виртуальный клуб Суть времени

Рост влияния Китая на море не соответствует сложившимся представлениям

Если принимать в расчёт уверенные действия Китая в своих прибрежных водах, очень заманчивым звучит заключение о том, что морской конфликт в Азии неизбежен. И действительно, если судить по запущенным в ответ на действия Китая программам военных закупок в соседних с ним странах, не говоря уже о решении Вашингтона изменить направление военных расходов на операции в Азии в рамках так называемого «стратегического поворота», становится очевидно, что США и их союзники сделали именно такой вывод.

Однако прежде чем обвинять Пекин в развязывании гонки вооружений, стоит внимательнее присмотреться к проводимой им политике. И любому, кто не поленится поступить именно так, станет ясно, что в большинстве случаев активные действия Китая проводятся без какой-либо вооружённой поддержки.

Начнём с небольшого экскурса в историю вопроса. В настоящее время в Китае происходит колоссальный стратегический сдвиг интересов в морскую сферу. Данный сдвиг следует рассматривать как естественный этап эволюции развивающейся страны, которая из сухопутного государства, занятого решением внутренних проблем, превращается в морскую державу, в центре внимания которой появляются заботы о морских границах. Например, США обратили внимание на море только после того, как было завершено расширение страны в западном направлении, утверждены южные границы по итогам Мексикано-американской войны и заключена сделка по приобретению Аляски. Схожим образом, Пекин стал увереннее чувствовать себя во внутренних вопросах и обеспечении безопасности сухопутных границ (по значительной части которых возникали споры, теперь разрешённые) и обратил внимание на уязвимые области в прибрежных водах.

Важность этого исторического сдвига интересов в сторону моря трудно переоценить. С 2008 года ВМС НОАК принимают участие в борьбе с морским пиратством. Это первые военные операции китайских военных за рубежом за более чем 600 лет. В более общем смысле Китай пришёл к пониманию того, насколько важной для него является морская торговля в части снабжения энергоносителями, сырьём и материалам, а также для экспорта, от которого в значительной степени зависят темпы экономического развития страны. В 2004 году председатель КНР Ху Цзиньтао впервые затронул вопрос о «Малаккской дилемме», отметив, что 85 процентов нефти импортируется в Китай через Малаккский пролив и Южно-Китайское море. В ноябре того же года Ху Цзиньтао в своей речи перед Всекитайским собранием народных представителей недвусмысленно дал понять, что превращение Китая в «морскую державу» является одной из главных целей развития страны. А в 2012 году Пекин создал первый государственный орган, в задачи которого входит исключительно разработка морской политики для Политбюро.

Некоторые наблюдатели истолковали новую доктрину Пекина как начало полноценной гонки вооружений. Но это, скорее, алармистская трактовка. Да, есть свидетельства китайских военных закупок, но ключом к пониманию самой важной морской политики, которая воплощается в Китае в последние годы, а именно объединение пяти морских ведомств, служит тот факт, что среди них нет военного ведомства. Эта стратегия была сформулирована именно так, чтобы оставаться в уверенности, но не идти на конфронтацию.

В действительности, реформа предполагает создание единого правоохранительного органа, по сути первой китайской единой береговой охраны. Прежде пять ведомств – Китайская служба морского наблюдения, Служба охраны рыбных ресурсов, Бюро по борьбе с контрабандистами, Береговая охрана и Управление по обеспечению безопасности на море – конкурировали друг с другом за широту полномочий и объёмы финансирования. Теперь четыре из них войдут в состав Государственного океанографического управления при министерстве землепользования и природных ресурсов (Управление по обеспечению безопасности на море остаётся независимым от новой структуры управления ведомством). В рамках нового Управления формулировать морскую политику будет Национальная океанографическая комиссия.

