виртуальный клуб Суть времени

Ссылка на youtube, файлы для скачивания – в полной версии новости.

Смысл игры - 108 from ECC TV .

Скачать файл.avi (avi - 748 Мб)
Звуковая дорожка, файл.mp3 (mp3 - 114 Мб)
Версия для мобильных устройств, файл.3gp (3gp - 155 Мб)

Youtube
 

Добрый вечер. Выступление по телевидению — это хорошо, потому что это позволяет как-то воздействовать на достаточно широкую аудиторию. Такие беседы, как та, которую я собираюсь проводить сейчас, ― это намного еще лучше, потому что, конечно, это позволяет воздействовать на несравненно более узкую (хотя довольно широкую) аудиторию, но зато это позволяет больше сказать, в другом режиме, спокойнее и последовательнее. Но ни телевизионные ристалища, рассчитанные на очень широкую аудиторию, ни более узкие, но все равно достаточно широкие беседы, как та, которая началась сейчас, не могут исчерпать деятельность человека, который взялся оказывать помощь очень серьезным, и, с моей точки зрения, глубоко перспективным группам молодых людей, сформировавших движение, называемое «Суть времени», и, вот, стремящихся с помощью этого движения воздействовать на ситуацию. И, в частности, превратить советское наследие, которое они глубоко почитают и одновременно способны критически анализировать, в фактор будущего.

Поскольку я считаю, что более важной и благородной цели нет, и что без такого превращения советского наследия, переосмысленного достаточно глубоко и переоцененного в его слагаемых, и все равно вызывающего только восхищение по большому счету, ― вне такого задействования советского наследия нет будущего ни у России, ни у человечества ― то я считаю, конечно, самым главным вот эту работу с достаточно узкими, совсем узкими группами людей. Эта работа осуществляется и на школах, куда приезжают сотни, многие сотни, людей, и на поселении, где всего-то собралось не много сотен, а много десятков людей, но где еще важнее осуществлять достаточно глубокую работу с этими узкими активами, с тем чтобы потом эти активы воздействовали на более широкие и так далее по принципу распространению волны.

Я говорил об этом на последнем предотпускном заседании клуба «Содержательное единство», и предупреждал, в принципе, что, начиная с июня месяца, я на июнь-июль-август, если не случится каких-нибудь особых ситуаций (а у нас в августе иногда происходят всякого рода особые ситуации, и ничто нельзя, собственно, заранее математически рассчитать до конца ― вот если не будет каких-то таких ситуаций, достаточно острых, по-настоящему острых), то я на эти три месяца буду загружен вот этой работой со многими сотнями и многими десятками людей, т.е. с узкими активами. И это потребует от меня 16, а может и более, часов времени в день специальной подготовки заранее. Подготовки и интеллектуальной, и другой, и что на это время я резко сокращу свое присутствие и на телевидении, и вот в таких передачах, потому что я иначе не выполню свое обязательство перед теми узкими активами, которые я считаю наиболее важными для будущего.

Такова моя оценка. Сейчас важнее для работы на будущее, так сказать, сосредоточиться на этих живых человеческих активах, чем делать все остальное. Хотя все остальное тоже надо делать ― я говорю о приоритетах. В силу этого я сейчас обсужу определенный круг проблем, а после того, как я это сделаю, я опять, принося извинения собравшимся, на какое-то время замолчу, с тем чтобы готовить достаточно яростно, а потом и осуществлять эту деятельность, эту работу с сотнями, а также даже и с десятками людей, которую я считаю очень и очень важной. Это не значит, что я вообще уйду на дно. Когда события будут очень значимыми, буду всплывать с этого дна в течение летнего периода и осуществлять и такие беседы, и, если надо, некоторые сражения по телевидению. Но я буду резко дозировать все это, потому что на это время очень важно глубоко проработать нечто с конкретными живыми людьми. Которые этой работы ждут, для которых эта работа важна, и которые, сильно развиваясь в последние годы, все равно требуют еще такой работы, для того чтобы развитие стало окончательным, бесповоротным и правильным.

Итак, я оговорил, почему мои беседы будут более редкими в этот период, который скоро кончится. Все проходит. Вот уже 22 июня прошло. Значит, самый длинный день уже был. На севере он совсем длинный. Ну и потом все быстро перейдет в золотую осень со всеми ее прелестями, и я потеряю способность так интенсивно работать в живом режиме с ограниченным числом людей. При том, что я такую живую работу и ценю, и считаю супер-нужной, как я уже сказал только что, и придаю ей особое значение сейчас. И начнется выравнивание этого крена в сторону деятельности, связанной с трансляцией неких своих соображений достаточно широкой аудитории.

Я не знаю, что произойдет в августе, потому что никто не знает. В принципе, с моей точки зрения, ни в августе, ни в сентябре ничего особенного произойти не должно. Но это не значит, что не произойдет. Каждый, кто как оракул вещает по поводу того, что ему известны все события наперед ― ну, он просто мистифицирует публику с какими-то целями. Поскольку у меня тут никаких целей нет, я не буду надувать щеки и говорить, что все заранее известно ― ничего не известно. Но что-то, в принципе, здравомыслящий человек, который вдобавок еще как-то в этой политике варится, может и предположить, и просчитать, и вот я этими предположениями и просчетами, совершенно необязательными, хочу поделиться с теми, кто меня сейчас смотрит и слушает.

Значит, мне кажется (подчеркиваю — кажется), что вся основная жизнь политическая все равно запускается некоей машиной под названием США. Это не значит, что есть теория американского заговора или что американцы тотально правят миром и все держат под контролем. Это просто значит, что американцы очень часто оказываются такой вот толкающей силой. Силой, которая осуществляет более или менее идиотские, гадкие и провокационные импульсы, после чего там процессы закипают с тем, чтобы потом приобрести более спокойный характер. Они дергаются и все дергают. Но они дергаются в определенных ситуациях (я имею в виду во внешней политике), а в определенных ситуациях — нет. Ситуация, в которой они не дергаются, связана с явлением под названием американские выборы. Это явление невероятной важности в жизни США, оно носит достаточно краткосрочный характер. К нему готовятся долго, но потом оно в интенсивном режиме осуществляется достаточно коротко, в течение нескольких месяцев. Потом оно еще приводит к тому, что некие другие процессы занимают умы победителей в этом беге на средние дистанции. А потом опять начинается политика воздействия на весь мир и т.д. и т.п. Сейчас начался вот этот забег огромной важности во внутренней политике США. Он отвлекает все силы американской элиты, а значит и американского общества. Потому что американская элита общество это держит под полным контролем. Она его оседлала и с него не слезет никогда. А может быть, общество будет все более и более вялым. И в итоге, не скоро, но сойдет на нет. Но элита будет сидеть на нем до последнего.

Так вот, эта элита занята выборами. Она занята выборами в июле, августе, сентябре и октябре. По нарастающей. А в ноябре решается, кто является победителем в этой яростной схватке. Ничто там заранее не предопределено. Нет тут того, что весь правящий класс сговаривается и вот так перекладывает руль. Конечно, есть и сговоры, а есть и конфликты, и все, что угодно. Вот это время, когда вся политика американская уходит вовнутрь. В эту выборную кашу. Это не значит, что в принципе вся американская внешнеполитическая машина, и военная машина, и машина ЦРУ перестает работать. Она просто иначе работает. Никто не рискует сделать какие-нибудь слишком решительные шаги, потому что все хотят сначала, чтобы кто-то пришел там к власти, а потом этот кто-то и делал определенные шаги, естественно, консультируясь со всеми сильными мира сего. Но президент США — очень мощная должность. От него многое зависит.

Значит, они будут мылиться на этом своем внутриамериканском поприще на протяжении, повторяю, июля, августа, сентября и октября. А в начале ноября, в первое воскресенье, если мне не изменяет память, они там кого-то изберут. Когда они кого-то изберут, они — живые люди, то те, кого не изберут (может, там есть и трезвенники, но в среднем), напьются с горя. А те, кого изберут, напьются с радости. Проспятся к середине ноября, нагуляются, и начнут заниматься безумно важным делом, которое называется дележка постов. Или формирование кабинета, команды. Есть спонсоры открытые, закрытые, такие, сякие, и есть реальные суперэлитные группы, которые приводят все это в действие, и которые хотят, чтобы с ними соответствующим способом рассчитались. Это же всё сложно сделать, потому что все хотят, чтобы с ними рассчитались по счетам, а «пряников сладких всегда не хватает на всех». Мучительно, и расплачиваясь по каким-то счетам, а также что-то прихватывая себе (слаб человек, американский президент — тоже), значит, будут заниматься колоссальные энергии вот этим самым формированием кабинетов, групп и всего остального, от чего будет зависеть будущее американской политики. На это уйдут ноябрь и декабрь. Вдобавок ко всему там будет еще такая торжественная процедура, инаугурация и т.д. Они опять же с радости потребят алкоголь. Потом отдохнут, чуть-чуть расслабятся. Короче говоря, где-нибудь к первому февраля 2017 года вся эта колготня остановится, они соберутся в своей стратегической комнате, поглядят друг на друга, скажут: «Ну, что и что делаем?»

Россия не будет проблемой № 1, но она будет очень близко к № 1, и будет сказано: «Что мы там делаем с русскими?» Начиная с этого момента, будет поручено что-нибудь проработать с русскими: заново проконсультироваться, посчитать всё, пятое-десятое, запросить ведомства. Ну, и где-нибудь к апрелю они получат первые результаты и надо будет что-то решать — так, так или так. В зависимости от того, кто там воссядет на этот трон императора супердержавы, это, соответственно, и будет происходить по-разному. В любом случае, я считаю, что никаких обнадеживающих вариантов тут нет. Все это будет происходить исходя из объективных интересов США и правящего класса США, элиты, существенно контролирующей многое в мире и очень стремящейся стать глобальной, но все равно ориентирующейся на США.

