Лев Соколов
ОТ ОБНАЖЕНКИ К ПРАВОСЛАВНОЙ ДУХОВНОСТИ
Рецензия на мини-сериал «Русский крест», реж.Григорий Любомиров, производство «Город», 2009 г.
Недавно сподобился посмотреть фильм «Русский Крест». Фильм этот существует в двух вариантах: собственно фильм и мини-сериал. Я просмотрел сериал, рассудив, что именно там создатели смогут полнее раскрыть свое произведение.
Сюжетная канва сериала в кратком изложении звучит так:
В апреле 1941 года у попа по имени Александр (играет Евгений Сидихин) случилось три видения: видел он Богородицу, Иоанна Предтечу и еще несколько других уважаемых святых. Вся святые гуртом молили Бога, чтобы тот не оставил Россию. Но Бог на это отвечал, что «в России так велика мерзость запустения, что невозможно терпеть эти беззакония».
Все эти видения поп Александр поведал своим прихожанам. «Я твой друг – стук-стук-стук», – и поп Александр незамедлительно оказался в застенках НКВД. Делом попа там занялся капитан Яковлев (Дмитрий Нагиев), который требовал от Александра не только признать, что тот контрреволюционер и фашистский шпион, но еще и написать донос на своего духовника, а, кроме того, признать, что и самого Бога вовсе нет.
Поп Александр, конечно, выполнять такие низости отказывается, а потому подвергается различным измывательствам как физического, так и морального толка. Но это не может сломить попа. На все издевательства он отвечает только смиренными обращениями к Господу, прося помиловать его грешных мучителей.
И вот, пока попа мытарили в застенках, началась Великая Отечественная война. Напирающие немцы мигом домчались до города, где претерпевал поп, и в самые короткие сроки смяли оборону плохо организованных частей Красной армии. Надзиратели разбегаются, взрыв снаряда вынимает кусок тюремной стены, и все заключенные оказываются на воле.
Поп и присоединившийся к нему молодой цыган решают пробираться в Лугу, где у попа осталась жена и дети. Остановившись переночевать в одной деревеньке, у местной гулящей бабы, они неожиданно находят там своего мучителя – капитана Яковлева, который попал под немецкий обстрел и лежит с тяжелым ранением в обе ноги.
Поп Александр, как и положено христианину, решает спасти грешного капитана. Положение усложняется тем, что у капитана с собой находятся секретные списки советской агентуры, о которых уже прознали немцы, пославшие на отлов гебиста специальную команду. Тем не менее, поп тащит изрыгающего богохульства капитана на себе по лесам и болотам, да по пути еще и помогает встречным растерянным беженцам, направляя их к истинной вере благовествованием и добрыми делами.
В конце фильма, претерпев великие мытарства, поп и собранная им маленькая команда выбирается из зоны фашистской оккупации и оказывается в Ленинграде. Все живы, раненые поправляются. Здоровье потерял только капитан, но он обрел гораздо большее – веру, которая спасет его душу.
ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ ИЗЫСКИ
Как видим, в общем переложении сюжет фильма звучит даже в чем-то завлекательно. В нем имеются и секретные списки, и война, и конфликт характеров людей, стоящих на диаметрально разных жизненных позициях… Но это только в общем переложении. В частностях же, по мере просмотра фильма от серии к серии крепнет ощущение дурно пахнущего «фальшака». Чтобы попытаться передать, почему возникает такое чувство, приведу несколько примеров того, как это все снято, с художественной и технической точки зрения.
С самого начала фильм уже очень ярко характеризует его заставка. На экране попеременно сменяются: качающийся церковный колокол, умирающие русские солдаты, веселые немецкие офицеры, свежие трупы каких-то граждан и медленно ползающий по экрану из угла в угол православный нательный крест. Все эти кадры густо поливаются сверху кровью. Кровь является разнообразно: то течет, заливая экран, то капает, а то и брызгает. Музыка звучит тревожная. Одновременно идет и представление актеров – их фигуры появляются в кадре, вклиниваясь между трупами и дрейфующим крестом: сначала появляется затылок и спина, а потом актер пытается повернуть лицо к зрителю. С точки зрения человеческой анатомии, посмотреть назад только за счет гибкости шеи, не поворачивая корпус, – трудная задача. Поэтому добрая половина актеров являет нам свой лик, уткнувшись носом в плечо, кося недобро выпученными глазами. Лица у актеров совершенно зверские – то ли от таких вот усилий, то ли в преддверие высокого трагизма, который в дальнейшем предстоит увидеть зрителю. Это внушает и настраивает на серьезный лад. Появляется надпись – РУССКИЙ КРЕСТ.
