виртуальный клуб Суть времени

христианство и красный проект

Коммунистические идеи в Святоотеческом учении в свете имущественной этики - лекции православного богослова Н.В.Сомина

Лекции Николая Владимировича Сомина на тему "Коммунистические идеи в Святоотеческом учении в свете имущественной этики".
Н.В.Сомин 1947г. р., по профессии – программист, к.ф.-м.н., в.н.с. ИПИ РАН.

Лекция Н.В. Сомина на тему "Коммунистические идеи в Святоотеческом учении в свете имущественной этики" №7 (стенограмма)

Аватар пользователя Анастасия Бушуева

Лекция 7 от 09.10.2013. Христианское осмысление справедливости

 
Сегодняшняя лекция будет посвящена очень интересному, на мой взгляд, вопросу  – справедливости. Или еще более точно – социальной справедливости. Или ещё точнее – христианскому осмыслению понятия социальной справедливости.
Дело в том, что наши богословы не особенно жалуют это понятие. И когда Вы просто начнете говорить с православными людьми о социальной справедливости, то не исключено, что в ответ вы получите такую ироническую усмешку, не более. Более продвинутые Вам приведут цитату из Исаака Сирина. Примерно такую: «Не называй Бога справедливым. Если Бог справедлив, то я погиб».  Это означает, что если Господь будет судить нас грешников по справедливости, то оправдаться никто не сможет. А некоторые батюшки Вам популярно разъяснят, что социальная справедливость – это вообще-то зависть, причем зависть шариковых к таким успешным состоятельным людям. Собственно, вот этим кругом идей наше богословие и ограничивается.
Но действительно, справедливость и социальная справедливость – понятия, отнюдь, не такие простые. Хотя вроде бы понятно, ну что такое справедливость? Справедливость – это каждому свое, в смысле, каждому по заслугам. Ещё древние римляне в своем праве имели такую норму: Suum Quique, то есть каждому по заслугам. Но справедливость охватывает не только сферу судопроизводства, а, главным образом мы сталкиваемся с ней при распределении. Причем при распределении по необходимости ограниченных благ. И вот здесь мы уже подходим действительно к понятию социальной справедливости. Причем, слово «социальная» здесь очень кстати, потому что распределительная справедливость всегда осуществляется в каком-то обществе. Это общество может быть очень маленьким, семья, например, фирма. А может быть очень большим: нация, скажем, государство, империя. Но в любом случае вот это общество, в рамках которого происходит распределение – оно существует. И кроме того обычно в понятие социальной справедливости вкладывается не только справедливое распределение, но ещё одно: это забота о маргинальных слоях населения – о тех, кто сам себя обеспечить не может. Это уже где-то немножко больше справедливости, хотя как считать. Одни считают это чисто проявлением любви, а другие считают это проявлением справедливости: если этого нет – общество не справедливо. Мы постараемся рассмотреть понятие справедливости именно с христианской точки зрения. А с этой точки зрения христиан обычно волнуют такие вопросы.
Во-первых. Справедливость и в частности социальная справедливость – это от Бога или, как говорится, «от человеков», от людей? Это вопрос, надо сказать, принципиальный. Если это чисто человеческое понятие – оно для христиан не очень интересно, потому что люди много такого напридумывали несущественного. Но если это от Бога, то это совершенно меняет дело.
Второй вопрос очень интересный: справедливость и любовь. Это, так сказать, совершенно разные вещи и не пересекаются друг с другом или, наоборот, справедливость и любовь это как бы одно и то же? Или между ними существует связь? А если существует, то какая связь?
Третий вопрос, очень интересный. Вообще-то всем понятно, что справедливость очень важна для людей. Люди постоянно говорят о справедливости, выпячивают ее. А, собственно, почему? Почему она так важна? Почему люди обязательно считают необходимым ее соблюдение. Хотя надо сказать, что справедливость у каждого своя, каждый человек имеет, если строго подходить, свое понятие о справедливости. И тем не менее, все твердят о ее важности и необходимости ее выполнения.
И наконец, может быть самое интересное, но и самое трудное. А возможна ли справедливость? Возможно ли справедливое общество и не в теории, не в идеале, а справедливость, так сказать, здесь и сейчас, справедливость в нашем падшем мире, среди нас, таких грешных и падших людей. Давайте мы попробуем как-то постепенно в этих вопросах разбираться.
Прежде всего, справедливость от Бога или от людей? Многие говорят, что нет – от людей. И будут совершенно неправы, ибо Священное Писание – оно недвусмысленно говорит, что справедливость от Бога. Давайте посмотрим. Ветхий завет. Я уже как-то говорил, что, собственно, все законодательство Ветхого Завета лейтмотивом имеет справедливость. А ели говорить точнее – социальную справедливость. Там введены были субботний год и юбилейный год. Смысл этого законодательства в том, чтобы никто не смог накапливать собственность в каких-то неограниченных размерах. Потому что каждый седьмой год  прощаются долги, не смотря на то, что вам их так и не отдали. Так что таким способом накапливать богатство нельзя. А каждый пятидесятый год нужно было просто даром возвращать купленную землю. Так что и таким образом накапливать имущество, получалось, было нельзя. Очень интересное, надо сказать, законодательство. Глубочайшее! Ну много-много всяких других было законов. В общем, Закон ветхозаветный можно было характеризовать одним словом – справедливость.
Но и в Новом Завете на самом деле о справедливости достаточно сказано. Однако, сказано немножко завуалированно. Там очень часто используются, как в Ветхом Завете, так и в Новом Завете, слова правота, правый, правда. Например, известнейшие изречения: «Ищите же прежде Царства Божьего и правды Его», «Блаженны алчущие и жаждущие правды», «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Ибо Говорю вам: если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное». И здесь везде: «правда», «за правду», «праведность». Это перевод греческого слова «дикеосини», которое на греческом языке означает и правду, и справедливость одновременно. Даже больше справедливость, чем правду. И если вот так перевести, то вдруг евангельские цитаты получают новый, какой-то свежий смысл: блаженны алчущие и жаждущие справедливости. Здорово ведь! И выражение «правда Божия» ‑ «дикеосини Тео», оно, конечно, более емкое, более глубокое, чем слово «справедливость», и тем более чем «социальная справедливость». Но отсюда следует, что социальная справедливость – это есть, так сказать, проекция правды Божией на социальную сферу. И таким образом получается, что социальная справедливость – от Бога. Это есть как бы часть правды Божией. И Евангелие – оно очень определенно утверждает справедливость: «блаженны нищие», как я уже говорил, в Евангелии от Луки ‑ без «духом». «Ибо горе вам богатые, ибо вы уже получили свое утешение». Господь Иисус Христос настолько заинтересован в осуществлении социальной справедливости, что готов е недостаток в земной жизни восполнить на небесах. Евангелие – книга очень такая трезвая, и там Христос понимает, что на самом деле в мире сейчас справедливости нет. И Он, так сказать, дополняет, восполняет эту справедливость тем, что она осуществляется в другом мире – на небесах, куда все люди, так или иначе, обязательно перейдут. И об этом есть в Евангелии от Луки очень яркая притча «О богаче и Лазаре». Там бедняк Лазарь мучается больной, весь в струпьях, у ворот богача, и просит милостыню  А богач у себя там в хоромах наслаждается. А после они умирают – и все наоборот: Лазарь попадает в лоно Авраамово, а богач мучается в аду. Так что сам Господь оправдывает социальную справедливость и требует ее установления. И поэтому, как мне кажется, все эти кривые усмешки насчет справедливости и социальной справедливости – они должны быть отброшены. И христиане обязаны бороться против попрания социальной справедливости, причем именно в этом грешном и падшем мире. Тем более, что чувство справедливости – это совершенно не зависть. Я не знаю, кто это первый придумал и пустил по миру, но вы сами чувствуете, что это разные вещи. Дело в том, что зависть – это чисто личное. Это чувство, возникающее вследствие того, что ваши личные амбиции оказываются неудовлетворенными. Чувство справедливости  ‑ оно другое, оно носит социальный характер: справедливый человек думает о всех, а вовсе не о себе. И в первую очередь он думает о всех! Поэтому обычно справедливый человек – вот он-то как раз и не завистлив. И наоборот, завистливый человек, как правило, несправедлив. И вот такая подмена, а это часто можно услышать, она должна быть наконец-то оставлена, потому что это просто дискредитирует такую очень глубокую и фундаментальную ценность божьего мира как справедливость.
Перейдем к другому вопросу. Справедливость и любовь. Ветхий Завет – он дает не только конкретные нормы справедливости, но он формулирует ещё очень кратко и ярко моральную сущность этого понятия. Там сказано:
Люби ближнего твоего как самого себя.
Это сначала сказано в Книге Левит, в Ветхом Завете. А после повторено Иисусом Христом уже в Новом Завете. И действительно, суть справедливости в том, что каждый получает по своим заслугам, не взирая на лица. И в этом смысле я в общем ничем не выделен из других людей. И, следовательно, если я принимаю норму социальной справедливости, то я ничем не лучше других. Я такой же как другие – не лучше и не хуже. Или иначе: я должен любить остальных так же, как и самого себя. Вот и получается: люби ближнего твоего как самого себя. Это, конечно, ещё не определение справедливости. А скорее определение справедливого человека. Причем человека отнюдь не святого: в нем любовь к ближнему уравновешивается любовью к себе. А любовь к себе это что? Это не что иное как эгоизм. Но отсюда следует, что социальная справедливость невозможна без определенного уровня любви к ближнему. Социальная справедливость обязательно включает в себя любовь. Пусть несовершенную любовь, но обязательно ее включает.
Любовь и эгоизм. Ну, вы конечно знаете, что это две вещи, которые правят миром. И в Ветхом Завете все время об этом говорится. Собственно, можно утверждать, что в Ветхом Завете декларируется как бы некая моральная ось: вверху любовь, внизу эгоизм. И Ветхий Завет все события оценивает с точки зрения этой оси – нанизывает их на нее. Вверху получается Божья святость, любовь и правда. А внизу сатанинский эгоизм. И всякая душа человеческая занимает некую точку на этой моральной оси, всякое общество тоже, надо сказать, занимает определенное положение на этой моральной оси. Ну и нетрудно сообразить, что есть некая средняя точка, так сказать, точка нулевая. Точка замерзания воды. И собственно, это и есть «люби ближнего как самого себя». Очень интересно получается. То есть мы нашли некую точку отсчета, нормативную справедливость. Но не будем трубить в фанфары: еще мы далеко не все поняли насчет справедливости, потому что это только точка одна. Точка важная, но далеко не все объясняющая.
Поэтому пойдем дальше и посмотрим повнимательнее, как относится к справедливости Новый Завет. Там есть и другое. Вещь, казалось бы, противоположная. Очень часто Новый Завет, как кажется, игнорирует справедливость. И уклоняется от темы обсуждения справедливости. И действительно: пафос проповеди Христа другой. Пафос – в благой вести о приближении Царства Божьего. Вот оно приближается это Царство любви, и любой, кто любит, может в это Царство войти. А справедливость – кажется, Христос уходит от нее. Ну например, эпизод, где два брата просят Христа разделить им наследство. И естественно, они думают, что Христос сделает это по справедливости, потому что о Христе идет молва, что это человек очень справедливый. Тем более, даже фарисеи говорят: «Учитель, мы знаем, что ты справедлив». Но Христос делящим наследство отвечает: «Кто поставил Меня делить и судить вас?» Этим Он как бы говорит: «Вы ищете справедливого дележа наследства. А Я от вас жду совершенно другого. Я от вас жду любви». Другой пример. Во всех Евангелиях сказано «Больший из вас да будет всем слуга». Казалось бы, вот тезис, который опровергает справедливость. Ведь справедливо, если больший получит больше. Разве не так? А Христос все переворачивает. Оказывается наоборот, больший, более сильный, он не только не должен получить больше, а он должен быть слугой всем остальным. Слугой для немощных. Или притча о работниках в винограднике. Там работники приходили работать в разное время. И один проработал целый день, другой полдня, а третий пришел буквально за час до оплаты. И, тем не менее, Хозяин каждому дает по динарию. Казалось бы, это несправедливо. Тот, кто дольше проработал, казалось бы, должен больше и получить. Так ведь? А нет. Все получают одинаково – по динарию. Так в чем же дело? Дело в том, что справедливость вовсе не является христианским идеалом. Христианский идеал – это любовь. Любовь, которая выше справедливости. Любовь как жертва, как полная отдание всех своих сил на благо ближнему. Без всяких компромиссов, таких, что мол справедливо, чтобы было и другим, и мне. Вот к этому идеалу абсолютной любви призывает Христос, и к этому идеалу должны восходить христиане.
Но дело в том, что отправной точкой в этом восхождении по ступеням совершенства является именно справедливость. Ниже справедливости христианин опускать не имеет права. Тогда он уже просто не христианин. Тогда он уже попадает в область эгоизма. И идеалом общества, предлагаемого Христом, является именно общество любви. И такое общество, по заветам Христа сразу же после принятия Духа Святаго реализовали апостолы, причем, все двенадцать апостолов. В этом обществе правила любовь. Недаром, святой Иоанн Златоуст говорит, что это было «ангельское общество». И неспроста, первое, что сделали апостолы ‑  это ввели строгий христианский коммунизм. Потому что коммунизм, общность имущества вытекает из любви.
Однако, я должен сказать, о чем я забыл упомянуть в лекции об Иоанне Златоусте. У Златоуста есть такое интересное высказывание: «Скажи мне, а все-таки что чему предшествует? Любовь нестяжанию (а под нестяжанием Иоанн Златоуст понимал в данном контексте общность имущества, коммунизм) или нестяжание любви. Я думаю, любовь нестяжанию. Но последнее, нестяжание, будучи достигнутым, укрепляло любовь еще больше». Это очень глубокое замечание Златоуста. Подлинная любовь неизбежно требует общности имуществ. Но не наоборот. Понимаете, силой вести к общности имуществ – из этого, если люди эгоистичны, ничего хорошего не получится. Они все равно этот высший замечательный потрясающий принцип – они его извратят, испохабят. И он превратится в кошмар. Но если есть любовь, то общность имуществ укрепляет ее. Потому что любовь – это трудно. И поэтому что любовь должна быть хорошо организована. Любовь – это высшее состояние человека и человеческого общества. И любые нарушения, снижения это принципа  уничтожают любовь. А вот общность имуществ – она ее укрепляет. Ну, примерно таково соотношение между любовью и справедливостью. Пойдем дальше.
Кроме нормативной справедливости, то есть «люби ближнего как самого себя», нужно рассматривать ещё, как я говорю, относительную справедливость. Термин, конечно, условный. Но дело в том, что справедливость, тем не менее, у каждого своя. Каждый считает, что он обладает вот этим критерием справедливости, и должно быть так, как он считает. И с этим ничего не поделаешь. И получается так, что каждый социум очень далеко отстоит от этого замечательного принципа, очень высокого принципа «люби ближнего как самого себя», очень трудноисполнимого принципа. Потому что все мы больше эгоисты, себя мы любим, это мы умеем делать великолепно, а вот любить других – это сложно. Поэтому это принцип очень высокий. И обычно общество довольно далеко отстоит от этой нормативной справедливости. И, тем не менее, в любом обществе какая-никакая, а справедливость существует.
И, кстати, Новый Завет эту мысль очень тонко улавливает. Там сказано: «И, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними». То есть это тоже ещё одно определение справедливости, но уже оно не привязывается к любви, определение более широкое, более относительное. И что я хочу сказать? Что справедливость может иметь место и на других уровнях нравственности: выше нормативной или ниже нормативной. Это относительная справедливость. Относительная справедливость ‑ это не выдумка; она объективна, она существует. Но она зависит от господствующих в обществе социальных отношений. А те, естественно, в свою очередь зависят от уровня любви в обществе.
А если мы вернёмся к распределительной справедливости, социальной справедливости, то вспомним, что принципы распределения в разных обществах разные. Если их выстроить сверху вниз, то получится целая лестница социальных справедливостей. Вот давайте по ней пройдёмся.
Высшая справедливость была в самом высочайшем из реализованных человеческих обществ ‑ в иерусалимской общине, где имели всё общее и разделяли всем, смотря по нужде каждого. Но то, что это именно справедливость, показывает следующий эпизод. Когда «некоторые вдовицы», ‑ я читаю Деяния апостольские - «пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей», ‑ это шестая глава, ‑ то апостолы вовсе не прекратили, не упразднили принцип общности имуществ. А, наоборот, решили его утвердить, поставив семь дьяконов, которые восстановили бы справедливость. Ибо они считали, что введённый строй ‑ он справедлив. Справедлив, разумеется, для настоящих христиан. Это очень высокий уровень.
Ступенькой ниже, но тоже очень высокий принцип справедливости ‑ это принцип распределения поровну. Поровну! В условиях ограниченных ресурсов такая, как иногда это презрительно, к сожалению, говорят, уравниловка подчёркивает братский характер отношений в обществе. Между братьями — поровну всё! Именно так осуществлялось распределение благ в известном православном трудовом братстве ‑ Крестовоздвиженском братстве Николая Николаевича Неплюева, о котором я, надеюсь, сделаю отдельную лекцию. Крестовоздвиженское братство ‑ это очень интересно и поучительно. И, мне кажется, поучительно именно для вас, сутьвременцев. Там, в этом трудовом братстве, и учителя, и прачки получали совершенно поровну, одинаковое вознаграждение. Хотя там примерно 95% средств шло в социальный фонд, фонд социального потребления, и вот там действительно всё было общее. Разумеется, жить по-братски, в условиях такой "уравниловки" ‑ это очень трудно. Надо иметь высочайшую нравственность, надо иметь высочайшие христианские добродетели: терпение, смирение. И надо иметь очень высокий уровень любви, нелицемерной любви. Тогда это получится. А если любви нету, то какие же тут братские отношения, какое же тут поровну?
Ещё ниже, но всё-таки где-то недалеко от нормативного уровня ‑ этот нормативный уровень там виден ‑ это распределение по труду. Этот принцип распределения так близок людям и всем социальным реформаторам, что, собственно, распределение по труду и принимается очень часто за некую норму справедливости. Именно к реализации "по труду" и стремились все социальные реформаторы. Разумеется, здесь уже о братских отношениях речь не идёт: здесь, действительно, кто лучше работает, тот больше и получает, тут так. Хотя имеет место, конечно, относительная солидарность, и обычно она сочетается с поддержкой наиболее слабых и неимущих. Наш  советский социализм именно старался, в целом, вот этот принцип распределения по труду реализовать. И, надо сказать, он близко подошёл к этому. Ближе, чем другие общества. Он повсеместно, во всех сферах стремился к осуществлению этого. Хотя я не могу сказать, что это было достигнуто. Нет. Например, труд сельских работников, колхозников, на мой взгляд, всегда оплачивался несравненно ниже, чем труд городских работников: чем труд рабочих, учёных  и прочих. Увы. Почему так? Это вопрос сложный, не сегодня нам его обсуждать. Но, тем не менее, это так.
Но, к несчастью, весь мир живёт вовсе не по труду. Он живёт по ещё более низкому принципу: по принципу распределения по капиталу. Надо сказать, несравненно более низкому. И, тем не менее, он господствует в том капиталистическом обществе, которое сейчас охватило весь мир. Там собственник, обладатель собственности просто за счёт факта обладания собственностью получает гораздо больше трудяги. Но, понимаете, в том мире тоже есть своя справедливость: Если крупная фирма съедает мелкую — это тоже справедливо. Банкиры вообще делают деньги из воздуха фактически, не работают, фокусники, обкрадывают и капиталистов-предпринимателей, и рабочий люд, и считается, что так и надо. Вот такая справедливость в этом обществе. И это общество такую справедливость поддерживает. Если кто-то ударяется в криминал, то есть полиция, которая всяких воров-разбойников ловит, которые действуют не по правилам. А если общество пытается уклоняться в сторону более высокую, в сторону социализма, то это вызывает у представителей капитализма тихую ярость и желание это общество уничтожить всеми правдами и неправдами. Недавний пример — Ливия – общество, может быть, не совсем социалистическое, но и не капиталистическое, намного более высокое, чем западный либеральный капитализм.
Но капитализм, капиталистическая справедливость — это ещё не край распределения. Бывает ещё хуже. Это — криминальное общество, в котором блага распределяются по силе. Сильный — он просто отнимает всё у слабого, и в этом вся справедливость. И это общество — оно реально существует, в нём нормой считается убийство, рэкет, прямой отъём. Фактически в начале перестройки наше общество к этому приближалось. Но и в этом обществе есть своя ‑ блатная ‑ справедливость, которая поддерживается внутри бандитских кланов. Знаете «Мурку»? «Ты зашухерила всю нашу малину, И за это пулю получай». Справедливо? Справедливо, в общем-то. Но видите, какая это жуткая справедливость, чудовищная.
Вот такая лестница справедливостей намечается. Я надеюсь, что богословы эту лестницу справедливостей как-то улучшат, подкорректируют. Её можно и нужно уточнять.
Но что из этого обзора следует? То, что справедливость, будучи феноменом социальным, – а я подчёркиваю, что это социальный феномен — она возникает в любом обществе. И это очень, очень важно. И отсюда следует, что чувство справедливости ‑ это очень глубоко. Это некое фундаментальное чувство, которое сидит в каждом человеке. И за счёт этого чувства справедливости, по сути дела, и существует общество. Если бы его не было, если бы оно в каждого человека Господом не было бы внедрено, то общество сразу бы разваливалось, оно не могло бы существовать. Потому что общество на грубой чистой силе, конечно, существовать не может. Человек — не такой, он неизбежно восстаёт против грубой силы и ищет справедливости. Пусть она низкая, пусть она несовершенная, пусть она плохая. Но справедливость обязательно должна быть! И именно поэтому справедливость очень важна для людей. Ещё раз повторяю: это чувство, которое ответственно за сохранение общества. Как бы уровень справедливости — это уровень здоровья общества. Высокий уровень справедливости — значит, общество здорово и, значит, оно может решать и другие задачи всевозможные: и материального благополучия, и сохранения природы, и освоения космического пространства, и мало ли что оно ещё захочет. Если уровень справедливости низкий — это больное общество. Это общество нездоровое. В таком обществе плохо людям жить. И, вообще, справедливость — я ещё раз подчёркиваю — это фундаментальное понятие, фундаментальная константа человека, которая ничуть не менее важна, чем свобода. Свобода — это вроде бы очень глубоко, очень важно. Так вот, справедливость в этом смысле ничуть не хуже.
Получается, что уровень справедливости является уровнем любви в обществе. Высокая справедливость — в социальных отношениях много любви, низкая справедливость — мало в социальных отношениях любви. Конечно, любовь такая вещь — она у людей не исчезает. Она не может исчезнуть, любовь укоренена в человеке. Но она может уйти из социальных отношений, переместиться куда-то в семью, в какие-то личные отношения. А сейчас её и из семьи всячески стараются выбить. Вы сами знаете, что у нас сейчас происходит.
Ещё одно. Справедливость ещё позволяет нам лучше осмыслить стабильность общества. Очень важная вещь — стабильность общества. Если справедливость, пусть ненормативную, пусть несовершенную, принимает большинство общества — оно стабильно. Наши философы, наши патриоты всё время ждут, что капиталистическое общество — оно такое плохое, в нём так много зла — оно должно вот-вот распасться. Не сегодня, так завтра, не завтра — так на следующей неделе. Мы всё это ждём, ждём, а оно никак что-то не распадается. А всё вот на тебе — существует и существует, и как-то всё регенерируется. Почему? Именно потому, что там вот эту гнусную справедливость по капиталу, справедливость, что если ты успешный и ловкий, то ты молодец, а если ты лузер, то тьфу на тебя,  что вот это как раз и справедливо,  –вот такую справедливость там принимает большинство, там это общее мнение. Там их так воспитывают собственно сами вот эти капиталистические отношения — они и формируют таких людей с такой справедливостью. А поэтому опять этот «вонючий капитализм» опять возрождается из пепла и, увы, завоёвывает мир.
А если в обществе иначе, если там существуют разные слои, которые по-разному воспринимают справедливость: одни видят справедливость на более высоком, нормативном уровне, а другие — на низком уровне, — вот тогда между ними начинается борьба. И, надо сказать, непримиримая борьба, борьба глубинная. Здесь сталкиваются разные понимания справедливостей, а это для человека очень важно. И, на мой взгляд, вот такова наша Россия. Понимаете, для русского человека справедливость — это очень важно. Русский человек понимает справедливость очень высоко, и всегда её понимал прямо на нормативном уровне: полюби ближнего, как самого себя. Но беда в том, что, увы, такое понятие справедливости далеко не у всех. Очень многие слои понимают справедливость ниже. И, собственно, сословный строй — он порождает иные понимания справедливости, рождает людей с более низкой справедливостью. И из этого ничего хорошего не получается. Ну, как-то общество может держаться. Например. У нас — скажем, возьмём XVII, XVIII век, может быть XVI, были дворяне, были свободные люди, были крепостные. Но общество держалось на особой справедливости: дворяне служили, служили государству: либо были людьми государственными ‑ служили в государственном аппарате, либо в войске были. Свободные крестьяне — они облагались налогами. А крепостные крестьяне служили дворянам. И все слои общества как-то понимали, что да, это всё не очень справедливо, но, тем не менее, какая-то справедливость существует, и всем этим общество держалось. А вот когда вышел указ Петра III «О вольности дворянства», который был после поддержан Екатериной Второй, о том, что дворянство может не служить, а крепостные у этого дворянина оставались — вот это был удар по справедливости. И крепостные сразу это увидели: нет, это несправедливо. Вот если бы барин служил ‑ тогда да, а он же не воюет, совершенно бесполезный для государства человек, нами не управляет и нас не защищает. Нет, это не справедливо! И именно с этого момента наше общество покатилось. Начались в нашем обществе нестроения, которые и привели к революции.
Итак, ещё раз. Справедливость — это как бы здоровье общества. У каждого здоровье разное. Бывает хорошее здоровье, бывает здоровье плохое. У некоторых здоровье совсем никудышное. И, тем не менее, все живут. Но если здоровья нет никакого, то человек умирает. Вот так же и общество. Если в обществе справедливости нету никакой, общество разваливается.
И теперь обратимся к самому интересному, к самому трудному и, может быть, к самому непонятному вопросу: возможна ли реализация социальной справедливости в нашем падшем обществе? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, придётся сделать некий экскурс в социальную психологию. Социальные психологи — есть такая профессия — они давно идентифицировали два типа личностей: индивидуалисты и коллективисты. Как и полагается науке, наука эти два типа обществ никак с нравственной точки зрения не оценивает, а говорит: «вот есть такие, а есть вот такие». Вот такой факт, который, тем не менее, подтверждается всеми исследованиями, да и мы это всё без всяких исследований прекрасно знаем. Но мы-то христиане, и должны оценивать с нравственной точки зрения, что выше, что лучше: коллективизм или индивидуализм. И, по-моему, ни для кого не будет откровением, если я скажу, что с нравственной точки зрения коллективизм намного выше индивидуализма. Почему? Да очень просто. Потому что коллективизм — это рядом с альтруизмом. Коллективисты, как правило, ‑ альтруисты. И наоборот, индивидуалисты, как правило, ‑ эгоисты, то есть люди, которые думают о себе. А альтруисты думают о других. Альтруист — это человек любви к другим, а эгоист — это человек любви к себе любимому. Так вот. И понятия о справедливости у коллективистов и индивидуалистов — разные. Для индивидуалиста справедливо всё грести к себе. Он это буквально считает справедливым, потому что, мол, все так думают: это справедливо, потому что на этом общество построено. А коллективист думает иначе. Он думает, что человек должен работать на общество прежде всего. «Прежде думай о Родине, а потом — о себе». Но он надеется, что и Родина тоже его не забудет, что Родина ему по справедливости отплатит за это. Вот это — справедливость коллективиста.
Правда, я должен сказать, что всё не так просто. Бывают вроде бы коллективисты ‑ люди, которые любят качать права. Сами ничего не делают, ничего из себя не представляют, но им вынь да положь то, что им положено. Но это — псевдоколлективисты. И бывают индивидуалисты хорошие, любящие, которые хотят помочь. Но кому помочь — определяют только они, и никто другой, никакой не коллектив. Так что здесь не всё так просто. Но, тем не менее, повторяю, что в большинстве своём индивидуалисты — это эгоисты, думающие о себе, а коллективист думает об обществе, а значит, думает и о людях, составляющих то общество, значит — думает о других.
Если бы все были коллективистоами — это было бы прекрасно! Но, увы: на самом деле всё не так. На самом деле индивидуалистов гораздо больше, чем коллективистов. Это ‑ следствие общей падшести человечества. И это такой фундаментальный, к сожалению, закон, с которым надо всегда считаться. Но индивидуалисты всё-таки бывают двух родов. Индивидуалисты первого рода — это люди безнадёжные. Это действительно непробиваемые эгоисты, которым что ни говори, всё от них отскакивает. Он давно всё понял: что он — центр мира, что всё должно вертеться вокруг него, что он должен всё притягивать к себе и так он должен жить. Но такие – далеко не все. В большинстве людей всё-таки присутствует совесть. Это — искорка, которая делает человека человеком. И эти люди, может быть, и неустойчивы в добре. Может быть, их справедливость ниже, чем «люби ближнего, как самого себя». И, тем не менее, совесть у них есть, и они не безнадёжны. А человек ‑ вообще существо вменяемое, человек — существо воспитуемое. Это вы тоже, наверное, знаете. И в мире всё время идёт борьба за души этих индивидуалистов второго рода. И борьба эта очень трудная и с переменным успехом: если в людях просыпается  совесть, то и просыпается какое-то близкое к нормативному чувство справедливости. И если объединяются такие люди худо-бедно с коллективистами, тогда и реализация справедливого общества ‑ справедливого не на словах, а в реальности, ‑ возможна. Если это не происходит, если эта борьба за души индивидуалистов второго рода кончается поражением — а это тоже возможно: эти люди — индивидуалисты второго рода — они могут очень легко уткнуться в корыто потребления, и тоже их могут так воспитать, что грести к себе — это самое правильное, именно так и надо жить, увы — то общество погружается, сразу скатывается на очень низкий уровень. Коллективисты становятся маргиналами, они ничего не решают, они, может быть, как-то кучкуются, закукливаются в какие-то особые, локальные общества. Но жизнь этих обществ в мире эгоистов крайне тяжела, и эгоистичный мир старается эти общества разрушить, как старался разрушить общину Николая Николаевича Неплюева.
Собственно, я вкратце, может быть, не очень вразумительно, но постарался ответить на этот вопрос: когда же, всё-таки, при каких условиях возможно справедливое общество.
В заключение я должен всё-таки сказать во избежание кривотолков, что я считаю, что вот это справедливое общество может быть только религиозным, христианским. И, во-вторых, справедливое общество — это, безусловно, общество социализма, общество общей собственности, во всяком случае — на уровне средств производства. И моё кредо — это христианский социализм. Путь атеистического социализма мы прошли. Мы этот путь, в общем-то, вкусили, прошли, как мне кажется, целиком и полностью и поняли, что он невозможен. В конце-то концов, Бог — источник любви. И если общество Бога отрицает, то оно неизбежно прерывает связь между источником любви и людьми. Какая-то остаточная любовь в людях остаётся, и в обществе она остаётся, и общая собственность вот эту любовь может на некоторое время актуализировать. И люди — так это и получилось в Советском Союзе — могут совершить удивительные социальные чудеса и построить общество, близкое к справедливому. Но на некоторое время. После эгоисты начинают всё более и более в обществе преобладать, они захватывают власть и социалистическое общество разрушается.
Но христианский социализм — это отнюдь не царство Божие на земле. Вот часто говорят: «А, вы проповедуете Царство Божие? Это никуда не годится, это хилиазм». Это очень глупое, на мой взгляд, возражение. Потому что Царство Божие — это знаете что? В нём нет смерти. Нету! В нём нет болезней. В нём нет печалей. Об этом церковь нам всё время  говорит в заупокойных молитвах. А христианский социализм — это общество справедливости. Там будет и смерть, будут и печали, будут и болезни, всё-всё-всё. Но будет и другое. Там, возможно, будет и достаточно высокий уровень любви. Это общество будет здоровым, оно может идти вперёд, развиваться. И, главное — такое общество будет подготавливать людей к существованию уже в царствии Божием, в которое, как я уже сказал, все мы должны перейти.
Теперь ‑ вопросы.
 
(Вопрос):  Скажите пожалуйста, по-вашему, почему всё-таки Екатерина II поддержала «Вольность» дворянства? Я думаю, она осознавала, что она ломает устои, ломает общество? Но почему она всё-таки это сделала?
(Ответ): Интересный вопрос. Да, вроде бы, Пётр III был такой человек недалёкий, а Екатерина вроде умнейшая женщина. Я боюсь, что она слишком много общалась с разными французскими философами-просветителями, которые ей немножко заморочили голову. Вот именно ей, может быть, руководствовало не чувство справедливости, а чувство целесообразности. Начитавшись философов, она решила, что дворяне имеющие досуг, они как-то двинут искусство, науки. Может быть, были такие соображения. Конечно, в душу человека не влезешь. Это мои предположения.
 
(Вопрос): Как хорошо вы знаете нашу русскую крестьянскую общину, а именно передел земли постоянный в ней? Вот это отношение к справедливости в крестьянской общине, у нас он как-то может близок к тем идеалам, которые были в Ветхом Завете. Вы говорите, что постоянного передела собственности... у нас тоже было как нормой жизни, когда ревизия проходила, и вслед за ревизией переделывали всю землю как раз с той целью, чтобы не накапливалась она в чьих-то руках в огромных размерах.
(Лектор): Я совершенно с вами согласен. Крестьянская община это очень интересно. И норма передела собственности ‑ это норма потрясающая. Вот почему я и говорил, что понимание русским народом справедливости — на почти нормативном уровне. Норма передела земли ‑ это очень высокая норма, норма замечательная. Действительно, появилась новая семья – община ей отводила кусок земли. Если же какая-то семья уменьшилась, там народ поумирал, и она не могла уже платить подати, которые распределялись на всех членов общины, распределялись обычно по земле, то эта земля у них снималась. Я совершенно с вами согласен, что передел земли, а, надо сказать, передел земли у нас был в России повсеместно. Если в западных губерниях и на Украине, между прочим, были общины, но передела земли не было, а в западных губерниях и общин-то не было, то в России, везде сплошь в средней России был передел земли. Спасибо за вопрос.
 
(Вопрос): Тут у меня может быть несколько вопросов. Вот, вы говорили о справедливости. Можно ли ещё вот рассматривать не справедливость саму по себе, а, как бы оценку, меру, оценку справедливости. Потому что если в обществе мера оценки справедливости, она имеет какой-то вес, какое-то значение, то общий подход совсем другой уже вырабатывается. Потому что вы связывали вот эти понятия: эффективность, свобода и развитие. Вот эти три базовых понятия, они… как раз в них справедливость очень тесно вплетается. И развитие без справедливости невозможно, также как и без освобождения, то есть познание мира ‑ это есть как освобождение. Эффективность развития оно нам всем и гарантирует, развитие гарантирует свободу и гарантирует независимость. А без справедливости у нас не будет эффективного развития. И вот она как бы является одной из основополагающих составных частей вот этой триады. И только вкупе с ними она для нас имеет даже не только экономическое значение, а значение как выживаемость нас. Как вы считаете?
(Лектор): Я, честно говоря, вашу триаду не поддерживаю. Все три компоненты вашей триады — вещи пререкаемые. Давайте, что у вас там? свобода, эффективность и развитие. Понимаете, — всё дело куда развитие. По вот этой моральной оси происходит развитие. Оно  может развиваться вверх, а может развиваться вниз. И это две большие разницы. И нынешний мир развивается, ой как развивается, только на мой взгляд, он летит по этой моральной оси вниз, в сатанинскую сторону. Так что просто говорить «развитие» ‑ это значит ещё ничего не сказать. Важно, в какую сторону развитие. То же самое эффективность. Эффективность это что? Эффективность, чтобы у всех было много? Так Иоанн Златоуст доказал, что богатство ‑ это колоссальный соблазн, который убивает душу. Которое и в этой жизни приводит к тому, что человек становится зверем, а уж что касается жизни будущей, то, как известно, «проще верблюду пролезть через игольное ушко, чем богатому войти в Царство Небесное». Поэтому вот эффективность — ради чего эффективность, опять-таки? Эффективность ради созидания любящего общества, справедливого общества, это одно. А эффективность, ради того, чтобы эгоисты становились ещё больше эгоистами, то это другое. А третья, свобода, эта штука, конечно, хорошая. Без свободы человека вообще быть не может. Но я уже как-то говорил, что настоящий человек свободу свою реализует. В реализации свободы он поднимается по моральной оси либо вверх, либо вниз. Либо он свою свободу начинает отождествлять с эгоизмом, или он свободу свою начинает отождествлять с любовью к ближнему. Ну не те у Вас совершенно критерии. Главное — любовь. Вот это критерий! А это всё, в общем, сомнительно.
 
(Вопрос): Я просто дополню ещё, можно? Мы живём в таком мире, что как только мы станем слабыми по общим критериям развития, нас просто уничтожат. Нам деваться некуда.
(Лектор): Это правильно. Да. Слабыми, конечно, становиться нельзя. А кто говорит, что надо быть слабыми? Да, мир жесток. Общество ‑ оно должно себя защищать, поэтому я за развитие экономики. Обязательно. Но экономика должна быть социалистической, а не капиталистической.
 
(Вопрос): Как же так получилось, что наш русский советский человек так быстро переродился? Превратился в хищника. Не оттого ли, что общество, государство было атеистическим? И куда же смотрели, в таком случае, наши советские русские философы, социологи? Как же они проморгали это? Что они не сделали ничего такого, чтобы развернуть общество в сторону религии? Для построения социалистического общества более-менее продолжительного?
(Лектор):  Да, я с вами совершенно согласен, что главная, глубинная причина развала Советского Союза ‑ это атеизм. Я вот попытался, может быть, косноязычно, как-то это обосновать. А почему об этом не сказали наши русские философы? Ну, во-первых, наши русские философы, они об этом говорили, правда, до революции. И Сергей Николаевич Булгаков, и Николай Бердяев. Они говорили, что социализм может быть только религиозным. Это было сказано ещё до революции. Было сказано, но их совершенно не услышали. А вот наши советские философы, что с них взять? Была жёсткая идеологическая цензура, что ли … Нельзя было говорить по-другому. Была жёсткая идеологема, и надо было повторять только то, что можно было повторять. А вот почему так получилось, кто сделал так, что эта идеологема стала нарочито жёсткой, почему у нас все споры о социализме были ликвидированы – вот это вопрос. Причём мне кажется, вопрос конспирологический. Вот эта пятая колонна индивидуалистов, она всегда работала в Советском Союзе. При Сталине они временно проиграли. Но они поняли, что поражение их временное. Если они установят, что будет жёсткая идеологема, что обсуждение этих вопросов будет закрыто, это общество развалится. Это они сумели сделать. Вот как, каким образом, кто это делал — я не историк, не политолог, в общем, разбирайтесь …
 
(Вопрос): Можно я прокомментирую, буквально пару слов? Николай Владимирович начал читать, но не дочитал. Есть замечательная книга, недавно вышедшая, Сергея Ервандовича Кургиняна, которая называется «Странствие». В этой книге он отвечает на ваш вопрос, довольно обстоятельно. Так что всем рекомендую, кто хочет понять причины краха Советского Союза, как и с чего всё началось и чем закончилось. Всё там очень непросто. Если дочитаете, вопросы всё равно останутся, но, тем не менее.
 
(Вопрос): Скажите пожалуйста, правильно я понимаю, что сочетание справедливости и любви является необходимым и достаточным условием для построения общества, в котором внутри заложен принцип прогресса и развития?
(Лектор): Ох, этот принцип прогресса и развития… Тем не менее, он появляется. Понимаете, для меня любовь первична. Это не средство, это цель. А вот эти прогресс и развитие, это какие-то просто сопутствующие феномены. А у Вас всё-таки получается, что это цель, а любовь это средство. Вот с этим я не согласен. Но, в принципе, да. Я только хочу подчеркнуть, что любовь и справедливость ‑ это вещи не противоположные. В справедливости уже наличествует любовь. Это, как бы,  любовь, выплеснутая в общество, и любовь ещё не совершенная. Это компромисс между любовью и эгоизмом.
 
(Вопрос): А как вы считаете, сейчас вот задача, все про неё говорят, это построение социума нашего. Нам ещё сильно мешают его построить. А как вы считаете, что нам не хватает, какого фундамента для построения нашего социума, способного выжить в нашем мире?
(Лектор):  Да, собственно, всего не хватает. Не хватает социализма, не хватает Православия как государственной идеологии. Для меня это вещи фундаментальные. Без этого ничего не будет. А мы сейчас максимально далеки от этого. Нет ни того, ни другого. Поэтому, в общем-то, дела наши плохи.
 
(Вопрос): Николай Владимирович, ваша сегодняшняя лекция проделала такое количество откликов внутренних, и такое количество вопросов, в хорошем смысле слова. Они у меня несколько связаны между собой, но при этом каждый как-то сам по себе. Я просто сразу предупреждаю, что у меня несколько последовательных их будет, вопросов. Значит, первый. Первый, вот по поводу справедливости. Вы справедливость это рассматриваете как некую онтологическую имманентную категорию человека, онтологически ему присущую. Я, в принципе, конечно же, с вами согласен. Я думаю, что мы здесь все согласны. Но, постольку поскольку мы живём  в обществе, по поводу основных этих категорий всегда ведётся некая полемика, в том числе и с нашими оппонентами, то, оценивая те или иные положения, всегда как-то переворачиваешь и думаешь, каким образом это может быть опровергнуто, объяснено по-другому, какие могут быть против этого выставлены возражения, или так сказать, иная интерпретация. Вот первое, что пришло сразу в голову, что, очевидно, некий воображаемый оппонент скажет: да ну как же справедливость, какая же это онтологическая категория? Справедливость, на самом деле, это некая рациональность, сродни общественному договору. Общество, человечество понимает, что для того, чтобы существовать, оно должно существовать как-то организованно. Оно осознаёт необходимость этой организации. Принцип справедливости есть принцип рационального учёта эгоистических интересов, и это претворяется в законе. И, вот, собственно, вот вам новое время, вот вам модерн, вот вам идеология просвещения. И, как бы, никакой справедливости, а наоборот, рациональность и эффективность. Вот это первый вопрос. Вот, как бы, по мнению, по аргументации оппонента таким образом будет предложено воспринимать справедливость. Вот вы на это что-то можете добавит, возразить, предложить возможный полемический ответ?
(Лектор):  Я как бы немножко эту ситуацию предвидел, и недаром я говорил об относительной справедливости. Относительная справедливость, она вот получается где-то близка к этому общественному договору. Да, но дело в том, что относительная справедливость ‑ это всё-таки искажение божественного закона, искажение закона «люби ближнего как самого себя». Закона, который Господь предлагает как базис построения общества. Этот тезис совершенно не опровергает то, что справедливость — от Бога. Любые искажения ‑ они от человека, но само понятие всё равно от Бога. Так же как и свобода, она от Бога, но искажение её от человека. Любовь — от Бога, её искажение ‑ от человека, и прочая, прочая, прочая.
 
(Вопрос): Я понял, спасибо. Я подумаю над этим. Теперь такой тезис. Любовь предшествует справедливости. И подлинная общность, коммунистическая, следует прежде всего из любви. Насилие в любви невозможно. Всякое насилие вне любви, вне добровольности любви, которая приводит к общности, накапливает некую несправедливость, так скажем. Вообще, любовь не терпит насилия, насилие любовь уничтожает. Постольку, поскольку общество всегда состоит из индивидуалистов и коллективистов, из которых одни принимают и признают категорию справедливости, имеют в себе достаточно любви, чтобы этому добровольно следовать. Вторая часть общества, которая, вы сами говорите, опираясь на некую статистику социальной психологии, состоит из индивидуалистов. Из этого, вроде бы, следует неизбежный вывод: тогда когда мы задумываемся о практической организации такого общества, прежде всего из этого следует, что либо такое общество всё-таки построить нельзя, либо при его построении необходимо прибегать к насилию над индивидуалистами, в том или ином объёме. Что, опять-таки, противоречит, накапливает тот самый конфликтный потенциал, который,  рано или поздно, накопив некоторую меру несправедливости, это общество опять разрушит. Вот не следует ли из этого, опять-таки, некая изначальная обречённость, что ли, того, что нельзя построить более или менее длительное и прочное общество, основанное на справедливости, на подлинной справедливости.
(Лектор):  Вопрос вы, конечно, задали самый трудный для социалистической теории. Я на него отвечаю следующим образом. Если обратиться к практике, вот, допустим, появился такой замечательный царь, авторитетно-харизматичный, который сказал: «Всё, мы будем строить христианский социализм, а я буду царствовать!» И все: «да, да, да, будем, будем!». Как это сделать? Там всё равно должен быть сектор частной собственности. Это должен быть отстойник для эгоистов. Они туда должны убежать и в этом секторе работать. Но этот сектор должен быть под жёстким контролем. Конечно, где-то 80 – 90% средств производства должны быть в общественной собственности. Да, вот такое общество. А кто бунтует, да, определённое насилие должно быть, с этим ничего не сделаешь. Если вот эти индивидуалисты первого рода, они не находят себя в частном секторе, они становятся диссидентами, начинают на Красную площадь выходить, кричать там «Свобода!». Да, этого допускать нельзя.
(Вопрос):  Директора овощных баз, или, например, директора крупных продовольственных магазинов каких-нибудь, индивидуалистами начинают становиться в таком обществе.
(Лектор): Да, это путь опасный: сначала у него магазинчик, после сеть магазинчиков, после у него там и фабрики появились, после у него и банк появился. И если это пустить на самотёк, это всё быстро закончится. Социалистическое общество это общество высочайшей организации. Оно, для того, чтобы жить, люди должны иметь высокую нравственность, высокий уровень сознательности, понимать справедливость на высоком уровне.
(Вопрос): Спасибо за ответ, потому что он как раз совпал именно с моей внутренней конструкцией. Он подтверждает, что, как ни странно, я мыслю логически и аналогично ‑ это, наверное, способ. Я это не называю отстойником, но некоторая, может быть, резервация, или ещё что-то. Должно иметь, так сказать, некий выход. Но тут есть ещё одна такая коллизия, так сказать, изначальная: когда Вы говорили про справедливость тоже как категорию, то мы понимаем, что в основе различных систем справедливости ‑ справедливости как категории ‑ она может иметь различные ценностные основания. И здесь, собственно, коренится проблема, потому что при некоторых ценностных основаниях принцип справедливости как раз приводит к капитализму: «я больше других работаю, я ‑ более, так сказать, умный и более сообразительный и прочее, и это справедливо». Собственно, это протестантское  общество:  «Господь меня любит больше потому, что я лучше, Он мне сообщает большее количество благ и это делает Он». Так сказать, когда вот у Кадырова спросили: «Откуда у вас деньги?» «Аллах даёт нам деньги для обустройства Чечни». Такое вот. И так же вот индивидуалисту Господь даёт силы, даёт способности и даёт блага мирские. Коллизия вот здесь в чём: что более сильный на самом деле, умный и более приспособленный, так сказать, витально, биологически, экзистенциально человек всегда в данном случае имеет некое искушение в основу своей ценностной пирамиды класть такие основания, которые будут оправдывать его доминирование над другими. И таким образом получается, что, так или иначе, более совершенные, более сильные, более приспособленные особи из человеческого сообщества всегда будут тяготеть к индивидуализму и к той ценностной системе, которая его оправдывает. И, рано или поздно, мы всегда получаем некий естественный отбор, который выносит наверх группу более сильных и хищных. И хищники опять захватывают власть над обществом и потом эту хищническую идеологию узаконивают. Вот тут тоже есть некое противоречие и некий неизбежно срабатывающий механизм, вроде бы обрекающий всегда на, в конечном счёте, поражение общества, построенного на идеалах справедливости.
(Из зала): Почему-то Вы считаете изначально, что если человеку больше дано, так он и больше жрать будет. Ему если дано ‑ это ему уже дано по определению, а то, каким он будет – какие у него будут выбор, условия воспитания ‑ от этого и зависит, каким он дальше будет. Попадёт он в одну среду ‑ будет одно, попадёт в другую ‑ будет другое. Вы же изначально трактуете, что если он более сильный – значит ему, грубо говоря, охота будет других больше по морде бить, если у него масса тела больше, значит он побольше есть всегда будет. А может, он похудеть решит. Это зависит от человека, от его воспитания, от его установок. Поэтому всё решается воспитанием.
Да, статистика такова, какая она есть. Мы первый раз в истории человечества решили построить спроектированное общество. Естественно, по теории вероятности и благодаря статистике, понаделали кучу ошибок. Но мы это делали первый раз. Сколько раз нужно было запустить ракету Сергею Павловичу Королёву, и сколько было бабахов, прежде чем был один первый успешный старт. Это статистика, и она работает на нашей стороне. Сейчас будем делать второй раз, третий, 156-й, пока не получится.
(Ответ): Я с Вами отчасти согласен, потому что коллективисты – люди вовсе не слабые. Они тоже сильные люди. И совершенно верно: сильный человек ‑ он может в любую сторону пойти, вверх и вниз. Всё зависит от того, в какую сторону по моральной оси он начнёт двигаться. И здесь я с Вами совершенно согласен. Только я должен добавить ещё одно. Понимаете, все забывают про Бога. Бог ‑ самый сильный. Хоть он и даёт свободу, Он ‑ за нас. Для него коллективизм ‑ это ценность, а индивидуализм ‑ это мерзость. И всё равно, хоть он и даёт людям свободу, здесь удивительное, даже не совсем понятное, соединение: с одной стороны человеку даётся свобода, а с другой стороны Бог ‑ участник истории, участник каждой жизни человеческой. Он дей-ству-ет здесь! И Он за нас. Поэтому бабушка надвое сказала, кто победит.
(Вопрос): Да, мне было интересно именно Ваш ответ услышать. Понятно, что вопросы мои несколько провокационные, чтобы побудить полемику.
(Ответ): Да-да.
(Вопрос): Я хотел бы сказать, что в своё время у Сергея Ервандовича Кургиняна был такой образ, здесь уже поддержанный: сильный человек ‑ хороший образ, его можно взять на вооружение ‑ сильный человек может быть либо волком, либо волкодавом. Но мы понимаем, чтобы в этом обществе часть сильных людей становились или были волкодавами, которые будут естественным образом ограничивать популяцию хищников. Это понятно. Но из этого следует ещё одна проблема.
А вот всё-таки, вот такой посыл, что в каждом обществе есть индивидуалисты и коллективисты ‑ как бы Вы сочли нужным объяснять эту разницу? Что это? Это врождённое? Это приобретённое? Какова природа этого разделения? Потому что в зависимости от того, какой ответ мы даём на вопрос о природе этого разделения, будут и последствия ‑ стратегия и тактика общества при работе над этой проблематикой. Понимаете?
(Ответ): Да, именно чтобы как-то ответить на этот сложный вопрос, я и делю индивидуалистов на таковых первого рода и второго рода. Во-первых, я считаю, что всё-таки в генах это не заложено. Это закладывается где-то ‑ сложный вопрос ‑ при формировании души. Но фатализма здесь нет. Потому что индивидуализм, собственно эгоизм ‑ это же гибель духовная. А Господь не желает ничьей гибели. Он хочет, чтобы все спаслись. Поэтому потенциально он не может закладывать этот фатализм, что вот этот человек просто по определению индивидуалист, и всё, ничего тут не сделаешь. Это где-то в каких-то глубинах души закладывается, но всегда есть возможность это изменить. Индивидуализм ‑ это, конечно, следствие падшести человеческой, это безусловно. И эта падшесть человеческая присутствует в каждом человеке. Но её можно выдавить. Не всю, но в значительной степени её можно выдавить. И, собственно, Церковь вот этим и занимается. У неё есть свои методы работы с душами людскими. Эти методы проверены тысячелетиями, они от Бога. Так что я этим методам полностью доверяю. Другое дело, что наша Церковь не занимается социальными проблемами по большому счёту. А нужно, чтобы занималась.
 
