виртуальный клуб Суть времени

Открытое письмо организаторам «Бессмертного полка» опубликовано региональным изданием «Советская Сибирь». Под письмом подписались как представители организаций, поддержавших эту акцию, так и участники шествия.

Тем временем к нам пришёл ответ координатора Всероссийского «Бессмертного полка» Лапенкова Сергея (орфография автора сохранена):

Добрый день!

7 Мая мы опубликовали открытое письмо штаба, в котором изложили свою точку зрения по всем возникающим вокруг Полка конфликтам.

Письмо в приложении.

От себя добавлю, что для мня очевидно использование 9 Мая сталинистами как площадки для собственного пиара в первую очередь. Подобное поведение оскорбительно для миллионов солдат, павших жертвами сталинсокого «военного гения». В Бессмертном Полку этого не будет.

Что касается военной символики.

Настоящее Знамя Победы храниться в музее. Присутствие любых реальных знамен Великой Отечественной войны в колоннах Полка лично я бы приветствовал. Но это возможно только в случае парада на Красной Площади.

К сожалению, прочие знамена красного цвета, неразрывно связанны с имиджем одной из политических партий России. А Полк принципиально НЕПОЛИТИЧЕСКАЯ история.

Что бы пресечь попытки навязать Полку партийные знамена, мы рассматриваем сейчас вариант создания Полкового знамени, которое возможно будет, как уже существующий полковой штендер, красного цвета. Но это будет единственное возможное в колонне знамя.

С уважением, Сергей Лапенков, координатор «Бессмертного полка»

Для начала заметим, что написанное координатором «Бессмертного полка» явно противоречит Федеральному закону Российской Федерации «О Знамени Победы» (№ 68-ФЗ от 7 мая 2007 г.).

В логике координатора всероссийской акции политический имидж приобретают и запрещающий сигнал светофора, и плащ тореадора — только потому, что совпадают по цвету с партийной символикой организации, которую мы здесь не будем называть. Да с ней ли одной? В современной России политических организаций под красным флагом в десятки раз больше, отчего красный цвет на неполитической акции не становится ни на йоту политичнее.

Неужели мы столкнулись с проявлением эритрофобии? Можно найти более простое объяснение. Похоже, сделав заявку на гражданское единство, штабные начальники неполитического мероприятия сами не в силах отказаться от банального антикоммунизма. Что же будет, когда помимо имени и звания на штендерах с портретами воинов появится: коммунист, член ВКП (б) с 19... года? Участников с такими исторически достоверными сведениями организаторы выкинут из колонны? Мероприятие в Новосибирске и новосибирском Академгородке прошло хорошо и говорит о полной адекватности организаторов. Однако переписка с ядром координаторов, к сожалению, оставляет обратное впечатление. Если политически ангажированные штабисты не в силах умерить свои антипатии ради великого праздника, на следующий год акция и в Новосибирске, и в других городах пройдёт с такими штабами, которые смогут обеспечить гражданское единство. Например, как в нашем городе. Мы этому — поможем.

25 апреля в Москве состоялось Народное Собрание, на котором были и делегаты из нашего региона. В тот же день в Новосибирске состоялись две акции в поддержку московского мероприятия: пикеты на площади Калинина и в Первомайском сквере.

Не секрет, что после того, как на федеральном уровне опасные законопроекты «о соцпатронате» и «об общественном контроле» были остановлены, продвижение ювенальных технологий активно осуществляется в регионах. О текущей ситуации мы регулярно сообщаем через еженедельные СМИ-обзоры. На данный момент в Новосибирской области реализуются четыре основных направления ювенальной политики.

Первое направление — это официальная поддержка организаций-лоббистов ювенальной юстиции и их союзников. Так, на сайте Министерства социального развития Новосибирской области рекламируется Учредительный съезд Национальной родительской ассоциации (НРА) — «адекватного и предсказуемого партнёра» для ювенальных лоббистов Мизулиной и Альтшуллера, которые, собственно, и создали НРА. Кроме того, в области активно поддерживается деятельность местного отделения Союза женщин России (СЖР) — известного борца за секспросвет и «контроль рождаемости» в России.

Второе — это намерение спихнуть государственную функцию социальной помощи на некоммерческие общественные организации. Причём — с передачей полномочий, что особенно опасно: «...новая пятилетняя программа „Дети и город“ ... на 90% передает полномочия на оказание услуг негосударственным организациям». Такая передача полномочий официально поддержана министрами области и лично губернатором.

Третье — это внедрение критериев, которые позволяют вторгаться в нормальные семьи. Областная власть сама признаёт, что не может справится с действительно неблагополучными семьями. Однако при этом расширяет список семей для вмешательства: «Специалисты выделяют разные уровни риска: социально опасное положение, трудная жизненная ситуация». «Семья „группы риска“ определяется по разным параметрам». В число этих параметров входят в том числе «низкие доходы» или синяки у ребёнка. Напомним, что главным аргументом опеки Бердска, поместившей Оскара Н. в интернат на полгода, стал ветхий дачный домик его семьи.

Четвёртое — это создание межведомственой системы преследования семей. Власть обязывает детские сады, школы, больницы доносить на семьи опеке и другим ведомствам: «... мы стараемся решать эту проблему с участием всех муниципальных структур, специалистов, которые видят этих детей в школе, в детских садах, в клубах, в спортивных секциях и т. д. То есть мы создаём межведомственную систему». Как работает эта «межведомственная система», хорошо видно по недавним случаям с семьями Ш. и О. из Кировского и Дзержинского районов.

В марте опека Кировского района отобрала трёхлетнего Максима Ш. у матери из-за небольшой травмы прямо из детского сада: на мать подали в суд.

Максим — активный и непоседливый мальчик, врачи даже ставят ему диагноз «гиперактивность». С месяц назад он дважды упал во время игр и получил серьёзный синяк на лице. Приведя сына в садик, мать предупредила о травме. Но детсад вызывал опеку, отдел по делам несовершеннолетних и скорую помощь. Приехав, чиновники, не представившись, обвинили мать. Плачущего Максима силой отобрали у мамы при участии полиции. С тех пор маме запретили видеться с сыном и подали на неё в суд по гражданским и уголовным статьям, чтобы лишить родительских прав. Распорядок приюта позволял работающей бабушке Максима видеться с внуком только по субботам. Психологи говорят однозначно: ребёнку в приюте нанесена серьёзная психическая травма.

Спустя месяц жизни в приюте удалось оформить Максима под временную опеку бабушки. При этом маму вынудили выехать из дома. Мальчик теперь с родными, и Родительское Сопротивление в Новосибирске публично заявило о вмешательстве в жизнь ребёнка и его семьи. Ранее от обнародования дела пришлось воздержаться ради скорейшего возвращения Максима домой. Соседи, коллеги и врачи поддерживают семью. Заседание суда состоится вначале следующей недели.

Многие семьи, поддавшись обману или давлению, формально признают за собой вину. Так, маму шестилетней Леры в Дзержинском районе вынудили подписать признание вины по уголовной статье из-за того, что она единожды наказала дочку. Не секрет, что порой родители идут на самообвинения, чтобы вернуть детей домой, пусть даже под надзором опеки.

РВС уведомляет: в Новосибирской области возникла реальная опасность необоснованного изъятия детей из семей по сигналам из детских садов, школ и медицинских учреждений. Причиной может послужить синяк, ссадина, или лёгкая травма. Ребёнка помещают в приют, а на родителей подают в суд. Дополнительно родителей обвиняют по статьям Уголовного кодекса.

На пикете мы распространяли информвыпуск о текущей ювенальной угрозе в регионе, рассказывали согражданам о происходящем.

Снова наши акции украсила выставка социального плаката, на которой основана статья «Между мирами, тем и этим» в 15-м номере газеты «Суть времени». В первый раз выставку демонстрировали 9 февраля, в день Съезда РВС. Сейчас тепло, и у стендов останавливается больше заинтересованных горожан.

Подписи против введения ювенальных законов и против разрушительных тенденций в сфере образования уже переданы в приёмную президента. Но продолжается сбор подписей под Резолюцией съезда 9 февраля

На пикет пришли представители СМИ, активно интересуясь новыми случаями отъёма детей. Мы предоставили им информацию при условии анонимности для пострадавших семей. Ведь истории с семьями Низамутдиновых и Шевалдиных (из Нижегородской области) показали, сколь неразборчивы в средствах бывают ведомства в попытках замести следы своих ошибок. С другой стороны, если держать случаи неоправданного отъёма детей в полном секрете, — сограждане воспримут ювенальную угрозу всерьёз только когда беда постучится к ним в дом. Ювенальные технологии действуют совсем рядом с нами, и об этом должны знать как можно больше людей.

В цикле публикаций мы приводим мнения работников науки и преподавателей российских вузов о современных реформах образования.

Наш первый гость — Каныгин Владимир Владимирович, кандидат медицинских наук, ассистент кафедры нейрохирургии Новосибирского Государственного Медицинского Университета, сотрудник Нейрохирургического Центра Дорожной клинической больницы, нейрохирург высшей категории. Мы спросили Владимира Владимировича о том, что конкретно планируется изменить в системе высшей школы страны для перехода к Болонской системе. Развёрнутый ответ мы здесь публикуем полностью.