О спецэффектах. Они в «Русском кресте» ужасны и радуют только тем, что они редки. Например, когда сидящему в энкаведешном позорном узилище попу снова начинает являться Богородица с Младенцем, то и Богородица, и Младенец-Иисус является почему-то не вживе, а в виде как бы… проекции на стену огрызка старой иконы. Неровно вырезанные кривыми ножницами лица Богородицы и Иисуса наложены «маской». Честное слово, в советское время при несоизмеримо меньшем развитии техники это делали куда аккуратнее. Ужаснувшись уровню исполнения, даже уже не хочется думать, а почему, собственно, поп видит Богородицу только в виде старой иконы? То ли фантазия бедновата, чтобы представить Богородицу живой, то ли привык он её уже видеть только на доске в виде старой потемневшей темперы, и не может воспринимать иначе?
Но это еще не все. Вы ожидаете от фильма, где фоном всему война, крепких батальных сцен? Не в этом фильме! Я опишу вам первую сцену, которой, собственно, и открывается фильм. (Создатели пытались возбудить любопытство определенной категории зрителей, начав сразу с боев).
На улицу маленького городка въезжает автоколонна. Впереди едет русская полуторка, в которой вперемешку с немецкими конвоирами сидят пленные русские солдаты, раздетые до исподнего. За полуторкой двигаются немецкие танкетки. «Выгоняйте русских свиней», – кричит немецкий офицер, и конвоиры пинками сгоняют русских с автомашины. Кадр меняется. Реденькая цепочка русских солдат с трехлинейками торчит посреди улицы, изготовившись к стрельбе. Из непонятного белесого дыма на них надвигаются немцы. Немцы подлы: они гонят перед собой русских пленных в кальсонах – видимо, тех самых, что сгрузили с полуторки. За пленными идут сами немцы. А за немцами уже поспевают немецкие бронетанкетки. «Не стреляйте, братцы!» – умоляют идущие перед немцами пленные...
Я не зря так подробно расписал эту сцену. Редко кому удается с такой мощью раскрыть уровень своего фильма уже на второй его минуте. А вот сценаристу и режиссеру «Русского креста» удалось. Ведь как лучше устроить оборону на окраине городка? Всякий здравомыслящий человек старше двенадцати лет сообразит: надо укрыть солдат в близлежащих зданиях, которые то и дело мелькают в кадре, обеспечив личному составу укрытие толстыми кирпичными стенами старой постройки. Но у режиссера и сценариста «Русского креста» свое виденье тактики: надо поставить солдат на самом открытом месте, безо всякого прикрытия. В сотворенной волей режиссера и сценариста толпе дебилов, конечно, имеются некоторые градации. Вон тот полудурок догадался хотя бы спрятаться за дерево, которое винтовочная пуля прошивает навылет. Тот сообразил лечь посреди улицы. Другой стоит на колене. А этот вообще стоит в полный рост, напряжённо всматриваясь куда-то вдаль, где из тумана приближается рокот немецких моторов. Для наступающих немцев это все должно выглядеть, как стрельбище на полигоне: мишень головная, поясная, и в полный рост. Знай, выбирай!
Но наступают на русских такие же идиоты, только в немецкой форме. Вместо того чтобы с безопасного расстояний снести неукрытых русских метлой пулеметного огня и снарядами танкеток, немцы используют поразительный тактический прием: гонят перед собой толпу пленных в кальсонах, надеясь, что русские не осмелятся стрелять по своим. А что, если вдруг русские начнут стрелять? Тогда немцы оказываются в прекрасной ситуации. Пули русских будут навылет шить пленных, поражая прячущихся за ними немецких солдат (которые идут за пленными плотной шеренгой плечом к плечу, в стиле солдат эпохи наполеоновских войн). В то же время, идущие позади сплошной шеренги немцев танкетки не могут стрелять, потому что собственная пехота перекрывает ей сектор огня и каждая выпущенная пуля найдет задницу родного немецкого солдата...
Создатели фильма хотели показать войну? Это простите, не война. Это товарищеский матч с оружием между командами Кащенко и Скворцова-Степанова.