(Вопрос): Дополнение к прошлым вопросам. По поводу индивидуалистов. Может быть, есть какие-нибудь формы встраивания индивидуалистов в общество без сильного ущерба? Например, в 30-е годы были артели: кто не хочет работать на государственных заводах, создавали артели. С одной стороны ‑ это частное предпринимательство, с другой стороны ‑ нет частной собственности. Или, допустим, свобода: в рынке есть свобода, в плановой экономике её нет. Но, допустим, Глушков, который разрабатывал технологии развития социалистической экономики, предлагал информационное развитие экономики и компьютеризацию всей экономической социалистической модели. И это давало бы горизонтальные связи и огромную свободу действий. То есть не только вертикально план шёл, но и горизонтальные связи появлялись. То есть, мне кажется, можно встраивать вот этих людей в более здоровое общество.
И второе. Хоть общество было у нас атеистическим, но всё-таки массово обычный народ повально был крещённый. Вот допустим, я из простой рабочей семьи, у меня вся семья крещённая. И ходили в Церковь всегда, и бабушка во время войны, и мама, и все дяди, и тётки.
(Ответ): Ну, то, что во время Войны ходили в Церковь ‑ это неудивительно. Ну и отлично. Что касается того, что Вы предлагаете некие механизмы, как устроить социалистическое общество. Ну, не знаю, я социолог-то неважный. И какие-то конкретные механизмы, конечно, должны вырабатываться уже в процессе социалистического строительства. Только я насчёт Глушкова, честно говоря, сомневаюсь. Дело в том, что я сам кибернетик. Я программист, и всю жизнь я занимался искусственным интеллектом, делал всякие системы управления и прочее, и прочее. Понимаете, мне кажется, что у Глушкова здесь немножко такая что ли фантазия какая-то. Да, компьютеры позволяют сделать план более гибким. Но всё равно это будет план. А так, чтобы была и рыночная свобода, и план ‑ вот в это я не верю. Либо-либо.
 
(Вопрос): Николай Владимирович, вопрос такой. По поводу справедливости. В русском языке было понятие "правда", и различались понятия правды и справедливости.
(Ответ): Да.
(Вопрос): Вот относительная справедливость ‑ это как бы справедливость, это то, что рациональное. А то, что от Бога ‑ это правда. В Православии это так как-то, по-моему, звучало. Может быть, здесь говорить о правде, не путать со справедливостью. Потому что здесь такая путаница понятий происходит: рациональная справедливость и ‑ справедливость от Бога.
(Ответ): А что, для Вас правда ‑ это понятие очень понятное, да?
(Вопрос): Нет. Просто одним словом называются разные вещи. Если природа разная, наверное ‑ одно от Бога идёт, а другое ...
(Ответ): Нет, я и пытался доказать, что природа не разная. Не разная! Что справедливость ‑ это вовсе не рациональная вещь. Справедливость идёт от правды Божией. Справедливость есть Божий закон, а вовсе не рациональное какое-то соглашение между людьми. Другое дело, что правда Божия ‑ понятие гораздо более глубокое, чем социальная справедливость. Да, справедливость ‑ это более мелко. Справедливость ‑ это понятие социальное, это проекция Правды Божией только на социальные отношения. Тогда и возникает это понятие ‑ социальная справедливость.
(Вопрос): А вот в языке есть понятие «за правду страдал». Это что?
(Ответ): Ну и что? А если вы вместо «правды», тем не менее, будете подставлять «справедливость», то всё получится: за справедливость страдал. Если справедливость понимать расширено, она превращается в правду, и не надо это слово сужать и рационализировать.
(Вопрос): Спасибо. И вот такой вопрос ещё. Хилиазм и гностицизм ‑ это ересь, естественно?
(Ответ): Нет.
(Вопрос): Нет? Хилиазм?
(Ответ): Понимаете,  на самом деле – нет.
(Вопрос): То есть хилиазм, Вы считаете, положительное и теософское?
(Ответ): Ну, тут надо целую лекцию делать о хилиазме, чтобы быть понятым. Есть, грубо говоря, два хилиазма.
Есть иудейский хилиазм, под которым понимаются просто некие чувственные наслаждения. То есть общество, где от пуза наелся и, грубо говоря, удовольствия где-то неподалёку.
А есть хилиазм христианский. Он совершенно другой. Под христианским хилиазмом понимается то, что Царство Божие приходит в этот мир сначала в виде хилиазма. А после оно приходит уже окончательно в этот мир. И тут никакой чувственности, никакой вот этой материальности нет совершенно. И второе, хилиазм поддерживали очень многие святые. Например, Ириней Лионский, величайший святой. Он написал книгу, «Против ересей» она называлась. Эта книга принята нашей Церковью. И он вот там говорил, что тот, кто не понимает хилиазма, тот и христианства не понимает. И ещё целый ряд хилиастов, которые нашей Церковью не отвергнуты, они считаются святыми нашей Церкви. И, более того, критика всё время упиралась вот в этот иудейский хилиазм. И многие богословы, которые на эту тему рассуждали, здесь склонялись именно к тому виду хилиазма, и вот такой хилиазм церковью осуждается. Но христианский хилиазм ни одним из Вселенских соборов не опровергнут.
Ну, это если очень кратко. Надо целую лекцию читать: с цитатами, с Блаженным Августином, мнение которого сейчас официально принято, и прочее, и прочее, и прочее. Это разговор очень большой.

Лекция Н.В. Сомина на тему "Коммунистические идеи в Святоотеческом учении в свете имущественной этики" №6 (стенограмма)

Аватар пользователя Анастасия Бушуева

Лекция 6 от 25.09.2013. Борьба двух имущественных течений в истории Византии

Эта лекция должна ответить на один важный вопрос. А именно: как же так получилось, что в нашей замечательной православной Церкви идеи Златоуста вдруг были забыты. Сейчас, конечно, Златоуст почитается как величайший святой, но его имущественное учение во многом забыто и просто не используется. Но для этого нам придётся сделать небольшой экскурс в Византию.
Одни историки считают, что Византия началась с императора Константина Великого, который обратился в православие и сделал неожиданно гонимую православную Церковь не только свободной, но и Церковью государственной, Церковью господствующей. Другие историки считают, что Византия появилась позже лет так на 70-80, во времена императора Аркадия. Того самого императора, который упёк Златоуста в ссылку. Ну это, собственно, не суть важно. Важно, что появилось очень мощное православное государство, которое просуществовало 1000 лет. Это государство нельзя сказать чтобы было всегда равно себе. Оно изменялось, изменялись его и какие-то административные параметры, изменялось военное дело, изменялась экономика. Но две вещи всегда оставались неизменными. Это, во-первых, православная вера, которой ромеи, как себя называли на самом деле византийцы, очень твёрдо держались. И, во-вторых, власть императора. Без императора Византия жить не могла, и, более того, между Церковью и государственной властью образовалась, как говорили греки, симфония, то есть согласие между ними. И вот эта симфония явилась таким замечательным социальным достижением византийцев, можно сказать — их социальной доктриной.
Вообще, этот вопрос симфонии очень интересен, и я чуть-чуть остановлюсь на нём подробнее. Дело в том, что часто говорят, что Церковь и государство ‑ вещи совершенно разные. Церковь ‑ она сопровождает людей в царство небесное, а государство занимается сугубо земными делами, и поэтому каких-то близких контактов между ними быть не должно. Такую позицию очень часто можно встретить в церковных кругах. Мне кажется, что такая позиция, мягко говоря, уязвимая. Да, одной из задач Церкви является приближение людей к Богу или, говоря церковным языком, спасение. Но, как я уже замечал, так узко смотреть на задачи Церкви было бы неверно. Есть ещё вторая, более широкая задача. Это ‑ преображение этого мира, отвоевание этого мира от власти Сатаны. И один из важных фронтов этой борьбы ‑ это социум, социальные отношения между людьми. И в самом деле: эти две задачи Церкви очень сильно переплетены и связаны, и одна без другой в общем-то и существовать не может. В самом деле, допустим, Церковь полностью отделена от государства. Но в этом случае эти социальные отношения, которые очень важны для спасения человека, оказываются вне её влияния. Дело в том, что, конечно, грех прежде всего гнездится в душах человеческих, это безусловно. Но не только в них. Люди действуют, они создают общество, они преобразуют природу, мир, в котором живут. И вот эта падшесть, греховность, которая в душах людей существует ‑ она неизбежно выливается во внешний мир и там огустевает в виде культуры, экономики, каких-то социальных отношений между людьми. И уже новые поколения рождаются и вступают в уже греховный мир, который очень сильно воздействует на людей, очень сильно. Воспитывает их, так сказать, в своём духе. И поэтому, чтобы решить задачу преображения этого мира Церковь без государства обойтись не может. Да и первую задачу она решить по сути дела не может, потому что если мир плох, то против него обычно выступают люди, но это ‑ наиболее сильные, волевые, которые идут против течения. А большинство, как вы знаете, идёт по течению, подчиняется реалиям этого мира и впитывает в себя все его грехи. Поэтому при такой ситуации обязательно есть люди спасающиеся, но их немного. Это, как будто бы представьте себе: войска окружены, и некоторые наиболее сильные выходят из окружения, а остальные ‑ сдаются в плен. Нам же нужна не такая ситуация, а нам нужна полная победа. И поэтому без симфонии, без такого союза Церкви и государства, решить эту задачу абсолютно невозможно.
Это так или иначе поняли византийцы. И замах у них был очень большой: создать христианское общество. Общество, ориентированное на всеобщее приближение у Богу не отдельных людей, а в пределе ‑ всех, всего народа. И союз Церкви и государства должен был эту задачу решить. Как говорят учёные, это было в задумке сотериологическое общество. То есть общество, ориентированное на спасение. И византийцы очень, очень, очень любили свою единственную, уникальную христианскую империю и гордились, как гордились советские люди Советским Союзом, что они живут в некоем уникальном, не похожем на другие государстве. Но, конечно, уникальном в своём роде. Византийцы где-то рассматривали свою империю как если не царство Божие, то как преддверие царства Божия: сначала тут человек живёт, а после, естественно, уже переходит в настоящее Царство. В этом смысл симфонии ‑ создать подлинное христианское общество.
Но это в теории. А на практике всё получилось немножко не так, гораздо более приземлённо. Во-первых, конечно, подразумевалось, что в этом союзе всё-таки ведущую роль играет Церковь. Но в жизни получилось не так. Оказалось, что именно государство в лице императора захватило в этом союзе ведущую роль. И когда в VI веке при императоре Юстиниане вот эта концепция симфонии Церкви и государства была зафиксирована ‑ причём зафиксирована в новеллах, то есть в законах Византийской империи ‑ то там, если прочитать по-простому очень витиеватые византийские формулировки, получится примерно следующее. Юстиниан говорит священникам: «Всё, вы за меня только молитесь. На этом ваша функция и кончается. Всё остальное сделаю я сам. Я ‑ православный государь, я управлю всю империю, установлю нужную экономику, социальные отношения, да и Церковью я на самом деле буду командовать. А вы только молитесь за меня». То есть Церковь была отодвинута от решения социальных проблем. Ей была предоставлена область работы с личными душами, но не более. Более того, императоры рассматривали Церковь, как некое министерство. Обычно патриарх назначался по воле императора. Обычно это был или какой-то крупный чиновник, или, скажем, племянник императора. Конечно, это решение, утверждал собор епископов, но он всегда одобрял. Это первое.
Второе. В Византийской империи очень большое внимание уделяли праву. Причём право византийское было на 90-95 процентов взято из римского права. И византийцы всегда гордились тем, что в этом смысле они ‑ преемники Римской империи. А римское право основано на частной собственности. На праве частной собственности, которое там формулируется весьма жёстко: что собственность ‑ это вот такое полное владение имением: что хочу, то с ним и делаю. Хочу ‑ подарю, хочу ‑ продам, хочу ‑ буду там бурить скважину до центра Земли: моя собственность. И это в общем-то очень здорово влияло на жизнь Византии и византийцев.
И, наконец, сами императоры. Да, некоторые из них были канонизированы и были квалифицированными богословами. Но большинство было людьми достаточно далекими от христианства. Хотя, безусловно, император Византийской империи не мог не быть православным. И они вели своё государство «по заветам века сего», а вовсе не по христианским заповедям. А Церковь, к сожалению отодвинутая от социальных проблем, не объясняла, что же такое есть христианское государство, христианский социум.
И поэтому получились ножницы. С одной стороны, мы видим в Византии расцвет храмового христианства. Масса замечательных храмов. Великолепный храм Святой Софии, потрясающий, с куполом диаметром 33 метра был построен из камня. Замечательные богослужения, была создана великолепная литургия. Появилась масса богословов, в результате ожесточенных споров была разработана православная догматика, появилась масса монастырей. И прочее.
А с другой стороны социальная жизнь в Византии была, прямо скажем, не христианской. Рабство. Оно де-юре существовало вплоть до гибели Византийской империи, которая произошла в 1453-м году. Хотя рабство было смягчено по сравнению с Римской империей, значительно смягчено, а после ‑ в поздний византийский период ‑ оно перестало быть актуальным по экономическим соображениям, стало экономически невыгодным. А в ранний период рабов в Византии было полно. И рабов имели все сословия общества: начиная от крестьян и кончая епископами. И это не считалось зазорным: вроде так и надо. Очень серьёзное социальное расслоение было между народом. Применялись и узаконивались самые изощрённые способы закабаления и эксплуатации крестьянства. И так далее, и так далее. В Византии мы, что интересно, никогда не наблюдаем коммунистических движений, даже локальных, сколь-нибудь серьёзных. Вот такова сила была римского права здесь.
Поэтому, заключая такой небольшой обзор, следует признать, что само византийское общество было в своей основе своей противоречивым. С одной стороны ‑ идеология православия, а с другой стороны в реальной жизни, в социуме это православие как бы куда-то девалось, фактически не приводило к преображению отношений между людьми, не приводило к увеличению любви. И, переходя, наконец, к нашей основной теме ‑ к имущественной этике ‑ мы и в ней видим вот такое же противоречие, борьбу разных подходов к имущественной этике. Но всё по порядку.
Ещё до Византии, в период церкви гонимой, в I-II век если посмотреть, то оказывается, что очень многие христианские общины пытались копировать общину иерусалимскую. В которой, как вы знаете из предыдущих лекций, был реализован христианский коммунизм. Откуда это видно? Видно из самых первых документов, манускриптов. Это манускрипты первого века: Дидахе  ‑ «Учение двенадцати апостолов». И ещё ранний манускрипт ‑ послание Варнавы. О том, что христианские общины живут общей собственностью, так же как Иерусалимская община, свидетельствует широкое распространение института дьяконства. В то время дьяконы не служили в церкви, а занимались социальной работой, распределением благ. Это было их основное церковное служение. Мы имеем свидетельства христиан во II веке: это святой Иустин Философ, который прямо говорит, что «мы живём в общей собственности». Или в начале III века известный богослов Тертуллиан: он тоже прямо говорит, что «мы живём общей собственностью».
Но всё меняется. Наступил III век. Хотя в III веке были гонения на христиан, но иногда преувеличивают масштабы этих гонений. Они были либо кратковременными, либо локальными. И число мучеников ‑ оно там измеряется сотнями, вот где-то такие масштабы. Самые суровые гонения были в XX-м веке, когда по реальным подсчётам было репрессировано примерно сто тысяч активных православных христиан, причём примерно 40% из них было либо расстреляно, либо умерло в лагерях.
Это я к чему говорю? Что в III веке в Церковь приходят люди достаточно состоятельные, богатые. Которые, становясь христианами, вовсе не хотят отказываться от своего имения. Так сказать, хотят совместить приятное с полезным: и попасть в Царство небесное, и здесь пожить. Они так или иначе финансируют жизнь христианских общин, становятся уважаемыми людьми. И идеологом этой группы становится Климент Александрийский ‑ богослов, о котором я уже не раз говорил, поэтому я буду краток.
Климент Александрийский ‑ это церковный деятель где-то начала III века, который первым предложил так называемую умеренную имущественную доктрину. Эта доктрина заключается в двух положениях. Первое. Иметь собственность, любую, даже большую, для христианина не предосудительно. И ему противопоставляется второе положение: но попадать в зависимость от этой собственности, подчиняться ей ‑ это уже грех. Эта доктрина, с одной стороны – видите? ‑ она противоречива. Иоанн Златоуст это хорошо объяснил: у кого богатство ‑ он его собрал неспроста. Он его собрал потому, что он сребролюбив, и хочет ещё большего богатства. То есть, он находится в зависимости от богатства. Но, с другой стороны, я бы не сказал, что это худшая доктрина. Отнюдь. Она не худшая, она обладает определёнными достоинствами. Скажем, гибкостью: она может быть приноровлена и к жизни аскетов, которые ничего не имеют, и к жизни простых мирян, и к жизни богачей тоже.
 
Книга Климента Александрийского «Кто из богатых спасется», где эта концепция изложена, эта маленькая книжечка в 40 страничек, приобрела большую популярность в Церкви и где-то стала таким что ли нормативным взглядом на наш с вами вопрос.
Но пришёл IV век, век расцвета византийского богословия. Когда Церковь перестала быть гонимой, появилась масса замечательных христианских деятелей, богословов, и позиция Климента Александрийского была превзойдена. И вершиной этого нового богословия явилось учение Иоанна Златоуста, о котором я очень подробно говорил на предыдущей лекции, поэтому повторяться не буду. Но дело в том, что с основными положениями златоустовской концепции согласны и другие отцы Церкви. Например, тема очень важная для Златоуста, тема оскудения любви при увеличении богатства. Златоуст об этом множество раз говорит. Ну и другие святые отцы тоже. Например, Василий Великий, он изрёк удивительно афористичную чеканную формулу: «чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви». Потрясающе здорово сказано! То же самое говорит Авмвросий Медиоланский и другие святые отцы. Другая мысль златоустовская: «всё Божие, а потому всё общее». Об этом, например, говорит такой известный святой III века как Киприан Карфагенский. И Василий Великий, и Амвросий Медиоланский, и Киприан Карфагенский, и Григорий Богослов, — это всё предшественники Златоуста. Они тоже, так или иначе, достаточно активно высказываются по имущественным вопросам. Хотя и обращаются к ним не так часто, как Златоуст. И, оказывается, очень многие зластоустовские мысли уже были ранее высказаны. Например, Златоуст считал, что большинство из богатых собрало своё богатство неправедным образом. А Василий Великий говорит: «кто обнажает одетого, того назовут грабителем, а кто не одевает нагого, хотя может это сделать, тот достоин ли другого названия?» Иначе говоря, кто сидит на богатстве и не раздаёт этого бедным, тот вор, с точки зрения Василия Великого, грабитель.
Ещё одна мысль, впрочем, типичная для Златоуста: нестяжание как личный идеал христианина. Да об этом все святые говорят: Григорий Нисский, Киприан Карфагенский, тот же Василий Великий. Можно набрать массу цитат. Они же различают характерную для Златоуста разницу в требованиях между новоначальными и совершенными. Помните, я вам на прошлой лекции говорил, что Златоуст выстраивает лестницу совершенств. А вот другие отцы, например блаженный Иероним советует: «Хочешь быть совершенною, продай всё, что имеешь, и отдай нищим. Не хочешь быть совершенною, но хочешь удержать вторую степень добродетели, оставь всё, что имеешь, отдай детям, отдай родственникам. Или: «ты благотворишь, ты жертвуешь, но это только первые опыты твоего воинствования. Ты презираешь золото — презирали его и философы мира. Ты думаешь, что стал уже на верху добродетели, если пожертвовал части целого. Самого тебя хочет Господь в жертву живую, благоугодную Богу. Тебя, говорю, а не твоего». То есть, просто пожертвовать — это только первая ступень добродетели.
Однако, есть момент, в котором предшествующие Златоусту святые отцы превзошли Златоуста. Это вопрос о происхождении права собственности. Златоуст, говорит о том, что вначале не было золота, и никто не любил золото. Но подробно эту мысль не развивает. А вот другие святые отцы на этот предмет высказываются очень квалифицированно и четко. Например, Лактанций, предшественник, где-то почти за 100 лет до Златоуста жил, латиноговорящий отец, поборник справедливости. Он вот что говорит, я зачитаю: «Любостяжание есть источник всех зол. Оно происходит от презрения к истинному величию Божию. Люди, обилующие в чём либо, не только перестали уделять другим избытки свои, начали присваивать и похищать себе чужое, будучи влекомы к тому собственную корыстью. То, что было прежде в общем употреблении у всех людей, начало скопляться часто в домах немногих. Чтобы других подвергнуть своему рабству, люди стали собирать себе в одни руки первые потребности жизни, беречь их тщательно, дабы небесные дары сделать своей собственностью. Не для того, чтобы уделять их ближнему из человеколюбия, которого у них не было, но чтобы удовлетворять единственно своему любостяжанию и корысти. После того составили они себе самые несправедливые законы под личиною мнимого правосудия, посредством которого защитили против силы народа своё хищничество».
Примерно в том же духе высказывается Василий Великий, Григорий Богослов, Амвросий Медиоланский. Я эти цитаты не привожу за неимением времени. Но суть дела в том, что сначала появилось сребролюбие, а законы, частнособственнические законы, освящающие право собственности, они возникли позже и составлены для того, чтобы оправдать захват сильными собственности. В этом пункте другие святые отцы оказываются более политэкономами, оказываются более социологами, чем Иоанн Златоуст. А в целом, ещё раз повторяю: учение Иоанна Златоуста ‑ это вершина православного имущественного богословия, но с ним практически во всём солидарны другие святые отцы. И поэтому златоустовскую концепцию следует называть святоотеческой концепцией.
В мире, к сожалению, происходит часто всё не так, как мы хотим. Златоуст был, говоря современным языком, репрессирован, и умер в ссылке. Об этом я говорил, но трагедия была не только в этом. Дело в том, что Златоуст был необычайно популярен. И к нему в Константинополь для того, чтобы послушать великого святителя, съезжались из других городов другие богословы и христиане поучиться у него. И постепенно вокруг Златоуста стал образовываться круг его поклонников, учеников. Много епископов, богословов. И после того, как Златоуст погиб, вся эта школа, которая ещё не оформилась, была разгромлена. На сторонников Златоуста посыпались гонения, причём гонения от государственной и церковной власти. Биограф и друг Златоуста епископ Палладий Еленопольский на нескольких страницах приводит только список тех людей, которые были подвергнуты гонениям: их около сотни. А это всё епископы, известные пресвитеры, монахи, миряне, которые сотрудничали с Златоустом. Например, известная диаконисса Олимпиада, которая после была причислена к лику святых.
Что это означает? Обычно вот эту историю с низложением Златоуста недооценивают. Её наши церковные историки рассматривают как некий такой эпизод нравов, не очень хороших в Церкви, но которые особенно на историю Церкви не повлияли. На самом деле не так. Это была трагедия, причём общецерковная трагедия. Дело в том, что после всех этих репрессий нравственное богословие в Византии постепенно сходит на нет. Смельчаков, которые обличали бы царей, обличали бы богатых, становится всё меньше и меньше. Люди боятся высовываться, грубо говоря. И византийское богословие прирастает богословием другого типа ‑ высоким богословием. Сразу после гибели Златоуста начались споры в Церкви о соединении двух природ во Христе. Споры очень жаркие, но споры, далекие от реальной жизни, не касающиеся нравственного богословия. А нравственное богословие постепенно-постепенно в Византии сходит на нет. Златоуст умер в 407 году (кстати, сегодня 25 сентября, он умер 27 сентября). В этом, V веке остались некие не репрессированные ученики Златоуста, такие как, например, Исидор Пелусиот, монах святой жизни, церковный писатель, Иоанн Кассиан Римлянин, Феодорит Киррский. Первые два точно приезжали в Константинополь слушать Златоуста и так и стали его учениками. Читая писания, можно увидеть: да, действительно, они очень часто повторяют златоустовские мысли златоустовскими словами. Но, конечно, их известность и авторитет несравнимы с златоустовским.
А что касается Феодорита Киррского, епископа города Кирры около Антиохии, то он первый начинает преобразование златоустовской концепции в умеренную доктрину. Феодорит Киррский живет в середине V века, когда уже не было никаких сомнений, что византийское общество есть и останется обществом крепких частных собственников. И задача Феодорита – уже не вести людей к вершинам, а, скорее, оправдать существующее положение. Да, есть богатые и бедные. Да, есть ножницы между ними. Но Феодорит Киррский говорит, что и те и другие нужны. И бедные не могут обойтись без богатых, и богатые не могут обойтись без бедных, и вместе они как бы сотрудничают друг с другом и делают общее дело.
Идут годы. И учение Златоуста начинает постепенно забываться. В VIII веке фиксируется круг Евангельских чтений. Вы знаете, что в Церкви на каждой литургии обязательно читаются Евангелие и Апостол (Апостол ‑ это выдержки из посланий апостола Павла или других апостолов или из Деяний Апостольских). И вот интересный момент: фиксируются они так, что вот все эти коммунистические фрагменты, о которых я говорил в лекции про Иерусалимскую общину, они отсутствуют, они выкинуты из этих чтений, так что в Церкви люди просто их не слышат. И вы это можете проверить. Деяния Апостольские читаются в Пасхальные дни. И там, как только текст доходит до одного из этих фрагментов, оно прерывается. Как доходит до следующего — тоже прерывается, будто бы нарочно выкинуты. Это VIII век, византийское наследие. Так, чтобы не смущать народ разными такими вещами, как общая собственность. После теряется не только сам дух златоустовского учения, теряется его буква. Все толкователи Священного Писания, которые говорят, что они следуют духу и букве Златоуста, они все говорят, что надо уделять часть из имеющегося, но никогда не говорят «отдай всё». Это забыто достаточно прочно.
Хотя, надо сказать, всё и в позднем византийском богословии не так уж плохо. Есть два имени, которые сохранили златоустовский багаж. Это, во-первых, святитель Феофилакт Болгарский, богослов XI - XII веков. Есть толкование Феофилакта на практически весь Новый Завет. Эти толкования очень авторитетные, на которые Церковь часто ссылается. И важно, что Феофилакт является учеником Златоуста. Если эти толкование внимательно почитать, то там очень часто появляются златоустовские мысли, златоустовские слова. Видимо, Феофилакт очень хорошо в самом деле проштудировал Златоуста. И вот кто бы написал работу «Феофилакт Болгарский как ученик Златоуста», но для этого надо, конечно, перепахать очень много материала. Пока я такой работы не встречал. (Перед зрителями  моих лекций я должен извиниться  за оговорку – везде в этом абзаце я вместо Феофилакта Болгарского на видео упоминаю Феодорита Киррского – Н.С.)
Второй богослов, даже ещё более ранний, X - XI  веков. Это Симеон Новый Богослов. Симеон Новый Богослов — это великий святой, монах, аскет, составитель замечательных бурно-пламенных гимнов, воспевающих Христа. Но оказывается, что Симеон Новый Богослов был ещё и правдолюбцем, таким же правдолюбцем как Иоанн Златоуст. То есть человеком неудобным, который подвергался гонениям, как со стороны монашества, так и со стороны епископата. Но более всего удивительно, что в одном из своих сочинений он продолжает златоустовскую традицию, причём он идёт дальше Златоуста, он ещё более ригористичен. Так, он сторонник общей собственности. Он пишет: «Вещи и деньги в мире являются общими для всех. Как свет, как воздух, которым мы дышим, и сами пастбища неразумных животных на равнинах и горах. Всё, следовательно, было установлено общим для одного пользования плодами. Но господство не дано никому. Однако страсть к стяжанию, проникшая в жизнь как некий узурпатор, разделила различным образом между своими рабами и слугами то, что было дано Владыкою всем в общее пользование». Здесь Симеон Новый Богослов повторяет те "политэкономические" высказывания святых отцов до Златоуста. Далее очень интересно. Помните, я говорил, что однажды Златоуст высказался, что слово «моё и твоё», которым он обозначал право собственности, — от дьявола. Это было только однажды и применимо к частному случаю собственности супругов. А вот Симеон Новый Богослов говорит: «Дьявол внушает нам сделать частной собственностью и превратить в наши сбережения то, что было предназначено для общего пользования». Частная собственность — от дьявола. И, наконец, ещё одно. Симеон Новый богослов считает, что даже если человек однажды был богат, а после одумался и всё раздал — в этом никакой доблести нет. Он пишет: «Тот, кто раздаёт всем из собранных у себя денег, не должен получить за это награды, но скорее остаётся виновным в том, что он до этого времени несправедливо лишал их других. Более того, он виновен в потере жизни тех, кто умирал за это время от голода и жажды. Ибо он был в состоянии их напитать, но не напитал, а зарыл в землю то, что принадлежит бедным, оставив их насильственно умирать от холода и голода. На самом деле он убийца всех, кого он мог напитать». Если Златоуст и Василий Великий говорят, что богатый ‑ это вор и грабитель, то Симеон Новый Богослов идёт дальше, он говорит: богатый, который сидит на своих деньгах ‑ это убийца. Вот как строго он судит в этом деле.
Но, несмотря на это, высказывания ни Феофилакта Болгарского, ни Симеона Нового Богослова уже никак на социальную доктрину византийского православия повлиять не могли. Всё, так сказать, уже было к тому времени определено общим ураганом.
Теперь я перейду снова к Византии. Господь ждал, тысячу лет ждал, что всё-таки византийская Церковь и византийское общество как бы найдут друг друга, и в Византии это преддверие Царствия Небесного и начнёт преображение социума. Но, к сожалению, этого не произошло. Более того, в поздней Византии ослабляется  влияние государства и усиливается влияние крупных частных собственников. Если вкратце наметить развитие экономических реалий Византии, то мы имеем примерно следующую картину. Ранний период Византии IV - V - VII века. Используется рабский труд, но сильное государство организует государственное производство. Государственные ремёсла процветают в городах. Византийские ремесленники были не только частными, а в основном объединялись в государственные, под контролем государства, предприятия. Они были чрезвычайно искусными. Византийские изделия ценились просто на вес золота. Шёлковые ткани тоже ценились по весу выше золота. И за счёт внешней торговли византийское государство во многом сводило концы с концами, содержало сильную армию и успешно отражало нападения врагов, которые были беспрестанно. В средний период Византия живёт за счёт крестьянского труда, причём крестьяне организуются в общины. Это похоже на наши общины в Российской империи, только за одним маленьким исключением. Византийские крестьяне держали свою землю в личной собственности. В византийских крестьянских общинах не было переделов земли. В результате этого эти общины стали постепенно как бы терять вес, распадаться и крестьяне всё более и более попадали в зависимость к крупным собственникам, крупным держателям земли. И вот здесь постепенно начался закат византийской экономики.
Где-то в XII веке, в Константинополе большую силу возымели итальянские купцы из Генуи и Венеции. Они монополизировали внешнюю торговлю и во многом монополизировали даже внутреннюю торговлю в Византии. Потому, что Генуя и Венеция ‑ это первые капиталистические города. Очень ушлые ребята, которые приехали в Византию со своими банками, давали большие кредиты. И они очень быстро завоевали положение. Византийские императоры то с ними дружили, так что целые кварталы этих купцов были в Византии, то их выгоняли. Венецианцы, конечно, запомнили такое не всегда хорошее к ним отношение и профинансировали 4-й Крестовый поход, который вдруг не пошёл в Святую Землю, а повернул к Константинополю и взял его штурмом. Константинополь был разгромлен и разграблен, и примерно лет 50-60 жизнь Византийской империи висела, так сказать, на липочке. От неё остались только отдельные куски. После византийцы сумели возвратить себе Константинополь, но былого величия Византия уже никогда не достигла. Разорённая экономика, армию содержать не на что, да и людей не стало, оказывается, не кого было призывать в армию. В последний период Византии армия была в основном наёмная. А сами знаете, наёмники ‑ они патриоты относительные. Византийцы стали терпеть поражения от турок, которые завоевали практически всю Малую Азию и подступали к стенам Константинополя и не раз его осаждали. После константинопольский патриарх ищет деньги на западе, а для этого он идёт на унию, то есть подчинение папской власти. Сначала Лионская уния, после Флорентийская уния, которую подписали епископы и патриархи. Но обе унии народ не принял, и они, так или иначе, сошли на нет. Собственно, запад помогал Византии, но нехотя, очень лениво.
И в конце концов, в 1453 году турки подступили к стенам Константинополя и, несмотря на то, что эти стены были очень прочными и высокими, и взять их было очень трудно. Тем не менее, ослабленная армия ‑ она не сумела их оборонить. Город был взят, разграблен, население было в основном просто турками перерезано, и Византийская империя окончила своё существование. Окончила, так сказать, радикально. У Византийской империи нет преемника. Церковь византийская осталась, а вот государство исчезло. Вот такая печальная судьба. Господь покарал. Он долго ждал, долго надеялся, но долготерпению Божию всегда когда-то приходит конец.
 Вопросы.
 
(Вопрос): Вы процитировали Иоанна Златоуста и Василия Великого в связи с соотношением богатства и любви. Не кажется ли вам, что бедность, крайняя нужда, тем более, нищета отнюдь не способствуют произрастанию любви, ну, во всяком случае, среди мирян?
(Лектор): Понимаете, Златоуст различает добровольную бедность и недобровольную бедность. Добровольная бедность для него — личный идеал христианина. Почему? Потому что бедность как бы облегчает человека, он перестаёт заботиться о приобретении и становится восприимчивым к Божиим энергиям. Однако в чем-то вы правы – иногда бедность озлобляет. Но бедность только недобровольная. Причём озлобляет далеко не всегда. Недобровольную бедность Златоуст рассматривает как состояние мученичества, он говорит, что это хуже разжённой печи. А потому бедные, любые, и добровольные, и недобровольные: одни мученики, а другие блаженные. И те, и другие наследуют Царство Небесное. А богатство, оно, с точки зрения Златоуста, практически всегда создаётся умалением любви. Богатство создаётся за счёт ограбления других, так или иначе. Поэтому бывают люди, которые сохранили в себе Божии дары при богатстве, но их очень мало. Это редкий случай, это святые люди, которые, несмотря на пагубное влияние богатства, тем не менее, сохранили в себе любовь. Так что в среднем получается, что бедный более любвеобилен, чем богатый.
(Вопрос):  Нет, но совершенно очевидно, что Божественные энергии, о которых вы говорите, они гораздо доступней во время сугубого поста, когда человек сугубо постится, это совершенно очевидно. Позвольте ещё один вопрос: смотрели ли вы, скорее всего, смотрели, фильм Тихона Шевкунова «Гибель империи». Если смотрели, ваше отношение к этому фильму, удался ли фильм, и не видите ли вы в этом фильме прямых аналогий с самой современной, новейшей истории России?
(Лектор):  Ну, по-моему, этот фильм и создавался как аналогия современной России. Это фильм-предостережение, что если вы будете жить, как  жили поздние византийцы, будет плохо и империя погибнет. Как погибла Византийская империя, также может погибнуть и Россия, и от неё ничего не останется. У нас будут в Московской губернии жить кавказцы, негры, но не русские православные. В общем, я считаю, этот фильм неплохой. Там даже затрагивается имущественная тема, где-то Тихон Шевкунов говорит, что там были олигархи, которые способствовали гибели Византии. Под ними он понимает, конечно, крупных земельных собственников. Но, понимаете, я всё-таки к самому автору фильма, грешным делом, отношусь с недоверием. И вот почему. Однажды, год был, я не знаю, может быть, 92-й. В общем, перестроечное время, однажды я смотрел телевизор, вот грех такой был. И там выступал, ещё просто иеромонах, Тихон Шевкунов. И он так расхваливал только что народившийся у нас в России капитализм, так он расхваливал то, что у нас произошло в результате перестройки, так он восхищался частной собственностью, что я тогда подумал: но это же монах, помилуйте, он дал обет нестяжания! В чём же дело, почему он так это всё расхваливает? Здесь что-то не то. Надо в этом деле разобраться. И вот с тех пор я в этой проблеме разбираюсь.
 
(Вопрос): Как вы считаете, остались ли какие-нибудь следы у Златоуста, его взгляды, и чем обусловлены они были, что чрезмерное богатство являлось как бы чрезмерным источником паразитирования общности, которое вело потом к загниванию его и к ослаблению и неэффективному развитию. И вообще, эти его взгляды по поводу регулирования эффективности развития, может быть, они были причиной чрезмерного богатства, то есть, появления прослойки паразитирования?
(Лектор):  Понимаете, вы очень как бы социологически смотрите на вопрос. Иоанн Златоуст так не ставил проблему. Он ставил её с двух сторон. Со стороны аскетической: богатство плохо влияет на состояние души, делает её злющей, и тем самым человек теряет возможность спасения. И с точки зрения любви между людьми: богатство остужает любовь. Это, так сказать, уровень микросоциальный. Вот уровень макросоциальный ‑ богатство по отношению к государству, по отношению ко всему обществу и роли его в развитии общества ‑ здесь каких-то таких определённых высказываний у Златоуста не находится. Единственное, он очень часто пользуется термином «Мамона». Но под Мамоной он понимает именно вот это мамоническое устроение общества. Под Мамоной он понимает вовсе не идола богатства, а дух богатства, который в обществе разлит. Он более чётко как-то сформулировать это не мог. Златоуст не был социологом ни в какой мере. Он был пастырем. Но интуитивно он как бы к этим понятиям приходил. Я уверен, что если бы златоустовская школа не была разгромлена, безусловно, мы что-то подобное бы услышали и на этом уровне. Но, к сожалению, так не получилось.
 
 (Вопрос):  У меня вопрос немного шире сегодняшней темы, звучит он так: в чём причина информационного вакуума, связанная с историей Византии? Вот в нашей конкретно стране и на западе. Страна существовала более тысячи лет. Очень сильная страна. Я читал где-то, что, якобы,  в X веке 90% всего золота находилось в этой стране. Почему запад абсолютно её игнорирует? Он что, боится этой истории? Когда мы говорим «средневековье», мы всегда в первую очередь думаем о западном средневековье, при этом в Византийскую историю, даже в современной России не проходят. Что вы думаете по этому поводу, и как стоит из этого выходить?
(Лектор):  Да, действительно, Византии, в историческом смысле, не повезло. Запад выстроил очень неприглядный портрет Византии, что византийцы — очень коварный, хитрый народ, который занимается только интригами, в отличие от благородного рыцарства, которое в то же время было на Западе. Это такой типично западный взгляд. Понимаете, Византия — другая цивилизация, чем Запад. И в этом всё дело. Это разрыв цивилизаций. Он обусловил и разрыв Церквей, который, в конце концов, произошёл. Именно поэтому, как запад ненавидит Россию, вот так же он ненавидел и Византию. И, конечно, он потирал ладони после того, когда Византия погибла. Хотя после западу пришлось много претерпеть от турок. В советское время тоже Византией занимались. У нас были достаточно сильные византологи, и советская школа византинистики ‑ она неплохая. Она как раз хороша тем, что там много занимались социально-экономическими вопросами. Ну, с марксистской точки зрения, но, тем не менее, занимались, и много там поняли. Но те столпы, на которых Византия стояла, православие и императорская власть ‑ они совершенно чужды были советской идеологии: с неё мы не можем, мол, брать никакого примера. Если всё-таки советская цивилизация считала, что она выросла из западной цивилизации, но превзошла её, то ни в коем случае не из византийской цивилизации. А сейчас вообще общество западно-ориентированное, и к тому же атеистическое, на самом деле. Поэтому уровень изучения Византии сейчас, по-моему, очень низкий, гораздо ниже, чем он был в Советском Союзе. Всё опустилось до уровня истории императоров и войн. Каких-то серьёзных обобщений социальных сейчас не делается. Я читал некоторые современные книжки по Византии: это что-то...
 
(Вопрос): Вы на самом деле считаете, что взятие Константинополя турками – это кара Господа?
(Ответ): Да, конечно. Господь не только милосерд, он ещё и справедлив, а справедливость неизбежно связана с наказанием. Хотя любое действие Божие не сводится на сто процентов к этим понятиям. Любое Божие действие – это одновременно, если это действие такое трагическое, оно не только наказание, оно ещё и научение, оно ещё обычно и выход на какую-то другую дорогу, другой путь. Этим же наказанием Господь указывает выход из ситуации. И в любом случае Господь выявляет свою правду. Правда Божья, она как бы всегда высвечивается. Вот таким действие и является взятие Константинополя. Византийцы не смогли сделать христианский социум. То, для чего была Богом предназначена Византия, она не исполнила. Когда не исполняется Божие предназначение, то в этом случае всегда в той или иной форме, следует наказание, и это справедливо.
 
(Вопрос): У меня будет некая реплика, дополнение на предыдущий вопрос и может быть Вы тоже как-то откликнитесь на мою реплику по поводу выключения византийской истории из фокуса исторического внимания как в Советском Союзе, так и в новейшей, современной нашей истории.
Дело в том, что в нашей школе эта проблема теоретически и практически осмыслена, и она сформулирована. Советская власть предполагала, что до неё были «темные» века рабства и несправедливости. И, соответственно, новая страна началась в 1917 году, и выводить корни и историю страны из Византии как представление о России как о Третьем Риме – оно было не логично. Оно было для советской власти онтологически противоестественно. Поэтому, как при советской власти в средней школе на изучение истории Византии отводилось 1-2, в лучшем случае 3 часа в течение всего десятилетнего курса изучения истории, в новейшей истории, в либеральной России, ровно все тоже самое. Получается, что в некотором роде здесь много общего. Советская власть считала, что история началась в октябре 1917г., а современная власть считает, что правильная Россия началась в феврале 1917 года. И та и другая сходились в том, что весь предыдущий период – ото был неправильный период, и новые власти эту несправедливость историческую исправили. Это реплика на то, почему историей Византии пренебрегают и тогда, и сейчас.
По поводу вопроса о неких особенностях взаимоотношений, так сказать историософского соотнесения Запада и Византии, мне кажется, тут есть один важный момент, который Вы не упомянули, вернее вскользь по нему прошлись, но он достаточно принципиальный. Это момент, связанный с общинным владением землей. Вы совершенно правы, когда сказали, что земля там была в личной собственности, но при этом эти мелкие личные собственники (мелкие крестьянские хозяйства) объединялись в Византии в некие такие крупные общины.
И в середине, в период рассвета Византии императоры несколько раз, кто-то из них отличился особенно в это м смысле, проводили некие мероприятия, направленные против захвата крупными землевладельцами владений мелких землевладельцев. Они некую амнистию объявляли и пытались сохранить массовое мелкое землевладение, которое было источником пополнения византийской армии. И только после того, как этот принцип стал забываться и крупные собственники и крупные землевладельцы стали захватывать земли и мелкие землевладельцы были обезземелены, то источник пополнения византийской армии из византийских граждан стал иссякать. Они перешли к наемной армии, и с этого момента началось угасание.
Это важный момент, потому что общинный принцип землевладения потом был унаследован Российской империей и сохранялся. И некоторые исследователи, насколько я знаю, не рассматривают это преемство византийского способа землевладения и того, который был в Российской империи, противопоставляя его тому принципу, который стал развиваться на Западе, потому что там изначально стали развиваться крупные землевладельцы, а общинное землевладение там не получило свое развитие. И было быстро, так сказать не начавшись, прекращено.
(Ответ): Что касается изучения Византии, то тут я с Вами абсолютно согласен. Вообще я ученик плохой. Вспоминая школьные годы, я вообще не помню ‑ изучали мы Византию или не изучали. Здесь я с Вами на сто процентов согласен.
Что касается земельной собственности, общинной. Понимаете, дело в том, что в средний период развития Византии было очень много свободных крестьян, которые объединялись в общины. Но ещё раз подчеркиваю, передела в этих общинах не было.
Вот для Руси характерны переделы, вот, например, Московская губерния: там сто процентов общин были передельными. Это было в XIX веке. А в Византии не было такой традиции, там община была просто неким самоуправляющимся обществом, но каждый крестьянин сидел на своей земле и передавал её по наследству.
Этих мелких крестьян стало использовать государство: оно стало освобождать их от налогов с тем, чтобы крестьяне служили в армии. Это была фемная, так называемая реформа: изменилось административное деление Византии, появились более крупные области, которые назывались фемами. Там в обязанности генерал-губернатора каждой фемы входил сбор войска со своей фемы. Да, за счет этого Византия набирала свою армию, и в средний период, в период македонской династии она даже увеличила свои владения. И совершенно верно Вы сказали, из-за этого некоторые императоры были заинтересованы в том, чтобы мелкое крестьянство жило в Византии как можно дольше и не попадало бы под власть крупных собственников. Да, определенные результаты были, несколько веков Византия так прожила. Но сам принцип частной собственности в конце концов пересилил.
 
(Вопрос): Можно ли основную Вашу мысль понять так, что частная собственность являлась одной из причин крушения Византийской империи?
(Ответ): Да, конечно, одна из причин. Такая причина глубинная, которая на поверхности не видна, но она действовала. Господь иного хотел от Византии. Подлинная христианская жизнь – это жизнь в общественной собственности. Коли уж Византия села на частную собственность, то в конце концов у Бога её судьба была предрешена. Другое дело, что Господь очень долго терпел и благодаря этому Византия протянула очень долгое время.
 
(Вопрос): Какие Вы бы посоветовали прочесть работы Иоанна Златоуста о вреде частной собственности, где это более ярко отражено?
(Ответ): К сожалению, надо читать всего Златоуста. У него нет каких-то таких целенаправленных произведений. Дело в том, что 95 процентов произведений Златоуста – это проповеди, записанные в храме, произнесенные им после Евангельских или Апостольских чтений. И там он в какой-то мере зависел от тематики этих чтений, но не совсем зависел. Он умел переключаться на свободные темы и эти темы были нравственными, самыми разными: о воспитании детей, о браке. Но оказывается, больше всего он говорил о частной собственности, о богатстве, бедности, милостыни. Вот об этих всех вещах. Но переключался он на эту тему довольно неожиданно, спонтанно. И получается, что примерно в каждой третьей его проповеди эта тема есть. Но она занимает отнюдь не весь текст проповеди, а это несколько высказываний: одно, два, три высказывания. Но вместе они составляют тысячи различных высказываний. Проблема современного богословия это всё выявить, проработать, классифицировать, продумать. Это до сих пор не сделано или имеются только такие начальные работы, работы русских богословов начала XX века. Работа Попова «Иоанн Златоуст и его враги»: там эта тема затрагивается, но не настолько специализированно. Есть книга профессора Василия Ильича Экземплярского «Учение древней Церкви о собственности и милостыни». Совсем недавно она наконец-то переиздана в России в краснодарском издательстве. Может быть, она появится у нас на московских прилавках. Книга потрясающая, гениальная, просто замечательная! Ещё на моем сайте: Ваш покорный слуга написал книжонку, посвященную целенаправленно этому вопросу, «Имущественное учение Златоуста». Но она в бумажном виде не издана, приходите на мой сайт и читайте.
(Вопрос): Каково Ваше отношение к философии хозяйствования Сергея Николаевича Булгакова?
(Ответ): Отношение довольно скептическое. Я много разбирался в Булгакове, изучал его. Я надеюсь, что я сделаю специальную лекцию, посвященную Булгакову. Это очень интересно. Сам он человек потрясающий, замечательный, очень глубокий. Но человек, который менял свои мнения. У него можно выделять периоды: вот он марксист, вот он идеалист, вот он христианский социалист, вот он «сел» на умеренную доктрину, вот он написал философию хозяйства – новый этап, книгу, которая слишком разрекламирована, считается каким-то новым словом в богословии. Я её так высоко не ставлю.
Дело в том, что общая идея этой книги – посмотреть на хозяйство из духовного космоса, посмотреть, какое значение имеет хозяйство как человеческий феномен в космической деятельности Господа. В то же время нравственная составляющая этого вопроса ‑ богатые и бедные ‑ в этой книге полностью отсутствует. Булгаков к тому времени считал, что это пережиток XIX века: политэкономия, которая занималась эксплуатацией ‑ это всё в прошлом. Он уже живет в XX веке, в котором мыслят иными категориями, смотрят на проблему как хозяйство, что характерно для Булгакова, не касаясь нравственных вопросов. Я совершенно не ценю эту книгу, если говорить грубо.
 