Стремление Китая оптимизировать работу этих ведомств совершенно естественно. До сих пор каждое из них отчитывалось отдельному министерству со своими бюрократическими процедурами и флотами. Такое положение дел было контрпродуктивным во многом потому, что флот Восточно-Китайского моря (ВКМ) и флот Службы охраны рыбных ресурсов (СОРР) сильно разрослись за последние годы (флот ВКМ получил 11 списанных военных кораблей в декабре 2012 года, а флот СОРР недавно получил несколько списанных военных кораблей, включая транспорт-заправщик водоизмещением в 15000 тонн, спасательное судно подводных лодок, бывшие сухогрузы и танкер). Единая береговая охрана в теории должна упростить взаимодействие Китая с государственными органами других стран региона и сократить вероятность непреднамеренных конфликтов. Прежде, если происходила чрезвычайная ситуация, особенно если она затрагивала полномочия сразу нескольких агентств, было непонятно, к кому обращаться. Теперь же, если страсти будут нарастать, звонить нужно будет по одному номеру.

Несмотря на всё это, у граничащих с Китаем стран есть все основания для беспокойства в связи с недавними морскими манёврами. Флоты ВКМ и СОРР утверждали влияние Пекина в Южно- и Восточно-Китайском морях. Суда именно этих ведомств перехватили разведывательный корабль «Impeccable» ВМС США в 2009 году, перерезали каротажные кабели* вьетнамских и филиппинских судов в 2011 году и вступили в противостояние с филиппинским флагманом в апреле 2012 года. Безоружные и выкрашенные в белый цвет, суда флотов СОРР и ВКМ давали возможность Китаю, не вступая в конфронтацию, заявить о своём присутствии в спорных морях, и даже де факто занять воды рядом со спорными островами.

Последним из подобных случаев стала конфронтация в апреле 2012 года из-за необитаемого рифа Скарборо, который находится примерно в 200 км к западу от Филиппин и на который претендуют и Манила, и Пекин. Суда флотов СОРР и ВКМ были посланы в ответ на попытку филиппинского флагмана арестовать китайских рыбаков. Последовавшее за этим отступление филиппинских кораблей по сути означало, что Китай успешно принудил Филиппины сдать свои позиции. До настоящего времени китайские рыбаки продолжают промысел в богатом рыбой районе под защитой гражданских судов, в то время как филиппинских рыбаков практически не видно.

Даже если пекинская объединённая береговая охрана будет ещё эффективнее утверждать морское влияние страны в регионе, соседям Китая и США следует с особой осторожностью подойти к выбору ответа на эти действия. Прежде всего, они не должны провоцировать Китай на использование ВМС для решения морских конфликтов, чего Пекину пока удавалось избегать. Соседи Китая поступили бы разумно, обозначив собственное присутствие в спорных районах невоенными судами. Возможно, даже путём использования полицейских формирований в тех районах Южно-Китайского моря, которые сейчас патрулируют военные (прецедент уже есть: в 2000 году Тайвань заменил военное присутствие у острова Тайпин (Иту-Аба) на береговую охрану).

По такому же принципу Токио рассматривает возможность использования собственной береговой охраны для борьбы с влиянием Китая на море. В январе Береговая охрана Японии объявила об увеличении морской группировки, размещённой в данный момент вдоль юго-восточного побережья страны, с 7 до 12 судов. В ближайшие три года специальная группировка сил у архипелага Сенкаку/Дяоюйдао будет пополнена десятью только что построенными сторожевыми катерами. Другие страны, участвующие в морских спорах с Китаем, включая Филиппины, также ведут работу по созданию управлений береговой охраны.

Пока что региональные конфликты всё ещё проходят на уровне правоохранительных, а не военных ведомств. Это не означает, что эти конфликты скоро будут разрешены: китайская политика по утверждению морского господства однозначно указывает, что путём переговоров в ближайшее время вряд ли что-либо удастся решить. И действительно, объединение ведомств Китая позволяет увидеть его мотивы.  Ранее Китай мог скрывать эту политику за дымовой завесой межведомственных разборок и недостаточной координации между ними. Теперь же ясно, что любые активные действия на море продиктованы из Пекина, а не каким-нибудь местечковым политиком или бюрократом. И не должно оставаться сомнений в намерениях Китая в дальнейшем использовать ВМС для достижения внешнеполитических целей. (Только в прошлом апреле китайское правительство опубликовало доклад, согласно которому впервые НОАК должна взять на себя «защиту морских прав и интересов», а также «защиту интересов на заморских территориях», лишь укрепляя стратегический сдвиг политики страны в сторону моря.)