Как работала российская научная система

До последнего времени научная иерархическая структура в России серьезным образом отличалась от западной. У нашей двухуровневой системы научных степеней (кандидат наук, доктор наук) были очевидные достоинства. Она позволяла проводить адекватный отбор и фильтрацию всех желающих стать научными корифеями. Защита кандидатской — довольно хлопотное дело: приходится обучиться работе с литературой, освоить методологию научного поиска, суметь структурировать научный труд и приобрести навыки саморедакции. Кроме того, на этапе подготовки к защите диссертации необходимо было сдать экзамены кандидатского минимума — специальность, иностранный язык и философию. На экзаменах соискатель демонстрировал общий уровень своего образования и даже мировоззренческий потенциал.

Аналогично дело обстояло и с докторскими диссертациями, только требования повышались. Докторская работа должна была представлять законченный научный труд и даже нести в себе элементы открытия и/или формирования нового научного направления. Главное же — никто не мог стать доктором наук, не защитив сначала кандидатской диссертации. При этом изначально временной интервал после защиты кандидатской был не менее пяти лет (потом снизился до трёх, а во время перестройки вообще исчез).

Как видите, система была нацелена на обеспечение высокого качества научных кадров. Сама защита работ также была двухуровневой. Сначала — на Защитном совете вуза или НИИ (их число было ограничено), а затем работа рассматривалась и утверждалась в Высшей Аттестационной Комиссии (ВАК, Москва). В Защитный Совет входило не менее 10-12 докторов наук по соответствующей дисциплине (если это медицина, то — докторов медицинских наук). До Защитного совета работу изучали два оппонента, доктора наук. Требовался отзыв независимой организации, где имелся свой Защитный совет, но ни соискатель, ни его научный руководитель (тоже доктор наук по соответствующей дисциплине) в этой организации не работали. Председателя ВАК назначает премьер-министр.

Итак, в рамках этой системы около 60 лет работала вся советская наука, а в последние 20 лет — российская наука, что называется, по инерции. Результаты эффективности нашей системы распределения и достижения научных степеней говорили сами за себя. Но сама по себе она ещё не обеспечивает неумолимого развития науки. Главное, на чем всё это держалось — на идеальной составляющей, чувстве сопричастности к спасительному для человечества научному творчеству, к касте учёных Советского Союза. Если среди научных деятелей СССР рокфеллеров и не наблюдалось, то лауреатов наград, как отечественных, так и зарубежных, — было множество.

Постсоветское обрушение и эрозия науки

Звание доктора наук было и оставалось столь престижным, что в перестроечные годы масса бизнесменов, политиков и просто проходимцев всеми силами пыталось его заполучить. Естественно, не ради доплат (от 1.5 до 8 тыс. руб. в месяц), но ради авторитета учёного, выражением которого в общественном сознании являлось — и, представьте, остаётся! — звание доктора наук. В условиях всеобщего отречения от научной и профессиональной чести это породило коррупцию. Прежде всего, в Высшей Аттестационной Комиссии (ВАК), состав которой всем известен. Увы, бездуховность, регресс и культ золотого тельца при издевательских зарплатах в науке — не давали надежд на моральную стойкость членов ВАК.

Где есть спрос — там есть и предложение. Сегодня в интернете можно легко найти объявление: докторская под ключ за соответствующую цену (порядка 2 млн.руб). Не стану описывать чувства моих коллег, возникающие при виде подобной мерзости. Как ощущает себя научное сообщества, читая периодически: «Вячеслав Володин — доктор юридических наук», «Владимир Пехтин — доктор технических наук», ... , «Владимир Жириновский — доктор философских наук». В полной мере весь позор происходящего могут оценить только «уравненные в званиях».

Сами по себе эти феномены характеризуют итоги и приватизации, и монетизации, и демократизации всего, что нас окружает. В итоге статус учёного, благодаря которому и формировался преступный спрос, катастрофически девальвируется.

Что делать?

Казалось бы — напрашивается вывод: чтобы развивать науку и делать ставку на учёных, помимо повышения выплат и создания приемлемых условий для исследований, необходимо создать атмосферу общественного уважения. Речь идёт, как минимум, о восстановлении престижности научного звания, общественном признании высокой роли науки в жизни страны вообще и уж тем более — в декларируемых стратегических начинаниях. Здесь в большей степени, чем во всех других сферах общества, наглядно проявляется очевидное: нельзя исцелить миллиардами (пусть даже чудом «нераспиленными», дошедшими до точки приложения) многолетний социокультурный регресс. Без избавления от скверны «проданного первородства», без восстановления Идеального в общественном сознании, и, конечно, в сознании людей, желающих заниматься наукой, ни о каком возрождении России речи быть не может.

Что делается

Однако, что делает власть? Приписывая Сталину изобретенную лжецом-перестройщиком А.Рыбаковым фразу «есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы», наша повсеместно окопавшаяся либеральная «элита» поступает с российской наукой точно в соответствии с этим принципом. В рамках закона об образовании предлагается привести всю имеющуюся научную структуру в точное соответствие западной. А западная система понимается весьма специфически.

За предшествующее 20-летие в России введено звание магистра, которое присваивается всем выпускникам вузов по прохождении 2-летней магистратуры со сдачей экзаменов. Фактически, это — углубленный образовательный курс, который в целом не выходит за рамки студенческого режима обучения. Так вот. Звание магистра отныне остаётся единственной ступенью к защите диссертации доктора наук. Кандидатские диссертации упраздняются. То есть фактически любой молодой человек, отучившийся 6 лет в вузе (или немолодой человек, получивший справку о «магистратуре»), может претендовать на получение научной степени доктора наук.

Сама процедура получения степени столь трансформируется, что впору говорить о собеседовании. Судите сами. ВАК — теперь уже плохой и коррумпированный — вообще ликвидируется. Создаются межвузовские научные советы в регионах РФ. В каждый из них входит определенное количество ведущих научных специалистов ... отнюдь не в той сфере, в которой трудится соискатель! Тут тебе и биологи, и агрономы, и медики, и физики, и лирики. И начинает у нас «сапоги тачать пирожник». На этом фоне Жириновский с Володиным будут выглядеть не то, что докторами наук — основателями научных школ!

Вероятно, с этого момента можно уже не беспокоиться о возрождении России, потому как будет «окончательно решён» научный вопрос, то есть вопрос нашего исторического будущего.

Высшая школа

Но если бы только это! Закон об образовании предусматривает не менее революционные — а точнее, контрреволюционные потрясения и для сферы высшей школы. Здесь вновь придётся апеллировать к советскому прошлому, чьими отголосками мы и были живы эти годы.

Преподавание в наших вузах базировалась на структуре кафедр. Каждая кафедра — небольшой научно-педагогический коллектив, который обучает студентов, готовит узких специалистов из выпускников, проводит циклы усовершенствования по определённому направлению. В зависимости от величины вуза, в нём насчитывалось от нескольких десятков до сотен кафедр. Кафедры объединялись в несколько факультетов.

Каждый факультет готовил своих специалистов. Например, для медицинского вуза на лечебном факультете проводили подготовку по специальности «Лечебное дело», на педиатрическом — «Педиатрия» и так далее. Кроме того, каждая кафедра занималась научными разработками. Сотрудниками кафедры, как правило, являлись люди с научными степенями — кандидаты и доктора наук. Для структурирования работы и распределения нагрузки, а также оценки роли специалиста в каждом конкретном направлении преподавательской деятельности существовали научные звания (не путать с научными степенями).

По сути, это были педагогические звания: ассистент кафедры (преподаватель дисциплины в группах), доцент кафедры (проведение занятий и чтение лекций студентам) и профессор (чтение лекций, разработка пособий для преподавания, занятия со специалистами, приобретающими или повышающими квалификацию). Научные звания коррелировали с научными степенями. Доцентом мог стать лишь кандидат наук со стажем преподавания и соответствующий ряду требований. Профессором мог стать доктор наук, также обладающий рядом заслуг в преподавании. С учётом научных званий оплачивался преподавательский труд на кафедрах. Возглавляли кафедры заведующие из числа работавших профессоров.

Описанная выше «перестройка» системы научных степеней неизбежно скажется и на преподавательской структуре вузов. Разработчики закона не удосужились проработать вопрос об эквивалентной замене научных званий, но при этом с осени 2013 года решено отменить все выплаты за звания и степени (далее — я не утрирую!) — ДО РАЗРАБОТКИ И ПРИНЯТИЯ НОВЫХ ПРИНЦИПОВ ОПЛАТЫ ТРУДА. То есть оплата преподавателей вузов, и без того далёкая от западных стандартов, ещё более упадёт. При этом преподаватели являются последней нитью, связующей советскую разгромленную высшую школу — с сегодняшней, требующей не конвертации, а реанимации.

А ведь вся эта «перестройка» затеяна с единственной целью — перевод образования в рамки так называемых Болонских соглашений, согласно которым наше высшее образование станет КОНВЕРТИРУЕМЫМ! То есть каждый выпускник сможет искать работу в Европе с российским дипломом, не сдавая экзаменов подтверждения, как сейчас. Ровно также могут поступить и преподаватели, которым понижают зарплату. Видимо, это первоочередная задача для РФ, правительство которой печально констатирует продолжающуюся «утечку мозгов».

Аккредитация вузов

Однако готовящаяся реформа предусматривает не только процесс обнищания преподавателей вузов. В конце концов, стремление «о-насекомить» учителей — это визитная карточка 20-летнего режима.