(Вопрос): У меня вопрос по поводу симфонии властей. Она когда-нибудь у нас на Руси была, в нашей истории ‑ на примере государства Российского? При каком государе? Вообще, возможна ли она?
(Ответ): Симфония церкви и государства – это Божие веление, как я себе представляю. Так должно быть, так хорошо, так Богом заповедано. Поэтому симфония должна реализовываться в нашем мире. Но всегда симфония была очень ограниченной, и на Руси тоже самое. Мы же себя считали Третьим Римом. Второй Рим поддался латинам и поэтому погиб, как считали у нас на Руси. Мы ‑ Третий Рим и продолжаем дело Второго Рима. И Российская империя во многом шла по стопам Византийской империи. И идея симфонии в ней была в общем точна такая же. Но и там она была реализована в общем-то косо. И я не могу сказать при каком государе это было лучше всего, потому что во всех периодах есть, на мой взгляд, существенные недостатки. Я надеюсь о России и об этих вопросах сделать пару лекций, а может быть и более, потому что Россия ‑ моя любимая Родина. И о России надо говорить более подробно. Выделить какого-то государя, при котором симфония реализовалась, я не могу.

Лекция Н.В. Сомина на тему "Коммунистические идеи в Святоотеческом учении в свете имущественной этики" №5 (стенограмма)

Аватар пользователя Анастасия Бушуева

Лекция 5 от 18.09.2013. Имущественная этика у св.Иоанна Златоуста


Я расскажу про имущественное учение великого богослова, святителя Иоанна Златоуста. Его учение — это вершина имущественной этики. Выше этого в этой области православная мысль ничего не создала. Но предварительно я обязан, всё-таки, рассказать о его жизни. Потому что, – вы неверно, знаете, – у всякого великого человека и жизнь большая, замечательная.
Иоанн Златоуст родился в середине IV века (в 347 году) в городе Антиохия. Это очень известный, старинный христианский центр. Родился в высокопоставленной семье. По национальности он сириец, а его отец был военачальником достаточно высокого ранга, по-нашему – генералом. Златоуст получил прекрасное образование, в том числе философское. Крестился он поздно, где-то лет в 18. Дело в том, что в то время не было обязательной традиции крестить младенцев, и даже люди, которые очень хорошо относились к христианству и были фактически христианами, крестились поздно. Четыре года был чтецом в храме. После смерти его матери, христианки, он ушёл в горы, в монастырь. Четыре года жил в общежительном монастыре, а после два года в затворе, где совершал совершенно невообразимые для нас аскетические подвиги. Но подвигам неожиданно пришел конец: он настолько испортил себе желудок, что вынужден был с гор снова возвратиться в Антиохию. Там его рукополагают в диакона. И вот пять с половиной лет Златоуст несёт диаконское служение. Дело в том, что в то время диаконы не столько служили, сколько занимались социальной работой: обходили своих прихожан, смотрели, как кто из них живёт, так или иначе помогали. И вот эти пять с половиной лет были вообще удивительной школой жизни для Златоуста.
И только после этого,  уже очень  зрелым человеком, в 39 лет его рукополагают в священники, и он получает возможность произносить проповеди. И тут все понимают, что это проповедник от Бога. Он имел необычайный талант в этой области, но и кроме того специально учился риторскому искусству. Его проповеди очень быстро становятся необычайно популярными. Настолько популярными, что народ на них стремился, как ныне на Аллу Пугачёву. Церковь наполнялась, так что яблоку негде было упасть. Появились ушлые люди, которые стали записывать скорописью его проповеди, и их за деньги продавать – вот настолько он был популярен. А для нас это оказалось промыслительным тем, что очень много проповедей Иоанна Златоуста дошло благодаря этим людям до сегодняшнего дня. 12 двухкнижных томов толстенных, а последний том даже три книги, то есть фактически 25 томов мелкого шрифта — это всё проповеди, проповеди. Это величайшая сокровищница христианской мысли до сих пор как следует не изучена.
И Златоуст быстро находит нужную тему своих проповедей. Обычно проповедники рассуждали об очень высоких предметах: о Троице, о Боге, об ангелах. Златоуст, конечно, тоже об этом говорил, но главное внимание он уделял повседневной жизни людей. Нравственная проповедь — вот, как оказалось, его конёк. И его жизненный опыт здесь ему необычайно помог. Мало кто из христианских святых так хорошо понимал грех, суть греха. И никто из них не мог так ярко, как Златоуст, изобразить, все извивы греха. Именно поэтому его проповеди производили и производят до сих пор огромное впечатление. Читайте их, они все переведены с греческого ещё до революции, это замечательное чтение.
Так вот, Златоуст говорил о различных нравственных проблемах. Но, оказалось, что, всё-таки темой номер один его проповедей является тема имущественная, тема богатства и бедности, тема собственности и милостыни. Проповедь Златоуста обычно была построена по трёхчастной схеме. Он проповедовал сразу после чтения Священного Писания, и первая часть проповеди посвящалась подробному, фактически подстрочному комментарию только что прочитанного фрагмента Священного Писания. В то время не было жёсткого круга Евангельских чтений, как сейчас, и проповедник сам выбирал, что ему читать. И поэтому у Златоуста получались такие циклы: на Евангелие от Матфея — более шестидесяти проповедей, на Евангелие от Иоанна, на Павловы послания — он фактически все их подробно прокомментировал, и так далее. Вторая часть проповеди посвящалась нравственным проблемам, которые затронуты в этом отрывке Священного Писания. А после, в третьей части, Златоуст пускался в свободное плавание и говорил на ту тему, которую он считал наиболее актуальной. И очень часто он неожиданно вдруг мастерски сменял тему и сворачивал на свою любимую стезю: проблему богатства и бедности, собственности и милостыни.
Слава Златоуста как проповедника очень быстро распространилась по всей империи и дошла до столицы — Константинополя. В это время умер Константинопольский патриарх Нектарий. И молодой император Аркадий, прослышав, что есть вот такой замечательный проповедник, сказал: хорошо бы нам его иметь в патриархи. Так и сделали. Златоуста неким обманом выманили из городской стены антиохийской, быстро посадили в карету, после – на корабль, привезли в Константинополь и там ему объяснили: ты будешь епископом Константинопольским. Позже, поскольку Константинополь был столицей империи, этих епископов стали называть патриархами, потому что он  имели главенствующее значение в империи.
Начался десятилетний, с одной стороны, самый блестящий, а с другой стороны, самый трагичный период жизни Златоуста. Он, человек святой жизни, вдруг увидел, что Константинопольская Церковь находится в большом беспорядке. Монахи в большом количестве шляются по улицам и по рынкам. Он это запретил, приказал им сидеть в монастырях. Епископские должности, и прочие должности клириков продаются за деньги. Коррупция была бичом Византийской империи – не только нашим. И она, к сожалению, существовала и в Церкви: там уже были таксы, сколько надо дать, чтобы стать пресвитером, епископом и прочее. Златоуст был возмущён до глубины души: в Святой Церкви — симония! Он стал этих епископов своей властью снимать и ставить честных людей. Естественно, он нажил себе массу врагов, которые жаждали Златоуста сместить с его кафедры. 
Сложные отношения у него сложились и с императорским двором. Императрица Евдокси́я, волевая, но очень страстная, сначала с восторгом принимала Златоуста. Но Златоуст был удивительный человек: он не взирал на лица. Когда императрица делала что-то хорошее, например участвовала в крестном ходе, он её хвалил прямо с амвона в проповедях. Но когда она совершала что-то не то, — императрица всё время выдавала всякие такие штуки — он прямо с амвона её корил. Однажды он сравнил её с Иезавелью, Ветхозаветным персонажем, тоже царицею, которая отняла виноградник у одного бедного человека. Вот что-то аналогичное сделала и Евдоксия. Конечно, Златоуст её имени не называл, но все поняли, кого он называет Иезавелью. Императрица просто рвала и метала. Образовалась партия во дворце, которая тоже жаждала смещения Златоуста. А поскольку император Аркадий, скажем так,  был у свой жены под каблуком, то во дворце всё решала она.
И, наконец, третья партия. Дело в том, что Златоуст был человеком необычайно милостивым. Как только он стал диаконом, он всё своё имение, буквально всё до копейки, отдал на Церковь. А будучи Константинопольским патриархом, он решил устроить больницу для прокажённых. Тогда проказа была просто бичом для населения, много было прокажённых. И на окраине Константинополя за церковные деньги Златоуст купил землю, и там началось строительство больницы. Многим это не понравилось. Потому что земля в городе была в частном владении, и особенно это не понравилось владельцам рядом с больницей. Естественно, их земля стала падать в цене. А поскольку мимо участка протекала речка, то и вдоль речки участки стали дешеветь. В результате образовалась партия собственников, которая крайне была недовольна Златоустом.
Я не буду рассказывать, как это происходило, вы себе можете представить. И тогда было так, и сейчас так. В общем, эти партии объединились, устроили бесчестный епископский собор – «Под дубом» он назывался. И Златоуста низложили, извергли из сана и отправили в ссылку (тут для краткости я пропускаю многие детали).  Сначала – в горы Армении, там он три года жил в ужасных условиях. А после император решил перевести его в ещё более отдалённое место, в Пицунду. Дело в том, что это сейчас Пицунда — курорт. А в те времена, с точки зрения Византийской империи, это была ужасная глушь. Таймыр, в общем. И вот туда его решили отправить, причём конвоирам намекнули, что если что-то с этим стариком случится — хотя он стариком не был, 60 лет — то их, может быть и не накажут, а может быть, даже и наградят. Но, мол, вы его очень хорошо охраняйте. Они так и делали. Охраняли, но везли его по армянским горам без шляпы. А он был лысый совершенно. Можете себе представить его муки – ведь это была первая половина сентября. Он большую часть пути шёл пешком, и на побережье Средиземного моря был уже совершенно без сил. И в городе Команы Понтийские он, со словами «слава Богу за всё», отдал Богу душу.
Судьба переменчива. Через тридцать лет его мощи были перевезены в Константинополь и он был канонизирован как великий учитель Церкви, Вселенский учитель. Мы должны понимать, что это очень высокая степень прославления. Тем самым, признав его Вселенским учителем Церкви, Церковь фактически канонизировала его учение. Но получилось так, что Златоуст был канонизирован, а вот его учение, замечательное учение о богатстве и бедности, на самом деле было забыто. Мы сегодня постараемся его как-то актуализировать.
Дело в том, что, как я уже сказал, имущественная тема у Златоуста — тема № 1. Это почему-то далеко не сразу поняли наши богословы. Об этом было явно, во всеуслышание сказано лишь, представьте себе, в начале XX века. А до этого наши богословы имущественную Златоустовскую тему просто замалчивали. Например, такой известный наш богослов середины XIX века Филарет Гумилевский – он буквально на ста страницах долго и подробно объясняет, что думал Златоуст по всевозможным церковным вопросам, по всем кроме… имущественной темы. Наверное, считалось, что для святого как-то даже и неприлично об этом говорить. Святой должен говорить о Боге, об ангелах, о каких-то высших вещах, а здесь какая-то презренная собственность.
И только в 1907 году, когда праздновалось 1500-летие со дня смерти Златоуста, появился ряд статей на эту тему, и наши богословы наконец-то об этом сказали. Дело в том, что у Златоуста имеется огромное количество текстов на имущественную тему, буквально тысячи фрагментов. Они до сих пор как следует не изучены, не исследованы, не классифицированы, даже не собраны. Это дело будущих поколений богословов. Может быть, кого-нибудь из вас.
Я буду имущественную концепцию Златоуста рассказывать, имея в виду несколько тем. Причём темы я поставлю в некоторой логической последовательности, потому что у Златоуста нет никакой формальной системы. У него всё перемешано, он совершенно неожиданно обращается вдруг к этой теме, и, казалось бы, совершенно никакой системы нет. А на самом деле, если вникнуть, система есть. И есть система потрясающая, система глубочайшая, система всеобъемлющая.
Начнём с вопроса, который смущал умы наших богословов: о соотношении между любостяжанием и богатством. Дело в том, что наши богословы воспитаны на книге Кли́мента Александрийского «Кто из богатых спасётся?». Я однажды о ней говорил на наших лекциях. Там Климент Александрийский понятие любостяжания и понятие богатства как бы разводит. Любостяжание — это грех, это некая страсть, которая в душе. А богатство — это материальные вещи, которые где-то вне человека находятся. Казалось бы, совершенно разные вещи. И Климент Александрийский рассматривает, как равновероятные, все варианты. Богатые — они могут быть и любостяжательными, и наоборот, бессребрениками. Если любостяжательнми — это плохо, конечно, а бессребрениками — хорошо. И бедные могут быть тоже самое: и очень любостяжательными, и тоже бессребрениками. Казалось бы, в общем-то правильно, так оно и есть.
Но Златоуст на эту смотрит тему гораздо глубже. Он смотрит не как математик, который видит перед собой просто четыре возможности, а смотрит как социолог. И Златоуст, конечно, эту книжечку, «Кто из богатых спасется?» читал – она была очень популярна. И, интересное дело, он обычно начинает рассуждение так же, как Климент. Но, рассуждая в духе Климента, он зачастую приходит к противоположным выводам. И у Златоуста можно найти два ряда высказываний. С одной стороны, он говорит, что всё дело в любостяжании: любостяжание грех, а не богатство. В точности, как Климент. А с другой стороны, у него можно подобрать целый ряд высказываний, не одно и не два, а десятки, где он говорит, что именно богатство губит человека. Богатство делает из человека зверя. И это, казалось бы, противоречие было  давно замечено богословами. Но они не понимали, в чём дело, а всё сводили к тому, что, де, у Златоуста как-то такая терминология не разработанная. И вообще, он немножко запутался в этом вопросе.
На самом деле это не так – Златоуст прекрасно разобрался. И самое интересное, он сам много раз эту загадку разъясняет. Дело в том, что Златоуст, – я бы даже назвал это «первый закон Златоуста», – он видит зависимость между богатством и любостяжанием. Он говорит: чем более человек имеет, тем более он любостяжателен, и потому он стремится еще больше иметь, что в свою очередь раздувает любостяжание, и так далее и так далее. Получается некая положительная обратная связь: любостяжание, то есть желание иметь больше, толкает человека на приобретение богатства. А богатство — оно надмевает, от богатства любостяжание человека ещё более увеличивается, разбухает. Поэтому человек ещё больше хочет богатства и ещё больше пригребает к себе. У него было тысяча солидов — он хочет десять тысяч. Набрал он десять тысяч — он хочет миллион, и так далее, и так далее. Такая вот положительная обратная связь, как говорят технари. А положительная обратная связь — это вещь страшная: в этом случае система идёт вразнос, и крах её неминуем. И Златоуст это прекрасно понимает. Он видит, что любостяжание настолько начинает на человека воздействовать, что он всеми правдами и неправдами стремится стяжать больше и больше богатства, начинает эксплуатировать, как говорит Златоуст, становится хищником. И вообще становится зверем или даже, по слову Златоуста, хуже зверей. Человек теряет человеческий облик, забывает не только Бога, но и забывает просто, что он человек. И все его помыслы направлены на то, чтобы грести, и грести к себе всё больше и больше. Поэтому, с точки зрения Златоуста, любостяжание и богатство очень тесно связаны. Связаны единой цепью. Они образуют как бы такую мёртвую петлю, которая в конце концов губит человека. Я думаю, что вы сами этот эффект не раз наблюдали.
Как бороться с этим? Как вы думаете? Златоуст говорит: есть лишь единственный способ борьбы. Можно это побороть, если отдать всё, что имеешь. Вот тогда ты в духовном смысле выживешь, тогда эта петля тебя минует. Как строго! Как ригористично! Отдай всё! Ни много, ни мало. Не десятую часть, не половину — это бесполезно. Всё отдать! Почему же так строго? Дело в том, что Златоуст считает вот эту страсть «грести к себе» самой распространённой и самой страшной болезнью человечества. Ей подвержены все, вся вселенная: и дети и старики, и мужчины и женщины, и верующие и атеисты, и военные, и художники, и интеллектуалы, и крестьяне, и все, все, все. То есть, сребролюбие, как он говорит, «объяло всю вселенную». И уже добродетель нестяжания исчезла, её нет, не видно, нет таких людей. Посмотрите, что делается! Это раньше о них в книгах писали, а сейчас нет никого. Он считает, что любостяжание-сребролюбие — это вещь самая страшная. Даже блуд, даже грехи, связанные с полом — они, с точки зрения Златоуста, менее страшны, чем это. Ибо распространённость сребролюбия просто потрясающа. Это болезнь, которая объяла всех, губит не одного, не десять, не сто, а губит всех. Именно поэтому врачевство, с его точки зрения, должно быть столь радикальным.
Кроме того — очень интересно! — Златоуст считает страсть любостяжания неестественной. Это что означает? Если блуд — хотя это, конечно, грех большой, но это всё-таки искажение естественного влечения между полами, которое Господь установил, – то с любостяжанием это не так. Такого инстинкта «грести к себе» Господь в человека первоначально не вкладывал. Этот грех появился вместе с грехопадением человека. И именно в этом смысле он неестественный, он не присущ человеческой природе по замыслу Творца.
В то же время, Златоуст, тем не менее, говорит: «Да, но, всё-таки, где-то Климент Александрийский прав: бывают богатые бессеребренники. Вот, в Ветхом Завете Иов был такой — был богатым, а после Господь у него всё забрал, он этим не опечалился. Авраам был такой, был очень милостивым, всех кормил, всё раздавал». Но, интересно, что Златоуст приводит примеры из Писания, из Ветхого Завета, а вовсе не из современной жизни. Но, на самом деле, тогда тоже были потрясающие бессеребренники, но о них он умалчивает. А почему? А потому, что Златоуст мыслит здесь как социолог. Он понимает, что такие люди есть, но их мало, очень мало. Их можно перечесть по пальцам. Поэтому эти люди и попали в Библию: стали святыми, персонажами Ветхого Завета. Златоуст говорит, что эти люди особые. Им дана сугубая, то есть двойная благодать от Бога. Именно благодаря этой двойной благодати, они, оставаясь богатыми, могут сами эту петлю разорвать и стать бессеребренниками. Это очень редкий случай. А мы с вами, в массе, мы с вами совершенно  не такие, нам такая сугубая благодать не дана. Так что же нам делать-то, чтобы спастись?  Отдать всё! Вот так сурово.
Златоуст к этой теме подходит и с другой стороны. Пока здесь он рассматривал как бы проблему аскетики, то есть влияние богатства и любостяжания на индивидуальную душу человека. Но он где-то и социолог – он рассматривает проблему с точки зрения отношений между людьми. Правда, эти отношения — так сказать, микроотношения между людьми: любви и ненависти, приязни и неприязни. И здесь Златоуст выводит — это можно назвать «второй закон Златоуста» — он выводит обратную зависимость между богатством и любовью. Он говорит, что чем больше у человека богатства, тем труднее ему любить, тем меньше у него любви, Ибо он любит не других людей, а своё богатство, он привязан к нему. Об этом Златоуст говорит даже не десятки, а сотни раз. Он объясняет так: «когда богатый благ? — вовсе не тогда, когда он имеет богатство. А вот если он начинает богатство раздавать, он становится благим. Вот тогда Господь на него начинает смотреть. А если он на своём богатстве сидит, то никакой благодати у этого человека нет. Только отдав всё, отринув привязанность к богатству, человек может любить других людей по-настоящему».
Надо сказать, что насчёт способов получения богатства у Златоуста нет никаких иллюзий. Он прямо, без обиняков, говорит, что в основном богатство скапливается неправдою. Он говорит: не может быть так,  что один был бы богат без того, чтобы кто-то другой из-за этого не стал бы беден. Здесь он тоже социолог. Он не говорит, что богатство не всегда неправедно — на 100%. Но где-то на 95%, если вы видите богатого, то вы видите вора. Вот, по необходимости упрощая, позиция Златоуста. 
Относительно права собственности святитель тоже рассуждает очень интересно. Дело в том, что у Златоуста социологический взгляд на мир. Конечно, он далек от  профессиональной социологии, но у него есть интуитивный социологический взгляд, поскольку он великолепно знает жизнь. В первую очередь Златоуст – богослов-моралист. Причем он настолько богослов, что он даже не пользуется какими-то такими специальными терминами. Слово «собственность» у него очень редко встречается. Не исключено, что дело в том, что в юности его мать хотела сделать из него адвоката. Он даже начал этим заниматься. Но вскоре в ужасе это дело бросил. И после он частенько говорил, что судьи и адвокаты — это самые продажные и нечестные люди. Вот прямо буквально так говорил. Поэтому он даже не пользуется никакой специальной терминологией: он не говорит «собственность», а заменяет это словами «моё и твоё», словами, которые великолепно выражают что такое право собственности. Так вот  «моё и твоё»,  с точки зрения Златоуста — это что? Оказывается, это слово нехорошее, неправильное, «проклятое и пагубное», «жестокое», которое вносит в человечество бесконечные раздоры. Слово неправедное. Однажды он говорит, что «моё и твоё» — от дьявола. Представляете, как строго! Правда, это он говорит в  случае собственности супругов, когда супруги имеют не семейную собственность, а каждый свою. Вот это уж точно от дьявола.
Каковы же идеалы Златоуста? Личный идеал — я думаю, вы уже поняли, — это добровольная бедность, полное нестяжание. Вот таким должен быть настоящий христианин. А то у нас какое-то всё время христинство-лайт — христианство такое облегчённое. Кстати, о бедности Златоуст чётко различает добровольную бедность и недобровольную бедность. Недобровольная бедность, в которой находится масса людей, он  считает страшным бедствием. Этого не должно быть. Это хуже, как говорит Златоуст, «разжённой печи». Бедные —  мученики, они, из-за того, что они бедные, всё время стеснены, жизнь их очень тяжела. Им обязательно надо помогать! Такой бедности быть не должно. И если человек хочет иметь достаток, он может его иметь. Но добровольная бедность, имеет, с точки зрения Златоуста огромное преимущество: бедный не отягощён ничем. Его душа, мысль может легко воспаряться к Богу. Добровольно бедные — это люди блаженные, осенённые благодатью. Поэтому недаром сказано в Евангелии, что блаженны нищие, в Евангелии от Луки. 
А каков же общественный идеал? Златоуст думает и об этом. И оказывается, общественный идеал христианина — это общественная собственность, общность имуществ. Об этом Златоуст очень чётко говорит. Он обосновывает это и теоретически. Он, так же как и все остальные святые отцы, уверен, что всё принадлежит Богу. Подлинным собственником всего является Бог. Вот то, что люди собственники, это — иллюзия, как он объясняет. На самом деле не так: все мы — только управители, мы только управляем Божиим имением, и ничего более. Богатый должен, если он богатый, правильно этим своим богатством управлять. А как правильно? С точки зрения Златоуста, правильно только так: всё богатство раздать бедным. Вот это правильно! Потому что, с точки зрения Златоуста, если всё принадлежит общему владыке, Господу Богу, то всё принадлежит всем. Поэтому Господь, на самом деле, учредил для человека общую собственность. И только в результате грехопадения человек возымел эту страшную страсть любостяжания и стал забирать себе имение в частную собственность. А после он стал, чтобы оправдать это, придумывать законы, которые всё это легализовывали бы.
Златоуст с большим пиететом относится к тому, что произошло в Иерусалимской общине. Помните, на прошлой лекции я подробно рассказывал об этом феномене — первая христианская Иерусалимская община, в которой все двенадцать апостолов, причем сразу же  после принятия Духа Святого организовали строгий христианский коммунизм. Златоуст в восторге от этого. Он говорит, что «это было ангельское общество». Фрагменты из его проповедей на Деяния Апостольские, в которых рассказывается об Иерусалимской общине, — это самые интересные, самые замечательные, самые вдохновенные слова Златоуста. Но я уже об этом говорил и повторяться не буду. У нас мало времени. 
А однажды, прямо с амвона Златоуст обращается к пастве, к вот этой  вот  большой массе народа, которая стояла перед ним:  «Ну, мы что же — хуже? Неужели мы не можем повторить то, что сделали первые христиане? Они стали продавать всё своё имение и все вырученные деньги  приносить  к ногам апостолов. Ну неужели же мы хуже? Мы же всё-таки христиане!  Давайте мы сделаем то же самое. Вот тогда это будет настоящая проповедь христианства, вот тогда мы привлечем всех к себе, все уверуют в христианство».  Конечно, Златоуст отлично знал, что ничего не получится. Люди, которые стоят перед ним, – это люди  совершенно не того духа. Так и получилось – тогда никто ничего к ногам Златоуста не принёс, и все пошло по-старому.
            Златоуст очень много говорит о милостыне. Собственно, нет другого святого отца, который бы так превозносил  милостыню. Он считал, что милостыня выше поста. Милостыня выше молитвы, выше девства. Подать чашу холодной воды какому-то бедному человеку — это равносильно тому, что священник подаёт евхаристическую чашу своим причащающимся прихожанам. Даже так!. В устах Златоуста, который является создателем православной  литургии, это совершенно потрясающее высказывание. Как он высоко ставил милостыню! Однако, однако… понимаете, он указывал, что милостыня, тем не менее, — лишь паллиатив.  Есть страшная болезнь: это вот сребролюбие, стяжание. И милостыня, как елей на рану — она вот как-то это всё заглаживает, но кардинально не лечит. Мир всё равно остаётся тем же самым, несмотря на милостивых людей, милостыню и всё прочее. Поэтому он считал, что идеал вовсе не милостыня, а общность имуществ. Вот там, в таком обществе всё преображается. Там нет ни богатых, ни бедных. Нету богатства — уничтожается сребролюбие, люди начинают жить, как ангелы.
И, во-вторых, надо разобраться, что считал Златоуст милостыней. Понимаете, вот то, что мы бросаем там 10 рублей, монетку,  в такой какой-нибудь пластмассовый стаканчик нищего — это, с его точки зрения не милостыня. Это профанация. Самая настоящая профанация. Подлинная милостыня — это совсем другое. Это вот что такое.
Во-первых, милостыню надо давать всем, кто ни попросит, прямо-таки по слову Евангелия «всякому просящему у Меня дай». «Давайте всем — не разбирая, что это за человек» — говорит Златоуст. Увы, мы с вами поступаем совершенно иначе. Мы, так сказать, умные. Мы  знаем, что, якобы, что все эти нищие — это жулики: они там в какие-то кланы организованы, что они там наверняка богачи, и поэтому ничего им не даём. Обычно проходим мимо. А если еще этот нищий грязный какой-нибудь, и тем более вонючий… Златоуст считает иначе: давайте всем. Правда, он замечает: «Но не поощряйте порок». С точки зрения Златоуста порок это например танцовщицы, которые часто на улицах Константинополя танцевали. Вообще, Константинополь, во времена Златоуста был, как ни странно, городом более языческим, чем христианским. Христиан было много, но всё-таки они были в меньшинстве. Златоуст отлично знает эти уловки: чтобы больше получить, они начинают применять разные приемчики. Один лежит голым животом в холодной луже, чтобы разжалобить проходящих. Другой, говорит Златоуст, вообще страшные вещи делает: он вбил гвозди в голову своего сына и показывает это, чтобы вызвать жалость. Я понимаю, говорит Златоуст, что, с одной стороны, это ужасно, никуда не годится, а с другой стороны — они ведь это делают по нашему жестокосердию. Были бы мы действительно милостивыми, они бы на такие  вещи никогда не пошли бы. И вообще люди становятся «профессиональными» нищими не от хорошей жизни. Так что давайте всем.
Дальше. Златоуст считает, что милостыню должны творить все: и богатые и бедные. Никто от этой обязанности  не избавлен. Даже если ты очень беден — всё равно должен благотворить, ибо милостыня  больше полезна дающему, чем принимающему. Принимающий получил денежку, её проел или пропил, и завтра уже снова есть хочет. А то, что вы даёте — вы в какой-то минимальной форме проявляете любовь к человеку, пусть несовершенную, ну вот как умеете. Вот и получается, что это вам более полезно, чем принимающему. так что давать должны все.
И, наконец, третье условие настоящей милостыни у Златоуста — это максимальная щедрость. Надо не десять рублей кинуть, а действительно заметную часть своего имения отдать. Чтобы, так сказать, чувствовалось, что вы от себя нечто существенное оторвали. Ну, каждый по своим духовным возможностям. В идеале надо отдать всё, говорит Златоуст. Вот так именно и поступила евангельская  вдова, которая кинула в кружку две лепты, а это было всё её состояние. Вот это настоящая милостыня! Вот такая милостыня может всё-таки преобразить мир. Если все дадут всем всё, в идеале, в пределе, то мир изменится, мир превратится в большую Иерусалимскую общину.
Однако, несмотря на всё, что я вам рассказал, удивительным образом многие богословы, даже большинство, считают, тем не менее, Златоуста апологетом частной собственности. Хоть стой, хоть падай. И, в общем, для этого они находят основания. Действительно, у Златоуста можно подобрать массу высказываний, где он считает: да, ты можешь иметь, например, свой дом, даже свою лавку, но только будь честным, не воруй. В чём же дело? Дело вот в чём. Златоуст был великим пастырем. Он отлично понимал, что люди не могут в одночасье стать святыми. И какие замечательные проповеди перед ними не говори, грех — вещь очень въедливая, и его приходится выдавливать из себя по каплям огромной духовной работой. Такие мгновенные преображения бывают, но это редкость. Их опять можно посчитать по пальцам. И поэтому Златоуст как бы выстраивает перед своими слушателями некую лестницу совершенств, по которой нам надо восходить, ибо сразу прыгнуть на верхнюю ступеньку невозможно, а можно лишь постепенно подниматься по ступеням. Особенно это верно в имущественной области: люди в этом отношении – самые разные. Есть патологические сребролюбцы, которые просто теряют человеческий облик: если он денежку схватил — у него судорога, и рука уже не может разжаться. А есть совершенные бессеребренники, которые чуть что получил — раз! — и всё тут же раздал. Но самое интересное, что и те и другие встречаются среди христиан.
Поэтому в этом смысле устроение людей совершенно разное, и многим надо восходить по лестнице совершенств. Златоуст говорит: «Да, конечно идеал — отдать всё. Но, вообще-то, я то вижу по вашим физиономиям, что вы этого сделать не можете. Ну, ладно, ладно. Ну отдайте хотя бы половину.  Что-то я вижу, физиономии тоже постные какие-то. Вижу, что вы и половину не способны отдать. Ну, хорошо, вот в Ветхом Завете – там была десятина: там каждый должен был отдать десятую часть на храм. Ну давайте, вы тоже будете отдавать десятину на храм, а мы уже эти деньги будем распределять. Да, но я опять вижу, что особого энтузиазма нет. Ну ладно, ладно. Ну тогда хотя бы не воруйте, не будьте хищниками, не эксплуатируйте». То есть, сделайте, что можете. Если вы на нижнем уровне, сделайте: один шаг, ступите на следующую ступень лестницы. Но это не значит, что вы должны оставаться на этой ступени. Просто перед вами откроются новые горизонты, у вас немножко ментальность изменится, и вы сами увидите, что это далеко не совершенство. Есть ещё много ступенек, по которым можно идти. Но вот этих новоначальных, которые должны сделать только первый шаг по этой лестнице совершенств, перед Златоустом всегда было большинство. В храм набивался самый разнообразный народ: многие просто приходили поглазеть на Златоуста. Вот именно для них Златоуст очень часто снижает планку. Поэтому у него очень много высказываний в таком духе, что собственность, в общем-то, можно иметь, но честную. Если их собрать вместе, то получится довольно весомый корпус текстов. И на основе таких корпусов наши богословы и делали вывод, что Златоуст — апологет частной собственности. К сожалению, так у нас Златоуста и трактуют. Всегда, если мы читаем Златоуста — это обязательно выжимка из кем-то подобранных цитат. Нам преподают Златоуста прокипячённого, вываренного. Поэтому он оказывается для собственников не опасным. Прием ловкий, поскольку кто прочтёт все двадцать пять томов? Сами понимаете, это очень тяжело.
Я вернусь к Клименту Александрийскому. Климент Александрийский — первый основатель, как я это называю, «общепринятой доктрины». Доктрины, которая считает, что собственность иметь можно для христианина в любом количестве. Но вот привязываться к собственности, зависеть от нее — это грех. Подчиняться собственности нельзя. А если ты не привязываешься — пожалуйста, владей сколько угодно. Златоуст мыслит иначе. Он считает, что если ты набрал много собственности, то вовсе неспроста ты это сделал: в 99 случаях потому, что ты сребролюбец, потому, что ты её любишь, потому, что ты её хочешь, всё больше, больше и больше. Свой тезис, что собственность иметь можно, Златоуст предлагает в качестве нормы для новоначальных, которые становятся только на первую ступеньку лестницы совершенств. А для совершенных он предлагает иное: надо жить так, как жили христиане в Иерусалимской общине. Всё у них было общее, «и никто ничего не называл своим». Таким образом, Златоуст строит очень глубокую и ёмкую концепцию, в которой есть определённое место и мыслям Климента Александрийского. Только он их ставит в надлежащую нишу: это норма для новоначальных, не более.  К сожалению, история нашей имущественной этики такова, что вот эти нормы для новоначальных постепенно стали нормами для всех, для всех христиан.  И те высшие идеи общей собственности, которые Златоуст проповедовал, постепенно забылись.
Подытожим: у Златоуста как бы двухэтажная концепция. Для более совершенных он считает, что личный идеал — полное нестяжание, общественный идеал – общественная собственность. А для новоначальных он снижает планку и считает, что личная норма — это просто честная работа: не воровать и не эксплуатировать, а общественный идеал — это частная собственность с обязательной милостыней.
Вот на этом я свою лекцию окончу и отвечу на вопросы.
 
(Вопрос): Николай Владимирович, вот Вы, описывая взгляды Златоуста, говорите о том, что у него было отрицательное отношение к эксплуатации. Я бы хотел задать вопрос: терминологически у него в первоисточнике как это звучит? Ведь вроде бы термин эксплуатация, мы так привыкли, что это термин всё-таки довольно современный.
(Лектор): Да.
(Вопрос): Это так сказать из марксизма, вот. А в какой терминологии он это описывал? Какие у него для этого были слова?
(Лектор): Он всё время произносит слово «хищник». Вот, в контексте златоустовских проповедей это и есть эксплуататор. Хищник — это тот, кто терзает свою жертву, ведь эксплуатировать – это и есть мучить других. Златоуст считал, что такое хищничество – величайший грех, величайший, с христианством несовместимый.
 
(Вопрос): Он (Златоуст) признавал возможность некоего владения для новоначальных. Но он, идеал, который он описывал для человека, так скажем, мирского, для человека не монаха, может, очевидно, представляться достаточно сложно выполнимым. Так сказать, для монаха его идеал очевиден, а для человека мирского, имеющего семью, близких, о которых он как-то должен заботиться, по отношению к которым у него есть тоже какие-то свои обязательства, он — человек должен иметь, обладать неким умением, да? Или, так сказать, ну чем-то таким, благодаря чему он обеспечивает жизнь своим близким. Он же не мог, Златоуст, наверняка не мог тоже обойти в том числе и этот вопрос, и здесь провести какое-то различение. Тоже интересно, как у него этот вопрос решается, как он его описывает, что он предлагает?
(Лектор): Понимаете, да, личный идеал христианина – отдать всё. Но Климент Александрийский говорит: «А на какие средства жить, если отдать всё? Как вообще-то существовать-то?» Он даже считает, что Христос и не мог такой дурацкой нормы дать – «отдать всё». Златоуст видит решение проблемы в общей собственности. Он недаром говорит об общей собственности, об общей жизни. Действительно, вы отдали всё, всё в общину отдали, и у вас лично нету ничего. Но остальные люди в общине о вас заботятся. И тем самым вы, в этом смысле, богаче всех. Ибо в вашем распоряжении, так сказать, все возможности, все средства общины ТОлько за счёт общей общинной собственности разрешается этот конфликт. На уровне личной собственности он не разрешим никак.
 
(Вопрос): Вы не могли бы ещё назвать, может быть, основные несколько работ, где прежде всего вот именно по имущественным (вопросам) наиболее такие ёмкие, программные у него? Где он высказывается по имущественным вопросам?
(Лектор): Понимаете, вот в том-то и дело — не могу. Дело в том, что у Златоуста есть проповеди, циклы проповедей, например, «На первое послание к коринфянам». Что-то около сорока проповедей. После он комментирует другую книгу Священного Писания, и так далее.  И к имущественным вопросам он обращается совершенно неожиданно, обычно в третьей части своей проповеди, даже как-то иногда не мотивированно: вдруг раз — и он уже об этом говорит. Вот в том-то и беда: чтобы понять, так сказать, вычленить имущественную концепцию Златоуста, надо пропахать очень много. Надо прочесть всё. Это одна из задач нашего богословия. На самом деле это не сделано. Я, вот, 15 лет занимаюсь этим вопросом, у меня даже книга написана об имущественных воззрениях Златоуста. Книга, которую, к сожалению, издать невозможно. Я её пытался издать, но мне тут же сказали: она плохая, слабая в художественном смысле, там всё перепутано, да и содержание какое-то странное. В общем, никуда не годится. То есть, это задача будущих богословов. У меня есть корпус текстов, который я вывел: там что-то 600 килобайт текстов Златоуста, посвящённых этим вопросам. Давайте, включайтесь в работу  — интереснейшая проблема.
 
(Вопрос): Здравствуйте, не подскажете, многие деструктивные секты также стремятся к тому, чтобы люди продавали имущество, да, и передавали им деньги. Как отличить?
(Лектор): Я думаю так. В чём гибельность секты? В тоталитаризме. Там обычно есть гуру, который непререкаем, он там харизматичная личность, он там всеми управляет. Секта — она не признаёт большую Церковь. Сектанты считают, что там, в большой Церкви, люди, безусловно, погибнут. Только мы спасёмся под руководством нашего гуру. В этом беда секты. А то, что они живут общей жизнью, то я считаю, что это хорошо. Мы, к сожалению, не живём так.  Это вот  плохо. На самом же деле жизнь общей собственностью – это традиция, которая сложилась  в ранней Церкви. А я, между прочим, на следующих занятиях хочу сделать такой исторический экскурс, как жила византийская Церковь, и вообще, как жила Византия. Тоже полуторачасовая, «галопом по Европам». Там, мы увидим, что к сожалению эта традиция в Византии утеряна; её надо возрождать, её надо воссоздавать.
(Вопрос): Спасибо.
 
(Вопрос): Вы процитировали: «блаженны нищие».
(Лектор): Да.
(Вопрос): А вроде бы – «блаженны нищие духом»?
(Лектор): Да, если сейчас вы откроете наши Евангелия, то в Евангелии от Матфея и в Евангелии от Луки сказано «блаженны нищие духом». Но дело в том, что в Евангелии от Луки слово «духом» появилось только в VIII веке. Иоанн Златоуст жил в IV веке, умер в 407 году, в начале V века и он, безусловно, читал Евангелие от Луки без «духом».  Так же, как и все наши великие святые отцы: Григорий Богослов, Василий Великий, и все прочие. Правда в Евангелии от Матфея «духом» стояло с самого начала: это достоверно выяснено людьми, которые очень тщательно занимались рукописями. Здесь же, в Евангелии от Луки  — «духом» нету, причем нет именно в греческом тексте. Их Евангелие вы откроете – «духом» нету. В Евангелии от Луки «блаженные нищие духом» только в нашем церковнославянском тексте и в нашем русском тексте. Ни в одном западном переводе Евангелия «духом» нету. Вот так.
(Вопрос): (неразборчиво…) Ни в одном Евангелии?
(Лектор): Нет. Я вам говорю — в Евангелии от Луки только. В Евангелии от Матфея с самого начала стояло «блаженные нищие духом». И там, в обеих Евангелиях это, собственно, немножко две разные мысли. Если «блаженные нищие духом» относится как бы к личной душе: это вот вопрос аскетический. А «блаженные нищие» — это уже  социальный вопрос.
(Вопрос): В связи, с чем такая правка была внесена?
(Лектор): Она была внесена, как мне думается, именно потому, что греческая Церковь к VIII веку уже прочно стала на позиции общепринятой доктрины. Мысли Златоуста о том, что общая собственность это хорошо, это христианский идеал — они к VIII веку были прочно забыты. И уже проповедники того времени об этом и не заикались. А всех учили, что  частная собственность — это хорошо и неизбежно, и только так человек и может жить. Поэтому, когда люди читали Евангелие от Луки, то встречали какую-то непонятную вещь: «блаженны нищие». Ну  вот, чтобы народ не соблазнялся, когда-то кто-то вставил «духом». Да, начиная с VIII века это «духом» становится общим местом в рукописях.
(Вопрос): Спасибо.
 
(Вопрос): Николай Владимирович, такой вопрос. Часто, когда приводится община иерусалимская, то соответственно приводятся места в Апостольских Писаниях: то, что довольно-таки быстро другие общины начали помогать Иерусалимской, и вроде бы этим оправдывается то, что неправильное было обобщение общего имущества. Ну я так думаю, в принципе, наверное, Иерусалимская община стояла в центре гонений, которые тогда были на Церковь. Что больше повлияло? Есть какая история первой иерусалимской общины?
(Лектор): Понимаете, в чём дело, вот я вижу, вы человек новый. Вся прошлая лекция, все полтора часа были посвящены иерусалимской общине. Жалко, что вас не было, но я вкратце повторю. Да, действительно. И апостол Павел об этом говорит, что остальные общины стали помогать Иерусалимской общине. Это конечно плохой признак. Почему? Не потому, что сам принцип общности плох. Но в общем-то, они сами должны были прожить, безусловно. Ведь дело здесь не в гонениях, точнее говоря, не только в гонениях, а в том, что в Иерусалимской общине начисто не было организовано производство. Они ждали скорого пришествия Господа. Считали, что Он придёт если не сегодня, то завтра, если не завтра, то послезавтра. А в этих условиях начинать производство, рассчитанное на долгосрочную перспективу как-то глупо. И после, это значит — не верить в скорое пришествие Господа. Раз ты начинаешь какую-то деятельность, значит ты хочешь на земле устроиться надолго. Вот, видимо, поэтому, производство в Иерусалимской общине, за счёт которого она могла бы прожить — оно не началось там, и это плохо. Об этом говорили многие наши философы. Например, отец Сергий Булгаков говорил, да и Златоуст говорил, что сейчас, как и в Иерусалимской общине живут в монастырях. Только понимаете, в монастырях-то занимались каким-то рукоделием, и худо- бедно монастыри и у нас на Руси, и в Византии — они сами себя как-то прокармливали. В этом дело.
 
(Вопрос): И ещё один вопрос: Вашу книгу в Интернет-версии можно посмотреть? Есть она на сайте?
(Лектор): Да, конечно. У меня на моём сайте. Если вы знаете у меня есть сайт, который очень легко найти: Сомин Николай Владимирович. Если вы в Яндексе наберёте, то там он очень быстро выпадет. (http://chri-soc.narod.ru). Там не только мои работы, там около двухсот работ разных авторов. И вообще он называется «Православный социализм как русская идея». Там  не только  эта книга, но много и о современности
(Вопрос): Хорошо, спасибо. А Иоанна Златоуста в Интернет-версиях можно найти 25 томов?
(Лектор): Да, есть, выложен. Пожалуйста. Сейчас выложены все 25 томов Златоуста, причём уже церковно-славянские вставки переведены на русский язык, и вы можете применить все новейшие компьютерные технологии для обработки этих текстов и выявления имущественных фрагментов. Все условия для успешной работы над текстом есть.
 
(Вопрос): У меня вот такой вопрос. Если я правильно понял, то идея вот этой общественной собственности — она как бы появилась, да, но была характерна раннему христианству. Её вы, собственно, достаточно подробно рассказали — в понимании Златоуста, да? А потом она как-то уходит на такое дно, да, то есть идёт какое-то историческое развитие, и люди всё чётче понимают, что вот эта положительная обратная связь — она ну как бы очень тяжело преодолима, надо как-то пытаться её разорвать. Да, и вот, в частности, в нашей стране, по-моему, при Иоанне Грозном монах со звонкой фамилией предлагал, что боярским детям собственность отдавать не надо. Что-то типа того. Значит, потом — я очень отрывисто в силу плохой осведомлённости — потом и в более позднее время в XIX веке некоторые осуждали, например, в частности, монастыри за то, что у них было в подведомстве очень большое количество крестьянских поселений. Ну там, иногда это доходило до того, что, якобы, в монастырских местах нельзя было ходить, там, стрелять дичь.
(Лектор): И в XVI веке такое происходило.
(Вопрос): Вот-вот, я про это и говорю. Получается, что проходит 16 веков, когда вдруг вспоминают, вот, об этой общественной собственности Златоуста. Неужели она себя никак раньше не проявляла? И что вообще, в принципе, как-то противодействовали? Я уж не хочу к какой-то конспирологии всё это сводить, но 16 веков — а потом вдруг резко всплыла? Это, вот, как произошло? Спасибо.
(Лектор): Понимаете, вот, как это всё произошло и происходило — собственно, этому посвящён мой цикл лекций. Вы задали настолько обширный вопрос, на который невозможно ответить коротко, и я буду постепенно раскрывать это. По сути дела, вся история человечества — она является  борьбой между идеями частной собственности и общественной. Идея общественной собственности — это идея чисто христианская. Она появилась по-настоящему только в христианстве. Хотя греческие мудрецы, «христиане до Христа», Платон, например — они о ней говорили, но в такой уродливой достаточно форме. И эта идея оплодотворяла всю западную мысль долгое время. Социализм на западе вплоть до середины XIX века был христианским социализмом. Собственно, эта идея во многом — в такой, что ли, начальной форме была внедрена и в русской жизни. Например, наша крестьянская община — в зачаточной форме это общая собственность, ибо там земля была общая. Самое главное  средство производства было общим. Она (земля) принадлежала не крестьянам, а общине. И происходили переделы земли, и так далее, и так далее. Мой цикл лекций именно и посвящён тому, какова судьба идеи общей собственности как в Церкви, так и в обществе в целом. И следующая лекция будет посвящена судьбе имущественной этики в Византийской империи. А лучше сказать — в православной Церкви. Ну, и заодно я попытаюсь объяснить, что такое Византия, вот этот удивительный феномен этого государства. Так что не могу я сейчас в двух словах на ваш вопрос ответить.
 
(Вопрос): Можно такой по милостыни практический вопрос. Вот, допустим, мужчина  бездомный просит денег и честно признаётся — на водку.
(Лектор): Да.
(Вопрос): В другой ситуации: хорошо одетый пацан из полной семьи лет 12-ти просит денег, не знаю там на что. Как к этому относиться в свете… ну, то, что вы говорили?
(Лектор): Понимаете, здесь всё зависит от вас и от того, насколько вы поняли Златоуста. Я не буду давать какие-то рекомендации. Я могу сказать, как я делаю. Я даю. Да, просит на водку — много не даю, но даю. Даю любому нищему, который на пути попадается. Этому я у Златоуста научился. И должен вам сказать, мне стало легко жить. Я не думаю, давать этому вшивому или нет. А может он плохой какой-нибудь, а я ему дам. И вообще, наверняка там у них мафия, они ходят по вагонам, собирают деньги. Если вы точно знаете, что человек это использует порочным образом, тогда не надо. А тот же алкаш — он же погибнет без водки. Понимаете, он умрёт через пять дней. Вам не жалко его? А мне лично жаль. В общем, не буду я никаких рекомендаций давать. Да, многие считают, что надо давать с очень большим разбором: вообще никому не надо давать, а вот если ты точно знаешь, что человек действительно нуждается в этом, ты точно знаешь, вот тогда давай. Как кто думает.
 
