вы перечёркиваете союз этих миров? Ради того, чтобы сделать что? С кем объединиться? С радикальным исламом? Это вот такие дела, с моей точки зрения ― тревожные. Потому что философски раз и навсегда надо сказать: католицизм — это христианство или нет? Это чужое, это неправильное, но это христианство? Оно шло вместе с другим? Или это что-то еще более враждебное, чем не знаю что: буддизм, там, или, ну, не скажу — сатанизм, но там какой-нибудь культ Вуду. Такая же секта, как культ Вуду. Но с ума же надо сойти для этого. С ума сойти.

Не сливайтесь! Упаси Бог! Не поддавайтесь и не капитулируйте этому Папе. Конечно же, не надо. Держитесь своего канона. Держитесь хоть фундаменталистски. Но не идите же дальше, просто в откровенное мракобесие. Хоть на что-нибудь посягнут в ваших обрядах, в специфике сдвинут хоть что-то в сторону схизмы и всего прочего — восставайте, возвращайте процесс назад. Но не останавливайте диалог христианских церквей в мире, где это христианство вот-вот может погибнуть. И быть просто раздавлено вещами, которые просто не сопоставимо имеют меньше <склонности> к развитию и ко всему чему угодно. В том-то и специфика была всегда России, что, будучи православной страной, она была другим христианством, но христианством. А будучи коммунистической страной, она была другим Западом, но Западом, потому что Маркс был достаточно западный учёный. Что, сейчас, после тысячелетней истории, надо отказаться от своего пакета акций в предприятии «Запад»? Но это же с ума надо сойти. И куда кидаться? С кем Патриарх должен строить диалог? С даосами? С кем? С ваджраяной, с бон-по, с кем?

На мир движутся совершенно чудовищные силы. В этой ситуации поддерживать вот эту истерику невозможно. Бороться за себя — надо. Отстаивать специфику — надо. Не поддаваться никаким идеям слияния — надо. А безумствовать нельзя. Превращать это в дурдом нельзя, потому что это другая редакция тех же «офигительных штанов».

Подпиши он одну точку капитуляции перед католицизмом, одну — можно было восставать как угодно. Но там этого нет. А то, что он вступает в диалог... Это может настораживать, но это не имеет право вызывать истерику. Потому что пора в этом христианском сообществе, православном, всё-таки сказать: католицизм есть другая ветвь христианства, которая для нас является не нашей по таким-то, таким-то принципам. И которую мы отвергаем постольку, поскольку она нарушает эти принципы, и принимаем постольку, поскольку она есть христианство. Это не есть нечто более ужасное, чем любое язычество. Этот вердикт православное сообщество, православные интеллектуалы могут вынести? Как-то. У них есть по этому поводу суждение? В соответствии с этим суждением до́лжно оценивать любые действия института под названием «Церковь».

Если это ветвь христианства сколь угодно чужого и какого угодно еще, и которому надо противостоять за эту чуждость и одновременно протягивать руку как христианству, то это двойной, сложный жест. Если же это еще хуже, чем всё остальное, то тогда, действительно, надо всё отпихнуть. Но перед этим надо сказать эту фразу. Нельзя просто отпихивать. Надо внятно, обоснованно, на уровне манифеста или чего-то еще это заявить. И это должно быть признано. Не просто, так сказать, паствой, которая часто находится тоже на уровне, понятно каком. А просто каким-то сформированным сообществом православных интеллектуалов. Это какая-то интеллектуальная дискуссия, какой-то уровень. Нельзя всё вести на уровне «в офигительных штанах». Нельзя мгновенно, не сформировав ни повестку дня, ни основные принципы начинать собачиться вообще непонятно, вокруг чего.

Ну, сидит там какая-то дама, полусумасшедшая, с Украины... Я ей говорю: «Так вы скажите, что вы считаете, что Донбасс является содержанкой России или содержанкой Украины? Вы выберите, что вам удобнее. Ну, выберите, я говорю... Понимаете, это закон противоречия: либо — либо». Ну, она смотрит глазами — они у нее налиты кровью. Уже ничего нет. Уже невозможно. Безумие перехлестнуло всё. Но это они могут себе позволить. Содержанка, не содержанка... Вопрос заключается в том, что, а вы тогда не содержанка Запада, что ли? Это же известная фраза в споре белогвардейцев с казацкими атаманами — Каледина и Деникина с Красновым. Что казацкие дела — это статус немецкой проститутки. На что казаки отвечали, что если это статус немецкой проститутки, то Добровольческая армия — это сутенёры, которые живут на деньги немецкой проститутки. Такой любезный обмен был колкостями в момент, когда существовала Красная армия и всё остальное.

Какие-то принципы надо сформировать, да? Если поддержка одной стороны каким-нибудь Западом — это хорошо, то поддержка другой стороны Россией — это хорошо. Если поддержка Россией — это плохо, то тогда поддержка Западом тоже плохо. Это даже не двойные стандарты. Это просто разумность мышления. Элементарная. Когда она кончается, наступает безумие, после которого все кидаются друг на друга и начинают убивать.

Теперь я хочу сказать о вызове, который существует для России. Вызов России — искупление. Вот это падение метафизическое, нет, этот отказ от своего исторического пути, это поношение отцов, доходящее до библейского надругательства над Ноем. Да? Вот это всё надо искупить. Это не кто-то совершил. Это совершила страна. И всё, что с ней происходит, — это сложнейшая техника. Если вместо этого всё время надо говорить... Горбачёв — это одно из самых страшных зол целой эпохи. Оно такое, цельное, с этим соединением высокомерия и какого-то плебейства, этой ориентации на мир и готовности предавать себя ― всё это вместе. Это сложнейший комплекс всего этого. Но нельзя это всё возложить на Горбачёва. Надо десять, двадцать раз на любых скрижалях написать, какой это иуда. И дальше начать разбираться, а не сделать из него искупительную жертву: «Он так всё испортил». А остальные что делали? А на ХХVIII съезде, когда они должны были снимать его, а они за него проголосовали. Он уже смотрел на них, как на мразь. Он обращался с ними хуже, чем группа «Ленинград» с этой девицей. Там хоть какая-то симпатия есть. А здесь, вообще... и что они сделали все вместе? Они его поддержали. Они целовали руки своему убийце. Они за это не должны ответить? Дело не в ответе. Они это не должны искупить? А они же ведут себя так, как будто они чистенькие все. А единственный, кто грязненький, — это он. Но это же легче всего.

Я считаю, что есть два важнейших момента. Вот этот, общечеловеческий. Который связан с тем, чтобы действительно каким-то способом ответить на вопрос: а как переходить к этому антропному развитию? Ну, коммунисты хотя бы что-то говорили об этом. Да? Что, вот, нельзя больше «человек человеку — волк», надо: «человек человеку — друг, товарищ и брат». И конечно, все должны понимать, что в какой мере Маркс интегрирован был в какую-то метафизику Прометея — это отдельный разговор. Можно его дальше продолжать. И не всё тут понятно. А многое трудно обсуждаемо, потому что слишком многие вещи демонизированы заранее. Неважно. Но то, что Маркс заявил твердо, что врагом человечества является отчуждение, что главная вина капитализма — это отчуждение, и что главный источник отчуждения — какой? Для Маркса. Вот, тупо, кто бы им ни занимался, какой главный источник отчуждения? — Разделение труда. И если по поводу любых других вещей: а это, там, про Прометея просто так сказал или не просто так сказал, а он это имел в виду, а у него были такие отношения с Лафаргом и другие — это всё «пирожные». То это-то тупая вещь, которую должны знать все.

Основным источником отчуждения является разделение труда. И отрицать, что Марксом это сказано, или что он сначала это сказал, потом от этого отрёкся, невозможно. Значит, единственное, что из этого следует, это то, что спасение человечества от этого отчуждения означает восстановление целостности труда. Преодоление противоречия между умственным и физическим трудом, между гуманитарными науками и естественными науками, между всеми науками и культурой. И создание того, что в других дисциплинах называлось, не важно, «Unio mentalis», «единое мышление» и так далее.