Значит, где-нибудь там в апреле-мае 2017 года уже будет какая-нибудь более или менее идиотская такая выработана линия, машина, ресурсы, активность, и надо будет это все запускать. Останется типа года (плюс-минус) до президентских выборов. Потому что они могут решать чуть-чуть раньше или чуть-чуть позже. Я говорю так типа года. В 2017 году избирается президент. Оставить это событие без внимания они не могут. Даже если им не очень хочется ссорится с Россией почему-либо, а не очень понятно почему, все равно им там типа надо наказывать Путина, показать зубы, иначе вообще теряется капитализация на глобальном рынке. Что это за держава, которая позволяет делать то, что происходит? Супердержава не должна этого позволить ― значит, они что-нибудь сделают. Как только они вкачают в это достаточно много всяких волеизъявлений своих обнадеживающих давай, давай (ну неважно, кто: Ходорковский, Каспаров, Навальный или кто-нибудь еще), вперед, вперед, мы за тобой, или там просто наличности, а также денег, доставляемых другими путями ― как только они это всё вкачают и дадут соответствующие жесткие директивы своей агентуре, процесс оживет. И начнет бурлить более-менее сильно. Это зависит от того, какая будет принята стратегия.

Значит ли это, что процесс в принципе должен быть нулевым на то время, пока это все происходит? Не знаю. Нет. Американская машина внешнеполитическая работает на меньших оборотах в эти периоды, чем когда бы то ни было, но это не значит, что эти обороты равны нулю. Они могут захотеть сыграть во что-нибудь на парламентских выборах в России. А могут не захотеть. А могут захотеть так дернуться, чтобы потом заложить мину на будущее. Неизвестно. Мне лично кажется, что, не имея четкости в вопросе о том, кто там хозяин на этой поляне и что этот хозяин тебе говорит, они дергаться ненормативно в пространство, где сосредоточено столько ядерного оружия, не должны. Но может быть, они уже сошли с ума и дернутся. По закону — не должны. А они могут против закона сыграть. Поэтому и нельзя что-нибудь точно предсказать. Потому что уже никто не действует только по закону, логике, вычислению. Действуют амбиции, коррупция, дурь какая-нибудь. Все что угодно. Поэтому вполне возможно, что они дернутся и в 2016, потому что повод есть как-никак: парламентские выборы, надо пошуметь. Но мне кажется, что они дернутся не очень сильно. Хотя — смотри выше. Они по закону должны дернуться не сильно, а могут сделать это и против всех законов. Но в 2018 году они не могут этого не сделать. Даже если будет принята стратегия «да ну ее, эту Россию, пусть она сама как-нибудь доживает» — а я не пойму, с какой стати они примут такую стратегию — все равно они будут наказывать Путина. Это у них так называется.

А если они примут решение, что все-таки Россия — это угроза № 1, прямая и явная угроза, то они будут сильно туда вкачивать. И какой-то результат будет. Когда они начнут сильно всё это закачивать, от своего психоза такого одобряющего до денег и всего остального, что находится в промежутке (спецоперации, подкупа сопредельных государств — ну неважно), вот когда они всё это закачают, может возникнуть довольно большой пожар, и совершенно неясно, как, собственно, существующая система на него отреагирует. Потому что она идеально работает без таких толчков, в ситуации относительного штиля. Что именно выдержат деревянные конструкции корабля-парусника, оказавшегося в шторме, какой будет шторм, и какая из этих конструкций подгнила чуть-чуть, а какая чуть-чуть серьезнее — это все узнаётся по факту. Сами конструкции не знают, что с ними будет сейчас.

Поэтому, с моей точки зрения, все события сейчас разворачиваются вяло. Они могут вдруг разрядиться какой-нибудь странной молнией. А молния может зажечь какое-нибудь сено, а сено случайно в своем пожаре заденет какой-нибудь пороховой склад, и что-нибудь там бабахнет. Все это может быть, но это так называемые флуктуации ― это слабые с точки зрения степени их вероятности возможности, существующие в процессе. Сильные вероятные изменения и импульсы, скорее всего, последуют в середине 2017 года, что тоже не за горами: мы ляжем, проснемся, и уже, глядишь, это и будет. А это значит, к этому надо готовиться. Кстати, если кто помнит мои первые выступления с передачами «Суть времени», то я примерно эти сроки и называл.

Это такая практическая зарисовка, касающаяся внешней политики. Теперь несколько слов о внутренней структуре. Потому что, как мне кажется, все время недоучитывается, в какой мере важно правильно определить внутреннюю структуру неких процессов, касающихся нашего Отечества, и уже внутри определения этой структуры дальше осуществлять практические выкладки, этими глазами, с точки зрения вот этого структурного контекста, читать определенные материалы, соотносить одно с другим, и т.д.

Что-то, наверное, буду повторять, но одновременно с этим и разовью тему, а главное, свяжу ее с нашей злобой дня. Коммунизм в его советском варианте, т.е. в варианте осуществленности, пусть и несовершенной, какой-то идеи ― такой осуществленности, которая порождает мощный образ жизни, альтернативный, другой, чем тот, который существует в окружающем мире, другие принципы построения всего на свете, от системы образования и социальной мобильности до культуры и облика улиц, одежды граждан и т.д. — это была великая и, в сущности, последняя надежда человечества в XX веке. Человечество предчувствовало, что XXI век ― это будет век, когда с ним, с человечеством кто-то будет разбираться как повар с картошкой (и так и будет, это уже видно), и оно возлагало все надежды на этот конкретный советский коммунизм.

Я по фактам неких контактов в разных странах мира могу замерить, каковы были надежды тогда, когда советский коммунизм, в общем-то, еще если не пылал, то хотя бы горел ровным огнем величия советской сверхдержавы и ее союзников. Могу замерить все это по уже постсоветским разговорам в Индии, в Китае, во Вьетнаме, в других точках земного шара, где боль по поводу утраты вот этого советского коммунистического, реального воплощенного в жизнь величия не утихает, передается из поколения в поколение. Отнюдь не обязательно эта боль наличествует в группах обездоленных, это иногда и вполне себе преуспевающая молодежь из стран таких, как Индия, Китай или Вьетнам. Или из европейских стран, просто этой молодежи гораздо меньше в западных странах. Латинскую Америку знаю хуже. Что-то себе представляю, но не в той степени. Азию знаю хорошо. Европу — прилично. Латинскую Америку... Там кипят какие-то процессы, с которыми могут быть связаны какие-то надежды человечества, но это слабые и все-таки периферийные процессы по отношению к тому, что происходило в рамках советского реального коммунизма.

Этот советский реальный коммунизм был демонтирован изнутри. Спору нет, весь западный мир, весь империалистический лагерь и его сателлиты стремились к тому, чтобы это происходило, вкладывали в это огромные деньги, предпринимали невероятные изощренные усилия, но всё это было бы ничем, если бы не было некоей внутренней энергии, которая это все дело подтачивала. Никто никогда не может быть виноват в том, что в стране осуществляется крах, катастрофа, коллапс, страна исчезает, кроме той силы, которая в этот момент осуществляет власть в этой стране. Если Российская Империя рухнула, то отвечает за это Император Николай II и его ближайшее окружение. А также все те, кто находился в должностях в этот период, имел возможности. Если Советский Союз рушится, то отвечает за это Генеральный Секретарь ЦК КПСС ― он же президент СССР Горбачев, все, кто находились рядом с ним, вся правящая партия в целом (потому что она имела возможность по крайней мере на XXVIII съезде Горбачева от власти отстранить и должна была сделать, всё уже было ясно), а не американский империализм, ЦРУ, зловещая пятая колонна и т.д. Они есть всегда. Вопрос не в том, что есть мыши, а в том, что делают коты. КГБ должно было разрушать Соединенные Штаты, а здесь — подавлять разрушителя. И прежде всего, конечно, это касается правящей партии и ее номенклатуры, которая, в принципе, сосредоточила в своих руках колоссальную власть, ― если это всё допустило крах, то оно и отвечает. Про все остальные факторы можно писать книги, анализировать их воздействие: ЦРУ, закрытые параполитические структуры, различные другие мировые центры силы — нацисты, неонацисты... Можно много книг написать и это важно, потому что это — слагаемые в нашем знании. Но стержень всего и решающая сила — это тот, кто находится у власти в данный момент. Всё. На нем ответственность, на нем, как говорят в определенных религиях, карма. На нем всё.

Это существенная часть правды. Но это не вся правда. Во-первых, потому что помимо КПСС и коммунистической номенклатуры существовали другие типы элит в Советском Союзе. И эти типы элит уже обеспечивали и некий сговор, и некую логику действий, которая привела к краху Советского Союза. И делали эти типы элит подобного рода манипуляции, приводившие к подобного рода результатам, сознательно. Я имею в виду КГБ, или, точнее, элиту КГБ, потому что в КГБ огромное количество совершенно честных, и старательных, и неглупых, порою и талантливых, и достаточно смелых людей. Везде ведь много всего понамешано: есть такие, есть другие. А также, как всегда бывает в таких случаях в любой стране мира, просто серые, но достаточно исполнительные люди делали свое дело. Какие-то манипуляции с тем, чтобы процесс двинулся в какую-то другую сторону, осуществили очень узкие элиты в пределах КГБ, других наших спецслужб (военных в том числе), самой армии и т.д. ― это узкие группы ― хозяйственная элита, уже спаявшаяся в какое-то целое. Эти группы действовали на демонтаж Советского Союза, исходя из некоего достаточно амбициозного плана, с которым они связали свое будущее.

Ну, во-первых, они, конечно же, считали себя умненькими-умненькими. Я не могу не подчеркнуть еще раз, что в значительной степени это было связано и с фигурой Андропова, и с фигурой его учителя Куусинена ― но это все отдельные небольшие пометки, небольшие индексы гораздо более крупной системы. Все они такие умненькие-умненькие, все они знают, что капитализм — это светлое будущее, а коммунизм — это не то, что надо, и от этого надо избавляться. Но не это главное.