(Вопрос): Я прошу прощения, может быть я повторю какой-то вопрос отчасти, я просто не совсем понял. Златоуст — он давал вот эту низшую планку для вот начинающих христиан, и вот этот высший идеал. Но он видел, к каким людям он обращается, и он понимал, что высшую планку они, вот, не возьмут. Правильно?
(Лектор):Да.
(Вопрос): И тогда получается, что всё, на что он мог рассчитывать, что они все останутся на этой низшей планке. Но тогда получается, говоря о высшем, он либо должен был давать какие-то конкретные, такие вот прямо пошаговые рекомендации как по этой лестнице двигаться дальше. Ну, не знаю – на что он рассчитывал? Он же, во-первых ещё не знал, что его вот эти вот проповеди, там, достанутся будущему поколению. Ну, по крайней мере, может он как-то знал, но не был уверен. Поэтому-то он работал именно с той аудиторией, которая была перед ним. Вот как он ожидал, что они будут достигать этого, совершенствоваться как-то?
(Лектор): Понимаете, в чём дело. Златоуст был уверен, что в общем-то любой человек может достичь святости. И я тоже, честно говоря, в этом уверен. Что если он упрётся, то он станет святым. Только всё дело в решимости, как говаривал Серафим Саровский. И Златоуст считал, что если люди запрыгнут на следующую ступеньку, то почему они там остановятся? У них изменится ментальность. У них душа изменится. Они увидят совершенно другие горизонты. Понимаете? Да, кто-то остановится, может быть. Да, у него нет решимости. А другой пойдёт дальше. И можно ступать со ступеньки на ступеньку. Другое дело, сразу сигануть вверх — вот это очень трудно.
 
(Лектор): Вообще я должен сказать, что я очень доволен тем, что здесь выступаю. Я никогда не встречал аудитории более подготовленной и аудитории более дисциплинированной. Обычно начинается гвалт, там, какой-то. Все начинают руки тянуть, орать. И, в общем, кошмар получается. Так что, спасибо большое.
 
(Вопрос): Скажите, пожалуйста, вот, учение Златоуста — оно зародилось в Византии, а потом на какое-то время ушло в подполье. Время шло. Церковь разделилась на восточную и западную, позднее ещё ветвь протестантизма ответвилась. Вот подскажите, пожалуйста, мне лично интересно, в рамках католической этики и протестантской имело ли учение Иоанна Златоуста, особенно протестантской, последователей наиболее ярких, и как вот шло развитие там?
(Лектор): Эх, вы всё забегаете вперёд! О католиках я собираюсь говорить в будущем Вот я, может быть, вас удивлю, но дело в том, что учение Златоуста, во всяком случае то, что общая собственность выше частной, в католичестве держалось дольше всего. По крайней мере в теории — до XIII века. А у нас в Православии это забыли уже в V веке, в общем-то, сразу после Златоуста. Это очень интересный вопрос: какова имущественная этика католичества? Там очень хорошо видны шаги вниз, шаги в преисподнюю. Сначала она держалась на златоустовском уровне до XIII века. После она прыгнула вниз на уровень общепринятой доктрины. А сейчас она на уровне протестантской  этики — это ещё более низкий уровень. Как это происходило? Я этому собираюсь целую лекцию посвятить.
 

Лекция Н.В. Сомина на тему "Коммунистические идеи в Святоотеческом учении в свете имущественной этики" №3 (стенограмма)

Аватар пользователя Анастасия Бушуева

 Лекция 3 от 25.07.2013: «Притча о неверном управителе»

 
Итак, сегодня мы продолжим рассмотрение евангельских сюжетов, связанных с проблемой собственности и вообще с имущественной этикой. На прошлой лекции я как-то упомянул, что среди богословов бытует устойчивое мнение, что в Евангелие частная собственность нигде не осуждается, а, наоборот, отношение к ней весьма лояльное. Я смею утверждать, что это неверно, и на ваш суд хочу предложить один евангельский сюжет. И поскольку этот сюжет ну просто замечательный, на мой взгляд, просто феерический, я буду рассказывать о нем все полтора часа. Я имею в виду притчу о неверном управителе. Эта притча рассказана нам одним евангелистом, Лукой. Причем Евангелие от Луки, на мой взгляд ‑ это самое замечательное Евангелие. Именно Лука приводит такие потрясающие фрагменты как «Притча о блудном сыне», «Притча о богаче и Лазаре», эпизод о Закхее, о котором мы говорили в прошлый раз. У Луки, как и у других евангелистов, есть два разбойника, распятых по обе стороны от Христа. Но только евангелист Лука упоминает о благоразумном разбойнике. Это одно из самых глубочайших мест в Евангелии. И вот притча о неверном управителе. Она обрамлена такими замечательными сюжетами как «Притча о блудном сыне» и «Притча о богаче и Лазаре». Получился такой триптих и, казалось бы, центральная часть этого триптиха должна быть самой значительной. Но, увы, именно с этой притчей у богословов нелады. Ее объяснение считается очень трудным. Даже я должен сказать, что некоторые богословы считают, что здесь просто испорчен евангельский текст, и Лука поступил как такой плохой корреспондент, который вставил материал, толком его не прочитав – даже до этого доходит. Но в чем же дело? Я зачитаю эту притчу сначала, а после мы о ней подробно поговорим:
Сказал же и к ученикам Своим: один человек был богат и имел управителя, на которого донесено было ему, что расточает имение его;  и, призвав его, сказал ему: что это я слышу о тебе? дай отчет в управлении твоем, ибо ты не можешь более управлять. Тогда управитель сказал сам в себе: что мне делать? господин мой отнимает у меня управление домом; копать не могу, просить стыжусь; знаю, что сделать, чтобы приняли меня в домы свои, когда отставлен буду от управления домом. И, призвав должников господина своего, каждого порознь, сказал первому: сколько ты должен господину моему? Он сказал: сто мер масла. И сказал ему: возьми твою расписку и садись скорее, напиши: пятьдесят. Потом другому сказал: а ты сколько должен? Он отвечал: сто мер пшеницы. И сказал ему: возьми твою расписку и напиши: восемьдесят. И похвалил господин управителя неверного, что догадливо поступил; ибо сыны века сего догадливее сынов света в своем роде. И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители.  (Лк.16,1-9)
Я пока что остановлюсь в чтении притчи и немножко прокомментирую сюжет. Итак, есть богатый человек, который имеет много земли, он нанял управителя или приказчика или, как сейчас говорят, менеджера, который бы занимался этой землей, сдавая ее в аренду. И все взаимоотношения с этими арендаторами возлагаются на управителя. Так вот, на этого управителя донесли, что он подворовывает. Мелкий такой воришка. Господин его призвал к себе и сказал: «Вот на тебя такой донос и, в общем-то, ты не можешь управлять моим имением». Но, видимо, дал ему время, как-то что-то сделать, оправдаться. И здесь обычно предлагается интерпретация этой притчи, казалось бы, совершенно очевидная. Что да, это вот мелкий воришка был пойман за руку и господин его отставил от должности. Тогда, он, управитель этот, в отместку решил «скостить» арендаторам цену и получить с них меньшую плату (а плата взимается в виде продуктов). И хотя его управитель все равно отставляет от имения, но все же его похвалил, что догадливо поступил. Мол, шельма, а как ловко сделал! Вот. Но, понимаете, такая интерпретация, на мой взгляд, просто никуда не годится. Действительно, за что же господин похвалил управителя своего? Ведь тот его обманул и обокрал. Ведь за это умный человек не похвалит. А ведь обычно под господином понимается в притче сам Господь Бог всеведущий. Получается, что Господь Бог какой-то прямо-таки  недалекий. И вообще, весь этот сюжет в такой интерпретации как бы, ну, не вписывается в Евангелие ­– выглядит таким, что ли, дурацким рассказом. Один – шулер, а другой – не очень умный. В общем, рассказ, достойный пера Чехова или Гоголя, но в Евангелие такая вещь попасть никак не могла. А дальше – больше. Дальше-то:
И Я говорю вам – то есть, это уже Христос говорит от себя - приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители.  (Лк.16, 9)
Это как это «приобретать»? Это что, вот покупать друзей, чтобы они, когда мне будет плохо, пустили меня переночевать? Но это вообще настолько пошло, что такую вещь Христос не мог сказать. Вот такие трудности. Их, конечно, наши богословы прекрасно понимали. И они оказывались настолько непреодолимыми, что да, думали, что текст испорчен. И вообще,  эта притча считается самым трудным местом в Евангелии. Или говорили: «надо понимать эту притчу совершенно иначе – аллегорическим образом. Например, эта притча о человеке, который стал священником. Раньше он сам грешил, а теперь он стал отпускать грехи другим людям. Там это изображено в виде манипуляций с расписками. И вроде бы за это его Господь похвалил, что так и надо». Я в целом не могу полностью отрицать и такое толкование Евангелия, потому что священное писание многослойно, оно очень глубоко, оно имеет несколько смыслов. Но, конечно, такое содержание, в общем-то, не соответствует самому сюжету и самому содержанию притчи. Поэтому будем искать другое толкование.
Оно есть. Замечательное толкование дал такой известный и тоже замечательный богослов Феофилакт Болгарский. Это живший в XI веке епископ Охридской епархии, очень древней, знаменитой. Он никогда не был канонизирован, но авторитет имеет в церкви большой. Авторитет –  именно из-за его хороших толкований практически всего Нового Завета. Это четыре Евангелия, это Павловы послания и Деяния. Эти толкования очень часто используются в церкви. Я советую, когда  что непонятно, к Феофилакту обращаться – там можно найти много замечательного. Кроме того, Феофилакт всецело стоит на плечах гигантов, то есть, святых отцов IV и V веков, и в основном он следует великому Иоанну Златоусту. Очень многие его толкования являются кратким пересказом Иоанна Златоуста, так сказать дайджестом. Но в данном случае это не так. Дело в том, что у Златоуста нет цикла бесед на Евангелие от Луки. Увы. Есть на Матфея, есть на Иоанна, а на Луку и Марка ‑ нету. Ну что делать, видимо, они утеряны, потому что я уверен, что Златоуст не мог пройти мимо такой замечательной притчи. Златоуст в других толкованиях иногда обращается к этому сюжету, но Феофилакт очень подробно комментирует притчу и, видимо, это его все-таки собственные, оригинальные мысли. И эти мысли очень интересны.
Основной смысл притчи Феофилакт сводит к трем положениям. Во-первых, прежде всего, только Бог является собственником всего, собственником по праву Творца. Надо сказать, это мнение поддерживается буквально всеми святыми отцами, является общим местом святоотеческого предания и фактически никем не оспаривается. Далее Феофилакт говорит, что человек ‑ лишь управляющий, распорядитель, домоуправитель, приставник, как сказано в церковнославянском тексте, но не более того. Феофилакт пишет: «Мы не господа имения, ибо ничего собственного не имеем, мы управители чужого, вверенного нам Владыкой».
Опираясь на это, Феофилакт идет дальше и выдвигает второй тезис. Он говорит, что поэтому все, кто все же желает приобрести собственность, все равно остаются в очах божиих управителями, но только управителями неверными. Он пишет: «если мы поступаем в управлении богатствам не по мысли Владыки, но вверенное нам расточаем на свои прихоти, то мы такие управители, на которых сделан донос, ибо воля Владыки такова, чтобы вверенное нам мы направляли на нужды со-служителей, а не на собственное удовольствие». Значит, с точки зрения Феофилакта есть богатство праведное и богатство неправедное. И он тут же в своем толковании приводит признаки праведного богатства. Признаков этих у Феофилакта два: во-первых, признак очевидный: что это богатство должно быть собрано честно, трудовым образом. Если богатство собрано нечестно, неправедным путем, оно считается неправедным – ну, это для всех ясно. Но Феофилакт приводит и второй признак, для нас, может быть, намного более важный: только то богатство праведное, которое находится в процессе раздачи. Если же человек сидит на нем и нищим, бедным и тем, которые не имеют этого богатства, не раздает, а использует на собственные удовольствия, тот это богатство неправедное. Надо сказать, что последнюю мысль подтверждают если не все, то очень многие святые отцы, в частности об этом множество раз говорит Иоанн Златоуст.  У нас будет целая лекция, посвященная этому великому человеку, поэтому я сейчас не буду останавливаться на цитатах из Златоуста.  Но есть и другие святые отцы, например, Симеон Новый Богослов, который был очень ригористичен в отношении к этому вопросу. Он писал даже так, вслушайтесь в эту цитату: «Поэтому тот, кто раздает всем из собранных себе денег, не должен получить за это награды, но скорее остается виновным в том, что он до этого времени несправедливо лишал их других. Более того, он виновен в потере жизни тех, кто умирал за это время от голода и жажды. Ибо он был в состоянии их напитать, но не напитал, а зарыл в землю то, что принадлежит бедным, оставив их насильственно умирать от холода и голода. На самом деле он убийца всех тех, кого он мог напитать». Представляете, как строго у Симеона Нового Богослова: даже если человек сидел на богатстве, а после одумался и стал раздавать, и все раздал, то все равно он виновен! Именно виновен в тот промежуток, в который он на этом богатстве сидел. Так что с точки зрения Симеона Нового Богослова, как только человек приобретает богатство, сразу включаются часы осуждения.
И, наконец, третья мысль Феофилакта: «А что же делать?».  Мысль также в русле Златоуста. Феофилакт отвечает на этот вопрос так: «Что же остается делать? Разделить с братьями это имение, чтобы, когда перейдем отселе, то есть переселимся из здешней жизни, бедные приняли нас в вечные обители» или иначе: «Нам не должно навсегда  оставаться  в этом бесчеловечии, но должно раздавать бедным, чтобы они приняли нас в вечные обители». То есть, назначение богатства, с точки зрения Феофилакта, Златоуста и большинства святых отцов только лишь одно – раздавать бедным людям. Вот такое замечательное толкование.
Но мы на этом не остановимся. Пока же подведем предварительные итоги. Во-первых, помните, я говорил, что у притч евангельских есть две стороны: смысл притчи, который всегда духовен, и сюжет притчи ‑ это такая жизненная ситуация, на основе которой ведется рассказ. И, собственно, всякая притча говорит, что в духовной области надо поступать так, как в материальной области поступают персонажи притчи. То же самое относится к притче о неверном управителе. Из толкования Феофилакта мы выводим, что тема притчи ‑ это собственность. Иначе говоря, это взаимоотношения между Богом и человеком на почве имущественных отношений. И отношения эти очень определенны: только Бог собственник. А человеку предназначено быть исключительно управителем. И как только он это правило нарушает, он все равно остается управителем, но управителем неверным, неправедным.
Кстати говоря, такой смысл притчи о неверном управителе дает не только Феофилакт. Например, такая личность как Лев Толстой  приводит, в общем-то такое же толкование,  и при этом замечает, что если так толковать притчу, как притчу о собственности, то она становится совершенно прозрачной – там и толковать нечего. Конечно, Лев Толстой – не христианин, вы это должны четко понимать, это человек, который отрицал Троицу, божество Иисуса Христа, Воскресение Иисуса Христа, Вознесение и прочие христианские догматы. Из религий он ругал только одно православие и при этом удивительным образом лояльно относился ко всем остальным религиям. Вот поэтому-то наш Синод и зафиксировал, что Лев Толстой к православной Церкви не принадлежит – это, надо сказать, совершенно правильно. И в то же время у Толстого есть очень много замечательных, просто поразительных прозрений. Вот одно из них касается этой притчи. И если понимать эту притчу как притчу о собственности, то действительно все ясно. И непонятно, почему толкователи ходят вокруг да около и считают это трудным местом. Об этом и сам Феофилакт пишет: «Когда мы будем так изъяснять эту притчу, то в объяснении не встретится ничего ни лишнего, ни изысканного, ни сногадательного».
Но и сам сюжет этой притчи замечателен, и мы можем из него вынести много интересного. Очень красочно, прямо-таки в лицах, в притче описана манипуляция с расписками. Но что же на самом деле эта манипуляция означает? Есть два толкования наших богословов. Первое толкование в духе очевидного ‑ толкование, о котором я уже говорил: что управитель решил сбавить цену, назначенную господином – ну, всё равно его увольняют. А выгоду он, возможно, получит: ему будут обязаны облагодетельствованные им арендаторы. И когда его выгонят, может быть, они его приютят. Но, как я уже сказал, в этом смысле совершенно невозможно понять, почему же господин похвалил управителя. Хотя якобы в пользу этого приводится такой аргумент, что ведь в начале притчи сказано, что управитель расточает это имение. Вот он и подтвердил это мнение – он продолжает его расточать. Но надо сказать, и этот аргумент  никуда не годится. Потому что ведь в притче сказано, что на управителя было донесено, что он расточает. Понимаете, донос – это не есть ещё доказанный факт. А потом управитель заменил записки ведь уже после разговора с господином. То есть, он всё-таки скорее всего хотел загладить свою вину, чем усугубить ее. Ну так нормальные люди делают.
Но есть и другое толкование этих комбинаций с записками – противоположное. Наш замечательный епископ, епископ советского довоенного времени, Лоллий Юрьевский – умер он, кажется, в 35-м году ‑  был за штатом, очень тихо жил у нас в Советском Союзе. Но ещё до революции он славился как великолепный знаток древней истории и древней жизни. Непревзойденный знаток! И он написал рассказ именно про притчу о неверном управителе. Такой живой рассказ в лицах, где он блестящим образом доказывает, что ситуация иная: управитель сам завысил цену аренды по сравнению с тем, что велел ему господин. А, естественно, разницу между его ценой и ценой господина он преспокойненько клал себе в карман. Лоллий замечает, что именно такая ситуация была в те времена повсеместной. Такой элементарной коррупцией занимались все управители. Ну не все, но очень многие. И поэтому узнавание этой ситуации у слушателей этой речи во времена Христа не вызывало никакого затруднения. Все это понимали, что управитель просто завышал цену. Но не только Лоллий так комментирует, а и многие другие наши богословы. В частности, такое объяснение приводится в известной книге толкований Евангелия Бориса Гладкова. Очень популярная книга. Я думаю, многие из Вас ее имеют или читали. Книга, надо сказать, неглубокая. Сам Гладков, конечно, был дилетант в богословии, но энтузиаст. Он собирал разные толкования, и в конце концов свел их в одну большую книгу.
Но теперь начинается самое интересное. А почему же все-таки наш управитель повел себя так нестандартно? Вдруг он решил заменить записки, а заменил он их как вы помните так: цена господина была 50 мер масла, 100 мер установил управитель, 50 мер он брал себе, а сейчас он попросил всех арендаторов записки заменить и написать в них подлинную цену, которую требовал от них господин. Понимаете, тоже не совсем понятно, ведь он, конечно, в этом случае перестал обманывать господина, но, в то же время, к его собственности тоже ничего не прибавлял. Свое же материальное положение он только ухудшал, а надеяться на то, что эти арендаторы будут у него в должниках… ну, можно надеяться, но это довольно-таки ненадежная надежда. Так вот – за что тут хвалить? А господин – мы должны помнить, что это сам Господь Бог  – он хвалит. Вот в русском тексте у нас сказано, что хвалит за то, что управитель догадливо поступил. И в этом случае в синодальном переводе вводится как бы такой элемент иронии: догадливо поступил, ловко поступил – такая, вроде, комбинация. А в греческом тексте там немножко не так: там использовано слово fronimos. Оно имеет смысл «разумно поступил, мудро поступил, правильно поступил». И в нашем церковнославянском тексте используется слово «мудро», а вовсе не «догадливо», что гораздо ближе к греческому оригиналу. То есть управитель-то поступил хорошо, по-Божески.
Как же это понять? То есть получил-то он от Бога не ироническую похвалу, а самую такую настоящую похвалу. И, видимо, после этого управитель остался в своей должности –  мы можем так предполагать. Понять это можно, только переходя к духовному смыслу притчи. Как мы выяснили, притча о собственности. А теперь зададим вопрос: какой собственности – личной или частной? Феофилакт не различает эти вещи. И естественно, в XI веке это было не актуально. И надо было человечеству прожить ещё 8-9 веков, чтобы понять, что на самом деле такое различение нужно делать, оно как бы логически необходимо. И если мы немножко вдумаемся, то мы тут же поймем, что эта притча именно о частной собственности. О том самом капитале, с помощью которого бизнесмены накручивают себе большие богатства. И действительно, давайте посмотрим, что делает управитель. Его поведение в точности соответствует действиям частного собственника – владельца земли. Он, узурпировав это порученное ему имение в свою собственность, начинает его как использовать? Да вовсе не для того, чтобы самому сеять там на нем пшеницу. А он назначает такую цену аренды, чтобы как бы получать ренту с этой земли, так сказать, стричь купоны, не вкладывая в получаемое никакого труда. И смотрите, что получается: Евангелие неожиданно, просто пророчески переносит нас через столетия в новое время. И теперь мы можем более точно, чем у Феофилакта сформулировать духовный смысл притчи, имея в виду, что именно частная собственность имеется в притче в первую очередь. А человек, управитель, поставленный Господом только управлять, захватил, узурпировал имение Господа в свою собственность и начал его использовать чисто по-капиталистически, извлекая прибыль просто из самого факта обладания. Но Господь призвал такого человека к ответу, ибо человек присвоил себе в собственность то, что принадлежит одному Богу, и тем самым превысил свои полномочия. В этом случае Господь не только не считал его собственником,  всё равно именно Бог остается собственником всего, а даже сказал, что Он отставит его и от управления имением. Таково наказание. То есть Господь не только отнимает у человека право собственности, но ставит вопрос и об отставке в управлении. Но человек понял свою ошибку: он не стал дожидаться печального финала. Он сложил с себя статус собственника, перестал получать нетрудовую ренту, заменив записки на справедливые. Вот именно за это и похвалил его Господь – за то, что человек перестал быть собственником, стал послушен воле Божьей быть только управителем. Ибо воленье божие для человека – управлять, но не претендовать на владение.
И ещё одно. Поскольку смысл притчи – духовный, то оказывается, вопрос собственности – это не материальный вопрос, а вопрос именно духовный. То есть, от решения этого вопроса напрямую зависит спасение человека. И это в Евангелии, оказывается, написано – если его как следует прочитать. И об этом многие говорили. Например, наш, я считаю, замечательный русский философ Николай Бердяев. Он прямо говорит, что экономика насквозь духовна.
Ну и теперь, уточнив смысл притчи, мы можем двигаться дальше. И теперь будем толковать вот это смущающее умы толкователей речение: «Я говорю вам, приобретайте себе друзей богатством неправедным». Попробуем все же разобраться в этом речении. И начнем с конца, с «богатства неправедного». Сильное выражение, но интересно, что в церковнославянском тексте то же самое сказано ещё сильнее: «от мамоны неправды». То есть, вот, оказывается, как характеризует частную собственность сам Господь Иисус Христос! Ну, Мамон или Мамона ‑ вообще это сирийский, финикийский бог богатства и прибыли. Но в Евангелии это не просто символ богатства, как обычно мамону понимают, а нечто большее. Понимаете, это сам Сатана, который маскируется шкурами собственности. Это антипод Бога, который пытается заменить собой Самого Бога и борется один на один с Творцом, желая заместить собой Бога в душах людей. Это не просто искуситель личных душ. Мамона – это мировой властитель. Вот именно так понимает Иоанн Златоуст слово «мамона» – это тот, который подминает под себя всё: и личные души, и социальное устроение.
Но Христос называет частную собственность мамоной неправды. Я должен уточнить, под частной собственностью я понимаю, как это принято может быть не сейчас, но в нормальной литературе, собственность, которая находится в индивидуальном владении или владении группы лиц и которая приносит прибыль, используется для получения прибыли. Ну, это для того, чтобы здесь не было неясности. И я всегда отличаю частную собственность от личной собственности. Правда, это не так просто: разница между этими понятиями функциональная лишь. Например, лопата, которая  у меня на даче – это личная собственность, хотя является, надо сказать, средством производства. Ибо огурчики, которые я произвожу, я съедаю сам. А если я вдруг решу завести бизнес и выращивать огурчики на продажу, то моя лопата сразу станет частной собственностью, ибо она уже, как понимаете логически, используется иначе. Но в притче Господь частную собственность называет не просто мамоной, а мамоной неправды, подчеркивая несправедливость этого богатства. О том же говорит и Иоанн Златоуст. Например: «Невозможно разбогатеть тому, кто не делает несправедливости». Вот как сказано! На это и Христос указывает, говоря: «Сотворите себе други от мамоны неправды» – Златоуст как раз ссылается на нашу притчу.
Но почему? Чем частная собственность плоха, почему столь суровый приговор, оказывается, ей дает Евангелие? Из нашей притчи это совершенно очевидно. Ибо она наглядно демонстрирует две причины, по которым частную собственность мы должны признать явлением негативным. Во-первых, целью овладения частной собственностью является личное обогащение. Наш управитель клал денежки преспокойно себе в карман. Но нынешний бизнесмен – он, конечно, делает немножко иначе: он только часть прибыли кладет в карман, покупает там разные яхты, дворцы, а часть, и большую часть он вкладывает в развитие производства. Но не будем за него беспокоиться, что и на себя ему остается, в общем-то, немало. А когда капиталы превосходят какую-то определённую черту, то просто увеличивать и увеличивать свои богатства становится скучно. И тогда человеком овладевает страсть более притягательная ‑ страсть власти. И тогда уже вот этими капиталами он просто начинает покупать власть. И мы отлично знаем, что вот все эти президенты, все премьер-министры во всех западных цивилизованных государствах – и в России то же самое ‑ являются просто ставленниками олигархов. Это для вас, я думаю, ни для кого не секрет.
И, во-вторых, частная собственность несправедлива: она позволяет человеку получать нетрудовые доходы. А этот наш управитель – он и ничего не делал. Он стриг купоны, чуть ли не половину всей аренды кладя себе в карман. И почему так он мог делать? Да из-за права собственности, именно из-за этого и только из-за этого! И вот эта притча наглядно, с очевидностью показывает это.
Но многие благочестивые люди, христиане, могут возмутиться: «Помилуйте, не все же такие, как этот управитель. Да, этот управитель ‑ ворюга. Но есть же честные люди, есть честные предприниматели, которые, так сказать, пишут своим должникам правильные, справедливые расписки. Нельзя же всех стричь под одну гребёнку!» Ну да, есть честные люди, и их очень много, и, надо сказать, на мой взгляд ‑ большинство таких. Но не все. И вот такие рассуждения не учитывают, что все мы ‑ честные и нечестные, справедливые или жулики ‑ все мы живём в одном обществе и тесно связаны друг с другом. И, конечно, есть много хороших предпринимателей, людей православных, по-настоящему верующих, которые хотят делать добро и не хотят творить зло. Но параллельно с ними есть и другие ‑ типа этого управителя, и все они погружены в одно общество, в один и тот же рынок. Вот влезьте в шкуру этого правильного управителя, то есть нашего хорошего православного предпринимателя. Как ему быть? Если он будет писать справедливые расписки, то есть платить своим наёмным рабочим по справедливости, его быстро обгонят вот те, другие, ибо конкуренция. Если будешь так прекраснодушничать, то это верный способ вообще разориться и потерять всё. И, уверяю вас, наши православные предприниматели так не делают. Они наравне со всеми получают прибыль. За счёт любых средств, в том числе и недоплачивают своим наёмным рабочим, в том числе и за счёт понижения качества, и за счет всего остального. Ибо у них нет выхода. Иначе они разорятся, иначе они не смогут конкурировать с акулами капитализма. Ну, в общем-то так и получается, что всё равно совесть-то у них есть, и поэтому, если мы посмотрим в Форбсе топ олигархов, то в топе мы православных людей не увидим. Они где-то там во второй-третьей сотне. Есть такие богатые люди и в то же время православные ‑ я сам знаю одного такого. Как они используют полученную прибыль? Прибыль можно использовать по-разному. Можно ‑ на яхты, а можно ‑ на благотворительность, можно ‑ на помощь Церкви, как обычно и делают наши православные предприниматели. Наши церкви, особенно в Москве ‑ они все на спонсорской игле. Всякие свечки и иконки, которые продают ‑ уверяю вас, за счёт этого храм в Москве жить не может. Потому что у него большое хозяйство. Храм надо ремонтировать, а это уникальное здание, ремонт стоит очень дорого: и снаружи, и внутри. Надо платить обслуживающему персоналу, и прочее, и прочее, и прочее. Ну, наши батюшки нашли выход: у каждого храма есть свои спонсоры, православные люди, которые жертвуют в надежде на то, что за то, что они отстегнут что-то от своих миллионов, они получат Царство Небесное. Ну, я не знаю, но по-моему ‑ надежда не стопроцентная. Так что жизнь наших православных предпринимателей непростая, и, по сути дела они, на мой взгляд, находятся просто в трагической ситуации. Понимаете, они с одной стороны не могут удовлетворить вот тем двум условиям феофилактовским праведного богатства: собственно, ни то, ни другое они выполнить не могут. А в то же время ‑ куда деваться-то? Если у них вообще не будет никакого богатства ‑ они церкви спонсировать не смогут. Дурацкая ситуация, честно говоря.
Есть у православных предпринимателей и другая проблема: их инициатива. Они люди инициативные, каждый хочет добра, делает то, что он считает нужным. Но в том и дело: их действия не согласованы друг с другом. Производят ли они то, что нужно стране? Знаете, не факт! Отнюдь. И в этом смысле плановая экономика просто на порядок более эффективна, именно за счёт плана, когда расписывается, сколько нужно произвести, и какова номенклатура того, что надо произвести. А номенклатура определяется вовсе не меркантильными соображениями, не соображениями прибыли, а совершенно другими. Во многом в Советском Союзе она определялась морально-нравственными соображениями. Ну, конечно, наши православные предприниматели ‑ они всё-таки люди совестливые, откровенную порнуху они производить не будут, но всё же... Вы поняли проблему: что эта  вот несогласованность действий ‑ это нехорошо. Это, собственно, присуще всему капитализму. Ну и вот эта их благотворительность… Тут тоже проблема. Казалось бы ‑ да, церкви надо возрождать, строить, ремонтировать, и всё это правильно. Но мне всё больше и больше видится вот такая картина ‑ в общем-то, картина немножко страшная: что стоят церкви новенькие, с иголочки отремонтированные, выкрашенные, но стоят посреди бурьяна, стоят посреди полей совершенно не засеянных. То есть получается какая-то парадоксальная диспропорция: чем больше у нас храмов и чем они лучше выглядят, тем хуже живёт народ, тем мы более опускаемся в яму той катастрофы, в которой мы последнее время находимся.
Но вернёмся к притче потому что, мне кажется, эта притча ‑ это просто бриллиант, она настолько глубока, столько из неё можно ценного получить, если хорошенько прочитать! Теперь я прокомментирую первую часть фразы: «Приобретайте себе друзей богатством неправедным». Кто же такие «друзья»? Я думаю, что мы правильно ответим на этот вопрос, если ответим на другой вопрос: как можно мамоной и неправдой приобрести себе друзей? Действительно, «приобретать себе друзей богатством неправедным» ‑ фраза непонятная. Как можно приобрести друзей? Вы же понимаете, что настоящих друзей за «бабки» не приобретёшь, это иная категория. Ну, ясно, что приобрести себе друзей можно только путём раздачи этой неправедной мамоны. Вот это ‑ реально. Если мы не покупаем их, не обязываем, а просто раздаём. И святой Иоанн Златоуст говорит о двух способах раздачи. Об одном мы уже много раз говорили: это раздача милостыни. И в одном из мест, так вскользь, Иоанн Златоуст так и интерпретирует притчу о неверном управителе. Он говорит, что здесь Он (Господь) разумел ни что иное как милостыню. Его слова имеют такой смысл: ты приобрёл худо ‑ истрать хорошо, собрал неправедно ‑ расточи праведно. И говорит: «Здесь заповедывается ни что другое как только щедрая милостыня». То есть, таким образом Златоуст привлекает притчу о неверном управителе в качестве апологии милостыни ‑ личной милостыни и благотворительности. Но, понимаете, тут Златоуст задает нам задачку. Ибо под милостыней он подразумевал не то, что мы обычно понимаем. Милостыня для нас:  сидит там какой-то грязный нищий, мы ему монетку в 10 рублей бросили и пошли дальше. Довольные! О-о-о, сделали доброе дело! А с точки зрения Златоуста ‑ я уже, кажется, об этом говорил ‑ это не милостыня. Это – лишь тешить своё самолюбие. Впрочем, для людей таких жестокосердных, как мы, и это хорошо. Он замечает: делайте это. Если вы и это не будете делать, то превратитесь, вот, тук-тук, в деревяшку. Но для Златоуста всё ж это не милостыня. А милостыня по его понятиям – это щедрая милостыня, когда ты действительно отстёгиваешь от себя нечто, что тебе нужно на самом деле. Вот то – милостыня. Милостыня ‑ это когда ты даёшь всем, без разбора, не взирая на лица. А мы так: вот этот ‑ грязный, какой-то противный, и я ему ничего не дам, а вот этот ‑ почище, я ему монетку брошу. С точки зрения Златоуста это неправильно. И милостыню должны давать все: и бедные, и богатые. То, что вы бедны, вовсе не избавляет вас от милостыни. И вот если этому мы научимся, если все будут отдавать всем всё, то, как говорил Златоуст, наше общество превратится в Иерусалимскую общину, которая описана в Деяниях апостольских. Он говорит, что «таков плод милостыни, через неё упраздняются перегородки и препятствия; души их тотчас соединялись, у всех было и сердце, и душа едины». Это он говорит про Иерусалимскую первохристианскую общину, о которой мы будем говорить на следующей лекции. И в результате (здесь я уже пропускаю некоторые фазы доказательства) у святых отцов есть два способа толкования, кто же является вот теми друзьями. Это, во-первых, нищие, которым мы даём  милостыню, во-вторых ‑ святые на небесах. И наш замечательный евангелист, евангелист Лука, объясняет, что это, собственно, одно и то же. Он соединяет оба толкования. По его мнению, нищим определено место на Небе, и он говорит: «Блаженны нищие». В Евангелии от Матфея сказано «блаженны нищие духом». А в Евангелии от Луки на самом деле сказано «блаженны нищие» просто. И эта фраза приобретает иной, социальный смысл ‑ тот смысл, о котором мы всё время говорим, смысл имущественной этики. Правда у нас, в нашем синодальном переводе, и в Евангелии от Луки стоит «блаженны нищие духом». Но это, я вам скажу, неправильно. «Духом» в Евангелие от Луки было вставлено только примерно в VIII веке. И все наши великие святые отцы читали Евангелие от Луки без «духом» – там было просто «блаженны нищие». Более того, «блаженны нищие» имеется во всех западных переводах, которые сделаны со знаменитой Вульгаты (Вульгата ‑ это перевод Евангелия и вообще всей Библии на латынь, сделанный в V веке Иеронимом Стридонским). Если вы возьмёте, например, английский перевод ‑ хороший, не современный, а более-менее добротный ‑ там тоже будет «блаженны нищие». Более того, «блаженны нищие» у Луки, оказывается, есть и в греческом тексте «текстус рецептус», то есть в тексте каноническом для греческой церкви. И только у нас в церковнославянском тексте в русском стоит «блаженны нищие духом». Ну, вот такая ситуация. Я сейчас не буду растекаться по древу и объяснять, почему так сложилось.
Теперь перейдём к другой фразе: «Ибо сыны века сего догадливее сынов света в своём роде». О чём здесь речь идёт? Это довольно загадочная фраза, которая тоже ставила толкователей в тупик. Ну, сыны света ‑ это христиане. А сыны века сего ‑ это не христиане: всякие там язычники, атеисты. Почему же всё-таки сыны века сего оказываются догадливее? Опять здесь вставлено слово «догадливее». А в греческом тексте сказано «мудрее». Это тоже очень интересный момент. И в своём толковании блаженный Феофилакт как бы пеняет церковным людям: да, здесь Господь говорит, что именно имением христиане, сыны света,  оказывается,  управляют менее успешно, чем сыны века сего. В общем-то, так быть не должно. И здесь тоже видится некое пророчество. Понимаете, это пророчество о нас, о наших временах. Вот те сыны века сего, можно так понять, ‑ это большевики, которые взяли и установили общественную собственность на средства производства. И тем самым в имущественных отношениях вполне выполнили волю Божию в отличие от христиан. А христиане ‑ они всегда были твёрдыми собственниками:  как раньше, так и сейчас. И свернуть их с этой позиции, надо сказать, очень-очень трудно.
Теперь пойдём дальше. Притча ещё не закончена. Дальше Господь нам уже говорит (Евангелие от Луки 16:10): «Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом». Понимаете, раз это притча о частной собственности, то «малым» Господь называет вот эту собственность. И если вы в этом малом не верны ‑ вы взяли имение в собственность ‑ вы и в большом будете не верны. А большое ‑ это Царство Небесное. «Если вы в неправедном богатстве не были верны, то кто поверит вам истинное». Ага, это опять Господь обзывает частную собственность неправедным богатством! И дальше: «Если вы в чужом не были верны, то кто даст вам ваше». Оказывается, собственность ‑ это чужое с точки зрения Бога. А ваше ‑ это Царство Небесное. И дальше идёт замечательный текст.
Никакой слуга не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и мамоне (Лк. 16,13).
«Не можете служить Богу и мамоне!» Вот я своим студентам на социологическом факультете всё время повторяю, что надо это речение твердить, как Иисусову молитву: «Не можете служить Богу и мамоне, не можете служить Богу и мамоне». И тогда после определённого количества повторений у вас в мозгу что-то установится и прояснится. Понимаете, это речение огромной силы: либо мы служим Богу, либо мамоне. И промежуточного состояния быть не может. А у нас, к сожалению, смешивать эти два ремесла есть тьма искусников. Ну, что делать… И на полном серьёзе очень часто наше богословие просто изощряется, чтобы доказать: а всё-таки можно. И пролезть верблюду сквозь игольное ушко можно, и служить Богу и мамоне всё-таки можно.
Капитализм ‑ это строй служения мамоне. Чем капитализм страшен? Вкратце отвечу. Во-первых, капитализм воспитывает эгоистов. Частная собственность растаскивает нас по углам. И засилье вот этого принципа ежечасно, ежесекундно всех-всех воспитывает в этом духе. Люди ‑ существа воспитуемые, поддающиеся. Поэтому мы и сейчас видим огромное засилье эгоизма. Коллективизм ‑ он просто исчез из нашего общества. Во-вторых, капитализм несправедлив, о чём, собственно, и говорит эта притча. Я не буду здесь повторяться, но, собственно, то, что он несправедлив ‑ это давно доказано добросовестными экономистами и в XVII веке, и в XIX, и в XX. И только мощная промывка мозгов современного человечества снова этот простой вопрос затуманила. И теперь наша молодёжь считает, что вот это и есть сама справедливость. Но дело ещё хуже. Капитализм ‑ это общество разврата. И такими развратными людьми оно всех нас и воспитывает. И самое страшное ‑ ну, мы-то всё-таки люди взрослые ‑ воспитывает в разврате наших детей, нашу молодёжь. Механизм простой: прибыль превыше всего. А поскольку человек существо падшее, то лучше всего продаётся именно грех. Гадость ‑ она для падшего человека дорого стоит, поскольку он тянется к этому. Это, конечно, давно было замечено нашими бизнесменами, а именно то, что производить грех, греховные товары вы-год-но! Это - самый хороший бизнес. Поэтому это и производится. А в чём функции рекламы? Чтобы представить вот этот грех как норму, представить гадость в хорошем, красивом виде. Вот так и работает капитализм, вот так мы все и живём. То есть гадость, извращение представляется как норма. Поэтому у нас и голубые ‑ это нормально сейчас, и ювенальная юстиция внедряется, и так далее. И, наконец, для меня last but not least, то есть последнее по порядку, но не по важности: капитализм уводит от Бога. Замещает в наших сердцах Бога мамоной. Все мы становимся под его воздействием людьми «экономическими», начинаем считать денежки, начинаем видеть в собственности нечто важное, притягательное, от которого зависит вообще всё и вся. Как говорил Бердяев, капитализм ‑ это практический материализм. И, действительно, если наш советский строй, так сказать, идеологически всё время насаждал материализм, то фактически он был очень идеалистичен. Там не было поклонения мамоне. Во всяком случае, если и было, то в меньшей степени. А сейчас деньги ‑ это «альфа и омега».
И, наконец, самый последний сюжет, который касается этой притчи. Конец притчи такой:
14. Слышали всё это и фарисеи, которые были сребролюбивы, и они смеялись над Ним (то есть Христом – прим. лект.).
15. Он сказал им: вы выказываете себя праведниками пред людьми, но Бог знает сердца ваши, ибо что высоко у людей, то мерзость пред Богом. (Лк. 16,14-15)
Понимаете, фарисеи, которые стояли рядом с Христом и слушали всё это изложение, дураками не были. И не были наивными людьми, вроде наших богословов. Они прекрасно поняли, что эта притча о них. О них эта притча! Потому что вот эта капиталистическая прокрутка богатства в Иудее была очень и очень развита. Недаром для всех было понятно, что управитель кладёт денежки в карман, и всем были понятны механизмы получения его богатства. Они смеялись над этим совершенно непонятным для них пророком Иисусом, смеялись над тем, что он наивен, наверное, или же что он недальновиден. Смеялись, потому что они не собираются от частной собственности отказываться. Ибо именно она даёт им власть. Как власть отдельным людям, так и всему Израилю в целом. А Христос очень жёстко им ответил, что «вы выказываете себя праведниками... но Бог знает сердца ваши. Ибо что высоко у людей» ‑ то есть у них высок принцип частной собственности, ‑ «то мерзость перед Богом». Так что именно мерзостью Христос капитализм и называет.
На этом я закончу. Теперь ‑ вопросы.
 
Вопрос: Человек в системе капитализма, если он не живет по этим правилам, особенно в бизнесе, в управлении, то он соответственно не конкурентоспособен, он выдавливается с рынка, то есть все люди, которые как-то действительно придерживаются православного мировоззрения, каких-то морально-нравственных норм, они с управленческого уровня выдавливаются. В том числе с управления соответственно муниципального, государственного, социального. Потому что там люди с такой установкой не приживутся, так как там идет распределение государственной казны и там без своего интереса человека не оставят.
Лектор: Распределение, во-первых, с точки зрения прибыли, а не с точки зрения морали, согласен. И там тоже надо быть коррупционером.
Вопрос: Какие Вы видите пути выхода, потому что это замкнутый круг, потому что люди оттуда выдавливаются? Соответственно приходят люди с другими религиозными установками, другими религиозными мировоззрениями, все кто наверх поднимаются. Как выйти из этой ситуации, как этот круг замкнутый разорвать?
Лектор: Только изменением социального строя, если говорить кратко. Я ещё раз подчеркиваю, я социалист, но я ратую за христианский социализм, то есть за социализм, когда идеология общества будет христианская, а вот экономическая модель общества будет социалистическая. Социалистическая в смысле буквальном, в смысле общественной собственности на средства производства, как это было при Сталине. Как перейти к христианскому социализму? – вот этого я не скажу, не знаю.
Комментарий из зала: Ортодоксальная Церковь категорически против, называет это ересью, не получится у нас перейти.
Лектор: Понимаете в чем дело, в Церкви тоже не все так просто. Ладно, считайте, что Вы мне задали вопрос. Понимаете, в Церкви тоже есть разные силы. Вот я в Церкви, я член Церкви, и не один я такой. Очень много мирян поддерживают примерно такие же или чуть более мягкие мнения, как мои. Другое дело, батюшки – да, там большинство за частную собственность. И чем мы выше пойдем по иерархии, тем вот эта капиталофилия, то есть принятие капиталистических принципов, более явная.
Понимаете, Церковь ‑ институт очень инерционный. Но и там всё может постепенно меняться. 10-15 лет назад было вообще плохо, меня просто обзывали психом, ненормальным и всё. Сейчас у меня много сторонников. Я думаю, с Церковью надо работать, аккуратно, вежливо, а главное квалифицированно. Там же наработано мощное богословие и, как видите, богословие тоже противоречивое. Иоанн Златоуст ‑ он за нас (и многие святые отцы), поэтому от этого надо и отталкиваться. Надо актуализировать его учение, надо его пропагандировать, надо доказывать, что оно зиждется на Евангелии. Вот это, собственно, мой подход к проблеме: начинать с Евангелия, с святоотеческих толкований Евангелия. Так что дело не безнадежно, надо только терпеливо работать.
 
Вопрос: Говоря об этой притче, Вы говорили, что много противоречивых толкований и в конце мы остановились на толковании, которое толкует, что это частная собственность, и управитель играет роль собственника. Когда появилось это толкование? Кто ему противостоял, если кто-то противостоял? Его генезис? И на сколько это толкование живо в различных христианских конфессиях, в частности в католицизме, протестантизме, есть какие-то различия?
Лектор: Нет. Понимаете, я Вам открою секрет, что относительно этой притчи Феофилакт Болгарский говорил о собственности вообще, считал, что смысл этой притчи ‑ именно проблема собственности. А вот то, что это частная собственность, это, извините, придумал Ваш покорный слуга. Что-то похожее говорил Лев Толстой, потому что, говоря о собственности, он всегда имел в виду частную собственность. Так что вот такая ситуация.
Вопрос: То есть, рассматривая эту притчу, ставя в центре её ренту, это у нас только сейчас возникло, только в 21 веке? До сих пор это никто не рассматривал в таком разрезе?
Лектор: Понимаете, то, что господин получал ренту со своего имения, это для всех было всегда очевидно, во все века и для всех народов. А вот то, что управитель фактически является частным собственником, и именно об этом притча – тут я с вами согласен.
 
Вопрос: Политическая идея христианского социализма выглядит необычайно привлекательно, с одной стороны. Но, с другой стороны, нет ли здесь вечной исторической проблемы, связанной с тем, что государство ‑ это есть аппарат насилия. И если светское государство, осуществляющее насилие, это неприятно, но как-то понимаемо, то вечная трагедия христианского государства заключалась в том, что насилие осуществлялось именем Христовым, порождая очень сильное противостояние в обществе. Потому что понятно, что казнить именем того, который сказал, что «подставь другую щеку» ‑ в этом есть глубокое трагическое противоречие, которое с трудом христианским миром принималось и так и не было решено. Даже в монархии, даже в идее симфонии византийской, где все-таки как-то разделялось, что казнить императора благословляет патриарх. А если бы было просто социалистическое государство, где все несут вроде бы ответственность.
И опять же возвращаемся к идее того, что все равно, это государство будет осуществлять свою власть где-то как-то насильственным путем просто потому, что всегда рождаются какие-то противоречия в обществе. И это насилие опять будет осуществляться именем Христовым?
Лектор: Во-первых, у Вас очень ёмкий вопрос, на который надо отвечать долго, целую лекцию читать. Но я не согласен с этим ленинским определением, что государство есть аппарат насилия. Государство есть аппарат управления. А насилие ‑ в каком смысле? Не насилие, а принуждение тех, которые законы государства не исполняют. Если эти законы на пользу всему обществу, то они должны быть исполняемы, это справедливо, и здесь вот такая свобода неисполнения законов никуда не годится.
Христос в общем-то никогда не говорил, что надо не исполнять государственные законы, нигде Вы это не найдете. А апостол Павел наоборот говорил, что власть от Бога установлена, и вот этот начальник ‑ он слуга Божий, а поэтому ему надо повиноваться. Но прибавлял, что повиноваться надо не под страхом наказания, а по совести. Что он имел ввиду? То, что повиновение законам, если они хорошие, справедливые, означает,  что вы любите всех. Не только себя любите, а уважаете те принципы, которое приняло общество. Так сказать, себя смиряете перед этими принципами. И это любовь.
Поэтому в нашем падшем мире до тех пор, пока существует грех, будет существовать и насилие в смысле принуждения. Я нисколько не сомневаюсь, что работать, трудиться должны все. Это справедливо или нет? Справедливо. Если это установлено в законах государства, как это было у нас в Советском Союзе, это хорошо. А если ты этому не подчиняешься, то ты справедливо подвергаешься вот этому, как Вы сказали, насилию. И это вовсе не противоречит христианству.
Что касается щеки, которую надо подставлять, то понимаете в чем дело. Если это свои щёки, то, пожалуйста, подставляйте сколько угодно ‑ и правую, и левую. Это только возвысиит ваш дух. Но если начинают бить по щекам Вашего ближнего, то Ваш долг вовсе не аплодировать этому, а тому насильнику врезать как следует! Это тоже будет правильно. Но об этом надо говорить долго и серьезно.
 
Вопрос: Если сделать такой аналитический вывод: после искусственного убийства Советского Союза у нас произошел в мире перевес в капиталистическую систему, и теперь нет сдерживающей силы как таковой, явной. И вот капитализм, как было уже здесь замечено‑ это мамона, это дьявольская система. Это так. В Писании сказано, что должен прийти Антихрист. То есть получается, что мир, видя такой способ хозяйствования, жизни капиталистической, готовится фактически к пришествию, явлению Антихриста, о котором в Писании сказано. Как Вы думаете, получается так? Мы всё равно движемся, как сказано в Писании? Потому что эта система, получается, готовит мир для пришествия Антихриста?
Лектор: Я согласен с Вами, но с одним небольшим добавлением. Пророчества, в том числе апокалипсические пророчества, условны. Во-первых, они условны в смысле времени: мы не знаем когда это будет, и в Писании сказано, что только один Бог Отец это знает. Поэтому никакого фатализма здесь нет. Да, эта тенденция, если ей не сопротивляться, приведет к Антихристу. Это очевидно. Но, понимаете, наша с вами задача, несмотря ни на что этому противостоять. Не важно, сбудется это или не сбудется, потому что в любом случае в этом правда Божия.
 