В законе об образовании предусматриваются регулярные «аккредитации» вузов. Новосибирские вузы столкнулись в этом году с аккредитацией, словно с приближением астероида. Что же это за процесс? В первую очередь, это перечень бюрократических требований к вузу, неукоснительное исполнение которых только и может дать путевку в завтра. Ключевым является наличие вороха бумаг и правильно заполненных электронных форм. Об объёме судите сами: только одна достаточно небольшая кафедра формирует более 12 гигабайт документов для аккредитации.

Представьте, что творится с педагогами, которые, помимо собственно работы со студентами, должны также сами разработать программы обучения, системы контроля, отчетность и планы (смешно полагать, что этим хоть отчасти занимается минобразования). Словом, кафедрам вуза, готовящегося к аккредитации, отныне вообще не до студентов. Успеть бы документы оформить... Времени мало — год-полтора максимум! И вот тут-то лежит главная мина процесса: сама проверка касается большей частью студентов, проходящих обучение за год-два до аккредитации, то есть на пике подготовки к ней. Причем путем тестирования по неизвестным программам и неведомым никому вопросам, присылаемым в вуз за 15 минут до начала тестирования по электронной почте.

Из всех возможных способов оценки вузов выбран наименее целесообразный, наиболее унизительный для преподавателей и прямо отчуждающий их от содержания деятельности — обучения и работы со студентами. Аккредитация направлена на разрушение высшей школы, и это очевидно всем моим коллегам.

Ну, а чтобы ещё более впечатлить читателя, могу рассказать о мероприятиях, так сказать, в масштабах страны. Вуз лишается аккредитации (то есть права преподавания), если по одной из так называемых укрупненных групп специальностей аккредитация не получена. Такая укрупненная группа включает в себя 6-7 десятков дисциплин, преподаваемых на разных кафедрах ВУЗа. Вероятность обнаружения проблем на одной из кафедр весьма велика. А апеллировать не к кому — только к Минобру! И главное, в состав аккредитационных комиссий входят отнюдь не профильные специалисты. Производится случайная выборка — тут могут быть и ветеринары, проверяющие медиков, и биологи, аккредитующие химиков, и агрономы, тестирующие психологов... Dura lex — sed lex.

Борьба с качеством... и количеством

Чтобы не утомлять читателя другими, не менее дикими, но более специальными подробностями, резюмирую. При анализе намечаемых изменений напрашивается вопрос — зачем же это всё? К повышению уровня преподавания в вузах это не имеет ни малейшего отношения. Скорее — наоборот. Если мы хотим повысить уровень образованности нашего народа, то при чём тут разрушение высшей школы? Напротив, качество преподавания (а не качество бюрократической отчётности!) вузов надо повышать и завлекать молодёжь учиться.

Тут стоит прочесть подробнее нормативные документы. В них всё сказано предельно ясно и цинично. В РФ — переизбыток студентов и преподавателей вузов. Оказывается, наш народ, не до конца развращённый перестройщиками, всё ещё стремится получать высшее образование — представляете? Ну, а изводимое под корень преподавательское сообщество всё ещё пытается формировать образованных людей. Поэтому пора положить этому процессу конец. До 2018 г. необходимо на 40% сократить количество студентов в ВУЗах, на 25-30% — число преподавателей вузов, и количество самих вузов — чуть не вдвое. Это реальные цифры имеющиеся в печати. Причём даже без объяснений причин сего феномена! Хотя чего их объяснять? Да и кому? Населению оккупированных территорий?

^{Е.Ф. Лахова, депутат Госдумы, кандидат политических наук, глава движения "Союз женщин России"}

Как написать письмо Президенту России от имени гражданского общества?

Способ первый (прямой и потому самый трудный): обратиться к своим согражданам непосредственно, объяснить проблему лично и предложить оставить подпись под обращением, указав адрес и другие данные. Способ второй: разрекламировать письмо в интернете для анонимных подписантов, что называется, «по клику мышки». Наконец, есть третий путь — спустить письмо «сверху», по административной линии, от имени организации, которая якобы представляет общество.

1 марта 2013 года «Союз женщин России» (СЖР) выпустил Обращение к президенту Владимиру Путину. Сам факт публичного обращения к президенту нисколько не удивителен. На то и власть, чтобы к ней можно было обратиться. В подобных обращениях пристального внимания заслуживают по существу две вещи. Во-первых, — содержание документа. А во-вторых, — от чьего имени его подают. В данном случае и то, и другое заслуживает подробного разбора. Но сначала — о самой организации,выпустившей Обращение.

Спросите любую женщину России о «Союзе женщин России» и убедитесь: абсолютное большинство опрошенных не знает, что аж с 1990 года их интересы и чаяния представляет эта влиятельная организация, да ещё под руководством Екатерины Лаховой — опытного политика 90-х, советника Бориса Ельцина по вопросам семьи, материнства и детства. Есть ли среди нас хоть один, не понимающий, что именно означает такая политическая карьера?

Итак, проанализируем письмо Владимиру Путину от «Союза женщин России». Буквально с самого начала авторы документа сетуют на то, что «российская семья уже несколько десятилетий пребывает в глубоком кризисе» и перечисляют негативные явления, характеризующие этот кризис. Что же это за явления, которые так беспокоят СЖР и его главу Екатерину Лахову?

Прежде всего, это — демографические потери: «страна ежегодно теряет полпроцента россиян, поскольку рождаемость не покрывает людской убыли». Поразительно, но в начале 90-х годов госпожу Лахову и её организацию волновала скорее обратная проблема! Ведь именно с 1991 года Екатерина Лахова (будучи депутатом Верховного совета, а затем — Государственной думы РФ) предлагала к принятию законопроект «О репродуктивных правах граждан и гарантиях их осуществления». Параллельно сама Лахова и её СЖР активнейшим образом продвигали в России международную программу «Планирование семьи». В реализации этой программы была задействована Российская Ассоциация планирования семьи (РАПС), которая к 1997 году открыла 52 филиала в России.

Что такое РАПС? Это — аккредитованный член ассоциации Международной федерации планирования семьи (МФПС). Что такое МФПС? Это — организация со штаб-квартирой в Лондоне, созданная известной дамой Маргарет Хиггинс Зангер. В 1921 году госпожа Зангер основала Американскую лигу по контролю рождаемости. Чтобы скрыть очевидную связь с фашистской идеологией, в 1942 г. Лигу по контролю рождаемости переименовывают в организацию «Планируемое родительство» (ПР). Немного позднее «контроль рождаемости» заменяют термином «планирование семьи».

Именно этим «планированием семьи» занимались Лахова и СЖР в начале 90-х на нашей земле. Первое финансирование было осуществлено из-за рубежа. После этого в 1994 году на реализацию мероприятий программы «Планирование семьи» из федерального бюджета было выделено 22 миллиарда 800 миллионов рублей. РАПС призывала обращать «особое внимание на предоставление доступа к службе планирования семьи и производству безопасного аборта». Именно так писали в журнале «Планирование семьи» в январе 1994 года. Вот перечень национальных конференций, проведенных Ассоциацией: «Проблемы планирования семьи в России» (1993 г.), «Репродуктивное здоровье и сексуальное воспитание молодежи» (1994 г.), «Право на репродуктивный выбор. Безопасный аборт и контрацепция» (1995 г.). Теперь же, в 2013 году и сама Лахова, и её коллеги по «Союзу женщин России» сожалеют о демографических потерях России.

Что же ещё тревожит авторов Обращения к президенту? Их тревожит «резкая смена ценностных ориентиров», которая «вызвала моральную деградацию, падение духовно-нравственной культуры, что пагубно сказалось на нравственном здоровье семьи, особенно молодой».

Но позвольте! Разве не сама госпожа Лахова и её «Союз женщин России» продвигали программы «Половое воспитание российских школьников» и «Репродуктивное здоровье подростков»? По некоторым оценкам, из федерального и региональных бюджетов, международных фондов и других организаций только за пять лет (1993-1998 гг.) на них было выделено не менее 75-90 млн. долларов.

О смысле этих программ Евгений Кульгавчук, врач-сексолог, психотерапевт, вице-президент Российской ассоциации сексологов, говорил следующее: «Секс ради секса. ...Ни слова о платоническом и эротическом компоненте в реализации сексуальности. Духовность, любовь, стремление создать семью, рожать детей — всё это осталось за кадром». Слова «любимый», «любимая», отмечал Кульгавчук, заменили термином «партнёр».

По мнению специалистов, данные программы формировали у школьников представление о регулярной и разнообразной половой жизни в подростковом возрасте как нормальной и даже эталонной модели социального поведения: «Разработчики большинства программ делали акцент исключительно на том, как подростку правильно пользоваться средствами контрацепции, и ребята воспринимали это как официальное одобрение школой ранней половой жизни, своего рода индульгенцию на беспорядочные связи» (RBC daily).

С тех пор прошло 10-15 лет. В программы «сексуального просвещения» вложено много сил Екатерины Лаховой и её коллег по пресловутому женскому «Союзу...». Самое время им пожаловаться на «моральную деградацию» молодых родителей! Но и это ещё не всё.

Особенно сильно тревожит авторов Обращения «нарастающее отчуждение между родителями и детьми». Видимо, именно поэтому «Союз женщин России» поддерживает конкурс социального плаката «Воспитание детей без обид и унижений», где представлены плакаты с многозначительными слоганами «Мама, я тебя боюсь» и «Осторожно, злые родители!». По-видимому, такая социальная реклама призвана искоренить отчуждение между детьми и родителями, укрепить отношения доверия и любви в российских семьях.