На фоне таких откровений от военного дела, уже даже не особо обращаешь внимание на огрехи по бытовым деталям. Что у русских солдат на винтовки не надеты штыки, (винтовка тогда обязательно пристреливалась со штыком и без него начинала безбожно мазать, превращаясь из оружия в хлопушку). Что немецкий офицер радостно держит свой пистолет-пулемет за магазин (при таком хвате эта модель неизбежно давала клин из-за неправильной подачи патрона). Почему часть немцев в пехотных касках, а часть – в десантных? – это сборная часть дезертиров? Почему на русской диверсионной группе камуфляж образца 1957 года? Наконец… Я понимаю, авторы фильма хотели показать подавляющее техническое превосходство немецкой армии. Но что немецкий офицер в 1941 году размахивает пистолетом «Беретта 92» в модификации, которая появится только в 1990 (!) году, – это не слишком ли? Наверно специалисты и глубокие знатоки той эпохи найдут в этом фильме еще немало подобных моментов, если только захотят смотреть этот шлак.
Общее же ощущение от всех боев фильма… Малочисленность массовки, и не очень умелая работа с ней. Зачем было скучивать всех двадцать человек гитлеровцев из массовки в центр экрана? Попытайтесь хотя бы растянуть их на весь экран, чтобы я мог подумать, будто вижу лишь часть вражеского воинства. О, и пятнадцать русских героически отстреливаются... На это накладывается отсутствие внутреннего напряжения актеров. Что это за сонные расслабленные люди в разной форме стреляют друг в друга с расстояния в несколько десятков шагов? Почему все так вяло? Накиньте же массовке еще по сто рублей! Дайте им хотя бы похмелиться после вчерашнего! Пусть они хоть чуть-чуть попробуют изобразить смертельное напряжение боя! А впрочем… какое там напряжение, если во время всех боевых сцен звучат церковные песнопения... В общем, скромный бюджет, отсутствие реквизита и грамотных консультантов, совместный пофигизм режиссера, сценариста и массовки полностью похоронили и военную составляющую фильма.
Но ведь спецэффекты и «экшн» далеко не во всех фильмах являются главным. Может быть «русский крест» берет свое тонкой проработкой характеров и заставляющим сопереживать сюжетом? Уже писал, что почти каждая сцена фильма вызывает ощущение фальши. Сценарист (он же и режиссер), который работал над фильмом, либо очень далек от жизни, либо откровенно гнал заказную халтуру. В таком же режиме работала и остальная съёмочная группа. В результате общих усилий фильм иногда вообще начинает путаться в показаниях, как неопытный лгун на допросе.
Вот в начале фильма, когда немцы подошли к окраине города, капитану Яковлеву позвонил начальник Райкома и приказал пустить всех арестованных в расход. Яковлев испугался делать это без письменного приказа и поехал за ним в райком сам. Больше он в здание НКВД не вернулся… А вот поп уже находит капитана раненым в деревне. И капитан сообщает, что он-де ехал вместе с майором на партизанский схрон (!). Дальше – больше: капитан сообщает (и это же показывает видеоряд), что их авто разбомбил самолет, майор-начальник погиб, а его в этот дом притащил водитель. Но тут же капитан добавляет, что у него в пистолете остался только один патрон. Но куда делись остальные пятнадцать, если капитан вообще ни в кого не стрелял? Унылые педанты должны сами додумать, как капитана по пути за приказом о расстреле перехватил майор с более важным заданием, а потом из лесу выбежали вражьи парашютисты, в которых капитан расстрелял два магазина… Ну, сценарист на таких мелочах не заморачивается – война все спишет… Он живописует о главном.
Вот хозяйка дома, где укрывается раненый капитан, а потом пришли еще и поп с цыганом. Хозяйку зовут Мария. Мария неосторожно приближается к гебняку Яковлеву. Гебняк хватает её за руку и начинает жарко шептать, что ему нужна лошадь, потому что он не доверяет ни попу, ни цыгану, и те его точно убьют… Лошадь мне нужна, лошадь! – выдыхает капитан в ухо пытающейся уползти от него Марии. В попытках удержать Марию руки капитана оказываются уже где-то у неё на крупе, а стоны про лошадь вроде как сменяются невнятным шепотком: мол, не уходи, ты мне нужна. Выглядит это как какая-то неотчетливая попытка изнасилования. Возможно, в съёмочной группе просто не смогли прийти к консенсусу. С одной стороны, понятно, что гебняк при первой же возможности должен насиловать все, что движется. С другой же – у гебняка, по сюжету, напрочь перебиты ноги, потеря крови и озноб. Сможет ли гебняк в таком состоянии вскочить на Марию? Видать, никто в съёмочной группе этого не знал за неимением опыта ранений, поэтому сошлись вот на таком компромиссном варианте. То ли лошадь капитан хочет, то ли уже хозяйку. Разбирайтесь, зрители, сами.