Тем не менее, это ещё не причина для стран-соседей Китая или Вашингтона рассматривать эти действия как гонку вооружений, которой нет и в помине. Если предсказания неизбежной морской войны в Азии и подтвердятся, то причиной тому станет сам страх того, что такое пророчество может исполниться.
 
* Каротажный кабель – электрический кабель, используемый при геофизических исследованиях скважин.
 

'Foreign Affairs', США
Кто боится крутого разворота?
Автор: Павел Свиебода
Дата публикации: 04-12-2012

В 2012 году во время президентских выборов в Соединённых Штатах президент Барак Обама обвинил своего соперника Митта Ромни во взглядах более подходящих временам холодной войны, нежели двадцать первому веку. «Звонили из восьмидесятых, — сказал президент в заключительных дебатах, обращаясь к Ромни, — просили вернуть им их внешнюю политику». Этой яркой и запоминающейся фразой Обама удачно предупредил обвинения Ромни в ошибочности политики близких отношений с Россией за счёт связей с традиционными американскими союзниками, в особенности, с Польшей. Но пока Обама готовит свою команду по внешней политике к следующим четырём годам, ему следовало бы хорошенько запомнить эти слова Ромни. Ведь сама холодная война может быть и закончилась, но уравнение безопасности в Центральной и Восточной Европе так и не было полностью решено: Россия по-прежнему является основной геополитической угрозой западным демократиям, а поддержание мощи американских союзников в этом регионе сегодня так же важно, как и всегда. Даже если администрация пытается переключить свои усилия на азиатско-тихоокеанский регион и поддерживать при этом хорошие отношения с Москвой, Соединённые Штаты не могут позволить себе отвернуться от Центральной Европы.

Близкие связи между Вашингтоном и странами Центральной Европы ведут свой отсчёт с 1999 года, когда НАТО в качестве полноправных членов приветствовало в своих рядах Чехию, Венгрию и Польшу. Расширение НАТО как по мановению волшебной палочки стабилизировало регион, обеспечив его дальнейшее продвижение по пути демократии и процветания. В то время Соединённые Штаты имели непререкаемую репутацию, и помощь Вашингтона в области политики и безопасности укрепила ощущение европейцев, что их страны движутся в верном направлении. Вскоре после этого, в основном чтобы доказать свою лояльность, Польша приняла участие в возглавляемых Америкой операциях в Ираке и Афганистане, став одним из основных поставщиков вооружённых сил в эти страны. Поэтому неудивительно, что Польша осталась одной из немногих западных стран, где президент Соединённых Штатов Джордж Буш имел положительный рейтинг, даже когда его политика в Ираке вызывала всеобщее отвращение в остальной Европе.

Но сегодня мало что осталось от этих добрых чувств. Центральная Европа стала частью Европейского Союза и вместе с этим прониклась скептицизмом восточноевропейского общества относительно целей американской внешней политики. Однако реальная перемена в настроении произошла три года назад, когда администрация Обамы инициировала так называемую перезагрузку с Россией. Этот шаг вместе с рядом других оплошностей привёл лидеров Европы к мнению, что в приоритетах Соединённых Штатов произошёл опасный сдвиг. Стратегический подход Вашингтона к России, на протяжении последних двух десятилетий направленный на укрепление зоны демократии и стабильности на западном рубеже России, оказался замещён политикой договорных отношений с Москвой с приоритетом сотрудничества по глобальным вопросам.

Храня горькие воспоминания о советском господстве, Центральная Европа всегда оценивала приверженность Соединённых Штатов своим обязательствам по их готовности физически присутствовать в регионе: либо в виде развёрнутых вооружённых соединений, либо в форме военных манёвров. «Чем больше НАТО в Польше, тем лучше для нас», — заявил бывший министр обороны Польши Богдан Клих в 2010 году, приглашая Силы быстрого реагирования НАТО провести свои первые учения в Польше.

Сегодня же Польша и её соседи обеспокоены сокращением приверженности НАТО региону. Альянс сужает свои оперативные возможности, и это означает, что в будущем он сможет проводить меньше одновременных операций, чем в прошлом. Вывод из Европы двух боевых бригад приблизительно в 7000 солдат также заставил Центральную Европу нервничать. А размещение Вашингтоном сменяемых боевых соединений в этом регионе воспринимается не многим более, чем просто жест поддержки.