Это же Маркс. Никуда от этого не денешься. И если бы это было не так, то кому он нужен в XXI веке? А это же так. Значит, самый главный вопрос заключается в том, что [указывает на схему с типами развития] это дает России возможность оказаться на острие мирового процесса как держателю какого-то исторического опыта. Перехода от антиантропного развития к антропному. И фиг с ним, называется он коммунизмом, не коммунизмом. Она перешла. А другие — нет. Или пыталась перейти. Значит, у нее здесь фора. Но она сама эту фору забила, прокляв всё, что составляло ее уникальность историческую в мире и давало ей перспективу в XXI веке.

Теперь, если это не искупить, не отмыть и что-то с этим не сделать, — какое у нее право на XXI век? В чём оно состоит? В том, что есть ядерное оружие? А обслуживать его будут «офигительные штаны»? Кто его обслуживать будет и создавать? Один из тех, кто продолжает это делать, говорит, что: «Мне говорят, что за любые деньги надо ускорить производство новых продуктов. Военных. А мне нужны не деньги. Мне нужно воскресить 300 человек. А я не умею это делать».

Когда мы это всё как-то более-менее понимаем, дальше возникают вопросы, предположим, из следующей повестки дня, которую мы всё время рассматриваем: Рамзан Кадыров. Вот, хороший он — плохой, хамоватый — не хамоватый, такой — другой, но это же дело не в этом. Пелось в песне: «Где ж ты святого найдёшь одного, чтоб он пошел в десант?» Где ты там найдёшь святого?

Дело не в этом. Дело в том, что существуют принципиально две модели. Либо вы выбираете человека там, даете ему полномочия, возлагаете на него все издержки, связанные с этой работой. И предлагаете ему выполнить работу, инвестируя, соответственно, во всё, чтобы там было как-то. Либо вы делаете это сами. Что значит ― вы делаете это сами в XXI веке? Это значит, что вы ставите там гарнизоны, и там вместо Рамзана Кадырова должен сидеть Пётр Иванович Иванов. И разруливать. Между всеми. И быть виноватым за каждый конфликт между Кадирией и Накшбандией, между радикальным исламом и не радикальным. Между этими вирдами и теми вирдами, теми тейпами и теми тейпами. За всё быть виноватым, как единый русский виновник. И мочить их всех, становясь кровником всем чеченцам. Кто-то так хочет? Кто? Я понимаю, что это может быть выгодно с точки зрения бабок. Потому что тогда бабки пойдут товарищу, а от него — братве. Но политически-то в чём выгода? Я, загрубляя это, говорю: «Он там мочит каких-то радикалов, и всем этим радикалам становится кровником». Так это он ― кровник. Плоть от плоти чеченского народа, его представитель вместе с ним. Это их внутренним делом становится. Как только это мочит русский проконсул, это он ― кровник. А через него — Москва. И никто больше. Когда наступил (поздно) реальный вариант разрешения ситуации в Афганистане? Не когда мы вывели войска, а когда мы нашли Наджибуллу. И конечно надо сказать, что это — огромная заслуга Крючкова. С Наджибуллой можно было работать, потому что Наджибулла мог мочить. Ему надо было дать оружия, денег и что-то как-то поддержать. А Бабрак Кармаль мог работать только русскими руками. И никем больше.

Теперь Сирия. Ну вводите свои войска, ставьте там всё сами, убирайте этого Асада. И сидите там с проконсулом и разбирайтесь там со всеми племенами: этими, этими, этими. Так пусть он разбирается. А вы с ним договаривайтесь. Если вы в состоянии построить взаимовыгодные отношения и контроль ― все в порядке. Это рискованная схема. Но это единственная перспективная схема. В противном случае надо переходить на другую схему. Но чтобы перейти на другую схему, надо зачистить три четверти существующей элиты. Это нужно перейти на тоталитарную схему. Я не против. Но это нельзя сделать с этой элитой. В условиях, когда 45% этой элиты держит семьи на Западе.

Эта действительность сформировалась в момент отречения от собственной истории, в момент, когда говорилось: «Плевать на все, дайте полные прилавки». В момент, когда говорили: «Хотим этого капитализма». В момент, когда поддержали Ельцина в 1993 году, когда было ясно, что он совершил противоправные действия. Что он не является президентом. Что он является изменником. Что реальный президент есть, и он призвал на свою сторону, что реальный глава парламента есть, и он призвал на свою сторону. Что реальный глава конституционного суда есть, который вынес вердикт, что все было незаконно. В этот момент — с поднятыми знаменами трехцветным, красным, имперским — призывали людей, которых должно было прийти 300 000, для того чтобы все это несчастье было бы кончено. Что бы началось — это другой разговор.

Они не пришли. Они уже видели, что они обокрадены. Уже Гайдар все нарисовал. Был референдум, было все остальное. Значит, хотелось чего-то этого. «Офигительных штанов». Страстно хотелось. И поскольку не пришли, там погибли люди. Мальчишки, которые хотели за эту справедливость погибнуть. И дальше началось все, что началось. Олигархи, залоговые аукционы. А что должно было начаться? И раз и навсегда реальность упала в ад. И она там крутится. И для того, чтобы она там не крутилась, нужно искупление. А не разговоры о том, как плохо. Да, плохо. Там очень плохо. Будет еще хуже. А кончится все вот таким вот гниением [указывает на схему]. И «офигительными штанами» на ядерных объектах. Не протестами. И не элитными дворцовыми играми. Для этого еще надо быть на высоте. А маразмами вот этими это кончится.

Значит, в рамках этого маразма, внутри его законов надо находить какие-то другие возможности, другие ниши, другие потенциалы. Их надо собирать и пытаться искупать все это. Памятуя, кроме всего прочего, что если процесс такой, то все главное заключается в том, какие группы окажутся на этом краю [обводит на схеме кружки справа] в момент, когда эта штука выйдет сюда [проседание вниз]. Но это уже катастрофический вариант. Как бы медленен ни был этот процесс [растрескивания и проседания общества], он лучше в этом медленном состоянии, потому что, помимо всего прочего, мы ждём, пока в мировом зле произойдут решающие сломы, и когда мировой маразм позволит нам хоть чуть-чуть выдохнуть так, чтобы в следующую же минуту после того, как что-нибудь затеется на данной территории, над ней не повисли НАТОвские самолеты и всё остальное. И всё это вместо вот этих «офигительных штанов» превратилось в замечательную, так сказать, геноцидную фашистскую международную ситуацию.

А пока правят бал «офигительные штаны», внутренние. Они внутренние. Вы не думайте, что если «офигительным штанам» скажут, чтобы они склонили голову перед американским империализмом, они склонят. «Офигительные штаны» могут и на кнопку нажать. Только удовольствия мало. Единственное, чего они не могут, это просчитать до десяти. Чего бы это ни касалось — Донецка, Кадырова, православной церкви, либерализма, переворотов или чего-то еще.

Я постарался как-то эскизно нарисовать картину с ее компонентами. Я считаю, что эта картина ни в коем случае не должна превращаться в гламур, в лубок или в такое вот: «Ах как мы офигительно всех „одеваем“!» Ничего такого нет, всё очень мрачно и даже гораздо мрачнее, чем во многих мрачных описаниях. Но только когда ты эту картину рассматриваешь и во времени, и в пространстве, и в структуре — ты вдруг понимаешь, что исключительный трагизм существующего момента заключается в том, что нельзя это отстоять, не преобразовывая, и нельзя это преобразовывать, не отстаивая. Поэтому единственная формула текущего момента и политических действий в условиях регресса — это не «или отстаивание, или преобразование», а «преобразование плюс отстаивание» и «отстаивание плюс преобразование» в сложнейших тончайших условиях, вызванных вот этим [показывает на схему] совокупным маразмом.

Спасибо за внимание!

Бялый Ю.В.: Сегодня я буду говорить о ситуации в российской экономике, ну и, может быть, в конце, если останется время, немножко поговорю о нефти. Значит, Россия. Что с кризисом и каковы перспективы его преодоления. Ну, сегодня я в основном буду говорить о кризисе. Если останется место, то преодоление тоже немножко затрону.