А вот отбившаяся от остальных Мария блукатит по лесу, и неожиданно встречает в лесу гламурного монаха в исполнении Льва Дурова. Монах выглядит действительно модно: у него роскошная окладистая седая бородища, идеально уложенный седой хайр и стильная черная одежда с серебристыми вышитыми письменами. Все в тон. Монах сообщает, что его зовут Епифаний, он схимник, ушедший от мирских дел двадцать лет назад, и живет в земляной пещере. Отдельных маловеров, конечно, может смутить сомнение: каким образом, живя в земляной норе двадцать лет, монах Епифаний сохранил такую чудесную новизну своего стильного серебристо-черного прикида? Где анахорет наел такой основательный маммон, который выпирает даже из-под вместительной рясы? Где здесь в лесу проживает модный стилист, который ухаживает за волосами почтенного старца? Неужели же это никому из съемочной группы не резало глаз? Или списали на то, что бог, в великой силе его сохраняет лоск живущего в земляной норе отшельника?
Тема вмешательства бога, вообще, показана в фильме очень конкретно. Сперва сценарист-режиссер еще стеснялся напрямую использовать божественное могущество: когда во время немецкого штурма города поп, сидящий в подвале, налаживает молитвы, и после одной – видимо особенно жаркой – снаряд аккуратно вынимает кусок стены из его камеры – тут еще можно сомневаться в детерминирующей связи. Это можно истолковать даже как тонкий прием – каждый может решить сам: случайность произошедшее, или же божественное провидение. Но ближе к концу фильма сценарист-режиссер раздухарился, и бог начал оказывать своим страдающим слугам прямую огневую поддержку. Когда одному из солдат немецкого отряда, конвоирующего пленного монаха, с небес в каску стукнула наказующая молния, я, признаюсь, не сдержался и захохотал. Ну, а когда бог подогнал для спасения попа кратковременное солнечное затмение, удивления, естественно, уже не было.
Показ чудотворной божественной мощи и разговоры персонажей о горних высях духа, приправленные хоровым церковным пением, в «Русском кресте» винегретом перемешаны со сценами алчно смакуемых натуралистических подробностей.
Вот пленный немецкий гауптман слышит перестрелку, и начинает орать, призывая своих: спасите! Спасите! Капитан Яковлев, подыхающий рядом, пуская пар из ноздрей, аки зверь рыкающий, подползает к гауптману и зубами натурально вырывает у немца глотку… Немец отходит, булькая кровью, а я в это время, пребывая в легком шоке, пытаюсь сообразить, что это было? То ли в гебешном капитане полностью возобладала его звериная дьявольская натура, то ли наоборот – глотку гауптману он вырвал божьим попущением, в рамках планов всевышнего по спасению попов и их окружающих? Сплюнув трахею гауптмана, Яковлев, подволакивая ноги, ползет к выходу из скита, чтобы продолжить бой. Ему еще предстоит выстрелом из пистолета сбить на лету брошенную немецкую гранату…
А вот финальная сцена фильма. Капитан Яковлев со всеми прочими пострадавшими в походе лежит в нашем госпитале. Девушка сообщает, что ноги из-за гангрены пришлось отнять. Все вокруг плачут. Капитан Яковлев (лицо крупным планом) тоже плачет и с возродившейся душой произносит: «Господи… Господи!..» Это первая неумелая попытка молитвы раскаявшегося грешника. Капитана уносят, но напоследок подробно демонстрируют нам культяпки его ног. Культяпки – это, собственно, и есть последний кадр перед тем, как пойдут титры.