Вопрос: Все известные творения святых отцов создавались в государствах, в которых наличествовала частная собственность: рабовладельческий строй, феодальный строй, феодализм в России. Есть ли какой-то след противоречия между христианством и частной собственностью в творениях святых отцов? Так как они всё время находились в общественном строе, где владычествовало неправильное отношение к собственности, наверное, это как-то отражалось в их суждениях? Известны ли ещё другие осуждения частной собственности у святых отцов?  
Лектор: Давайте посмотрим. Например, возьмем Византию. С одной стороны, Церковь главенствует и в почёте, развивается высокое богословие, церкви, монастыри, поголовно все жители империи христиане, и пр. С другой стороны, Вы совершенно правы: экономический строй Византии вовсе не христианский. Это такой вариант феодального общества, далеко не самый мягкий. Расслоение очень мощное между бедными и богатыми. Люди все бегут за богатством, об этом всё время говорит Златоуст и ужасается: что делается ‑ сребролюбие возмутило всю Вселенную, говорит он, имея в виду под Вселенной империю.
Поэтому тут налицо ножницы между христианской нравственностью и экономическим строем. И они обратно влияли на святых отцов. Я на прошлых лекциях говорил, что существуют разные школы богословские именно по отношению к имущественной проблеме. И насчитали мы тогда четыре разных школы. Все эти четыре школы, так или иначе, например, сейчас, присутствуют в нашей церкви, и существовали в ранние времена. Ибо они возникли рано, и сосуществовали друг с другом. И между святыми отцами в этом вопросе происходила такая неявная, подпольная, но достаточно упорная полемика. Здесь Вы правы, но для того, чтобы Ваш вопрос раскрыть надо гораздо больше приводить фактического материала.
 
Вопрос: Я бы хотел одно замечание, в продолжение темы конца света. У нас была в Краснодаре в конце декабря конференция совместно с православными. И там прозвучал вопрос о конце света и православный священник или преподаватель ‑ я не помню, кто конкретно ‑ сказал, что конец света уже наступил, теперь ожидаем конца тьмы.
Но вопрос мой другой. Вы говорили о причине, почему частная собственность неправильная. Потому что она позволяет получать нетрудовые доходы. С духовной точки зрения, может ли капитализм вообще существовать без ренты, без банковского процента? Есть некоторая общественная мысль о том, что давайте законодательно отменим банковский процент, и тогда всё будет замечательно, и ничего больше менять не будем. С другой стороны, протестантская этика, она вроде бы тоже говорит о трудовом накоплении богатства, а не о ростовщичестве и не о банковском проценте?
Лектор: На счет процента вопрос не такой простой. Сейчас в Японии берут кредит практически под нулевой процент. И, тем не менее, там самый настоящий капитализм. Более того, есть проекты внедрения так называемых гезелевских денег: вы сами должны платить за то, что они находятся в банке. И это не так глупо, потому что если вы их положите просто в чулок, они инфлируют быстрее. Более того, если ввести такие деньги, за которые вы будете платить, деньги всё время будут в обороте, и скорость этого оборота очень сильно повысится, потому что все, конечно, платить не хотят. Такой проект есть. Это один из способов раскрутки экономики. Так что не всё дело в проценте.
Частная собственность не может быть чисто трудовой. Она частично трудовая. Я не отрицаю того, что капиталист работает, мозгами что-то комбинирует, звонит по телефону. Но всякому понятно, что эта работа не соответствует прибыли, которую он получает. То есть, там есть аспект трудовой, а есть – не трудовой. И вот то, что есть нетрудовая составляющая очень хорошо показано вот в этой притче о неверном управителе. Нельзя сказать, что управитель совсем не трудится. Надо придумать, надо соображать, надо работать, к тому же риск большой, видите, как получается. Но то, что есть обязательно нетрудовая составляющая  – это давно понято нашими добросовестными экономистами.
Что касается трудовой этики, то и там то же самое. Это только говорится, что это трудовое накопление богатства. «От трудов праведных, не наживешь палат каменных». Это очень точная русская  пословица.  А если наживаешь дачу трехэтажную, то это не от праведных трудов. Здесь всё очень просто.
 
Вопрос: Мы рассматривали этику для людей, а интересует имущественная этика для Церкви. Для меня лично, если я несу деньги в Церковь ‑ значит, я их не отдал нищему, а он умер. Значит я убийца? С точки зрения не меня лично, с точки зрения Церкви: всё богатство, которое есть у Церкви ‑ его нет в каком-то другом месте. Понятно, что Церковь – это культурное наследие. И где этот культурный баланс при синтезе христианства и красной идеи? И как должна финансироваться Церковь?
Лектор: Для меня Церковь ‑ не культурное наследие, а неизмеримо больше. Церковь – это носитель истины, и путь. Корабль к спасению.  Вот, что пишет насчет этого вопроса Иоанн Златоуст: «Церковь не на то, чтобы плавить в ней золото и ковать серебро. Она есть торжественное собрание ангелов, поэтому мы требуем в дар ваши души, ведь ради душ принимает Бог и прочие дары. Что польза, если Христова трапеза полна золотых сосудов, а сам Христос томится голодом?»
Под Христом Иоанн Златоуст понимал именно нищего, он отождествлял Христа с нищим, что кажется удивительным. «Сперва напитай его алчущего, украшая дом божий. Не презирай скорбящего брата». Вот тут нищий человек ‑ дом Божий. «Этот храм превосходнее первого». То есть лучше церковного здания. Понимаете, для Церкви будет лучше, если она будет бедной. Тогда она действительно будет иметь авторитет.
 
 

Лекция Н.В. Сомина на тему "Коммунистические идеи в Святоотеческом учении в свете имущественной этики" №2 (стенограмма)

Аватар пользователя Анастасия Бушуева

Лекция 2 от 15.07.2013. О птицах небесных

 
Начинаем вторую лекцию. Я благодарю всех собравшихся, их опять очень много. В прошлый раз мы увидели, что в нашей Церкви в общем-то есть несколько разных мнений относительно богатства, бедности и собственности. В чём-то эти мнения сходятся, но тем не менее есть моменты, которые эти мнения очень чётко разводят в стороны. И сегодня наша лекция будет посвящена, я бы так сказал, трудным фрагментам Евангелия. А, точнее, не трудным фрагментам, а фрагментам спорным, о которых разные школы имеют разные представления.
Очень часто говорят, и это в книжках всё время пишут, что в Евангелии частная собственность нигде не осуждается, Господь ни разу об этом не сказал, а, наоборот, есть фрагменты, которые являются апологией частной собственности. Кроме того, часто можно услышать, что в Евангелии нет никакого коммунизма, даже намёков на это нет. Ну что я могу сказать? Первое мнение ‑ оно, на мой взгляд, неправильное, и я постараюсь сегодня это доказать. А что касается второго ‑ да, действительно, в самом Евангелии упоминания о коммунизме, общей собственности – они, такие, прикровенные. Но если мы возьмём весь Новый Завет, то это не так. Оказывается, есть Деяния апостольские, и там есть совершенно потрясающие фрагменты, которые даже церковные исследователи называют коммунистическими (но об этом не сегодня, это в будущих лекциях).
Я бы выдвинул другой тезис, противоположный этому: я утверждаю, что в Евангелии нет апологии частной собственности. Нигде, ни одного фрагмента. Мне говорят: «но как же так, Николай Владимирович, да их полно, пруд пруди! Да вот, например, притча о талантах, или притча о десяти минах». Что ж. Если притча о талантах ‑ она в Евангелии от Матфея (Мф.25,14-30); у Луки в общем-то похожий сюжет представлен как притча о десяти минах. Давайте мы притчу о талантах зачитаем и посмотрим, действительно ли это так.
 «14. Ибо Он (т.е. Господь - прим. лектора) поступит, как человек, который, отправляясь в чужую страну, призвал рабов своих и поручил им имение свое:
15. и одному дал он пять талантов, другому два, иному один, каждому по его силе; и тотчас отправился.
16. Получивший пять талантов пошел, употребил их в дело и приобрел другие пять талантов;
17. точно так же и получивший два таланта приобрел другие два;
18. получивший же один талант пошел и закопал его в землю и скрыл серебро господина своего.
19. По долгом времени, приходит господин рабов тех и требует у них отчета.
20. И, подойдя, получивший пять талантов принес другие пять талантов и говорит: господин! пять талантов ты дал мне; вот, другие пять талантов я приобрел на них.»
 Кстати, талант, как вы поняли, ‑ это денежная единица. Кто помнит, какая? Сколько это: много или мало? На само деле ‑ много. Это примерно 26 кг серебра, такой вот увесистый слиточек. Это серебряные таланты. А были ещё таланты золотые. Это значит золотой слиток 26 кг. А золото в Иудее шло в 13 раз дороже серебра. И за один талант можно было купить очень большой участок земли, с домами, со всей инфраструктурой. Итак:
«...пять талантов ты дал мне; вот, другие пять талантов я приобрел на них.
 21. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего.
22. Подошел также и получивший два таланта и сказал: господин! два таланта ты дал мне; вот, другие два таланта я приобрел на них.
23. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего.
24. Подошел и получивший один талант и сказал: господин! я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал,
25. и, убоявшись, пошел и скрыл талант твой в земле; вот тебе твое.
26. Господин же его сказал ему в ответ: лукавый раб и ленивый! ты знал, что я жну, где не сеял, и собираю, где не рассыпал;
27. посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью;
28. итак, возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов,
29. ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у не имеющего отнимется и то, что имеет;
30. а негодного раба выбросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!»
Вот и мы тоже должны иметь уши, чтобы слышать и правильно интерпретировать эту притчу. Часто говорят: «Ну что вам ещё надо. Вот смотрите: Господь поощряет тех, кто деньги пустил в оборот и получил прибыль с них: у него было десять талантов, он их пустил в дело и приобрёл другие десять». Естественно, под господином понимается Господь Бог. Поэтому отсюда делается вывод: «Господь благословил не только личную собственность, но и частную собственность, которая приносит доход. И тем самым он фактически, казалось бы, благословил весь капитализм». Такое очень часто пишут в наших книгах. Но это совершенно некорректно.
Дело в том, что притча Господня ‑ это особый жанр, который имеет свои законы. В притче всегда есть духовный смысл, ради которого притча и рассказывается. Но притча излагается на житейском материале, обычном таком материале, который всем знаком. И люди этот материал обычно очень хорошо понимают. Во всяком случае в Иудее все всё понимали прекрасно. К сожалению, мы, будучи в 21-м веке, иногда эти житейские ситуации понимаем не до конца. Господь как бы говорит притчами: в духовной области поступайте так, как в области материальной поступают вот эти люди, о которых я рассказываю. И поэтому притча о талантах имеет в общем-то очевидный смысл. Смысл в том, что надо все свои силы отдавать Богу. Господь даёт людям таланты, способности, знания, умения, ноги, руки, волю. Вот этим всем надо, так сказать, действовать ради Бога и получать взамен этого другие таланты ‑ христианские добродетели. При этом само слово "талант" именно из-за этой притчи приобрело другой смысл: под талантами мы теперь понимаем какие-то выдающиеся способности человека. Исключительно из-за этой притчи. И, собственно, так толковали эту притчу все святые отцы. И при этом я подчёркиваю: вот эта житейская ситуация нужна для плавности рассказа, для понятности, чтобы люди, так сказать, по аналогии мгновенно схватили бы духовный смысл притчи. Но совершенно из притчи неверно было бы заключать, что смысл притчи находится вот в этой житейской иллюстрации. Это было бы совершенно неверно. Потому что есть притчи, которые мне даже как-то боязно рассказывать, например ‑ притча о десяти девах. Если мы будем за чистую монету брать вот ту житейскую ситуацию, которая там рассказывается, то получается… Понимаете: есть некий молодой человек ‑ жених, как в притче сказано, ‑ и есть десять девушек, которые все одновременно хотят к этому жениху войти в чертог. Причём получается, что пять из них, девушек, умные ‑ они имели светильники, которые не погасли, а пять не очень умные, и поскольку жених замедлился, светильники погасли и этим пяти глупым пришлось отправиться к продающим, чтобы купить маслица. А в это время уже первые пять зашли, и дверь закрылась. Понимаете, если мы это будем воспринимать за чистую монету, то я не знаю, в лучшем случае это проповедь многожёнства, которое Господь ну никак не одобрял. А уж там далее каждый может нафантазировать всё, что ему придет в голову. Получается абсурдно и нечестиво. Вот и в притче о талантах ни в коем случае нельзя думать, что Господь вот этим рассказом оправдывает и осуществляет апологию капитализма и частной собственности, и всей этой системы прокрутки денег капиталистической, чтобы получить больше денег.
Просто дело в том, что эта ситуация была типична. И тогда в Иудее многие этим занимались. И фактически Господь этой притчей говорит: добывайте себе духовные дары так же, как деньги добывают некоторые ушлые иудеи. Поэтому можно из этой притчи лишь заключить, что это ‑ типичная ситуация: да, весь ветхозаветный мир был основан на частной собственности, там люди очень быстро догадались до этой системы прокрутки денег и получения прибыли, и она была повсеместной. Но Господь этого нигде не одобряет – Он просто это принимает как факт: да, вот так есть. А вот как должно быть ‑ из этой притчи совершенно не следует.
Тогда говорят: «может быть, да, наверное. Но есть ещё много фрагментов, которые, тем не менее, являются апологией частной собственности, апологией богатства. В частности, Господь одобряет очень многих богатых, которых он встречает на пути. Одним из таких богатых является, например, некто Закхей. И в Евангелии от Луки есть такой фрагмент (Лк. 19,1-10)». Сейчас я его зачитаю:
 «1. Потом Иисус вошел в Иерихон и проходил через него.
2. И вот, некто, именем Закхей, начальник мытарей и человек богатый (обратим внимание! - прим. лект.),
3. искал видеть Иисуса, кто Он, но не мог за народом, потому что мал был ростом, 
4. и, забежав вперед, взлез на смоковницу, чтобы увидеть Его, потому что Ему надлежало проходить мимо нее.
5. Иисус, когда пришел на это место, взглянув, увидел его и сказал ему: Закхей! сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме.
6. И он поспешно сошел и принял Его с радостью.
7. И все, видя то, начали роптать, и говорили, что Он зашел к грешному человеку; 
8. Закхей же, став, сказал Господу: Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо.
 9.  Иисус сказал ему: ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама, 
 10.  ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее.»
Закхей ‑ кто он? Начальник мытарей и человек богатый. В Иудее мытари – это сборщики налогов. Конечно, налоги ‑ в пользу оккупантов, т.е. римлян. Следовательно – это люди, повсеместно презираемые. И, конечно, погружённые в коррупцию: ибо легко можно потребовать больше, а сдать меньше. А Закхей ‑ вообще начальник мытарей, т.е. его коррупционный уровень очень велик. Поэтому и неудивительно, что он – человек богатый. Но вот что замечательно, ‑ он был восхищён Иисусом, хотел его увидеть и даже влез для этого на дерево. И настолько был потрясён тем, что Господь пришёл к нему в дом, что сказал: «Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо». Сейчас мы это обсудим, но тоже иногда говорят: «Вот, смотрите: Закхей, какой богатый человек, очень богатый. Но, тем не менее, Господь к нему весьма положительно отнёсся, пришёл в его дом, и даже сказал, что пришло спасение сему дому. Тем самым Господь не только оправдал богатство, а даже где-то рассудил, что богатство некая есть положительная ценность». Но что же сказал Закхей? Он сказал: "Половину имения моего я отдам нищим ". Понимаете? "...и, если кого чем обидел, воздам вчетверо." Поймите, всё его имение было собрано на слезах других. В общем-то, всё его имение было (ну, может быть не всё, а большая часть) была неправедной. А он что решил? Половину имения отдать, а всем, кого он обидел, воздать вчетверо. Теперь спрашивается: после этого что-нибудь у Закхея останется? Я думаю, вряд ли. Думаю, что он, наоборот, влезет в большие долги, чтобы исполнить то, о чём он торжественно провозгласил Господу. И, естественно, Господь вот это – что он отдал своё имение бедным, нищим, тем, которых он обижал ‑ вот этот поступок Господь одобрил. Да, и, конечно, Господь оценил, что человек отдаёт, всё отдаёт! Сами знаете, как трудно отдать деньги. Особенно отдать всё. Можно отдать копеечку, бросить какую-нибудь десятирублёвую монетку. А когда милостыня измеряется уже серьезными бумажками ‑ тут уж каждый подумает: отдать, или нет. Этот человек вот такой был – он всё отдал. Но, опять таки, здесь нет ни малейшей апологии богатства. Заметьте, Закхей отдал всё, освободился от богатства, и только после этого Господь сказал, что пришло спасение дому сему.
Опять вроде бы не очень удачный для любителей собственности фрагмент, вроде опять ничего он не доказывает. «Ладно, – говорят, – полно ещё фрагментов. Например, у того же Луки». Вообще Евангелие от Луки ‑ это, конечно, моё частное мнение ‑ лучшее Евангелие, самое замечательное, самое потрясающее. Я считаю, что надо вообще Библию начинать читать с Евангелия от Луки, а после уж и всё остальное. Так вот. Нашли фрагмент такой: это эпизод  с дележом наследства между двумя братьями (Лк.12,13-15):
 «13. Некто из народа сказал ему: Учитель! Скажи брату моему, чтобы он разделил со мною наследство
14.          Он же сказал человеку тому: кто поставил меня судить или делить вас?
15.          При этом сказал им: смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения»
Обычно этот фрагмент токуют в том смысле, что право частной собственности, – а уж личной собственности и подавно, ‑ оно настолько несомненно, настолько абсолютно, что сам Господь не стал в это право вмешиваться и не стал Сам как-то по-своему делить это наследство. На самом деле смысл этого фрагмента прямо противоположный. Господь  не стал делить это наследство, а все думали, и братья думали, что, вот, Он разделит, причём разделит правильно, разделит справедливо. А Господь вообще не стал. А почему? А потому что собственность ‑ это вообще вещь-то нехорошая. Понимаете? Господь хочет от людей ЛЮБВИ, а они его просят разделить между ними собственность. Он не стал этого делать и тут же предупредил: "Смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения.". А каждый из братьев, конечно, хотел в общем-то получить побольше, надеялся, что Господь в его пользу разделит.
И так далее. Оказывается, что всё, что не предлагают, оно ‑ если повнимательнее посмотреть и прочитать текст – оно рассыпается. Никакой апологии частной собственности в Евангелии нет.
Наконец, последнее. Я дам слово специалисту. Такому, который ну просто собаку съел на этом деле. У нас был такой протоиерей Иоанн Восторгов, очень уважаемый человек,  кстати, настоятель собора Василия Блаженного на Красной площади, он был убит сразу после революции, в 1918-м году, и ныне причислен к лику святых как новомученик. Но об этом я больше говорить не буду. Для нас же он интересен как человек, который, кроме богослужения, всё время занимался вопросом обличения социализма. Он очень не любил социализм, само это слово. Говорил, что вообще социализм и христианство ‑ это как бы круглый квадрат: вещи настолько несовместимые, что вот никак их не совместишь. Если христианство ‑ это от Бога, то социализм, разумеется, – от сатаны. И он написал несколько книжек. Есть 5-й том сочинений Иоанна Восторгова. Он довольно толстый, и он полностью посвящён обличению социализма. Там более десятка работ, толстых и тонких, и одна из них называется «Противосоциалистический катехизис». То есть, она написана по аналогии с Катехизисом церковным: вопрос-ответ. И там один из вопросов такой: «говорит ли в Евангелии Господь о благодатности частной собственности?» И вот послушайте, что этот почитаемый священник, специалист в этом вопросе, говорит. Оказывается, он, квалифицированный богослов, эти все фрагменты, которые мы разобрали, пропускает. А находит в Евангелии вот что: Господь упоминает о  8-й и 10-й заповеди декалога. 8-я заповедь ‑ «Не укради». 10-я  ‑ она формулируется примерно так: «Не пожелай»: «Ни жены ближнего своего, ни вола его, ни дома его, и не пожелай всего, что есть у соседа твоего». И Восторгов восклицает: что вам ещё надо? Господь повторяет две заповеди, которые очевидным образом направлены против общей собственности, и очевидным образом поддерживают собственность частную.
Ну, во-первых, я должен сказать, что всё-таки здесь Христос повторяет заповеди Ветхого Завета. А, как известно, Ветхий Завет ‑ это всё-таки не Новый Завет. В Ветхом Завете нельзя найти высших идеалов. Недаром апостол Павел сказал, что «Закон (то есть имеется в виду закон Моисеев) ничего не довёл до совершенства»(Евр.7,19). Закон был дан народу очень далёкому от совершенства,  как написано «народу жестоковыйному» ‑ для того, чтобы взять его в узду, и для того, чтобы этот народ всё-таки исполнил предназначение, которое ему Господь положил. Это раз. Поэтому и декалог в общем-то включает в себя заповеди обычной такой морали: не убей, почитай отца и мать, не укради. Во-вторых, заповедь «Не укради» относится к любой собственности ‑ и к личной, и к частной, и к общественной, поэтому никакой апологии частной собственности она не несёт. Более того, у нас в Советском Союзе за кражу общественной собственности давали больше, гораздо больше, чем за кражу личной собственности. А, в-третьих, что касается заповеди "не пожелай", она на самом деле по святоотеческим толкованиям не имеет специфически имущественного характера: в этом списке, чего не пожелать ‑ вы заметили? Там затесалась жена. А жену всё-таки трудно рассматривать как собственность. Даже в Ветхом Завете она как собственность не рассматривалась: жену нельзя было «загнать», т.е продать. Нет, с ней можно было только развестись. Поэтому святые отцы толкуют эту заповедь, как запрет на зависть. "Не завидуй!" - вот настоящий смысл этой заповеди. Так что такого прямого отношения к собственности она вообще не имеет. Опять облом!
Это, конечно, не доказательство моего тезиса, что в Новом Завете Христос нигде не занимается апологией частной собственности. Но, понимаете, доказать это надо контпримерами. Так что ищите, ищите фрагменты! Я все же думаю, что доказательство есть. Дело в том, что богословы ‑ и католики, и православные, и протестанты ‑ уже в течение двух тысяч лет ищут такие фрагменты. Но до сих пор не нашли. А ведь в самом деле не нашли. Да если бы нашли, то эти надписи висели бы везде не виду, на всех домах, во всех комнатах. Потому что капитализму жизненно необходимо религиозное оправдание своего существования. Понимаете? Это было бы так здорово, так для них, апологетов собственности, полезно. Но вот до сих пор не нашли. И я так думаю, что и не найдут.
А поэтому мы будем заниматься в дальнейшем более серьёзными и трудными вещами. И сейчас мы займёмся одним замечательным фрагментом. Фрагментом, надо сказать, удивительным, просто поразительным. Который, безусловно, имеет отношение к нашей теме. Но этот фрагмент надо как следует понять. Ибо,  это, так сказать, твёрдый орешек. Я имею в виду фрагмент о птицах небесных. Кто Евангелие читал, его наверняка знает (Мф.6,25-34).. В общем, обычно начинают читать Евангелие с Матфея, и там очень быстро в Нагорной проповеди мы вдруг читаем такие поразительные слова:
" 25. Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды?
26. Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?
27. Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть?
28. И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут;
29. но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них;
30. если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, то кольми паче вас, маловеры!
31. Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться?  (Представляете?! Не заботьтесь! – прим. лект.)
32. потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом.
33. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам.
34. Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы.»
Наш замечательный русский философ Владимир Эрн об этих строках пишет: «Эти слова так неудобны, что их обыкновенно не то, чтобы комментируют ‑ они как-то не поддаются искажениям ‑ а просто замалчивают. Их отчасти стыдятся, конфузятся, в глубине души думая, что ведь это наивно и даже совсем невозможно»
И, в самом деле, мы-то вроде хорошие люди, а заботимся о том, что нам есть и что пить, и уж во что одеться мы очень даже заботимся. А тут какие-то неожиданные совершенно примеры: нам в пример ставятся птицы небесные, которые порхают и вроде бы не трудятся, не прядут. Конечно, этот фрагмент на самом деле не обошёлся без комментариев, и, причём, многочисленных комментариев. Владимир Эрн, который написал эту статью ‑ "Христианское отношение к собственности", откуда я взял цитату ‑ будучи очень молодым (ему, кажется, 21 год был), – он совершенно не знал святоотеческого предания. Он читал только Евангелие. Но удивительно, что он прочитал его правильно и сумел сам сделать совершенно правильные, в общем-то, гениальные выводы. А комментарии, надо сказать, очень различны и разнообразны.
Во-первых, помните, я вам на прошлой лекции говорил о парадигме чуда? О канонической христианской парадигме чуда – что надо только молиться, и манна небесная будет сама сыпаться. Не надо, собственно, ничего делать: ни экономику создавать, ни трудиться. Вот молитесь ‑ Господь же благ, Он всем хочет добра. Помолитесь – Он даст. А если не сыпется, то просто молитва ваша слабая, ну не годитесь вы никуда. И они не такие дураки – это сторонники теории чуда. Они основываются именно на этом фрагменте, который, казалось бы, говорит буквально то же самое: птицы небесные не работают, а только крылышками порхают. И Господь их кормит. А лилии как он одевает: что одежде Соломона против них слабо! И они вроде бы тоже не работают. Так и здесь прямо говорится: если лилии вот так одевает, то «то кольми паче вас, маловеры!»  Вот эта теория чуда ‑ она вся растёт из этого фрагмента. Кажется, в ответе на вопросы  на прошлой лекции я достаточно много сказал об этой теории. Дело в том, что, с моей точки, зрения – это просто безответственность. Ну, не может так страна жить. Это означает, что мы сами своей никчемной волей хотим заставить Господа делать чудо периодически, и причём по нашему расписанию: чтоб на завтрак манна валилась, на обед, на ужин... Это никуда не годится именно с богословской точки зрения. Так Господь не делает. Так что это толкование нам совершенно не годится.
Следующее толкование более-менее очевидное: в этом фрагменте говорится о том, что всё зависит от Господа, в том числе и сфера экономики. Её не только люди создают, но ещё создаёт Господь Бог. И что говорится? Что надо искать прежде всего Царства Божия и правды Его, и тогда всё остальное приложится вам. В общем-то, против этой мысли трудно возразить, но она далеко не исчерпывает этого фрагмента.
Есть ещё толкование, которое говорит, что здесь Господь проводит мысль аскетизма. То есть на самом деле и одежды, и пища – это лишь вещь, а человек – он, увы, очень любит об этом заботиться и просто всю жизнь на это кладёт. Да и не только на одежду и пищу, а и на менее нужные вещи типа компьютеров. Вышла новая модель – ух ты! Процессор какой! Винчестер какой! Надо, надо обязательно старый выкинуть, а новый купить. И так далее. А Господь здесь нас учит не заботиться о материальных вещах вообще, ибо духовные вещи гораздо важнее. И учит нас не иметь много, не заботиться о большом гардеробе, жить скромно. В общем-то, так или иначе, эта мысль тоже в этом фрагменте есть. И, собственно, против этого, опять-таки не возразить. Но, опять-таки, этим не исчерпывается смысл этого фрагмента.
Тут я должен вернуться немножко назад и рассказать о труде. Мне на прошлой лекции в вопросах просили кратко обрисовать, что думает христианство о труде. И я о труде кое-что скажу, собственно, в противовес теории чуда.
Начну издалека, с Ветхого Завета. Господь создал человека и определил его в Эдем. Это такое выделенное место, где человеку было очень хорошо, там о пропитании он не заботился совершенно. Но знаменательно то, что Господь человека вовсе не оставил праздным. «И взял Господь Бог человека, которого создал, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его» (Быт.2,15).  То есть Господь дал этому, ещё не согрешившему человеку заповедь труда, работы: возделывать и хранить Эдемский сад. Но смотрите, какая это работа: это работа замечательная, радостная работа, работа творческая. Нет более творческого человека, чем крестьянин, а здесь куда лучше – надо прекрасный, большой и разнообразный сад поддерживать. И в то же время мы из этого фрагмента научаемся, что истинным владельцем всего сущего, всего созданного является не человек, а Господь Бог. Человек же должен только возделывать сад, который Господь создал, сад Господень. 
Но человек пал. И всё изменилось. И изменился, что для нас очень важно, характер труда. Господь говорит согрешившему Адаму: «…проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься» (Быт.3,17-19). То есть на человека было наложено проклятье труда, причём труда тяжёлого. Недаром «труд» ‑ от слова «трудно». Понимаете, труд труден, труд тяжёл. И так было с самых древнейших времён, и так и остаётся по сегодняшний день. Несмотря на все экскаваторы, подъёмные краны, технику, компьютеры, всё равно труд ‑ это тяжесть, очень большая тяжесть. Вот такое как бы проклятье, такое наказание несёт человек с тех пор. 
Это наказание имеет и другую сторону. Недаром труд мы называем работой. Работа - от слова «раб». Иначе говоря, работа закабаляет. Что имеется в виду? Что труд нечасто совершается в одиночку. Неизбежно человек в обществе вступает в трудовые отношения с другими, и вот  эти трудовые отношения его стесняют, ой-ой-ой как стесняют. Сейчас считается: рабства никакого нет, феодализма никакого нет, а человек якобы сам добровольно нанимается на службу. Но мы-то понимаем, что мы, тем не менее, идём фактически в рабство. Ну, уйдём мы от одного, сразу нам зарплата прекращается, надо нам куда-то встраиваться, а там свои законы, и, может быть, в этом месте ‑ более жестокие. Так что, с одной стороны в труде свободы мало. 
Но это с одной стороны.  С другой же стороны, труд спасителен. Конечно, это сказки, что труд сделал из обезьяны человека. Нет, современная наука здесь тоже концы с концами свести не может. Но наоборот верно: что труд не даёт человеку превратиться в обезьяну и вообще в скота. Это уж точно. Кто честно трудится, тот остаётся человеком всегда. Труд приучает людей к таким христианским добродетелям как терпение и смирение. Это очень трудные добродетели, я вам скажу. У подавляющего числа людей их нет, и труд хоть в какой-то степени своими ограничениями и тяжестями эти вещи вырабатывает.
Теперь подумаем: ради чего трудится человек? Есть разные резоны труда, разные мотивы. Прежде всего, человек трудится ради пропитания себя и своих ближайших родственников, своей семьи. Я семью тоже включаю, потому что людей, которые кормят только себя и на семью плюют ‑ таких, слава Богу, мало. Всё-таки человек ‑ он пока еще кормит своих детей. И Евангелие, Новый Завет этот мотив труда вовсе не третирует. Оно учитывает, что да, это человеку необходимо, что всем необходимы одежда и пропитание. И, собственно, сам Новый Завет говорит: «трудящийся достоин пропитания». Или в отрицательной формулировке: «Кто не хочет трудиться, тот и не ешь». Прямо из коммунистического Манифеста: «Кто не работает, тот не ест». Конечно, наоборот: Манифест это взял из Нового Завета, но немножко подредактировал. А это говорит апостол Павел. И вообще, христианство признаёт, что человеческий труд является источником всех благ. Заметим, что именно труд, а не капитал. И поэтому, если говорить о справедливости, то распределение должно быть по труду, а не по капиталу, как это у нас сейчас, увы.
Но этот мотив ‑ он, можно сказать, самый низкий, самый очевидный. Более высокий мотив ‑ это мотив любви, любви к ближнему, когда вы трудитесь не только для своей семьи и для себя любимого, а трудитесь на кого-то: на свою общину, на свою нацию, на свою страну. То есть трудитесь ради других. Ну, волей-неволей мы все так трудимся. А многие хорошие люди ‑ они сознательно так трудятся. Уверяю вас, есть такие до сих пор чудаки. Это очень высокий мотив. С помощью труда, с помощью способностей к труду человек реализует любовь, осуществляет эту любовь. А, как мы с вами говорили в прошлый раз, без любви никто не спасётся. Нет-нет, даже и не надейтесь. Если Вы работаете на себя ‑ ой, маловероятно. Я, конечно, не Господь Бог, это от меня не зависит, но я сильно подозреваю, что это так. Я подозреваю, что и наоборот: если человек любит, то он спасётся. Но это отнюдь не ортодоксальная мысль. Многие считают, что хоть весь Земной шарик люби, но если ты не крестился, то все равно в ад пойдёшь. Не знаю, не знаю. Дело в том, что если Вы креститесь и ходите в Церковь, то Церковь Вас учит любви, она Вам помогает любить, и в этом смысле у вас больше шансов спастись. Но я не могу, например, представить, что Александр Матросов или Зоя Космодемьянская где-то в аду ‑ я этого никак не могу принять. Для меня это святые. Они действительно любили, они жизнь отдали ради других. И я думаю, что они где-то очень высоко находятся. Но это моё мнение, так сказать «имхо». Это я доказать никак не могу.
И, наконец, ещё более высоким мотивом является работа ради Бога. Работа по Его заповедям, работа по воле Божией. Да, Господь заповедал нам всех любить, это безусловно. Но это всё-таки выше, чем вторая заповедь, второй уровень. Дело в том, что наш кусочек мира ‑ эта Земля и там, я не знаю, что-то вокруг Земли ‑ он находится во власти тёмных сил, и Господь по праву Создателя, Творца, естественно, хочет этот кусочек вернуть себе. И в этом деле, в этом грандиозном, я скажу современными словами, проекте, в общем-то очень большую роль играет человек. Господь дал человеку свободу, Свободу громадную. Свободу просто потрясающую. И Господь ждёт, чтобы человек в этом деле был Его сотворцом, Его воином Христовым, который боролся бы с тёмными силами на всех уровнях. В себе прежде всего. Но и не только в себе – и на уровне социума, на уровне всей природы. Ведь там тоже зла много. Господь хочет, чтобы всё-всё это было преображено, такова Его воля. И если мы вот эту волю чутко узнаём и эту волю выполняем ‑ это лучше всего.
И я возвращаюсь к фрагменту о птицах небесных, и хочу вам рассказать ещё одно толкование. Правда, это толкование уже встречается не в святоотеческих творениях. Его предложил наш русский замечательный религиозный философ Семён Людвигович Франк. Он заметил, что в этом фрагменте в общем-то нигде не сказано, что человек не должен работать. Да, птицы не работают, но у них совершенно другая природа. Они не могут работать, понимаете? А человек может работать. Так вот,  Франк заметил, что на самом деле в этом фрагменте нигде не говорится «не работай», а сказано «не заботься». И, более того, сказано «не заботься о себе». Вот тут раскрывается самый замечательный смысл этого фрагмента. Да, заботиться о себе нельзя, и в этом смысле надо быть как птички небесные. Но кто вам мешает заботиться о других? Фрагмент этого совершенно не запрещает, а, более того, предполагает. И тогда, если каждый будет заботиться о других ‑ это значит, что и о нём позаботятся, причём позаботятся все. И получается, что с одной стороны он вроде бы на себя не работает ‑ он как птичка небесная, ‑ но он заботится о других. А забота о других ‑ это уже не работа, это не труд, это любовь. Это совершенно другое дело, другое чувство. И тогда в точности получается по этому фрагменту, тогда мы именно найдём Правду Божию. Вот оказывается в чем Правда Божия – в любви к ближнему, доходящая до братских отношений. Это, такое, что ли, коммунистическое толкование этого фрагмента мне более всего нравится как самое глубокое толкование. То есть мы должна трудиться, но труд сделать таким, чтобы он был эквивалентен любви к ближнему. Вот тогда всё решается, все проблемы труда решаются.
И в качестве заключения. Я недавно услышал такую притчу, которая прекрасно подтверждает только что высказанную мысль. Притча не святоотеческая, это новодел такой. Не знаю, кто её придумал, не знаю. Но притча такая.
«Некто просит Господа показать ему Рай и Ад. Хорошо. Господь ведёт его в одно место, и там большой котёл, громадный, наполненный очень вкусными кушаньями, в общем ‑  слюнки текут. Вокруг этого котла сидят люди с длинными ложками, очень злые, которые ругают друг друга, всё время матерят. Все совершенно голодные. А ложки у них настолько длинные, что зачерпнёт человек - а в рот себе не может затолкать. Господь говорит: "Это Ад. А теперь пойдём в другое место". Приходят, и этот человек видит котёл. Такой же. И в нём варятся очень вкусные кушанья. Вокруг этого громадного котла сидят люди тоже с длинными ложками. Человек спрашивает: "Господи, а чем же Рай от Ада отличается? Ты же мне сейчас Рай показываешь." Господь отвечает: "Присмотрись более внимательно." Человек присмотрелся – оказывается, эти люди сыты, добрые, друг с другом ласково разговаривают, в общем - всё прекрасно. Господь говорит: «Вот эти научились кормить друг друга».
Эта притча, на мой взгляд, является прекрасной иллюстрацией к франковскому толкованию.
Ну, а теперь я могу ответить на вопросы.
 
(Вопрос): Здравствуйте. А можно рассмотреть такой момент, по поводу притчи о птицах. Возможно ли, прикладывая уже к современности эту притчу,  сказать, что именно то, что делает Запад в концепции потребительского общества, на основе этой притчи сказать, что это натуральное строительство Ада? И давно.
(Ответ): Да. Где-то так, только я бы даже не сказал, что они этого не понимают. Они это понимают, но там есть силы, которые сознательно и планомерно вот этот Ад строят.
 
(Вопрос): У меня проблемка такая – есть на компьютере файл, а в нём полезные цитаты. Есть цитата, а автора нет. Цитата по вашей тематике. Я сейчас опишу её, может, подскажете? Кого-то из святых отцов спрашивают: «Вот с одной, стороны Бог управляет миром, то есть всё в этом мире действительно предопределено. Ну, так зачем работать?» Та же  теория чуда? А он отвечает, что работать надо так, что как бы всё зависит от тебя, а молиться так, как будто всё зависит от Бога. Вы не подскажете, кто может быть автором?
(Ответ):  Нет. Вы знаете, не подскажу. Вообще, должен сказать, я не самый умный, не самый находчивый и не самый весёлый. И поэтому я только могу поискать в интернете, или в книжках порыться.
 
(Вопрос): Добрый вечер, скажите – вы против прогресса? Я правильно Вас понял?
(Ответ): Нет.
(Вопрос): Потому, что получилось, что Вы мучаетесь со своим слабым  процессором, а прогресс уже сделал такие процессоры, в которых всё быстро происходит, и вы бы не мучились.
(Ответ): Понимаете, если бы эти хорошие процессоры  ещё бы бесплатно раздавались в хорошие руки … я бы только с удовольствием.
 
(Вопрос): Ещё один вопрос.  Олигархов надо полюбить и ждать пока они сами раздадут богатства, украденные у народа?
(Ответ): Ух! Знаете! Здесь целая проблема. Вот святой Златоуст, он именно так и думал. Он жил в то время, когда казалось бы, были христианская империя, Церковь. Но на самом деле имущественные отношения были не лучше чем сейчас. И было много богатых, которые сидели на своём богатстве и не хотели его раздать. Но Иоанн Златоуст считал, что насилия в этом деле не может быть. Ну, ни в коем случае. Это гибельно – насилие. Это дискредитирует, исказит всю идею. Поэтому он всю свою проповедь строил так: он убеждал богатых, чтобы они сами, добровольно отдали своё богатство бедным. Он массу виртуозных аргументов приводил. Но это святые отцы так говорили. А если вы меня спрашиваете? Я, честно говоря, не знаю. С одной стороны Златоуст, а с другой стороны, насчет олигархов  ‑ ясно, что не отдадут. Не знаю как быть…
 
(Вопрос): Николай Владимирович, я далека от религии, но мне понравились как ваши принципы, так и ваша логика. Вот, и мне интересно, среди священнослужителей, или нет ‑, среди богословов и среди ваших преподавателей, да, когда вы изучали богословие ‑ Ваши взгляды, они скорее в мэйнстриме, то есть главные, или такая вот такая оппозиция. Много ли людей верующих с такими взглядами?
(Ответ): Они – оппозиция, к сожалению. Среди простого народа, мирян ‑ много, примерно вот так думающих,  и их становится всё больше и больше. А среди клира – нет. Там такая позиция есть, отдельные священники, которые примерно так думают, но у них тяжёлая жизнь, надо сказать. Да и у меня  не простая жизнь. Меня очень часто принимают просто за умалишённого. И это именно в церковной среде. К сожалению.
 
(Вопрос): Николай Владимирович, я хотел бы немножко вернуться к Иоанну Златоусту. Вот, по поводу его взглядов на имущество. Были ли у него оппоненты среди святых отцов или, скажем, среди богословов? И если были, то насколько успешной была их аргументация? Спасибо.
(Ответ): Знаете, всё было немного не так. Явных оппонентов у него не было. Златоуст – он довольно быстро был канонизирован, причём канонизирован в ранге вселенского  учителя Церкви. Это очень высокий ранг, с которым трудно спорить. Но была, во-первых неявная оппозиция. А во-вторых, Златоуста замалчивали. Его самые замечательные мысли просто не повторялись, они замалчивались. А повторялись его мысли, которые он говорил людям новоначальным. А новоначальные не могут  сразу прыгнуть наверх, к совершенству. Бывают  такие случаи, но очень редко. Нормальный путь – это восхождение «по ступеням». И для новоначальных Златоуст такой высокой цели, как общая собственность,  цели полного нестяжания не ставил. Он понимал, что они «не потянут». Хотя он считал, что никогда не надо на какой-то ступеньке останавливаться. Задача христианина – идти, идти, идти выше к совершенству. Вот такие высказывания у Златоуста повторялись очень часто. Златоуст ‑ это 25 толстенных томов. Полностью его мало кто прочёл. А сделали выжимки из Златоуста и вот, получилось, что по поводу его имущественного  учения  Златоуст учит, в общем-то так же, как и другие святые Отцы, что он апологет климентистской доктрины. То есть развитие богословия зачастую шло по пути искажения святоотеческой мысли, принижения её. А вот так явно, чтобы  кто-то выступал и говорил, что Златоуст не прав – такого не припомню. Еще бы – попробуйте Вы с великим вселенским учителем подискутировать…
 
(Вопрос): Николай Владимирович, как на ваш взгляд: такое качество, как паразитирование, старше, чем история человечества?
(Ответ): Паразитирование? Ну почему старше? В человеческую природу это качество не заложено. Господь это не сотворил, это ‑ следствие падшести человека. Человек пал, и природа его испортилась. Я не буду и не смогу объяснить, как это произошло, но вот плоды падшести мы все видим каждую секунду. Посмотришь в окно – гадко там, посмотришь в душу к себе: ой, сколько мерзости там наворочено. И, понимаете, падшесть эта ‑ она тотальна. И паразитирование – оно следствие падшести  человеческой. Не знаю, ответил ли я на Ваш вопрос? Или Вы имели в виду, что-то другое?
(Вопрос): Я имел ввиду другое. То, что в принципе это заложено в генах очень давно. И наблюдать это можно в живой природе практически везде.
(Ответ): А, понимаете, по церковному учению природа тоже впала в падшее состояние после грехопадения человека. Опять-таки, я это не могу аргументировать и как-то объяснить. Так учат святые отцы. Сам я не теолог и не биолог, я в этом ни бельмеса не понимаю. Так что когда начинаются вопросы о генетике, я здесь пас.
 
(Вопрос): Меня немного испугало, когда вы сказали, что вы в оппозиции. Я, просто, когда слушала… Всё, что я знала до этого в церкви, то, что я читала у святых отцов, какие-то мои взгляды, Евангелие, что читал нам батюшка, объяснял. Всё, в общем, так и было, я так же думаю,  как и вы, и все мои знакомые из церкви, и святые отцы, опять же, я говорила.  Вот, в каких именно местах вы говорите об оппозиции? Вы можете пояснить немножко? Почему это, то есть все мысли, которые вы высказали ‑ я думаю, что церковь так и думает, и всё, что я слышала ‑ это так и было.  А в каком месте оппозиция? Это вы про что говорили?
(Ответ): Ну как? Вот простая вещь. Спросите батюшку вашего: «Батюшка, что лучше ‑ общественная собственность или частная?» Батюшка вам ответит: «Ну, конечно частная  лучше».  Он по-любому скажет: «вот большевики, они сделали общественную собственность и что хорошего? Что в итоге получилось?  Гулаг сплошной  – одна часть страны живёт в Гулаге, остальная её охраняет». Я массу раз слышал это из уст очень хороших, умных батюшек.
(Вопрос):  Только насчёт этого, только по отношению к частной собственности?  А насчёт всего, остального, о чём вы говорили ‑ к этому не относится? Правильно?  То, что вы много фрагментов говорили?
(Ответ): Я не знаю. Я считаю, что я просто актуализирую Святоотеческие мысли, которые подёрнулись немножко паутиной, которые кто-то подправил,  адаптировал, причем, настолько, что их, как бы и не узнать. Ну и, слава Богу, если я для Вас ничего нового не сказал. Я очень рад.
 
(Вопрос): В продолжение вопроса о том, что с одной стороны ‑ слова Златоуста,  а с другой стороны понятно, что сами не отдадут. А есть же какое-то вот учение о понятии ‑ о насилии и ненасилии. Это вот – «подставь другую щёку». Вот этого вопроса мы коснёмся когда-нибудь, или может быть это не сейчас?
(Ответ): Понимаете, Вы хотите, чтобы я вам всё христианство объяснил. Нет, я этого делать не буду.
(Вопрос): Может быть, посоветуете, где это посмотреть? Не понятно.
(Ответ): Понимаете, подставить другую щёку ‑ это заповедь личная, относящаяся к индивидуальному человеку. Каждый должен так себя вести. Но если обижают Вашего ближнего, то надо не подставлять щёку, а надо наоборот обидчику врезать. И это будет по-христиански. А вот что касается насилия в плане социальном – отнять у олигархов. Ну, вот, большевики отняли, а эти тогдашние олигархи не отдавали. Что делать было большевикам? Они их стали расстреливать, так как тех-то много, которые не хотят отдавать. Ну а в результате, что получилось?  Теперь нас этим Гулагом всё время топят и в сортир носом тыкают. Чуть что: «А вон ваши коммунисты Гулаг устроили, столько народу погубили!». А, кстати,  сколько? Я занимался проблемой репрессии в среде православной Церкви. Ну, это очень серьёзно. Около ста тысяч человек пострадало. Вот эта цифра более или менее достоверна. Из их 40% расстреляно или умерло где-то в местах заключения. Ну, а в общем-то это люди хорошие, верующие. Хотя они, может быть, и были за частную собственность, считали, что большевики – это грабители, что такие-сякие, что в колхозы ни в коем случае нельзя вступать: это сатанинское сборище и прочее. Задача – всё это разгрести, честно обо всем сказать. Вот тогда люди, мне кажется, увидят, поверят и повернутся лицом. Если же говорить, что Гулага не было: то, ребята, это всё ‑ это конец.  Ведь я-то знаю, что был, и все знают, что был. Но и другая позиция, что вот почти все сидели в Гулаге, а остальные были вохрами, их охраняли – это тоже абсолютно неверно. Даже с точки зрения чисто экономической. Гулаг давал, ну 3% ВВП нашей советской экономики. Ну, в некоторые, послевоенные, годы ‑ 4% , не более. Остальные-то 96% кто создавал?
(Вопрос): Николай Владимирович, у нас последнее время отнюдь не вспоминают о таком свойстве православной церкви и учении, правильнее сказать, как соборность. И, как я понимаю, здесь есть какая-то увязка с частной и общественной собственностью . Вот вы с этой точки зрения не рассматривали соборность Русской Православной Церкви?
(Ответ): Да, конечно, рассматривал.
(Вопрос): Расскажите пожалуйста, как они эту частную собственность с этим свойством:  соборность. Она как то сочетается, они как-то борются?
(Ответ): Нет. Я считаю, что не сочетается. Понимаете, собственность растаскивает нас по углам. И при тотальном господстве частной собственности никакой соборности не получится. Соборность ‑ это единство в любви. А частная собственность убивает любовь. Убивает. Ибо она людей делает эгоистами. Ну, вот посмотрите на нашу молодежь. Ну, вы тоже молодёжь... Я вот преподавал, я эту молодёжь видел. С одной стороны ‑ это неплохие люди. Но, понимаете, у них атрофированы, так сказать, все коллективистские инстинкты. Они  даже не умеют друг другу подсказывать. Вот мы в школе подсказывали, друзьям списывать давали и прочее. Оказывается, сейчас нет этого. Ну куда это годится?
(Вопрос):  Не подскажете, а есть ли какое-нибудь учение такое, которое как-то там сформулировало соборность, чтобы можно было, соответственно,  по пунктам показать, в чём это противоречие с капиталистическими отношениями.  Не пробовали, никто этим не занимался?
(Ответ): В общем, отчасти пробовали, но так вот целенаправленно, в точности, я такой работы не знаю. Это дело будущего. Напишите!
 
(Вопрос): Несколько раз, довольно часто Вы употребляли выражение «святоотеческое предание». Вы не могли бы подробнее рассказать, что вы под этим имеете в виду? И вообще, впредь подчёркивать, какие конкретно тезисы Вы берёте непосредственно из писания, а какие непосредственно из предания? Что именно, кого именно Вы приписываете, какие именно труды Вы относите к Святоотеческому преданию?
(Ответ): Понятно. К святоотеческому преданию я отношу труды святых отцов. Прежде всего, великих православных отцов IV века: Амвросий Медиоланский, Василий Великий, Григо́рий Богослов (Назианзи́н), Григо́рий Ни́сский, Иоанн Златоуст. Ну, было в III-ем веке много святых отцов и еще некоторые в других веках. Разделять же Священное Предание и Священное Писание нельзя ‑ это не конструктивно. Дело в том, что святые отцы по большей части, на 80%, в своих произведениях комментировали Евангелие. Или Ветхий Завет, что реже. В основном – Евангелие. Собственно, у Златоуста его проповеди ‑ сплошь комментарии на Евангельские и вообще новозаветные тексты. Вот он только что прочитал фрагмент Евангелия и тут же его начинает объяснять. Святоотеческое предание – оно, мы верим, правильно комментирует Евангелие. Не произвольно, а так, как это понимает Церковь, и так, как нам нужно понимать. Формально предание ‑ это то, что знает и хранит Церковь, но что не является Писанием. А Писание ‑ это Новый Завет и Ветхий Завет.
(Вопрос): Хорошо. А другие русские философы, XIV века, тоже считаются?
(Ответ): Нет. Это не святоотеческое предание. Они, по-своему, не менее замечательны. Я Вам скажу, я очень люблю русских религиозных философов. И если мы доживём, у меня обязательно будет по ним цикл лекций. Примерно человек пятнадцать из них ‑ это, просто, мои друзья, о которых мне вам очень хочется рассказать. Но надо потерпеть, подождать. Святоотеческому преданию они не относятся – такова терминология. Хотя может быть в будущем они туда войдут.
(Вопрос): Ну, хорошо. А такие фигуры, как Иосиф Во́лоцкий, там, наши знаменитые русские настоятели? Например, в средние века писали ‑ их вы относите к преданию?
(Ответ): Я, честно говоря, ‑ нет. Но некоторые относят.
(Вопрос):  Спасибо.
 