Значит, кризис, как мы видим и знаем, продолжается. Никак пока ситуация не стабилизируется и не рассасывается ― она усугубляется. Валовый внутренний продукт России падает. Причем перелом от слабого роста к снижению произошёл, обратите внимание, еще на рубеже 2015 года. И с тех пор падение ВВП фиксируется практически по итогам каждого квартала. Основные причины, как говорят наши экономические министры и эксперты, заключаются в падении цен на нефть, конечно, и в введённых против России экономических санкциях. Есть такие расчёты экономической экспертной группы при правительстве, которая дала свои оценки суммарных потерь нашей экономики от этих двух факторов. Они считают, что в 2014 — 2017 годах общие потери России от санкций и падения цен на нефть составят примерно 570 миллиардов долларов. Около 400 миллиардов при этом относится к снижению нефтяных цен и около 170 миллиардов потерь приходятся на санкции. Ну здесь, естественно, возникает вопрос, почему наша экономика оказалась настолько уязвима к ценам на нефть, настолько чувствительна и к вот этим самым санкциям. Но вот это отдельный вопрос «Что делать?», который мы сейчас обсуждать не будем.

Соответственно, сохраняются с падением ВВП и растут проблемы наполнения бюджета. Мы видим, что дефицитный бюджет мы уже имели в 4 квартале 2013 года и в 4 квартале 2014 года. То есть до самых серьезных санкций и обрушения нефтяных цен уже были эти проблемы. А с начала 2015 года наш бюджет устойчиво дефицитный, за исключением, вот, крохотного нуля в 3 квартале прошлого года. Один из факторов ― причем главный из факторов ― формирования бюджета России, как все мы знаем, это доходы от внешней торговли. Они с начала нынешней волны российского кризиса почти неуклонно падают. Падает экспорт, падает импорт.

Причем вот только сейчас наметилось какое-то, чуть-чуть, скажем осторожно, остановка падения или замедление падения. Причем, что происходит? Несмотря на то, что объем физический экспорта по нефти, нефтепродуктам, газу, металлам, удобрениям сохраняется и даже где-то растет, и импорт тоже — станки и оборудование — идет, цены на все это на фоне мирового кризиса общего ― они снижаются. Соответственно, если считать в финансовом выражении объемы экспорта и импорта, они падают. Падают и таможенные пошлины, которые опять-таки являются одной из важнейших статей пополнения бюджета. Вот последние данные. Цитирую Росстат: «В 2015 году доходы России от экспорта нефти упали на 41.7% до $89.57 млрд. При этом экспорт нефти увеличился в физическом выражении на 9.4%, более 244 млн тонн. Поставки нефтепродуктов, выработанных на внутреннем рынке нашими нефтеперерабатывающими заводами, выросли на 4% до 171 млн тонн. Но и продажа дала всего $67.4 млрд (минус 42% доходы — Ю.Б.). Кроме того, в 2015 году Россия продала газа на $42 млрд, угля на $9.5 млрд, пшеницы на $4 млрд. Но все это в ценах в реальных, то есть в финансовом валютном отражении падало, падало, падало. В результате внешнеторговый оборот страны упал на 33.2% до $530 млрд.»

Хотя вот еще раз подчеркну: на рубеже нынешнего года, на этом негативном тренде, похоже, проявились какие-то проблески ― слабые, неуверенные, и пока неизвестно, что будет дальше, ― но надежды и по экспорту, и по импорту.

Далее ― внутриторговый оборот, естественно, тоже вторая важнейшая базовая компонента бюджетных доходов: это и продажи, и налоги. Он тоже падает.

И если до конца 2014 года торговый оборот довольно успешно рос, активно рос, то уже в начале 2015-го он рухнул и продолжил постепенно снижаться. Хотя, опять-таки на рубеже нынешнего года чуть-чуть проявился некий позитивный перелом. Такой же вероятный позитивный перелом от падения к стабилизации ну или... скажем так, осторожно, ― к стабилизации ― чуть-чуть проявляется и в динамике промышленного производства.

То есть видите, вот был спад, спад, спад опять-таки с того же 14-го года, затем вот эти колебания, и сейчас опять чуть-чуть якобы, ну, якобы ― говорю осторожно ― проявился небольшой рост. То есть производство после резкого обрушения в IV квартале 2014 года далее хоть и снижается, но не так быстро. А вот здесь это показано более подробно.

С мая 2015 года темпы спада промпроизводства снижаются. По данным экспертов, основной фактор здесь — это резко увеличившийся и по объему, и по номенклатуре изделий основной гособоронзаказ. Однако, снижение промпроизводства, как мы видим, продолжается, перелома нет. То есть, вот такой вот тренд печальный — медленно, но снижается.

Из безусловно позитивных экономических тенденций можно, пожалуй, отметить только сельскохозяйственный сектор.

То есть здесь вот идет устойчивый рост, некий спад в 2014-м, а дальше подъем, подъем, подъем. Медленный, но подъем. То есть этот сектор в результате санкций и наших российских контрсанкций, то есть ограничения импорта продовольствия, все-таки постепенно выходит на процесс импортозамещения. И сохраняет достаточно высокие ― а главное, устойчивые ― темпы роста, в том числе роста экспорта. Мы все больше экспортируем, прежде всего ― зерна, но и другой сельскохозяйственной продукции, в том числе и технических культур, тоже.

Дальше строительство. Здесь налицо устойчивый спад. Идет этот спад точно с того же времени, без всяких позитивных переломов. Вот чуть-чуть вроде наметилось, снова падает. Это и за счет сокращения госзаказа, и за счет сокращения коммерческого спроса и на офисную, и на складскую, и на жилую недвижимость.

В грузообороте транспорта спад начался еще в начале 2014 года, и вот чуть-чуть здесь произошел подъем, некая оптимистическая тенденция, с весны 2015 года. Но к осени она снова сменилась спадом. И, подчеркиваю, <спад> резко усилился на рубеже нынешнего года. Вот этот кусочек.

Если осеннее снижение грузооборота ряд экспертов связывает с вводом в действие этой пресловутой системы «Платон», то есть подчеркну, не только плата за проезд, но еще и контроль, кто куда ездит. Соответственно, левые теневые перевозки оказались резко затруднены.

Так вот, если тогда это скидывали на «Платон» ― он виноват, то нынешнее снижение грузооборота явно коррелирует с нынешней фактической автотранспортной блокадой России, причем сразу по трем направлениям: польскому, украинскому и турецкому. Т.е. на юг, или на юго-запад, и на запад нам все сухопутные дороги полу-перекрыли или перекрыли. Если с Польшей идет очень наглая со стороны Варшавы торговая война, связанная с тем, что они хотят распределить квоты на трансграничные перевозки (на транзит) в свою пользу совершенно бессовестно: 70% — польские перевозчики, и только 30% — российским. Вокруг этого идет бодаловка. Украина, как вы знаете, там просто с подачи Варшавы, по совету американцев, по собственной инициативе отвязных этих хлопцев из «Правых секторов» иже с ним — вопрос отдельный ― но они блокируют перевозки. Причем для Минфина и для правительства Украины — это нож острый, они теряют большие доходы. Они даже подрядили свое МВД сопровождать наши грузовики, открыли дорогу. Но ребята, которые останавливают, ― они вооружены лучше, чем МВД. И в эту игру мало кто из МВД играть хочет. Наиболее решительные взялись за свою интересную игру — они взимают с наших транзитных фур отдельную плату за охрану транзита, МВД-шники... Вот такая игра.

Ну, с Турцией понятно. Тоже жесткий запрет и через Кавказ, и через Болгарию. И там пока что никаких подвижек нет. Но, возможно, какой-то позитив внесет то, что Медведев 29 февраля подписал постановление правительственное о том, что льготный период оплаты «Платона» продлевается не до июня, как рассчитывали, а до 30 июня 2017 (следующего) года.