Резкие изменения в проекте европейской ПРО тоже вызвали сомнения европейцев в решимости Соединённых Штатов по этому вопросу. А Обама с самого начала своего президентства отбросил планы бушевской эры по строительству противоракетной обороны в Польше, как утверждают, в надежде на поддержку Россией санкций против Ирана. Решение об этом было весьма неуклюже объявлено 17 сентября 2009 года в 70-ю годовщину вторжения Советского Союза в Польшу. Польские руководители до сих не могут опомниться от этого решения; президент Бронислав Комаровский в августе заявил, что его страна совершила «ошибку, когда согласилась на предложение американцев о [противоракетном] щите, не приняв во внимание политический риск, связанный со сменой президента. Мы заплатили за это высокую политическую цену». Сегодня Польша планирует построить свою собственную противоракетную оборону как часть более широкого щита НАТО.

Страны Центральной Европы опасались, что перезагрузка с Россией будет означать не только сокращение военной поддержки региона, но и отход от политики, основанной на принципах либерализма, в сторону реальной политики. Они поняли, что это и есть та политика, которая нужна России, и которую она изо всех сил будет использовать в своих интересах. Безжалостность, с которой Россия преследует свои интересы в Сирии, невзирая на жестокость режима Асада, только подтверждает эту точку зрения. На протяжении трёх лет с того момента, как госсекретарь США Хилари Клинтон подарила российскому министру иностранных дел Сергею Лаврову ту печально известную кнопку перезагрузки, было не ясно, оправдалась ли ставка Соединённых Штатов на потепление отношений с Россией. Бесспорно, Вашингтон и Москва смогли до некоторой степени сотрудничать по вопросу Ирана, но Россия сама уже была сильно заинтересована в недопущении распространения ядерного оружия на Ближнем Востоке и скорее всего и так бы сотрудничала с Соединёнными Штатами без подталкивания со стороны администрации Обамы.

В то же время Россия быстро и с выгодой для себя воспользовалась этой перезагрузкой. «Евразийский Союз» — концепция российского президента Владимира Путина по политическому и экономическому объединению России, Белоруссии и Казахстана с целью расширения на другие евразийские страны — явился циничным ответом на уменьшение роли Вашингтона в Восточной Европе и потерю влияния Евросоюза в этом регионе. Сейчас Россия стремится восстановить элементы своей прежней империи, вместе с автократическими режимами Белоруссии и Казахстана составив её основание и введя между ними Таможенный союз и Евразийскую экономическую комиссию для институционализации взаимных связей. В результате Центральная Европа чувствует себя брошенной Вашингтоном с обеих точек зрения: материально — из-за более умеренного участия США в регионе, и морально — поскольку Обама не является столь непоколебимым сторонником «повестки дня прав и свобод», как его предшественник. Поворот высших кругов Вашингтона в сторону Азии вместе с рвением Конгресса США к сокращению бюджета только усиливают это впечатление.

Меньшее участие в делах Центральной Европы было бы вполне оправдано, если считать, что она благополучно превратилась в процветающий и демократический регион и более не нуждается в том внимании, которое ей уделялось ранее. До некоторой степени данная точка зрения вполне обоснована: у Польши, по крайней мере, было золотое десятилетие хорошей жизни и роста уровня благосостояния.

Но в других местах ситуация не столь однозначная. Правительства Венгрии и Румынии отвернулись от демократических норм. В то же время в регионе не были решены все проблемы безопасности. Недавнее решение России установить мобильные ракетные комплексы «земля-воздух» С-400 в Калининграде рядом с польской границей является лишь одним примером вызывающего поведения Москвы. Россия показала Центральной Европе, что это цена за согласие разместить разработанную США систему противоракетной обороны, хотя эта система ещё не создана и явно направлена против Ирана, а не против России. Эстонский президент Тоомас Ильвес описал эту ситуацию следующим образом: «Нам бы хотелось, чтобы наши союзники, сделавшие это предложение [о противоракетной обороне], не оставляли наш регион в меньшей безопасности», чем раньше.

