Наша прошлая публикация начала рассказ о семье Низамутдиновых, разлучённой с ребёнком. С тех пор для семьи нашли адвоката, привлечено небывалое внимание прессы. Похоже, что в отличие от семьи Борисевич, сейчас общефедеральный тренд позволяет гораздо быстрее решать локальные проблемы. По крайней мере, мы надеемся, что вчерашний день стал поворотным в судьбе мальчика, который сейчас живёт в интернате.
Вчера мы с молодой мамой Оскара ездили в другой конец города на судебную медико-психиатрическую экспертизу. В дороге Кристина заметно волновалась. Пётр вёл машину, а мы с помощью блокнота (Кристина потеряла слух вскоре после рождения сына) обсуждали перспективы и надежды последних дней. Несмотря на пробки, до психиатрической больницы № 6 доехали вовремя.
Медики встретили нас вежливо, собеседования с тремя специалистами заняли около двух с половиной часов. После окончания экспертизы врачи отделения и Кристина немного пообщались. Врачи написали Кристине: «Вы, наверное, устали от наших вопросов? Чем мы можем Вам помочь? Какие у Вас есть вопросы к нам?», на что Кристина пошутила «Да вот, приехала узнать, не дурочка ли я?» и все рассмеялись. Заключение экспертизы будет готово через 10 дней и направлено в суд.
Приехали домой в Бердск уже к обеду, побеседовали за чаем с Валентиной Федоровной. Через полчаса позвонил телеканал ТВК сообщить, что хочет приехать на съёмки. Но прямо перед прибытием съёмочной группы в дверь постучались четыре женщины в норковых шубах. Заместитель министра соцразвития области, начальница областной опеки, и ещё две представительницы опеки города Бердска. Гости попросили оператора и журналиста подождать в подъезде, а дома начался серьёзный разговор.
В беседе проговорили многое, но судьбу Оскара — в первую очередь. Внезапно оказалось, что вернуть мальчика в семью очень легко: Кристина может написать заявление с просьбой вернуть сына ей как законной представительнице с указанием на то, что сама готова справиться с воспитанием и содержанием Оскара. И тогда ребёнка немедленно отдадут маме. При этом сотрудницы опеки заявили, что проинформировали семью о порядке возвращения сына матери ещё летом. На что обе женщины — мать и дочь — гневно воскликнули «Ложь!»
Напомним, что исковое заявление было подано в адрес Кристины в ноябре прошлого года. Почему опека, собирая документы для иска, не обеспечила письменного информирования семьи или не привлекла сторонних свидетелей соответствующего разговора, — осталось неясным. Ведь надо же было опеке как-то озаботиться правовым обеспечением своих действий? Суд — дело нешуточное.
Были и другие нестыковки в словах гостей. Например, зачем ставить себе в заслугу то, что Оскара поместили в местный интернат вблизи родной семьи, а не в дальнюю даль? И одновременно признавать, что ребёнок находился в приюте и интернате без правовых оснований?
РВС-Новосибирск чётко разграничивает вопрос участи Оскара и вопрос выяснения правоты семьи и опеки. Но одно сейчас можно сказать уверенно. Не будь нас рядом, очередное общение Низамутдиновых и чиновников непременно окончилось бы конфликтом и раздором. Увы, при всей своей подкованности и культуре, женщины не могут выстроить диалог с конкретной семьёй. А ведь от успеха этого диалога зависит судьба ребёнка.
За чаем, в совместных поездках и обсуждениях мы отметили гордый и прямой характер бабушки, поняли ранимость и доброту Кристины. Поэтому мы не удивились тому, как оскорбилась Валентина Фёдоровна на замечания о даче: «Депутат вчерашний говорит про дачу нашу: Ах да, ведь у вас там коттедж!... Коттедж, говорите? Да! Трёхэтажный!» — с сарказмом восклицает она. Нам также была понятна горячность Кристины в ответ на слова о том, что Оскара забрали у неё «с улицы». «Прямо тут меня зажала одна из них!», — кричала Кристина, показывая на угол между окном и столом.
Невольно задаёшься вопросом, в чём же всё-таки состоит профессионализм людей, сопровождающих проблемную семью. В любом случае русская гуманистическая традиция учила нас, что любовь к народу предполагает не взгляд сверху вниз, а служение ему. Чем психологически отличаются ситуации помощи и контроля? Помощь невозможна без доверия помогающему, даже когда он может помочь только советом. А когда доверие разрушено, остаётся только контроль.
Однако вернёмся к сути разговора. Впереди ещё много неясных для нас вопросов. Почему нет акта об отобрании ребёнка, а факт отобрания — есть? Но главный вопрос для Низамутдиновых — это Оскар. И потому, проводив высоких гостей, Кристина поспешила с письмом к мэру. Обсудив текст заявления с адвокатом, Низамутдиновы подписали бумагу.
В мэрии близился конец рабочего дня. У главы города Ильи Потапова уже пару часов заседала рабочая группа по решению нашего вопроса. Точнее, не совсем нашего: ведь Оскара уже решено отдать. Похоже, опеку и мэра, подписавшего полгода назад злосчастные постановления, волнует ещё и другое — как выйти из неловкой ситуации и защититься от возможных правовых ловушек, попав под прицел СМИ и общественного внимания. Возможно, именно поэтому появляются в газетах некоторые поспешные публикации. Здесь стоит заметить, что одновременно с беседой у Низамутдиновых администрация Бердска пригласила на разговор наших заявителей пикета в воскресенье в центре городка. Особенно интересовало мэрию, какая тема будет затронута пикетчиками.
Спускаясь с крыльца мэрии, Кристина тревожно шепнула: «Я боюсь, что Оскара всё же не отдадут. Здесь есть какой-то подвох». Мы написали ей на последних листах её «переговорного» блокнота: «Подвох может быть только с целью обеспечить их безопасность. И потому Оскара они должны отдать в первую очередь».