Кроме того, по последним данным, наметились некие позитивные подвижки в переговорах с Варшавой по польскому транзиту. Вроде они уступили. И якобы будет вскоре полностью разблокирован транзит через территорию Польши. Но то ли будет, то ли нет — пока что вот картинка такая.

Конечно, один из наиболее болезненных факторов нынешней кризисной волны в России — это спад инвестиций в основной капитал. Спад идет с конца 2014 года, причем идет достаточно резко. Несмотря на то, что сохраняются или даже растут государственные инвестиции в оборонно-промышленный комплекс и ряд сопряженных промышленных отраслей. Т.е. то, что происходит — это индикатор нежелания или невозможности инвестировать в основные фонды у компаний частно-корпоративного сектора. В результате тенденция сохраняется. Инвестиции в основной капитал в России в январе 2016 года по данным Росстата сократились на 8,4% до 14,56 трлн рублей. Т.е. тенденция в этом году такая же, если не хуже.

Так вот, что касается невозможности инвестировать, ее объяснением отчасти, отчасти — может быть долговая ситуация компаний. На следующем рисунке показаны графики выплат российских компаний по внешним валютным долгам.

Пока максимальный пик, которого страшно опасались в прошедшем декабре, пройден относительно благополучно. А на нынешнюю весну уровни выплаты валютных долгов, как мы видим, относительно невысокие. Однако проблемы рефинансирования и выплаты валютных долгов у компаний сохраняются, и проблемы достаточно острые. Почему? Поскольку внешний рынок заимствования и рефинансирования для подавляющего большинства российских компаний практически закрыт санкциями, а для покупки валюты на внутреннем рынке нужен, во-первых, широкий внутренний спрос на продукцию компании, чтобы была гарантирована солидная прибыль ― тогда можно купить доллары у Центробанка за рубли. Но если и рублей в обрез, то не купишь. Поэтому с долгами и с инвестициями ― проблемы. Но, кроме того, у многих кампаний не хватает прибыли и для выплаты внутренних, рублевых кредитов, которые они набрали в России.

Вот видите: и объем кредитов, и просрочка по кредитам с 2013 года — вот она довольно быстро растет. Сейчас объем рублевых кредитов российских корпораций составляет около 20 трлн рублей. Это огромная сумма. А просрочка достигла 7,6% на конец 2015 года. И сейчас уже появляются данные о том, что просрочка у компаний не падает, а растет.

Но даже есть такие компании (их немало), у которых и кредитная ситуация сравнительно благополучная, и деньги на счетах есть. Но они не инвестируют в основные фонды свои не потому, что нечего инвестировать, а потому, что не хотят. Почему не хотят? Не хотят прежде всего из крайне высокой неопределенности будущего своего бизнеса. В условиях кризиса, из которого непонятно как выходить, правительство фактически делает вид, что хочет выходить, но признает, что не знает, как выходить. И не называет, не объясняет механизмы такого выхода. Поэтому почти все, кто хотели бы во что-то инвестировать, оценивают сегодня такие российские инвестиции как неоправданно, недопустимо высокий риск для денег. И поэтому не хотят их тратить.

Что в результате? В результате многие предприятия вкладывают свободные деньги в игру на бирже. Ну, от самых тупых способов — против рубля, в том числе, и российской экономики ― это нужно понимать. Т.е., например, покупают доллары в расчете на то, что доллар подорожает, а рубль подешевеет. Продают доллары, получают больше рублей за эти доллары. Снова покупают доллары в расчете, что доллары подорожают. И так далее.

Т.е. играют против рубля на нашей бирже. Это самый тупой способ. Есть и более сложные. Т.е. играют... Выпрашивают кредиты у банков, играют на бирже на кредиты. Многие предприятия уже включились в масштабные спекулятивные игры с разного рода фьючерсами. В общем, тратят деньги на спекуляции в расчете на них подзаработать. Потому что понимают, что риск <не> получить хоть какой-то доход в стратегических инвестициях слишком высок.

Ну и многие предприятия используют как лазейки в законодательстве, которые остались, так и откровенно криминальные схемы, для того, чтобы конвертировать свои свободные рубли в валюту и выводить за рубеж. Вот <на схеме> — динамика чистого оттока капитала из России. Как мы видим, в 2014 году был совершенно беспрецедентный пик вывода капитала. Отчасти (но только отчасти), примерно процентов на 40, — я скажу вот так: примерные оценки — он был связан с тем, что нужно было оплачивать долги компаниями банкам. Но все остальное ― под сотню миллиардов долларов ― это вывод капитала, бегство капитала из российской экономики. Поскольку непонятно, что с этим капиталом в российской экономике будет. В 2015 году, в прошлом, как мы видим, масштабы вывода капитала примерно втрое меньше, и здесь уже Центральный банк не предполагает (раньше он к этому, видимо, к этому даже внимательно не относился), а уверенно утверждает, что более 30 миллиардов долларов из этой суммы все-таки потрачены на выплату кредитов, и вот эта, скажем так, условно говоря, теневая или полуворовская-полукриминальная часть вывода капиталов ― она все-таки существенно меньше половины этого вывода. Т.е. нельзя не признать, что наши финансовые регуляторы все-таки как-то занимаются этим теневым выводом капитала из страны, и сумели его сократить.

Но вот интересный вопрос: как они этого добивались? Ну, прежде всего, это то, что мы видим, и то, что у всех на слуху, — это чистка и декриминализация финансовой системы. Вот мы уже привыкли к тому, что пару раз в неделю, а иногда и чаще ЦБ официально сообщает, что отозвал лицензии у одного, двух, трех банков. Так называемых проблемных банков, и не только банков. У других небанковских финансовых организаций — фондов, микрокредитования, — в общем, в этом роде все. Статистика здесь довольно впечатляющая. Вот пожалуйста, как отзывали лицензию у проблемных банков до кризиса, и вот — в кризисе. Понятно, да?

Почему отзывают лицензии? Ну, во-первых, в руках у ЦБ есть вполне формальные и проверяемые показатели деятельности банков и финансовых организаций: нормативы достаточности собственного капитала, надежность кредитного портфеля, и т.д. Нарушение этих нормативов, оно требует от ЦБ ― он обязан ― применять к этим банкам административные меры воздействия разные — от предупреждения как минимум, второго предупреждения, затем — санация, затем — отзыв лицензии и решение проблем: что делать с вкладчиками этих банков, кто их будет спасать, какому банку поручить.

Но в последние два года в расследование механизмов хищений и утечки капиталов, а также других видов незаконной финансовой деятельности, похоже, все более активно включаются Росфинмониторинг а также, преимущественно по целеуказанию Росфинмониторинга и Центрального банка, следственные органы и МВД, которые выявляют случаи подозрительной финансовой деятельности и проводят по ним собственные расследования. И нужно подчеркнуть, что в подавляющем большинстве финансовых расследований у банков обнаруживали не просто кризисные состояния активов и пассивов (не рассчитали, влезли в долги, меньше поступает кредитов или просрочки по кредитам, меньше вкладов поступает), т.е. не нерасчетливость и ошибки, а вполне криминальные действия руководства, то есть криминальный вывод средств вкладчиков и инвесторов из банков.

В результате за последние 4 года количество банков в России сократилось примерно на четверть. Это очень немалая цифра. И похоже, что ни ЦБ, ни Росфинмониторинг снижать темпы не собираются. Недавно было очередное совещание при президенте, в котором он настаивал на более жестком отношении к банкам-нарушителям финансовой дисциплины. И уже в экспертной среде ходят такие разговоры о том, что через два года у нас может остаться всего-навсего 200-300 банков, а то и меньше, и фактически весь абсолютно финансовый ресурс страны будет сосредоточен примерно в 15-20 самых крупных банках. Это, конечно, перебор будет, это плохо, это будет означать, что за кредитами на месте работы обращаться будет невозможно. Нужно будет куда-то ехать, и т.д. Я думаю, что эти алармистские чрезмерности ― они вряд ли реализуемы. Но то, что количество банков, скорее всего, будет уменьшаться, а количество филиалов активных крупнейших банков будет увеличиваться — это, скорее всего, тенденция достаточно ясная.