Итак, после 20-летней подрывной работы против российской семьи авторы документа выражают сожаление и тревогу в связи с положением института семьи в России. Далее в Обращении звучат благопожелания относительно государственной семейной политики. Тут и «реально доступное и качественное здравоохранение и образование», и «обеспечение семей с несколькими детьми домами и квартирами», и «создание развитой сети бесплатных культурных просветительских центров и спортивных комплексов». Эти общественные блага явно напоминают советские социальные стандарты, с которыми так решительно боролась госпожа Лахова в составе ельцинской команды реформаторов.

Но всё это высказывается именно как пожелания. А вот содержательная часть Обращения сводится к следующим конкретным предложениям:

• формирование в структуре государственного управления органа по координации реализации единой государственной политики в отношении Семьи, Детей, наделенного правом принимать решения обязательные для исполнения;
• создание межведомственного координационного Совета по делам семьи и детей под руководством заместителя Председателя Правительства, который должен быть наделен полномочиями координировать действия различных министерств и ведомств в вопросах семейной политики. Совет призван контролировать выполнение федеральных и региональных законов по поддержке семей; осуществлять методическое обеспечение, постоянный мониторинг и анализ положения российской семьи и эффективности семейной политики в субъектах Федерации, содействовать развитию служб семьи в регионах и распространению положительного опыта работы;
• освобождение Министерства образования от несвойственных ему функций, а именно: выработка государственной политики в сфере опеки и попечительства детей, профилактика сиротства, устройство детей в замещающие семьи, постинтернатное сопровождение; школа приемных родителей — должны быть переданы специальной структуре, отвечающей за профилактику неблагополучия в семье, реализацию семейной политики в целом;
• создание единого целостного механизма и регламента взаимодействия между всеми органами и учреждениями, отвечающими за положение семьи и детей в России (семья, школа, органы социальной защиты, опеки и попечительства, инспекторы по делам несовершеннолетних МВД, комиссия по делам несовершеннолетних, детские поликлиники);
• введение в перечень критериев деятельности субъектов федерации статистических показателей благополучия семьи.

Каждый может убедиться, что в данном обращении речь идёт о создании специальной чиновничьей структуры, которая сконцентрирует в своих руках информацию о российских семьях и контроль над ними. Слова о «профилактике неблагополучия в семье» — весьма многозначительны, не так ли? Если вспомнить, что именно Екатерина Лахова и «Союз женщин России» выступали активными лоббистами ювенальной юстиции в России, начиная с 2008 года, то к этим словам стоит присмотреться внимательнее. К тому же читатель уже, пожалуй, понял специфику языка самого «Союза женщин России» и его бессменных зарубежных партнёров — ЮНИСЕФ, ЮНЕСКО, ЮНИДО и др. Нет никаких сомнений, что данное обращение по сути своей есть очередное требование ввести ювенальную систему.

Мы рассмотрели содержание Обращения «Союза женщин России» (СЖР) к Президенту и сопоставили его с историей деятельности СЖР. Осталось сказать, кто конкретно подпишется под этим письмом. Ответ на этот вопрос могут дать подобные новости из регионов России: «21 марта в 16:00 в Малом зале администрации Московского района г. Чебоксары состоится совещание председателей женсоветов района по вопросу поддержки Обращения Союза женщин России к Президенту Российской Федерации Владимиру Путину». «Так же было принято решение ... провести 9 апреля на базе МБОУ „СОШ № 3“ в 16.00 слет советов женщин предприятий, организаций и учреждений». То есть, Обращение от имени женщин России предполагается подписывать, спуская письмо «сверху», действуя через депутатов-единороссов, школы, предприятия и т.п.

Есть какое-то изощрённое и особо пакостное унижение в том, что инициативы, разрушающие российский народ, проводятся от имени самого народа и якобы для его блага. Целенаправленно топтать и — одновременно! — истошно вопить о защите именно того, что ты топчешь с холодной жестокостью. Это одна из наиболее характерных черт современного неофашизма. «Система унижения» устроена незамысловато и предполагает три ключевых условия.

Условие первое.
Большинство — то есть народ — должно молчать. Или, в крайней случае, мычать. Оно должно состоять сплошь из пассивной дезорганизованности и тотального бессилия. И это молчащее, мычащее большинство должно быть полностью оторвано от сил, решающих его судьбу (власть) и от структур, описывающих его жизнь (СМИ).

Условие второе.
Создаются организации-ширмы, представляющие народ (или гражданское общество, как сейчас принято говорить) и при этом не имеющее к нему НИКАКОГО отношения. Они получают поддержку от государства, от отечественных и зарубежных фондов. Они могут быть связаны с чиновничеством, с международными организациями или даже с криминальными структурами. Но вот насчёт связи с демократическим большинством — чего нет, того нет! Тем яростнее их непрерывные вопли о благе народа и мнении гражданского общества.

Вглядитесь в эту стройную систему:

• Общественная палата РФ якобы представляет общество;
• Комитет Государственной Думы по вопросам семьи, женщин и детей — это народные избранники, пекущиеся о семье;
• Национальная Родительская Ассоциация вещает от имени российских родителей;
• наконец, Союз женщин России — это общественная организация, якобы действующая от лица наших женщин.

Условие третье.
Средства массовой информации должны создавать картинку, из которой реальное гражданское общество попросту выключено. Вот — власть, а вот — организации-представители общества (и не важно, что все они либо креатуры власти, либо поддерживаются из-за рубежа). Картинка меняется, словно бесконечный сериал, лишая людей всякой веры в их возможность хоть как-то повлиять на свою жизнь.

Именно в таких условиях становится возможным без массового сопротивления организовать уничтожение народа, его систематическое растление и втаптывание в грязь. Современный неофашизм, гламурный и пафосный, в отличие от своего предшественника не афиширует свои цели, а расправляется с человеком (с семьёй, с ребёнком) под бесконечные разговоры о благе, демократии и правах человека.

Три перечисленных выше условия «Суть времени» нарушила, начиная с лета 2012 года.

Активисты движения и их единомышленники обратились непосредственно к народу, к своим согражданам. Вместо молчания или мычания граждане страны ответили на попытки внедрить ювенальную мерзость — чёткими подписями с адресами и именами людей, показавших свою позицию.

Россия увидела очередь в приёмную президента с коробками подписных листов на центральных каналах телевидения. Этого удалось добиться не просто многомесячным сбором подписей, но ещё и организованными публичными выступлениями. Пробить стену медийного молчания — такова была цель гражданского протеста. Цель была достигнута.

Низовое движение против ювенальной юстиции достигло таких масштабов, что 9 февраля 2013 года состоялся учредительный съезд организации, которая с полным правом могла представлять гражданское общество. За спиной — более 220 тысяч подписей. В зале — делегаты из 60 регионов, которые сами собирали эти подписи. Так стройные ряды фальшивых «гражданских» организаций были резко нарушены появлением подлинно народного движения.

Наконец, именно к этой организации — Родительскому Всероссийскому Сопротивлению — пришла власть, выказав внимание и уважение к мнению граждан. Практически впервые за много лет власть и народ оказались лицом к лицу, настороженно вглядываясь друг в друга. Народ привык «куковать» наедине с фальшивой картинкой на экране телевизора. Власть привыкла «вращаться» в кругу фальшивых представителей общественности. На съезде было нарушено это постперестроечное табу.

Так поломана подлая игра в демократию, под маской которой неофашизм сейчас ведёт наступление во всём мире. Разумеется, в ответ нас ждут бешенство и новые атаки. Ювенальное Обращение «Союза женщин России» к Президенту России — одна из таких атак. Теперь, после создания настоящего низового движения российскому обществу предстоит трудная работа по различению фальшивых и подлинных гражданских инициатив. Помочь такому различению — наша ближайшая задача.

Система Ювенальной юстиции Франции в том виде, в каком она работает сейчас, функционирует с 1948 года. За это время вопросы социальной и воспитательной работы с детьми были рассмотрены и обсуждены множеством специалистов в этой области. В 80-х годах прошлого века гуманитарии и социологи выступали с резкой критикой изъятия детей из бедных семей, добившись определённого результата.

Во-первых, финансовая несостоятельность родителей перестала считаться профессиональным аргументом в пользу изъятия ребёнка. Бедность семьи перестали автоматически причислять к опасным для ребёнка факторам.

Во-вторых, работники социальной сферы перестали собирать данные о трудовой занятости родителей, поэтому сведения о финансовом положении и социальном статусе родителей практически исчезли из досье изъятых детей.

Следует отметить, что изъятия детей из семей при этом продолжались. Конечно же, тому находились и объективные причины: бедные семьи, неспособные содержать детей-инвалидов, или резко неблагополучные семьи. Однако накануне введения системы правосудия ЕС на самом высоком уровне пришло понимание, что с защитой детства в стране что-то неладно. Экономический кризис, диссоциация семейных ценностей и возросший уровень подростковой преступности конца 90-х во Франции потребовали чрезвычайных мер для расследования положения дел в социальной сфере детства. Расследование поручили двум высокопоставленным чиновникам: Генеральному инспектору социальных служб Пьеру Навесу и Инспектору юридической службы Бруно Катала. В 1997 году чиновники начинают работу и к июню 2000 года публикуют стостраничный отчёт, в котором среди прочих указаны следующие данные:

Количество изъятых детей в год:
1994 — 134 тыс.
1995 — 137 тыс.
1996 — 116 тыс.
1997 — 129 тыс.