Главное. До какой степени они дошли в какой-нибудь там вере своей то ли в социал-демократию, то ли в что-нибудь соседнее ― я даже не берусь сказать. Богатый наличествовал спектр различного рода предрассудков, казавшихся супер-пупер, и не надо преувеличивать ни глубину этих элит с точки зрения их понимания происходящего, ни степени их продвинутости. Они были не глупы, но и не более того, цепки и были наделены огромной властью и очень мощной волей. Уже двигались в определенном направлении. Значит, они хотели не просто сменить коммунизм на что-нибудь такое типа более прогрессивное. Они хотели, и это главное, захватить Европу. Вот эту самую Западную Европу. Построить глубочайший альянс с Францией, Германией и вообще с европейскими странами. Они видели в этом проект колоссальной силы. Этот проект волновал их нежный ум, он волновал сердце. Он сосредотачивал огромную энергию. Они тайно шептались между собой, что вот это-то и есть вообще такая гениальность, такой масштаб и дерзость, что дальше некуда. Что фактически весь мир захватят и т.д., и т.п. И вот под эту замануху (она же, как говорил когда-то Эренбург, написавший даже такой специальный роман «Трест Д.Е.», даешь Европу), под это всё дело, под эту замануху Советский Союз и грохнули люди, повторяю, неглупые, но и не обладающие сверхразумом, люди с огромной силой воли, с огромными возможностями, которые можно сосредоточить только в спецсистемах закрытых и при наличии централизованной власти, которая была в Советском Союзе. Способные к консолидации, к тому чтобы сказавши — делать, и считающие, что это такая их миссия, их долг перед Россией, перед будущими поколениями, это гениальный мировой замысел и так далее.

Они это и делали. И коммунистическая номенклатура виновата в том, что частью она перебежала на их позиции, а частью она была вялой и беспомощной и отдала им слишком много, в том числе и контроль над идеологией. А они являлись мотором, локомотивом всего процесса. К ним были подключены кто угодно ― от интеллигенции до лавочников и уголовников, — все мутные активы страны, которые они тоже имели возможности инвентаризировать, потому что у них для этого было много возможностей. Ну вот это все вместе таким каким-то тараном и долбануло по системе, в котором третьим фактором... Первый, повторяю, — номенклатура, второй — вот эта группа спецслужбистская и третий — то, что она вытащила за собой.

А вот четвертый фактор — это, конечно, был дефицит идеологического огня, дефицит идеологического наполнения проекта, дефицит той страсти последней и окончательной, без наличия которой в России ничто не защищают по-настоящему, до конца. К эпохе Брежнева эта страсть подостыла, ее надо было снова активизировать, разогревать и все прочее. Но для этого надо было включать такие идеологические ресурсы, которые действовавшая номенклатура не хотела включать. Кроме того, она боялась любого разогрева. Потому что она понимала, что она на своих местах не удержится и свой комфорт потеряет.

Пятым фактором было, конечно, наличие омещанивания существенных слоев населения и такая вот простая тяга к какому-то такому более сытному и благополучному образу жизни, абсолютно замкнутое в тот момент на представление о том, что вот в капитализме это все есть, типа, и сто сортов сыра, и тыр-пыр-восемь дыр и «вот, дай нам это, а мы этого хотим».

И наконец, когда в России становится чуть-чуть скучно, а застой — это когда становится скучно, на все это накладывается еще и какое-то такое желание развлекалова, движухи, ― того, что Бахтин коварно назвал карнавалом, ну и т.д., и т.п.

Вот, пожалуй, все силы, которые я могу описать, которые были задействованы одновременно в этом крахе Советского Союза. Советский Союз рухнул. Мировая коммунистическая система рухнула. Коммунизм рухнул. А все это были хоть какие-то надежды человечества на то, что с ним в XXI веке не будут разбираться элиты, как повар с картошкой. Началась очень мрачная эпоха. Сетовать на ее мрачность бессмысленно. Как бессмысленно и выводить за скобки при перечислении всех этих факторов общество. Не хочется употреблять слово «народ», потому что народ — это вершитель истории. А вот общество как нечто, может быть, существующее уже не вполне в истории, но представляющее собой массовидную решающую силу. Нельзя сказать, что это общество прямо уж все целиком так кричало по поводу того, что оно хочет этой антикоммунистической затеи, но общество всегда может помешать чему угодно, если оно достаточно активно не хочет чего-то.

Советское, а потом российское общество хотело некоего соблазна, который я уже много раз называл чечевичной похлебкой, которую нужно купить за проданное первородство. Хотело. Это было видно и в 1991 году. Хотя, в 1991 году, конечно, когда распадался Советский Союз, многое было искажено и не до конца правовыми действиями, или действиями, которые можно было легко выдать за «не до конца правовые» (я имею ввиду ГКЧП), и личностью Горбачева, потому что защищать Горбачева уже никто не хотел, потому что все понимали, что это — предатель. И... и... многим другим. Но в 1993 году, в момент, когда расстреляли здание Верховного Совета с теми, кто там его защищал, уже было ясно все. Полная правота была на стороне защитников. Верховная законная власть находилась у них. Ельцин допустил абсолютно антиправовые действия, если право имеет какую-то цену. А главное, люди уже к 1993 году в существенной своей части познали, что такое этот реальный капитал-реформизм, что там реально осуществляется, и как именно бандиты расправляются со всем, что должно быть им дорого. И в том числе с их благополучием, которое казалось им таким скудным до того, как его начали изымать. Они уже в лице своих старших преступно брошенных на растерзание всех бандитских процессов поколений покопались в помойках и т.д. И у них были все основания яростно воспротивиться нарушению права, наступлению этого дикого капитализма и т.д. Но у них был соблазн. Они еще хотели и надеялись на то, что они вкусят этой чечевичной похлебки. И они — не скажу «поддержали Ельцина» ― но достаточно вяло себя повели. Так себя не ведут в подобного рода ситуациях, имея уже за плечами опыт 1991-1992-1993 годов. Так себя не ведут. Ведут себя уже по-другому. Было ясно, что за эти годы и в ходе этой перестройки и т.д. сломали идентичность, сломали какие-то механизмы внутренней и оценки, и волевого сопротивления, и многого другого, и образовали некую достаточно пластичную массу, которая подчинилась вот этому дикому гайдаровскому капитализму, не захотела ему по-настоящему сопротивляться. Приняла его как некий соблазн и вкусила от этого соблазна все, что было можно, т.е. построение криминального капитализма, потому что, когда в стране (я много раз говорил об этом) пытаются построить капитализм за 5 лет, а первоначальных законных накоплений нет, его можно построить только криминальным. Это не высочайшая математика понять, что если даже академик не может накопить миллион рублей, а основные активы стоят триллионы, то их возьмут либо задарма какие-то странные люди, либо иностранцы, либо бандиты. Либо какие-то спецэлиты, которые будут действовать за спиной бандитов, иностранцев, кого угодно еще. Это и произошло.

Соответственно, ни о каком благом развитии событий после произошедшего речи уже быть не могло. Нужно было либо спасать государство, оказавшееся в соответствующем потоке и что-то делать в мире, в котором как реальность коммунизм, т.е. советская общественная система и все прочее, был уничтожен, либо сказать «чума на оба ваши дома», на все оставшееся, пусть оно гибнет, если утрачена некая звезда пленительного счастья. Поскольку проорать чума на оба ваши дома большого ума не надо, да и морального чувства тоже, то надо было сжать зубы с горечью и, глядя прямо в лицо всем этим процессам отвратительным, тем не менее делать так, чтобы самое отвратительное не случилось. Самым отвратительным, естественно, был окончательный распад Российской Федерации. Это и делалось в условиях такого вот странного хода вещей. И изумленного человечества, которое говорит: «Ну что вы сделали, что это все означает?..»

Для того чтобы начать что-то там сохранять в условиях этого ужаса, нужно было как-то определиться по отношению к тому, а что здесь меньший ужас, а что — больший. Наибольшим ужасом в условиях краха коммунизма было стремительное наступление глобального государства, которым, конечно, были в первом приближении Соединенные Штаты, хотя сейчас идет такая концентрация всех ресурсов, что уже непонятно, когда мы говорим Соединенные Штаты, что мы имеем в виду. Может быть, глобальное государство уже почти оформилось в каком-то ином виде. Но ничего оно все равно не может без американской военной техники, без американской огромной армии, без американской государственной машины. Потом, может быть, оно что-то еще использует для достижения своих целей, [когда] пройдет еще пара десятилетий. Но сейчас совершенно ясно, что это ― решающий инструмент.

Вот эта глобальная экспансия и тот мировой порядок, который хотели построить Соединенные Штаты, окончательно ошалев от своего всевластия и того, что главный противник приказал долго жить, ― вот это было главное зло для мира, потому что это вообще не содержит в себе ни идеи прогресса, пусть какой угодно старомодной, ни какой-нибудь остаточной хотя бы идеи гуманизма, ни какого-нибудь представления о международной конкуренции и равновесии сил, ни какой-то заинтересованности в народах, истории, традициях и в чем-то еще.

Соответственно, на историческую арену вышли две силы. Вот эта глобальная, которая еще и начала транслировать миру ― далеко не случайно ― все эти антисемейные, антикультурные и прочие ценности, расправляясь не только с чужими культурами и ценностями, но и со своими, классическими американскими тоже: было достаточно прочное протестантское общество, и была какая-то великая культура, и были традиции ― и все это тоже надо было растоптать и создать вот этот глобальный фарш. Противодействие этой силе в реальности могли оказать только национальные государства. Вот те самые старомодные, вроде как уже и подызносившиеся классические буржуазные консервативные конструкции, оформленные вестфальской системой, с суверенитетами, нациями и всем остальным. Они не могли ответить на самые главные вызовы, ну, скажем так, середины XXI века, которые вот уже сейчас просто маячат над нами как огненные письмена или как занесенный карающий меч, ― не могли. Но они могли что-то сдержать, эти национальные, буржуазные и прочие системы.

Самым главным таким национальным, суверенным и прочим государством мира после краха СССР стал, конечно, Китай. Но он и вел себя наиболее сдержанно, и скромно, и деликатно, говоря о том, что если американцы хотят куда-то залезать, то пусть залезают.

Американцы начали демонтировать национальные государства, ссылаясь на то, что они диктаторские, нехорошие, недостаточно демократичные и все прочее. И только этим и занимаются на протяжении всех постсоветских лет, пытаясь на их месте создать вот этот хаос или заполнить этот хаос чем-нибудь совсем таким беспомощным и одновременно мракобесно-разрушительным, с чем потом можно воевать по принципу «система-антисистема». И первый конкурент, конечно, это какой-нибудь такой псевдо-исламский халифат, псевдо-халифат a la ИГИЛ в духе того, что сейчас происходит. Это и раньше было неким сценарием, на который американцы облизывались, потому что они понимали, что это такая мировая деревня исламистская, она будет все время атаковать мировой город, они удержат мировой город, а с мировой деревней как-нибудь разберутся с помощью бомбардировок или чего-нибудь еще. Только бы вот такой мир сложился. Только бы не стало этих национальных государств.