Но я повторю, что речь здесь идет не только о банках. Месяц назад Росфинмониторинг сообщил, что в 2014-2015 годах он выявлял подозрительные финансовые операции, цитирую: «...которые могли быть связаны с отмыванием средств примерно на 12 триллионов рублей».

— МОСКВА, 8 февраля / ТАСС / рубрика «Экономика и бизнес» / «Объем выведенных из России по сомнительным основаниям средств в 2015 году почти не вырос»

А в 2013 году объем таких операций был существенно больше ― больше 16 триллионов рублей. То есть он как бы гордо объявляет, что он на 4 триллиона рублей вот этот объем подозрительных, похоже отмывочных, операций сумел сократить.

Тот же Финмониторинг в феврале сообщил, что если в 2013 году объем теневого обналичивания денег в России был примерно 560 миллиардов рублей, то в 2014-2015 году он снизился менее чем до 200 миллиардов рублей, т.е. примерно втрое. Это тоже он в качестве своего гордого достижения объявляет.

— / 09.02.2016 / «Коммерсант.ru» / «Обналичивание в наличии» / По данным Росфинмониторинга, объем незаконных операций сократился вдвое

Наконец, МВД в конце февраля сообщил, что он совместно с ЦБ в 2014-2015 годах пресёк деятельность 250 разного рода финансовых пирамид, в которые граждане наши вложили более 2 млрд руб.

— 24.02.2016 / «Вести» / рубрика «Экономика» / «За полтора года в РФ закрыли 250 финансовых пирамид»

Наконец, в последние месяцы начались очень серьезные, похоже, расследования (правда, пока ни одно, судя по всему, до конца не доведено) в отношении проблемы хакерских атак на банки и биржи. Уже достаточно много говорится о том, что за этими хакерскими атаками могут прятаться нелегальные действия финансовых групп. В том числе, под прикрытием хакерских атак, похоже, пытаются скрыть очень объемные хищения и другие незаконные действия: вот, мол, хакеры изуродовали, влезли в систему торгов и учета финансовых сделок, и мы потеряли там много миллиардов денег. Однако проблема хищения и финансовых преступлений, похоже, не ограничивается только уровнем собственно финансовых организаций банков. Вот 12 февраля Бастрыкин — наш глава Следственного комитета, заявил следующее, цитирую:

«... столь глубокая девальвация российского рубля была связана не только с фундаментальными факторами экономики, но и с сильнейшим спекулятивным давлением. Некоторые крупные участники валютного рынка строили свои спекулятивные стратегии ... таким образом, словно им во всех деталях было известно о динамике дальнейших курсовых колебаний национальной валюты. Представляется, что без знания соответствующей инсайдерской информации они вряд ли совершали бы подобные спекулятивные сделки, связанные с высокими рисками, и использовали бы для этого практически всю доступную им ликвидность».

— / 12 февраля 2016 / Интерфакс / рубрика «Бизнес» / «Бастрыкин назвал инсайд одной из главных причин девальвации рубля»

Что говорит Бастрыкин? Он говорит, что крупнейшие инсайдеры играли против России на бирже. Причем, эти крупнейшие инсайдеры не могли вести такую рисковую игру на очень большие объемы собственных средств, если бы они точно не знали, что будет с курсом. Откуда они могли получить эту инсайдерскую информацию о том, что будет с курсом? Ну ежику понятно: либо из Центрального банка, либо, что менее вероятно, из Минфина. Т.е. от тех организаций, которые определяют, принимают решения насчет динамики этого валютного курса. Т.е., грубо говоря, воровская инсайдерская игра ведется на уровне ЦБ и Минфина. Вот, иными словами, если прямым текстом говорить, вот о чем говорит Бастрыкин.

Отмечу, что ужесточение контроля за финансовыми условиями и результатами сделок в последнее время начинается не только в банковской сфере. В декабре-январе федеральная антимонопольная служба, в связи с недостаточной обоснованностью цен и отсутствием конкуренции при заключении контрактов, заблокировала ряд уже подготовленных соглашений на строительство участка газопровода «Сила Сибири». В начале 2016 года агентство «Делойт» завершило аудит работ по проекту модернизации БАМа и Транссиба. И объявило, что сметная стоимость этих работ завышена примерно на 45%. Ну и перечислила такие как бы небольшие странности и нарушения, как планы завоза щебня за 3-4 тысячи километров для отсыпки полотна, хотя ближайшие карьеры с таким же щебнем находились в 150 км от места работ. Дальше там обнаружила в планах, т.е. в смете, транспортировку рельсов авиацией, ну и подобные вещи. Т.е. воровство везде продолжается, но отрадный факт, что, по крайней мере, его начали вскрывать и о нем начали говорить. Ну и, возможно, в связи с подобными фактами 19 февраля президент Путин поручил правительству до 1 октября, цитирую:

«Проработать вопрос усиления уголовной ответственности за хищения при осуществлении госзакупок».

— / 19 февраля 2016 / «Взгляд» / «Путин поручил усилить уголовную ответственность за хищения при госзакупках»

По сегодняшнему законодательству уголовной ответственности за это почти не бывает. Как правило — административная. Т.е. он (Путин) назвал довольно серьезные слова.

Так. Ну а теперь о том, как нарастающий кризис отражается на социально-экономической ситуации в стране. Здесь статистика, ну скажем так, очень тревожная. Реальная начисленная зарплата и в Госсекторе, и в корпоративном секторе падает, начиная с весны 2014 года. И за это время упала почти на 15%. Отметим, что в 2015 году темпы снижения зарплат не снизились. И только на рубеже нынешнего года статистика по начисленным ― подчеркиваю — по начисленным зарплатам показывает вроде бы какое-то небольшое улучшение. Однако эти улучшения по начисленным зарплатам не отражают в полной мере выплаты этих зарплат. А также реальные зарплаты, которые нужно пересчитывать с учетом инфляции. Здесь нужно, во-первых, учитывать то, что растет задержка выплаты зарплат и долги предприятий и организаций по зарплате перед работниками. По февральским данным Росстата за последний год задолженность по зарплатам в России выросла с 2,5 миллиардов рублей до 4,3 миллиардов рублей. На 73% за год. Причем 97% этого долга связано с отсутствием у организаций собственных средств. Т.е. организации заявляют, что у них нет денег на выплату зарплаты. И только оставшиеся 3% долга — с тем, что не перечисляются деньги в организации из бюджетов соответствующих уровней — от муниципальных до федерального.

Наибольший объем просроченных задолженностей по зарплате приходится (хочу обратить внимание) на Санкт-Петербург, Приморский край, Новосибирскую область, Москву, Иркутскую и Ивановскую область. Т.е. два крупнейших субъекта федерации, в которых вполне возможны и в которых скорее всего будут пытаться организовывать некие протестные эксцессы, ― они в числе лидеров по задержкам и невыплатам зарплат.

Второй фактор снижения реальных доходов населения — это инфляция. Она, по официальным данным, составила за прошедший год около 12%, причем наибольший вклад внесла продовольственная инфляция. По данным Росстата в 2015 году продукты питания в России подорожали на 14,3%. Но это всего. Больше всего подорожали фрукты, почти на 29%. Сахар, джем, мед, шоколад, конфеты — на 23%. Рыба и морепродукты — на 23%. Масло и жиры — на 22%. Хлебобулочные изделия и крупы — на 15%. Молочные продукты — на 10,5%. Овощи — на 8%. Мясо и мясопродукты — тоже примерно на 8%.