В отчёте также указано, что семьи, откуда изымают детей, боятся этой процедуры и считают её глубоко несправедливой. Ведь дети — это «единственное богатство беднейших», а изъятие, как правило, навсегда разрушает семью. Страх порождает ответное насилие уже по отношению к работникам социальной сферы, воспитателям и судьям. Институт социальной помощи детям в народе называют «институтом воровства детей».

В 2007 году Пьер Навес по 2-у каналу Французского телевидения, после общения с очередными родителями, разлучёнными со своими детьми, подтверждает данные Ассоциации помощи родителям: половину изъятых детей можно было бы и не отбирать у семей!

Проходит пять лет, и в 2012 году Пьер Навес подтверждает свои слова. Однако, несмотря на то, что его высказывание получило широкую огласку, ничего не изменилось. На конец 2011 г. у французских родителей отобрано 150 тыс. детей.

Кроме трагического потрясения для родителей и изъятых из семей детей, в работе ФранцСиротПрома есть и финансовая сторона. Известно, что на ребёнка, отнятого у семьи, уходит 180 евро в день в приюте и 90 евро в день, когда он помещён в приёмную семью. Всего в 2009 году система защиты детства стоила Франции 6 млрд. евро. Специалисты жалуются на непрозрачность функционирования системы защиты детства: «никому неизвестно, кто входит в сферу внимания защиты детства, кто выходит оттуда, сколько времени там остаются под опекой, и какова их дальнейшая судьба».

Попробуем сделать свои грубые оценки на основе численных данных из рапорта 2000 года и телепередачи 2012 года. Сколько детей из тех, которые живут сейчас во Франции, изъято из родных семей? Возраст совершеннолетия там — 18 лет. За 18 лет во Франции было изъято около 2,5 млн. детей. Полное число детей во Франции — около 14-и миллионов человек (данные 2009 г.). Получается, что каждый седьмой ребёнок — изъят у родных родителей. Половина из них, по оценке инспектора Пьера Навеса, — без необходимости.

Два месяца назад в Сибирском центре современного искусства (СЦСИ) прошла выставка «Соединенные штаты Сибири». А вспоминаем мы о ней только сейчас. Почему? Ведь нам обычно интересна связь регионалистских тенденций и contemporary art. На гельмановской выставке «Родина» мы в своё время оттоптались от души. Да и «Соединенные штаты Сибири» добросовестно посетили, все экспонаты отсмотрели, но...

Казалось бы, всё там было в наличии: провокативное название, одиозные фигуранты и широкое медиа-освещение. Казалось бы, такие составляющие просто обязаны были смешаться в скандал, породить острую полемику или политическое противодействие. Однако выставка обернулась — ничем. Не поверите, но оказалось, что никакой необходимости реагировать на это событие нет. Ознакомившись с экспозицией, мы пожали плечами, зевнули и — забыли про неё на следующий день.

Так бы и осталась эта тема позаброшенной, если бы в 17-ом номере газеты «Суть времени» не появилась статья аналитика ЭТЦ, специалиста по сепаратизму и регионализму Эдуарда Крюкова под названием «Сибирский сепаратизм... под маской „культуры“». В статье на новосибирском материале показана связь регионалистских политических групп и арт-среды. Там же упомянута позабытая выставка. Вдобавок появилось известие, что с 19 марта «Соединенные штаты Сибири» выставляются в Москве на Винзаводе.

Так что, на правах очевидца, придётся рассказать, что же это за выставка такая на самом деле, и что именно в ней заслуживает внимания, если и художественное, и концептуальное наполнение вызывает лишь зевоту?

Начнём издалека, сделав отступление для наших маленьких читателей из «креативного класса» (а мы знаем, что такие у нашего блога есть). Известно, что среди креаклов распространён такой шаблон психологической защиты:

Все злые противники «современного искусства» тупы, невежественны, не читали ни Фуко, ни Делёза, не отличают Авдея Тер-Оганьяна от Давида и ничего не слышали про венский акционизм.

Так вот, дорогие креативные друзья, для экономии времени тему эту можно сразу замять. Такова уж специфика патриотов из «Сути времени»: мы и читали, и слышали, и различаем.

Поэтому не стоит ожидать от нас критики, так сказать, «нестандартной образной манеры» авторов выставки. Также не станем мы брать в кавычки слова «искусство» и «художники»: оставим это другим политическим наблюдателям, мыслящим сугубо прямолинейно.

В конце концов, слово «искусство» достаточно многозначно. Есть декоративно-прикладное искусство. Есть цирковое искусство. Есть кулинарное искусство. Вот и contemporary art в его сибирском варианте — тоже искусство определенного свойства.

Предложим следующую формулировку: это — искусство взаимодействия с арт-институциями и медиа-средой провинциального мегаполиса, обеспечивающее баланс между максимальной самоманифестацией, минимальными творческими издержками и приемлемым уровнем бытового комфорта. Договорившись о понятиях, мы можем сказать, что «Соединенные штаты Сибири» — типичный пример такого сибирского contemporary art.

Впрочем, сформулировать можно было бы и более ёмко, и более просто.

Внимательные читатели блога художественной группы «БПП» Артёма Лоскутова помнят манифест лохматых годов, вводящий в оборот новую концепцию: «х...евое искусство». Что под этим подразумевал автор концепции, уже не важно. Важно, что это словосочетание исчерпывающе характеризует ситуацию с современным искусством в Новосибирске.

Действительно, «contemporary art», «совриск» — подобные неологизмы звучат чуждо для настоящего сибиряка, не передают местную специфику, а она есть, конечно же есть.

Кроме того, даже самому отъявленному скептику, ретрограду и мракобесу не понадобится закавычивать слово «искусство», если оно предваряется исчерпывающим эпитетом на «Х». Такое определение успешно легитимирует деятельность новосибирских художников, кураторов и культуртрегеров в глазах «консервативного большинства». И причин обижаться на «проклятых мракобесов» у арт-тусовки станет значительно меньше.

Ведь люди занимаются искусством — теперь все с этим согласятся!
— А почему результат такой странный?
— А потому, что это такое особое искусство, «х...евое», понимаете?
— Понимаем!

«Х...евый хуждожник», «х...евый куратор», «х...евый галлерист», «СЦХИ» — терминология, адекватная содержанию, способна решить многие проблемы во взаимоотношениях творца и масс.

Перейдем к картинкам с выставки «Соединенные штаты Сибири», иллюстрирующим предложенный концепт. Взглянем на работы новосибирца Константина Ерёменко:

Что тут можно сказать? По своей сути это — лубок. Или нечто вроде «юмористических» постеров, которые наклеивают водители в салонах маршруток. Исполнение — технологично-лубковое. Механически сконструированный юмор, чтоб было «прикольно». Даже длинная разъясняющая подпись присутствует — чтобы зритель наверняка узнал героев (которых иначе трудно узнать) и правильно понял мысль автора (которую иначе трудно понять).

В своем блоге Константин Ерёменко задаётся вопросом:

«Вот если бы я сейчас рисовал бы не „Капиталистический реализм“ [это название одной из серий художника], а серию картин с названием „Унылое г...но“, о чем бы она была, кто бы стал её героями? Попы, менты, казаки, чиновники, хачики, гопота... Кого бы стоило добавить в эту гипотетическую серию?»

Освежив в памяти впечатление от работ Ерёменко с выставки «СШС», можно осмысленно подойти к диалогу с автором и ответить:

Константин, Ваш вопрос изначально не верен. Серию картин, как Вы выражаетесь, «Унылое г...но» — Вы рисуете всю жизнь. Рисуйте, что хотите, но за рамки данной серии Вам не выйти — как раз этот факт и концептуализирует Ваше творчество по-настоящему. Однако, если Вы эту заданность честно отрефлексируете, то у Вас появится и трагизм, и глубина, и выход за рамки. А иначе — сами не заметите, как Ваш приработок съест Ваше творчество. Ведь то, что Вы считаете остроумной фрондой — не более чем обывательский мейнстрим в среде креативного класса. Дело может обернуться так, что скоро Вам будут заказывать аэрографию «Патриарх и часы» на кухонные фасады или «партизана Лыкова» на капоты чиновничьих Camry.

А вот ещё картинки с выставки — на сей раз Василия Слонова из Красноярска.

Как добросовестные люди, абстрагировавшись от тематики картин, констатируем: в отличие от Ерёменко, Слонов умеет рисовать.

Сработано добротно и выразительно.

Но вот беда: ощущение вторичности и никчемности от этого не пропадает.

Что же это нам до боли напоминает? Ну конечно же!

Типичная американская пропагандистская карикатура! Пусть и выполненная на избыточном художественном уровне.

Спешим успокоить читателя из креаклов: тихо, наш маленький друг, всё хорошо. Мы по-прежнему остаёмся в ироничном дискурсе, не упрекаем художника «в связях с госдепом», а спокойно определяем жанр. Ну, американская карикатура на русского медведя, ну и ладно, ну и славно. Художник имеет право на цитирование.