Национальные государства сопротивлялись. Каждая крупица этого сопротивления сдерживала американский блицкриг. Мы могли только сдержать его с помощью любых сил. Он должен был потерять скорость так же, как фашистская военная машина, напавшая на СССР, должна была терять скорость от Киева, Львова до Смоленска, Ельни и всего чего угодно еще (Московской области, разъезда Дубосеково). Задерживать. Еще и еще задерживать. Задерживать мог только объем вот таких национальных буржуазных государств. Страшное разочарование человечества, имевшего коммунизм как последнюю надежду, обнаружившего, как это всё рухнуло, не позволяло уже коммунизму выходить ни на какой передний план. Да он и не имел на это права после того, что совершила руководящая и направляющая сила, коммунистическая номенклатура и все прочие. Возможностей у коммунизма для этого было очень много, и позор компартии Российской Федерации как раз и состоит в том, что она не только не пыталась эти возможности использовать ― она делала всё возможно для того, чтобы их не использовать. И построена была в сущности под это неиспользование.

Но по большому счету даже если бы эти возможности тогда кто-то захотел активизировать, слишком велик был шок от краха, слишком велико было какое-то разочарование, и слишком долго умирали некие ожидания, связанные с этими капиталистическими потребительскими приобретениями. Мы не должны забывать того, что наиболее уродливый капиталистический класс возник на руинах Советского Союза на постсоветском пространстве и в России просто в силу отсутствия легитимного легального первоначального накопления капитала, скорости процессов и всего остального. Мы не должны забывать также и того, что настоящая элита, элита с волей, силой и всем прочим хотела не дикого или недикого капитализма и не чего-то [другого] ― она хотела Европы. Она хотела слиться с Европой. Это колоссальной мощи историософская заявка. Вот это единство Европы, включающее в себя Россию и все прочее, ― это нечто, категорически не отвечающее интересам ни США, ни перед этим Великобритании. Это правда. Это не англичанка гадит. И не американка является самой главной разрушительницей в мире. Это нормальный здоровый интерес определенных сил, которые не могут позволить ни Наполеону, ни Гитлеру, ни Сталину, ни кому бы то ни было еще, ни де Голлю, — никому объединить ту самую Европу. Потому что с того момента, когда она объединена по-настоящему, включая ресурсы России, США и англосаксонский мир в целом теряют некое господство. А англосаксонский мир господство не отдает. Там нет готовности к капитуляции. Скорее, мир будет уничтожен, чем отдадут господство над миром. Поэтому все должно быть разделено. С невероятной внятностью это сказал глава Stratfor Джордж Фридман. Ну просто черным по белому прописал все это крупными буквами. Не такая маленькая фигура, но обычно с огромной ясностью это говорят всегда периферийные все-таки фигуры. Мне, я говорил много раз, говорили это всё люди с гораздо бо́льшим весом и влиянием.

Значит, не только капиталистический класс (который как целое, долго оформляясь, в основном в силу своей криминальной природы хотел сжирать всё, что ему попадается; мотивирован был аппетитом, алчностью и ничем больше, воровскими какими-то своими мотивами), но и гораздо более чистая и продвинутая элита хотели определенного развития событий. И в рамках этого развития событий нужно было только одно, как говорилось когда-то: «Пустите Дуньку в Европу». Вот эту Дуньку надо было пустить в Европу. Она туда и залезла со всеми виллами, поддачами, блатными гуляниями, бесстыдным и вызывавшим ужас разбрасыванием денег и всего остального. Но это класс. Класс просто лез туда гулять. А элита гораздо более холодно и спокойно пыталась доиграть эту шахматную партию. Понимая, что положение слабое, но зато гораздо более выгодное. Разделительная черта двух идеологий, двух миросистем оказалась сломана, и тогда слабая миросистема могла бы как бы просочиться в более сильную. Напоминаю: Российская Федерация унаследовала все ядерное оружие СССР. Это второе ядерное оружие в мире по потенциалу. Если это оружие существует, и РФ входит, ну скажем, в НАТО, или в Евросоюз, и во все остальное, то причем тут Америка, почему она должна держать свои базы в Европе и т.д.? Значит, надо слиться в объятиях. Европейскому капиталу, преимущественно немецкому, и русскому сырью. Европейским технологиям и русскому сырью. В каких пропорциях — совершенно неважно, американцев это не интересует. Германия завоюет Россию, Россия — Германию, или они как-то смешаются, ― главное, чтобы этого не было. Это должен быть баланс. В силу этого баланса выстраивалась определенным образом Восточная Европа сразу как зона преимущественно американского влияния, в силу этого баланса соответствующим образом управляли далеко не суверенной Европой, и вот тогда выяснилось, что мечта элиты (не класса, а элиты) о вхождении в Европу полноценном со всеми вытекающими позициями оказалась обрушена.

Я дошел до места, после которого можно разъяснить очень и очень многое в конкретной политике. Это великая надежда и это мощная элита — она сильнее класса. Класс просто бухтит: «Фигли, надо, бабки, там, гуляем, тыр-быр...» Одновременно там: «Национальное величие, ты, туда, козлы, пиндосы, нафиг...»

Элита работает. У нее есть и мощь ― поверьте мне ― и драйв, и огромный внутренний невроз, связанный с тем, что если она это не решит, то она-то с ее ценностями, и с ее представлением о добре и зле ― она-то проиграла. Может, ей никто счета не выставит, но это же какой позорный проигрыш. Зачем все рушили?

Так вот, дорогие сограждане. Если элите предоставится хоть какой-то шанс на вот это соединение и вхождение окончательное, под коим имеется в виду военный единый союз, государственный (такой, который сейчас представляет собой объединенная Европа), полноправное вхождение, то все условия Запада будут выполнены. Все. И будет у вас ювенальная юстиция без берегов, и будет у вас тот тип образования, который надо, и будут вас жрать эти самые зверьки западного бизнеса определенным образом, и будет, и будет, и будет... и будет слит куда угодно этот коммунизм в его остатках, советское прошлое, и зачищено все будет как угодно куда угодно без конца ― лишь бы осуществилась европейская мечта. Всё будет брошено на алтарь этой мечты, и никто не пыркнется. Потому что те, кто сдали (смотри выше) коммунизм и советское прошлое за чечевичную похлебку, не могут дальше сопротивляться такой волевой, такой консолидированной, такой страстной и такой внутренне сплоченной, горящей определенной идеей, элите. Не могут.

Значит, вот есть класс [рисует], а есть эта элита, которая выше класса. И вот они все вместе всё что угодно сделают ради того, чтобы вот здесь вот оказалось некое евроединство (ЕЕ).

Класс все что угодно за это отдаст, потому что он барахло и хочет гулять на Западе. При этом чуть-чуть бухтеть, но не сильно. А элита это сделает, потому что это — ее мечта. Это ее супер-цель. Она ничем другим не живет.

А все, что образует собой № 4 — общество, находится в невероятно вялом состоянии. Вот диспозиция. Другой нет.

Что стоит на пути этой диспозиции? На пути этой диспозиции стоит категорическая невозможность осуществления этого ЕЕ. Которая, конечно, в существенной степени связана с США, глобальным государством и т.п. Вот оно здесь всё [на рисунке].

Один из помощников Коля, который тогда руководил Германией, и был мощным руководителем, мне говорил: «Когда мы скинем этого американского врага в Атлантический океан и объединимся с вами, наступит настоящая жизнь». Нет ни этого помощника, здоровенный был такой лось. Ни Коля, ни других. Говорилось мне это в 1993 году, в самом начале года. Прошло 23 года с тех пор. И всё более и более становится ясно, что вот это всё вместе... Это-то невозможно осуществить, а все, что хотят осуществить (№ 6) — это расчленение. Расчлененку с заманиванием возможностью слиться.

А вот на этот вариант [№ 6] уже не готова ни вся элита (она вот так расколота [показывает на рисунке]), ни даже весь класс, который, конечно, барахло. Но все-таки не настолько. А элита так просто расколота. Она только тут раскалывается, ну поймите. Если только вы убираете вот эту невозможность, и делаете не расчлененку, а вот это (евро-единство), она все сметет, эта элита. Всё.

Но здесь стоит вот это [категорическая невозможность осуществления ЕЕ], а это — не подходит [расчленение]. И это есть феномен Путина. Настоящего. А не выдумываемого то в духе каких-то почвенно-непонятных групп, то в духе каких-то бредовых построений путинофобов. Вот феномен. Вот это [расчленение на рисунке] — не Путин. И когда все натыкается на вот на это (на эту невозможность), возникает нечто.

Но все происходящее колеблется между некими надеждами и некими разочарованиями.

Надежды — это надежды на ЕЕ, разочарования — это разочарования в ЕЕ. А поскольку хочется ЕЕ, то даже слабая надежда намного важнее, чем любое разочарование. Что бы ни происходило в стране, элита и ведомый ею класс — барахло разной степени — не хочет сдавать эти надежды. Она цепляется за них. То бишь — за примирение с Западом. Никто же не предлагает воевать-то. Примирение — это есть вхождение. Разочарование означает броски куда угодно, но даже не очень ясно куда. Back to USSR? Куда? В объятия Китая? Куда?

Но вот та часть элиты, которую олицетворяет Путин, не хочет расчлененки. Она в этом видит кидняк, кроме всего прочего. Поэтому этой ситуации она будет сопротивляться.

Теперь как это выглядит на практике каждый раз.

«А давайте мы (неважно что) сделаем шаги на сближение. Т.е. на эту надежду. „Я вновь повстречался с Надеждой — приятная встреча“.

А давайте передадим им какую-нибудь тетку, смягчим что-нибудь, сделаем что-нибудь типа более примиренческое на своих границах. Ну, скажем им приятные слова, поставим какие-нибудь памятники, что-нибудь советское демонтируем, сделаем какие-нибудь шаги в сторону прозападной семейной политики. Да Боже мой! Если только надежда есть на вот это [ЕЕ]! Да заберите вы всех этих детей! Да заберите вы все эти законы Димы Яковлева! Да заберите вы всё, что хотите. Только дайте нам искомое. И мы тут всё в бараний рог свернем, — говорит элита. ―Всё сделаем как у вас. Как в лучших дома Лондона и Жмеринки. Лишь бы вы только это вот схавали. Но вы, гады, этого не делаете».

А что в этом случае делать? Неизвестно. Непонятно.

