виртуальный клуб Суть времени

   Михаил Нестерюк

   САМОДУРЕЦ ВСЕЯ РУСИ    Рецензия на фильм«Царь», реж. Павел Лунгин,
   производство «Профит-Синема», «СПЛ фильм», 2009 г.

Медленно проплывающие титры на фоне росписи православных соборов – так начинается фильм Павла Лунгина «Царь».

На предстоящий серьезный разговор со зрителями настраивает список задействованных в фильме актеров, прежде всего – звезда первой величины (так сейчас по пришедшей из Голливуда традиции принято называть ведущих деятелей искусства, как высокого, так и не очень) отечественного кинематографа Олег Янковский. А кроме него целых два бывших священника: любимый актер Лунгина, бывшая рок-звезда Петр Мамонов и нынешняя звезда популярных сериалов и околосветских тусовок Иван Охлобыстин. Вдобавок в фильме отметились и вездесущий Александр Домогаров, и ветеран милицейских сериалов Юрий Кузнецов, и заслуженный финн российского кино Вилле Хаапасало. Дикторский текст читает сам Сергей Гармаш, удостоившийся сомнительной чести сняться в «Катыни» Анджея Вайды.

Текст, появившийся на экране сразу после титров, прочитанный голосом Гармаша, обещает: весь этот блестящий коллектив готов рассказать нам о страницах русской истории, о сложных годах царствования одного из самых известных русских царей – Ивана IV Грозного.

Зрелище и впрямь незаурядное, причем с первых же кадров. Обшарпанное, мрачное, явно требующее ремонта помещение (как позже выясняется – царские чертоги), горящие свечи, иконы. Мамонов в роли царя, одетый в какое-то рубище, читает вслух сам себе страницы из святого писания и под монотонное его чтение появляются красиво скачущие тяжелой поступью по белому снегу всадники – опричники Ивана Грозного с привязанными к седлам собачьими головами. Скачут по дороге, украшенной висящими манекенами, молчаливые и грозные.

И льется кровь – куриная пока – для чего ассистенты Лунгина красиво лишают голов несколько наседок. А опричники в это время эффектно избивают и арестовывают князя Курбатова и в суматохе упускают то ли малолетнюю дочь арестанта, то ли дворовую девку его – Машу. Бежит она по лесу, синхронно с ней мечется в своей молельне царь, появляется из вдруг поднявшейся метели небольшой обоз. В Москву сквозь непогоду пробивается будущий митрополит Филипп – Олег Янковский.

Пересекаются пути Филиппа, Маши и наглых опричников, но не сдает Филипп Машу алчным нелюдям, скрипя зубами, отступает хищник перед святым.

Едет Филипп к Москве, везет с собой Машу, крестится при виде повешенных, а царь, завершив утреннюю молитву, приступает к одеванию царской спецодежды. Челядь, тщательно вылизав его ноги и отполировав языками царские туфли, обувает и одевает идущего на работу царя. Помогают ей в этом вездесущие опричники и царица Мария Темрюковна – явно психически ненормальная девица, входящая в экстаз при виде чужих человеческих страданий. Завершает одевания царя сам Малюта Скуратов.

Выходит принаряженный царь к коленопреклоненному народу и пугается вдруг, внезапно увидев своих подданных в количестве, превышающем десять человек. Но не дают верные опричники и прочие приближенные царю уклониться от общения с людьми русскими, которые непонятно зачем явились на царский двор, укрепляют его морально и физически. А Охлобыстин в роли шута Вассиана спасает щекотливую ситуацию, отважно бросаясь с высокого крыльца из-за спины государя прямо на собравшихся, как бы демонстрируя царю их полнейшую безобидность и покорность. Садится царь на ковер и отправляется на встречу как раз в ту пору въезжающего в Москву Филиппа. Сопровождает царский экипаж кавалькада ползущих на коленях бояр и простолюдинов, подпинываемых для ускорения движения опричниками.

И встречаются царь и Филипп на мосту: Филипп идет пешком, царь едет на ковре-автомобиле мощностью в две человеческие силы. Пытается главный опричник Домогаров-Басманов не пустить пастыря к царю, но проходит сквозь преграду, как нож сквозь масло, Филипп.

Иван предлагает Филиппу стать Митрополитом Земли Русской и просит его только об одном – чтобы правду тот царю говорил, и обещает ему учитывать мнение Митрополита при решении государственных дел.

Потом будут еще и молебны в полутьме, на которых будет присутствовать царь все с теми же опричниками, молебны с исступленными и злыми глазами, устремленными ввысь. Будут страшные застенки Малюты Скуратова, такие же обшарпанные, как и царевы чертоги, трупы в самих застенках и во дворе, сложенные аккуратно штабелями, живописные пытки, на которых страдальцы стройными рядами признаются в совершении явно мифических измен в пользу польского Жигимонта и далекого Новгорода. Будет град Иерусалим – странное здание без окон и крыши, в котором должны спастись избранные при втором пришествии Христа.

Много что будет, не будет одного – исторической правды, задушевно обещанной Сергеем Гармашом в начале фильма. Не об Иване Грозном этот фильм.