В результате быстро снижаются и реальные зарплаты работников, и в целом реально располагаемые доходы населения. Так, 9 февраля глава Минтруда нашего российского Максим Топилин сообщил, что реальные заработные платы в России за 2015 год снизились на 9,5%. Это гораздо больше, чем в предыдущие периоды спада в экономике, т.е. в предыдущие кризисы: 2008 года и предыдущие. Статистика реальных располагаемых доходов населения чуть менее пессимистична, т.е. <потери> здесь все-таки не такие масштабные. Падение реально располагаемых доходов началось еще на рубеже 2014 года и ускорилось в 2015 году. В итоге реально располагаемые доходы сократились за год на 6,3%. Я здесь подчеркну, что по статистике зарплат, реально располагаемых доходов и тому подобному нередко возникает вопрос: почему падение реально располагаемых доходов меньше, чем падение зарплат? Ну дело в том, что у значительной части населения есть иные доходы помимо зарплатных. Это и дополнительная, в том числе и теневая, занятость, и доходы от деятельности для личного потребления: огород, пасека и в этом роде. Поэтому разница между реально располагаемыми доходами и зарплатой существует.

Ну вот теперь вопрос о том, как социальное большинство распоряжается своими доходами в условиях кризиса. Так вот, у этого социального большинства очень существенно меняется соотношение доходов и расходов. По данным Росстата — он выяснил, что 2015 год — это первый год за очень долгое время — с кризиса 1998 года, т.е. за 18 лет впервые — в России жители тратили больше денег, чем зарабатывали. Больше денег тратили, чем зарабатывали.

Т.е. если в 2014 году доходы населения ненамного, но все-таки превышали расходы, на 78 миллиардов рублей, то в 2015 году расходы превысили доходы на 418 миллиардов рублей. Куда шли эти расходы? У кого-то на сберкнижки, на сбережения в банках в рублях и валюте — «подушка безопасности» на черный день. Но, похоже, у социального большинства превышение расходов над доходами означает обратный процесс ― процесс проедания той личной или семейной кубышки, «подушки безопасности», которая была накоплена ранее. И тогда не может не возникнуть следующий тревожный вопрос: а что будут дальше делать те, у кого эта подушка безопасности, эта кубышка иссякла? А денег на то, чтобы прокормить и одеть семью, уже катастрофически не хватает. Это вопрос не праздный, и возможно, судя по некоторым оценкам, этот вопрос перед многими семьями может встать уже во второй половине нынешнего 2016 года.

Следующая вполне серьезная социально-экономическая проблема — это сохранение высокой закредитованности населения и неспособность вернуть в срок долги. Ну, не секрет, что на фоне совсем недавнего благополучия (бума дорогой нефти) и, соответственно, приличного положения с бюджетами и зарплатами, очень многие набирали кредиты. Банки изо всех сил пытались всучить эти кредиты на достаточно скромных условиях. Тогда еще не было запредельных ставок у банков. Они давали иногда и сравнительно дешевые кредиты. Или не такие дешевые, но быстро, без проблем, без бумажной волокиты.

Что сейчас? По данным национальных бюро кредитных историй объем проблемных задолженностей (это не имеется в виду корпорация, это именно граждане) уже превышает триллион рублей. Причем количество просроченных кредитов в России за последний 2015 год возросло на 30%. В сегменте кредитных карт и потребительских кредитов задолженность доходит до 18%, т.е. почти 1/5 общего количества займов. Растет, хотя и незначительно, задолженность по автокредитам и по ипотеке, хотя здесь уровни задолженности намного ниже. Но наиболее тяжелые кредиты ― ипотечные ― в прошедшем году брали резко меньше. Видите, в прошлом-то было триллион, больше, больше, и резкий спад в нынешнем году. Почему спад? Ну понятно: при новом все снижающемся уровне доходов и выросших кредитных ставках большинство, очень большая часть тех, кто мечтал о квартире, свои мечты отложили на когда-нибудь потом. А вот те, кто уже купил кредитное жилье, в основном все-таки выплачивают свой долг своевременно. В ипотеке долга просроченных кредитов примерно 3,8%. По последним данным.

Далее, одной из самых острых кризисных социально-экономических проблем сейчас оказывается безработица. Хотя официальные данные безработицы наши экономические власти не устают сравнивать с тем, как плохо в Европе, еще где-то, а у нас не хуже, и даже чуть-чуть лучше, чем в Америке, а во всем мире безработица гораздо больше, ― но у нас безработица растет. Хотя и сравнительно медленно. Она по официальным данным уже к началу нынешнего года (предпоследняя цифра) еще на десятую процента поднялась, 5,8%. Хотя эти веселые и радостные рапорты, конечно, не точны. Данные эти неполные по безработице.

Во-первых, у нас все большая часть работников превращается в так называемых частично занятых. С типичной для многих предприятий сокращенной рабочей неделей. 3-4 рабочих дня. Так уже много предприятий работает. Причем при сокращении рабочей недели, как правило, заодно сокращают пропорционально или почти пропорционально и зарплату.

Во-вторых, в России все более распространяется, это особенно характерно для крупных заводов с массовым конвейерным производством, практика объявления дополнительных, до месяца или более, рабочих каникул. Сотрудников отправляют во внеплановые частично оплачиваемые длительные отпуска. Конвейер останавливают, потому что нет спроса. Потому что невозможно продать продукцию.

В-третьих, по данным экспертов, в России растет численность незарегистрированных безработных, которые уже отчаялись найти подходящую работу, и куда они идут? Они переходят либо в разряд самозанятых неизвестно чем, либо еще куда-то. Т.е. в основном пополняют армию теневой экономики.

Сложность проблем безработицы заключается еще и в том, что уровень ее очень разный в разных регионах страны. Вот по данным Росстата на конец 2015 года самый низкий уровень безработицы был в Центральном Федеральном округе — 3,6%, самый высокий — в Северо-Кавказском округе — 12%, в Приволжском округе — 4,8%, в Северо-Западном — 4,9%, в Дальневосточном — 6%, в Уральском — 6,4%, в Южном — 6,4%, в Крымском — 6,6%, в Сибирском — 8,7%.

Если брать по регионам, то самый высокий уровень безработицы сегодня в Ингушетии — почти 31%, в Туве — почти 21%, в Чечне — почти 18%, и в Карачаево-Черкесии — более 17%. В Дагестане — 11,6%, в республике Алтай — 11,4%, в Северной Осетии — 11%, в Бурятии — 10%, в Забайкальском крае — 10%, в Алтайском крае — 10%, в Кабардино-Балкарии — 10%. Самая низкая безработица в конце 2015 года была в Москве — 1,7% и в Питере — 1,9%. Но в депрессивных регионах проблема безработицы очень серьезная. Причем она осложняется еще и тем, что многие из этих регионов сами по себе как регионы, как федеральные субъекты очень глубоко закредитованы и не могут рефинансировать и тем более отдавать долги.

Т.е. мы видим, что на уровне чуть меньше или даже больше 100% от доходов <находится> уровень закредитованности у весьма большого числа достаточно важных крупных регионов. Но что это значит? Такие регионы, соответственно, не в состоянии полноценно исполнять социальные обязательства, включая выплату пенсий, пособий и зарплат бюджетникам. И тем более не могут финансировать программы развития.

А что это значит? Это значит, что в таких регионах понижается потребительский спрос. Нет у людей денег. Сразу это сказывается на доходности всего регионального бизнеса: производство, строительство, торговля. Они все завязаны на региональный бюджетный спрос и регионального покупателя товаров и услуг. А если денег нет ни в региональном бюджете, ни у граждан, то откуда будет спрос? Нет спроса. А дальше возникает замкнутый круг депрессивности. Действительно замкнутый круг, т.е. снижение реальных доходов населения, рост безработицы, падение налоговой базы, ухудшение финансово-кредитного состояния региона, и дальше углубление депрессии вот по этому кольцу. Вчера было опубликовано исследование аналитического кредитного рейтингового агентства АКРА. Это такое было создано примерно год назад при поддержке ЦБ и Минфина. И оно занялось такой вот экономической аналитикой. В том числе кредитной.

Что оно утверждает?

«Дефицит и долговая нагрузка региональных бюджетов в 2016 году возрастут на 40%».

— / 2 марта / newu.ru / «Долг и дефицит бюджетов регионов вырастут на 40%»

Смотрите, эти цифры возрастут на 40%

«из-за сжатия налоговой базы и негибкости (они аккуратно изъясняются — Ю.Б.) расходной части бюджета».