На фоне всего этого дела заиграл фактор под названием общество. Во-первых, прошло 25 лет. Правильно? С 1991 года прошло 25 лет. Во-вторых, поменялись группы, разочарование накопилось и т.д. и т.п. И что бы ни делала за это время наша машина, как бы она себя ни вела, общество становится настолько ― пусть вяло, пусть неоднозначно, пусть эфемерно-мечтательно, ― но просоветским, что дальше некуда. И когда разного рода публицисты, из разных там либеральных газет говорят: «Вот, Мао тоже популярен в Китае, но никто же не хочет жить при маоизме, никто не хочет жить при Сталине». Ну, во-первых, это, конечно, так. А во-вторых, это полная брехня. Ну наиболее ярко это в примере с Мао. Мао никто не топтал ногами. Мао никто не бил палками, не выкидывал, не проклинал, на него никто не изливал тонны диссидентского дерьма, интеллигентской клеветы и Бог знает еще чего ― всего, что излили на Сталина. Мао как лежал, так и лежит в Мавзолее. Все его чтят. Поэтому разговор о том, насколько кто маоистски настроен в Китае... Подождите, будут еще эти настроения. Будут. Еще не вечер. Но это другой совсем разговор, чем то, что происходит в России, где у власти все время находятся вот эти прозападные группы.

Кто такие эта интеллигенция ― диссидентская и прочая? Это шавки, жалкие шавки вот этой элиты. Что, надо разбирать каждую отдельную биографию? Да они уже сами всё про себя рассказали. Интеллигенция. Но власть-то находится в руках у этого всего... субстрата. Однако же, напрягая за счет вот всего, что я сказал (недопустимости расчлененки, вот этого отказа от отношений с Западом), и не имея под собой железной автохтонной самостийной, как это говорится, самостоятельной авторитарной базы (потому что никто не хотел ее создавать, потому что все хотели сюда [в ЕЕ]), наша элита не может не начать считаться с обществом, пока она не помирилась с Западом (а она с ним не может помириться, потому что он хочет того, чего не хочет она). Уберите вот эту часть элиты, которая скрежещет зубами, когда говорят о расчленении России, уберите ее, оставьте другую, которая готова на расчлененку, вот уберите — и вся эта картина рассыпется. Никого не будет интересовать общество. Но что значит «уберите эту часть элиты»? Это значит нужно зачистить совокупный путинизм. Вот так. Но Путин не Янукович. А наши эти яростные антикоммунистические группы не бандеровцы. Там-то это все было взращено натурально. Взращивалось долго, и оно достаточно яростно. Кто это будет зачищать? Класс, который ворчит? Барахло есть, барахлом и останется.

Вот здесь стоит эта фишка [на элементе «элита», см. рисунок]. Все, что есть в сопротивлении, — это силы национальных суверенитетов и государств плюс силы нежелания расчленяться и требования вхождения вместе. Отсюда все фундаментальные противоречия.

Время от времени кто-нибудь приходит и говорит:
— А давайте мы смягчим отношения. А вдруг все-таки пойдет?
— Ну смягчайте.
— А что мы им предложим? Им же нужно что-то. Мы вот все...
— Ну что хотите? Деньги?
— Нет, ну деньги...Ну какие-то добрые слова... Еще что-нибудь...
— Ну по маленькой. Вот чуть-чуть.

А почему чуть-чуть? А потому что иначе кинут. Если сделать много ходов, это замануха, мы сейчас много уступим, мы потеряем здесь базу, у нас будет сразу всё хуже, поэтому дайте чуть-чуть. Ну киньте им эту Савченко. Баба супершалая, бардак устроит, когда приедет, тот еще. Порвет Юлю, порвет еще кого-нибудь, начнет там наводить сумасшествие какое угодно. Имею в виду Юлю Тимошенко. Дайте им эту Савченко. Ежа под череп запустим. А они хотят. Дали. И что? А они что? А они, может, санкции снимут. А что, так надо, чтобы санкции сняли? Ну, во-первых, классу приятно. Элите пофигу. А классу приятно. Кредиты можно будет брать дешевые, тут их крутить, назад, ничего не делая, возвращать, а тут отмывать какие-то деньги и все прочее делать, что только можно. Берешь дешевый кредит там, даешь более дорогой здесь, разницу распиливаешь и ничего не делаешь ― хорошее вкусное занятие для воровского класса. Ну, еще что-то. Кайфовать можно спокойнее. Дочки-внучки, тыр-пыр, восемь дыр. Ну, дали. И чего? И ничего. Понятно. А еще что?

Вот идет огромная кампания вокруг Браудера. Это же чей-то проект. Берется бывший антипутинист. Ну, это был антипутинист — элита может все. Он и был у нее на прикорме как анипутинист, и стал на прикорме. Снимает фильм. В фильме осуждается Браудер. Но ведь главное не в этом фильме ― это ерунда. Главное в том, что этот фильм и сами эти дела с этим самым Браудером берется закручивать некая система. Некая Карина Орлова заявляет (берет у Браудера интервью):

«На премьере фильма Некрасова в Вашингтоне было несколько американцев, которые в частных разговорах настаивали на том, что кампания развернута не по отмене самого Закона Магнитского, а по удалению имени погибшего юриста Hermitage Capital из Глобального Закона Магнитского. А в чем смысл этого действия?

Билл Браудер: — Думаю, что они считают, что если им каким-то образом удастся разрушить наследие дела Магнитского, уничтожить бренд этого наследия, то это приоткроет им дверь для последующей отмены Закона Магнитского. Я не уверен, что это и есть их логика, но в чем нет сомнений, так это в том, что они это делают, и тому есть доказательства: конкретные лоббисты сейчас ходят по Капитолийскому холму с конкретным заданием в интересах России.

Карина Орлова: — Компания Potomac Square Group одна из них?

Билл Браудер: — Мы знаем наверняка, что Крис Купер и Potomac Square Group оплатили аренду помещения Ньюзиума (Музея журналистики) для премьеры фильма Андрея Некрасова в Вашингтоне. Так что очевидно, Potomac Square Group является активным участником этой лоббистской кампании.

Карина Орлова: — В интервью Радио Свобода Ринат Ахметшин, человек, который связан с этой лоббистской кампанией, заявил, что Андрей Некрасов сам оплатил аренду помещения и что известный журналист Сеймур Херш согласился выступить модератором этого мероприятия бесплатно.

Билл Браудер: — У Андрея Некрасова за душой нет ни гроша. Это человек, который испытывает постоянные финансовые проблемы.»

— Интервью Билла Браудера "Эху Москвы"

Значит, Браудер — мерзавец, бандит, говорили мы об этом очень давно, и это неопровержимо. И я и сейчас готов поддержать хоть Андрея Некрасова, хоть кого, кто говорит то же самое. Но давайте мы за этим маленьким феноменом, вот есть такое понятие — феномен, увидим какой-то смысл. Феномен-то маленький, а если наверх пойти-пойти-пойти, то мы увидим большой смысл. Вот этот маленький феноменчик — вот вся эта история вокруг Браудера и отмены закона Магницкого. Что она собою означает? То, что какие-то группы сказали, что они отрегулируют проблему. Смягчат. Им сказали «смягчайте», потому что любое предложение смягчить — это путь к вхождению. А они взяли бабки. Большие, я убежден (я не говорю, что Некрасов не делает так или иначе, эти лоббистские группы ― они бесплатно не работают, это же понятно) и начали крутить сенаторов, тоже, которые, конечно, тоже там... зачем-то же что-то делают. И крутить эту огромную историю:

«Давайте отменим закон Магницкого. Нет, давайте уберем слово Магницкий. Давайте по этому поводу осудим Браудера. Снимем фильм. Вы видите, мы уже сняли фильм. И у нас есть такие-то и такие-то сенаторы. А мы еще сняли фильм».

Значит, элита, которой это предлагают, говорит:

«На, возьми, делай. Да ладно, кинут. Вот, опять кинули, Ну, что можешь-то? А, показал в Америке. Хорошо, молодец. Еще давай, отрабатывай».

Что это за мутота? Это попытка повернуть сюда [показывает на рисунке на ЕЕ] процесс. Сюда. Тогда они начинают говорить: «А вы нам что-нибудь дайте».

И появляется идея: «А мы отменим закон Димы Яковлева. Мы отменим закон Димы Яковлева, если сюда процесс пойдет. Да мы три закона отменим. Что угодно еще сделаем. Только дайте результат. Ой, а там отменят, ой, еще. А пусть они еще ядерное оружие сократят. Нет, это уже кидняк. Это горбачевщина. Это — во [показывает фигу]. Не будем».

И говорят: «Боже мой! Политика сдвинулась в сторону от традиционной семьи. Она сдвинулась в другую сторону. Потом она сдвинулась в сторону демократии. А тут кого-то взяли. А тут — смягчили. А тут какой-нибудь...»

Товарищи! Это всё очень важно. Я призываю стойко защищать семейные ценности, а также традиционные ценности в целом, а также наши традиции. И стойко бороться с подобного рода кренами. Но вы посмотрите, что это за крен-то. Вы осознайте его как целое. Вот вы посмотрите маленькую историю с Браудером, и как она постепенно развивается в отмену закона Димы Яковлева.

«А в каком варианте примем минские соглашения? А вот если так — вы смягчите минские соглашения? Да если так — тогда... А вы вот сразу? Да пошел ты! Кидняки. Нас уже кидали. Нас 25 лет кидают. Не будем. Чуточку — сделаем. А больше — нет».

Вот в чем мы живем. И если у кого-то возникают по этому поводу сомнения, то позвольте мне предъявить главный документ, требующий внимательного прочтения, который говорит о том, что это происходит именно так.

Вот эта Карина Орлова, которая все время пишет там, то в одном каком-нибудь американском издании, то в другом, у Браудера берет интервью и т. д. Она оценивает Санкт-Петербургский международный экономический форум, на котором выступил Путин. Она его оценивает. Она констатирует, что в этом году контрактов подписаны на 15,3 миллиарда, в то время как в прошлом — на 3,6. Дальше она говорит, что там были неглавные люди и т.д. и т.п. Но даже она говорит, что Путин, выступая на пресс-конференции, говорил:

«Мы были бы готовы к таким шагам (вот этим шагам! — С.К.), если мы были бы уверены в том, что нас в очередной раз, как у нас говорят в народе, не „кинут“... Мы должны быть уверены в том, что за этими даже односторонними действиями со стороны России последуют встречные шаги».