Беда-то не в этом. Беда в том, что аллюзии на американскую пропаганду — не отрефлексированы! По крайней мере, такое впечатление создается от разъяснений от куратора выставки Константина Скотникова:

«...спортсменов он, разумеется, уважает, даже восхищается ими. Речь идёт об ажиотаже вокруг оного мероприятия, о процессах, сопутствующих его подготовке: переселении жителей местных окрестностей, вырубке зелени, растрате огромных финансов и многом другом. Художник может не иметь ни доказательств, ни признанных фактов коррупции, но не переживать это он не может».

Но почему же тут нет ни слова о первой возникающей ассоциации — олимпиада 1980-года, холодная война, американские карикатуры с оскалившемся чудовищем, которое выглядывает из-под маски добродушного олимпийского мишки? Неужели Слонов, «критически осмысляющий» ситуацию вокруг Сочи-2014, действительно не видит сходства нынешней антиолимпиадной истерики и той антисоветской пропагандистской кампании? И не задает в своей иронии второй слой? Неужели всё действительно так тупо и прямолинейно, как поясняет Скотников? Но тогда — такая беда, что становится даже неприятно. Ведь получается, что надписи латиницей на каждой слоновской картинке — это не ироничная отсылка к слову «Russia», выстриженному на боку типового карикатурного медведя, а нечто другое, почти подлое. Словно транспаранты на английском, которые Гарри Каспаров так любит разворачивать во время московских уличных манифестаций под камеры зарубежных телеканалов.

Здесь приходится перейти к политическому аспекту выставки, как бы мы ни старались остаться в сфере чисто художественного и концептуального. Избежать этого нельзя, поскольку художественный и концептуальный уровень, как показывают рассмотренные примеры — удручающе низок, а политика, получается, наоборот — лезет из всех щелей. Это особенно заметно именно потому, что организаторы выставки отнекиваются от любой политической составляющей.

Так, Константин Скотников сетует:

«Часть зрителей уверенно заявляет, что проект „Соединённые штаты Сибири“ имеет сепаратистский характер и политический подтекст. Ладно бы ещё „разъединённые штаты“ были, так ведь совсем наоборот! Никто не собирается отсоединять Сибирь или растаскивать регионы в разные стороны. Неужели это нужно объяснять? Не нужно провокаций и скандалов!»

Директор СЦСИ Анна Терешкова также утверждает: нет здесь сибирского сепаратизма, нет, нет, нет.

Скотникова ещё можно было бы переспросить: «Вы действительно дурачок или прикидываетесь?», поскольку образ юродивого не исключает и первый вариант. Однако Анна Терешкова — серьёзная женщина, председатель новосибирского отделения партии Михаила Прохорова и член её федерального политсовета. Если уж профессиональный политик хлопает глазками и говорит, что сепаратизма на выставке нет, сомнений не остаётся — сепаратизм составляет главный смысл экспозиции.

Так что давайте уже без этих всяких. Что, «никто не собирается отсоединять Сибирь или растаскивать регионы в разные стороны. Неужели это нужно объяснять?» Простите, а художник Ерёменко — он разве не придерживается радикально сепаратистских взглядов? Он разве не участвует постоянно в круглых столах и пресс-конференциях с чисто политической повесткой? Он разве не декларирует там свои сепаратистские воззрения совершенно открыто и без экивоков?

А титульная картина Дамира Муратова разве не тиражируется на различных сепаратистских интернет-ресурсах? Вы скажете, что те, кто тиражируют, — понимают её слишком буквально? А художник Лоскутов, плотно сидящий на регионалистской теме, — он тоже чего-то не додумал насчёт данного арт-объекта, тоже в чём-то не разобрался?

Вы, может быть, скажете, что всё, манифестирующее себя как искусство, автоматически находится вне политики? Мы уже устали цитировать откровенное высказывание активиста арт-группы «Бомбилы» Антона Николаева:

«Если раньше мы видели художника, чьи высказывания порождают социальные и политические смыслы, то теперь мы имеем дело с достаточно законспирированными командами политиков и социальных технологов, пользующихся художественными средствами. Это новое для России культурное явление предложено назвать артивизмом».

Это звучит слишком прямолинейно, слишком в лоб для изощрённого ума? Вот вам ещё высказывание, из новой статьи на colta.ru:

«...сегодня необходимо не только перестать мерить „искусство действия“ и интервенционизм как передний его край эстетическим аршином, но и самому этому „искусству действия“ и интервенционизму порвать со своей эстетической пуповиной. То есть диалектически развернуть само „искусство действия“ в „действие искусства“. И тогда та же акция Pussy Riot открывает нам целое поле новых возможностей. ...всё это подрывает коды прочтения устоявшихся образов и даже ставит под сомнение исключительное право власти на их производство. В гибридной, „ризомной“, „текучей“ среде современного мегаполиса подобные эффекты заново переконфигурируют места отправления гражданских и политических ритуалов и, более того, делают впервые возможными некоторые из них».

Достаточно ли концептуально и убедительно, чтобы больше не мямлить про «простых тружеников художественного фронта, наивных и чистосердечных»?

Вот ведь что вызывает главное удивление. Вот ведь где главный вопрос к организаторам выставки.

Почему нельзя открыто обозначить свою политическую позицию, встать в оппозиционную позу — это ведь вполне приличествует человеку искусства? Для нас сепаратистские взгляды абсолютно враждебны, однако честное заявление своих убеждений всегда заслуживает уважения. Зачем же прикрываться беспомощными отнекиваниями, которые опровергаются на раз?

Неужели только для того, чтобы сохранить карьерные позиции в филиале государственного музея, гранты и иные бонусы? Вспоминается образ из случайного разговора: «Они — как собака, которая спрятала голову за ствол дерева и думает, что её тоже никто не видит».

Вероятно, психология современного российского арт-деятеля позволяет ему вполне комфортно переживать подобную двусмысленность. Одной рукой брать деньги у власти через различные институции, а другой — расшатывать государство с помощью современных гуманитарных технологий. Кажется даже, что такая психология предполагает определенную доблесть в том, чтобы отнекиваться от возможных политических обвинений как можно более топорно и по-идиотски.

Вспоминаются строки Виктора Пелевина, по-видимому, очень точно описывающие подобное психическое состояние:

«Он сказал, что в румынском языке есть похожая идиома — „хаз барагаз“ или что-то в этом роде. Не помню точно, как звучит. Означают эти слова буквально „подземный смех“. Дело в том, что в средние века на Румынию часто нападали всякие кочевники, и поэтому их крестьяне строили огромные землянки, целые подземные дома, куда сгоняли свой скот, как только на горизонте поднималось облако пыли. Сами они прятались там же, а поскольку эти землянки были прекрасно замаскированы, кочевники ничего не могли найти. Крестьяне, натурально, вели себя под землей очень тихо, и только иногда, когда их уж совсем переполняла радость от того, что они так ловко всех обманули, они, зажимая рот рукой, тихо-тихо хохотали. Так вот, тайная свобода, сказал этот румын, — это когда ты сидишь между вонючих козлов и баранов и, тыча пальцем вверх, тихо-тихо хихикаешь».

Интересно, что эта цитата была приведена в блоге художника Артёма Лоскутова при описании одной из организованных им политических акций. Несанкционированное шествие по главной улице города было свёрнуто и как-бы перенесено в метро — после того, как обнаружилось, что на дневной поверхности проблем с милицией не избежать. Любопытно, что последнее предложение про «вонючих козлов и баранов» в цитату у Лоскутова не вошло...

Коснувшись темы «особого смехового состояния», характерного для нынешней творческой интеллигенции, нельзя не обратить внимание на знаковый отрывок из пресс-анонса выставки (за авторством всё того же Константина Скотникова):

«Проще говоря, выставка о том, как мы живем в нашем мире и разбираемся с недостатками с ироничной улыбкой. Надо не забывать, что тупая звериная серьёзность и весёлый непредвзятый взгляд на мир несовместимы».

Вроде бы, вполне безобидная фраза. Однако она вызывает в памяти другое высказывание, принадлежащее ещё одному куратору Сибирского центра современного искусства, Сергею Самойленко. В 2011 году Саймойленко отвечал «прокоммунистическому» режиссеру-документалисту Владимиру Эйснеру, рискнувшему выдать в печать критический отзыв о «Монстрации» Артёма Лоскутова:

«Главная составляющая — это всё-таки карнавал. Честное слово, я никак не могу понять, почему Эйснер и компания так возмущены именно карнавальностью. Абсурдистика, кроме почтенной традиции в искусстве нового времени, прочно укоренена и в народной смеховой культуре (сошлюсь на Бахтина, на работы Панченко). Блин, даже церковь ничего не имела против карнавала, а вот режиссёр Эйснер хочет быть святее Папы... Что дурного, кто бы сказал мне, в карнавале? Возможно, у Владимира Эйснера просто плохо с чувством юмора, возможно, он просто не умеет смеяться и даже улыбаться, но с таким утилитарным подходом, если действовать последовательно, надо запретить и все другие способы увеселений — музыкальные концерты, танцы-дискотеки, театры-варьете, далее по списку. Похоже, он воспринимает жизнь со звериной, как любят сейчас говорить, серьёзностью, но смех — как раз то немногое, что отличает нас от животных...»