О ДУХОВНЫХ ВЫСЯХ
Сразу нужно оговорить, что фильм имеет очень четкую антисоветскую направленность. Она проявляется с помощью уже достаточно заезженных штампов, которые используются еще с начала 90-х. Тут тебе и уже классический ходульно-штампованный образ следователя-упыря из НКВД. (Он обязательно устало трет воспаленные глаза и курит, обязательно курит, и лампа в лицо арестованному, ну, а потом и до размашистых ударов дойдет). Тут тебе и типовые застенки кровавой гебни (подвал, обязательно подвал, упыри-гебисты не могут допрашивать нигде, кроме подвала). Тут и образ Красной армии в начале войны (вооруженной только трехлинейками, а у немцев – танки и самолеты).
Когда в который раз наблюдаешь эти штампы, создается такое ощущение, что современным творящим при демократии кинематографистам рассылается негласная указивка, в которой четко прописано, как должен выглядеть типовой упырь-гебняк, типовые советские кровавые застенки, типовой бой советских войск с фашистами… Все строго по демократическому канону. Никакие апокрифы и ереси в изображении советских гебняков, армии, да и всего строя, не допускаются. Именно поэтому, посмотрев такой фильм, ловишь себя на мысли, что все это уже где-то видел, а сейчас наблюдаешь очередную реминисценцию, в которой пытаешься найти хоть какую-то оригинальную деталь…
По мере того как действие уходит от города вглубь леса, тяжесть антисоветской составляющей перекладывается на диалоги героев.
Вот монах-отшельник, помогающий найти героям дорогу, ищет приметный на местности крест. Но капитан-гебняк ему говорит:
– Сожгли твой крест пионеры, наверное.
– Какие пионеры?– Спрашивает двадцать лет отсидевший в лесу отшельник.
– Серость. Пионеры – это смена наша, надежда. Из них новые Ворошиловы, Буденные, Дзержинские вырастут...
– О, да. – Вздыхает монах. – Эти спалят, чего хочешь.
Вот заботливо переведенный разговор двух немецких солдат:
– Этот идиот Кранц опять накормил нас гнилой капустой. Он взял её в каком-то детском доме. Представляешь? Они кормят этим дерьмом своих детей.
– Бедные русские…
И так далее.
Впрочем, несмотря на то, что в фильме немцы периодически жалеют на словах местное население, они здесь не показаны как цивилизованные европейцы, которые стали бы меньшим злом для измученного коммунистами русского народа. В фильме они исправно делают то, что делали и реальные немецкие войска во время Великой Отечественной – то есть расстреливают мирных жителей при малейшем отказе от сотрудничества. Идея фильма другая: и коммунизм, и фашизм – равновеликое зло. Об это прозрачно намекает и сам главный герой на допросе, когда гебняк спрашивает его:
– Тебя послушать, так получается, что бог за Гитлера?
– А причем здесь Гитлер? – Отвечает поп поразмыслив. – Гитлер – это немцам наказание. За их грехи…
И мы понимаем, что за наши грехи русским послано свое наказание.
***
Надо сказать, что во время просмотра фильма, среди вороха штампов, я не сразу смог уловить, почему же и образ главного героя – попа Александра – вызывает у меня стойкое ощущение фальши. Этот герой волей авторов, в общем, поставлен в весьма благоприятное положение для восприятия зрителем. Претерпевая мучения и от советской власти, и от немцев, он творит добрые дела, помогает людям и стойко несет свой крест. Что же – думал я – царапает в образе этого вроде положительного попа?
И, наконец, пришло понимание: то видение, где «бог» рассказывал попу Александру о положении России… А в чем же реальный, а не придуманный сценаристом, бог мог узреть «мерзость запустения» к 1940 году, при большевиках?
За двадцать лет советская власть смогла построить эффективную систему сельского хозяйства, которая, наконец, прекратила регулярные голодоморы, терзавшие крестьянское население царской России. Эта новая система сельского хозяйства накормила и село, и город, да при этом еще и не изменяя духу русского крестьянства, потому что колхоз оказался не чем иным, как реформированной системой «общины», издревле привычной русскому человеку. – И вот в этом созданный сценаристом «бог» и согласный с ним поп Александр видят «мерзость запустения»?
Может быть, «мерзость» – в проведенной за кратчайшие сроки эффективной индустриализации, которая из страны, где не было ни одного предприятия, производившего собственные авиационные моторы, создала державу способную противостоять агрессии передовой в техническом отношении Германии?
Или же «мерзость» – во введенной советской властью обязательной ликвидации безграмотности, массовом открытии школ, когда каждый русский человек наконец-то смог узнать о мире за пределами его родной деревни и села?