— Там же

Т.е. неоткуда откусить, чтобы спасти. Хвост вытащишь — голова увязнет, и наоборот. Это классическая проблема любого долгового кризиса. Так вот, покрытие растущего дефицита осуществят за счет банковских и бюджетных кредитов. Прогнозируемый объем долга регионов составит 2,4 триллиона рублей. АКРА подчеркивает, что риск дефолта ряда регионов не снижается. И что единственным механизмом вывода таких регионов из острого кризиса является замещение набранных регионами по высокой ставке коммерческих кредитов федеральными бюджетными кредитами с практически нулевой ставкой.

Это что означает в переводе на русский язык? Что в наш бюджет, из-за которого до сих пор идет драка, а также в сопряженные с этим бюджетом так называемые антикризисные программы (которые якобы подписаны, но до сих пор невозможно их увидеть на официальном сайте правительства, не пускают ― т.е. это означает, что еще не согласованны, что еще дерутся) ― это означает, что в этот бюджет, в эти антикризисные программы нужно изначально в обязательном порядке, иначе будет домино дефолтов регионов, закладывать огромные деньги на то, чтобы спасать регионы от дефолтов.

Одним из наиболее явных признаков ухудшения ситуации в ряде регионов стали сообщения о том, что в них множество уже приостанавливается начатых ранее инфраструктурных проектов. В том числе широко разрекламированных проектов, рассчитанных на повышение трудовой мобильности населения (автодороги). Мы делаем замечательные предприятия, к нему замечательные дороги, поэтому тот, кто хочет на нем трудиться, может на собственной машине или на автобусе проехать, там, 50 км по хорошей дороге и работать. Так вот, эти инфраструктурные проекты потихоньку или быстро сворачиваются. А они же должны были служить не только для трудовых ресурсов, но еще и для привлекательности бизнеса. Если нет хорошей дороги, я построю завод, а как буду вывозить продукцию? Т.е. и этот аспект как бы возможности развития скукоживается. Ну и, кроме того, в начале февраля стало известно, что Газпром приостановил из-за долгов программу газификации Тверской области. Причем эта область такая вот долговая не единственная. По заявлению Газпрома в числе самых злостных должников за поставленный газ ― теплоснабжающие компании из Московской, Тверской областей, а также из Северной Осетии и Кабардино-Балкарии. Т.е. он прямо угрожает, что перестанет поставлять газ. Даже в Московскую область.

Очевидно, что описанные кризисные процессы, несмотря на неожиданную, невероятную (западные газеты об этом пишут чуть не наперебой) ― невероятную для западных аналитиков готовность российского населения терпеть социально-экономические издержки кризиса. Они были убеждены, что кризисные санкции вызовут социальные взрывы и революцию еще в середине прошлого года. Просто такие вот даты назывались. К осени прошлого года, когда люди вернутся из отпусков и обнаружат, что жить стало совсем трудно, в России будет социальный взрыв. Сентябрь, октябрь 2015 года. Такие просто прогнозы делались. Взрыва нету. Уровень протестности невысокий. Но, конечно, низовой протест возникает и будет расти. Сейчас на слуху ряд не слишком массовых протестных акций по поводу низких зарплат и невозможности выплачивать долги по кредитам на шахтах и заводах Кузбасса в январе — начале февраля. Т.е. ребятишки говорят: «Зарплаты у нас маленькие, инфляция большая, кредитов мы набрали по самые уши, а платить не можем. Плати кредит — тогда не хватает на то, чтобы есть и одеваться. И вообще жене — вот она врач, ей повысили зарплату, она получает больше меня. Да что это такое?!» Буча такая идет. Пока на умеренном уровне. Слишком крупных эксцессов нет.

Есть протестные акции на Дальнем Востоке, в том числе в связи с невыплатой зарплат подрядчиками строительства космодрома «Восточный». И вот, в конце февраля была довольно массовая протестная акция на Качканарском железованадиевом горно-обогатительном комбинате. Этот Качканарский ГОК в Оренбургской области — это, по сути, единственный производитель в России ванадия технического, а он очень важен. И на нем сейчас, поскольку спрос опять-таки ограничен, расширения спроса нет ― есть снижение, в том числе и из-за санкций, контрсанкций, идет сокращение, или намечено, точнее, сокращение численности персонала и зарплат работников. Вот они вышли на протестную акцию, около 1000 человек, и они заявляют, что бастовать они пока не будут. Тут производство непрерывное, прекращать нельзя. Но они устроят итальянскую забастовку. И будут всё делать как положено. Как известно, в России делать как положено — это еще хуже, чем в Италии. Это значит хуже, чем вообще не работать. Пока, повторяю, такие акции протеста пока немногочисленны. Но можно ожидать, что в нынешнем году их число будет расти. Особенно с учетом того, что несистемная, а отчасти и системная оппозиция, постарается, конечно же, нагреть и возглавить протест. Причем, скорее всего, будет это стараться сделать это к предстоящим осенью парламентским выборам.

На описанном фоне этих кризисных процессов в России нельзя не отметить обнародованные в середине февраля результаты социологического опроса, которые провел Левада-Центр. Опрос был в 143 городах, 1600 с чем-то человек. Вопрос об отношении наших граждан к различным типам экономических систем. Проводили его в нынешнем январе, т.е. совсем недавно. Так вот, выяснилось, что у граждан России не только высоко, но и растет недоверие к тому типу рыночной экономики, который создан в России. И одновременно растет доверие к плановому типу экономической госсистемы. Они уже проводили такой аналогичный опрос в 2012 году. И тогда рынок поддержали 36% респондентов, а плановую экономику — 49%. Вы нынешнем году за рынок высказалось на 10% меньше — 26%. А за план — 52% опрошенных. Ну конечно, любой социологический опрос, он, в значительной мере, провокация. Как сумеют задать вопросы, как сформируют таблицу опроса, так и можно получить ответ. Это махинации. И, наверное, учитывая специфику Левада-Центра, они каким-то провокационным вопросом задавали. Я, к сожалению, до анкет не добрался, их не видел, поэтому не могу оценить. Но допускаю, что, скорее всего, провокационно. Но тем не менее, вот эти цифры ― они достаточно впечатляющи. И не могут не вызывать вопрос: А почему на это никак не реагирует российская власть?

Почему, например, глава нашего антимонопольного органа господин Артемьев не далее как два дня назад заявил, что

«уровень госсобственности в российской экономике достиг критической отметки, это невозможно, это недопустимо, его надо немедленно снижать, потому что, как известно, частно-корпоративная экономика гораздо эффективнее государственной».

— 1 марта 2016 / «Новые известия» / рубрика «Экономика» / «Глава ФАС Артемьев: уровень государства в экономике РФ достиг „красной черты“»

Ну и еще одно, по последним опросам, обстоятельство интересное: в тех анкетах, в которых допускаются свободные ответы респондентов, все чаще встречается пожелание, или призыв к тому, что в России необходимо проводить новую индустриализацию. Иногда с прямой адресацией к 1930-м годам, к сталинской индустриализации и к тому экономическому рывку, который СССР сумел реализовать тогда, и до которого сейчас тянуться — как до некоей недосягаемой радуги. Ну а о том, что из этого следует, и что, возможно, собирается делать наша власть с этим ― это отдельный большой разговор. Наверное, это на следующий раз.

А сейчас немножко о нефти, поскольку она, как уже понятно из доклада, да все и без доклада знают, наше самое главное и важное ― наше «всё», к сожалению, или почти «всё». Т.е. доходы от продажи нефти и нефтепродуктов — это гигантская часть наших бюджетных поступлений, с которыми у нас сейчас беда. Так вот, что с нефтью? Примерно до середины февраля был так называемый нисходящий тренд. Тогда мы обнаружили минимум на уровне 27 долларов за баррель за марку Brent. А вот тогда наметился некий перелом, или некая смена большого тренда. Который ныне дотянулся с 27 до 37 долларов за баррель. Если брать в процентах, как вы понимаете, это огромный рост. Но дело тут не только в процентах, а в том, что здесь преодолены некие значимые барьеры.