— Путин в Санкт-Петербурге меняет тон

Ну прямо это говорит. Тем не менее эта Карина Орлова и все кричат: «Путин... сдал... Маска просителя, обращенного к Западу».

Вот я все-таки хочу понять: что же это за маска просителя? Неужели Путин какую-нибудь маску просителя заимел? И нужно потерять окончательно совесть — журналистскую, любую, чтобы утверждать это, имея перед собой текст.

Я буду просто зачитывать... И все-таки я зачитаю с самого начала. Выборочно, естественно.

«...после кризиса 2008–2009 годов удалось отчасти свести финансовые балансы, ограничить, хотя и не преодолеть проблему роста долга, сделать более прозрачными и управляемыми денежные потоки.

Однако структурные проблемы, накопленные в глобальной экономике, сохраняются. Перезапустить рост пока не удаётся.

Кстати, с экономической неопределенностью, исчерпанием прежних источников роста в известной степени связана и нынешняя геополитическая напряженность. Есть риск, что она может усилиться, даже искусственно провоцироваться».

— Пленарное заседание Петербургского международного экономического форума

Кем провоцироваться? Вот, да? [показывает на рисунке на блок с США и глобальным государством]

«В наших общих интересах найти созидательный, конструктивный выход из этой ситуации».

— там же

Это что? Это такой серьезный бросок перчатки в лицо. У вас есть глобальные проблемы, вы их решить не можете, и вы спровоцируете геополитическую напряженность. И мы это знаем.

Дальше.

«Ведущие страны мира ищут источники роста, и ищут в использовании, в капитализации колоссального технологического потенциала, который уже имеется и продолжает формироваться прежде всего в цифровых и промышленных технологиях, робототехнике, энергетике, биотехнологиях и медицине, в других сферах. Открытия в этих областях способны привести к настоящей технологической революции, к взрывному росту производительности труда. Это уже происходит и неизбежно произойдёт: неизбежно произойдёт реструктуризация целых отраслей, обесценятся многие производства и активы, изменится спрос на профессии и компетенции, обострится и конкуренция как на традиционных, так и на формирующихся рынках.

Собственно, уже сегодня мы видим попытки закрепить за собой или даже монополизировать выгоду от технологий нового поколения.»

— там же

Тут что сказано? Тут сказано о том, что в ближайшее десятилетие возникнут абсолютно новые технологии (ну, может быть, это чуть-чуть завышенные ожидания, но они же возникнут), которые сделают бо́льшую часть человечества ненужной. Вообще. Потому что если при коммунизме понятно, чем должны заниматься люди, то тут совершенно неясно, чем будет заниматься эта часть человечества. На роботолиниях, на которых будут стоять два оператора, которые будут нажимать кнопки, и где-нибудь будут сидеть наладчики, вылетающие на вертолетах или самолетах. Или каких-нибудь новых средствах. Это же не сказка.

А что такое в этой ситуации «закрепить за собой... монополизировать выгоду от технологий нового поколения»? Это значит просто уничтожить оставшуюся часть человечества.

«Отсюда, как мне думается, и создание замкнутых регуляторных пространств с барьерами для перетока прорывных технологий в другие регионы мира с достаточно жестким контролем над кооперационными цепочками для максимального извлечения технологической ренты. <...> Это может привести к тому, эти попытки, что и сфера фундаментальной науки, открытая сегодня для обмена знаниями и информацией для совместных проектов, также может закрыться, и здесь тоже вырастут разделительные барьеры».

— там же

Это первый тезис глобальный. Глобальный тезис ведет к тому, что мир находится перед угрозой суперэксплуатации, технологической монополизации со всеми вытекающими отсюда последствиями. Между прочим, с такой ясностью сказано впервые. Это что? Это маска просителя? Нет, ну серьезно? Я совершенно не исключаю, что могла быть надета и маска просителя, и сказали бы: «Слушай, вот для этой ситуации, нужно... Наденем любую маску, вот». Но где она?!

Дальше начинается...

«Кстати, желание создать зону свободной торговли с Евразийским экономическим союзом выразили уже более 40 государств и международных организаций. Мы с нашими партнерами считаем, что Евразийский экономический союз может стать одним из центров формирования более широкого интеграционного контура. <...> Мы совсем недавно в Астане обсуждали это и предлагаем подумать о создании большого Евразийского партнерства с участием Евразийского экономического союза, а также стран, с которыми у нас уже сложились тесные отношения: Китай, Индия, Пакистан, Иран. <...>

Уже в июне с нашими китайскими коллегами мы планируем дать официальный старт переговорам о создании всеобъемлющего торгово-экономического партнерства в Евразии с участием государств Европейского экономического союза и Китая.

<...> проект „большой Евразии“, открыт, безусловно, и для Европы».

— там же

Он что говорит-то? Даже если это — шахматная игра, то это какая игра? Это игра, в которой задействуется глобальное оружие. Ничего страшнее для американцев (т.е. для Запада) быть не может, потому что Европа в существующем виде несуверенна.

Теперь, что говорит о суверенности-несуверенности Европы.

«Для ЕС вызов технологической революции и структурных изменений стоит не менее остро, чем для России. Также хорошо понимаю наших европейских партнеров, которые говорят о непростых решениях для Европы в ходе переговоров по созданию трансатлантического партнёрства. Очевидно, что Европа обладает громадным потенциалом, и ставка лишь на одно региональное объединение явно сужает ее возможности».

— там же

Это он о чем говорит? Он говорит о трансатлантическом партнерстве. То есть о том, что США хотят пустить свои товары на рынки Европы, сломав барьеры. Он говорит: «Не вздумайте. Это против вас». Это — маска смирения? Просительства?

«...европейский бизнес хочет и готов сотрудничать с нашей страной. Политикам нужно пойти навстречу бизнесу, проявить мудрость, дальновидность и гибкость. Нам нужно вернуть доверие в российско-европейские отношения и восстановить уровень взаимодействия».

— там же

В российско-европейские отношения. Понятно, что все время об этом идет речь [показывает на ЕЕ на рисунке]? Неизбежно, с каждый шагом, вот эта линия, вот этого хочет душа. Но дальше начинается:

«Мы помним, с чего всё началось. Россия не была инициатором сегодняшнего развала, разлада и проблем, введения санкций. Все наши действия были и остаются исключительно ответными. Но мы, что называется, как у нас в народе говорят, зла не держим и готовы идти навстречу нашим европейским партнерам. Но это, безусловно, не может быть игрой в одни ворота».

— там же

Дальше опять:

«Повторю, мы заинтересованы в том, чтобы европейцы подключились к проекту большого евразийского партнерства. В этой связи приветствуем инициативу Президента Казахстана о проведении консультаций между Евразийским экономическим союзом и ЕС. Вчера мы обсуждали этот вопрос на встрече и с председателем Еврокомиссии. <...>

Уже в ближайшей перспективе рассчитываем (в России. — С.К.) на возобновление роста. Мы сохранили резервы, существенно сократился отток капитала: по сравнению с первым кварталом 2015 года в пять раз. Снижается и инфляция. Если взять месяц к месяцу, за предыдущий период между, скажем, 2015-м и 2014 годами, то, скажем, если взять 2016-й и 2015-й — в два раза практически инфляция сократилась. <...>

Мы ставим перед собой задачу выйти на темпы роста экономики не менее чем 4 процента в год. Да... сегодня мы говорим о более скромных цифрах. ...но, повторю, ситуация изменилась не только для России — для всей глобальной экономики».

— там же

Hу, дальше как в послании Совету Федерации: нужно гуманизировать право, дать новые возможности среднему и мелкому бизнесу («Я прошу Правительство ускорить снятие... барьеров», и всё остальное), нужно вернуться в образование, нужно создать совет по стратегическому планированию.

Дальше:

«К середине следующего десятилетия, уважаемые друзья, мир, совершенно очевидно, будет совершенно другим. Не замечать, игнорировать происходящие процессы — значит оказаться на обочине развития».

— там же

И так далее.

«Еще две вещи хочу сказать. (Это, значит, Ренци. — С.К.)

Первое. Очевидно, что существует проблема в отношениях между Европой и Россией. И очевидно, что каждый из нас совершенно с полным на то основанием может по‑своему думать о прошлом. <...>

Я полагаю, что именно красота спасёт мир».

— там же

Это Ренци, Италия. Премьер-министр. («Премьер-министр Ренци, могу ли я Вас попросить сказать несколько слов?»)

Дальше — Закария: «... я хотел бы задать вопросы». Закария — это американец, который ведет модерацию.

«Президент Путин, очень простой вопрос. С 2014 года введены санкции со стороны Евросоюза и Соединённых Штатов [в отношении России]. НАТО на этой неделе объявила о том, что будет наращивать присутствие в тех странах, которые граничат с Россией. Россия сделала объявление о наращивании своих сил. Приходим ли мы к некой „холодной войне“ более низкого уровня между Западом и Россией?

В.Путин: Мне не хотелось бы так думать, что мы переходим к какой‑то „холодной войне“, и уверен, что этого никто хочет. Мы точно этого не хотим. В этом нет никакой необходимости. Главная логика развития международных отношений, какой бы она внешне ни смотрелась драматичной, она всё‑таки не является логикой глобальной конфронтации. В чём проблема изначально?

Я вам скажу. Вынужден буду вернуться в прошлое, но тем не менее. После крушения Советского Союза мы думали и ожидали, что сейчас наступит всеобщее благоденствие и атмосфера всеобщего доверия. К сожалению, Россия столкнулась тогда с очень многими, как сейчас модно говорить, вызовами: экономическими, социальными и внутриполитическими. Мы столкнулись и с сепаратизмом, и с радикализмом, столкнулись с агрессией международного терроризма, потому что, безусловно, на Кавказе у нас воевали представители „Аль-Каиды“, это очевидный факт, с этим даже никто не спорит. Но вместо ожидаемой с нашей стороны поддержки нашими партнерами наших усилий по борьбе с этими проблемами, мы, к сожалению, увидели другое — поддержку этого самого сепаратизма. Нам говорили: „Мы же не принимаем ваших сепаратистов на высшем политическом уровне, мы только на технологическом“.

Очень хорошо, спасибо хоть и за это. Но и информационная поддержка, и финансовая поддержка, административное сопровождение — мы это всё видели».