Возможно, «бог» попа Александра увидел мерзость в том, что советская власть запретила эксплуатацию человека человеком, упразднила класс господ и объявила что человек человеку друг, товарищ и брат – то есть, пусть и другими словами, возвела в ранг закона то, что проповедовал Иисус Христос? Если так, то появляется сомнение, что попу Александру являлся именно бог. Больше похоже, что явился ему лукавый, назвавшийся святым именем. Ибо сказано, что Отец Лжи имеет тысячи лиц, и ложь его орудие…
В общем, если говорить коротко, то не мог честный в своей вере священник к сороковым годам, видя, что жить абсолютному большинству русских людей при советской власти стало намного лучше, говорить о «мерзости запустения». В двадцатые годы, когда еще многое было непонятно, – мог. А в сороковые – уже нет. И в этом – великая фальшь образа благообразного попа, созданного волей сценариста.
Да, у советской власти и русской православной церкви были очень сложные отношения. Во многом это было вызвано тем, что русская церковь настолько «прижилась» к царизму, что в массе своей посчитала крушение царского строя крушением всей России, и заняла по отношению к новоявленным большевикам реакционную позицию. Большевики же на это ответили жесткой антирелигиозной деятельностью.
Но передовые священники видели в делах советской власти куда больше христианских зерен, чем в привычном капиталистическом строе, где имущие классы хоть и крестятся во церквях, как ветряные мельницы, при этом ничуть не смущаются тянуть жилы из рабочих. После первых лет революционного угара отношения между церковью и государством постепенно наладились. Государство не агитировало за церковь, но и не неволило людей в вероисповедании. Все, кто хотели, могли найти свой путь к храму. И, возможно, именно поэтому тогда в храмах было гораздо больше истинных христиан, чем сейчас.
Ну, а если кто из читателей этой статьи хочет увидеть не фальшивый насквозь образ попика Александра, а настоящих русских попов, которые прошли весь нелегкий путь того времени со своим народом, то рекомендую к просмотру запись Парада Победы 1945 года в Москве, где строем прошли священники с советскими орденами и медалями на рясах. Это они – и такие как они – не смущая умы прихожан фальшивыми видениями о «мерзости запустения», утешали людей в тяжелую годину, крепили их веру в победу. Это они работали санитарами под пулями, и врачами в госпиталях – вот откуда боевые награды. Это они вместе с верующими собирали пожертвования, на которые покупалось оружие для обороны от врага. И громить немцев шла танковая колонна с гордым именем «Дмитрий Донской». Вот каковы были – да и сейчас есть – настоящие русские попы!
А создатели фильма и сыгравшие в нем актеры попытались все это пакостно замарать.
В попытках понять, почему фильм получился таким, каким получился, я набрал в интернете имя режиссера. Что же – это сразу многое прояснило. Фильм снял некий Григорий Любомиров, до этого осчастлививший нас такими проектами, как «Рублевка Live» и «За стеклом». Сделав перерыв в съемках реалити-шоу, где голые бабы демонстрируют срамные места во время помывок в душе, этот гражданин решил приобщить нас к духовности.
Любомиров замахнулся на титаническую тему – отношения русского народа и православия в трагические годы двадцатого века. Но для такой темы у режиссера не хватило ни душевных сил, ни таланта. Любомиров взял тему, для которой оказался слишком мелок. И для того чтобы подогнать богатейший материал до своего уровня, режиссер обкорнал его до кучки неряшливо слепленных шаблонов; при этом шаблонов, угодных современной власти, что еще больше сузило и так небогатое пространство для творческого маневра. Отсюда произрастают и хромоногий сюжет, и картонные типажи героев, и беззубые скучные диалоги, в которых режиссер заранее отдал победу одной стороне и которые поэтому смотрятся, как договорной матч в поддавки.
Чувствуя, что не тянет тему, Любомиров, возможно, даже и неосознанно, постарался приманить зрителя чем-то ему более близким и понятным – то есть грязью и чернухой. Отсюда обильная кетчупная кровь и трупы в заставке, отсюда вырванные зубами трахеи и культи ног крупными планами.
Единственное, что есть удачного в фильме – это его название. Современные фильмы о войне, снятые при демократической власти, в массе своей являются настолько лживыми, бездарными, и слабыми, что смотреть их – это действительно тяжкий крест русского телезрителя.
– Стоит ли смотреть фильм гражданина Любомирова?
– Вы что-то спросили?