Таким образом, для лидеров Центральной Европы политика администрации Обамы выглядит как преждевременный и рискованный уход из региона, не достигшего своего геополитического баланса. Особенно остро Центральная Европа чувствует несвоевременность отступления Вашингтона на фоне грозящего Евросоюзу политического и экономического кризиса.

Разворот США от Центральной Европы следует оценивать не только по отступлению от более ранних планов наращивания здесь военного присутствия, но и по утрате политического влияния в регионе. В 1990-х Соединённые Штаты, являясь главным архитектором расширения НАТО, стали основным игроком в Центральной Европе. Расширение НАТО, представляя собой не просто увеличение зоны безопасности, показало людям, что их стремления к воссоединению с Западом скоро станут реальностью. И это укрепило их дух. Однако сегодня Вашингтон уже не является таким центральным игроком. Основной причиной этого стала успешная интеграция региона в Европейский Союз — процесс огромной преобразующей силы, поддержанный Соединёнными Штатами. Но независимо от того, насколько такие страны, как Польша, стали близки к Западной Европе, их безопасность по-прежнему непрочна и находится под угрозой таких кризисных событий, как широкомасштабное столкновение в ходе российско-грузинской войны 2008 года.

Кроме того, Польша хочет, чтобы Соединённые Штаты приняли бескомпромиссную позицию в отношении России. Что касается самой Варшавы, то она в последние годы проводила политику сближения с Москвой. Так, в 2009 году Путин во время своего визита в Гданьск в 70-летнюю годовщину начала Второй Мировой войны высказал свою приверженность сотрудничеству с Польшей. Его дружественные предложения основывались на растущей роли Польши в Евросоюзе, который в то время всё ещё считался восходящей силой в международных отношениях. Однако сегодня российские лидеры склоняются к мнению, что евроинтеграция завершилась, а Европейский Союз, как центр силы, находится в состоянии упадка. Между тем, Польша продолжает надеяться на сближение, но считает, что оно может произойти, только если Россия пересмотрит свои взгляды на мир. «Нельзя совершить "перезагрузку’ с 1000-летней историей, — сказал президент Польши Комаровский в своей речи в 2010 году. — Но мы можем инвестировать в наши отношения c Россией. ‘Перезагрузка’ произойдёт в конце процесса, но не в начале».

Лидеры Центральной Европы разделяют надежду Вашингтона на то, что Россия станет предсказуемым, дружественным и активным партнёром. Однако в геополитике чудеса редко случаются сами собой. Было бы глупо ожидать, что Россия не воспользуется своей мощью до тех пределов, которые ей отведут другие страны, в особенности Соединённые Штаты. Но по иронии судьбы Центральная Европа сегодня более всего боится не силы России, а её слабости. Экономика России и её бюджет находятся полностью во власти цен на нефть и газ, а демографическая ситуация выглядит мрачно. Эти проблемы вполне могут привести к непредсказуемому и провокационному поведению России. В конце концов, прошли какие-то четыре коротких года со времени войны России с Грузией, в которой Москва непропорционально жёстко отреагировала на провокацию Тбилиси, впервые со времён окончания холодной войны вторгшись в бывшую cоветскую республику.

Несмотря на это, Соединённые Штаты не должны оставлять надежды на потепление отношений с Россией при условии, что Москва встанет на путь реформ. Причём помощь преобразованиям в России может сочетаться с известной долей трезвости и реализма. С учётом авторитарного характера российского руководства Запад должен и контролировать намерения страны на международной арене и, в то же время, поощрять Россию к избавлению от ограничений прошлого. Это означает, что Запад должен пытаться более полно интегрировать Россию в либеральный мировой порядок, и вступление страны во Всемирную торговую организацию показывает, что по крайне мере в некоторой степени этот процесс уже идёт.

Поворот Соединённых Штатов в сторону Азии и перезагрузка с Россией не должны происходить за счёт их интересов в других частях мира. В противном случае Вашингтон будет лишь сеять семена своих будущих несчастий.

Павел Свиебода — президент Центра европейской стратегии «demosEuropa», института государственной политики в Варшаве.

Источник: http://www.foreignaffairs.com/articles/138489/pawe...

Выражаем свою благодарность: скауту goncharova, переводчику Александру Смолетту, редактору Антону Симачкову.