— там же

Это что? Это не наступательная риторика? Я сошел с ума, что ли? Эта Карина Орлова и я — мы читаем разные тексты, что ли? Вообще уже не важно, что говорится? Повторяю, если бы было сказано что-нибудь в сторону смягчения, я бы сказал: «Вот, руль переложен, поехали сюда». Но я не вижу этого.

«Потом, когда нам всё‑таки удалось справиться с этими проблемами, пройти через тяжёлые испытания, мы столкнулись с другим. (Вторая проблема. — С.К.) Советского Союза нет, Варшавский договор прекратил существование. Но зачем‑то нужно постоянно расширять инфраструктуру НАТО, двигаться к российским границам. Это что, вчера, что ли, возникло? Вот принимают Черногорию [в НАТО]. Кто угрожает Черногории? То есть, понимаете, абсолютно наплевательское отношение к нашей позиции во всём.

(Третья. — С.К.) Другая, не менее важная, а может быть, самая главная, проблема — односторонний выход [США] из Договора о противоракетной обороне. Ведь не случайно Советский Союз и Соединённые Штаты заключили когда‑то Договор о противоракетной обороне, два района были взяты под защиту: у нас — Москва, в Соединённых Штатах — район базирования межконтинентальных ракет.

Это было связано с необходимостью обеспечить стратегический баланс в мире. Нет, в одностороннем порядке вышли, нам сказали по дружбе: «Это не против вас. Вы хотите развивать наступательное вооружение, мы исходим, что это не против нас».

Знаете, почему так сказали? Ответ простой: никто не думал, что в тех условиях, в начале 2000-х годов, Россия, которая борется с внутренними проблемами, — ее раздирают внутренние противоречия, политические, экономические, терроризм терзает, — сможет восстановить свой оборонно-промышленный комплекс. Видимо, исходили из того, что не то что новых вооружений стратегических не появится, но даже то, что у нас есть, будет постепенно деградировать. А здесь в одностороннем порядке будут наращиваться силы противоракетной обороны, а наши будут сокращаться.

И делалось всё под предлогом борьбы с иранской ядерной угрозой. Где теперь иранская ядерная угроза? Ее нет, а проект продолжается и продолжается. Вот так, одно за одним, один шаг за другим и так далее.

(Четвертая. — С.К.) Потом уже совсем — начали поддерживать всякие «цветные» революции, в том числе и так называемую «арабскую весну». Взахлёб ведь поддерживали. Сколько мы видели положительных оценок того, что там происходит. К чему пришло? К хаосу.

Я сейчас никого не хочу обвинять. Просто хочу сказать, что если будет продолжаться такая политика односторонних действий, не будут согласовываться очень чувствительные для международного сообщества шаги на международной арене, то такие последствия неизбежны. И наоборот, если мы будем прислушиваться друг к другу, искать баланс интересов, то этого не будет. Да, это сложный процесс — процесс договоренностей, но только он может привести к поиску приемлемых решений.

Думаю, что если мы выйдем всё‑таки на такое сотрудничество, то ни о какой «холодной войне» и говорить никто не будет. Ведь после «арабской весны» (Это седьмое уже. — С.К.) подобрались уже и к нашим границам. Зачем надо было поддерживать госпереворот на Украине? Я много раз об этом говорил: там сложная внутриполитическая ситуация и, скорее всего, оппозиция, которая сегодня находится у власти, демократическим путем с помощью выборов пришла бы к власти. И всё. Мы работали бы с ними так же, как работали с властью, которая была до Президента Януковича.

Нет, надо было довести обязательно до госпереворота, с жертвами, вызвать кровавые события, гражданскую войну, напугать русскоязычное население на юго-востоке Украины и в Крыму. Ради чего всё это? А после этого, после того как мы вынуждены были, просто вынуждены предпринять меры по защите определенных групп населения, стали дальше раскручивать эту спираль, нагнетать. На мой взгляд, в том числе это делается для того, чтобы обосновать само существование Североатлантического блока. Нужен внешний противник, внешний враг, иначе зачем эта организация нужна? Варшавского договора, Советского Союза нет, против кого она?

Если будем в такой логике дальше действовать, нагнетать и наращивать усилия, чтобы пугать друг друга, то тогда когда‑нибудь и придем к «холодной войне». У нас совершенно другая логика, она направлена на сотрудничество и на поиск компромиссов.

(Аплодисменты.)

Ф.Закария: Господин Президент, какой же выход?

Я слушал Ваше интервью немецкой газете. Там Вы сказали, что ключевая проблема в том, что минские соглашения не выполняются правительством Украины <...>

В.Путин: А дело в людях, как бы их ни называли. Дело в людях, которые стремятся к обеспечению своих законных прав и интересов и боятся репрессий, если эти интересы не будут обеспечены на политическом уровне.

Если вы посмотрите текст минских соглашений, там же всего несколько пунктов, мы ведь всю ночь спорили по этим пунктам. Вокруг чего шел спор? Что первично. И мы всё‑таки пришли к выводу, что первичным являются решения политических вопросов, которые решают прежде всего вопросы безопасности людей, которые проживают на соответствующих территориях Донбасса.

Какие это политические решения? Там всё прописано. Изменения в конституцию, которые должны были бы быть приняты до конца 2015 года. Но где же изменения? Их нет. Должен был быть введен в действие закон об особом статусе этих территорий, которые мы называем «непризнанными республиками». Этот закон принят парламентом страны, но до сих пор не действует. Нужно обязательно было принять закон об амнистии. Он принят парламентом Украины, но не подписан Президентом, не действует.

Но как можно проводить какие‑то выборы? Как вообще можно говорить о проведении выборного процесса в условиях осуществления антитеррористической операции? Где‑то в мире это проводится вообще? Мы даже об этом не говорим вслух, но где‑то в мире проводятся выборные кампании в условиях проведения антитеррористической операции на территории?

<...> Ведь что происходит на самом деле? Обе стороны друг друга обвиняют, что то с одной стороны постреляют, то с другой. А кто вам сказал, что стреляют те люди, которых вы называете сепаратистами? Они говорят: стреляют представители украинских властей, украинской армии.

Одни постреляли, другие ответили — вот тебе и перестрелка. Под этим предлогом что, не нужно проводить политических преобразований? Наоборот, нужно как можно быстрее провести политические преобразования, которые лягут в основу окончательного урегулирования в сфере безопасности«.

— там же

И дальше. Как выглядят обглоданные кости, которые кидают. Говорят: «Давайте им что-нибудь кинем, чтобы был компромисс». Это делается так. Вот я свою общую теорию иллюстрирую текстом.

«Некоторые вещи нужно делать параллельно, я тоже уже об этом говорил. Согласен с Петром Алексеевичем Порошенко по поводу того, что нужно усилить миссию ОБСЕ, вплоть до того, что позволить наблюдателям миссии ОБСЕ иметь при себе стрелковое оружие. (на! — C.К.) Можно сделать какие‑то другие вещи, направленные на обеспечение, на повышение уровня безопасности. Но нельзя, ссылаясь на то, что не всё урегулировано в этой сфере, бесконечно откладывать решение ключевых вопросов политического характера».

— там же

С Сирией всё то же самое.

«Что нужно сделать сегодня? Нужно сейчас активнее включаться в процесс формирования новой конституции и на этой базе проводить выборы будущие: и будущие президентские, и парламентские выборы. Когда президент Асад был в Москве, мы с ним об этом говорили, он с этим полностью согласился. Более того, что чрезвычайно важно, под строгим международным контролем, с участием Организации Объединенных Наций.<...>

Послушайте, мы говорим о чём? И вообще, когда я спрашиваю наших коллег: «Вы зачем там всё это делаете?» Они говорят: «С целью утверждения принципов демократии. Режим Президента Асада — не демократический, а нужно, чтобы там восторжествовала демократия». Прекрасно. «Там что, везде демократия?» — «Нет, там пока не везде, но в Сирии должна быть демократия». — «Хорошо. (Ну, он издевается. — С.К.) А как можно добиться демократического устройства общества? Разве можно добиться исключительно силой оружия и вообще силой?» — «Нет, это можно сделать только с помощью демократических институтов и процедур». А что это такое? Нет более демократического способа формирования власти, как выборы на основе основного закона, который называется конституцией, сформулированного понятным образом, прозрачного и принятого подавляющим большинством общества. Примите конституцию и на основе этой конституции проведите выборы. <...>

Мы слышим иногда, что некоторые страны региона не очень понимают, что такое демократия. Мы что хотим, один режим недемократический заменить на другой недемократический? А если мы хотим всё‑таки продвинуть принцип демократии, давайте с помощью демократических инструментов это будем делать. <...>

Здесь нужно исходить из реалий сегодняшнего дня и не нужно стремиться к заявлению неисполнимых, недостижимых целей. Если многие наши партнеры говорят, что Асад должен уйти, а сегодня говорят, что нет, давайте мы проведем такую реструктуризацию власти, что на деле будет означать тоже его уход. Но, наверное, это тоже нереалистично. Поэтому нужно действовать аккуратно, «степ бай степ», постепенно добиваясь доверия всех конфликтующих сторон. <...>

Главное — не допустить развала страны. (Имеется в виду Сирия. — С.К.) А если так будет продолжаться, как сегодня, развал неизбежен. И это самый плохой вариант развития событий, потому что это совсем не значит, что после развала страны какие‑то квазигосударственные образования будут жить друг с другом в мире и согласии. Нет. Это будет дестабилизирующим фактором и для региона, и для всего мира.

Ф.Закария: Господин Президент, хочу спросить Вас еще об одном демократическом государстве, где совершенно другая картина. Вы говорили о Дональде Трампе, кандидате от Республиканской партии. Вы сказали, что это выдающийся человек, талантливый человек, чрезвычайно умный человек. И об этом говорили во всём мире.

Я хотел бы узнать вот что. Что именно в этом человеке привело Вас к такому его восприятию? И уверены ли Вы в этом?"

— там же

Это по поводу того... вот сейчас дальше будет интонация. Я ее от себя интонирую, но совершенно понятно, что, прочитавши глазами текст, он говорит неумолимо о том, что имеет место.