(Вопрос): Здравствуйте! Хотел бы услышать, как Вы прокомментируете такой момент, что Иисус  Христос противопоставляет себя миру, и своих учеников, и тех, кто за ним идут: говорит, что они «не от мира сего». И там даже такая фраза есть что «я победил мир». То есть имеется в виду, что Христос победил Мир, как вы это прокомментируете?
(Ответ): Понимаете, Христос победил Мир.
(Вопрос):  То есть, Он противопоставил себя как бы?
(Ответ) Нет…
(Вопрос): То есть, Он объяснил, такую фразу сказал? Что Он «не от мира сего».
(Ответ): Да.
(Вопрос): И те люди, кто принимает Его в себя, то есть Его истинное слово ‑ они тоже становятся «не от мира сего», и как бы они противопоставляют себя этому миру? Земному,  имеется в виду, не небесному.
(Ответ): Понимаете, противопоставление миру – здесь имеется в виду противопоставление миру греховному, миру, который во зле лежит. Вот от этого мира надо уходить. И всегда Господь и своих учеников учил уходить  именно от мира грешного.
(Вопрос):  Земного, то есть?
(Ответ): Нет. Понимаете, я сегодня говорил, что Господь этот мир сотворил, Он его не уничижает. Задача Христа, в конце концов, этот мир преобразить, сделать его наполненным благодатью, сделать его Своим. Но пока… пока это не выполнено. В этом процессе должен участвовать человек. Пока он в этом участвует, в общем, недостаточно, противоречиво участвует. Но мира Христос не отрицает. Боже упаси так думать.
(Вопрос): Я не про отрицание, а про противопоставление. То, что есть, грубо говоря, мир земной, животный, низменный, который живёт по своим законам. А Христос является неким революционером, который выступает против этого мира, даёт ему некое новое Слово, которое меняет этот мир в новое качество.
(Ответ): Да, в этом смысле ‑ преображение мира. Но не отрицание, не противопоставление. Противопоставление греху в мире, но не миру. Я это так понимаю. И, более того, многие святые говорили: например, Максим Исповедник ‑ он говорил, что задача человека по заповедям Господним, по воле Господней этот мир преобразить. Преобразить и  космос, преобразить и социум, и вообще этот мир сделать раем.
(Вопрос):  Это и есть противопоставление. Если Он хочет что-то изменить, значит этот мир уже Его не устраивает.
(Ответ): Это да. Конечно, не устраивает.
 
(Вопрос):  Здравствуйте! У меня такой вопрос. Я по поводу «птиц небесных». Не считаете ли Вы, что проповедь Христа – она, скорее, в данный момент, палеолитическая, нежели коммунистическая. То есть не заботиться. Он призывает человека, то есть быть, как птица небесная. Не заботиться о, собственно говоря, хлебе насущном, одежде, то есть быть фактически в образе палеолитического человека: охотника, собирателя, который, собственно, живёт присваивающей экономикой, а не производящей
(Ответ): Понимаете, но я думаю, что люди палеолита вовсе не были птичками небесными. Они очень  трудились, упорно, потому что  какого-нибудь мамонта завалить ‑ это сложное дело.
(Вопрос): Говорят, что всего 4 часа тратится на полное обеспечение жизни экономической.
(Ответ): Кто Вам сказал?
(Вопрос): Самые разные источники…
(Ответ) Учёные?
(Вопрос): Самые разные исследователи современной антропологии
(Ответ): Ну, знаете, они вам могут на уши такое навешать… Я сомневаюсь.
(Вопрос):  Вы во всю науку не верите? В  современную антропологию?
(Ответ): Я верю в науку, но в данном случае, как мне кажется, это некая спекуляция. Чем это доказано? Где опыт научный?
(Вопрос): Основано на исследованиях современных охотников и собирателей, знания ...
(Ответ): Ну, понимаете, биология, когда она лезет куда-то в глубь времени ‑ она становится спекулятивной. Там доказательств настоящих нет никаких.
(Вопрос) До сих пор остались охотники и собиратели, которые живут в очень неблагоприятных, условиях.
(Ответ): Ну, и что? Они не вкалывают?
(Вопрос): Четыре часа в среднем экономически живут они.
(Ответ): Ну не знаю, не знаю. Хотя, я, может быть, в конце концов и соглашусь, что они тратят на жизнеобеспечение только четыре часа. Но для того, чтобы первобытные охотничьи племена существовали, им для проживания нужна огромная территория – либо тайга, полная дичи, либо джунгли, где плоды свисают прямо с деревьев. Если всех людей перевести в режим первобытного проживания, то население нужно сократить до нескольких миллионов – остальным просто не хватит тайги и джунглей. Я никак не могу помыслить, что Христос имел в виду этот вариант.
 
В следующий раз мы будем продолжать Евангельские штудии. Я вам расскажу о самом удивительном, и, в общем-то, самом непонятном евангельском фрагменте. Фрагменте очень важном, который доказывает безблагодатность, гнусность и даже нечестность частной собственности. Там есть такой фрагмент.
 

Лекция Н.В. Сомина на тему "Коммунистические идеи в Святоотеческом учении в свете имущественной этики" №4 (стенограмма)

Аватар пользователя Анастасия Бушуева
Лекция 4 от 30.07.2013: «Коммунистические фрагменты» Деяний апостольских
 
Наш курс лекций озаглавлен «Коммунистические идеи в христианстве». Но дело в том, что на предыдущих лекциях эти коммунистические мотивы всё-таки не прозвучали во весь голос. В конце эпизода с богатым юношей мы выяснили, что Христос организовал общину, где кроме апостолов были ещё люди с общей собственностью, с общей кассой. На второй лекции мы, разбирая эпизод с птицами небесными, выяснили, что его лучшее толкование — опять-таки через коммунистический мотив. Что не заботиться о себе можно только тогда, когда вы заботитесь о других и, тогда другие позаботятся и о вас. А забота о других — это уже не забота – это любовь к ближнему. В третьей лекции мы выяснили, что само понятие частной собственности Христом вовсе не приветствуется. И есть такая притча о неверном управителе, которая, если правильно ее толковать, оказывается страшным ударом по частной собственности. Но сегодня я хочу напрямую оправдать название цикла, и посвящу свою лекцию так называемым «коммунистическим фрагментам» Деяний Апостольских. Деяния Апостольские — книга очень авторитетная, входящая в Новый Завет. Написана она, по Преданию, евангелистом Лукой, тем самым, о котором мы в прошлые разы говорили. Эти коммунистические фрагменты описывают столь необычную ситуацию, что вокруг неё образовалась большая литература, большое разнообразие мнений. И вот об этом столкновении мнений и будет идти речь. Ну, а пока я зачитаю часть этих фрагментов.
 
Все же верующие были вместе. И имели всё общее. И продавали имение, и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого (Деян.2,44-45). Это уже во второй главе Деяний говорится. А после ещё раз апостол Лука повторяет для непонятливых. У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа. И никто ничего из имения своего не называл своим, но всё было у них общее. Апостолы же с великою силою свидетельствовали о воскресении Господа Иисуса Христа, и великая благодать была на всех. Не было между ними никого нуждающегося. Ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов. И каждому давалось, в чём кто имел нужду. Так, Иосия, прозванный от апостолов Варнавою, что значит «сын утешения», Левит, родом кипрянин, у которого была своя земля, продав ее, принёс деньги и положил к ногам апостолов. (Деян.4,32-36).
 
Пока я остановлюсь и обрисую ситуацию. В первой главе Деяний Апостольских Лука говорит о Вознесении Господа, а во второй главе он повествует о сошествии Святаго Духа на апостолов и ближайшее к ним окружение. И за этим в той же главе говорится, что: «Все же верующие были вместе и имели всё общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде всякого». Получается, что чуть ли не первое значительное деяние апостолов было именно это. Первое, что они сделали – это организовали общину, в которой естественным образом возникла общая собственность. Причём люди сами, по своему почину, стали продавать то, что у них было. И вырученные деньги приносили в общину, как здесь говорится, к ногам апостолов. И после уже эти средства распределялись, смотря по нужде всякого.
В четвёртой главе Лука более подробно об этом повествует. Говорит, что «не было между ними никого нуждающегося; что все, которые владели землями (заметьте: все) или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду». Конечно, событие поразительное, удивительное, необычайно высокое в нравственном смысле. Вот такой единый порыв людей, которые поверили в Христа, почувствовали благодать, о чём и говорится: «Великая благодать была на всех». И стали объединять свои имущества. Это, конечно, события настолько из ряда вон выходящие, что, как я уже сказал, они комментировались, комментировались многими, и, как всегда, комментировались по-разному.
Мы начнём как всегда со святых отцов. Это для нас наиболее авторитетный источник. Не только в силу авторитетности святых отцов, а ещё дело в том, что они, люди III, IV, V веков, гораздо ближе были к этим событиям, чем мы с вами, и больше об этом знали. Оказывается, что все они относятся к происшедшему в Иерусалимской общине с огромной симпатией.
Киприан Карфагенский, святой III века, пишет: «Всё наше богатство и имущество пусть будет отдано для приращения Господу, который будет судить нас. Так процветала вера при апостолах. Так первые христиане исполняли веления Христовы», ‑ это — веления Христовы! – «Они с готовностью и щедростью отдавали всё апостолам для раздела». Я кое-что пропущу. 
Василий Великий, человек удивительный, великий учитель Церкви, пишет:  «Оставим внешних и обратимся к примеру этих трёх тысяч».  Дело в том, что сразу перед этим Лука говорит, что к этому моменту, в результате проповеди Петра уверовало около трёх тысяч человек, а после ещё больше составляло эту общину. «Поревнуем обществу христиан. У них было всё общее: жизнь, душа, согласие, общий стол, нераздельное братство, нелицемерная любовь, которая из многих тел сделала единое тело».  И так далее.
Но больше всех восторгается происшедшим в Иерусалимской общине святой Иоанн Златоуст, к которому мы очень часто обращались, который более всего писал об имущественной проблеме в Церкви. Ну, на самом деле, не писал, а говорил. И, кстати, следующую лекцию я посвящу целиком учению святого Иоанна Златоуста. Это нечто удивительное, очень продуманное, взвешенное, гармоничное, объединяющее все разделы имущественной проблемы. Так вот, Иоанн Златоуст, комментируя Деяния Апостольские, пишет, точнее, говорит:
«Когда апостолы начали сеять слово благочестия, тотчас обратились три тысячи, а потом и пять тысяч человек. И у всех было одно сердце и одна душа. А причиною такого согласия, скрепляющего любовь их и столько душ соединяющего в одно, было презрение богатства. «И никто ничего из имения своего не называл своим, но всё было у них общее», Когда был исторгнут корень зол, разумею сребролюбие, то превзошли все блага, и они тесно были соединены друг с другом, так как ничто не разделяло их. Это жестокое и произведшее бесчисленные войны во вселенной выражение «моё и твоё». Обычно словами  «моё и твоё» Златоуст называл собственность – очень образно, надо сказать. «Когда это  «моё и твоё» было изгнано из той святой Церкви, и они жили на земле как ангелы на небе: ни бедные не завидовали богатым, потому что не было богатых, ни богатые презирали бедных, потому, что не было бедных, но было всё общее. «И никто ничего из имения своего не называл своим. Не так было тогда как бывает ныне. Ныне подает бедным имеющий собственность. А тогда было не так. Но, отказавшись от обладания собственным богатством, положив его пред всеми и смешав с общим, так же незаметны были те, которые прежде были богатыми. Так что если какая-то может  рождается гордость, от презрения богатства, то она была совершенно уничтожена, так как во всём у них было равенство, и все богатства были смешаны вместе. Смотри, какой тотчас успех: не в молитвах только общение, и не в учении, но и в жизни. Это было ангельское общество, потому, что они ничего не называли своим». Ну, и так далее. Я вас не буду утомлять длинными цитатами. У Златоуста очень много можно найти на эту тему. И именно в комментариях Деяния Апостольские, слова Златоуста приобретают наибольший пафос.
 Сделаем кое-какие выводы. Во-первых, святые отцы не сомневаются, что в Иерусалимской общине было, как говорится по-церковнославянски, «общение имений», то есть общественная собственность, или, говоря иначе, христианский коммунизм. Во-вторых, святые отцы безусловно принимают это устроение за подлинный, настоящий, высочайший, христианский идеал. Златоуст по этому поводу говорит: «Это было ангельское общество».
Но с тех пор много воды утекло. И, если мы сразу переместимся в XIX век, то мы неожиданно найдём, причём у богословов наших конца XIX века, другие оценки. Совершенно другие, что поразительно. Первый тезис, который выдвигают новые богословы XIX века, заключается в том, что, по их мнению, никакого коммунизма в Иерусалимской общине организовано не было. Нет, там было другое: в Деяниях просто описывается складчина, образование некого общественного фонда, который состоял из добровольных пожертвований. Это мнение, всё время повторяется.
Кстати, наиболее чётко сформулированную позицию можно, опять-таки, найти у отца Иоанна Восторгова, о котором я вам как-то уже упоминал. Он писал: «Отрицалась ли первыми христианами собственность, при том общении имуществ, которое мы видим в Церкви Иерусалимской. Иначе говоря, принудительно ли совершалась продажа имений, внесение денег в общую кассу? Общежительно ли это было для всех христиан первого времени? Ни то, ни другое, ни третье. В той же книге Деяний читаем, что Мария, мать Иоанна-Марка, имела собственный дом в Иерусалиме», ‑ мол, вот тебе и общая собственность – «Из слов Апостола Петра об Анании:» ‑ мы к этому эпизоду с Ананией и Сапфирой перейдём  попозже, это очень интересный эпизод ‑ «Чем ты владел, не твоё ли было?» мы заключаем, что ничего принудительного в продаже имения не было. И если Анания и Сапфира были наказаны, то наказаны не за то, что оставили собственность у себя, а за обман, за ложь, соединённую с тщеславием». Священник  Пётр Альбицкий вторит о. Восторгову: «Коммунизма в социалистическом смысле не было между первыми христианами». Ну, и так далее. Вот примерно такую позицию занимают практически все наши богословы — православные богословы XIX века. То есть, утверждается, что это была складчина, в которой участвовали вовсе не все члены общины, и не всё имущество общины было обобществлено. И складчина образовывалась на добровольных началах.
В общем-то, я немного удивляюсь этим тезисам, потому что они напрямую противоречат словам текста Деяний Апостольских. Весь рассказ об этом событии апостолом Лукой  нарочито насыщен, как говорят математики, квантором общности: все, каждый. Вот смотрите: «Все же верующие были вместе. И имели всё общее. И продавали имение и всякую собственность, и разделяли ее всем, смотря по нужде каждого. И никто ничего из имения своего не называл своим, но всё было у них общее. Не было между ними никого нуждающегося. Ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного. И каждому давалось, кто в чём имел нужду». Вот как бы Лука говорит: «Все отдали всё, распределяли всем». А богословы утверждают, что «нет, нет, всё-таки, не все, и не всем».
Что же касается дома матери Иоанна-Марка, то достаточно прочитать немножко дальше, о чём пишет Апостол Лука в двенадцатой главе: «И, осмотревшись, пришел к дому Марии, матери Иоанна, называемого Марком, где многие собирались и молились» (Деян.12,12). Оказывается, дом Иоанна-Марка использовался всей общиной как молитвенный дом. Ну, и спрашивается, зачем же его продавать, когда он и так используется всей общиной?  
Теперь относительно того, что коммунизм в Иерусалимской общине был добровольным. Да, действительно, добровольным, а кто с этим спорит? Ну почему, добровольность должна  исключать коммунизм, как неожиданно считают новые богословы? Наш богослов уже XX века, очень интересный, глубочайший человек, Феликс Карелин, об этом пишет: «Толкователи книги Деяний не раз пытались ослабить нормативное значение первохристианского коммунизма на том основании, что общение имуществ было у первых христиан делом совершенно добровольным. Довод явно неубедительный. Личная святость тоже является делом совершенно добровольным. Можно ли на этом основании утверждать, что христианство не требует от человека личной святости?» Действительно, нигде нет упоминания о том, что вот эта передача имуществ в собственность общины стала такой нормативной, правовой нормой. Но фактически она стала некой нравственной нормой. И это я попробую раскрыть на эпизоде с Ананией и Сапфирой, который апостол Лука тут же за прочитанным фрагментом приводит. Я подчёркиваю: этот эпизод с Ананией и Сапфирой – одно из замечательнейших мест Нового Завета.
«Некоторый же муж, именем Анания, с женою своею Сапфирою, продав имение, утаил из цены, с ведома и жены своей, а некоторую часть принес и положил к ногам Апостолов. Но Петр сказал: Анания! Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твоё мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли? Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось? Для чего ты положил это в сердце твоем? Ты солгал не человекам, а Богу.  Услышав сии слова, Анания пал бездыханен; и великий страх объял всех, слышавших это» (Деян.5,1-5).
Пал бездыханен — умер. И через три часа, как повествует Лука, то же самое произошло и с женой его Сапфирой. 
Богословы XIX века считают, что этот эпизод как раз подтверждает их тезисы. Ну, во-первых, подтверждается, что всё делалось добровольно. Во-вторых, говорится: «Ну, что тут такого? Люди отдали часть, а другую часть они, так сказать, заначили себе. Ну, это вполне естественно. Вот видите, даже люди, которые поверили в Христа и с огромным энтузиазмом влились в Иерусалимскую общину, тоже оставили часть своего имения себе, и где-то припрятали на всякий случай». И отсюда делается вывод, что само устроение  Иерусалимской общины было настолько непрочным, что она существовала очень короткое время, и что это вообще противоестественно для человека. Вот нормальные люди ‑ Анания и Сапфира ‑ в общем-то, разумно, хорошо поступили. А почему Господь так их неожиданно и так строго наказал? Объясняется ‑ за обман. Обманули они, вот Господь их и лишил жизни. Что касается обмана, мы, честно говоря, тоже частенько лжём, говорим неправду, обманываем, чего греха таить. Иногда по мелочи, чтобы казаться получше, иногда по крупному. Но, в общем, пока мы все живы и пока вот так сразу не падаем бездыханными. Значит, всё-таки дело немножко в другом, как представляется. А в чём же дело? Давайте попробуем разобраться.
Я остановлюсь на трёх моментах. Во-первых, я уже сказал, что общение имуществ стало если не юридической нормой для Иерусалимской общины, то нормой нравственной. Иосия первый продал всё и деньги положил к ногам апостолов. Все конечно были восхищены этим поступком. Высочайший, замечательный поступок. После и другие последовали его примеру. Получается: а что же остальные? Им уже как-то неудобно поступать иначе: что подумают те, которые отдали всё имущество. Наверно они подумают, что эти люди недостаточно верят в обетование Христово, не верят в то, что решили сделать апостолы. А ведь все отлично помнили, что только недавно апостолы получили Духа Святаго в снисхождении языков – это всё описано в той же второй главе. Получается, они ни во Христа не верят, и апостолам не верят. Поэтому естественно, что за первыми последовали все остальные. Это естественная психологическая необходимость. Итак, неудивительно, что апостол Лука говорит, что все продавали своё имение, и всю выручку положили к ногам апостолов. А наши герои, Анания и Сапфира, они вот решили иначе. Они, может быть, тоже были увлечены, как и все. Или, лучше сказать, они хотели казаться, как и все – такими же святыми, такими же увлечёнными. Но на самом деле они были обычными людьми. И заботились о том, как бы чего не вышло: «А вдруг всё развалится, и тогда мы на бобах останемся? Нет, так, конечно, нельзя делать». И заначили часть своего имения. Вы видите, насколько ниже нравственный уровень Анании и Сапфиры по сравнению с другими членами Иерусалимской общины.
И здесь, во-вторых, может быть ещё более разителен такой момент. В тесте говорится: «И каждому давалось, кто в чём имел нужду». Значит, давалось и Анании с Сапфирой. Иначе говоря, все, в том числе и Анания и Сапфира, жили, так сказать, на полном пансионе, пользовались всеми благами, которые община им предоставляет. Ну, я думаю, всякому ясно, что если ты хочешь пользоваться всем, то ты предварительно должен отдать всё. Это элементарно. Скажем, вот такой житейский пример: пошли вы в поход, или на пикник. Обед. Все, естественно, из рюкзаков выложили всё съестное, положили на общий стол. Все сидят, шутят, смеются. Каждый берёт с этого стола всё что хочет. И это вполне естественно. В походной обстановке ну как иначе? Да это совсем просто! Тут не надо быть никакими святыми, никакими христианами, это для всех очевидно. И теперь представьте себе: вдруг после выясняется, что один человек, который только что сидел за общим столом, – вдруг его обнаружили где-то в кустах, он заначил какие-то припасы вкусные, сидит и тихонько грызёт шоколадки. Спрашивается: как к этому человеку ребята будут относиться? По-моему, в лучшем случае, без уважения. 
В нашем московском дворе на Русаковской улице, где я бегал мальчишкой, после такого поступка в этой мальчишеской среде с вами точно никто бы не разговаривал. А то бы ещё по шее надавали. И это нормальное человеческое понимание ситуации. А здесь этот эффект усилен во много раз. Вся община живёт высочайшей жизнью, это сообщество ангелов. У них была ангельская жизнь, как говорит Иоанн Златоуст. И вдруг выясняется, что эти люди, Анания и Сапфира, пользуясь всем, имеют ещё где-то на стороне, может быть, даже какое-то дело. Может они имеют там бизнес, может быть, они эти деньги там прокручивают. Чувствуете: нравственный разрыв между общиной и Ананией и Сапфирой очень большой, просто громадный. То есть, Анания и Сапфира грубейшим образом профанировали то святое ангельское общество, которое с установлением общей собственности возникло. И недаром Иоанн Златоуст, когда комментирует этот эпизод с Ананией и Сапфирой, даже не употребляет слова «обман», на что нажимают вот эти комментаторы XIX века, а говорит «святотатство». Он пишет: «И когда столь многие поступали так же, как Варнава, когда была такая благодать, такие знамения, он, Анания, при этом не исправился, но, будучи однажды ослеплён любостяжанием, навлёк погибель на свою голову».
Кстати, некоторые считают, что это апостол Пётр, который выговаривал Анании и Сапфире, убил их обоих. На самом деле из текста это никак не следует. Апостол Пётр никого пальцем не тронул. А это вот такой удивительный промысел Божий, вот такое наказание: если ты наплевал на святое, – а святой была жизнь этой общины, – вот и получай эквивалентное наказание. Наказание, которое демонстрирует нам всю высоту жизни первых христиан и всю глубину падения Анании и Сапфиры. Ну, уж я не знаю, как это произошло: инфаркт, инсульт... Этого текст Деяний нам не доносит. 
И, наконец, третье соображение, дополняющее, почему наказание было столь суровым. Дело в том, что вообще-то существует один закон духовной жизни: обособление от зла. Чтобы добро возрастало, его надо обязательно огородить от зла, отделить эти вещи. Иначе ничего серьёзного, ничего хорошего не получится. Если добро и зло в одном месте настолько перемешаны, что ты их не разделишь, никакой высоты устроения, никакой высоты добра, святости в социальном смысле получить нельзя. Это железный закон. И не даром Господь учредил рай и ад. И они разделены, как в Евангелии говорится, глубоким рвом, и перепрыгнуть оттуда туда нельзя. Вот там этот принцип обособления от зла, он реализован Самим Господом, причем на 100%! Поэтому Его надо стараться везде реализовывать. И, конечно, его понимал  и апостол Пётр, лидер Иерусалимской общины. И он именно ппоэтоу так строго внушал Анании и Сапфире. И я думаю, что апостол Пётр нисколько не удивился вот такому наказанию Божию. Для него это было, может быть, даже понятно и естественно.
И недаром говорится, что «великий страх объял всю церковь и всех слышавших это» (Деян.5,11). Да, Господь научил всех, как плевать на святое! И после этого уже, видимо, таких событий, как с Ананией и Сапфирой, в общине не происходило. Хотя, конечно, человек — существо слабое, падшее, и в Иерусалимской общине происходили другие нестроения. Это эпизод с поставлением семи диаконов.
«Когда умножились ученики, произошел у эллинистов ропот на евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей. Тогда двенадцать апостолов, созвавши множество учеников, сказали: нехорошо нам, оставив слово Божие, пещись о столах. Итак, братия, выберите из среды себя семь человек изведанных, исполненных Святаго Духа и мудрости; их поставим на эту службу, а мы постоянно пребудем в молитве и служении слова. И угодно было это предложение всему собранию» (Деян.6,1-5).
То есть, другие начались нестроения, не меньшего масштаба, но тоже неприятные. В этом фрагменте рассказывается о том, что поссорились две группы из общины: одних апостол называет эллинистами, а других евреями. На самом деле, и те, и другие по национальности были евреями. Просто эллинисты — это евреи из рассеяния, которые прибыли в эту общину, а евреи — это местные, Иерусалимские. Вот эллинисты увидели, что их люди, вдовицы, получают меньше, чем другие. И тогда апостолы решили поставить семь человек, которые позже были названы диаконами. И поставить именно для того, чтобы они занимались этими социальными проблемами внутри общины, Смотрели, насколько справедливо распределяется богатство, не обижен ли кто.
Почему я об этом говорю? Дело в том, что отсюда видно, что апостолы очень упорно держались за христианский коммунизм. Вот, казалось бы, начались нестроения, люди недовольны, и это повод, для того, чтобы прекратить это всё. Пусть общинники будут питаться тем, что каждый имеет. Но они этого не сделали. Наоборот, несмотря на нестроения, они с необычайным упорством продолжали это дело. И для того, чтобы христианский коммунизм продолжался, поставили вот этих семь диаконов.
Позже они преобразовались в наших диаконов, которые сейчас служат в храмах. Но ещё очень долгое время диаконам вменялось в обязанность, кроме церковной службы, ещё всякие социальные занятия: ходить по прихожанам, выяснять, кто чем и как живёт, помогать из церковных средств прихожанам. И только, к сожалению, уже, где-то в последнее время, в новое время, начиная с XVIII века, эта функция диаконов пропала. 
Таким образом, общность имущества является христианским социальным идеалом. И впервые со всей силой этот идеал был провозглашён сразу же после образования Церкви в Иерусалимской общине. Тогда вся Церковь концентрировалась в этой общине, жила именно так.  Однако, богословы XIX века, они всё же заводят разговор: насколько удачно было то, что в Иерусалимской общине произошло? Потому что известно, что в какой-то момент…да, все двенадцать апостолов сначала были вместе. А после они разбрелись по разным странам проповедовать Слово Божие. И отсюда делается вывод, что вот эта Иерусалимская община распалась. Вывод этот неосновательный, потому, что  известно, что после лидером этой общины, Иаков, брат Господень, который был, – это описывается  в Деяниях, – в конце-концов убит. Вот оценка Иерусалимской общины, которую даёт наш известный, знаменитый сейчас, некоторые считают — великий, русский религиозный философ Иван Ильин. Сейчас многие им увлекаются, цитируют. Если мы, дай Бог, доживём, я когда-нибудь сделаю отдельную лекцию, посвящённую этому человеку. Сейчас вкратце скажу: это был ярый апологет частной собственности, ненавидевший социализм и коммунизм, ну просто лютой ненавистью. Про Иерусалимскую общину, вопреки всем святоотеческим оценкам, он пишет: «Первые христиане попытались достигнуть "социальности" посредством своего рода добровольной складчины и жертвами на  распределительную общность имущества. Но они скоро убедились в том, что некие элементарные формы непринудительной негосударственной имущественной общности наталкиваются у людей на недостаток самоотречения, взаимного доверия, правдивости и честности», ‑ намекая на Ананию и Сапфиру. – «В Деяниях Апостольских эта неудача описывается с великим объективизмом и потрясающей простотой. Участники складчины, расставаясь со своим имуществом и беднея, начали скрывать своё состояние и лгать. Последовали тягостные объяснения с обличениями и даже со смертными исходами. Жертва не удавалась. Богатые беднели, а бедные не обеспечивались. Этот способ осуществления христианской социальности был оставлен, как хозяйственно несостоятельный, а религиозно-нравственно неудавшийся. Ни идеализировать его, ни возрождать его  в государственном масштабе нам не приходится». Это уже XX век. Но по сути дела, аналогичные суждения можем найти, например, в работах профессора Михаила Олесницкого, учебник которого «Нравственное богословие» был стандартным для духовных семинарий и духовных академий. Он пишет: «Известно, что общение имуществ первых христиан было кратковременным и местным. Существовало оно недолго, только в Иерусалиме, и оказалось оно непрактичным. Иерусалимская община настолько обеднела, что другие христианские общины посылали ей вспоможение». Что касается вспоможения, то да, это правда. И сам Лука в Деяниях Апостольских пишет, что Апостол Павел собирал в других общинах средства, чтобы направлять их в Иерусалим.
Но были и другие богословы, к чести нашего богословия. Я уже упоминал о Василии Ильиче Экземплярском. Это богослов, который поддерживал святоотеческую линию. Насчёт Иерусалимской общины он писал: «Самая неудача организации жизни первенствующей Церкви не могла бы послужить помехою видеть в организации идеальную её форму». И ещё: «Общение имуществ первенствующей Церкви есть и навсегда пребудет идеалом устроения материальной стороны жизни членов Христовой Церкви».
Но, некоторая доля правды в таких пессимистических оценках есть. Дело в том, что апостол Лука нигде не упоминает о том, что первые Христиане как-то организовали внутри общины своё производство. Пусть даже несложное, пусть даже кустарное. Видимо, такого производства у них и не было. И в этом случае, естественно, первый порыв… да, собирали деньги, жили первое время. Но если не производить, сколько ни собери, всё когда-нибудь кончится. И неудивительно, что другие христианские общины стали помогать Иерусалимской. Об этом очень подробно говорит наш русский, тоже великий, замечательный религиозный философ отец Сергий Булгаков. Он, когда ещё не был священником, говорил, что коммунизм Иерусалимской общины – это чисто потребительский коммунизм, который не имеет никакого политэкономического значения. Он писал: «Некоторые видят здесь вообще нормы экономического строя для Христианской общины. Однако, вдумываясь внимательно в содержание этого места, мы должны придти к заключению, что именно хозяйственной нормы тут не содержится. И что здесь описан исключительно праздник в истории Христианства. А то, что естественно в праздник, не вполне неприменимо в будние дни. Значение нормы, имеет, конечно, то чувство любви, которое ярко пылало в этой общине. И при данных обстоятельствах имело экономическим последствием описанную форму общения имуществ. Но самая эта форма не представляет собой чего-либо абсолютного». Так Булгаков считает: «Приглядываясь к ней ближе, мы видим, что в данном случае отнюдь не вводится какой-либо новый хозяйственный порядок или хозяйственный строй, а тем более новая организация производства. Напротив, по-видимому, в это время христианская община какой бы то ни было хозяйственной деятельностью вовсе не занималась, постоянно находясь в учении апостолов, в общении, преломлении хлеба и в молитве. Здесь происходила не организация, а ликвидация хозяйства». 
На мой взгляд, тут спорить трудно. Да, хозяйства, в смысле производства, никакого в Иерусалимской общине не было. И это её недостаток. Это её недостаток безусловный. Но, его же можно исправить ‑ организовать производство. И Иоанн Златоуст, кстати, замечает, что сейчас как в Иерусалимской общине живут в наших монастырях. Но там монахи всё-таки занимаются чем-то: рукоделием, огороды делают. Как-то себя обслуживают. Так что в этом смысле, смысле экономики, Иерусалимская община — вовсе не идеал. Идеал — в смысле общности имущества, общей собственности. Это социальный идеал христианства, идеал, который тогда был провозглашён на все века.
Но, а почему же, всё-таки апостолы – а они были людьми безусловно умными ‑ не стали организовывать производство? Здесь две причины. Об одной уже давно говорили богословы. Дело в том, что вся община жила эсхатологическими ожиданиями, ждала скорого второго пришествия Иисуса Христа. Все думали, что вот, не сегодня-завтра, не завтра, так через неделю, вот-вот Христос придёт. Так зачем же организовывать производство? Бессмысленно. Гораздо больший смысл имеет молиться. А если мы организуем производство, мы покажем, что Господь вроде бы и не хочет приходить, и мы Его и не ждём вовсе, а сами решили жить долго на этой земле. Здесь апостолы ошиблись. Прошло 2000 лет, но второе пришествие Христа не совершилось. А почему так? Здесь я пас – я не богослов.
Но есть и вторая причина. Может быть, более естественная, и для апостолов не менее убедительная. Апостолы были учениками Христа. А Христос организовал общину, в которой тоже не было производства, которая занималась молитвами и жила за счёт милостыни. И апостолы, будучи Христовыми учениками, естественно, решили сделать так же. Вот так Христос заповедал, а они продолжают его дело. Поэтому они сделали так же, и упорно на этом настаивали. Хотя, наверное, понимали все трудности жизни такой.
Мы с вами кончили экскурсы в Новый Завет. Я хочу немножко подытожить и кое-что сказать о библейской социологии. Некоторые считают, что такой нет, она в Библии не просматривается. Но я не могу с этим согласиться. На самом деле она просматривается, и достаточно чётко. Дело в том, что в Библии нам даются образы трёх обществ, трёх типов обществ. Это, если идти снизу вверх: общество мамоны; среднее общество — это общество справедливости; и высшее устроение —  это общество любви.
Я начну со среднего, с общества справедливости.  О справедливости Христос достаточно много говорит и в Новом Завете. Но самое интересное, что есть его прямое описание: весь Закон Моисеев, можно сказать, декларирует общество справедливости, он «заточен» на справедливое общество. И, если бы Закон Моисеев действительно бы исполнялся, то иудейское общество было бы обществом справедливости. И действительно: там имеется норма так называемого «седьмого года». То есть, каждый седьмой год все обязаны были не засевать поля, оставлять их пустыми. И всё, что вырастет на них — это шло в пользу зверей, и нищих, бедных. Каждый мог в этот год приходить и рвать как бы нерегулярно выросшие колосья. В этот год прощались все долги, и все рабы отпускались на волю. Но, должен сказать, что раб, «эвеб» по-иудейски, это не то, что раб в древнем Риме, которого мы представляем в цепях, что он работает с утра до ночи, является собственностью хозяина и всё такое. Раб у иудеев был иным. Это было что-то похожее на крепостного крестьянина, причём временно. Как видите, каждый седьмой год все рабы-евреи отпускались на волю. Это был просто работник, который за еду работал у хозяина, был уважаемым человеком, садился с ним за стол, и прочее, прочее. Правда у евреев были и рабы настоящие, не евреи, которые действительно являлись собственностью, их  можно было продавать, и никакой седьмой год на них не распространялся. Это были взятые в плен представители других народов.
А был ещё «пятидесятый год». Каждый пятидесятый год, помимо всего того, что требовалось исполнять в седьмой год, ещё любая собственность, которую человек, может быть, у кого-то купил, она безвозмездно отдавалась хозяину или семье. Хозяину, у которого она была куплена. Это очень сильная норма. Она обеспечивает то, что большая собственность не могла скапливаться в одних руках. Нет долгов ‑ нельзя было много накопить, ни собственности накупить, потому что это оказывалось бессмысленным: в пятидесятый год это всё равно надо было отдать, причём совершенно даром. Были весьма справедливые законы относительно найма рабочей силы: зарплату надо было выплачивать наёмникам ежедневно, причём до захода солнца. Ночью заставлять работать нельзя было. Очень справедливы были в Моисеевом законе относительно воровства: отдать втрое или впятеро, если это овца, всемеро, если это вол, и  пр. Если бы это всё исполнялось, это было бы общество справедливости. Но беда в том, что Моисеев закон — он декларировался, да он был нормой непререкаемой. Но фактически он не исполнялся. Историки говорят, что пятидесятый год, в общем-то, почти не исполнялся во всей истории Иудеи. А седьмой год, «субботний год», как говорили, он тоже частенько не исполнялся. Даже существует у евреев такое поверье, что семидесятилетний вавилонский плен дан был в наказание за семидесятикратное неисполнение седьмого года. Фактически, конечно, общество было другим, но всегда можно было к закону как-то апеллировать. И смелые люди это делали: появились пророки, которые обличали  богатых, которые вопреки Моисеевым законам обирали бедных.
Но, тем не менее, де-факто, и уже во времена Христа, общество израильское уже приближалось к обществу мамоны. Как мы помним, капиталистического вида сделки: прокрутка денег, ростовщичество было очень популярны в этом обществе. Хотя по Закону Моисееву ростовщичество запрещалось. Но, маленькая тонкость: запрещалось только среди иудеев, а иноземцам не только можно было давать в рост, но и нужно было давать в рост, потому что вот этот механизм роста, механизм процентов — это силища. Это настолько мощный механизм, что если он запускается, он быстро обогащает одних, и совершенно оставляет без штанов других. Хотя, кажется, процент-то небольшой, почти незаметый …
Кстати,  здесь интересный момент с числом Зверя, с числом  666. Это число упоминается во всей Библии всего дважды. Второй раз, все, наверное, знают — этим числом будет метить Антихрист на лбу и на запястье своих, поклонившихся ему людей. А после гибели Антихриста, как говорит Апокалипсис, эти люди будут очень мучиться: в дыму и сере, кажется. А второй раз 666 упоминается в Ветхом Завете, при описании государства царя Соломона. Дело в том, что именно при Соломоне Израиль достиг наивысшего экономического и политического могущества – единое государство, достаточно богатое, с достаточно обширной территорией – обычно Израиль занимал меньшую территорию, чем тогда была. И вот, оказывается, доход царя Соломона ежегодный был 666 золотых талантов. Иначе говоря, число 666 —  это символ богатства, большого богатства, громадного богатства. И отсюда, кстати, следует, что Антихрист будет ставленником богатых, он будет своих метить символом богатства.
Что касается общества любви, то мы о нём говорили сегодня. Оно описано в Деяниях Апостольских. Я повторяться не буду, только один момент. Да, в этом обществе одновременно было реализованы и любовь, и общение имуществ. Вот вопрос «на засыпку»: как соответствуют, как сочетаются любовь и общественная собственность? Они что, всегда железно следуют одно за другим, или нет? Опять я для ответа обращаюсь к великому Златоусту. Он по поводу Иерусалимской общины сказал следующее: «Вот скажите мне: любовь ли родила нестяжание», ‑ под нестяжанием он понимал общение имуществ ‑  «или нестяжание —  любовь? Мне кажется, любовь нестяжание. Которое укрепляло её ещё больше». Глубокая фраза. То есть, любовь первична. И цель любого социального установления —  это увеличение любви. Общественная собственность —  это не цель, это средство. Даже по Златоусту получается не столько средство, сколько следствие. Любовь, настоящая любовь, если она существует в достаточно большом сообществе, она неизбежно порождает общественную собственность. А вот наоборот, – этого Златоуст не сказал. То есть можно сделать, ввести общественную собственность, но если нет первоначального уровня любви, ничего не получится. Это будет кошмар. Эту общественную собственность надо будет насаждать огнём и мечом. Люди должны быть нравственно готовы к этому. Это обязательное условие. «Но», —  замечает Златоуст, —  «которое укрепляло её ещё больше». Если общественная собственность держится, если имеется какой-то уровень любви, если люди могут в общественной собственности жить, то получается обратный эффект: общественная собственность начинает укреплять любовь. Это другой что ли христианский социальный закон —    любовь должна быть хорошо организована. Любовь – это нежный росток в нашем падшем обществе. Если этого нет, если всё идёт на самотёк, если любовь смешана со злом, этот росток гибнет.
Вот что я сегодня хотел сказать. А теперь вопросы.
 
(Вопрос): Вот у меня вопрос как раз по последнему, что вы сказали. Если можно, то очень короткую цитату Владимира Францевича Эрна (работа «Христианское отношение к собственности»): «Грядущее торжество социализма сделает ненужным всякую борьбу за экономическое освобождение и тогда все силы возрождённой церкви должны быть направлены на последнюю и самую трудную борьбу за освобождение из рабства духовного  (которое социализм лишь видоизменит и отольёт в последние формы)». Вот я Вас хочу спросить, правильно ли я понимаю, что, можно принять, что  организация экономического освобождения это и есть социализм, а общество любви в терминологии  православия это коммунизм?
 (Ответ): Ну, где-то так, да. Понимаете, про наш советский социализм нельзя сказать, что это было общество любви, всё-таки. Там любовь присутствовала, но далеко не в той мере, как это было в Иерусалимской общине. Но цель, повторяю, это увеличение любви. В этом, вообще, смысл жизни человеческой. Поэтому я где-то с вами соглашусь, да.
 
(Вопрос): Оценивает ли как-то  христианство, в частности святые отцы, дискриминационные законы Моисея по отношению к неевреям? В частности, экономические: я имею в виду в первую очередь  рост и др., т.е. обман, и т.д. Есть ли анализ какой-то в христианстве?
(Ответ): В общем-то, у святых отцов, на мой взгляд, такого систематического, серьёзного  анализа нет. Есть цикл лекций того же Иоанна Златоуста, но не лекции, а проповеди, которые называются «Против иудеев». Там обо всём этом говорится. Но там такой какой-то проработки этого вопроса, как он сделал с собственностью, нет. А что касается других святых отцов – я не встречал. Они там занимаются другими вопросами.
(Вопрос): То есть в христианстве ответ на этот вопрос не сформулирован?
(Ответ): Да.
 
(Вопрос): Вот Вы сказали, что Иоанн Златоуст замечает, что сейчас так же как в иерусалимской общине  живут в монастырях? Я скажу не точно, поэтому прошу прощения, но, прошу Вас уточнить. Я слышал, что самые первые русские монастыри ‑ они тоже как-то образовывались, у них первая жизнь как бы была тоже похожа на общинную жизнь, а потом они постепенно обрастали собственностью. Так ли это? И почему они не смогли удержаться?
(Ответ): Так, да. Именно так. Троице-Сергиева Лавра при  Сергии Радонежском не имела ни клочка земли, кроме как вокруг храма и какие-то ближайшие строения. А позже она стала приобретать собственность, уже при Никоне Радонежском, преемнике Сергия. Были куплены кое-какие деревеньки. Дальше больше, и Троице-Сергиева Лавра в конце концов стала одним из крупнейших собственников в России. После произошла секуляризация земель: всё у неё отобрали – это при Екатерине II. А после опять, несмотря ни на что, Лавра стала опять деревеньки покупать, землю и прочее и прочее. Понимаете, в чём дело: я должен сказать, что всё таки эта собственность в монастыре была общей собственностью. Она не настоятелю принадлежала, а принадлежала всей общине. И за счёт этого, за счёт этой собственности русские монастыри кормились. Хотя, конечно, было и много пожертвований, разные вклады, заупокойные вклады – очень большая статья прибыли монастырей, но тем не менее. И главная проблема была в том, что здесь происходил элемент эксплуатации. Были  крепостные крестьяне, которые принадлежали не помещику, а монастырям. И работали на монастырь, на монахов. Вот это негативный момент, очень негативный. И он, давно было замечено, сильно влиял на духовный уровень в монастыре. И получалось так, что чем больше у них собственности, такой с деревеньками, тем  меньше святых они рождали из своей среды. Я ответил на ваш вопрос?
 
(Вопрос): Николай Владимирович, извините, Вы на прошлых лекциях не рассказывали про общину, которая в начале 19века в России была организована.
(Ответ): Я об этом собираюсь рассказать, но позже. Эта община организована Николаем Николаевичем Неплюевым. Он был богатый помещик. Представьте себе, человек, который ратовал за общую собственность, был человек необычайной любви. Вот он организовал христианскую трудовую общину, причём православную. Она  существовала 40 лет. И пережила и Октябрьскую революцию, и период НЭПа пережила и Гражданскую войну пережила. И была уничтожена только в начале 30х годов. Да, это, как говорят, песня. Удивительная, потрясающая. Я довольно много занимался этой общиной: у меня на сайте с десяток статей, посвящённых ей. Я обязательно посвящу ей пару лекций. Но это в будущем.
 
(Вопрос): Хочу задать вопрос по поводу рабства. Рабство в Библии как экономическая категория в Ветхом Завете и в Новом Завете трактуется одинаково или по-разному? И в этом свете, как вы прокомментируете, вот, выражение «рабы божьи»? Какое имеет отношение как к духовной категории и как к экономической категории? Связь какая-то есть?
(Ответ): Понимаете, аналогия есть, так же как в притче. Аналогия между земным и духовным. Раб, ну, я уже сказал, что в Ветхом Завете это экономическая категория. Да, там были рабы- эведы – евреи, и рабы иностранцы, такие, настоящие рабы. А в странах, окружающих Израиль, было самое настоящее рабство, рабовладельческий строй. Что же касается отношения «раб Божий» ‑ это прекрасно. Вот, всем бы нам так. Понимаете, Бог это истина. Разве плохо быть рабом истины? По-моему, очень хорошо. Бог ‑ это любовь. Вот быть, так сказать, «рабом любви», никуда от любви не отклоняться, это что плохо? Хорошо! Господь это самое высшее, что мы знаем. Вот следовать этому неукоснительно, пытаться стать, ну, вот, таким же. Это, что плохо? В этом смысле выражение «раб Божий» меня ни сколько не коробит. Ну, может быть оно кому-то неприятно, кто-то хочет, видите ли, свободы. Ну, не знаю. Я должен сказать, что свобода и любовь это вещи, в общем-то, мало совместимые.  Понимаете, человек, обычно, хороший, настоящий человек, он свою свободу меняет на любовь к кому-то. Например, мать. То она была свободной, а тут вот родила. Она любит своего ребёнка, но она полностью потеряла свободу, она на пять минут от него не может отойти. И  так вот по аналогии с этим должен бы поступать, в общем, каждый человек. Да, полюбить можно только свободно. Но, понимаете, если вы всё время будете держаться за свободу  как за некую ценность ‑ вы не то, что не христианин, вы будете просто эгоист. Вот так я это представляю.
(Вопрос): А вот отношение Церкви, христианства к рабству?
(Ответ): Оно отрицательное.
(Вопрос): А где оно сформулировано?
(Ответ): Оно сформулировано самой жизнью христианских общин и христианских государств. Во-первых, даже в первоначальной церкви любой раб считался таким же  «братом во Христе», как и свободный. И только ради  скорее политических мотивов рабам христианам не рекомендовалось устраивать бунты. Дело в том, что и апостол Павел, и другие христиане боялись, что если христиане будут явно выступать против рабства, то их быстро в рабовладельческом обществе объявят бунтовщиками и уничтожат как в общем-то людей совершенно беззащитных. Но в принципе рабство – оно среди христиан не поощрялось. Правда были, были случаи, и не только случаи, что рабство в христианских государствах оставалось. К сожалению. Но оно было по своей жестокости резко сглажено. Например, в Византийской Империи, рабство в какой-то форме оставалось до гибели Византии. Во всяком случае, в законах. Рабство это было мягкое. Рабам там разрешали между прочим, жениться, заводить детей, заводить свою собственность,. Но тем не менее, они числились рабами вплоть до гибели Константинополя. А в первые века христианства, очень многие слои в Византии имели рабов. Даже говорят, епископы имели рабов. Ну, это потому, что  христианское сознание оно ещё не до конца вошло в души людей. Я так понимаю.
 
(Вопрос): Скажите пожалуйста, как Вы понимаете любовь? В чём она проявляется? Спасибо.
(Ответ): Понимаете, любовь – это жертва. Если говорить кратко, когда  то, что у Вас есть, вы от себя отрываете и отдаёте другому ‑ это любовь. Любовь ‑ обязательно жертва, жертва бескорыстная. Жертва собой, своим имуществом, своим временем, своей жизнью и своей душой, в конце концов. И высшую любовь показал Господь Иисус Христос, который пожертвовал Своей жизнью ради спасения нас всех. Поэтому, например, воин, который гибнет на войне – это поступок высшей любви. Он отдаёт свою жизнь за других.