Заметьте, Скотников и Самойленко не просто защищают смех и иронию, они делают её обязательным атрибутом человеческого, низводя серьёзность на животный уровень. Становится страшновато — уж не навязывают ли людям «вечный смех» тоталитарным образом? Уже сейчас, наблюдая, к примеру, за твиттером, видишь, что каждый рукопожатный пользователь обязан исполнить некий ритуал из ужимок и прыжков, чтобы сойти за своего:

«— С помощью таких тэгов можно повышать уровень доверия к своей информации, — сказал Самарцев. — Или понижать уровень доверия к чужой. Если вас в чем-то обвинят не владеющие культурной кодировкой граждане, вам достаточно будет предъявить пару правильных мемокодов, и любое обвинение в ваш адрес покажется абсурдным. Если, конечно, на вас будет правильная майка и вы в нужный момент скажете «какбе» или «хороший, годный».

Заглянем в будущее. Если продвигаемые креаклами культурные коды станут доминирующими, ни один человек уже не сможет сказать и слова в простоте, не сможет даже задуматься о чём-то на людях. Просто серьёзное лицо окажется вопиющим нарушением приличий и даже проявлением нечеловеческого. Не станет ли это оправданием очередного разделения на людей и недочеловеков, которое уже сейчас проступает в образцах «креативного» дискурса?

«Смеялся ли Христос?» — на этот вопрос, повторённый классиком постмодернизма Умберто Эко, конечно, хочется ответить «да». Но смеялся ли Христос непрерывно?

Учитывая весьма специфический смеховой модус, в котором угнездились наши арт-деятели (этот самый пелевинский «хаз барагаз»), думается, что как раз такая «смеховая культура» далека от подлинно человеческого — творческого, трансцендентирующего, преображающего.

Именно эти вопросы дают единственно оправданный повод написать о выставке «СШС», которая не имеет ни художественного, ни политического значения, а представляет лишь феноменологическую ценность.

Заинтересованного читателя, желающего продолжить размышления о современных формах смеховой культуры и карнавализации, в том числе об их политическом аспекте, отсылаем к программному циклу статей Сергея Кургиняна «Кризис и другие», а конкретно, — к части, посвящённой фигуре Михаила Бахтина.

Опека Бердска вернула семилетнего Оскара в семью спустя полгода после разлуки. Вернули без малейших возражений, в считанные дни после привлечения внимания общества. Для любого наблюдателя такие действия опеки выглядят как косвенное признание своей неправоты. Именно поэтому нынешние публичные заявления опеки в защиту ювенальных технологий в России на сайте администрации Бердска вызывают некоторые вопросы.

Опека в связи с делом Низамутдиновых заявляет следующее: «...российские дети нуждаются в защите ... от собственных родителей». Читатель вправе спросить: о какой именно защите детей от родителей идёт речь?

Быть может, о защите детей от насилия в родных семьях? Тогда напомним, что по данным МВД РФ насилие над детьми со стороны членов их семей (то есть, родителей и родственников вообще) за последние годы составляет не более 5% от общего числа преступлений по отношению к детям. Так что же сильнее угрожает нашим детям — 95% или 5%? Подсчитать нетрудно. Статистика указывает на то, что нужно бороться с насилием именно вне семьи вместо того, чтобы всей чиновной мощью обрушиться на родную семью.

Возможно также, что дело не в насилии, а в угрозах для ребёнка, которые влечёт за собой бедность семьи. Но причём тут защита ребёнка от его родителей? Вдумайтесь, есть два факта: а) семья — малоимущая; б) родители опасны для своих детей. Эти факты берут и объединяют на том основании, что бедность вредит детям. Бедность — вредна, так и боритесь с бедностью. Но родители-то ребёнку необходимы! Лишиться родителей для него — катастрофа почище старых обоев, облупившейся ванны, и даже скромного питания. Так что цель защитить детей от малоимущих родителей может появиться лишь при одной установке: бедный человек хорошим родителем быть не может.

Но эта установка — не просто бесчеловечна, но и крайне спорна. Если по нечаянности мать — не бухгалтер, а медсестра, а отец — не менеджер, а слесарь, то согласно этой установке их детей надо защищать от «неудачных» родителей? Разумеется, все граждане не смогут работать бухгалтерами и менеджерами. Получается, что работникам некоторых профессий надо запретить растить детей? И всё это на фоне приближающейся демографической ямы, когда рожать будут дети 90-х, которых во время либеральных реформ родилось явно недостаточно. Особенно дико выглядит «обличительное» фото неказистого дачного домика Низамутдиновых на сайте администрации города, которым руководит «красный мэр». Разве коммунистические идеалы запрещают малоимущим семьям растить малышей?

Итак, степень опасности родителей в случае насилия — явно завышена, а в случае бедности — просто надумана, ибо вредит детям именно социальная несправедливость, а не родители. Но при этом опека Бердска пишет: «В России для родителей наступило время вседозволенности: от детей можно отказаться, детей можно бить и даже убивать. Детей можно не кормить, морить голодом. Очень лояльное российское законодательство сегодня не имеет действенных рычагов воздействия на родителей, не исполняющих своих обязанностей по воспитанию и содержанию детей».

Нас тоже волнует «лояльное российское законодательство»: действительно ли оно разрешает родителям преступления против своих детей? Открываем Семейный кодекс, Статью 69, где говорится: «Родители могут быть лишены родительских прав, если они: уклоняются от выполнения обязанностей родителей ... ; отказываются ... взять своего ребенка из родильного дома либо из иного лечебного, воспитательного учреждения...; злоупотребляют своими родительскими правами; жестоко обращаются с детьми, в том числе осуществляют физическое или психическое насилие над ними, покушаются на их половую неприкосновенность; являются больными хроническим алкоголизмом или наркоманией; совершили умышленное преступление против жизни или здоровья своих детей либо против жизни или здоровья супруга». Читатель может сделать вывод о том, насколько безнаказанно в России родители могут измываться над своим ребёнком, «бить, убивать, морить голодом», а также «отказаться» от него.

Интересно, что подробно (и в определённом ключе) излагая историю дела в своей публикации, опека не упомянула о том, что в ноябре 2012 года она подала в суд на маму Оскара с целью ограничения её в родительских правах. Между тем, Статья 73 Семейного кодекса гласит: «Ограничение родительских прав допускается, если оставление ребенка с родителями опасно для ребенка...». Заметьте, с какой лёгкостью употребляют слова «отказаться, бить, убивать, морить голодом» в комментарии по делу Оскара. А ведь в актах опеки претензии к Низамутдиновым совсем другие: «ребенок находится без законного представителя [то есть, не с бабушкой, а с матерью — прим. авт.], ненадлежащие условия проживания и содержания ребенка». Ни слова про опасность для ребёнка, не так ли?

Подведём итог. В нашем диалоге с опекой мы искренне надеялись, что с возвратом Оскара ситуация разрешится, а сама история закончится. Переговоры были конструктивными и спокойными. Поэтому трудно понять, по какой причине опека продолжает обвинять простую семью, используя прессу: ведь помимо сайта администрации Бердска, комментарии опеки перепечатаны в двух местных СМИ. Близким Оскара уже поступали анонимные звонки с обвинениями. Неужели бердчане допустят травлю пострадавшей семьи?

К сожалению, на данный момент публичная позиция бердской опеки демонстрирует саму суть ювенального подхода: детей и родителей противопоставляют друг другу. При этом подменяют первоочередную опасность насилия со стороны посторонних и реальную проблему социального расслоения — проблемой «плохих» родителей России, на которых якобы нет законодательной управы.

Опубликовано в бердской газете «Курьер-среда»

Мы все слышали о технологиях управления общественным сознанием. Любой мало-мальски значимый вопрос, поднимаемый на государственном уровне, всегда сопровождается тем или иным воздействием на информационное пространство. Примеров можно привести сколько угодно, от вооруженного конфликта в Грузии до принятия «закона Димы Яковлева». Не стал исключением и вопрос о введении так называемых ювенальных технологий в России, который бурно обсуждался с лета прошлого года.

В середине февраля новосибирская «Студия 49» выпустила телепередачу с участием активистов «Сути Времени». Наши соратники продемонстрировали там результаты исследования информационного пространства Новосибирска за два последних года. Сейчас мы предлагаем вашему вниманию расширенный анализ этих результатов с нашими комментариями.

Целью данного исследования было выяснить, с какой интенсивностью осуществляется «про-ювенальное» информационное воздействие на Новосибирск и область через региональные СМИ.

Мгновенно возникший вопрос — что анализировать? — был решён достаточно очевидным образом. В качестве источников данных использовались интернет-порталы с самым высоким уровнем цитирования в регионе. Список таких порталов мы получили из рейтинга «Медиалогии».

Для анализа отбирались сообщения, затрагивающие отношения родителей с детьми, воспитание детей, происшествия с детьми (кроме обстоятельств непреодолимой силы), и тому подобное. Выбор критериев отбора очевиден — именно такими сообщениями в обществе формируются настроения «Ох, да что же у нас творится-то! Может, и правда стоит изымать детей из проблемных семей?».

Законы «о соц. патронате» и «об общественном контроле» были внесены на рассмотрение в марте 2012 и в конце декабря 2011 соответственно. Можно ли увидеть разницу в статистике между 2011 и 2012 годом? Если да, то «естественная» ситуация в 2011 году, до раскрутки темы семейного насилия, станет фоном для ситуации 2011 года.

Для начала считаем полное количество подобных сообщений в 2011 и 2012 годах:

Разница более чем в три раза! Неужели число трагических проишествий скачкообразно выросло за единственный год?

Рассмотрим годовую статистику более детально, по месяцам.