***
Лунгин своим фильмом явно пытается полемизировать с Эйзенштейном и его «Иваном Грозным». Фильм Эйзенштейна, собственно, тоже не совсем об Иване Грозном. Оба фильма посвящены острейшей проблеме: соотношения моральных норм и политической целесообразности, проблеме нравственности власти. Фильм Эйзенштейна – одновременно исповедь Сталина, вынужденного для блага государства пойти на применение жестких мер, направленных против вчерашних товарищей по партии (известно, что Сталин принимал большое участи в обсуждении сценария фильма). Фильм Лунгина – тоже исповедь, но современного убежденного либероидного правозащитника, который свято уверен, что любые проявления насилия со стороны ненавистного ему режима по определению не имеют не только морального, но и рационального оправдания, и даже объяснения.

Расстановка сил в великой борьбе добра и зла у Лунгина прямо противоположна той, что представлена Эйзенштейном. Иван у Лунгина – опереточный злодей, его окружение ему под стать, ну а силы добра, конечно, представлены Филиппом. Казалось бы, силы сторон несопоставимы: мощная государственная машина и один человек. Но, Филипп, будучи полностью раздавлен Иваном, смог одержать над ним моральную победу, потому, что на его стороне, по мнению Лунгина, были еще две незримые силы: Бог и народ.

Народ у Эйзенштейна имеет красивые открытые лица, он свободен и раскован, у Лунгина же он представлен очень своеобразно: стоящий в смиренном поклоне, ползущий на коленях за царским ковром, восторженно наблюдающий за муками казнимых. По Лунгину, русские – это косный, рабский, застывший в своем развитии народ.

Филипп показывает импортному опричнику Хаапасало-Штадену секреты устройства зубчатой передачи, открытой великим Леонардо. Он не русского мастерового учит, которому, к примеру, эти знания позарез необходимы, потому что он как раз бьется над задачей использования энергии движущейся воды. Лунгин считает, что нет таких мастеровых во всем царстве московском, нет у русских нужды в техническом прогрессе, мозги у них иначе устроены. Филипп передает знание первому попавшемуся иностранцу, который, по фильму, не дает никаких оснований для надежды на то, что семя упало в подготовленную почву. Вот только царь уважительно отозвался о способностях своего Андрюшки, и Андрюшка действительно оказался способным учеником – использовал принцип Леонардо при создании пыточных машин. Похоже, по Лунгину, земля русская для другого использования достижений технического прогресса просто не приспособлена.

Нет никаких причин любить такой рабский народ. Для Лунгина непонятно, как такой народ до сих пор существует и умудряется раз за разом давать отпор хорошо вооруженным «цивилизаторам», он считает, что без высшей силы (слава богу, пока не сатанинской) не обошлось. И вот мы видим, как подаренная царем блаженной Маше икона, очень похожая на знаменитую Владимирскую икону Пресвятой Богородицы, одним прикосновением своим валит опоры моста вместе с ненавистными поляками. Языки пламени, в котором сгорает церковь вместе с защитниками праха Филиппа, только касаются чудотворной иконы, но не повреждают ее.

Лунгин заставил Машу каким-то сверхъестественным путем избежать алчных опричников, найти поддержку у Филиппа, сбежать и от царя вместе с иконой Богоматери, невредимой пройти сквозь ожесточенную кровавую битву, остаться нетронутой дикими зверями в лесу. И погибнуть, пытаясь остановить кровавую вакханалию расправы над невинными военачальниками. Маша гибнет, а икона уцелевает и каким-то загадочным путем попадает в руки последних сторонников Филиппа.

По Лунгину, апофеоз победы Добра над Злом – это благодать, которая снизошла на страстотерпца Филиппа, ревнителя абстрактных моральных норм, но не сумевшего решить ни одной задачи, которую ему преподнесла реальная жизнь. Это – торжественное вознесение в неведомую высь душ сожженных в церкви защитников праха святого.
Другими словами, не созидание, но разрушение, не развитие, но застой. А созидание, по мнению Лунгина, – греховно по умолчанию. Лунгин не находит не то что оправдания, но даже разумного объяснения действиям Ивана – только безумие, только одержимость Злом.

Богат фильм аллюзиями на современность. Клетка, в которой везут Курбатова, а потом и Филиппа, напоминает более поздние аналогичные транспортные средства. Строгое следование принципу достаточности и неоспоримости собственноручного признания вины арестованными вызывает в памяти изречение, приписываемое Вышинскому: «Признание – царица доказательств». Филипп – идеализированный образ современных либероидных правозащитников, яростно настаивающих на принципиальной, изначальной греховности российской власти и рабской натуры русского народа.

Фильм этот – сознательно, с высоким мастерством сделанный снаряд, предназначенный для нанесения ущерба русской душе, яд в красивой упаковке. И эта ядовитая идеологическая бомба тем еще страшна, что подается она в великолепном исполнении настоящих мастеров своего дела. Зритель, зачарованный блестящей игрой актеров, может и не заметить, как получит смертельный удар в подсознание. Тут ведь как – или ты видишь все эти подлые уловки Лунгина, но тогда трудно получить наслаждение от мастерства, или ты наслаждаешься работой мастеров, но тогда ты – труп.

Хорошее оружие всегда красиво, но нелепо и опасно быть очарованным блеском стали меча или искусством врага, в руке которого этот меч, в тот момент, когда этот меч врезается в твое тело. Томагавком, летящим в тебя, не любоваться надо, его нужно сбивать или бежать от него. Я не сторонник жесткой цензуры, но фильм Лунгина «Царь» я бы запретил. Очень вредное и опасное зрелище, смотреть не советую.