Лекция Н.В. Сомина на тему "Коммунистические идеи в Святоотеческом учении в свете имущественной этики" №1 (стенограмма)

Аватар пользователя Анастасия Бушуева
Лекция №1 от 08.07.2013
 
Я благодарю всех, кто пришел на эту лекцию. Меня зовут Сомин Николай Владимирович. По убеждениям я православный христианин и одновременно социалист. Долгое время я преподавал в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете. И вообще я занимаюсь проблемой «христианство и собственность, экономика и вера». В общем, где-то вот этот круг проблем меня интересует. И, собственно, об этом я буду говорить.
Как я договаривался с устроителями, я намереваюсь провести цикл лекций, причем цикл лекций большой. Христианская экономическая имущественная этика – это такая емкая и сложная вещь, о которой за одну небольшую лекцию не скажешь. И надеюсь, что, по крайней мере, часть слушателей придет на следующую лекцию.
План будет таков. Основа православия, основа христианства – это Священное писание, Новый завет. В Новом завете, оказывается,  Господь очень много говорит о проблемах собственности и учит людей, как с этим предметом надо обращаться. И там есть замечательные, потрясающие по силе эпизоды, которые великолепно раскрывают эту тему. О них я хочу рассказать. Один из этих эпизодов будет представлен сегодня.
После мне хочется рассказать о том, что такое справедливость с точки зрения Евангелия и вообще христианства. Мне хочется рассказать о замечательном, удивительном человеке и гениальном богослове – святом Иоанне Златоусте, который очень много уделял внимания проблемам богатства, бедности, собственности, милостыни. Рассказать о его учении, мне кажется, просто необходимо.
Но Златоуст – это, так сказать, теория, а в жизни все бывает немножко иначе. Поэтому мы сделаем исторический экскурс и пройдемся по разным странам и эпохам и посмотрим, как проблема богатства и бедности понималась в разные века, в том числе и церковью. И увидим, что она понималась очень по-разному.
И, наконец, если не будет какой-нибудь войны, не будет революции, и мы доживем до этих времен, я бы рассказал о наших русских религиозных философах, которые очень много занимались социальными проблемами и размышляли о том, как должно жить человечество, как должна жить Россия. Все они были православными людьми, и, надо сказать, большинство из них было христианскими социалистами, по крайней мере в определенный период своего творчества. Но это уже программа максимум.
Сегодня, для начала, я буду повествовать о замечательном, удивительном евангельском эпизоде, эпизоде очень психологичном, который просто западает в душу. Это эпизод с богатым юношей. Кто знаком с Евангелием, тот, наверное, знает этот замечательный отрывок, ну а кто не знает, я попробую о нем рассказать и зачитать его.
Надо сказать, что эпизод с богатым юношей имеется во всех трех синоптических Евангелиях. Синоптические Евангелия это Евангелия от Матфея, Марка и Луки. Почему они, кстати, синоптические? Что за слово такое?
(Ответ) От слова синопсис. То есть соответствующие друг другу.
(Лектор) Да. Однажды в VIII в. эти три Евангелия были опубликованы в виде параллельных столбцов. И оказалось, что очень много текстов в них очень похожи, примерно одно и тоже. А в тоже время есть разночтения. Эти разночтения, часто незаметные, которые при невнимательном чтении можно и не рассмотреть, оказываются зачастую важными. Матфей и Лука рассказывают об этом эпизоде очень похоже, но все-таки немножко различно. И эти различия очень важны.
Этот эпизод настолько замечательный, что я его просто зачитаю сначала, по крайней мере, его основную часть в изложении евангелиста Матфея.
И вот, некто, подойдя, сказал Ему (т.е. Христу – комментарий лектора): Учитель благий! Что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную? Он же сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди. Говорит Ему: какие? Иисус же сказал: не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и: люби ближнего твоего, как самого себя. Юноша говорит Ему: всё это сохранил я от юности моей; чего еще не достает мне? Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною. Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение.
 
Пока прервем чтение этого эпизода и попробуем его немножко прокомментировать. Итак, Иисус идет со своими учениками и вдруг к нему подходит некто. Это был молодой человек, юноша, в рассказе Матфея. Лука говорит, что к нему подошел некто из начальствующих. И этот человек спрашивает:
‑ Что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?
Иисус посмотрел на него и говорит:
‑ Соблюди заповеди.
‑ Какие заповеди?
И здесь давайте будем  внимательны. Христос говорит:
‑ Не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца и мать.
В общем-то, обычные заповеди из десятословия, которые знали все иудеи и, естественно, старались исполнять. Но далее Христос говорит про последнюю заповедь: «И люби ближнего своего как самого себя». Обратите на это внимание. Если первые заповеди – вещи в общем тривиальные: каждый должен почитать отца и мать, не убивать, не лжесвидетельствовать, не воровать – вещи очевидные. А вот «люби ближнего как самого себя» ‑ это уже не так просто. Кстати, эта норма тоже есть в Ветхом Завете – в книге Левит. Но если в Ветхом Завете она, как бы не очень заметна, то в Новом Завете это основная заповедь. Дело в том, что христианство – это религия любви. И можно сказать – исключительно любви. Христос говорит о двух основных заповедях, которые вмещают в себя, как он говорит, «весь Закон и пророки» и вмещает в себя все христианство. Это первая: «люби Бога всей крепостью своею» и вторая: «люби ближнего как самого себя». Причем Христос отмечает, что вторая заповедь ‑ равная первой. Они по сути дела эквивалентны. Что же отвечает юноша? Он говорит:
‑ «Все это сохранил я от юности моей. Чего ещё недостает мне?».
Тогда Иисус произносит замечательную фразу:
‑ «Если хочешь быть совершенным – пойди продай имение твое и раздай нищим. И будешь иметь сокровище на небесах. И приходи, и следуй за мною».
И, услышав слово сие, богатый юноша неожиданно засмущался и отошел с печалью. А потому что, как замечает евангелист, «у него было большое имение». И здесь мы пока оставим евангельский текст и сделаем небольшой экскурс в патристику. Дело в том, что вот эта фраза у Христа, казалось бы, совершенно однозначна, ее невозможно иначе понять и по-разному истолковать. Оказывается, тем не менее, богословы толкуют ее по-разному. И здесь мы сталкиваемся с удивительным феноменом. Оказывается, в Церкви, в том числе и в Церкви православной, относительно имущественной этики, то есть в отношении к бедности, к богатству, к собственности, имеются разные мнения. Причем, существенно разные мнения. И именно в этом эпизоде эти разные мнения очень ярко выявляются.
Первое мнение такое. Был в конце второго – начале третьего века замечательный богослов – Климент Александрийский. Интеллектуал, занимался много философией, ездил по свету. Где-то, неизвестно где, обратился в христианство. Появился в Александрии. Стал наместником богословской катехизаторской школы в Александрии – христианской, очень знаменитой школы. Этот замечательный человек – автор толстых произведений «Педагог», «Строматы». Но у него есть такая книжечка небольшая, которая называется «Кто из богатых спасется?». Небольшая книжечка. Даже это скорее такая развернутая статья. И вся она посвящена толкованию именно этого эпизода с богатым юношей. И там Климент  толкует этот эпизод так, что слова Христа «поди продай свое имение и вырученное раздай нищим» толковать буквально нельзя. Климент говорит примерно так: «Ну допустим, человек раздаст все свое имение каким-то там нищим. Ну, может быть, он сделает хорошо. Но жить-то он на что будет? Помилуйте! Собственность – она совершенно необходима для жизни. И не мог Господь, который всех любит, и всем хочет добра, посоветовать этому юноше такую ерунду. Ну не может этого быть, потому что не может быть никогда. Значит, Христос имел в виду нечто другое».
Что именно? А вот что. Оказывается, достаточно было не раздать свое имение, а отбросить от себя плохие помыслы насчет имения. Очень часто бывает так, что богатство завладевает человеком, и человек становится рабом богатства. Вот это плохо, это никуда не годится. А если человек, наоборот, – хозяин своего богатства, и он как бы от своего богатства не зависит, то тогда ничего страшного! Такой человек может прекрасно обладать богатством. Любым богатством, даже большим. И если бы богатый юноша понял на самом деле эту мысль, и если бы он, так сказать, понял вот эти тонкости александрийской экзегезы, которую предлагает Климент Александрийский, он, конечно, повел бы себя иначе. Потому что на самом деле Христос ему не предлагал раздать все. Нет.
 Такое толкование – оно, честно говоря, вообще никуда не годится. Оно просто противоречит тем словам, которые сказал Христос. И оно совершенно в Церкви не прижилось. Даже уже ученик Климента Ориген толкует эту фразу Христа буквально. Толкование не прижилось, но прижилась сама идея. Если ты к богатству не привязан – пожалуйста, можешь иметь его сколько угодно, и это не предосудительно для христианина. И, собственно, исходя из этого Климент Александрийский в этой книге разворачивает целую философию отношения к богатству. Примерно такую, как я описал.
Книга «Кто из богатых спасется?» получила большую известность в Древнем мире, в Церкви. Ее многие читали, и,  в общем-то, принимали за чистую монету. И вскоре она стала нормой. Некой нормой для христиан: вот так вот надо относиться к богатству. Нормой для многих, но не для всех. Дело в том, что в четвертом веке появилась плеяда великих византийских богословов: Григорий Богослов, Василий Великий, Амвросий Медиоланский, Иоанн Златоуст. И вот Иоанн Златоуст толкует эпизод с богатым юношей иначе. Комментируя ответ юноши – а помните, юноша сказал: «Это все я исполнил от юности моей. Чего еще недостает мне?» ‑  Тут Златоуст говорит замечательные слова: «юноша сам себя обличил в пустом самодовольстве. Ведь если он жил в таком изобилии, а других, находившихся в бедности, презирал, то как же он мог сказать, что возлюбил ближнего?». А вспомним, Христос не зря в список заповедей, которые надо исполнить, включил «люби ближнего как самого себя». Потому что Сердцеведец отлично понимал, что этот юноша на самом деле вот этой-то заповеди и не исполнил. Понимаете, с точки зрения Христа, сидеть на мешках с золотом, когда рядом люди голодают и умирают – это противоположно тому, что мы называем любовь к ближнему. И Златоуст очень тонко это подметил.
Собственно этой фразой, что юноша обличил себя в пустом самодовольстве, что он заповедь-то «люби ближнего» не исполнил – этим все сказано. Этим все объясняется, весь этот эпизод. И что же мы видим? Оказывается фраза Христа «иди продай имение свое и раздай нищим, и приходи и следуй за мной» ‑ это был на самом деле удар, но удар любящей руки. После этой фразы у юноши (а он неплохой был человек), как мне думается, произошел катарсис. Он вдруг все понял о себе. Во-первых, Христос ему сказал: «Если хочешь быть совершенным». То есть Христос его за совершенного не числит. А юноша думал, он ой-ой-ой, он все исполнил, он все заповеди исполнил. И ещё дерзко говорил: «А что ещё недостает мне?». Во-вторых, юноша вдруг понял, какую же именно из заповедей он не исполнил. А именно заповедь о любви к ближнему, ибо он, имея большое богатство, мог исполнить эту заповедь с помощью своего богатства, раздавая всем неимущим. А он не сделал этого. И, наконец, третье. Вдруг юноша понял, что он и не может этого сделать. Не может! Он настолько прилеплен к богатству – не может отдать. Ну, не может – и всё! И замечательно говорит евангелист, что юноша отошел «с печалью, ибо у него было большое имение».
И вот здесь на этих двух толкованиях мы как бы воочию видим пункт разногласий обеих школ. Первая школа считает, что, собственно, иметь богатство – это, в принципе, не зазорно, не аморально. Даже если вокруг люди нищенствуют. Первая школа – она занята аскетическими соображениями: как богатство воздействует на отдельную душу. Если богатство пленяет душу – это плохо. Тогда и сам Климент Александрийский говорит, что, в общем-то, надо таким людям от богатства освобождаться. А если не пленяет душу, то  пожалуйста – раз оно не вредит душе, имейте сколько хотите.
А вторая школа во главу угла ставит любовь. И правильно делает. Ибо любовь – это главное в христианстве. Собственно, христианин спасается любовью, и больше ничем, попросту говоря. Все остальное – служба, милостыня, посты, молитвы – это все средства для стяжания любви. И если он все это делает – ходит в церковь, постится, а любви не имеет – это ничто. И об этом апостол Павел говорит: «я ничто…, медь звенящая или кимвал звучащий». Я конечно не Господь Бог, и не знаю, как там Господь определяет посмертную судьбу каждого человека, но человек, который не имеет любви к ближнему, скорее всего не спасется. И здесь мы видим потрясающую трагедию этого богатого юноши. Смотрите, ведь он неплохой человек-то: он подошел с почтением к Христу, он озабочен тем, как бы спастись. Но выяснилось что? Что он очень много о себе думает.
(Вопрос): Простите, речь шла в эпизоде не о спасении, а о совершенстве.
(Ответ): Совершенно верно. Вот, я сейчас об этом скажу. Потерпите несколько минут.
Так вот. В чем трагедия? Юноша думал, что он совершенный – раз он все исполнил. Но и Христа он тоже уважал, прекрасно понимая, что это человек замечательный, высокий – ведь он слышал о чудесах Христа. Он думал, что вот два таких совершенных человека потолкуют о проблемах спасения. Этот юноша думал, что он ракетой полетит в небо. А оказалось, что эта ракета ‑ вот как наш «Протон»: видели, как он полетел. Юноша не исполнил заповеди. Я ещё раз хочу Вам втолковать: кто не имеет любви, того в Царстве небесном не ждут! Там как бы нечего таким людям делать.
Теперь о совершенстве. Да, Христос говорит: «Если хочешь быть совершенным». И вот эти сторонники школы Климента Александрийского – я для краткости их буду называть климентистами – говорят:  «Ага. Речь идет о совершенстве. В общем, юноша – хороший человек. Он наверно спасется. Но вот он только на совершенство не потянул. А так все нормально. И, в общем-то, мы можем где-то так же поступать, как этот юноша».
На самом деле юноша никакого совершенства не продемонстрировал. Абсолютно! Какое же совершенство, если он не исполнил главную заповедь? И Христос, конечно, это все мгновенно понял. Так зачем же Он говорит о совершенстве? Так понимаете…Надо почувствовать в словах Христа тонкую иронию, горькую иронию. Ну помните, юноша говорит:
‑ Чего ещё недостает мне?.
А в ответных словах Христа как бы слышится:
‑ Ну, милый! Если уж ты у нас такой совершенный оказался, то давай! Давай, продемонстрируй это совершенство на деле. Продай все имение и вырученное раздай нищим.
Особо следует заметить, что юноша отошел от Христа. А это трагедия, когда человек отходит от Христа. Это еще один признак, что спасение богатого юноши под большим вопросом.
Кстати, в редакции от Луки, ни о каком совершенстве не упоминается. Но там в списке заповедей, которые были предложены юноше, нету и заповеди «люби ближнего как самого себя». И после того как юноша похвастался:
‑ Все это я исполнил от юности своей.
Христос ему прямо говорит:
‑ Еще одного не достает тебе. Поди, продай имение свое…‑  и т.д.
То есть Христос фактически говорит, что тебе не достает любви к ближнему, которую ты можешь исполнить раздав свое имение. То есть Матфей озабочен дословной передачей этого эпизода. Он был среди апостолов, он очевидец этого эпизода, поэтому он хочет рассказать так, как он запонил. А Лука больше озабочен передачей смысла эпизода, поэтому он молчит об этой фразе о совершенстве, которая многих вводит в искушение.
Понимаете, дело в том, что собственность – это вообще страшная вещь. Но сами знаете, чуть там у Вас какие-то доллары завелись, Вам нужно охранника нанимать, иначе Вас точно где-нибудь кокнут, а если у Вас даже и нету долларов, все равно ночью не ходите, обязательно обкрадут. То есть собственность – это нечто столь притягательное, что за обладание которой легко убивают. И климентисты – они, по сути дела собственники. И потому они очень изобретательно эту собственность защищают. Они все время не соглашаются с прямым очевидным толкованием этого эпизода. И давайте мы дальше прочтем. После того, как «богатый юноша отошел с печалью». Дальше зачитываю Евангелие:
 
Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие.
Услышав это, ученики Его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись?
А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же всё возможно.
 
Итак, Иисус уже обращается к своим ученикам и говорит, что «трудно богатому войти в Царство Небесное».
В Евангелии от Марка рассказывается чуть-чуть иначе: после этой фразы ученики ужаснулись и Господь говорит, как бы, поправляясь:
‑ Трудно надеющемуся на богатство войти в царствие небесное.
«Вот! – говорят климентисты и потирают руки – Вот смотрите! В Евангелии от Марка в первый раз Господь сказал ну как-то не очень ловко, вроде бы «трудно богатому войти в царство небесное». А после он поправился и уточнил свою речь: «трудно надеющемуся на богатство войти в царствие небесное». Значит, вообще богатый может войти в царствие небесное. А вот тот, который надеется на богатство – вот тому трудно».
Это, в общем-то, полностью соответствует мысли Климента Александрийского. Но,  здесь мы опять-таки должны снова обратится к святому Иоанну Златоусту. Дело в том, что Иоанн Златоуст ‑ он открыл  и, собственно, эксплицировал такой замечательный нравственный закон относительно богатства. Он говорит, что чем больше у человека богатства, тем он еще больше хочет его умножить То есть, получается вот что. По Иоанну Златоусту  богатство, его обилие столь сильно влияет на человека, что у человека распаляется страсть к богатству – сребролюбие, которое, заставляет человека еще больше  стяживать богатств. Это увеличенное богатство опять давит на человека, увеличивая его сребролюбие, и так далее. Получается вот такой ком снега, катящийся с горы или, говоря техническим языком, получается положительная обратная связь между богатством и любостяжанием. А сами знаете, – среди вас масса технарей, – что при положительной обратной связи система идет вразнос, она не может отрегулироваться. Вот примерно то же самое получается в системе «богатство-сребролюбие». Они, как бы, воздействуют друг на друга и друг друга увеличивают, и если человек попадает в такую мертвую петлю, то выбраться из нее очень трудно. По словам Златоуста, такой человек становится «хуже зверей». Вот теперь давайте посмотрим, что значит «надеющийся на богатство»? Это и значит – сребролюбивый, это и значит любостяжательный. Ну за что мы любим богатство? Не за то, что золотые монетки красивы. А любим за то, что богатство дает нам надежду получить всевозможные блага: красивую жизнь, власть, и прочее, прочее, прочее. Собственно, все блага покупаются за деньги, поэтому надеющийся на богатство ‑ это все равно, что и сребролюбивый. А поскольку само богатство и сребролюбие вещи настолько связанные, что они в такую петлю зацикливаются, то собственно по сути дела эти вещи одно и тоже: одно является следствием другого. И, следовательно, фраза Христа «трудно надеющемуся на богатство войти в царствие небесное» эквивалентна фразе «трудно вообще богатому войти в царствие небесное». И в самом деле,  климентистская теория предполагает, что легко можно встретить людей, которые богаты и, в то же время, не привязаны к богатству. Знаете, я вот лично таких не видел. И уверяю Вас: 95% стяживает богатство не ради спортивного интереса, а ради того, что как раз надеется на него, чтобы получить искомые блага. Поэтому, в общем-то, для богатого всегда неприятен вопрос:
‑А зачем тебе богатство? Зачем тебе, если ты не привязан к нему? Зачем оно тебе, если ты не привязан к нему, то ты его запросто отдашь безо всяких воздыханий? Но ты же имеешь это богатство. Зачем оно?
И вот этот детский вопрос, совершенно детский, он разрушает, на мой взгляд, всю климентистскую теорию. Подавляющее большинство людей, если они богаты, то они, уверяю Вас,  привязаны к богатству, и не отдадут его. Посмотрите хотя бы на наших олигархов.
Хотя я должен сказать: подавляющее большинство, но не все. Отнюдь не все. Бывают люди вот такие удивительные ‑ богатые, но не привязанные к богатству. Златоуст сам об этом говорит. Правда, он приводит примеры из Ветхого завета: Иов был богат, но не был привязан к богатству, Авраам был богат, но тоже хлебосолен. Правда, из нынешнего века Златоуст таких примеров в своих проповедях он не приводит, но говорит, чтобы жить так, нужно очень много благодати. То есть, бывают такие замечательные люди, но это люди осененные особой благодатью – это уникумы. Их, так сказать, по пальцам можно пересчитать, это большая редкость. А остальные, которые чуть золотишко заимеют, то сразу как вцепятся и не могут руки от него оторвать? Как им быть? Златоуст говорит: остальным одно спасение – поступить так, как Христос советовал богатому юноше – раздать все, и тогда, ты будешь свободен для Царства небесного и, что самое главное,  исполнишь этим закон любви.
Пойдем дальше:
«и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие».
Конечно, Вы все знаете эту фразу про игольные уши, которая вошла в пословицу. Фраза, которая не может быть иначе интерпретирована – очевидно, что верблюд в игольное ушко никак не пролезет, как его не засовывай. Кстати знатоки говорят, что это была вообще пословица, распространенная по всему Востоку: просунуть верблюда в игольное ушко.  Это, так сказать, был эквивалент «никак нельзя сделать, как не упирайся». А Христос эту пословицу просто использует и связывает с темой богатства, что «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие». Но понимаете, собственность настолько притягательная вещь, что люди эту фразу трактуют иначе, причем не просто люди, а богословы. Какого-то католического священника когда-то в средние века вдруг осенило, и он сказал, что вот эти «игольные уши» (а в греческом тексте там единственное число – «игольное ушко») – их не надо опять-таки понимать буквально. А на самом деле это были ворота в Иерусалимской стене, маленькая такая щель для загулявших людей, когда вечером основные ворота закрывались, то оставалась вроде бы такая щелочка в иерусалимской стене, и человек мог пройти.
— Ага, — сказали климентисты, — вот видите, всё не так плохо, и всё-таки богатый может попасть в Царство Небесное, пройдя через эти воротца.
В общем, ситуация с этими воротами, я должен сказать, крайне неоднозначная. С одной стороны, вроде бы, эти Игольные уши — реальность. Дело в том, что и сейчас в Иерусалиме есть так называемое Александрийское подворье. Кто был в Иерусалиме, или кто будет, дай Бог, вы в это Александрийское подворье зайдите. Это очень оригинальное здание. Это, вроде бы, и Церковь, и в него встроен кусок Иерусалимской стены. И в этой стене действительно есть такая узкая-узкая дырка, такой ход, где человек согнувшись в три погибели, может протиснуться. Говорят, что однажды протащили сквозь эти Игольные уши маленького верблюжонка – для того, чтобы доказать, что богатый, всё-таки, может войти в Царство Небесное. Но, понимаете, с другой стороны, всё это, может быть, сделано, специально для туристов. Дело в том, что о таких воротах в Иерусалимской стене не упоминает ни один древний автор. И, тем более, Библия не упоминает. Все ранние комментаторы Евангелия о таком толковании не знают, а евангелист Лука, приводя это речение (Лк.18,25), вообще использует термин «белоне», означающий хирургическую иглу... Поэтому, в общем-то, легко это может быть сделано, прорублено гораздо позже. Хотя я должен вам сказать, что игольные уши настолько маленькие, что нормальный верблюд в них не пройдет, и, во всяком случае, надо будет с него снимать всю поклажу. А что значит снять поклажу — это означает освободиться от богатства. Но изобретательные климентисты говорят, что, вообще-то, это не верблюд, а канат. Дело в том, что "kamelos" и "kamilos"— это два греческих слова, которые отличаются одной буквой, – «верблюд» и «канат». Ну, канат — это, вроде бы, уже легче. Если очень постараться, его можно в игольное ушко засунуть. Нашли и иглы вот с такими громадными игольными ушами. Но оказалось, что у верблюда настолько грубая шерсть, что  если сплести веревку, или даже нитку из верблюжьей шерсти, ну никак она в игольное ушко не пройдет. Проще все же понимать буквально это изречение. Именно так понимали Святые отцы. Например, Иоанн Златоуст понимает это изречение в прямом смысле, и говорит: «ну, нельзя протиснуть верблюда в игольное ушко, ну нельзя, и богатому нельзя войти в Царство Небесное. Надо от своего богатства освободиться». Поэтому я вам советую эту гениальную гиперболу, это замечательное изречение понимать буквально, и не  вестись ни на какие ворота в Иерусалимской стене.
И, наконец, последнее. Вернемся опять к Клименту Александрийскому. И еще раз обратимся к его мысли. Он говорит:
‑ А что же было этому богатому юноше делать? Ну что, – он все раздаст, станет нищим и будет побираться. Куда это годится! А может, он и вообще умрет, он же не умеет ничего делать. Ну, где же здесь любовь Господня?
А, на самом деле, ситуация у богатого юноши не такая. Дело в том, что Иисус ему предлагал: «и приходи, и следуй за Мной». Многие эту фразу понимают, опять-таки, аллегорически: надо духовно пойти за Христом. Даже Златоуст об этом говорит. Но, на самом деле Христос сделал юноше очень конкретное предложение: пойти за ним, вступив в общину Христа. Дело в том, что в Евангелии разбросано масса свидетельств, таких, не очень систематических, о том, что Господь организовал именно общину: из Апостолов, каких-то приближенных людей, жен-мироносиц, из Апостолов из семидесяти. И об этом говорится в разных местах Евангелий. У них была и кружка, в которую они собирали пожертвования. Кстати, этой кружкой заведовал Иуда Искариот. И Христос предлагал богатому юноше вовсе не пойти по миру, нет. Он ему предлагал стать одним из них, вступить в общину, и жить, как живут его Апостолы, как живет вся эта община. И, в этом случае, он вовсе бы не бедствовал. Уверяю вас: никто из Апостолов не жаловался.
Кстати, о том, что эта община была, есть свидетельство в самом фрагменте о богатом юноше. Дело в том, что после всего Петр говорит: «Вот, мы оставили всё и последовали за Тобою». То есть, Петр, фактически, говорит, что он находится в общине. А в этой общине, естественно, была общая собственность. Ну, была вот эта самая кружка, были пожертвования. И конечно, они не бедствовали, ибо милостыня в Ветхом Завете  – это закон, она записана в Моисеево законодательство, и каждый иудей, собственно, по закону обязан был благотворить, обязан давать милостыню. Поэтому, можно предположить, что эта кружка у них была всегда полна. Так что, богатый юноша и в материальном смысле, я думаю, не прогадал бы. И получил бы Царство Небесное.
Здесь мы неявно встречаемся с идеей общей собственности, идеей, которая, определенно, существует в Евангелии, в Новом Завете. Эта идея занимает там достаточно большое место. И здесь, встречаясь с общиной Христа,  мы должны сделать заключение, что. Сам Иисус Христос жил общей собственностью.
На этом я закончу. Теперь — вопросы.
 
(Вопрос): Вернемся к эпизоду с этим средневековым священником, который предложил толковать игольное ушко как ворота. Вы не знаете, когда эта версия появилась, и, для начала,  когда она зафиксирована?
(Лектор): Если я не ошибаюсь, она зафиксирована в начале Нового времени, это примерно XVI-XVII век.
(Вопрос): То есть до XVII века эта школа, эта теория климентистов, она жила и продолжала обсуждаться?
(Лектор):  Да, на следующих лекциях я более подробно расскажу о судьбе обеих школ. Это очень интересно. Да она и сейчас — основная. Возьмите любую тоненькую книжечку любого священника, диакона, где толкуется вопрос о богатстве, бедности, собственности. И вы в точности прочтете вот эту теорию Климента Александрийского. Как она в начале III века появилась, так она и до сих пор существует в Церкви наряду с другими парадигмами христианской этики.
(Вопрос):  За это время появились другие взгляды на собственность?
(Лектор):  Да, четыре взгляда.
(Вопрос):  Они будут рассматриваться?
(Лектор):  Да, будут рассматриваться. Пока я вам сказал о двух взглядах, которые наиболее характерны для Православия. Есть еще один взгляд, типичный для православия. Забегая вперед, я скажу: это взгляд полного отрицания социума, это взгляд надежды на чудо. Когда я спрашиваю:
‑ А как же экономика? В общем-то, людей надо кормить, что-то производить? Мне отвечают:
 — А вы невер! Вы в Бога не верите. Вот Моисей помолился, и туча перепелов упала на иудейский лагерь. И мы помолимся, и все имущественные проблемы будут решены, чего там.
Вот такой взгляд очень часто встречается, причем среди монахов. Они считают: да, мы будем молиться, и нам, как Сергию Радонежскому, в нужный момент будут приходить фуры с продовольствием. Один монах, настоятель маленькой общины в 10 человек, меня уверял, что они так и живут.
‑ Вот так и живем: помолимся — спонсор появится, еще помолимся — еще что-то будет.
Эта, конечно, такая надежда на чудо. Причем на чудо, которое, как бы, когда мы захотим, тогда Господь и должен сотворить – чтобы нам хлебы приходили прямо по нашему расписанию. Я считаю, что с богословской точки зрения, это никуда не годно. И вообще это элементарная безответственность. Если мы так будем жить, то, знаете, мы долго не протянем.
 
(Вопрос):  У меня такой вопрос, касается того же Евангельского сюжета о богатом юноше. Есть Феофилакт Болгарский, он тоже показал этот сюжет, мне интересно ваше мнение, потому что он понятие имения больше трактует в духовном смысле. И, может быть, вы в следующий раз коснетесь толкования Феофилакта Болгарского.
(Лектор):  Я коснусь толкования Феофилакта Болгарского, но не на этот эпизод, а другой Евангельский фрагмент. Да, очень часто понятие имения толкуют расширительно, что вот например, ваши способности, ваши таланты — это, как бы, тоже ваше имение. Ну, это правильно. Но дело в том, что я, занимаюсь собственностью в прямом смысле. Ну,  так сказать, мой интерес в этом, мой интерес в собственности в экономическом смысле. Поэтому я эти расширительные толкования не рассматриваю.
(Вопрос):  Я просто для объективности, потому что люди, они могут подумать, что сугубо тут, четко тут только в этом разрезе существует мнение. Просто вот в этом смысле.
(Лектор):  Хорошо. Но нельзя объять необъятное. Дело в том, что, на этот эпизод  существует тысяча толкований, и более того, он является одним из воскресных чтений. Это означает, что все священники определенным образом обязаны этот эпизод толковать. Их учат толковать в семинариях и академиях именно этот эпизод. И, кстати, большинство из них толкует по Клименту Александрийскому. Увы.
 
(Вопрос):  Иисус вместе с Евангелистами каким-то образом отреагировал на учение Аристотеля, о том, что есть два вида хозяйствования: это экономика и хрематистика?
(Лектор):  Да, отреагировал. Если уж, так сказать, углубляться в ваш вопрос, то, безусловно, Иисус признавал только экономику, то есть домостроительство, и отвергал хрематистику как делание денег.
(Вопрос): Если идет экономика, то там нет богатства, а богатство появляется в хрематистике. В экономике богатства нет!
(Лектор): Ну, а я о чем сегодня говорю? Если, богатство ради увеличения богатства — в этом никакого христианства нет. Абсолютно. Это означает, что весь капитализм — штука антихристианская с начала и до конца. Да, да, но я-то хочу, чтобы вы, так сказать, этот вывод восприняли по Евангелию. Сказать это – просто, а вот доказать это на Евангельском материале — вот это вот дело посложнее. В этом я вижу свою задачу.
 
(Вопрос):  В самом начале лекции вы сказали о разном отношении Церкви к богатству и бедности, в этой связи мне бы хотелось услышать ваше суждение о Ниле Сорском, Иосифе Волоцком и об их противостоянии. Или это уже другая тема? Очень хотелось бы послушать.
(Лектор):  Понимаете, в чем дело, честно говоря, я об этом хотел сказать в историческом цикле. Это — замечательный эпизод нашей русской и церковной истории, на котором тоже выпукло видна вся имущественная проблематика. Но сказать о нем за две минуты невозможно. Если очень кратко говорить, то в результате этого эпизода проиграли оба. И Нил Сорский, и Иосиф Волоцкий. А выиграли третьи. Выиграли иосифляне. Не надо отождествлять Иосифа Волоцкого с иосифлянами. Вот это вот тонкий момент, который я,  если мы дойдем до этой лекции, конечно, расскажу.
 
(Вопрос):  И последователи Златоуста, и климентисты говорили не собственно о богатстве, богатство — это сам по себе атрибут нейтральный, который не одобряется и не осуждается. А об отношении к нему, то есть о привязанности к богатству и о среболюбии, т.е. к накопительству. То есть осуждали именно это, а не, собственно, само богатство. И вот по этому эпизоду из Евангелия, существует ли толкование (как вы к этому относитесь) о том, что юноша этот осуждаем не за то, что он отказался раздать свое богатство, свое имение, а от того ,что он отказался последовать за Христом. То есть, он не отказался от своего собственного мнения, от своего собственного пути, не пошел за Христом, а вовсе не из-за богатства. Можете что-нибудь сказать?
(Лектор):   Нет, таких толкований я не знаю. По-моему, очевидно, весь это эпизод вертится именно вокруг проблемы богатства. И юноша не пошел за Христом по одной элементарной причине: его не пустило богатство. И ничто другое. И абсолютно все толкователи, и Климент в том числе, именно на этом сходятся.
(Вопрос):   Осуждается не богатство, а привязанность к богатству. Не само по себе.
(Лектор):  Я вам только что рассказывал про петлю Златоуста, где Златоуст связывает эти понятия неразрывной цепью. Это Климент считает, что, в общем-то может быть любостяжательный богатый, нелюбостяжательный богатый, любостяжательный бедный, и нелюбостяжательный бедный. Все эти варианты для Климента равновероятны. Для Златоуста это совершенно не так. В подавляющем числе случаев, если человек богат, он — любостяжателен. Вот это мнение Златоуста, который он вывел из своего жизненного опыта, который был, как не думается, у него намного больше, чем у Климента. И кто прав? На мой взгляд, однозначно прав Иоанн Златоуст.
(Вопрос):  Совершенно неоднозначно. Я мог бы много привести вам аргументов против. Я могу вам предложить хотя бы один: почему мы не рассматриваем богатство, как большую ответственность. Человек богатый не потому, что у него много денег, а потому, что у него много работы,  и он дает работу, он несет ответственность не только за себя, но за всю ту экономическую единицу, которая представляет из себя его богатство. И отказавшись от богатства, фактически он отказывается не только от каких-то имущественных своих ценностей, но и делает бездомными и несчастными многих людей из неимеющих, которые имеют возможность жить на его экономической единице.
(Лектор):  Во, во, во! Вы в точности рассказали одну из парадигм, которая называется протестантская этика. (аплодисменты). 
(Вопрос): Поскольку в Православии одним из критериев истинности трактовки и Библии, и Евангелия является согласие Отцов. Есть ли такое согласие Отцов по поводу этого эпизода? И если есть, то каково оно?
(Лектор):  Понимаете, как видите, я считаю, что это согласие Отцов — вещь преувеличенная, это — идеал, которого, на самом деле у нас в Православии нет. Святые Отцы все время писали полемические книжки. Они полемизировали с другими богословами, с другими Отцами, а насчет имущественной этики — тем более. У нас до сих пор нет единого взгляда на этот предмет. Видите, я насчитываю четыре, а на самом деле пять различных христианских парадигм имущественной этики. И все они, так или иначе, имеют бытие в Церкви, в том числе и в нашей Православной Церкви. И, может быть, это-то и хорошо. Понимаете, вопрос этот еще не решен соборно. Имеются разные мнения, имеется поле для дискуссий. Гораздо было бы хуже, если бы уже все было бы, скажем, Вселенским собором решено, и шаг в сторону — значит расстрел. Нет, слава Богу, что положение не таково.
 (Вопрос): А правильно ли можно сделать вывод о том, что как раз имущественный вопрос — одна из причин противоборства монашеских орденов в средние века, в частности гонений Римско-католической церкви на Францисканцев.
(Лектор):  Я так не считаю. Дело в том, что эти гонения, мне думается, преувеличены. Насколько я знаю, орден Францисканцев разделился на две части. Одни следовали полному нестяжанию, путешествиям в духе самого Франциска. А другие люди  — более такие практичные. Они считали, что надо учить людей, кадры ковать. Для этого нужны школы. А для школ, так или иначе, нужны деньги. Поэтому, всё равно, какое-то материальное обеспечение необходимо. Насчет гонений — я не думаю, что эти гонения были какие-то серьезные. Понимаете, все католические ордена, в общем-то, начинали с нестяжания. Но после так получилось, что они, так или иначе, обрастали громадной собственностью. Но вы не смейтесь, дело в том, что наши монастыри тоже начинали с этого. Троице-Сергиева Лавра во времена Сергия Радонежского не имела ни одной деревни. А после она стала прикупать, прикупать, и стала одним из самых больших собственников. Это некий закон. Понимаете, в чем дело: собственность — она дает независимость. Она дает устойчивость, и Церковь как социальный институт это очень хорошо знает и понимает. Именно поэтому она всеми силами, всеми правдами и неправдами увеличивает свою собственность. Я этот вопрос так понимаю. Не потому, что батюшки там такие любостяжательные, что без собственности не могут — нет. Потому, что эта собственность — некий якорь, который придает устойчивость Церкви в этом циничном мире.
 
(Вопрос):  Почему, если существуют различные мнения насчет богатства, почему так однозначно отношение Церкви к святости царей и императоров, которые жили в богатстве.
(Лектор):  Спасибо. Понимаете, там другие законы. Император это как бы человек более высокого порядка, который живет не по обычным законам. Это василевс, это правитель. И канонизировали императоров, говоря современным языком, за их управленческие успехи. А то, что они были богаты — надо различать богатство личное и богатство государственное. Византия считала, что император — владелец всех имений, всех земель, всей собственности, которая в стране есть. И он имел право любого собственника раскошелить, отнять его имение. Но это не считалось его богатство. Его богатство не вменялось ему в вину, ибо должность императора —  должность представительная. Он должен показать свое богатство каким-то иностранным послам и тем людям, которые к нему приходят, чтобы, тем самым, символизировать свое величие и величие всей империи.
(Вопрос):  Почему бы не перенести такие представительские представления на целый класс, например, на наших предпринимателей?
(Лектор):  Ну нет, это разные вещи, император представлял всех, всю империю. А, извините, наши олигархи — это совершенно другой случай.
 
(Вопрос):  Песня про священную частную собственность?
(Лектор):  Нет, подождите, я не хочу об этих песнях умалчивать. Они есть в нашей Церкви. Они популярны. Поговорите со священниками, и подавляющее большинство скажет: «частная собственность лучше, что вы, это очевидно совершенно! Большевики что сделали с общественной собственностью, вон что натворили». Так что эта песня, она существует, и с этой песней надо аккуратно работать, ее надо аккуратно, квалифицированно развенчивать. Но это делать надо не глоткой, а аргументами, основанными на Евангелии, основанными на знании церковной истории.
 
(Вопрос): У Вас на сайте я знакомился со статьей Владимира Эрна «Христианское отношение к собственности». И Вы в своем вступительном слове как раз отметили, что статья во-первых, блестящая, а во-вторых, те аргументы, которые в ней изложены, не получили должного ответа со стороны, так сказать, богословия. Вопрос о полемике. Существует ли сейчас данная полемика, и где можно с ней ознакомиться?
(Лектор):  Увы. Ознакомиться со статьей можно только на моем сайте. И к сожалению, ее почти никто не репродуцирует, хотя статья эта гениальная, замечательная, хотя написанная молодым человеком в 20 лет. Но, в общем, потрясающая. Полемики нет вообще. Был только один отзыв на эту статью. В районе где-то там 1907-1906 года, после того, как она вышла. А отзыв — в типично климентистском стиле. А после она замалчивалась. Ну, что делать...
(Вопрос):  Какая ж это полемика? Когда аргументы не получают ответ. Где полемика?
(Лектор):  Да, я писал о том, что аргументы Эрна не опровергнуты. Ну, это вопрос к климентистам, почему-то они помалкивают, что-то они застеснялись, не знаю, в чем дело.
(Вопрос):  А можно уточнить название статьи, или адрес сайта?
(Лектор):  «Христианское отношение к собственности». Владимир Францевич Эрн. Это на моем сайте. Вообще, кто не был на моем сайте chri-soc.narod.ru , все-таки, зайдите. Его очень легко в Яндексе найти, вы набираете: «Сомин Николай Владимирович», и там в первых трех строчках, которые выпадут, наверняка, статьи из моего сайта. Ну, там не только мои статьи, а статьи многих христианских социалистов, их там десятки. Вообще, около трех сотен статей. Посмотрите, может быть, любопытно будет.
 
(Вопрос):  Скажите пожалуйста, имущественные отношения – они как-либо отражены в концепции Русской Православной церкви и если отражены, то каким образом?
(Лектор):  Да, отражены. Есть документ: «Основы социальной концепции Русской Православной церкви», такой документ определяющий, который утвержден собором епископов в 2000 году. Там есть главка: «Труд и собственность». Главка, в общем, такая мягкая, беззубая. Но, может быть, это и хорошо. Она хороша тем, что там говорится, что Церковь признает разные виды собственности: и частную, и общественную, и такую-сякую, и коллективную, и всякую другую. Никакого вида собственности она не выделяет. На самом деле, это говорит о том, что вопрос этот не решен. А с другой стороны, опять-таки, слава Богу, потому что это все-таки это документ определяющий, от которого уже не уйдешь, а вот последующие церковные документы, они явно прокапиталистические, там имеется в виду, что существует капитализм, а ничего другого нет и быть не может.
 
(Вопрос):  По поводу отношения христианской церкви к труду, могли бы вы как-нибудь осветить этот вопрос. Собственность и труд.
(Лектор):  Не сейчас. Давайте я по вашей просьбе сделаю экскурс на следующей лекции. Потому что быстро это не скажешь. Вкратце: труд — это хорошо, труд — это прекрасно.
 
(Вопрос):  Я не очень понимаю вот какой вопрос. Ну, был Иисус, у него были ученики. И, тем не менее, я понимаю, что был исторический контекст, и они, фактически, жили на подаяние, была кружка. И, вместе с тем, вы говорите, что христианство относится к труду положительно. А Иисус, получается, и его ученики, они не трудились или трудились? Как относиться к этому?
(Лектор): Понимаете, во-первых, Иисус Христос сам до тридцати лет трудился. И, по преданию, он воспринял ремесло своего отца и был плотником. Если бы труд это было плохо, то Господь бы не стал этого делать, а Он наоборот, своим трудом освятил все остальные виды труда. Но, понимаете, после, его задача изменилась. И, если бы Апостолы, допустим, продолжали бы трудиться где-нибудь у себя там на своих огородах, или рыбу таскать неводом из озера, ну вряд ли они смогли бы впитать всю ту мудрость, которую Иисус им передал.
(Вопрос):  Был же еще случай с Павлом, который шил палатки.
(Лектор): Да, Павел шил палатки, но, мне кажется, он это делал немножко демонстративно, чтобы показать, что он не тунеядец, он не объедает общины, в которых он бывает. Но, в общем тема труда, она, между прочим, не такая простая, потому что у нас есть такая монашеская традиция, где труд признается, но, в общем-то, говорится о его подсобном характере, что главное — молиться и молиться. А поскольку монашество у нас очень почитается в Православии, то вот такое мнение насчет труда становится чуть ли не нормативным. Хотя на самом деле оно годится только для монахов, конечно.
 
(Вопрос): Николай Владимирович, в своей речи вы упомянули олигархов, как наиболее очевидный пример тех верблюдов, которым тяжело пролезть в игольное ушко. И также Вы сказали, что Церковь, она расширяет монастыри, расширяет свою собственность, для того, чтобы обеспечить свою экономическую стабильность. Я думаю, что проблема любостяжания, она актуальна не только для олигархов. Для любого человека, где та граница, между тем, когда он утверждает свою экономическую стабильность, защиту от нищеты и так далее  и тем, что называется любостяжанием?
(Лектор):  Понимаете, границы нет. Есть лестница восхождения от несовершенного состояния к совершенному состоянию. Об этом очень подробно говорит Иоанн Златоуст. Что сказал Иисус: «Если хочешь совершен быть, отдай все». Это верхняя ступень лестницы. И, в общем-то, задача христианина — карабкаться к этой верхней ступени, и ни в коем случае не останавливаться на ступенях промежуточных. Но промежуточные ступени необходимы. Ибо человек в одночасье таким святым стать не может. Слабо ему. Надо, как говорил Златоуст, если не хочешь отдать все, то отдай половину. А, ты и этого не можешь сделать? Отдай треть. Этого не можешь сделать? Ну, отдай десятину, как в Ветхом Завете. Ну, милый, ты и этого не можешь сделать? Ну, жаль, конечно, ну, ты, тогда, хотя бы, не воруй. Вот разные ступени.
(Вопрос): Ну а все-таки, исторически, если брать наш пример, монастыри, проходя от общины нестяжателей к владению многими деревнями, они восходили по лестнице или нисходили?
(Лектор):  Понимаете, собственность, причем, даже общественная собственность, – она вещь небезобидная, и, в общем-то, исследователи нашей Русской Церкви нашли любопытную закономерность: чем больше у монастырей собственности, тем меньше в них появлялось святых. Вот так. Но, конечно, так сказать, вредность общественной собственности и личной собственности не сравнимы друг с другом. Общественная собственность, она, все-таки, учит любви. А личная собственность учит только эгоизму и ничему другому.
 
(Вопрос): Как вы считаете, конфликт в социалистической революции, Великой Октябрьской, был в основном конфликтом климентистов и социалистов, или теистов и атеистов? Какой аспект больше влиял?
(Лектор):  Где-то во второй половине XIX века Россия усиленным темпом побежала по дороге капитализма. И наша Церковь тоже побежала по этому пути, во всяком случае, она этот путь, не скажу, чтобы она благословляла, но, во всяком случае, очень благосклонно к нему относилась. Господь этого не попустил, и наказал всех: и народ, и Церковь, и власть. А в то же время, вывел народ на другой путь развития. Если говорить вкратце, вот как я понимаю эту коллизию. Довольны вы моим ответом?
 
(Вопрос): Сейчас есть мнение о том, что частная собственность в экономическом плане более эффективна, чем общественная собственность. Если собственность не является абсолютным злом, с точки зрения христианина, то, видимо, эффективность — это очень хорошая вещь. Собственность — это тот ресурс, который можно употребить, в том числе и на благое дело. Вопрос такой. Разделяете ли вы точку зрения, что, скажем, частная собственность — более эффективна в экономическом плане, чем общественная собственность. Если нет, можете ли вы привести пример, когда общественная собственность более эффективна?
(Лектор):  Пример – Советский Союз. Темпы роста Советской экономики намного превышали западные темпы. В разы, где-то в 5-7 раз. Это что, не доказательство эффективности? А есть и богословские соображения. Тот же Иоанн Златоуст говорит, что это всем понятно, что когда люди собираются вместе, это гораздо более эффективно, чем если каждый ведет свое хозяйство. Это было очевидно ещё тогда, в IV веке. А то, что частная собственность более эффективна, это сказки. Она эффективна из-за сребролюбия и любостяжания, которые заводят этот капиталистический мотор. Она лишь в какой-то степени эффективна, но люди гибнут, они духовно гибнут в капитализме. И поэтому, вот то, что у нас сейчас делается, это безумие, это гибель и физическая, и гибель духовная всего народа.
 
(Вопрос): У меня вопрос по определению богатства: следуя логике  Златоуста, и если расширять это определение богатства, то в итоге человек должен отказаться вовсе от собственности и уйти жить в общину, уйти в монастырь. То есть, оставаясь в миру, будучи включенным в социальные институты, человек будет отягощен собственностью, при любом устройстве общества, в том числе при коммунистическом. Человек не сможет обрести спасение в миру, и сможет его обрести лишь монастыре.
(Лектор):  Нет. Нет. Понимаете, Златоуст рассуждал так: «Да, надо отдать всё. Но, если все отдадут всё всем, что получится? Получится коммунизм». Именно вот примерно так он и рассуждал. Да, конечно, собственность надо как-то организовать, передачу этой собственности, через Церковь, как это было сделано в Иерусалимской общине и описывается в Деяниях Апостольских. И тогда получится общая собственность. Если все отдадут всё всем. Получится общая собственность, коммунизм. Тогда, с одной стороны, у человека нет личной собственности, которая на него давит, не даёт подняться вверх к Царству Небесному, а с другой стороны, на базе общественной собственности можно организовать экономику, причём экономику эффективную, и, тем самым, решаются обе задачи: и задача физического выживания, и задача духовного возрастания. Может быть, это самое важное, что хочу я до Вас донести.
 
(Вопрос):  Не подскажете, у Маркса в ранних работах сказано, что коммунизм есть процесс преодоления отчуждения, а частная собственность названа самоотчуждением человека, вот в этом ракурсе, как вы относитесь к коммунизму? И Вы себя охарактеризовали как социалиста. В чем Вы видите разницу  между социализмом и коммунизмом?
(Лектор):  Понимаете, я не марксист, хоть режьте меня. Я с определённым уважением отношусь к Марксу, в том, что он всё-таки пытался вскрыть механизмы капиталистической эксплуатации. Но, на мой взгляд, он в самом объяснении этих механизмов довольно сильно напутал. Во-вторых, он совершенно не занимался проблемой банков и банковского капитала. В «Капитале» этого, почему-то, нет, хотя это самая страшная вещь; эти банкиры гребут деньги, выгребают и у бедных и у богатых. А в-третьих, меня совершенно не удовлетворяет атеизм Маркса, прямо-таки воинствующий атеизм. Для меня социализм возможен только при наличии веры, вот что главное. Верующий человек может быть настоящим социалистом. А социализм неверующего очень быстро сдувается, вот так, как быстро сдулся наш Советский социализм. Да, был, был, замечательный, но увы! И его гибель именно следствие атеизма. Ещё Сергей Николаевич Булгаков понял, что настоящий социализм может быть только христианским, только религиозным. Вот это меня в Марксе совершенно не удовлетворяет. А эти рассуждения Маркса об отчуждении, – ну, я как-то всерьёз их не воспринимаю, честно говоря. Это он что-то не то говорит. Снятие отчуждения и любовь – это разные цели.
(Вопрос): Вопрос прозвучал: чем отличается социализм от коммунизма?
(Лектор):  Ну, здесь я марксист. Социализм — это ступень к коммунизму. Но дело-то вот в чём: дело в падшести человеческой. Человек ‑ поганка падшая, она вся в грехах. И эти грехи приходится каждому человеку по каплям выдавливать из себя. А коммунизм — это очень высоко для жизни. В коммунизме нужен совершенно потрясающий нравственный уровень, которого нет у людей. Поэтому реально возможен только некоторый подход к коммунизму, некоторая ступень, которая называется социализмом. И вот один из вариантов этой ступени у нас был — это Сталинский социализм.
 