синие треугольники — количество сообщений по месяцам 2011 года
красные квадраты — количество сообщений по месяцам 2012 года

Если в 2011 году публикации распределены более-менее равномерно, то в 2012 наблюдается отчётливый рост публикаций к концу года. То есть не только количество публикаций увеличилось, а есть и тенденция к такому увеличению: чем дальше, тем больше.

Это был простой количественный подсчёт. А как оценить влияние публикаций в разных источниках на читателей? Ведь разные СМИ по-разному популярны, по-разному цитируются другими изданиями и по-разному пересказываются официальными лицами. Для этого — воспользуемся медиарейтингом, с помощью которого отобрали источники.

Мы усреднили показатели по источникам за два года, чтобы краткосрочные изменения того или иного медиарейтинга не оказывали существенного влияния на общую картину. Вот значения рейтинга для рассматриваемых источников:

Название	Рейтинг
tayga.info	80,15
ngs.ru	24,42
sib.fm	10,65
sibkray.ru	7,42
academ.info	1,74
sibnet.ru	1,20
ksonline.ru	0,91
kurer-sreda.ru	0,77

Медиарейтинг и есть мера популярности. То есть, условно говоря, одно и то же сообщение, опубликованное и на academ.info, и на sibrkay.ru, будет в 4 раза популярнее, чем если бы оно было опубликовано только на academ.info.

Оценить популярность точнее, чем просто суммой количества сообщений, можно, если при сложении использовать коэффициент, пропорциональный рейтингу источника. То есть спользовать медиарейтинг в качестве веса сообщения. Так получается, что более весомый вклад в медийную раскрутку событий дадут источники с более высоким рейтингом.

Медиарейтинг в виде диаграммы:

На диаграмме вес нормирован, то есть приведён к виду, когда сумма вкладов отдельных источников равна единице.

Чтобы представить динамику веса сообщений о несчастных случаях в семьях, сообщения от каждого из наших источников просуммированы помесячно с учётом веса. Можно назвать получившуюся величину «Индексом „ювенального безумия“». Абсолютные значения индекса особого значения не имеют, а вот динамика в течение года — интересна.

синие треугольники — значения индекса по месяцам 2011 года
красные квадраты — значения индекса по месяцам 2012 года

Что мы видим на этом графике? Публикации за 2011 год по-прежнему распределены равномерно, а скорость увеличения индекса в 2012 году только возросла. Это значит, что в начале 2012 года информационными вбросами «ювенального безумия» занимались менее весомые источники, а уже к концу 2012 подключились источники с более высоким рейтингом.

Рассмотренная нами статистика позволяет количественно оценить лишь состояние информационного поля в целом. Указать конкретно, какие из отобранных сообщений являются результатом заказа, а какие — всего лишь попыткой «оседлать волну», можно только после расследования иного рода. Но его результаты вряд ли могут быть когда-либо опубликованы.

Пока мы можем указать на медиаволну, которая не потопила наших усилий по борьбе с ювенальной юстицией, и приготовиться преодолевать новые — то ли ещё будет!

Наша прошлая публикация начала рассказ о семье Низамутдиновых, разлучённой с ребёнком. С тех пор для семьи нашли адвоката, привлечено небывалое внимание прессы. Похоже, что в отличие от семьи Борисевич, сейчас общефедеральный тренд позволяет гораздо быстрее решать локальные проблемы. По крайней мере, мы надеемся, что вчерашний день стал поворотным в судьбе мальчика, который сейчас живёт в интернате.

Вчера мы с молодой мамой Оскара ездили в другой конец города на судебную медико-психиатрическую экспертизу. В дороге Кристина заметно волновалась. Пётр вёл машину, а мы с помощью блокнота (Кристина потеряла слух вскоре после рождения сына) обсуждали перспективы и надежды последних дней. Несмотря на пробки, до психиатрической больницы № 6 доехали вовремя.

Медики встретили нас вежливо, собеседования с тремя специалистами заняли около двух с половиной часов. После окончания экспертизы врачи отделения и Кристина немного пообщались. Врачи написали Кристине: «Вы, наверное, устали от наших вопросов? Чем мы можем Вам помочь? Какие у Вас есть вопросы к нам?», на что Кристина пошутила «Да вот, приехала узнать, не дурочка ли я?» и все рассмеялись. Заключение экспертизы будет готово через 10 дней и направлено в суд.

Приехали домой в Бердск уже к обеду, побеседовали за чаем с Валентиной Федоровной. Через полчаса позвонил телеканал ТВК сообщить, что хочет приехать на съёмки. Но прямо перед прибытием съёмочной группы в дверь постучались четыре женщины в норковых шубах. Заместитель министра соцразвития области, начальница областной опеки, и ещё две представительницы опеки города Бердска. Гости попросили оператора и журналиста подождать в подъезде, а дома начался серьёзный разговор.

В беседе проговорили многое, но судьбу Оскара — в первую очередь. Внезапно оказалось, что вернуть мальчика в семью очень легко: Кристина может написать заявление с просьбой вернуть сына ей как законной представительнице с указанием на то, что сама готова справиться с воспитанием и содержанием Оскара. И тогда ребёнка немедленно отдадут маме. При этом сотрудницы опеки заявили, что проинформировали семью о порядке возвращения сына матери ещё летом. На что обе женщины — мать и дочь — гневно воскликнули «Ложь!»

Напомним, что исковое заявление было подано в адрес Кристины в ноябре прошлого года. Почему опека, собирая документы для иска, не обеспечила письменного информирования семьи или не привлекла сторонних свидетелей соответствующего разговора, — осталось неясным. Ведь надо же было опеке как-то озаботиться правовым обеспечением своих действий? Суд — дело нешуточное.

Были и другие нестыковки в словах гостей. Например, зачем ставить себе в заслугу то, что Оскара поместили в местный интернат вблизи родной семьи, а не в дальнюю даль? И одновременно признавать, что ребёнок находился в приюте и интернате без правовых оснований?

РВС-Новосибирск чётко разграничивает вопрос участи Оскара и вопрос выяснения правоты семьи и опеки. Но одно сейчас можно сказать уверенно. Не будь нас рядом, очередное общение Низамутдиновых и чиновников непременно окончилось бы конфликтом и раздором. Увы, при всей своей подкованности и культуре, женщины не могут выстроить диалог с конкретной семьёй. А ведь от успеха этого диалога зависит судьба ребёнка.

За чаем, в совместных поездках и обсуждениях мы отметили гордый и прямой характер бабушки, поняли ранимость и доброту Кристины. Поэтому мы не удивились тому, как оскорбилась Валентина Фёдоровна на замечания о даче: «Депутат вчерашний говорит про дачу нашу: Ах да, ведь у вас там коттедж!... Коттедж, говорите? Да! Трёхэтажный!» — с сарказмом восклицает она. Нам также была понятна горячность Кристины в ответ на слова о том, что Оскара забрали у неё «с улицы». «Прямо тут меня зажала одна из них!», — кричала Кристина, показывая на угол между окном и столом.

Невольно задаёшься вопросом, в чём же всё-таки состоит профессионализм людей, сопровождающих проблемную семью. В любом случае русская гуманистическая традиция учила нас, что любовь к народу предполагает не взгляд сверху вниз, а служение ему. Чем психологически отличаются ситуации помощи и контроля? Помощь невозможна без доверия помогающему, даже когда он может помочь только советом. А когда доверие разрушено, остаётся только контроль.

Однако вернёмся к сути разговора. Впереди ещё много неясных для нас вопросов. Почему нет акта об отобрании ребёнка, а факт отобрания — есть? Но главный вопрос для Низамутдиновых — это Оскар. И потому, проводив высоких гостей, Кристина поспешила с письмом к мэру. Обсудив текст заявления с адвокатом, Низамутдиновы подписали бумагу.

В мэрии близился конец рабочего дня. У главы города Ильи Потапова уже пару часов заседала рабочая группа по решению нашего вопроса. Точнее, не совсем нашего: ведь Оскара уже решено отдать. Похоже, опеку и мэра, подписавшего полгода назад злосчастные постановления, волнует ещё и другое — как выйти из неловкой ситуации и защититься от возможных правовых ловушек, попав под прицел СМИ и общественного внимания. Возможно, именно поэтому появляются в газетах некоторые поспешные публикации. Здесь стоит заметить, что одновременно с беседой у Низамутдиновых администрация Бердска пригласила на разговор наших заявителей пикета в воскресенье в центре городка. Особенно интересовало мэрию, какая тема будет затронута пикетчиками.

Спускаясь с крыльца мэрии, Кристина тревожно шепнула: «Я боюсь, что Оскара всё же не отдадут. Здесь есть какой-то подвох». Мы написали ей на последних листах её «переговорного» блокнота: «Подвох может быть только с целью обеспечить их безопасность. И потому Оскара они должны отдать в первую очередь».

СМИ теперь гораздо активнее взялись за освещение «Дела Оскара». Так за последние сутки вышли две очень разных статьи на сайте Курьер-среда.Бердск (1 , 2), публикации на Город.54, metro и Безформата.ру, видеосюжет на ТВК, а также краткие анонсы на некоторых новостных порталах.

Готовится к печати очередная статья в газете «Свидетель». В семью уже приходила съёмочная группа передачи «Специальный корреспондент» (Россия 1), журналисты также посетили Бердскую опеку и интернат, в котором находится Оскар.