«В.Путин (Закарию посадил модерировать. — С.К.): Вы известный человек в нашей стране, Вы лично. И не только как ведущий одной из крупнейших телевизионных корпораций, но и как интеллектуал. Зачем Вы всё передёргиваете? Над Вами берет верх журналист, а не аналитик. Ну посмотрите, что я сказал? Я на ходу сказал, что Трамп — яркий человек. А что, не яркий? Яркий. Никаких других характеристик я ему не давал. Но на что я точно обращаю внимание и что я точно приветствую и не вижу здесь ничего плохого, а наоборот, — господин Трамп заявил, что он готов к полноформатному восстановлению российско-американских отношений. Чего здесь плохого? Мы все это приветствуем! А Вы — нет?

Мы никогда не вмешиваемся во внутриполитические процессы других стран, тем более Соединённых Штатов. Но мы будем работать с любым президентом, за которого проголосует американский народ. Хотя я не думаю, кстати говоря, что... (пауза. — С.К.) Вот они всех учат, как надо жить, и демократии учат. А что, Вы считаете, что там демократические выборы президента, что ли? Это правда. Посмотрите: дважды в истории США избирали президентом человека большинством голосов выборщиков, а за этими выборщиками стояло меньшее количество избирателей. Это что, демократия, что ли? А когда (мы дискутируем иногда с коллегами, мы никого ни в чём не обвиняем, мы просто дискутируем) нам говорят: «Не лезьте, это не ваше дело, мы так привыкли», — так и хочется сказать: «Ну тогда не лезьте к нам. Что вы лезете‑то? Разберитесь у себя сначала».

Но, повторяю, действительно, это не наше дело, хотя, по‑моему, там даже прокуроры отгоняют от участков международных наблюдателей в ходе избирательных кампаний, американские прокуроры пугают их, что в тюрьму посадят. Но это их проблемы, они так привыкли, им нравится. Америка — великая держава, сегодня, наверное, единственная супердержава. Мы это принимаем, мы хотим и готовы работать с Соединёнными Штатами. Как бы там ни происходили эти выборы, в конце концов, они состоятся. Будет глава государства, у него большие очень полномочия. Там идут сложные внутриполитические и экономические процессы, в Соединённых Штатах. Миру нужна такая мощная страна, как Соединённые Штаты, и нам нужна. Но нам не нужно, чтобы они постоянно вмешивались в наши дела, указывали, как нам жить, мешали Европе строить с нами отношения«.

— там же

Вот есть кто-нибудь из тех, кто это читает и говорит, что это не наступательный тик? Он говорит от себя все, что рвется из души.

«Как санкции, про которые Вы сказали, касаются Соединённых Штатов? Да никак не касаются. Вообще наплевать им на эти санкции, потому что последствия наших ответных действий на них никак не отражаются. На Европе отражаются, а на США никак не отражаются. Нулевой эффект. Но американцы говорят своим партнерам: „Надо потерпеть“. Зачем им терпеть? Я не понимаю. Хотят — пусть терпят.

<...>

Ф.Закария: ...Хочу спросить Вас еще об одном человеке, с которым Вы работали. С господином Трампом Вы не встречались, а госпожа Хиллари Клинтон была Госсекретарём. И в ответах на вопросы от граждан России Вы говорили о том, что есть у вас такая поговорка: „Муж и жена — одна сатана“. По‑английски это означает, что, по большому счету, речь идет о двух сторонах одной медали. Что Вы имели в виду? Вы работали с ней, когда она была Госсекретарём. Что Вы можете о ней сказать?

В.Путин: Я с ней не работал, с ней Лавров работал. Вот у него и спросите, он здесь сидит.

Я же не был Министром иностранных дел, вот Сергей Викторович Лавров был. Он скоро, как Громыко. (Обращаясь к С.Лаврову.) Сколько Вы уже работаете?

Я работал с Биллом Клинтоном, правда, очень небольшой промежуток времени. <...>

Я на своем опыте много раз смотрел на ситуацию, которая происходит с людьми до того, как они начали исполнять какую‑то функцию, и после этого. Часто иногда людей не узнаёшь, потому что, когда появляется другой уровень ответственности, начинают и говорить по‑другому, и мыслить, и даже внешне выглядят по‑другому. Мы исходим из того, что чувство ответственности главы американского государства, главы страны, от которой очень многое в мире сегодня зависит, что это чувство ответственности будет побуждать вновь избранного президента (имеется в виду США. — С.К.) сотрудничать с Россией и, еще раз хочу подчеркнуть, создавать более безопасный мир».

«Ф.Закария: Господин Президент, еще один вопрос... использование допинга...

В.Путин: ...Проблема допинга — не только российская проблема, это проблема всего спортивного мира. <...> К этому нужно именно так относиться, а не пытаться на этой почве выстраивать какую‑то антироссийскую либо еще антикакую‑то политику. <...>

Известный случай, с чего начался чемпионат Европы по футболу: драка российских болельщиков с английскими. Безобразие полное. Я, правда, не знаю, как 200 наших болельщиков „отметелили“ несколько тысяч англичан, не понимаю. Но, во всяком случае, подход правоохранительных органов должен быть одинаков ко всем нарушителям. <...>

Будем работать с этими объединениями болельщиков».

— выступление Владимира Путина на пленарном заседании Петербургского международного экономического форума

Дальше говорят другие: Ренци, Назарбаев.

«В.Путин: Я, во‑первых, хотел бы всех поблагодарить еще раз, всех, кто приехал в Петербург.

...Европа всё равно есть Европа. Фундаментальные основы экономики Европы дают нам основание полагать, что Европа на этом в любом случае, как бы там внутренние процессы ни развивались, не закончится».

— там же

«Мы вас любим, вы нас любите».

Ну вот что, этот текст, он не является, во-первых, абсолютной иллюстрацией вот этой модели? Во-вторых, абсолютной иллюстрацией той логики, о которой я говорил? И, возвращаясь к Браудеру: вот то следствие пошло дальней степью, и снова берут этого Браудера за причинные места. Ну совершенно ясно ― почему. Потому что хотят отмены закона Магницкого, готовы на любые вещи, потому что сюда [рисунок — в Европу] хотят. Но никакой стратегии далекоидущих односторонних уступок нет и в помине. Никакого лица просителя нет. Западное сообщество и наши журналисты не могли не увидеть, что это одна из самых наступательных речей последнего периода. И не могли не услышать, что все говорится просто от души. Гораздо более четко говорит, когда не по написанному, а от себя ― очень четкая речь. Но они не хотят этого слышать. У них заранее заготовлено: маска просителя, маска просителя. И это... Понимаете, когда боксер кого-то избивает, и говорят: «Боксер был зверски избит, просил о пощаде» ― понимаете, так нельзя! Это такая иллюстрация несовпадений реальных событий и их интерпретации.

А вот Стратфор, 21 июня, т. е. недавний текст.

«Россия пошла на смелый шаг в Сирии несколько дней назад. Российский самолет нанес удары по поддерживаемой США „Новой сирийской армии“ в районе Аль-Танфа, пограничного перехода на сирийско-иракской границе, в районе границы с Иорданией. Россия отрицала, что бомбила в этом районе, несмотря на видеодоказательства разрушений и остатки российских кластерных бомб на месте. США описали, как подняли истребители, чтобы отогнать российские бомбардировщики Су-34, которые затем вернулись и возобновили бомбардировки, когда американские самолеты улетели заправляться».

— Дерзкий российский гамбит в Сирии

А что, других нет, что ли? Т.е. если у кого-то было ощущение, что это только речь — это не только речь. Посмотрите на то, что происходит в Сирии. Уже все достаточно ясно. Но никто не хочет никакой ясности.

Ну и, наконец, Британия. Британия, выходящая из ЕС, ― это действительно начало далекоидущей глобальной перестройки ЕС. Либо он начинает рушиться, когда Германия выходит одна в состояние некоего лидерства, либо этого не происходит, но тогда нужны какие-то укрепительные меры. На сегодняшний день совершенно ясно, что одна из ядерных держав вышла — Великобритания. И все говорили, что она не выйдет. Все плевать хотели на то, что тут эти наши идиоты называют то ватники, то колорады — на шахтеров, на пенсионеров. На какие-то группы населения, которые не хотят, чтобы все разворачивалось в сторону глобального мира, которые инстинктивно чувствуют угрозу. Вот есть национальные группы и глобальные. Они есть в каждой стране. Они опять столкнулись. И это очень серьезно.

Но серьезнее всего, что я описывал, — это, конечно, выступление Путина. Оно очень развернутое, и он ни в чем себе не отказал, ни в одном из удовольствий. Всё, что рвалось... Иона рассказал Закарии всё (это есть такой чеховский рассказ... Иона рассказал лошади всё) ― Иона рассказал Закарии всё.

Я предлагаю всем, кто прислушивается к моим выкладкам и рассуждениям: первое — осознать еще раз трагизм общей ситуации. Вот этого ухода коммунизма. Осознать его. Не реагировать на происходящее по принципу «нам это не нравилось» — «а нам это нравилось». Осознать этот трагизм. Увидеть, какие силы в мире после этого действуют на арене. Осознать ситуацию в России. Особо внимательно присмотреться к этой группе, которая называется «элита». Это не класс. Это элита. Очень четко понять, что по отношению ко всему этому делу есть ведь еще один элемент, который мы не называем. Он здесь, сверху лежит, и называется он «лидер». Класс, элита — это одно, а лидер — это другое. И как именно будут строиться отношения здесь — тоже ведь непонятно. Потому что есть еще и общество.

Я предлагаю также вот просто присмотреться к модели. И уже с ее помощью взглянуть на очень разные события, касающиеся и Браудера, и каких-то уступок вот этих всех, маневров на самых разных полях. Этих попыток что-то разменять и сдвинуть сюда [на рисунке 8 — влево], и одновременно — контртенденция, которая заключается в том, что «кидали, и больше мы не будем по крупной что-нибудь делать первыми, если нам не отдадут».

Это все обещает многое. Ситуация нынешней России — это такой штиль. Он не продлится долго. В лучшем случае он продлится год с небольшим. А в худшем — гораздо меньше. Поэтому надо готовиться. А такая подготовка помимо подобных совершенно необходимых обсуждений содержит в себе и другие компоненты, о которых я сказал в начале этой передачи. Спасибо всем, кто меня слушал. Простите меня за то, что временно передачи будут выкладываться чуть-чуть более редко. Обещаю наверстать это в дальнейшем. До встречи в СССР!