(Вопрос): Многие связывают имущественные отношения с другой притчей из Евангелия, притчей о талантах. Соответственно, есть ли у кого-то из Святых Отцов правильное понимание. Это приумножение чего именно? То есть именно в имущественном отношении.
(Лектор): Всё понятно. О притче о талантах я буду говорить на следующей лекции, она у меня запланирована.
 
(Вопрос):  У меня не вопрос, у меня комментарий в продолжение диалога по поводу нашего социализма, модели. То есть, есть такая Евангельская фраза: что напрасно трудится строящий дом, если Господь не созиждет его. Вот не наш ли это случай, что этот наш правительственный атеизм, вот это вот ложка дёгтя в большой нашей бочке мёда?
(Лектор):  Я согласен. Понимаете, нет воли Божией, чтобы был атеистический коммунизм. Этого нет в планах Господа, совершенно не предусмотрено, и в устройстве мироздания это просто невозможно. Я согласен с вами. Это — причина гибели, в конце концов, глубинная причина гибели Советского строя, — это его атеизм.
 
(Вопрос):  Вы эту тему уже подняли — о причинах гибели Советского Союза. Возможна ли такая трактовка, если более подробно, что именно руководство страны, именно атеизм поставил барьер, который не могли преодолеть в плане отношения как раз к деньгам, к собственности. То есть они росли-росли-росли, дошли до такой определенной планки, а дальше было идти запрещено, а потом соответственно, они просто расползлись, ну окуклились, и начали гнить на определённой стадии восхождения.
(Лектор):  Ну, в принципе я согласен. Понимаете, атеист долго не может быть нестяжательным. Да, есть некий заряд любви в человеке. Но этот заряд должен всё время пополняться. Так происходит и с отдельным человеком, так происходит и с обществом. Это всё равно, что, вот например, компьютер. Компьютер можно подсоединить шнуром к электросети, и он будет постоянно работать. А может работать ещё и на батарейке. Сколько-то проработает, и стухнет. Вот это, так сказать,  модель человека и модель общества. Компьютер, подсоединённый к сети — это общество с Богом, общество верующих. А компьютер на батарейках — это общество атеистов. И Советский социализм  это всё очень наглядно нам показал.

Идея развития и православие

Аватар пользователя Maja

Идея развития и Православие

Владимир Гаврилов, философско-религиозный кружок СВ «Восхождение»

«Представление о мире, разрушающемся и распадающемся, представление о личности человека деградирующей и истории человеческой, находящейся в непрерывном регрессе, свойственно православному пониманию мира и прямо противоположно идее развития». Эта цитата принадлежит священнику Андрею Ларгусу, одному из авторов сборника «Шестоднев против Эволюции». Между тем Вселенские Учителя, такие как Василий Великий заявляют иное, а именно, что «история (творения) есть воспитание жизни человеческой». А нужна она «дабы ты совершенствовался и стал достойным исходящего от Бога воздаяния», «большими шагами постоянно шел вперед, восходил делами добродетели», а «Возрастание души — это восхождение через знания к совершенству!» Разбираемся кто прав.

Новое учение?

Текст доклада священника Андрея Ларгуса, прочитанного на Совещании, проводимом Отделом религиозного образования и катехизации Московского Патриархата на тему: "Преподавание в православных школах вопросов творения мира, жизни и человека", вошел в сборник «Шестоднев против Эволюции», где несколько авторов попытались поразмышлять над теорией развития человека в контексте православного миропонимания. В этом ключе мнение Андрея Лоргуса наиболее выделяется из всех суждений авторов сборника. Он утверждает, что идея развития и православное мировоззрение несовместимы.
Приведем несколько цитат:

«Представление о мире, разрушающемся и распадающемся, представление о личности человека деградирующей и истории человеческой, находящейся в непрерывном регрессе, свойственно православному пониманию мира и прямо противоположно идее развития».

«Православное богословие учит нас мыслить мир не в одной парадигме линейно движущегося в истории мира, а как минимум в двух. Вторая парадигма исходит из фундаментальной онтологической точки - первородного греха. От этой точки в истории мир переменил вектор своего линейного развития на противоположный. Мир стал деградировать».
«Однако Господь не оставляет мир. Человек и весь космос не только движим силой Духа, но и обновляется и преображается Богом. ... Премудрым промыслом Бог созидает разрушаемое человеческим грехом».

Здесь стоит заострить внимание. Андрей Лоргус пишет: «Премудрым промыслом Бог созидает разрушаемое человеческим грехом». То есть человек не хочет стоять на месте, он куда-то стремится, хулиганит и пытается изменить сотворенный мир и тем самым рушит творение, а Бог чинит и восстанавливает. Тут же приходит мысль, а не является ли человек в этом случае врагом творения? А если не человек, то кто? Лукавый? В этом случае под борьбой с лукавым опять же можно понимать отказ от деятельности. Другими словами, человек постоянно деградирует и разрушается. А вся история это процесс бесконечной деградации? Получается, что смысл жизни в сотворенном мире, это сама жизнь, сиюминутное существование, экзистенциализм, старание не деградировать, как все? То есть избавление от деградации путем отказа от активной деятельности?
Читаем дальше доклад А. Лоргуса.

Но как же тогда жить, если «все, что сотворено Богом, само по себе поменять форму исходя из своих внутренних причин не может».
В чем же тогда смысл истории? Для чего живет здесь человек и почему он послан в этот мир? Мучиться, просто жить, стоять на месте и любить все вокруг, боясь потревожить цветочек или травинку? В чем смысл? Ищем ответ в докладе.

Лоргус пишет, что «Бог может вложить в эту тварь новый замысел или новый семенной логос.» Другими словами, Бог сам делает из людей кого хочет. То есть человек подобен сломанному роботу, которому требуется починка. Мастер пришел и уже готовит инструменты, а роботу требуется только лежать на складе и не пытаться показать носа, чтобы не угробить ни себя, ни других. Но где будет происходить эта починка? На небе после смерти или на земле после воскресения? То есть люди здесь просто живут и ждут смерти, а Бог сам переделает их в нужный момент? Интересный взгляд.

Приведем еще набор цитат из доклада Лоргуса:
«Богословие видит мир в сложной перспективе смерти, разложения, деградации, с одной стороны, и спасения, возрождения, и обновления, с другой. Это не может быть согласованно ни с идеей развития, ни с идеей распада в отдельности».
«Идея развития и производные от неё теории никак не могут ужиться с Библейским богословием. Попытки примирить Библию и эволюцию есть преднамеренные искажения смысла».

«Заложенное в природе, не развивается. Оно настолько устойчиво, …. (что) ограждает себя всеми биологическими механизмами, чтобы только не измениться, а сохранить себя такой, как она есть. Вот поэтому я и говорю: изменяется тварь - да; регрессирует и умирает - да; но самой сущности своей изменить сама не может. В этом смысле, как возникновения новой сущности, развития нет».

А далее совсем в духе Ницше: «дни творения, Шестоднев, это отдельный период Священной истории, период, который завершен. Бог почил, т.е. положил некий предел».
То есть получается, что мир перестал развиваться? И не только мир природы, но и сам человек? Он был идеален, потом поломался и вот в таком поломанном состоянии ждет гибели. Творение завершено и Бог самоустранился? Бог сидит где-то далеко и смотрит, как вертятся зубчатые колесики в созданном им механизме. А как же тогда миссия Христа?

Раз развития нет, то природа пораженного грехом Адама и всего человечества неисправима. То есть сотворенный когда-то человек и пораженный скверной в результате грехопадения, по логике Лоргуса, в принципе неисправим. Зачем приходил тогда Христос? А если приходил, то добился ли результатов? Неужели «единосущее Христу человечество» неисправимо? Ответа в приведенной статье не оказалось. Более того, она привнесла больше острых вопросов. Чтобы дать ответ на них, обратимся к мнению Отцов-Основателей православия.

Вселенские учителя в первые века христианства разработали стройную религиозно-философскую ортодоксальную систему, которая утверждена на Вселенских соборах. Что они пишут о развитии, о науке и о целях человека в этой жизни? Давайте прочтем сам «Шестоднев» Василия Великого, на который ссылаются составители сборника.

Анакефалеосис и развитие

Прежде чем приступать к разбору учения о развитии надо разобраться в миссии Христа. В чем она заключается и какую цель преследует? Ответ мы находим у таких авторов, как Ириней Лионский, Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский и иных Отцов. Ответ заключен в патристике.
Сначала посмотрим на то, что пишет о миссии Христа св. Ириней Лионский, известный своей борьбой с гностиками.

Его концепция Анакефалеосиса (Переоглавления или Восстановления мира) излагается в колоссальном труде «Против Ересей». Она стала, по сути, центральной осью христианства, на которую нанизывается вся христианская догматика. Основной смысл постараюсь изложить в нескольких словах.
История творения протекала примерно таким образом. Бог сотворил совершенный мир. Но после сотворения земли и всех тварей ее и далее человека в Эдемский сад пришла скверна. Носителем ее был лукавый. Он соблазнил Еву и Адама и вверг их в грехопадение. Первочеловек Адам стал смертным, и сущность его получила прививку скверны. Мир и первочеловек были испорчены лукавым. То есть в нашем понимании произошел контрсозидательный акт. Лукавый выступил против творения, стал вредить процессу реализации божьего замысла и стал ставить на пути развития сотворенного мира препоны. Адам, испорченный скверной, передал ее «по наследству». Мир вокруг тоже получил эту «прививку».
В этом отношении мнение Отцов тождественно мнению Лоргуса. Изучаем предмет далее.

Современный богослов Илларион (Алфеев) пишет в своем труде «Православие», что много вреда наделала испорченная лукавым природа Адама. : «В течение долгих веков Бог вразумлял человечество различными способами, однако грех продолжал переходить из поколения в поколение. Тогда понадобилось более сильное «лекарство», которым и стало воплощение Бога Слова». (Том 1, Глава IV. Боговоплощение)

Для борьбы со скверной и преображения мира Бог совершил решительный акт. Он послал Сына Единородного в этот мир, что Сын победил скверну и спас Творение от гибели. Бог-Сын изменил этот мир. Он стал его восстанавливать.

Это восстановление Ириней Лионский называет Анакефалеосисом (греч.) или Рекапитуляцией (лат.), то есть радикальной перепиской или переделкой глав в свитке жизни. «Посему, и Господь наш в последние времена, восстановляя (буквально по гречески «переоглавляя» - анакефалеосис) в Себе все, пришел к нам не так, как Он мог, но как мы могли Его видеть». («Против ересей» Книга 4. Глава 38) В словосочетании «переоглавляя в Себе все» заложена суть концепции Анакефалеосиса. Бог начал восстанавливать порушенный мир. Он объявил войну скверне и победил ее.
В построении своей теории Ириней Лионский опирается на строчку из послания апостола Павла. «В устроении полноты времен, дабы все небесное и земное соединить под главою Христом». (Ефес. 1- 10). И эта коренная переделка мира стала самой значительной и масштабной со времен Творения. Другими словами, творение не прекратилось, оно продолжилось в форме Анакефалеосиса, то есть избавления сотворенного мира от греха и восстановления до прежнего безгреховного состояния. По сути, это была метафизическая революция против регресса, осуществленная самым Богом-Сыном по воле Отца. История поменяла свое направление. Теперь вектор истории обратился вверх. Христос открыл путь для восхождения к Богу.

Прежде чем дальше рассматривать теорию Анакефалеосиса, которая стала стержнем христианской идеологии, хочется сказать немного о самом Иринее Лионском. Он родился между 130 и 160 годами н.э. и еще с детских лет учился у Поликарпа Смирнского, который в свою очередь был учеником апостола Иоанна Богослова. Еще юношей Ириней был послан миссионером в Галлию для проповеди христианства. Это опасное мероприятие осложнялось не только враждебным настроем властей, но и религиозными суевериями самих римских граждан. Почти в каждой непогоде, засухе или неурожае многие римляне видели гнев богов за «проделки христианских сект», и требовали от властей наказать «сектантов». После каждого политического или природного несчастья слышались возгласы: «Христиан на арену!» И власти не собирались перечить толпе. В этой накаленной обстановке отправляться юношей в другой конец Империи и проповедовать христианскую веру было крайне опасно. Однако Ириней оказался не из робкого десятка и благодаря своим ораторским способностям сумел сплотить вокруг себя большую общину. В 177 году он стал епископом города Леона.
Между тем, помимо светских властей в то время, как и сейчас, имелся другой серьезный враг, а именно околохристианские гностические секты. Ириней Лионский одним из первых объявил им войну. Его труд «Против Ересей» по сей день является базовым интеллектуальным оружием в этой борьбе. Этот труд разгромил базовые воззрения гностиков и лишил их метафизических оснований в писании. Интеллектуальные враги христианства получили серьезный удар. Однако борьба с гностиками не прошла даром. Во время антихристианских гонений императора Септимия Севера в 202 году Ириней Лионский был зарублен мечом.

С чем же можно сравнить Анакефалеосис? В своих аскетических произведениях другой из величайших учителей церкви Василий Великий сравнивает восстановление мира (Анакефалеосис) с большой битвой, когда под началом грамотного стратега, враг был разбит и бежит. Но впереди еще долгий труд, по преследованию и окончательному разгрому врага. Стратегом в этом случае предстает Христос, ну а его воинством – христиане. Уничтожив метафизические основы греховной природы, Христос приказал своему воинству развивать победу на этой земле.

Василий Великий приступил к разработке своей религиозно-философской системы примерно через полтора столетия после написания Иринеем Лионским труда «Против Ересей» и существенно обогатил православное мироучение. Учение Василия Великого считается одним из столпов православной догматики. Он излагает следующее: «Каким было первое творение, таким должно быть впоследствии восстановление (Анакефалеосис-авт.). Человек возвращается к своему прежнему состоянию, отвергая порок, … к жизни ангелоподобной». (Василий Великий «Беседы на шестоднев» Беседа 11. абз.7) То есть развивая в себе духовные начала, избавляясь от порока и скверны мы восстанавливаем (Анакефалеосис) в себе прежние райские черты. Здесь под «прежним состоянием» понимается догреховная природа человека.

Немного скажем о самом Василии Великом. Родился этот удивительный человек около 330 года в Кесарии, являющейся административным центром византийской области Каппадокия. Василий происходил из богатого и знатного рода и благодаря связям и деньгам отца получил прекрасное образование в самых знаменитых учебных заведениях Империи: сначала в родной Кесарии, а затем в Константинополе и потом в блистательной платоновской Академии в Афинах. Там же Василий познакомился с еще одним одаренным юношей – Григорием Назианзиным. Их ораторское мастерство и познания в философии были настолько удивительны, что двое друзей вскоре стали знаменитыми в Греции. Они побеждали в состязаниях софистов и их ораторское искусство привлекало не только студентов, но и греческих юристов, владеющих искусством победы в судебных прениях.
Василий и Григорий стали одними из лучших студентов академии. Они изучали не только языческую философию, но и неоплатонизм, оригенизм и иные течения гуманитарного знания, такие как медицина и юриспруденция. После окончания учебы Василий и Григорий были приглашены преподавать в Академию. Какое-то время они оставались в Афинах.
Но судьба их готовила совсем для другого дела. Так получилось, что двум друзьям-философам, а также младшему брату Василия, тоже по имени Григорий (Нисский), выпало предназначение разработать и утвердить догмат о Троице. И именно благодаря им христианство приобрело вид стройной религиозно-философской системы. В истории их кружок получил наименование каппадокийского по названию их родной провинции.
После интеллектуальных битв с еретиками-арианами и смертельно опасных политических выпадов против императора Валента, каппадокийцы смогли собрать в 381 году Второй вселенский собор и утвердить ортодоксальное учение.
Именно они заложили в основы православия ключевые мировоззренческие конструкции, которые определяют ментальность православных народов до сих пор.

Посмотрим на взгляды каппадокийцев более подробно. В чем же состоит Анакефалеосис? Каким образом Христос победил лукавого? Одним из краеугольных камней этой теории является учение о Новом Адаме. При его разработке каппадокийцы опирались на платоновское учение о мире Идей, а так же на других отцов церкви, в том числе на Иринея Лионского, жившего на полтора столетия раньше их. Было выдвинуто предположение, что Адам был не просто человек, а еще и Идея человека.

Лучше всего эту мысль излагает родной брат Василия Великого - Григорий Нисский, (активнейший разработчик каппадокийского религиозно-философского направления христианской мысли):

«Имя (Адам) сотворенному человеку дается не как какому-либо одному, но как вообще роду. Поэтому общим названием естества приводимся к такому предположению, что … в первом устроении объемлется все человечество. Ибо надлежит думать, что … как бы в одном теле (выд-авт) сообъята Богом всяческих полнота человечества, и этому-то учит слово, изрекшее: Сотвори Бог человека, и по образу Божию сотвори его. Ибо не в части естества образ, … но на весь род равно простирается такая сила ... Одинаково имеют это и явленный при первом устроении мира человек, и тот, который будет при скончании Вселенной; они равно носят в себе образ Божий. Поэтому целое наименовано одним человеком, … все естество, простирающееся от первых людей до последних, есть единый некий образ Сущего». (книга «Об устроении человека», глава 16)
У Григория Нисского здесь развивается мысль, что в первичной Идее человека (в Адаме) заложены основные черты человечества (сущность), которые имеют подобие Божье. Эти черты проецируются на род людской. Они заложены с момента творения.

Этот образ пребывал и пребывает на человеческом роде всегда. Но почему богоподобие тогда сразу не сделало Адама богоподобным, а человека подобным Богу? Какова же природа богоподобия? На это вопрос ответим чуть позже. Пока же разберемся в концепции греховности человека.

Чудовищность грехопадения Адама состоит в том, что его грех исказил Идею человека и передается по наследству всему роду людскому. Каппадокийцы пишут, что глубинное человеческое естество, сама Идея Человека, была повреждена. И вот для того, чтобы спасти мир, необходимо было изменить пораженную скверной Идею первочеловека Адама.
Христос произвел замену. В этом и состояла одна из целей Христа. Богочеловек Иисус Христос заменил собой первочеловека Адама. Идея человека была заменена более лучшей и более совершенной Идеей Богочеловека!

Каппадокийцы и ранее Ириней Лионский находили подтверждение своей теории у апостола Павла, который пишет об этом следующее: «...Первый человек Адам стал душою живущею; а последний Адам есть дух животворящий... Первый человек — из земли, перстный; второй человек — Господь с неба. Каков перстный, таковы и перстные; и каков небесный, таковы и небесные. И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного» (1 Кор 15, 45-49).

Но продолжим рассмотрение теории о Христе, как о новом Адаме. Вот что в IV веке пишет лучший друг и соратник Василия Великого - каппадокиец Григорий Богослов (Назианзин), который, вслед за Иринеем, подчеркивает, что Христос искупил Адама: «Все соединилось воедино за всех и за единого Праотца, душа за душу преслушную, плоть за плоть покорившуюся душе и вместе осужденную; Христос, не причастный греху и высший греха, за Адама, бывшего под грехом. Для сего ветхое заменено новым; страданием воззван страдавший...» (Григорий Богослов, Слово 3) Здесь под словом «ветхий» можно понимать старого греховного Адама. Под термином «страдание» понимается крестный подвиг Христа, а словом «страдавший» обозначается как сам Адам, так и весь род человеческий.

В другом фрагменте Григорий Богослов излагает более детальную метафору: «Я стоял и смотрел: и вот муж, восшедший на облака, муж весьма высокий, и образ его как вид Ангела (Суд.13:6), и одежда его, как блистание летящей молнии. Он воздел руку к востоку, воскликнул громким голосом (а глас его, как глас трубы, и вокруг его как бы воинство небесное) и сказал: «Ныне спасение миру, миру видимому и миру невидимому! Христос из мертвых — восстаньте с Ним и вы; Христос во славе Своей, — восходите и вы; Христос из гроба, — освобождайтесь от уз греха; отверзаются врата ада, истребляется смерть, отлагается ветхий Адам, совершается новый: кто во Христе, тот новая тварь (2Кор.5:17); обновляйтесь». (Григорий Богослов, Слово 45, На Святую Пасху)

В общем, здесь все сказано предельно понятно. Григорий Богослов (Назианзин) описывает образ достижимого Идеала, а затем призывает – обновляйтесь по его образу и подобию! (греч. Анакефалеосис) И это есть главная задача Анакафелеосиса – деятельное восстановление мира из греха и обновление человека. Христос в битве Анакефалеосиса нанес скверне сокрушительный удар. Он заменил человеческую природу, то есть Идею человека, более совершенной Идеей Богочеловека. Он спустился в Ад и разгромил врага рода людского. Теперь от его воинства требуется добить бегущего противника и развить успех в деле преобразования человечества в мире земном. «Освобождайтесь от уз греха!»

Ириней Лионский, Василий Великий и Григорий Богослов говорят о том, что вектор истории человечества после грехопадения вновь изменил свое направление. От нисхождения со времен грехопадения, человеческая история берет курс на восхождение. Христос своим подвигом изменил сущность человечества, и теперь оно обязано восходить и развиваться в своем стремлении к Богу. Именно здесь на земле зарабатывается человеком и человечеством свое спасение. И без развития невозможно его достичь. Главная цель человека в жизни это обожиться в развитии, то есть превратиться в подобного Христу богочеловека. Следование к богочеловечеству, то есть к обновленной человеческой природе, есть обоженье.

Но прежде чем рассмотреть этот тезис подробнее, посмотрим на личность Григория Богослова. Родился он около 329 года в городке Низианз в Каппадокии. Григорий получил лучшее по тем временам образование. Он обучался в Кессарии, потом в цветущей знаниями Александрии. В 350 году он отправляется в Афины, где и знакомится с Василием. Григорий поступил в Академию раньше Василия и был уже опытным студентом до того, как Василий приехал в Афины и был знаком с порядками студенческой среды. Так по неписанной традиции, каждый новоприбывший должен был пройти процедуру посвящения, то есть через ритуальное действо. Это было испытание на прочность.
Вот как об этом ритуале пишет Илларион Алфеев: «В один из первых дней новоприбывшего вели в баню, осыпая по дороге насмешками; когда же он подходил к дверям, ему преграждали путь и не позволяли войти; все мероприятие сопровождалось неистовыми криками и плясками. Наконец, толпа студентов вместе с новичком вламывалась в двери. Если он все это выдерживал, по выходе из бани его встречали как равного. Обряд посвящения в студенты завершался торжественным облачением новичка в малиновую мантию, которую обычно носили студенты-софисты». (Илларион Алфеев. Жизнь и учение св. Григория Богослова )
Григорий Назианзин, пользовавшийся уважением среди сверстников, уговорил студентов принять своего земляка - Василия в их ряды без ритуала посвящения, чем импонировал Василию. Завязались приятельские отношения.
Кроме того, на одном из состязаний софистов, он публично защитил неопытного приятеля и помог победить софистов-армян. С тех пор зародилась дружба двух студентов и продлилась всю жизнь.
Около 10 лет пробыл Григорий в Афинах и какое-то время преподавал риторику в Академии, однако, затем отправился на малую родину в Назианз. Здесь он участвует в делах своей влиятельной семьи, помогает своему Отцу - епископу управлять большой церковной областью. Однако вскоре он едет к Василию, где они в аскезе корпели над книгами и занимались разработкой Тринитарного учения, то есть догматов о Троице. Через несколько лет стройная философско-религиозная система была создана. Оставалось с помощью нее разгромить еретиков-ариан. Начатая Василием Великим борьба с арианами потребовала включения в нее и Григория. Ораторское мастерство, приобретенное в Академии позволили Василию и Григорию собрать вокруг себя серьезную партию богословов, которые должны были схватится с арианами в борьбе на Втором Вселенском Соборе.

Но вернемся к философии. Анализируя Отцов основателей Церкви митрополит Илларион (Алфеев) в своем труде «Православие» замечает, что тема Христа — второго Адама является центральной и у более поздних восточных богословов, таких как Симеон Новый Богослов: «Он сошел на землю и воплотился … , чтобы воссоздать и обновить того первого человека, а через него и всех рожденных и рождающихся, подобных своему родителю».(Православие, Том 1, Рздел 3, Глава IV. Боговоплощение)

То есть Ириней Лионский, каппадокийцы и их последователи утверждают, что Богочеловек заменил Адама. Богочеловек стал как бы новой «матрицей», по подобию которой теперь будут развиваться люди. Он совершил по воле Отца коренное преобразование мира (Анакефалеосис). Он стал тем образцом для подражания, которому должны следовать люди. И следуя этому образцу, каждый человек получает возможность обожиться.

«Для того Слово Божие сделалось человеком и Сын Божий - Сыном Человеческим,- пишет Ириней Лионский,- чтобы человек, соединившись с Сыном Божиим и получив усыновление, сделался сыном Божиим».
Афанасий Александрийский в IV веке выразил учение об обожении в еще более лаконичной форме: "(Слово) вочеловечилось, чтобы мы обожились" (Афанасий. Слово о Воплощении Бога Слова 54)

Однако вернемся к ранее поставленному вопросу, почему земные люди, имея богоподобие, сразу не превратились в боголюдей прямо в Эдемском раю? Почему, имея это богоподобие даже сейчас, после успешной миссии Христа и обновлении сущности человека, они все еще остаются греховными?

Ириней Лионский дает такой ответ, что Анакефалеосис растянут во времени. Человек, принимая жертву Христа, не просто получает драгоценный дар, а обязан сам развить этот дар на практике. Дар, как «талант серебра» из евангельской притчи, дается для деятельного самосовершенствования. Ириней утверждает, что человек обязан самостоятельно развивать этот дар богоподобия и должен тоже совершить в себе коренное преобразование. Человек получает потенциальную возможность обожиться. Но то, как каждый отдельный человек распорядится этой возможностью зависит только от него.

«Он (Христос), совершенный хлеб Отца, представил нам младенцам Себя Самого как молоко — таково было Его человеческое пришествие, — дабы, как бы вскормленные от сосцов Его плоти и чрез такое млекотворение приученные есть и пить Слово Божие, мы могли содержать в себе самих хлеб безсмертия, который есть Дух Отца». («Против ересей» Книга 4. Глава 38)

Человек и общество еще не совершенны. И они должны пройти большой путь по лестнице восхождения. Сам Бог повелевает «вскармливаться» молоком Евангелия и расти над собой. Только от человечества зависит, как быстро оно будет развивать в себе дар богоподобия и насколько активно оно будет вскармливаться «молоком» для произрастания в богоподобие. И пока путь вскармливания и саморазвития не будет пройден, невозможен Новый мир и царство Христа.
Человек должен сам тянуться к высшей Идее богочеловека. Он обязан жить этой идеей и стараться достигнуть идеального состояния. В этом и состоит смысл жизни человеческой на земле. Без саморазвития невозможно представить Спасения.

«Таким то порядком, по таким распоряжениям и руководству сотворенный и созданный становится по образу и подобию несозданного Бога, потому что Отец хочет и повелевает, Сын действует и исполняет, а Дух питает и возвращает, человек же постепенно преуспевает и восходит к совершенству, т. е приближается к Несозданному, ибо несозданный совершен, а таков есть Бог. Человеку надлежало сперва произойти и произшедши возрастать, возросши возмужать, возмужавши размножаться, умножившись укрепляться силами, укрепившись прославиться и прославившись видеть своего Владыку (здесь и везде выделения - авт.). Ибо Бог имеет быть видим; видение же Бога производит нетление. а нетление приближает к Богу». (Ириней Лионский, «Против Ересей», Книга 4. Глава 38)

Тем самым Ириней Лионский пишет о развитии, без которого невозможно достигнуть вечной жизни. Но каким образом тогда Бог заложил в человека необходимость такого совершенствования и развития? Василий Великий в пресловутом «Шестодневе» развивает мысли Иринея Лионского.

«И благословил их Бог, и сказал: возрастайте и размножайтесь, и наполняйте землю». Есть два вида возрастания: одно — тела, другое — души. Возрастание души — это восхождение через знания к совершенству ....
В самом деле, «возрастайте» сказано бессловесным животным в смысле телесного развития, в смысле совершенствования их природы. (Уж не эволюция ли это? - авт) Когда же нам сказано «возрастайте», то подразумевался человек внутренний и его возрастание в Боге. Таков был Павел, устремленный вперед, предающий забвению (достигнутое) в прошлом. Это — совершенствование мировоззрения, укрепление благочестия, устремленность к лучшему, дабы мы всегда держались истинного бытия, к забвению достигнутого, чтобы стремиться к тому, чего недостает для благочестия. Так же поступал Исаак, о котором в Писании содержится такое свидетельство: «И возвеличивался человек сей и стал весьма великим» (Быт. 26, 13). Ибо он не отступал (от пути своего) и не останавливался, достигнув небольшого успеха, но большими шагами постоянно шел вперед, восходил делами добродетели: быстрой поступью прошел он через воздержание, достиг справедливости, а от нее поднялся к мужеству. Вот как, целеустремленно двигаясь, праведник достигает наивысшей точки добра. Итак, «возрастайте» возрастанием по Богу и совершенствованием по внутреннему человеку». (Василий Великий «Беседы на Шестоднев» Беседа 11).

Василий Великий в «Шестодневе» ставит развитие во главу угла православного мироучения. Без развития невозможно обожение. Он так же говорит и о необходимости «совершенствования природы» «бессловесных животных». И это развитие природы перекликается к современными представлениями об эволюции. По Василию Великому вмиг творятся идеалы в предвечном мире сущностей (Идей), а живая природа «присоединяется» к ним и следует в своем развитии этим идеалам. Об этой особенности творения Василий Великий пишет в первой беседе «Шестоднева». Мир для Василия Великого бесконечно развивающаяся система, восходящая к совершенству. Так писал ученый и богослов, названный современниками Великим.

В общем, по представленным фрагментам хорошо видно, что учеба в трех учебных заведениях, в том числе учеба и преподавание в Академии Платона не прошли для каппадокийцев даром. Каппадокийцы произвели синтез, как бы сейчас сказали, передовых научных достижений своего времени и религиозного откровения. Тем самым они сумели совместить апостольское послание с греческой философской традицией. Ученые того времени не видели в том ничего странного. Наоборот, странным казалась несовместимость.

По образу и подобию

Почему люди сразу не сотворены богами? Может ли человек во всех отношениях расти над собой? Позволяет ли это его сущность? Василий Великий отвечает на эти вопросы радикально. В «Беседах на Шестоднев» он рассуждает, что значит реченное в писании «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию» и приходит к выводу, что подобие Божье мы «приобретаем по своей воле»:

«И взял Бог прах от земли и вылепил Бог человека». Некоторые говорили, что слово «вылепил» (επλασεν) относится к телу, а слово «сотворил» (εποιησεν) — к душе. Пожалуй, такое толкование не лишено истины. В самом деле, когда говорится: «И сотворил Бог человека, по образу Божию сотворил его», то употребляется слово «сотворил». Когда же нам повествуется о телесной сущности (υποστασεως), то употребляется слово «вылепил». ... Сотворил внутреннего человека, вылепил внешнего. Ведь лепка имеет дело с глиной, а творение — с тем, что по подобию. Поэтому плоть вылеплена, а душа сотворена». (Василий Великий «Беседы на Шестоднев» Беседа 11).

«При первоначальном творении нам даруется быть рожденными по образу Божиему; своей же волею приобретаем мы бытие по подобию Божиему. … Он сотворил нас способными уподобляться Богу. … Он предоставил нам самим быть тружениками в уподоблении Богу, чтобы мы получили за (этот) труд вознаграждение, чтобы мы не были инертными вещами, подобно портретам, созданным рукой художника, чтобы плоды нашего уподобления не принесли похвалы кому-нибудь другому. В самом деле, когда видишь портрет, в точности передающий модель, то не портрету воздаешь хвалу, а художником восхищаешься. Итак, чтобы восхищение относилось ко мне, а не к кому-то другому, Он предоставил мне самому позаботиться о достижении подобия Божиего. Ведь, «по образу» я обладаю бытием существа разумного, «по подобию» (Божьему - авт.) же я делаюсь, становясь христианином.
«Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный совершен есть». (Василий Великий «Беседы на шестоднев» Беседа 10. абз.16)

Человек и человеческий род проходят путь саморазвития самостоятельно, но с помощью Бога: «Пусть он (человек) с момента создания владеет тем, что «по образу», и пусть (сам) становится тем, что «по подобию». Бог дал ему для этого силу. Если бы Он создал тебя и «по подобию», то в чем была бы твоя заслуга? Ради чего ты увенчан? Если бы Создатель все тебе даровал, то как бы открылось тебе Царство Небесное? И вот одно тебе дано, а другое оставлено незавершенным, дабы ты совершенствовался и стал достойным исходящего от Бога воздаяния». (Василий Великий «Беседы на шестоднев» Беседа 10. абз.17)

То есть в самом человеческом естестве заложена возможность развития. И без реализации этой возможности невозможно человеку прийти к намеченному Богом идеалу. Как ребенок вырастает во взрослого человека, так и взрослый человек должен совершенствовать себя самого к состоянию богочеловека.

Идея развития человека к богочеловеку, называемая Теозисом или Обожением, увлекает каппадокийцев. По их учению главная задача человека в жизни это обожиться и превратиться в бога, подобному богочеловеку. У Григория Богослова тема обожения или теозиса превращается в центр, вокруг которого вращаются вопросы догматики. «Станем, как Христос, ибо и Он стал, как мы: станем богами благодаря Ему, ибо и Он - человек ради нас.» (Слово 1)

Кстати говоря об этой центральной идее православия повествуют и учебники богословия. «Назначение по отношению к самому себе заключается в том, чтобы через раскрытие сил и способностей, через деятельное устремление и приближение к своему первообразу достичь полной, возможной для конечного существа, меры богоподобия». («Догматическое богословие» Иерей Олег Давыденков)

Человечество и история

Но что такое история для христианина? Что такое время и зачем человек был сброшен в поток времени и истории. Есть в христианской церкви мнение, что поток времени как раз и служит для осуществления развития. Исправление человечества осуществляется в его истории.

По Иринею Лионскому история имеет линейный характер и выступает, как тяжелый путь к Спасению. Ириней Лионский пишет, что процесс взросления человечества (как общности людей) занимает несколько тысячелетий. Человечество проходит этап за этапом, развивая в себе лучшие черты. В истории осуществляется борьба с грехом и скверной. По словам Иринея Лионского в завершении этого пути развития наступит Тысячелетнее царствие Христа.

Для Иринея Лионского это не метафора. Он действительно ждал наступления Тысячелетнего царствия в 492 г. по Р. Х., когда исполнялось 6 тыс. лет со дня Творения. Во главе Тысячелетнего царства по преданию должен стать сам Христос и праведники его, которые будут совершенствовать человечество на завершающем этапе его земной истории. Потом же подготовленное царем Христом к воскресению человечество перейдет на новый этап своего существования. Будет Новая Земля, на землю сойдет Небесный Иерусалим, и люди воскреснут из мертвых.

«Ибо как истинно есть Бог, воскрешающий человека, так же истинно человек воскресает из мертвых, а не иносказательно, как я неоднократно показал. И как истинно он воскресает, так же истинно будет приготовляться к нетлению и будет возрастать и укрепляться во времена царства, чтобы быть способным к принятию славы Отчей. Потом, когда все обновится, он истинно будет обитать в городе Божием». (Ериней Лионский Против Ересей 5, глава 35 ) Так писал ученик ученика апостола Иоанна Богослова.

Сейчас можно недоумевать по поводу хронологии Иринея. Однако для недоумения нет оснований. Ириней Лионский разбивал процесс мировой истории на 7 этапов (тысячелетий) по аналогии с 7 днями творения мира, каждый из которых нес в себе период развития человечества. Опираясь на фразу, что для Бога «один день это тысяча лет», он выдвинул предположение о 7 тысячах лет истории мира. Между тем, не обязательно, что рамками этих этапов должны быть именно тысячелетия или дни. Не стоит понимать метафоры буквально. Главное, что богослов подметил этапы развития в истории человечества, а сроки продолжения каждого из этапов определяются самим Богом.

В общем, саморазвитие человечества происходит в истории. Человеческое совершенствование интегрировано в Анакефалеосис. Вектор истории изменил направление наверх. Человечество устремилось вперед семимильными шагами. Однако на его пути не все гладко и людям приходится бороться с трудностями, идти на подвиги и побеждать скверну. Солдаты Анакефалеосиса ведут бой за свое обожение, за освобождение и восстановление земли.

Об этом же пишет православный философ и богослов митрополит Антоний Сурожский: «Вся история человечества говорит о том, как человек чует тайну Божию и в этой тайне Божией, через нее, в глубинах этой тайны находит самого себя, находит свое величие, находит образ или отображение того человека, которым он должен стать в конечном итоге». «В течение тысячелетий, миллионов, может быть, лет, о которых говорят и Священное Писание, и наука, человек ищет своего пути в становлении, вырастает в меру своего человеческого достоинства». (митрополит Антоний Сурожский. «Человек перед Богом).
«Новое небо и новая земля» – есть цель христианской истории и только в движении к этой цели сама христианская история имеет смысл», - заключает теолог Александр Молотков в книге «Православие и социализм». Другими словами, человечество ищет путь к Богу в своей истории. История представляется, как борьба человечества за свое Спасение.

Василий Великий подводит итог: «Таким образом, история (творения) есть воспитание жизни человеческой». (Беседа 10) Это воспитание растягивается в истории для поэтапного восхождения к Богу. И без этого поэтапного воспитания невозможно обоженье.

Деградация или Развитие?

Этот экскурс в богословие знаменует собой только одно – религиозное обоснование совершенствования человека в своей истории. Именно благодаря установкам к развитию восточно-православное христианство так сильно заряжено мотивациями к познанию, к движению к высшим Идеалам. И если в какие-то периоды истории это движение прерывается, то это значит лишь то, что христианские установки к бесконечному развитию тормозятся и ущемляются.

Сейчас есть мнение, что «православие и развитие несовместимы». Святые отцы-основатели православного вероучения говорили как раз наоборот. Они учили, что без развития человека невозможна главная цель христианства — теозис (обожение).

Смысл спасения заключен в Анакефалеосисе и восхождении человека к богоподобному состоянию. И это восхождение Григорий Богослов называет весной Нового мира.

«Ныне весна естественная, весна духовная, весна для душ, весна для тел, весна видимая, весна невидимая; и о если бы мы сподобились ее там, прекрасно изменившись здесь, и обновленными прейдя в новую жизнь, о Христе Иисусе Господе нашем. Которому всякая слава и честь и держава со Святым Духом, во славу Бога Отца, аминь!» (Слово 44 «На неделю новую, на весну и на память мученика Маманта»).

Может ли быть так, что Отцы церкви не правы, а правы те, кто утверждает, что «Идея развития и производные от нее теории никак не могут ужиться с Библейским богословием»? - Такого быть не может.
Может ли быть так, что составители сборника «Шестоднев против Эволюции» отменили учение Отцов и вместо него ввели какую-то новую мировозренческую теорию, которую он называет «православной»? - Нет, на это у них нет полномочий.

Сейчас мы во всех подробностях разобрали, что Отцы церкви утверждали, что Православие это и есть развитие, которое необходимо «дабы ты совершенствовался и стал достойным исходящего от Бога воздаяния», и «большими шагами постоянно шел вперед, восходил делами добродетели». Надо помнить, что «Возрастание души — это восхождение через знания к совершенству!» Вспомним призыв Григория Богослова: «Станем, как Христос, ибо и Он стал, как мы: станем богами благодаря Ему, ибо и Он - человек ради нас.» Человек имеет от Бога потенциал к развитию и обязан сам реализовать этот потенциал. Он должен находиться в постоянном движении к Богу и опорой на Христа, в тесной синергии с ним. Он должен развиваться к первоначальному о нем замыслу, то есть становиться обоженным. Человек развивается с опорой на свои силы и на силы Христа.

Что же касается эволюции, то здесь вспомним изречение Василия Великого «Возрастайте» сказано бессловесным животным в смысле телесного развития, в смысле совершенствования их природы. Когда же нам сказано «возрастайте», то подразумевался человек внутренний и его возрастание в Боге». (Беседа 11) Тем самым сам Бог закладывает необходимость развития в природу бессловесных животных и человека. Без их развития в земном мире невозможно представить смысл существования. Этот смысл жизни, по оценкам каппадокийцев, заложен в развитии. Земной мир Василий Великий называет училищем для человека, в котором он учится познавать Бога по его творению и тем самым расти над собой.

Читая святых Отцов-основателей православия, начинаешь понимать всю глубину и красоту этого учения, поражаешься мудрости вселенских учителей. Благо в церкви немало священников, которые знают эту красоту и могут указать на недопустимость интеллектуальных махинаций людей, выставляющих свое частное мнение за религиозные догмы. В РПЦ множество грамотных теологов, знающих глубинные установки ортодоксии. И у них нужно учиться.

Пришло время взять великую мудрость православия и облечь ее в стройную светскую философию. Пора перечитать патристику. «Итак, «возрастайте» возрастанием по Богу и совершенствованием по внутреннему человеку».

ХРИСТИАНСТВО И КРАСНЫЙ ПРОЕКТ: ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ И ПЕРСПЕКТИВЫ СОТРУДНИЧЕСТВА. Отчет о конференции в Краснодаре 24.11.12

Аватар пользователя Шабалина Анастасия Николаевна

24 ноября в Краснодаре состоялось событие, значимость которого трудно переоценить. Впервые за многие десятилетия состоялся диалог между патриотами, представляющими коммунистическую идеологию, и патриотами православными.
  МУЗЕЙ ИМ. ФЕЛИЦЫНА, В КОТОРОМ СОСТОЯЛАСЬ КОНФЕРЕНЦИЯ.
Интерес к нашей конференции был огромен - мне написали десятки людей из разных регионов России, а также ближнего и дальнего зарубежья. К сожалению, приехать в Краснодар лично, да еще в конце ноября, смогли всего несколько человек, но очень хотелось бы, чтобы наше начинание было продолжено в других городах, и прежде всего - в столице, где число участников было бы на порядок выше.
В ходе конференции выяснилось, что фундаментальные представления о правильном устройстве общества в христианской и в красной идеологии во многом совпадают. Совпадают и аксиологические горизонты наших миров. Однако было бы интереснее заострить внимание на тех моментах, где выявились расхождения во взглядах, а именно несколько таких моментов было выявлено в ходе обсуждений.
Так, в первой части заседания проф. Т.А. Хагуровым был выдвинут тезис о противоречии межу христианским и коммунистическим пониманием человеческой природы. Христианские богословы считают природу человека порочной, способной трансформироваться лишь с помощью Божией. Коммунистическое же мировоззрение предполагает не только стремление к идеалу, но и качественное изменение человека через пробуждение и раскрепощение высших творческих способностей (тезис С.Е. Кургиняна). Этому вопросу, в частности разъяснению вопроса о свехмодерне, было посвящено выступление Н.Г. Храмовой.
От себя лично могу предположить, что причиной данного противоречия является одно обстоятельство. В данном случае наша постановка вопроса о пробуждении и совершенствовании человека, возможно, несколько смахивает на проявление гордыни для понимания типично христианских мыслителей (а гордыня является тяжким грехом). Однако замечу, что как моральный кодекс строителя коммунизма, так и нормы социалистической этики одними из главных добродетелей считают личную скромность и самоограничение, немыслимое для горделивого человека-потребителя, считающего, что он всего достоин.
Другая проблемная точка нашего взаимопонимания, выявленная конференцией, - это вопрос о хилиазме. Дело в том, что в богословских кругах под хилиазмом понимается именно ересь, осужденная в 255 году на поместном Александрийском соборе (см об этом, например, здесь http://ruskline.ru/analitika/2011/01/22/o_eresi_hi... и здесь http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A5%D0%B8%D0%BB%D0..., а также здесь http://www.apocalyptism.ru/Chiliasm-Kapitanchuk.htm). По этой причине типичному христианскому мыслителю показалось неуместным наше пользование термином "хилиазм" в вопросах взаимодействия с церковными кругами. Другие участники конференции (выступающие с "красных позиций") возразили, что Книга Откровения, последняя их канонических новозаветных, тоже говорит о Царствии Божием на земле, и не считается еретической (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A5%D1%80%D0%B8%D1...). Лично я возразила, что под термином "хилиазм" в нашем случае понимается не ересь и не представления о физическом воскресении и тысячелетнем царстве, а некий концепт справедливого общества будущего, который складывался в социалистических теориях, начиная с 16 века (см. здесь http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A3%D1%82%D0%BE%D0...). Именно в значении стремления к справедливому общественному устройству, предполагающему обновление человеческой природы, хилиазм и понимается сегодня С.Е.Кургиняном, как мне представляется.
Примиряющим аккордом прозвучала речь профессора А.Э. Шпакова, председателя миссионерско-просветительского отдела краснодарской епархии, предупредившего собравшихся о смертельной опасности доктринерства в нашей ситуации и подчеркнувшего необходимость диалога и сотрудничества всех здоровых политических сил современного мира. Видео с 1 части конференции смотрите здесь 
Во второй части заседания прозвучали доклады об опыте взаимодействия христиан и коммунистов в латинской америке (М.Рыжова и Э Крюков), об онтологическом единстве красной и христианской метафизики, раскрывающемся через феномен творчества (АШабалина), о глубокой исторической подоплеке взаимодействия коммунистического движения с христианством (В.Прись), о возможностях и перспективах нашего сотрудничества и основаниях для него (Р.Плюта А. Безверхиий и другие). В перерывах между докладами продолжали дискутироваться вопросы, затронутые в первой части заседания. Подчас вопросы к докладчикам занимали внимание больше, чем сам доклад. Завершилось бурное обсужение подведением итогов - участники и гости высказали свои впечатления, пожелания и напутствия. Видео этой части можно посмотреть здесь
Подводя итоги конференции, хотелось бы напомнить представителям православных кругов, истово защищающих отделенность РПЦ от всякой иной идеологии и вообще непричастность церкви к вопросам политическим, пример из нашей славной истории. А именно - пример, поданный святым благоверным русским князем Александром (Невским), не побоявшимся пойти на политический союз с татаро-монгольскими завоевателями ради победы над грозным западным врагом - католическим воинством псов-рыцарей, поддержанных всей мощью объединенной Европы, руководимых римским папизмом и разгромивших к 13 веку уже не только Византию, но и все западные славянские государства и принудивших западных славян к смене вероисповедания на католическое. Даже с иноземными завоевателями святой князь вступил в союз - неужели так страшны вам собственные соотечественники? Неужели ваши интересы дальше от наших, чем интересы княза Александра от интересов монгольских кочевников-завоевателей? Неужели вы не видите, что враг, стоящий у наших границ сегодня, не менее опасен, чем псы-рыцари в 13 веке, и победит его можно, только максимально собрав в кулак народную волю и организовав сопротивление как общенародный процесс, действующий в едином порыве, с одной мыслью, и в едином духовном подъеме? Чтобы создать такой подъем, коммунистический вождь Иосиф Сталин некогда не побоялся повернуться лицом к церкви, благодаря чему объединенный советский народ начал побеждать в страшнейшей из мировых войн и победил. 
Чтобы победить сегодня, нам нужно собрать воедино все разрозненные звенья цепи - всех, кем движет не жажда наживы, не мания собственной значимости, не убогие потребительские стандарты, а искреннее стремление к идеальному во всех сферах бытия, - то есть, людей, объединенных едиными аксиологическими и онтологическими горизонтами. Такие люди в наше время собрались под знаменем возрождения СССР - и возрождения его в мировом масштабе, потому что только такое государство, которое учтет весь опыт и ошибки своих предшественников, способно создать справедливый общественный строй. Только социализм и христианство ВМЕСТЕ способны победить хищного зверя капитализма. Задумайтесь, дорогие братья христиане, а может быть это и есть тот самый зверь, вышедший из бездны, о котором пророчествовал Иоанн Богослов в Откровении?
Ради этого будущего мы объединяемся! Самое главное, что нас объединяет, - это способность и потребность любить, противопоставленная страсти разрушения, обуявшей наших противников так же, как некогда третий рейх. А потребность любить предполагает творческую силу созидания, и главное, что нам нужно воссоздать - это мы сами как человеческая общность. Это воссоздание означает также и возрождение нового великого государства, которое сможет объединить народы и направить великую реку мировой истории в созидательное русло. До встречи в СССР!  
Обсуждение итогов конференции здесь http://vk.com/event40030445 и здесь http://ana-asia.livejournal.com/117312.html

скачать видео и аудио-дорожку конференции можно здесь http://komiunity.ru/sutvremeni/konferenciya-xristi...

фотоотчет о конференции
На экскурсии по Краснодару накануне конференции (мы и наши гости)
Музей им Фелицына 
   А. Э Шпаков
 Н.Г. Храмова

Э.В. Крюков

В. Прись
 Т.А. Хагуров

Учение о сверхмодерне и притча о сеятеле...
 
Наши слушатели
Осталось поблагодарить за проделанную работу операторов Павла и Светлану Леонтьевых, фотографа Кирилла Соболева, директора музея Андрея Еременко, и всех кто помогал в подготовке и проведении конференции! Особая благодарность за открытие данного направления в нашей работе и за поддержку лично Сергею Ервандовичу Кургиняну, Марии Рыжовой и Эдуарду Крюкову!!! А также всем сотрудникам ЭТЦ и участникам СВ, кто принимал хоть какое-то участие.

Ленты новостей