Что такое эти барьеры? Вот в биржевой торговле товарами есть такое понятие, как уровень сопротивления. С чем оно связано? С тем, что торгуют не товарами. Торгуют обещаниями купить или продать товар, т.е. ставками, как в казино, на ту или иную цену товара в такой-то период времени. И если много игроков, допустим, на понижение набрали много фьючерсов на определенный уровень ставки, и эти ожидания подкрепили большими деньгами, ― неоправданные ожидания означают их потери. Если они видят слом понижающего тренда, если они видят, что «быки», т.е. желающие играть на повышение, начинают одолевать, они изо всех сил стараются играть на бирже дополнительно с тем, чтобы не переломить понижательный тренд, чтобы отбить свои деньги на фьючерсы.

То же самое происходит и с повышательной игрой, с игрой «быков» на повышение цен на бирже. В нефти, постольку, поскольку физическая нефть по самым оптимистичным оценкам сегодня составляет примерно 8 — 9% от общего объема торгов, а все остальное, т.е. больше 90%, — это виртуальная нефть, это спекуляции на нефти, так вот, ― в нефти это очень отчетливо отражается. Последние разговоры (я читал некие биржевые сводки, просматривал ради этого) говорили о том, что первый уровень сопротивления, который должен быть пробит, для того чтобы появился устойчивый повышательный тренд, ― это уровень 34 доллара за баррель. Так вот, уже в последнюю неделю, по крайней мере, выше 34 долларов за баррель. А поскольку эти спекулятивные игроки — ребята нетерпеливые, они уже, вполне возможно, полагают, что тренд переломлен, и начинают перекладывать свои деньги из одних фьючерсов в другие. Следующий уровень сопротивления, который был назван так называемыми техническими аналитиками биржи, назван 37 долларов за баррель. Последние три дня цена на нефть вокруг этого прыгает. И если этот уровень сопротивления будет пробит наверх «быками», т.е. игроками на повышение, и устойчиво закрепится, то в дальнейшем следует ожидать очередного уровня сопротивления 40 — 41 доллар за баррель. Это вот такие прогнозы.

Для нас это означает, по крайней мере, некое облегчение, если это произойдет, если будет устойчиво. По крайней мере не будет столь жестокой и беспощадной драка за скорректированный бюджет и так называемую «антикризисную программу». И не будут столь наглыми и беспощадными попытки нашего Минфина резать расходы на социалку. Это близко-срочные некие такие обстоятельства.

Что за этими обстоятельствами стоит в больших нефтяных играх? В больших нефтяных играх происходит следующее. В США, начиная с декабря, наметилось устойчивое снижение уровня добычи. Т.е. сегодняшний уровень, если по максимуму в 2014 году они добывали 9,6 миллионов баррелей в день, то сейчас, на сегодняшний день они добывают примерно 9,07, т.е. на 570 тысяч баррелей меньше. Для мирового рынка это довольно крупная величина. Кроме того, там, во-первых, уже идет разорение ряда сланцевых компаний. Во-вторых, там уже многие из крупных компаний объявили, что они прекратили бурение. Ряд из этих компаний объявили, что они прекращают добычу. Некоторые компании заявили, что они сохраняют, переводят в резерв, в поддержку парк набуренных скважин, но проводить фрекинг и добывать нефть не будут. Т.е. гидроразрывами заниматься при таких ценах не будут. В связи с «бычьим» трендом на мировом рынке некоторые из владельцев этих компаний заголосили, что вот, будет 40 долларов за баррель, и мы тут же начинаем снова качать, для нас это будет вполне рентабельно. Но для большинства таких крикунов это, скорее, крик отчаяния. Потому что март — это очередной и очень болезненный этап расплаты с кредитами и переоценки ценностей. Огромное количество сланцевых компаний выдержало прошлый год и начало нынешнего благодаря тому, что они захеджировали, т.е. застраховали свою будущую добываемую нефть на ценовом уровне 70, 80, и даже 90 долларов за баррель. И в результате страховые компании им даже доплачивают за их нефть до этой цифры, даже если цена на нефть снизилась до 30 долларов за баррель. Хеджевые контракты большинства компаний кончаются. Если в прошлом году было захеджировано примерно 82% американской сланцевой нефти, то в нынешнем году захеджировано примерно 15-20%, и уже не на ценах 80-90 долларов за баррель, а на ценах от 25 до 35, редко когда до 40 долларов за баррель. Т.е. они захеджировались на совсем катастрофическое падение цен. Т.е. их добыча снижается. В течение последнего месяца идут интенсивные переговоры внутри ОПЕК, а также ОПЕК с Россией и рядом других стран о том, чтобы приостановить рост добычи. Т.е. заморозить добычу на сегодняшних уровнях. К этой договоренности присоединился Ирак, к этой договоренности пока не присоединился Иран, но он вопреки обещаниям за месяц нарастить добычу примерно на 500 или даже 600 тысяч баррелей, пока что реально сумел нарастить ее примерно на 180 тысяч баррелей. И быстрее ему расти не получается. Поэтому его лаг по наращиванию добычи по времени еще достаточно длинный.

Ну и кроме того, в последнее время на нынешних ценах несколько снизили добычу ряд экспортеров из ОПЕК, включая Саудовскую Аравию, чуть-чуть Кувейт, Объединенные Арабские Эмираты и чуть-чуть Венесуэлу, чуть-чуть Нигерию. Все ключевые игроки ОПЕК заявили, что они не будут наращивать добычу, примут такие обязательства. Вот это дает толчок подъему цен на реальную физическую нефть. Уже не на спекуляции, а на реальную физическую нефть, поскольку довольно быстро начинает сокращаться избыток предложения на мировом рынке. Хотя надо сказать, что крупнейшие мировые агенты, которые призваны отслеживать этот избыток и объявлять об этом, последнее время совершенно беспардонно, скажем так, мухлюют. В частности, международное энергетическое агентство вдруг начинает буквально через месяц менять свои оценки о добыче и потреблении нефти на полмиллиона баррелей в день. Это совершенно невероятные цифры. В частности, оценки добычи в США, которые выдает независимая некоммерческая организация, но очень важная, поскольку в ее руках очень многое в нефти, включая разработку корпоративных стандартов (есть такой — Американский институт нефти называется), так вот, он выдает оценки, и выдает оценки агентство энергетической информации США (правительственная организация). Они <(оценки)> различаются и по запасам нефти, накопленным в Америке, и по масштабам добычи нефти опять-таки на несколько сотен тысяч, а иногда и на миллионы баррелей. Это совершенно ясно говорит, что, наряду со сложной политической и экономической игрой на мировых рынках, идет еще вот такой беспардонный мухлеж.

Но более подробно я буду разбирать эти вещи в очередных статьях, а сейчас хочу подчеркнуть, что заявленные Америкой экспорты, или широкомасштабный экспорт нефти, пока что, в общем-то, практически никому не нужен. Дело в том, что избыток нефти, который добывает Америка, это так называемая сланцевая нефть, из которой примерно 80% ― это по их номенклатуре так называемая сверхлегкая нефть, а по устоявшейся мировой номенклатуре это — газовый конденсат. Т.е. это жидкие фракции углеводородов газового типа, метанового типа. А они фундаментальным образом отличаются от нефти. В том числе тем, что из конденсата нельзя вообще сделать соляру, а бензин сделать можно, но крайне дорого. Для того, чтобы сделать соляру или бензин, нужна так называемая тяжелая нефть, которой американцы добывают мало, и которую они в огромных объемах импортируют из разных стран арабских, из Нигерии, из Венесуэлы, и т.д. Так что сказать, что этот тренд переломлен, и сейчас будет устойчивый рост ― нельзя. Повторяю: крупнейшая игра идет и на рынке фальсификации физической нефти, и на рынке спекулятивных игр на фьючерсах и опционах, в которых играют огромные деньги. Огромные. И переломить эти огромные деньги пока что некому.